Страница:
Да и саму опасность возможного «крестового похода» для судьбы русских княжеств не стоит преувеличивать. Ну, захватили в результате трех походов объединенные силы всей Европы полоску Средиземноморского пляжа и несколько городов. Как это изменило судьбы проживающих там народов? Они стали католиками? Нет. Этот регион был колонизирован европейцами и вошел в орбиту европейской политики? Нет. Если почитать литературу, посвященную «крестовым походам», то может сложиться впечатление, что от них больше всего пострадали не имеющие никакого отношения к целям крестоносцев (освобождение гроба Господня) евреи, которых они громили не только в захваченном Иерусалиме, но и по всей Европе.
И сейчас многие россияне на генетическом уровне уверены, что Запад нам враждебен. Такое мировоззрение целенаправленно формировалось идеологической машиной государства и православной церковью поколениями. Миф об Александре Невском – его фундаментальное основание. Пора покончить с этой фобией и перестать видеть врага там, где его никогда не было.
8
ПОСЛЕ «НЕВСКОЙ БИТВЫ»
1
И сейчас многие россияне на генетическом уровне уверены, что Запад нам враждебен. Такое мировоззрение целенаправленно формировалось идеологической машиной государства и православной церковью поколениями. Миф об Александре Невском – его фундаментальное основание. Пора покончить с этой фобией и перестать видеть врага там, где его никогда не было.
8
Миф третий: Запад напал на Русь, воспользовавшись тем, что она была ослаблена татаро-монгольским нашествием. Поскольку документальных подтверждений участия Папы в событиях 1240—1242 годов нет, то сторонникам теории про западную агрессию нужен другой мотив, объясняющий причины этой войны. И они его нашли, связав «агрессию Запада» с нашествием Батыя: Русь разбита, и этим воспользовались коварные католики.
К примеру, авторы книги «Мир истории» И. Греков и Ф. Шахмагонов пишут: «Шведские корабли крестоносцев появились на Неве, когда тумены чингизидов стягивались к реке Роси под Киевом. Совпадение знаменательное. Самым простым истолкованием такой синхронности было бы предположение, что шведские ярлы, проведав о разорении Северо-Восточной Руси, решили воспользоваться ее бедственным состоянием, захватить Псков и Новгород и оседлать верховья Волжского торгового пути. Такое предположение не требует документального подкрепления» (с. 74).
Сложившиеся в отечественной исторической литературе в позапрошлом веке представления о том, что нашествие Батыя нанесло Руси невосполнимый урон, вызывают большие сомнения. Почти половина территории Руси, включая самую большую по площади и самую богатую часть Руси – Новгородскую землю, а также Полоцкое, Турово-Пинское и часть Смоленского княжества, избежали татарщины. О том, что Новгородская земля практически не пострадала от татаро-монгольского нашествия 1239 года, были прекрасно осведомлены в Европе – колония западных купцов в Новгороде была надежным источником достоверной информации о реальном положении дел. Единственное, на что могли рассчитывать предполагаемые агрессоры с Запада, нападая на Новгород, что он не получит помощи от опустошенного Владимиро-Суздальского княжества – «низовых земель». Но новгородцы (теоретически) могли обратиться за помощью и к тем же смолянам, которые тоже не пострадали от Батыя. В реальности нашествие монголов не уничтожило военный потенциал «низовой земли». Если в ходе завоевания Батыем Северо-Восточной Руси татаро-монголы и разорили многие крупные города Владимиро-Суздальского княжества, то это не было катастрофой. Во-первых, все разоренные монголами крупные города, даже «злой» городок Козельск, после пережитой катастрофы не исчезли с лица земли, а были быстро восстановлены на прежнем месте. Да и разрушения были не такими сильными. Например, в стольном Владимире, который был взят монголами штурмом, сохранились каменные постройки до-ордынского периода, включая фортификационное – «Золотые ворота».
При оценке ущерба от нашествия монголов необходимо учитывать и то обстоятельство, что почти все городские постройки были деревянными. Во многих городах вообще не было каменных строений. Такие города могли сгореть дотла. Но тут же были отстроены на своем прежнем месте. Хрестоматийный пример со Старой Рязанью, якобы так и не оправившейся после взятия монголами и отстроенной на новом месте – приводится как доказательство ужасного разорения. Если вдуматься, то он должен служить примером обратного: сразу после нашествия монголов Рязанское княжество нашло силы и средства немедленно построить на пустом месте новую столицу. Впрочем, как я уже говорил, скорее всего, Старая Рязань была покинута еще до нашествия монголов. Она так и не возродилась, после того как ее сожгли по приказу Всеволода Большое Гнездо.
Во-вторых, в городах жил очень небольшой процент населения Древней Руси. Подавляющее большинство проживало в деревнях и, при приближении монголов, попросту укрылось в недоступных для степных наездников лесах (для сравнения, в значительно более урбанизированной Англии к 1500 году в городах проживала только 1/10 часть населения, и это при условии, что «городом» считают поселения, имеющие более 400 жителей).
Да и была ли Орда в действительности так сильна, что сопротивление ей было невозможно? Историки утверждают, что раздробленная на мелкие княжества Русь не могла противостоять хорошо организованному ордынскому войску. Да в чистом поле татары легко бьют дружины русских князей. После недолгой осады берут большие и неплохо укрепленные города. Только одно «но». Из городов этих бежали князья, бросив своих подданных на произвол судьбы. А меч и кольчуга так дороги, что были только у княжеских дружинников, так что простым горожанам и отбиваться было нечем, да и незачем – заплатил десятину монголам и спи спокойно. За что кровь-то свою проливать? За недвижимое имущество бежавшего князя? А вот если бы князья не побросали свои города, то каждый из них татарам пришлось штурмовать, как Козельск. На каком бы тогда по счету русском городе Батый повернул в степь?
Но самое главное обстоятельство, которое не учитывают сочинители историй про ужасы нашествия Батыя, то, что монголы не ставили перед собой цель разорять русские земли. Они хотели получать с них дань. А зачем резать курицу, которая несет золотые яйца? Вот в этом, пожалуй, и кроется разгадка «тайны», почему монголы, не дойдя до Новгорода – богатейшего города Руси всего лишь сотню километров, повернули назад. Если Новгород согласился добровольно платить десять процентов, затребованных татарами, зачем его разорять? Да и в «низовых землях» не все пострадали от татар. Отец Александра Невского – Ярослав Всеволодович в обороне земель Владимиро-Суздальского княжества не участвовал, предоставив почетное право погибнуть за Русь своим старшим братьям. За эти заслуги он был отмечен татарами и произведен в Великого князя.
Кто-то может возразить: если самому Ярославу каким-то чудом удалось спастись, то это не значит, что татары не разорили и не обескровили Владимирскую Русь. Города ее были сожжены и разграблены, жители убиты или уведены в полон. Остатки населения попрятались по глухим лесам. В действительности, после нашествия Батыя Владимирская земля сохранила такой военный потенциал, что ей хватало сил не только на оборону, но и на проведение наступательных операций. Как только орды Батыя покинули Владимиро-Суздальскую Русь, Ярослав нападает на земли своего давнего соперника киевского князя Михаила Черниговского. Войска «уничтоженного» татарами Владимиро-Суздальского княжества, восстав из пепла, словно птица Феникс, наносят Михаилу поражение, захватив город Каменец и взяв в плен его жену. Самому Михаилу удалось бежать.
Абсолютно непонятно, как после такого опустошительного разгрома, который, как принято считать, учинили во Владимирской земле татары, Ярослав смог нанести поражение силам киевского князя, до владений которого полчища Батыя еще не добрались? Как испепеленной татарскими ордами «низовой земле» удалось провести успешную военную экспедицию против сохранившего свой военный и экономический потенциал соседа? А на обратной дороге еще разбить под Смоленском литовцев и пленить их князя? Только если слухи об ужасах татарского нашествия были сильно преувеличены.
Но даже если поверить в то, что татары действительно нанесли значительный урон русским землям, стала ли Русь после этого легкой добычей для западных соседей? Нет. Потому, что татары никому не собирались отдавать свои завоевания. Шведы и ливонцы, вторгшиеся в русские земли, должны были понимать, что рано или поздно им предстоит встретиться и с войском Орды, которое слабым противником в Европе никто не считал.
А о том, что Русь и после нашествия монголов может выставить боеспособное войско, европейцы знали не понаслышке. В войске Батыя, обрушившегося на Южную Европу, русских и половцев было намного больше, чем самих монголов.
Утверждения о том, что Русь в XIII веке попадает в тиски, так как подвергается грозному нападению обеих сторон – латинской Европы и монгольской Азии, не что иное, как нелепая выдумка.
Европа, так же, как и Русь, подверглась нашествию монгольской Азии и, следовательно, русские княжества были ее естественным союзником в борьбе против общего врага. Именно поэтому в 1248 году Папа Римский обещал поддержку Александру Ярославичу против татар.
Другое дело, если в Европе рассматривали русских как союзников Батыя. Тогда война с ними становилась составной частью отражения татаро-монгольского нашествия.
Хорошо известно, что монголы всегда включали в состав своей армии войска покоренных народов. Костяк их армии в походе на Европу должен был состоять из дружин покоренных русских княжеств. Тем самым Орда решала как минимум две проблемы: во-первых, восполняла свои боевые потери, которые она понесла в ходе завоевания русских земель, во-вторых, обезопасить свои тылы от возможных вооруженных выступлений покоренных княжеств. Ведь яса Чингисхана утверждала: «побежденный не может быть другом». Но об участии дружин Северо-восточной Руси в походе Батыя на Европу ничего неизвестно. Русские летописи об этом молчат. Значит, никакой мобилизации Владимиро-Суздальской Руси и новгородских земель для участия в походе Батыя на Южную Русь и Европу не было. Но почему монголы поступили столь безрассудно и оставили у себя за спиной боеспособные силы? Разве они могли быть уверены в том, что им не нанесут удар в тыл, подобно тому, как это сделали отважные рязанцы легендарного Евпатия Коловрата? Конечно, нет. Значит, у Батыя был другой план в отношении дружин завоеванных русских княжеств во время европейского похода. Какой? Ответ очевиден – Северо-Восточная Русь должна была поддержать поход Батыя в Европу, ударив по Ливонии. Учитывая, что на этом театре военных действий с преобладанием лесисто-болотистой местности применение больших масс конницы было неэффективно, и степные кочевники вести бой в такой местности не могли, такая версия выглядит весьма правдоподобно. Другого разумного объяснения столь странному поведению монголов нет.
Это после разгрома Наполеона Россия присвоила себе звание спасительницы Европы. Тогда же «припомнили», что Русь уже однажды спасла Европу от монгольского ига. А во времена нашествия Батыя европейцы видели защитника от татарского нашествия не в лице русских княжеств, а в Польше, Венгрии и Чехии. Русские же в западных документах того времени назывались не иначе как «слуги» татар. Как-то нехорошо получилось. Как только ордынские земли были подчинены Руси, о прежнем пособничестве и услужении татарам сразу же стыдливо позабыли, а потом и из соучастников татарских походов в Европу перекрасились в ее защитников.
К слову сказать, больше всего оснований считать себя спасителями Европы от монгольского ига у литовцев. Половина завоеваний Батыя в Восточной Европе была освобождена литовскими витязями за полвека до Куликовской битвы. Столицу Древней Руси Киев и многие другие русские, украинские, белорусские города от монголов освободили именно они.
Почему же историки упорно отстаивают не находящую фактического подтверждения легенду о катастрофических последствиях нашествия Батыя? Потому что эта легенда нужна им для обоснования такой же надуманной теории об агрессии Запада, от которой Русь спас «выдающийся полководец» Александр Невский.
К примеру, авторы книги «Мир истории» И. Греков и Ф. Шахмагонов пишут: «Шведские корабли крестоносцев появились на Неве, когда тумены чингизидов стягивались к реке Роси под Киевом. Совпадение знаменательное. Самым простым истолкованием такой синхронности было бы предположение, что шведские ярлы, проведав о разорении Северо-Восточной Руси, решили воспользоваться ее бедственным состоянием, захватить Псков и Новгород и оседлать верховья Волжского торгового пути. Такое предположение не требует документального подкрепления» (с. 74).
Сложившиеся в отечественной исторической литературе в позапрошлом веке представления о том, что нашествие Батыя нанесло Руси невосполнимый урон, вызывают большие сомнения. Почти половина территории Руси, включая самую большую по площади и самую богатую часть Руси – Новгородскую землю, а также Полоцкое, Турово-Пинское и часть Смоленского княжества, избежали татарщины. О том, что Новгородская земля практически не пострадала от татаро-монгольского нашествия 1239 года, были прекрасно осведомлены в Европе – колония западных купцов в Новгороде была надежным источником достоверной информации о реальном положении дел. Единственное, на что могли рассчитывать предполагаемые агрессоры с Запада, нападая на Новгород, что он не получит помощи от опустошенного Владимиро-Суздальского княжества – «низовых земель». Но новгородцы (теоретически) могли обратиться за помощью и к тем же смолянам, которые тоже не пострадали от Батыя. В реальности нашествие монголов не уничтожило военный потенциал «низовой земли». Если в ходе завоевания Батыем Северо-Восточной Руси татаро-монголы и разорили многие крупные города Владимиро-Суздальского княжества, то это не было катастрофой. Во-первых, все разоренные монголами крупные города, даже «злой» городок Козельск, после пережитой катастрофы не исчезли с лица земли, а были быстро восстановлены на прежнем месте. Да и разрушения были не такими сильными. Например, в стольном Владимире, который был взят монголами штурмом, сохранились каменные постройки до-ордынского периода, включая фортификационное – «Золотые ворота».
При оценке ущерба от нашествия монголов необходимо учитывать и то обстоятельство, что почти все городские постройки были деревянными. Во многих городах вообще не было каменных строений. Такие города могли сгореть дотла. Но тут же были отстроены на своем прежнем месте. Хрестоматийный пример со Старой Рязанью, якобы так и не оправившейся после взятия монголами и отстроенной на новом месте – приводится как доказательство ужасного разорения. Если вдуматься, то он должен служить примером обратного: сразу после нашествия монголов Рязанское княжество нашло силы и средства немедленно построить на пустом месте новую столицу. Впрочем, как я уже говорил, скорее всего, Старая Рязань была покинута еще до нашествия монголов. Она так и не возродилась, после того как ее сожгли по приказу Всеволода Большое Гнездо.
Во-вторых, в городах жил очень небольшой процент населения Древней Руси. Подавляющее большинство проживало в деревнях и, при приближении монголов, попросту укрылось в недоступных для степных наездников лесах (для сравнения, в значительно более урбанизированной Англии к 1500 году в городах проживала только 1/10 часть населения, и это при условии, что «городом» считают поселения, имеющие более 400 жителей).
Да и была ли Орда в действительности так сильна, что сопротивление ей было невозможно? Историки утверждают, что раздробленная на мелкие княжества Русь не могла противостоять хорошо организованному ордынскому войску. Да в чистом поле татары легко бьют дружины русских князей. После недолгой осады берут большие и неплохо укрепленные города. Только одно «но». Из городов этих бежали князья, бросив своих подданных на произвол судьбы. А меч и кольчуга так дороги, что были только у княжеских дружинников, так что простым горожанам и отбиваться было нечем, да и незачем – заплатил десятину монголам и спи спокойно. За что кровь-то свою проливать? За недвижимое имущество бежавшего князя? А вот если бы князья не побросали свои города, то каждый из них татарам пришлось штурмовать, как Козельск. На каком бы тогда по счету русском городе Батый повернул в степь?
Но самое главное обстоятельство, которое не учитывают сочинители историй про ужасы нашествия Батыя, то, что монголы не ставили перед собой цель разорять русские земли. Они хотели получать с них дань. А зачем резать курицу, которая несет золотые яйца? Вот в этом, пожалуй, и кроется разгадка «тайны», почему монголы, не дойдя до Новгорода – богатейшего города Руси всего лишь сотню километров, повернули назад. Если Новгород согласился добровольно платить десять процентов, затребованных татарами, зачем его разорять? Да и в «низовых землях» не все пострадали от татар. Отец Александра Невского – Ярослав Всеволодович в обороне земель Владимиро-Суздальского княжества не участвовал, предоставив почетное право погибнуть за Русь своим старшим братьям. За эти заслуги он был отмечен татарами и произведен в Великого князя.
Кто-то может возразить: если самому Ярославу каким-то чудом удалось спастись, то это не значит, что татары не разорили и не обескровили Владимирскую Русь. Города ее были сожжены и разграблены, жители убиты или уведены в полон. Остатки населения попрятались по глухим лесам. В действительности, после нашествия Батыя Владимирская земля сохранила такой военный потенциал, что ей хватало сил не только на оборону, но и на проведение наступательных операций. Как только орды Батыя покинули Владимиро-Суздальскую Русь, Ярослав нападает на земли своего давнего соперника киевского князя Михаила Черниговского. Войска «уничтоженного» татарами Владимиро-Суздальского княжества, восстав из пепла, словно птица Феникс, наносят Михаилу поражение, захватив город Каменец и взяв в плен его жену. Самому Михаилу удалось бежать.
Абсолютно непонятно, как после такого опустошительного разгрома, который, как принято считать, учинили во Владимирской земле татары, Ярослав смог нанести поражение силам киевского князя, до владений которого полчища Батыя еще не добрались? Как испепеленной татарскими ордами «низовой земле» удалось провести успешную военную экспедицию против сохранившего свой военный и экономический потенциал соседа? А на обратной дороге еще разбить под Смоленском литовцев и пленить их князя? Только если слухи об ужасах татарского нашествия были сильно преувеличены.
Но даже если поверить в то, что татары действительно нанесли значительный урон русским землям, стала ли Русь после этого легкой добычей для западных соседей? Нет. Потому, что татары никому не собирались отдавать свои завоевания. Шведы и ливонцы, вторгшиеся в русские земли, должны были понимать, что рано или поздно им предстоит встретиться и с войском Орды, которое слабым противником в Европе никто не считал.
А о том, что Русь и после нашествия монголов может выставить боеспособное войско, европейцы знали не понаслышке. В войске Батыя, обрушившегося на Южную Европу, русских и половцев было намного больше, чем самих монголов.
Утверждения о том, что Русь в XIII веке попадает в тиски, так как подвергается грозному нападению обеих сторон – латинской Европы и монгольской Азии, не что иное, как нелепая выдумка.
Европа, так же, как и Русь, подверглась нашествию монгольской Азии и, следовательно, русские княжества были ее естественным союзником в борьбе против общего врага. Именно поэтому в 1248 году Папа Римский обещал поддержку Александру Ярославичу против татар.
Другое дело, если в Европе рассматривали русских как союзников Батыя. Тогда война с ними становилась составной частью отражения татаро-монгольского нашествия.
Хорошо известно, что монголы всегда включали в состав своей армии войска покоренных народов. Костяк их армии в походе на Европу должен был состоять из дружин покоренных русских княжеств. Тем самым Орда решала как минимум две проблемы: во-первых, восполняла свои боевые потери, которые она понесла в ходе завоевания русских земель, во-вторых, обезопасить свои тылы от возможных вооруженных выступлений покоренных княжеств. Ведь яса Чингисхана утверждала: «побежденный не может быть другом». Но об участии дружин Северо-восточной Руси в походе Батыя на Европу ничего неизвестно. Русские летописи об этом молчат. Значит, никакой мобилизации Владимиро-Суздальской Руси и новгородских земель для участия в походе Батыя на Южную Русь и Европу не было. Но почему монголы поступили столь безрассудно и оставили у себя за спиной боеспособные силы? Разве они могли быть уверены в том, что им не нанесут удар в тыл, подобно тому, как это сделали отважные рязанцы легендарного Евпатия Коловрата? Конечно, нет. Значит, у Батыя был другой план в отношении дружин завоеванных русских княжеств во время европейского похода. Какой? Ответ очевиден – Северо-Восточная Русь должна была поддержать поход Батыя в Европу, ударив по Ливонии. Учитывая, что на этом театре военных действий с преобладанием лесисто-болотистой местности применение больших масс конницы было неэффективно, и степные кочевники вести бой в такой местности не могли, такая версия выглядит весьма правдоподобно. Другого разумного объяснения столь странному поведению монголов нет.
Это после разгрома Наполеона Россия присвоила себе звание спасительницы Европы. Тогда же «припомнили», что Русь уже однажды спасла Европу от монгольского ига. А во времена нашествия Батыя европейцы видели защитника от татарского нашествия не в лице русских княжеств, а в Польше, Венгрии и Чехии. Русские же в западных документах того времени назывались не иначе как «слуги» татар. Как-то нехорошо получилось. Как только ордынские земли были подчинены Руси, о прежнем пособничестве и услужении татарам сразу же стыдливо позабыли, а потом и из соучастников татарских походов в Европу перекрасились в ее защитников.
К слову сказать, больше всего оснований считать себя спасителями Европы от монгольского ига у литовцев. Половина завоеваний Батыя в Восточной Европе была освобождена литовскими витязями за полвека до Куликовской битвы. Столицу Древней Руси Киев и многие другие русские, украинские, белорусские города от монголов освободили именно они.
Почему же историки упорно отстаивают не находящую фактического подтверждения легенду о катастрофических последствиях нашествия Батыя? Потому что эта легенда нужна им для обоснования такой же надуманной теории об агрессии Запада, от которой Русь спас «выдающийся полководец» Александр Невский.
ПОСЛЕ «НЕВСКОЙ БИТВЫ»
1
В XIX веке в отечественной исторической науке появилась теория, согласно которой война новгородцев и ливонцев приняла религиозный характер. Один из ее основоположников, Костомаров, излагает развитие событий в Прибалтике так: «Полоцкий князь Владимир, по своей простоте и недальновидности, сам уступил пришельцам Ливонию (нынешние прибалтийские губернии. – Авт.) и этим поступком навел на северную Русь продолжительную борьбу с исконными врагами славянского племени.
Властолюбивые замыслы немцев после уступки им Ливонии обратились на северную Русь. Возникла мысль, что призванием ливонских крестоносцев было не только крестить язычников, но и обратить к истинной вере русских. Русские представлялись на западе врагами св. отца и римско-католической церкви, даже самого христианства. Борьба Новгорода с немцами была неизбежна. Новгородцы еще прежде владели значительным пространством земель, населенных чудью, и постоянно, двигаясь на запад, стремились к подчинению чудских племен. Вместе с тем они распространяли между последними православие более мирным, хотя и более медленным путем, чем западные рыцари. Как только немцы утвердились в Ливонии, тотчас начались нескончаемые и непрерывные столкновения и войны с Новгородом; и так шло до самой войны Александра. Новгородцы подавали помощь язычникам, не хотевшим креститься от немцев, и потому-то в глазах западного христианства сами представлялись поборниками язычников и врагами Христовой веры» (Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М: Мысль, 1991, с. 79). Свои рассуждения Костомаров даже не пытается подтвердить какими-либо доказательствами. Собственное утверждение о том, что немцы (и католическая Европа в целом) – это «исконные враги» славян он принимает как аксиому. Обратимся к первоисточникам. Есть ли в них свидетельства, подтверждающие версию Костомарова? Ливонские хроники (Хроника Генриха, Ливонская Рифмованная, Хроника Вартберга) осуждают русских как своих врагов, которые оказывают поддержку язычникам. Но они не подвергают нападкам православную церковь, а термин «схизматики» в них не встречается. Столкновения с русскими не называют «крестовым походом». Единственно, в чем обвиняет православную церковь в своей Хронике Генрих Латыш, так это в том, что она не прилагала стараний, чтобы обратить язычников в христианскую веру. Однако то же обвинение Генрих выдвигает и против католиков-датчан. Они нужны ему для того, чтобы обосновать тезис о том, что те, кто крестил язычников, обладают большим правом господствовать над ними, чем те, которые этого не делали. В НПЛ, наиболее ранней из дошедших до нас новгородских летописей, «немцы» и «свеи» не называются ни «крестоносцами», ни «латинянами». Описание конфликтов с ними ничем не отличается от описания конфликтов Новгорода с другими русскими княжествами. НПЛ не отражает никаких признаков религиозного антагонизма. «Свеи» или «немцы» для новгородского летописца это, прежде всего, «иноплеменники», а не «латиняне». В летописном тексте они не характеризуются как «иноверцы», желающие навязать русскому народу католическую веру.
Таким образом, участники и очевидцы описываемых событий по обе стороны баррикад не считали их религиозным противостоянием между католиками и православными.
Первая запись, содержащая осуждение «латинства», появляется в Новгородской летописи под 1349 годом. Причем гневный пафос новгородского летописца направлен совсем не на «крестоносцев» в лице немцев или ливонцев, а против поляков: «Пришел король краковский с большой силой и взял лестью землю Волынскую и много зла сотворил христианам, а церкви святые претвориша на латинское богомерзкое служение». Следовательно, события на границах Новгородских земель в 1240—1242 годы не что иное, как продолжение многолетнего пограничного конфликта Новгородской земли с ее соседями, в котором ливонцы и шведы сами были жертвами агрессии со стороны Новгорода и его союзников. И возник этот конфликт не во время походов Батыя, а гораздо раньше, и поэтому с нашествием на Русь монголов не связан.
Даже если предположить, что кто-то в Европе считал, что Новгородская земля после монгольского нашествия стала легкой добычей, то после разгрома шведов на Неве самые отчаянные авантюристы должны были отказаться от этой безумной затеи. Особенно это касалось Ливонии. Прежде всего, потому, что она продолжала войну с Литвой, с которой так и не рассчиталась за поражение под Шяуляем, и племенами земгалов и куршей. В этой ситуации Новгород, тоже страдающий от набегов язычников-литовцев, был потенциальным союзником Ливонии в борьбе против общего врага. И в Новгороде рассматривали своих западных соседей именно как союзников в борьбе с литовцами. Поэтому о поражении русско-ливонского войска под Шяуляем новгородский летописец пишет так: «Пошли на безбожную Литву и за грехи наши были побеждены безбожными погаными» (НПЛ).
Ну а как же тогда «немцы» оказались в Пскове и Изборске? Разве это не доказательство того, что они напали на Русь? Не доказательство. Потому, что в Новгородскую землю ливонцев привели русские во главе с изгнанником Ярославом Владимировичем.
После первой неудачной попытки вернуть Псков в 1233 году Ярослав Владимирович оказался в плену в Переславле, откуда он благополучно бежал назад к своим друзьям в Ливонию. Там он терпеливо ожидал подходящий момент для возвращения на родину. Такая возможность появилась после нашествия Батыя. Русские князья, пытавшиеся защитить свои княжества от татар, по большей части сложили голову. В результате древняя знать варяжского происхождения, несколько столетий правившая на Руси, почти целиком была уничтожена. А за образовавшиеся вакансии на княжеские места тут же началась драка между потенциальными претендентами. Один из немногих уцелевших прямых потомков Рюрика – Ярослав Владимирович – поспешил воспользоваться ситуацией, чтобы вернуть себе Псков. Его главный оппонент, отец Александра, переславский князь Ярослав Всеволодович, в отличие от большинства своих родственников, от татар не пострадал потому, что в отличие от них не участвовал в обороне русской земли, благоразумно не откликнувшись на призыв своего старшего брата Великого князя владимирского Юрия. Зато как только татары, уничтожив всех, кто пытался оказать им сопротивление, ушли восвояси, – Ярослав тотчас же занял освободившийся после гибели Юрия и всех его сыновей великокняжеский стол во Владимире.
Естественно, что в Орде, которой Ярослав Владимирович своим бездействием помог разгромить Владимиро-Суздальское княжество, не могли не отметить его лояльность и не возражали против того, что он будет главенствовать над русскими князьями. За свои заслуги перед Ордой Ярослав Владимирович получает не только Владимирский, но и Киевский престол. Это подтверждает летописное свидетельство о том, что Ярослав назначил в Киев в 1245 году своего наместника – Дмитра Ейковича.
Доверительные отношения Ярослава с Ордой позволяют предположить, что Батый сговорился с переславским князем, и он предал своего брата Юрия, за что получил от монголов великокняжеский престол. Юрий ждет на речке Сити помощь большим войском из Переславля и Новгорода, которую ему обещал Ярослав, но ждет напрасно – обещанное войско так и не появилось. При загадочных обстоятельствах Юрий гибнет, но не в бою, а от рук одного из своих дружинников. После гибели старшего брата Ярослав, не опасаясь татар, спешит в его разоренную столицу, чтобы занять трон, странным образом нисколько не опасаясь Батыя. Действительно, с того момента, как во Владимире сел он, монголы уходят назад в половецкие степи, не тронув Новгород.
Михаил Сокольский выдвигает гипотезу о том, что Ярослав Всеволодович связался с Батыем еще до его нашествия на Северо-восточную Русь («Неверная память. Герои и антигерои России»). Мог ли Ярослав вступить в такие переговоры с ордынским ханом? Традиционная историография утверждает, что после битвы на Калке русские князья забыли о монголах. Почему историки так плохо думают о наших предках? Русские князья активно участвовали в делах Степи, о чем свидетельствует, к примеру, знаменитое «Слово о Полку Игореве». Не говоря уже о том, что Владимиро-Суздальская Русь имела по Волге тесные контакты с Волжской Булгарией, ставшей первой жертвой Батыя на пути к границам Руси. Отголоски страшной катастрофы, постигшей булгар, не могли не докатиться до русских земель.
Монголы тоже не пренебрегали дипломатией. Источники о завоеваниях монголов свидетельствуют о том, что они никогда не упускали возможности избежать сражения и всегда пробовали договориться. Кроме того, Орда умело использовала дипломатию для того, чтобы стравить бывших или потенциальных союзников. Перед Калкой они попытались убедить русских отказаться от помощи половцам. Нападая на Волжскую Булгарию, из которой по Волге лежал путь прямо в сердце Владимиро-Суздальской Руси, монголы наверняка выяснили позицию русских: не окажут ли те булгарам помощь? Ярослав мог воспользоваться этим моментом для установления контактов со ставкой Батыя. Если принять эту версию, становится понятной логика монгольского нашествия на Русь: сначала Батый нападает на Северо-восточную Русь, где приводит к власти своего ставленника Ярослава Всеволодовича, затем вторгается в Южную Русь. Этому походу Батыя предшествует неудачное (Михаилу удалось ускользнуть) нападение Ярослава на штаб-квартиру Черниговского князя. Хотя почему неудачное? Это была разведка боем. А в случае успеха Киевское княжество накануне вторжения Орды было бы обезглавлено и не смогло бы оказать серьезного сопротивления.
В отличие от переславского князя Ярослава Всеволодовича, который благодаря татарам получил Великое княжение, бывший псковский князь Ярослав Владимирович, для того чтобы вернуться в Псков, воспользовался поддержкой своих старых проверенных друзей-ливонцев.
Только непонятно, почему некоторые авторы называют его за это предателем, а, например, нашего прославленного героя Александра Ярославича, приводившего на Русь татар, чтобы свести счеты со своими оппонентами (в частности, с младшим братом Андреем), называют не иначе как защитником Отечества.
Ну, а зачем ливонцам понадобилось вмешиваться в междоусобицу между русскими князьями, рискуя быть вовлеченными в крупномасштабную войну не только с Новгородом и Владимиро-Суздальским княжеством, но и с ордынцами, которые могли прийти на помощь своим русским вассалам? Да просто другого выбора у них не было: или Ярослав Владимирович становится псковским князем и на границе с Новгородской землей наконец-то установится мир, или продолжать войну с русскими, за которыми теперь стояла наводящая на Европу ужас монгольская Орда.
Принять самое активное участие в судьбе Ярослава Владимировича и поддержать его возвращение в Псков ливонцев заставило и тревожное известие о том, что новгородцы и псковичи готовят очередной поход на Дерптское епископство. Ливонская рифмованная Хроника (ЛРХ) совершенно ясно говорит, что для Ордена эта война была оборонительной: «Магистр Герман Балк вел' войну с русскими и язычниками (литовцами. – Авт.). Он должен был от них обоих обороняться в большой войне». Пролить свет на происходящие на границе Новгородской земли события поможет разгадка таинственной причины, по которой ордынское войско неожиданно повернуло от Новгорода, не дойдя до него всего ста верст. Историки высказывали различные предположения, пытаясь объяснить самое загадочное событие похода Батыя на Северо-Восточную Русь. Какие только версии не сочиняют, чтобы объяснить странное поведение захватчиков. Соловьев пишет, что монголы испугались весенней распутицы, советский историк Игорь Греков – возможного поражения. Владимир Чивилихин в антигумилевской «Памяти» сочиняет сказку про то, как Батый вместе с конем провалился в болото, чуть не утонул, и после этого отдал приказ поворачивать в степь. Некоторые историки вообще не берутся объяснить странное поведение захватчиков. Например, Джон Феннел по этому поводу пишет: «Почему татары не стали развивать успех и вслед за взятием Торжка не пошли на Новгород, сказать трудно. До Новгорода было примерно 300 км., т. е. пятнадцать – двадцать дней перехода, а в начале марта еще не могла начаться распутица, которая бы сделала дороги непроходимыми для татарской конницы («Кризис средневековой Руси», с. 121).
Действительно, если «Ледовое побоище» состоялось на месяц позже – 5 апреля, и в это время еще был прочный лед и дороги, на которых не боялись завязнуть в грязи тяжеловооруженные всадники, то у монголов действительно было более чем достаточно времени для нападения на Новгород. Почему же они его пощадили? Только потому, что Новгород и Псков откупились. Но не просто преподнесли монголам богатые дары, а признали свою зависимость от Орды, обязавшись выплачивать дань. Восполнить затраты на подкуп Батыя псковичи и новгородцы могли одним способом – за счет грабежа своих богатых соседей в Ливонии. В контексте подчинения Новгородской земли Орде в Дерпте могли рассматривать предстоящий поход не как очередной грабительский набег, а как поход ордынских вассалов с целью распространения на Дерптское епископство и всю Ливонию власти Орды. Это была нешуточная угроза. Поэтому, на время забыв распри, ливонская церковь в лице Дерптского епископства, Орден и датчане из Ревеля объединились по призыву дерптского епископа Германа и сделали все для того, чтобы к власти в Пскове пришел их союзник Ярослав Владимирович.
Властолюбивые замыслы немцев после уступки им Ливонии обратились на северную Русь. Возникла мысль, что призванием ливонских крестоносцев было не только крестить язычников, но и обратить к истинной вере русских. Русские представлялись на западе врагами св. отца и римско-католической церкви, даже самого христианства. Борьба Новгорода с немцами была неизбежна. Новгородцы еще прежде владели значительным пространством земель, населенных чудью, и постоянно, двигаясь на запад, стремились к подчинению чудских племен. Вместе с тем они распространяли между последними православие более мирным, хотя и более медленным путем, чем западные рыцари. Как только немцы утвердились в Ливонии, тотчас начались нескончаемые и непрерывные столкновения и войны с Новгородом; и так шло до самой войны Александра. Новгородцы подавали помощь язычникам, не хотевшим креститься от немцев, и потому-то в глазах западного христианства сами представлялись поборниками язычников и врагами Христовой веры» (Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М: Мысль, 1991, с. 79). Свои рассуждения Костомаров даже не пытается подтвердить какими-либо доказательствами. Собственное утверждение о том, что немцы (и католическая Европа в целом) – это «исконные враги» славян он принимает как аксиому. Обратимся к первоисточникам. Есть ли в них свидетельства, подтверждающие версию Костомарова? Ливонские хроники (Хроника Генриха, Ливонская Рифмованная, Хроника Вартберга) осуждают русских как своих врагов, которые оказывают поддержку язычникам. Но они не подвергают нападкам православную церковь, а термин «схизматики» в них не встречается. Столкновения с русскими не называют «крестовым походом». Единственно, в чем обвиняет православную церковь в своей Хронике Генрих Латыш, так это в том, что она не прилагала стараний, чтобы обратить язычников в христианскую веру. Однако то же обвинение Генрих выдвигает и против католиков-датчан. Они нужны ему для того, чтобы обосновать тезис о том, что те, кто крестил язычников, обладают большим правом господствовать над ними, чем те, которые этого не делали. В НПЛ, наиболее ранней из дошедших до нас новгородских летописей, «немцы» и «свеи» не называются ни «крестоносцами», ни «латинянами». Описание конфликтов с ними ничем не отличается от описания конфликтов Новгорода с другими русскими княжествами. НПЛ не отражает никаких признаков религиозного антагонизма. «Свеи» или «немцы» для новгородского летописца это, прежде всего, «иноплеменники», а не «латиняне». В летописном тексте они не характеризуются как «иноверцы», желающие навязать русскому народу католическую веру.
Таким образом, участники и очевидцы описываемых событий по обе стороны баррикад не считали их религиозным противостоянием между католиками и православными.
Первая запись, содержащая осуждение «латинства», появляется в Новгородской летописи под 1349 годом. Причем гневный пафос новгородского летописца направлен совсем не на «крестоносцев» в лице немцев или ливонцев, а против поляков: «Пришел король краковский с большой силой и взял лестью землю Волынскую и много зла сотворил христианам, а церкви святые претвориша на латинское богомерзкое служение». Следовательно, события на границах Новгородских земель в 1240—1242 годы не что иное, как продолжение многолетнего пограничного конфликта Новгородской земли с ее соседями, в котором ливонцы и шведы сами были жертвами агрессии со стороны Новгорода и его союзников. И возник этот конфликт не во время походов Батыя, а гораздо раньше, и поэтому с нашествием на Русь монголов не связан.
Даже если предположить, что кто-то в Европе считал, что Новгородская земля после монгольского нашествия стала легкой добычей, то после разгрома шведов на Неве самые отчаянные авантюристы должны были отказаться от этой безумной затеи. Особенно это касалось Ливонии. Прежде всего, потому, что она продолжала войну с Литвой, с которой так и не рассчиталась за поражение под Шяуляем, и племенами земгалов и куршей. В этой ситуации Новгород, тоже страдающий от набегов язычников-литовцев, был потенциальным союзником Ливонии в борьбе против общего врага. И в Новгороде рассматривали своих западных соседей именно как союзников в борьбе с литовцами. Поэтому о поражении русско-ливонского войска под Шяуляем новгородский летописец пишет так: «Пошли на безбожную Литву и за грехи наши были побеждены безбожными погаными» (НПЛ).
Ну а как же тогда «немцы» оказались в Пскове и Изборске? Разве это не доказательство того, что они напали на Русь? Не доказательство. Потому, что в Новгородскую землю ливонцев привели русские во главе с изгнанником Ярославом Владимировичем.
После первой неудачной попытки вернуть Псков в 1233 году Ярослав Владимирович оказался в плену в Переславле, откуда он благополучно бежал назад к своим друзьям в Ливонию. Там он терпеливо ожидал подходящий момент для возвращения на родину. Такая возможность появилась после нашествия Батыя. Русские князья, пытавшиеся защитить свои княжества от татар, по большей части сложили голову. В результате древняя знать варяжского происхождения, несколько столетий правившая на Руси, почти целиком была уничтожена. А за образовавшиеся вакансии на княжеские места тут же началась драка между потенциальными претендентами. Один из немногих уцелевших прямых потомков Рюрика – Ярослав Владимирович – поспешил воспользоваться ситуацией, чтобы вернуть себе Псков. Его главный оппонент, отец Александра, переславский князь Ярослав Всеволодович, в отличие от большинства своих родственников, от татар не пострадал потому, что в отличие от них не участвовал в обороне русской земли, благоразумно не откликнувшись на призыв своего старшего брата Великого князя владимирского Юрия. Зато как только татары, уничтожив всех, кто пытался оказать им сопротивление, ушли восвояси, – Ярослав тотчас же занял освободившийся после гибели Юрия и всех его сыновей великокняжеский стол во Владимире.
Естественно, что в Орде, которой Ярослав Владимирович своим бездействием помог разгромить Владимиро-Суздальское княжество, не могли не отметить его лояльность и не возражали против того, что он будет главенствовать над русскими князьями. За свои заслуги перед Ордой Ярослав Владимирович получает не только Владимирский, но и Киевский престол. Это подтверждает летописное свидетельство о том, что Ярослав назначил в Киев в 1245 году своего наместника – Дмитра Ейковича.
Доверительные отношения Ярослава с Ордой позволяют предположить, что Батый сговорился с переславским князем, и он предал своего брата Юрия, за что получил от монголов великокняжеский престол. Юрий ждет на речке Сити помощь большим войском из Переславля и Новгорода, которую ему обещал Ярослав, но ждет напрасно – обещанное войско так и не появилось. При загадочных обстоятельствах Юрий гибнет, но не в бою, а от рук одного из своих дружинников. После гибели старшего брата Ярослав, не опасаясь татар, спешит в его разоренную столицу, чтобы занять трон, странным образом нисколько не опасаясь Батыя. Действительно, с того момента, как во Владимире сел он, монголы уходят назад в половецкие степи, не тронув Новгород.
Михаил Сокольский выдвигает гипотезу о том, что Ярослав Всеволодович связался с Батыем еще до его нашествия на Северо-восточную Русь («Неверная память. Герои и антигерои России»). Мог ли Ярослав вступить в такие переговоры с ордынским ханом? Традиционная историография утверждает, что после битвы на Калке русские князья забыли о монголах. Почему историки так плохо думают о наших предках? Русские князья активно участвовали в делах Степи, о чем свидетельствует, к примеру, знаменитое «Слово о Полку Игореве». Не говоря уже о том, что Владимиро-Суздальская Русь имела по Волге тесные контакты с Волжской Булгарией, ставшей первой жертвой Батыя на пути к границам Руси. Отголоски страшной катастрофы, постигшей булгар, не могли не докатиться до русских земель.
Монголы тоже не пренебрегали дипломатией. Источники о завоеваниях монголов свидетельствуют о том, что они никогда не упускали возможности избежать сражения и всегда пробовали договориться. Кроме того, Орда умело использовала дипломатию для того, чтобы стравить бывших или потенциальных союзников. Перед Калкой они попытались убедить русских отказаться от помощи половцам. Нападая на Волжскую Булгарию, из которой по Волге лежал путь прямо в сердце Владимиро-Суздальской Руси, монголы наверняка выяснили позицию русских: не окажут ли те булгарам помощь? Ярослав мог воспользоваться этим моментом для установления контактов со ставкой Батыя. Если принять эту версию, становится понятной логика монгольского нашествия на Русь: сначала Батый нападает на Северо-восточную Русь, где приводит к власти своего ставленника Ярослава Всеволодовича, затем вторгается в Южную Русь. Этому походу Батыя предшествует неудачное (Михаилу удалось ускользнуть) нападение Ярослава на штаб-квартиру Черниговского князя. Хотя почему неудачное? Это была разведка боем. А в случае успеха Киевское княжество накануне вторжения Орды было бы обезглавлено и не смогло бы оказать серьезного сопротивления.
В отличие от переславского князя Ярослава Всеволодовича, который благодаря татарам получил Великое княжение, бывший псковский князь Ярослав Владимирович, для того чтобы вернуться в Псков, воспользовался поддержкой своих старых проверенных друзей-ливонцев.
Только непонятно, почему некоторые авторы называют его за это предателем, а, например, нашего прославленного героя Александра Ярославича, приводившего на Русь татар, чтобы свести счеты со своими оппонентами (в частности, с младшим братом Андреем), называют не иначе как защитником Отечества.
Ну, а зачем ливонцам понадобилось вмешиваться в междоусобицу между русскими князьями, рискуя быть вовлеченными в крупномасштабную войну не только с Новгородом и Владимиро-Суздальским княжеством, но и с ордынцами, которые могли прийти на помощь своим русским вассалам? Да просто другого выбора у них не было: или Ярослав Владимирович становится псковским князем и на границе с Новгородской землей наконец-то установится мир, или продолжать войну с русскими, за которыми теперь стояла наводящая на Европу ужас монгольская Орда.
Принять самое активное участие в судьбе Ярослава Владимировича и поддержать его возвращение в Псков ливонцев заставило и тревожное известие о том, что новгородцы и псковичи готовят очередной поход на Дерптское епископство. Ливонская рифмованная Хроника (ЛРХ) совершенно ясно говорит, что для Ордена эта война была оборонительной: «Магистр Герман Балк вел' войну с русскими и язычниками (литовцами. – Авт.). Он должен был от них обоих обороняться в большой войне». Пролить свет на происходящие на границе Новгородской земли события поможет разгадка таинственной причины, по которой ордынское войско неожиданно повернуло от Новгорода, не дойдя до него всего ста верст. Историки высказывали различные предположения, пытаясь объяснить самое загадочное событие похода Батыя на Северо-Восточную Русь. Какие только версии не сочиняют, чтобы объяснить странное поведение захватчиков. Соловьев пишет, что монголы испугались весенней распутицы, советский историк Игорь Греков – возможного поражения. Владимир Чивилихин в антигумилевской «Памяти» сочиняет сказку про то, как Батый вместе с конем провалился в болото, чуть не утонул, и после этого отдал приказ поворачивать в степь. Некоторые историки вообще не берутся объяснить странное поведение захватчиков. Например, Джон Феннел по этому поводу пишет: «Почему татары не стали развивать успех и вслед за взятием Торжка не пошли на Новгород, сказать трудно. До Новгорода было примерно 300 км., т. е. пятнадцать – двадцать дней перехода, а в начале марта еще не могла начаться распутица, которая бы сделала дороги непроходимыми для татарской конницы («Кризис средневековой Руси», с. 121).
Действительно, если «Ледовое побоище» состоялось на месяц позже – 5 апреля, и в это время еще был прочный лед и дороги, на которых не боялись завязнуть в грязи тяжеловооруженные всадники, то у монголов действительно было более чем достаточно времени для нападения на Новгород. Почему же они его пощадили? Только потому, что Новгород и Псков откупились. Но не просто преподнесли монголам богатые дары, а признали свою зависимость от Орды, обязавшись выплачивать дань. Восполнить затраты на подкуп Батыя псковичи и новгородцы могли одним способом – за счет грабежа своих богатых соседей в Ливонии. В контексте подчинения Новгородской земли Орде в Дерпте могли рассматривать предстоящий поход не как очередной грабительский набег, а как поход ордынских вассалов с целью распространения на Дерптское епископство и всю Ливонию власти Орды. Это была нешуточная угроза. Поэтому, на время забыв распри, ливонская церковь в лице Дерптского епископства, Орден и датчане из Ревеля объединились по призыву дерптского епископа Германа и сделали все для того, чтобы к власти в Пскове пришел их союзник Ярослав Владимирович.