Страница:
О том, что происходило в Новгороде после того, как туда вернулся Александр, можно судить по косвенным данным. О том, что его возвращение ознаменовалось жестокой расправой над противниками суздальской партии, свидетельствуют жалобы новгородцев на его «самовластие», прозвучавшие в договоре, заключенном Новгородом с князем Ярославом, наследовавшим Великое княжение после смерти Александра в 1264 году: «А что, княже, брат твой Александр делал насилие в Новгороде, от того, княже, отступи».
Карательные мероприятия Александра вынудили сторонников мира с ливонцами уйти в глубокое подполье. Развешав на суках своих противников в Новгороде, Александр собрал городское ополчение и двинулся на «переветников» чухонцев.
Кто именно построил «город Копорье», разрушенный Александром, «Житие» не уточняет, – некие «пришельцы» с «Западной стороны». НПЛ указывает на «немцев». Кто это был? Шведы, датчане, ливонские рыцари, люди Дерптского епископства или крещеные немцами эстонцы, пришедшие на помощь своим соплеменникам-вожанам? Неизвестно. В отечественной исторической науке утвердилась версия о том, что «город» Копорье построили ливонские рыцари. Вот только зачем Ордену понадобилось тратиться на его строительство? По сравнению с Псковом или Изборском стратегическое значение Копорья равно нулю. Ливонии, выступившей на стороне Ярослава Владимировича, грозила очередная война с Новгородом и «низовой землей», следовательно, им нужно было укреплять рубежи на путях из Новгорода и Владимиро-Суздальского княжества. А Копорье находится в противоположном направлении, откуда вторжение в Ливонию не ожидалось.
Ливонцам, учитывая их крайнюю стесненность в средствах, следовало не распылять свои ресурсы, а попытаться удержать в своих руках то, что они уже получили. Например, Александр Ярославич, укрепляя новгородские рубежи со стороны Пскова, строит крепости по берегам реки Шелонь. Почему именно здесь? Шелонь впадает в озеро Ильмень. Из этого озера вытекает река Волхов, на берегах которой стоит Новгород. Один из притоков Шелони берет начало недалеко от Пскова. Таким образом, этот водный путь – главная связующая нить между Новгородом и Псковом. Именно на берегах этой реки и должен был строить укрепления Орден. Прямо напротив крепостей новгородцев, так же, как в 1492 году, Иван III приказал построить крепость Ивангород напротив замка ливонских рыцарей – Нарвы.
Но у ливонцев нет средств на укрепление подступов к Пскову со стороны Новгорода. У них нет возможности даже расположить в Пскове боеспособный гарнизон. Ливонцы помогли Ярославу Владимировичу вернуть его княжество. Удержать его в своих руках он должен был уже сам. Война с Русью из-за Пскова никому в Ливонии была не нужна. Ливонцы хотели решить только одну проблему: обезопасить свои границы от ежегодных вторжений русских.
Так что если Орден или Дерпт попытались закрепиться в Копорье, то это было ошибкой. Ливонцы не могли обеспечить здесь серьезного военного присутствия. Разумеется, наши историки утверждают, что Копорье было «сильнейшей крепостью». Правда, следов этого грандиозного фортификационного сооружения публике предъявить не могут. Где же эта мощная вражеская крепость? Куда делись ее толстые стены и высокие башни, которые не смогли противостоять неудержимому натиску чудо-богатырей прославленного полководца Александра Невского? Давайте покажем их восторженным потомкам. Мы будем смотреть на них и гордиться доблестью наших предков. На вопрос, а где же, собственно, этот самый немецкий замок Копорье – символ русской воинской славы – историки, не моргнув глазом, отвечают: – «Крепость была взята на шит и срыта до основания» (Бегунов, указ. соч., с. 77). И вновь лукавит многоуважаемый академик.
Триста лет спустя приглашенный в Москву итальянский архитектор Аристотель Фиоравенти приказал разбить стенобитной машиной стены недостроенного псковскими мастерами Успенского собора Московского Кремля (1479 г.). Работа заняла несколько дней. Скорость, с которой заграничный мастер ее проделал, вызвала настоящий фурор. «Три года церковь строили, а он меньше чем за неделю развалил!» – восхищались иностранным мастером москвичи (Соловьев, СС, т. 5, с. 174).
Спрашивается, сколько времени понадобилось бы Александру для того, чтобы развалить не церковь, а «сильнейшую крепость»? Если ее легко удалось «срыть до основания», не применяя технологии, которой до Фиоравенти на Руси не было, то это значит одно – крепость была деревянной. Следовательно, утверждения о том, что это было мощное оборонительное сооружение – очередная ложь. Скорее всего, это был скромный деревянный острожек. Ведь даже если бы ливонцы вознамерились построить в Копорье каменный замок, они бы этого просто не успели сделать. На строительство небольшого каменного замка, по своим размерам и внешнему виду напоминающего загородную виллу новых русских, уходило не меньше года.
Другой вопрос, а зачем надо было разрушать построенную «немцами» крепость? Ведь в ней можно было разместить новгородский гарнизон и использовать построенные врагами стены для контроля над вожанами и защиты этих земель от новых нападений врагов. Ведь они нападали на водскую землю именно потому, что ее не защищали крепости. Тем более, нет смысла одну крепость ломать, а потом на ее месте строить другую: не прошло и сорока лет (в 1279 г.), как сын Александра Ярославича Дмитрий возводит в Копорье крепость, поначалу деревянную. На следующий год он стал строить ее в камне. Может быть, «немецкие» мастера строили настолько плохо, что проще было снести их постройку и возвести на ее месте новую? Если бы это было так, не пришлось бы через триста лет звать в Москву итальянца, чтобы он переделал некачественную работу псковских строителей.
Интересна дальнейшая судьба крепости Дмитрия. Князь заявил, что эта фортификация послужит целям борьбы с Орденом, но новгородцы потребовали ее уничтожить. Они опасались не Ордена (от вторжений со стороны Ливонии по водской земле Новгород так и не был прикрыт), а того, что им, случись что, придется выковыривать из Копорья самого князя Дмитрия.
До взятия Копорья русским не удалось овладеть ни одним даже самым плохеньким ливонским замком. Более того, следующие триста лет им это тоже не удавалось. Так что победа Александра была исключением из правила. Но не стоит курить фимиам по этому поводу: ни о полководческих талантах Александра Ярославича, ни о воинской доблести наших предков в данном случае речи не идет. Никакой осады и штурма «сильной крепости» не было. «Житие» о взятии Копорья сообщает в двух словах: «пошел и разрушил их город». Вот так просто пришел и поломал все куличики, которые местные ребята построили в своей песочнице. А они, наверное, увидев приближающегося амбала-соседа, с ревом разбежались по домам. Мамам под подол. Запись летописца об этом событии не менее лаконична: «Пошел князь Александр на немцев на город Копорье с новгородцами, ладожанами, с корелой и с ижорой и взял город» (НПЛ, 1241 г.).
Также ничего неизвестно о численности гарнизона, оборонявшего Копорье. Но можно предположить, что если в таком крупном городе и стратегически важной крепости как Псков ливонцы оставили всего двух рыцарей, то в Копорье и того меньше. А куда же меньше? Только если никого. Судя по тому, как легко Александр овладел «сильной крепостью», сопротивления ему не оказали. Видимо, по этой причине. Тогда каких же «немцев» взял Александр в плен при захвате Копорья, если их там не было?
Что же на самом деле произошло в земле вожан? Скорее всего, события развивались так: ливонцы пришли на помощь местному населению, решившему перейти под их юрисдикцию. Со времен крещения ливов в качестве подарка язычникам, принявшим крещение (или заявившим о намерении это сделать), миссионеры строили «замок». Построив вожанам укрепление, ли-вонцы посчитали, что свой христианский долг перед ними полностью исполнили: теперь сами защищайтесь от своих врагов. Не получив больше никакой поддержки из Ливонии, вожане почли за благо не оказывать новгородцам сопротивления.
По доброй семейной традиции дома Ярославичей, Александр жестоко расправился с «переветниками» вожанами. Те, кто грабил новгородские окрестности, давно ушли вместе с награбленным туда, откуда пришли. Остались аборигены, которым некуда было бежать из своих домов, да немецкие купцы, оказавшиеся в этих пограничных землях по своим делам. Скорее всего, именно их Александр и схватил.
Кто такие вожане, которые так натерпелись от Ярослава Всеволодовича и его сына и как сложилась дальнейшая судьба этого многострадального народа? Сегодня большинству россиян имя народа водь ни о чем не говорит. А ведь до прихода славян этот финно-угорский народ заселял огромное пространство на северо-западе Восточно-европейской равнины. Территория, на которой проживали вожане, простиралась от Северо-восточной Эстонии до Ладожского озера (современная Псковская, Новгородская и Ленинградская области). Южная граница расселения этого «чухонского» племени проходила в окрестностях Новгорода. Водский язык относится к южной ветви прибалтийско-финской группы финно-угорских языков. Ближайший родственный ему язык – эстонский. Таким образом, вожане – одно из эстонских (или финских) племен, которых русские собирательно называли чухонцами. Но, в отличие от других чухонцев, которым удалось отстоять независимость от Киевской Руси, вожане попали под власть Новгорода. Подчинение Новгороду, а затем и Московской Руси, сыграло в судьбе этого народа роковую роль. Другие эстонские и финские племена тоже потеряли свою независимость. Но их подчинили не православные русские, а католики – немцы, датчане и шведы. Кому же больше не повезло?
В вышедшем в советское время «научно-популярном географо-этнографическом издании в 20 томах» под названием «Страны и народы» с гордостью пишут о том, что «закрепощенный эстонский крестьянин в многовековой борьбе с иноземными феодалами сумел сохранить свой язык, культуру и особенности быта» (т. Советский Союз, с. 42).
Вожанам, оказавшимся под властью новгородских феодалов, в отличие от их соплеменников на территории Эстонии и Финляндии, не удалось сохранить ни своего языка, ни культуры, ни быта. Уже в начале прошлого века потомков коренного населения Северо-Востока России можно было обнаружить только в нескольких деревнях под Нарвой. Осенью 1990 года финские ученые получили от официальных советских властей информацию, что в СССР проживают шестьдесят семь человек водской национальности. Причем, родным языком из них владели лишь несколько стариков. Но и они говорили не на чистом водском языке, а на диалекте ижорского языка.
Что привело к исчезновению этого когда-то многочисленного народа? Первый удар ему нанес организованный Ярославом Всеволодовичем голод 1214 года, когда часть води вымерла, а часть бежала к соплеменникам эстам. Это был первый массовый исход вожан со своей земли. Следующий этап геноцида води – карательная экспедиция новгородцев под руководством Александра Ярославича.
Затем на многие годы территория, населенная водью, становится ареной пограничных столкновений Новгорода с Ливонией и Швецией. В 1444 году ливонцы увели часть вожан с собой и расселили в своих владениях (на территории современной Латвии). После присоединения Новгорода к Московскому княжеству была проведена еще одна депортация вожан. В 1484 и 1488 годы большое количество води было вывезено в среднерусские земли, а на их место переселили русских.
Несмотря на это, водьский народ продолжал бороться за выживание, пытаясь сохранить свой язык и культуру: в середине XVI века новгородский епископ жалуется, что водь по-прежнему держится своих языческих верований. Русская Православная Церковь насильственным распространением христианства среди вожан способствовала ускорению процесса их ассимиляции. На это указывает тот факт, что среди вожан получили широкое распространение русские имена, дававшиеся при крещении.
Окончательный приговор вожанам подписал Петр I, заложив на их землях новую столицу Российской Империи. После основания Санкт-Петербурга большое количество вожан, которым «посчастливилось» проживать в окрестностях столицы, выслали в Казань. Территория племенного обитания води оказалась в самом центре политической, экономической и культурной жизни империи. Земли вожан роздали царским вельможам. Еще большую угрозу представлял хлынувший в новую столицу и ее окрестности поток мигрантов. Для води это была настоящая национальная катастрофа, потому что этот народ не мог противостоять ассимиляции: у него не было ни своей самостоятельной административной территории, ни письменности, ни обучения на родном языке. Последним бастионом национального самосознание вожан оставался разговорный язык. Но и он не смог устоять. Уже к середине XIX века половина води на родном языке не говорила. В повседневной жизни все больше распространялись русский быт, обряды и традиции. К этому времени численность вожан составляла 5148 человек. Через полвека, в 1917 году, численность вожан сократилось в пять раз (!). Их осталось около тысячи человек.
Советская власть довершила процесс ассимиляции. Часть водьских крестьян была депортирована во время коллективизации. Тех, кто избежал раскулачивания, лишили возможности заниматься традиционными ремеслами и сломали привычный уклад жизни. Во время Великой Отечественной войны часть вожан, оказавшихся на оккупированной территории, была вывезена в Финляндию. Возвратившихся после войны в СССР расселяли по всей стране, и лишь после 1956 года они смогли вновь вернуться на родину. Но к тому времени в их домах жили другие люди.
Сегодня можно признать, что история народа водь закончилась. Такого народа на планете Земля больше не существует. Последние из вожан исчезают у нас на глазах.
6
7
Карательные мероприятия Александра вынудили сторонников мира с ливонцами уйти в глубокое подполье. Развешав на суках своих противников в Новгороде, Александр собрал городское ополчение и двинулся на «переветников» чухонцев.
Кто именно построил «город Копорье», разрушенный Александром, «Житие» не уточняет, – некие «пришельцы» с «Западной стороны». НПЛ указывает на «немцев». Кто это был? Шведы, датчане, ливонские рыцари, люди Дерптского епископства или крещеные немцами эстонцы, пришедшие на помощь своим соплеменникам-вожанам? Неизвестно. В отечественной исторической науке утвердилась версия о том, что «город» Копорье построили ливонские рыцари. Вот только зачем Ордену понадобилось тратиться на его строительство? По сравнению с Псковом или Изборском стратегическое значение Копорья равно нулю. Ливонии, выступившей на стороне Ярослава Владимировича, грозила очередная война с Новгородом и «низовой землей», следовательно, им нужно было укреплять рубежи на путях из Новгорода и Владимиро-Суздальского княжества. А Копорье находится в противоположном направлении, откуда вторжение в Ливонию не ожидалось.
Ливонцам, учитывая их крайнюю стесненность в средствах, следовало не распылять свои ресурсы, а попытаться удержать в своих руках то, что они уже получили. Например, Александр Ярославич, укрепляя новгородские рубежи со стороны Пскова, строит крепости по берегам реки Шелонь. Почему именно здесь? Шелонь впадает в озеро Ильмень. Из этого озера вытекает река Волхов, на берегах которой стоит Новгород. Один из притоков Шелони берет начало недалеко от Пскова. Таким образом, этот водный путь – главная связующая нить между Новгородом и Псковом. Именно на берегах этой реки и должен был строить укрепления Орден. Прямо напротив крепостей новгородцев, так же, как в 1492 году, Иван III приказал построить крепость Ивангород напротив замка ливонских рыцарей – Нарвы.
Но у ливонцев нет средств на укрепление подступов к Пскову со стороны Новгорода. У них нет возможности даже расположить в Пскове боеспособный гарнизон. Ливонцы помогли Ярославу Владимировичу вернуть его княжество. Удержать его в своих руках он должен был уже сам. Война с Русью из-за Пскова никому в Ливонии была не нужна. Ливонцы хотели решить только одну проблему: обезопасить свои границы от ежегодных вторжений русских.
Так что если Орден или Дерпт попытались закрепиться в Копорье, то это было ошибкой. Ливонцы не могли обеспечить здесь серьезного военного присутствия. Разумеется, наши историки утверждают, что Копорье было «сильнейшей крепостью». Правда, следов этого грандиозного фортификационного сооружения публике предъявить не могут. Где же эта мощная вражеская крепость? Куда делись ее толстые стены и высокие башни, которые не смогли противостоять неудержимому натиску чудо-богатырей прославленного полководца Александра Невского? Давайте покажем их восторженным потомкам. Мы будем смотреть на них и гордиться доблестью наших предков. На вопрос, а где же, собственно, этот самый немецкий замок Копорье – символ русской воинской славы – историки, не моргнув глазом, отвечают: – «Крепость была взята на шит и срыта до основания» (Бегунов, указ. соч., с. 77). И вновь лукавит многоуважаемый академик.
Триста лет спустя приглашенный в Москву итальянский архитектор Аристотель Фиоравенти приказал разбить стенобитной машиной стены недостроенного псковскими мастерами Успенского собора Московского Кремля (1479 г.). Работа заняла несколько дней. Скорость, с которой заграничный мастер ее проделал, вызвала настоящий фурор. «Три года церковь строили, а он меньше чем за неделю развалил!» – восхищались иностранным мастером москвичи (Соловьев, СС, т. 5, с. 174).
Спрашивается, сколько времени понадобилось бы Александру для того, чтобы развалить не церковь, а «сильнейшую крепость»? Если ее легко удалось «срыть до основания», не применяя технологии, которой до Фиоравенти на Руси не было, то это значит одно – крепость была деревянной. Следовательно, утверждения о том, что это было мощное оборонительное сооружение – очередная ложь. Скорее всего, это был скромный деревянный острожек. Ведь даже если бы ливонцы вознамерились построить в Копорье каменный замок, они бы этого просто не успели сделать. На строительство небольшого каменного замка, по своим размерам и внешнему виду напоминающего загородную виллу новых русских, уходило не меньше года.
Другой вопрос, а зачем надо было разрушать построенную «немцами» крепость? Ведь в ней можно было разместить новгородский гарнизон и использовать построенные врагами стены для контроля над вожанами и защиты этих земель от новых нападений врагов. Ведь они нападали на водскую землю именно потому, что ее не защищали крепости. Тем более, нет смысла одну крепость ломать, а потом на ее месте строить другую: не прошло и сорока лет (в 1279 г.), как сын Александра Ярославича Дмитрий возводит в Копорье крепость, поначалу деревянную. На следующий год он стал строить ее в камне. Может быть, «немецкие» мастера строили настолько плохо, что проще было снести их постройку и возвести на ее месте новую? Если бы это было так, не пришлось бы через триста лет звать в Москву итальянца, чтобы он переделал некачественную работу псковских строителей.
Интересна дальнейшая судьба крепости Дмитрия. Князь заявил, что эта фортификация послужит целям борьбы с Орденом, но новгородцы потребовали ее уничтожить. Они опасались не Ордена (от вторжений со стороны Ливонии по водской земле Новгород так и не был прикрыт), а того, что им, случись что, придется выковыривать из Копорья самого князя Дмитрия.
До взятия Копорья русским не удалось овладеть ни одним даже самым плохеньким ливонским замком. Более того, следующие триста лет им это тоже не удавалось. Так что победа Александра была исключением из правила. Но не стоит курить фимиам по этому поводу: ни о полководческих талантах Александра Ярославича, ни о воинской доблести наших предков в данном случае речи не идет. Никакой осады и штурма «сильной крепости» не было. «Житие» о взятии Копорья сообщает в двух словах: «пошел и разрушил их город». Вот так просто пришел и поломал все куличики, которые местные ребята построили в своей песочнице. А они, наверное, увидев приближающегося амбала-соседа, с ревом разбежались по домам. Мамам под подол. Запись летописца об этом событии не менее лаконична: «Пошел князь Александр на немцев на город Копорье с новгородцами, ладожанами, с корелой и с ижорой и взял город» (НПЛ, 1241 г.).
Также ничего неизвестно о численности гарнизона, оборонявшего Копорье. Но можно предположить, что если в таком крупном городе и стратегически важной крепости как Псков ливонцы оставили всего двух рыцарей, то в Копорье и того меньше. А куда же меньше? Только если никого. Судя по тому, как легко Александр овладел «сильной крепостью», сопротивления ему не оказали. Видимо, по этой причине. Тогда каких же «немцев» взял Александр в плен при захвате Копорья, если их там не было?
Что же на самом деле произошло в земле вожан? Скорее всего, события развивались так: ливонцы пришли на помощь местному населению, решившему перейти под их юрисдикцию. Со времен крещения ливов в качестве подарка язычникам, принявшим крещение (или заявившим о намерении это сделать), миссионеры строили «замок». Построив вожанам укрепление, ли-вонцы посчитали, что свой христианский долг перед ними полностью исполнили: теперь сами защищайтесь от своих врагов. Не получив больше никакой поддержки из Ливонии, вожане почли за благо не оказывать новгородцам сопротивления.
По доброй семейной традиции дома Ярославичей, Александр жестоко расправился с «переветниками» вожанами. Те, кто грабил новгородские окрестности, давно ушли вместе с награбленным туда, откуда пришли. Остались аборигены, которым некуда было бежать из своих домов, да немецкие купцы, оказавшиеся в этих пограничных землях по своим делам. Скорее всего, именно их Александр и схватил.
Кто такие вожане, которые так натерпелись от Ярослава Всеволодовича и его сына и как сложилась дальнейшая судьба этого многострадального народа? Сегодня большинству россиян имя народа водь ни о чем не говорит. А ведь до прихода славян этот финно-угорский народ заселял огромное пространство на северо-западе Восточно-европейской равнины. Территория, на которой проживали вожане, простиралась от Северо-восточной Эстонии до Ладожского озера (современная Псковская, Новгородская и Ленинградская области). Южная граница расселения этого «чухонского» племени проходила в окрестностях Новгорода. Водский язык относится к южной ветви прибалтийско-финской группы финно-угорских языков. Ближайший родственный ему язык – эстонский. Таким образом, вожане – одно из эстонских (или финских) племен, которых русские собирательно называли чухонцами. Но, в отличие от других чухонцев, которым удалось отстоять независимость от Киевской Руси, вожане попали под власть Новгорода. Подчинение Новгороду, а затем и Московской Руси, сыграло в судьбе этого народа роковую роль. Другие эстонские и финские племена тоже потеряли свою независимость. Но их подчинили не православные русские, а католики – немцы, датчане и шведы. Кому же больше не повезло?
В вышедшем в советское время «научно-популярном географо-этнографическом издании в 20 томах» под названием «Страны и народы» с гордостью пишут о том, что «закрепощенный эстонский крестьянин в многовековой борьбе с иноземными феодалами сумел сохранить свой язык, культуру и особенности быта» (т. Советский Союз, с. 42).
Вожанам, оказавшимся под властью новгородских феодалов, в отличие от их соплеменников на территории Эстонии и Финляндии, не удалось сохранить ни своего языка, ни культуры, ни быта. Уже в начале прошлого века потомков коренного населения Северо-Востока России можно было обнаружить только в нескольких деревнях под Нарвой. Осенью 1990 года финские ученые получили от официальных советских властей информацию, что в СССР проживают шестьдесят семь человек водской национальности. Причем, родным языком из них владели лишь несколько стариков. Но и они говорили не на чистом водском языке, а на диалекте ижорского языка.
Что привело к исчезновению этого когда-то многочисленного народа? Первый удар ему нанес организованный Ярославом Всеволодовичем голод 1214 года, когда часть води вымерла, а часть бежала к соплеменникам эстам. Это был первый массовый исход вожан со своей земли. Следующий этап геноцида води – карательная экспедиция новгородцев под руководством Александра Ярославича.
Затем на многие годы территория, населенная водью, становится ареной пограничных столкновений Новгорода с Ливонией и Швецией. В 1444 году ливонцы увели часть вожан с собой и расселили в своих владениях (на территории современной Латвии). После присоединения Новгорода к Московскому княжеству была проведена еще одна депортация вожан. В 1484 и 1488 годы большое количество води было вывезено в среднерусские земли, а на их место переселили русских.
Несмотря на это, водьский народ продолжал бороться за выживание, пытаясь сохранить свой язык и культуру: в середине XVI века новгородский епископ жалуется, что водь по-прежнему держится своих языческих верований. Русская Православная Церковь насильственным распространением христианства среди вожан способствовала ускорению процесса их ассимиляции. На это указывает тот факт, что среди вожан получили широкое распространение русские имена, дававшиеся при крещении.
Окончательный приговор вожанам подписал Петр I, заложив на их землях новую столицу Российской Империи. После основания Санкт-Петербурга большое количество вожан, которым «посчастливилось» проживать в окрестностях столицы, выслали в Казань. Территория племенного обитания води оказалась в самом центре политической, экономической и культурной жизни империи. Земли вожан роздали царским вельможам. Еще большую угрозу представлял хлынувший в новую столицу и ее окрестности поток мигрантов. Для води это была настоящая национальная катастрофа, потому что этот народ не мог противостоять ассимиляции: у него не было ни своей самостоятельной административной территории, ни письменности, ни обучения на родном языке. Последним бастионом национального самосознание вожан оставался разговорный язык. Но и он не смог устоять. Уже к середине XIX века половина води на родном языке не говорила. В повседневной жизни все больше распространялись русский быт, обряды и традиции. К этому времени численность вожан составляла 5148 человек. Через полвека, в 1917 году, численность вожан сократилось в пять раз (!). Их осталось около тысячи человек.
Советская власть довершила процесс ассимиляции. Часть водьских крестьян была депортирована во время коллективизации. Тех, кто избежал раскулачивания, лишили возможности заниматься традиционными ремеслами и сломали привычный уклад жизни. Во время Великой Отечественной войны часть вожан, оказавшихся на оккупированной территории, была вывезена в Финляндию. Возвратившихся после войны в СССР расселяли по всей стране, и лишь после 1956 года они смогли вновь вернуться на родину. Но к тому времени в их домах жили другие люди.
Сегодня можно признать, что история народа водь закончилась. Такого народа на планете Земля больше не существует. Последние из вожан исчезают у нас на глазах.
6
После удачно проведенной зачистки Копорья чухонцев-вожан Александр вешает, а попавших ему в плен «немцев» отпускает: «немцев привел в Новгород, а иных пусти по своей воли; а вожан и чудь переветников повесил» (НПЛ). Почему не страдающий сентиментальностью Александр проявил по отношению к пленным «немцам» такое великодушие? «Житие» лицемерно объясняет это тем, что князь был «милостив паче меры». Но почему же тогда милость Александра оказалась избирательной – аборигенов он не пощадил? Предлагаю два варианта, объясняющих неожиданную вспышку гуманизма по отношению к «немцам». Первый: «немцев» в Копорье в плен взять не удалось просто по причине их отсутствия. А как тогда объяснить тот факт, что в Копорье не было иноземных захватчиков? Да очень просто: были, но милостивый князь по доброте душевной отпустил их на все четыре стороны.
Второй: Александр получил за «немцев» хороший выкуп, которым, так же, как и его отец до этого, не захотел делиться со своими новгородскими подельщиками. Им он заявил, что пленных немцев отпустил задаром. Из милости. И, надо отметить, что эта сделка, если она имела место, ему прекрасно удалась. И подзаработал, и имидж свой улучшил, войдя в историю как «паче меры» милостивый. Только интересно, как бы отнеслись к такой оценке личности Александра родственники повешенных им новгородцев и чухонцев?
А что же делают в это время ливонцы? А ничего не делают. Они безучастно наблюдают, как новгородцы: разрушают их форпост. «Немцы» не пришли на помощь Копорью и не погашались отбить его обратно. Может быть, это связано с тем, что все свои силы они бросили на защиту Пскова, по которому, по логике событий, противник должен был нанести следующий удар? Нет. Ливонцы не предприняли никаких мер для усиления обороны Пскова.
Поведение Александра после уничтожения Копорья тоже вызывает только недоумение. Пока «немцы» не опомнились и не предприняли мер для усиления обороны, надо было освобождать Псков. Но вместо того чтобы, используя фактор внезапности, развивать достигнутый успех, Александр опять покинул город. Некоторые историки, например Соловьев (СС, т. 2, с. 150), считают, что он убыл в Орду. С какой целью? Надо полагать, что в такое далекое путешествие Александр Ярославич отправился по очень важному делу: попросить помощь для похода в Ливонию. Участие ордынцев в дальнейших событиях – вопрос спорный. И «Житие», и НПЛ о поездке князя в Орду умалчивают. Доподлинно известно только то, что Александр вернулся в Новгород не один. С ним были его брат Андрей и суздальские полки.
Известно и то, что когда Александр просил Орду о военной помощи, она ее оказывала. Например, когда в 1252 году Александр пожаловался в Сарае на своего младшего брата и боевого товарища Андрея, что тот не исполняет обязанностей перед татарами и «отнял у него старшинство», ордынцы послали Александру на помощь целое войско – «Неврюеву рать». Ничто не мешало аналогичным образом ответить на визит Александра и в 1241 году, тем более что Орда была заинтересована в том, чтобы восстановить контроль над Псковом и обложить данью богатую Ливонию.
По другим версиям, Александр не пошел сразу после уничтожения Копорья на Псков из-за того, что у него было мало сил. «Но для освобождения Пскова одних новгородских сил было недостаточно. Поэтому Александр отправился к отцу в Суздальскую землю просить подкреплений. Ярослав Всеволодович согласился отпустить свои полки, и Александр со свежими силами и с братом Андреем возвратился в Новгород» (М. Хитров. «Александр Невский»).
Но в действительности для «освобождения» Пскова никакие подкрепления Александру не понадобились. Как и Копорье, Псков он тоже занял без боя. Дружины, которые привел из «низовой земли» Андрей, были нужны не для освобождения Пскова, а для похода в Ливонию.
Как Псков – сильнейшая крепость Древней Руси – вместе с гарнизоном ливонских рыцарей оказалась в руках Александра Ярославича? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, как сложилась дальнейшая судьба главного «переветника» Ярослава Владимировича. Учитывая то, как Александр расправлялся с «изменниками», участь этого князя должна была быть печальной. Но после освобождения Пскова вместо петли на шею он получил княжение в Торжке. За какие же заслуги главный виновник этой войны выходит сухим из воды?
Очевидно, за предательство своих союзников. Ярослав Владимирович вступил в сговор с Ярославом Всеволодовичем и впустил в Псков дружины Александра и Андрея. Ничего не подозревающий ливонский гарнизон был взят в плен, не успев оказать сопротивления. Да и что могли сделать два рыцаря?
О том, что ливонский гарнизон в Пскове попал в плен, пишет Хроника Германа Вартберга: «Новгородцы захватили внезапно оставшихся братьев вместе с их людьми». Об этом же пишет НПЛ: «Пошел князь Александр с новгородцами и с братом Андреем и с низовцами на Чудскую землю на немцев (Дерптское епископство. – Авт.) и занял пути до Пскова; и захватил князь Псков, схватил немцев и чудь, и, сковав, заточил в Новгороде, а сам пошел на чудь». Ливонская рифмованная хроника пишет не о пленении, а об изгнании братьев-рыцарей из Пскова: «На Руси есть город, он называется Новгород. До князя дошло это известие (что немцы оставили гарнизон в Пскове. – Авт.), он собрался со многими отрядами против Пскова. Туда он прибыл с большой силой; он привел много русских, чтобы освободить псковичей. Этому они от всего сердца обрадовались. Он изгнал обоих братьев-рыцарей, положив конец их фогтству (название «фогт» происходит от латинского слова «advocatus». В русских летописях орденские фогты называются «судьями». – Авт.), и все их кнехты были прогнаны. Никого из немцев там не осталось: русским оставили они землю». Интересно, что ливонский менестрель не называет имени новгородского князя, изгнавшего немцев из Пскова. Но он не отождествляет его с Александром Ярославичем, который в Рифмованной хронике появляется позднее в качестве суздальского князя. То ли до ливонцев еще не докатилась всемирная известность Александра, то ли к освобождению Пскова он не имеет никакого отношения.
О судьбе Изборска ни русские, ни ливонские источники ничего не сообщают. Надо полагать, что этот город, так же, как и Псков, без боя подчинился власти Ярославичей. Почему ливонцы не удержали эту крепость? Как русским удалось взять ее неприступные стены? Почему, наконец, летописцы дружно забыли про Изборск? Ведь это не какая-то деревенька, а один из старейших городов Руси. Не просто крепость, а ключ к замку, закрывающему псковско-ливонскую границу. Изборск не только плацдарм для нападений на новгородские земли, но и стратегически важный форпост обороны Ливонии со стороны Руси.
Если бы ливонцы стали оборонять Изборск, то у русских было не много шансов выбить их из этой крепости. Однако ни датчане из Ревеля, ни Дерптское епископство, ни Орден – никто не захотел за него сражаться. Больше всего в том, чтобы Изборск оставался под контролем ливонцев, было заинтересовано Дерптское епископство. Но начать войну из-за Изборска епископ Дерптский не мог. Ему едва хватало сил оборонять собственные владения от нападения воинственных соседей.
Всего через двадцать лет после «Ледового побоища» (в 1262 г.) объединенные силы нескольких русских княжеств и Новгородской земли вместе с литовцами напали на Дерпт. «В осень пошли новгородцы с князем Дмитрием Александровичем великим полком под Юрьев; были с ним и Константин князь, зять Александров, и Ярослав, брат Александров, со своими мужи, и Полоцкий князь Товтивил, с ним полочане и Литвы 500, а новгородского полку бесчисла» (НПЛ).
В один приступ русские берут «город Юрьев тверд в три стены». «Людей многих града того убили, других в плен взяли, иных сожгли вместе с женами и детьми и товара взяли бесчисла и полона», – описывает результаты этого похода НПЛ.
Что дало взятие города, который новгородский летописец называет русским именем Юрьев? Несмотря на то, что Дерпт пал, замок, вокруг которого он был построен, взять не удалось. Да русские и не пытались его захватить. Зачем? Город разграблен, пленные и богатая добыча захвачены. Ради чего рисковать жизнью? Союзники, вполне довольные результатами похода, расходятся по домам: «И вернулся князь Дмитрий в Новгород со всеми новгородцами с многим товаром» (НПЛ).
Почему «древний русский город» Юрьев, который, по версии отечественных историков, захватили «западные агрессоры» в 1224 году, не был освобожден русскими в 1262 году? По тем же причинам, по каким они не пришли на помощь князю Вячко в 1224 году. Никто на Руси в XIII веке не хотел Юрьевом владеть и за него воевать. Другое дело – ограбить слабого, но богатого соседа. Именно это было лейтмотивом отношений Новгородской земли и Владимиро-Суздальского княжества с Ливонией. И эта политика была унаследована Москвой, которая во времена Ивана Грозного попыталась завоевать Ливонию.
Как и после потери Копорья Ливония никак не отреагировала на потерю Пскова и Изборска. Ливонских рыцарей, взятых в плен в Пскове, заковывают в цепи и уводят в Новгород. Ливонский менестрель язвительно замечает по этому поводу: «Кто покорил хорошие земли и их плохо занял военной силой, тот заплачет» (ЛРХ).
Второй: Александр получил за «немцев» хороший выкуп, которым, так же, как и его отец до этого, не захотел делиться со своими новгородскими подельщиками. Им он заявил, что пленных немцев отпустил задаром. Из милости. И, надо отметить, что эта сделка, если она имела место, ему прекрасно удалась. И подзаработал, и имидж свой улучшил, войдя в историю как «паче меры» милостивый. Только интересно, как бы отнеслись к такой оценке личности Александра родственники повешенных им новгородцев и чухонцев?
А что же делают в это время ливонцы? А ничего не делают. Они безучастно наблюдают, как новгородцы: разрушают их форпост. «Немцы» не пришли на помощь Копорью и не погашались отбить его обратно. Может быть, это связано с тем, что все свои силы они бросили на защиту Пскова, по которому, по логике событий, противник должен был нанести следующий удар? Нет. Ливонцы не предприняли никаких мер для усиления обороны Пскова.
Поведение Александра после уничтожения Копорья тоже вызывает только недоумение. Пока «немцы» не опомнились и не предприняли мер для усиления обороны, надо было освобождать Псков. Но вместо того чтобы, используя фактор внезапности, развивать достигнутый успех, Александр опять покинул город. Некоторые историки, например Соловьев (СС, т. 2, с. 150), считают, что он убыл в Орду. С какой целью? Надо полагать, что в такое далекое путешествие Александр Ярославич отправился по очень важному делу: попросить помощь для похода в Ливонию. Участие ордынцев в дальнейших событиях – вопрос спорный. И «Житие», и НПЛ о поездке князя в Орду умалчивают. Доподлинно известно только то, что Александр вернулся в Новгород не один. С ним были его брат Андрей и суздальские полки.
Известно и то, что когда Александр просил Орду о военной помощи, она ее оказывала. Например, когда в 1252 году Александр пожаловался в Сарае на своего младшего брата и боевого товарища Андрея, что тот не исполняет обязанностей перед татарами и «отнял у него старшинство», ордынцы послали Александру на помощь целое войско – «Неврюеву рать». Ничто не мешало аналогичным образом ответить на визит Александра и в 1241 году, тем более что Орда была заинтересована в том, чтобы восстановить контроль над Псковом и обложить данью богатую Ливонию.
По другим версиям, Александр не пошел сразу после уничтожения Копорья на Псков из-за того, что у него было мало сил. «Но для освобождения Пскова одних новгородских сил было недостаточно. Поэтому Александр отправился к отцу в Суздальскую землю просить подкреплений. Ярослав Всеволодович согласился отпустить свои полки, и Александр со свежими силами и с братом Андреем возвратился в Новгород» (М. Хитров. «Александр Невский»).
Но в действительности для «освобождения» Пскова никакие подкрепления Александру не понадобились. Как и Копорье, Псков он тоже занял без боя. Дружины, которые привел из «низовой земли» Андрей, были нужны не для освобождения Пскова, а для похода в Ливонию.
Как Псков – сильнейшая крепость Древней Руси – вместе с гарнизоном ливонских рыцарей оказалась в руках Александра Ярославича? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, как сложилась дальнейшая судьба главного «переветника» Ярослава Владимировича. Учитывая то, как Александр расправлялся с «изменниками», участь этого князя должна была быть печальной. Но после освобождения Пскова вместо петли на шею он получил княжение в Торжке. За какие же заслуги главный виновник этой войны выходит сухим из воды?
Очевидно, за предательство своих союзников. Ярослав Владимирович вступил в сговор с Ярославом Всеволодовичем и впустил в Псков дружины Александра и Андрея. Ничего не подозревающий ливонский гарнизон был взят в плен, не успев оказать сопротивления. Да и что могли сделать два рыцаря?
О том, что ливонский гарнизон в Пскове попал в плен, пишет Хроника Германа Вартберга: «Новгородцы захватили внезапно оставшихся братьев вместе с их людьми». Об этом же пишет НПЛ: «Пошел князь Александр с новгородцами и с братом Андреем и с низовцами на Чудскую землю на немцев (Дерптское епископство. – Авт.) и занял пути до Пскова; и захватил князь Псков, схватил немцев и чудь, и, сковав, заточил в Новгороде, а сам пошел на чудь». Ливонская рифмованная хроника пишет не о пленении, а об изгнании братьев-рыцарей из Пскова: «На Руси есть город, он называется Новгород. До князя дошло это известие (что немцы оставили гарнизон в Пскове. – Авт.), он собрался со многими отрядами против Пскова. Туда он прибыл с большой силой; он привел много русских, чтобы освободить псковичей. Этому они от всего сердца обрадовались. Он изгнал обоих братьев-рыцарей, положив конец их фогтству (название «фогт» происходит от латинского слова «advocatus». В русских летописях орденские фогты называются «судьями». – Авт.), и все их кнехты были прогнаны. Никого из немцев там не осталось: русским оставили они землю». Интересно, что ливонский менестрель не называет имени новгородского князя, изгнавшего немцев из Пскова. Но он не отождествляет его с Александром Ярославичем, который в Рифмованной хронике появляется позднее в качестве суздальского князя. То ли до ливонцев еще не докатилась всемирная известность Александра, то ли к освобождению Пскова он не имеет никакого отношения.
О судьбе Изборска ни русские, ни ливонские источники ничего не сообщают. Надо полагать, что этот город, так же, как и Псков, без боя подчинился власти Ярославичей. Почему ливонцы не удержали эту крепость? Как русским удалось взять ее неприступные стены? Почему, наконец, летописцы дружно забыли про Изборск? Ведь это не какая-то деревенька, а один из старейших городов Руси. Не просто крепость, а ключ к замку, закрывающему псковско-ливонскую границу. Изборск не только плацдарм для нападений на новгородские земли, но и стратегически важный форпост обороны Ливонии со стороны Руси.
Если бы ливонцы стали оборонять Изборск, то у русских было не много шансов выбить их из этой крепости. Однако ни датчане из Ревеля, ни Дерптское епископство, ни Орден – никто не захотел за него сражаться. Больше всего в том, чтобы Изборск оставался под контролем ливонцев, было заинтересовано Дерптское епископство. Но начать войну из-за Изборска епископ Дерптский не мог. Ему едва хватало сил оборонять собственные владения от нападения воинственных соседей.
Всего через двадцать лет после «Ледового побоища» (в 1262 г.) объединенные силы нескольких русских княжеств и Новгородской земли вместе с литовцами напали на Дерпт. «В осень пошли новгородцы с князем Дмитрием Александровичем великим полком под Юрьев; были с ним и Константин князь, зять Александров, и Ярослав, брат Александров, со своими мужи, и Полоцкий князь Товтивил, с ним полочане и Литвы 500, а новгородского полку бесчисла» (НПЛ).
В один приступ русские берут «город Юрьев тверд в три стены». «Людей многих града того убили, других в плен взяли, иных сожгли вместе с женами и детьми и товара взяли бесчисла и полона», – описывает результаты этого похода НПЛ.
Что дало взятие города, который новгородский летописец называет русским именем Юрьев? Несмотря на то, что Дерпт пал, замок, вокруг которого он был построен, взять не удалось. Да русские и не пытались его захватить. Зачем? Город разграблен, пленные и богатая добыча захвачены. Ради чего рисковать жизнью? Союзники, вполне довольные результатами похода, расходятся по домам: «И вернулся князь Дмитрий в Новгород со всеми новгородцами с многим товаром» (НПЛ).
Почему «древний русский город» Юрьев, который, по версии отечественных историков, захватили «западные агрессоры» в 1224 году, не был освобожден русскими в 1262 году? По тем же причинам, по каким они не пришли на помощь князю Вячко в 1224 году. Никто на Руси в XIII веке не хотел Юрьевом владеть и за него воевать. Другое дело – ограбить слабого, но богатого соседа. Именно это было лейтмотивом отношений Новгородской земли и Владимиро-Суздальского княжества с Ливонией. И эта политика была унаследована Москвой, которая во времена Ивана Грозного попыталась завоевать Ливонию.
Как и после потери Копорья Ливония никак не отреагировала на потерю Пскова и Изборска. Ливонских рыцарей, взятых в плен в Пскове, заковывают в цепи и уводят в Новгород. Ливонский менестрель язвительно замечает по этому поводу: «Кто покорил хорошие земли и их плохо занял военной силой, тот заплачет» (ЛРХ).
7
У историков нет единой версии по поводу того, как развивались события после «освобождения» Пскова. Костомаров, например, полагает, что «оставаясь во Пскове, Александр ждал против себя новой неприятельской силы и вскоре услышал, что она идет на него. В первых числах апреля 1242 года Александр двинулся навстречу врагам» (указ. соч., с. 81). Тем самым историк хочет внушить читателю, что русские только оборонялись. Версия Костомарова противоречит новгородской летописи, которая говорит о том, что русские не сидели в Пскове, ожидая нападения, а вторглись на территорию Дерптского епископства. Там они занялись привычным делом – грабежом местных жителей и были разбиты подоспевшими силами ливонцев. Вот что пишет НПЛ, продолжая рассказ о том, как после «освобождения» Пскова Александр и Андрей пошли на чудь: «Придя на их землю, пустили полки в зажитие, а Домаш Твердиславович и Кербет были в разгоне (разведке?) и встретившись с Немцами и Чудью, и бились там; убили Домаша, брата посадника и иных с ним, а иных в плен взяв, а иные к князю побежали, князь же отступил на озеро, немцы же и чудь пошли на них».
Так что Костомаров не прав, выдавая Александра за миротворца-освободителя. Не русские ждали нападения ливонцев, а ливонцы взялись за оружие после того, как Александр вторгся на их территорию. Наскоро собранные отряды эстов, жителей Дерпта, дружины епископа и, возможно, несколько ливонских рыцарей, не участвующих в подавлении восстания на острове Эзель, сумели дать достойный отпор, разгромить и обратить в бегство незваных гостей. Отряды грабителей, встретив организованное сопротивление, в панике бежали. Ливонцы стали преследовать отступавших и встретились с основными силами русских.
Соловьев, в отличие от Костомарова, старается сохранить объективность и описывает эти события в соответствии с текстом летописи. По Соловьеву, освободив Псков, «Александр вошел в Чудскую землю, во владения Ордена; войско последнего встретило один из русских отрядов и разбило его наголову; когда беглецы принесли Александру весть об этом поражении, то он отступил к Псковскому озеру и стал дожидаться неприятеля на льду его»(СС, т. 2, с. 150).
По наиболее приближенной к летописному тексту версии Руслана Скрынникова события развивались так: «Весной 1242 г. Александр Невский вторгся во владения Ливонского ордена. Вступив на западный берег Чудского озера, князь пустил полк в «зажитие». Полки ходили в поход без обозов, и ратники должны были добывать себе продовольствие «зажигаем», т. е. грабежом и насилием. Поход в Ливонию начался с крупной неудачи. Отряд Домаша Твердиславича, брата новгородского посадника, подвергся внезапному нападению рыцарей и чуди. Воевода и многие его воины были убиты. Уцелевшие ратники бежали в полк князя Александра и предупредили его о приближении рыцарей. Александр спешно отступил в свои владения на новгородский берег Чудского озера».
Так что Костомаров не прав, выдавая Александра за миротворца-освободителя. Не русские ждали нападения ливонцев, а ливонцы взялись за оружие после того, как Александр вторгся на их территорию. Наскоро собранные отряды эстов, жителей Дерпта, дружины епископа и, возможно, несколько ливонских рыцарей, не участвующих в подавлении восстания на острове Эзель, сумели дать достойный отпор, разгромить и обратить в бегство незваных гостей. Отряды грабителей, встретив организованное сопротивление, в панике бежали. Ливонцы стали преследовать отступавших и встретились с основными силами русских.
Соловьев, в отличие от Костомарова, старается сохранить объективность и описывает эти события в соответствии с текстом летописи. По Соловьеву, освободив Псков, «Александр вошел в Чудскую землю, во владения Ордена; войско последнего встретило один из русских отрядов и разбило его наголову; когда беглецы принесли Александру весть об этом поражении, то он отступил к Псковскому озеру и стал дожидаться неприятеля на льду его»(СС, т. 2, с. 150).
По наиболее приближенной к летописному тексту версии Руслана Скрынникова события развивались так: «Весной 1242 г. Александр Невский вторгся во владения Ливонского ордена. Вступив на западный берег Чудского озера, князь пустил полк в «зажитие». Полки ходили в поход без обозов, и ратники должны были добывать себе продовольствие «зажигаем», т. е. грабежом и насилием. Поход в Ливонию начался с крупной неудачи. Отряд Домаша Твердиславича, брата новгородского посадника, подвергся внезапному нападению рыцарей и чуди. Воевода и многие его воины были убиты. Уцелевшие ратники бежали в полк князя Александра и предупредили его о приближении рыцарей. Александр спешно отступил в свои владения на новгородский берег Чудского озера».