Страница:
Петров впервые видел Зину не в халатике, не в ночной рубашке или в джинсах. На ней было строгое темно-зеленое платье, очень простое – глухой ворот, длинные узкие рукава, чуть расклешенная юбка до середины икр – никаких складочек, оборочек или других портняжных ухищрений. Но в этой простоте было столько изящества, так выгодно оно подчеркивало стройную фигуру, что Петров подумал «С ней тоже можно выходить на лед».
«Классное платье, – оценила мысленно Леночка, – но я бы надела небольшое ожерелье».
Зина носила с платьем мамины жемчужные бусы. Сейчас они поселились в ломбарде.
Русые волосы, уложенные мягкими короткими волнами (Зина сделала стрижку), и легкий макияж высветили, подчеркнули ее глаза – зеленые, близкие по тону к цвету платья.
– Что вам предложить в качестве аперитива? – спросила Зина.
Увидев Лену, Игорь напрочь забыл об обязанностях хозяина: подобные девицы не ходят по улицам, не ездят в общественном транспорте и уж тем более не приходят запросто в гости. Они царствуют на экранах телевизоров, на обложках журналов, на эстрадных сценах. Высокая, почти одного с ним роста и на полголовы выше Петрова. Что она нашла в этом приземистом индюке? Деньги… Лицо у Леночки – икнуть и задохнуться. Ноги растут от подмышек, пальцы тонкие, длинные. Она, чертовка, наверняка ими такое выделывать умеет…
– Можно я сразу покажу Леночке детей? – попросил Петров.
– Конечно, только не тряси и не кувыркай их, – ответила Зина. – Они еще не совсем здоровы. Идите в детскую, а мы с Игорем тут закончим.
Через несколько минут она принесла две бутылочки с молоком.
– Ты умеешь кормить детей? – без особой надежды спросил Петров Леночку, когда Зина вышла. – Посиди тихо, я сам справлюсь.
– Представь себе, умею. Сестра на двенадцать лет меня младше. Благодаря ей у меня было счастливое детство.
Леночка действительно ловко управлялась с малышами. Дети заснули у них на руках.
Зина накрыла круглый стол в углу большой комнаты белой кружевной скатертью до пола. Сверху постелила красную квадратную салфетку.
– Как в лучших домах, – оценила Леночка.
У цветов, которые принесли гости, Зина отрезала длинные ножки и соорудила изящную композицию в низкой продолговатой вазе. Ваза красовалась в центре стола, по бокам – два маленьких подсвечника с витыми свечами. Старинная посуда и хрусталь, серебряные приборы, туго накрахмаленные салфетки, заправленные в кольца, – Петров едва не сказал, что надо было предупредить, он надел бы фрак.
В комнате, где вечно трепыхались мокрые пеленки, умели, оказывается, создавать изысканную обстановку. А ветошь затюканной многодетной матери скрывала выпускницу пансиона благородных девиц. Вот только мужа она себе выбрала не в пажеском корпусе.
Игорь справился с оторопью, которую вызвала у него гостья, в той степени, чтобы не демонстрировать восхищение слишком явно. Но и Леночка, и Петров видели, как он возбужден. Даже когда он не смотрел на сидящую рядом девушку, его ухо локатором прощупывало пространство слева. Жена ничего не замечала.
Случись мировой чемпионат по скоростному витью веревок из мужиков, Леночке не было бы равных. Петров знал, как умеет она лукавыми взглядами из-под приспущенных ресниц, кокетливыми улыбочками и ужимками довести мужика до белого каления. А потом опрокидывать на него ушат ледяной воды: что это вы, сударь, вообразили? Подберите слюни и купите другой одеколон – куриным пометом разит.
Петров с удовольствием бы посмотрел, как она проделает садистский фортель с Игорем. И испортит вечер Зине.
Он обнял Леночку за плечи, прижал к себе, поцеловал в висок и тихо приказал:
– Когти не выпускать!
– Ах, милый, – проворковала Леночка, – ты изомнешь мне прическу.
Со стороны это выглядело прилюдной нежностью влюбленных. Игорь тихо скрипнул зубами. Зина удержала ревнивый вздох.
Разговор шел о детях. Тема вполне устраивала Петрова, так как Зина о своих малышах могла говорить бесконечно. Леночка вспомнила смешные истории из бытности няньки при младшей сестре. Только Игорь скучал. Он пытался блеснуть остроумием, рассказывая о службе на подводной лодке. Но большинство забавных происшествий не годились для женских ушей, да и рассказчик из него был неважный.
Гости деликатно улыбались там, где Игорь ожидал гомерического хохота.
– Скажите, Игорь, психологический синдром моряка все переживают? – спросила Леночка. – Не знаете, что это такое?
Леночка пояснила на примере своего двоюродного брата. Он служит в торговом флоте и сходит на берег два раза в год. Сорит деньгами, кутит, одаривает подарками – словом, превращает жизнь в феерический праздник. Родственники его обожают, а жена собирается на развод подавать. Кузен привык, что на судне все делается само собой, по режиму и без напряжения с его стороны: обед подадут, посуду помоют, палубу надраят, кино вечером покажут. Из года в год его обязанности во время вахты неизменны и потому необременительны. А на берегу – гудеж и веселье.
«Как рецидивист после тюрьмы и сорванной кассы», – подумал Петров.
– Жена, – рассказывала Лена, – естественно, хочет, чтобы он проявлял хоть толику инициативы и сноровки. Но для него вызвать сантехника из ЖЭКа – проблема, в очереди за картошкой отстоять – проблема, ходить с какими-то бумагами по инстанциям – вообще катастрофа. Он просто разучился разговаривать с людьми. Он даже городского транспорта избегает, потому что не знает, как проезд оплачивать, боится оконфузиться. Вот такой синдромчик, – заключила Леночка.
– Это уж слишком, – хмыкнул Игорь, – конечно, отвыкаешь от штатской жизни, но чтобы таким беспомощным себя чувствовать, я не знаю.
– Я знаю, – рассмеялась Зина – У меня точно эта болезнь. За год настолько выключилась из человеческих отношений, что, когда пришла пособие на детей оформлять, чиновники меня в два счета затюкали, я даже разревелась в коридоре.
– Ничего, – успокоил ее Игорь, – походишь по кабинетам, быстро восстановишься.
«Ну ты-то горазд жену тренировать», – подумал Петров.
Заговорили о жизни военных, о том, как несладко переезжать с места на место, трудно получить квартиру, найти женам работу.
– В Североморске я могу весь срок прослужить, – сообщил Игорь. – Меня там обстановка устраивает. Конечно, площадь не дают. Но ведь мы можем эту квартиру продать, а в Мурманске, например, купить. Еще и останется.
«Ах ты, альфонс недоделанный! – мысленно возмутился Петров. – Квартира тебе понадобилась! Для тебя она квартира, а для Зины – дом ее родителей. На косяке дверей до сих пор зарубки, рост дочерей отмечали. Неужели Зина пойдет на это? Нет, не похоже».
Зина, опустив голову, ковыряла вилкой в тарелке.
Она впервые слышала о планах Игоря на квартиру: очевидно, идея пришла ему в голову недавно. Потом она объяснит мужу, что не может продать дом, где жила с папой и мамой. Эта квартира – часть ее самой и должна стать родной для детей. Игорь поторопился, он поймет, не будет настаивать.
– Давайте потанцуем, – предложила Зина.
Игорь с готовностью вскочил из-за стола и пошел ставить кассету.
– Мы ребят не разбудим? – озабоченно спросил Петров.
– Если разбудим, – поддержала хозяйку Леночка, – ты пойдешь их укачивать. По-моему, у тебя здорово получается.
Петров с улыбкой наблюдал, как соблазнительно двигаются в быстром танце гибкие фигуры девушек. Игорь не мог отвести взгляда от Леночки. В сравнении с Зиной она танцевала более раскованно, в круговых покачиваниях бедрами, на которые она положила растопыренные пальцы, было что-то от шоу стриптизерши. Короткая узкая юбка Леночки ползла вверх, и, когда казалось, что еще миллиметр и восхищенные зрители увидят трусики, Леночка медленно сдвигала подол вниз на три сантиметра. Через минуту она повторяла это движение, вызывавшее у Игоря нервное сглатывание.
Заиграла медленная музыка. Петров пригласил Леночку.
– Не жалеешь, что пришла сюда? – спросил он, поглаживая ее спину.
– Напротив, должна тебя поблагодарить. Петров, не волнуйся, я буду себя хорошо вести.
– Я волнуюсь только о том, что ты не захочешь попробовать, какой замечательный кофе я варю по утрам.
Началась другая песня, и они обменялись партнерами.
Зина задала Петрову тот же вопрос, что и он Леночке.
– Если ты не жалеешь, что нас пригласила, то все отлично. Зина, сколько ты весишь? У меня такое ощущение, что тебя можно поднять одним мизинцем.
– Поэтому ты едва дотрагиваешься до меня? – рассмеялась Зина. – Павел, во мне пятьдесят килограммов костей, мяса и глупых мыслей.
– Представляю твои глупые мысли. Знала бы ты, что мне лезет в голову.
– Знаю. Ты ревнуешь Леночку. И совершенно напрасно, Игорь не ловелас.
Петров быстро посмотрел на соседнюю пару. Леночка, как и обещала, вела себя прилично: между ней и Игорем можно было просунуть ладонь… ребром.
– То, что он верный муж, видно невооруженным глазом. Но главное, ты, Зинаида, за ним как за каменной стеной.
Петров надеялся, что иронии в его голосе она не услышала.
– Да пусть хоть облысеет! – сказал он вслух, стоя под острыми струями душа. – Какое мне дело?
«С чего я привязался к чужому семейству, – спрашивал себя Петров. – Наверное, пробили биологические часы. Надо жениться, рожать детей. Прямо сейчас займусь этим с Леночкой. Нет, не займусь. Японский городовой, совершенно не хочется. Я превращаюсь в старого приживальщика. К чертям собачьим! Стянуть с голой Леночки одеяло – и все станет на свои места».
Но Петров пошел не в комнату, а на кухню – готовить завтрак.
Они сидели за маленьким обеденным столом.
Леночка убрала пышные волосы в пучок на макушке, смыла косметику. В белой рубашке Петрова она смотрелась по-домашнему мило и уютно. Петров изо всех сил старался не показать своего плохого настроения. Он шутил, кормил ее с ложечки.
– Петров, женись на мне, – вдруг сказала Леночка. – Я тебе рожу таких же замечательных близнецов.
Вначале он решил, что она дурачится, хотел было ответить ироничным согласием, но потом увидел ее глаза, настороженные, застывшие в ожидании, вспомнил ее ночное бормотание – все серьезно. Он растерялся и не мог выдавить из себя ни слова. Кажется, он даже уставился на Леночку с пошлым испугом.
– Ладно, – махнула она рукой, – не дрейфь, я пошутила.
Он видел, как трудно дались ей эти слова. Глаза наполнились слезами, она встала и пошла в ванную, закрылась там.
– Леночка, – царапался Петров в дверь. – Открой. Ты обиделась на меня? Ну извини, пожалуйста. Нам надо все обсудить. Открой дверь. Глупая девочка, ты там плачешь? Я не могу выносить женских слез. Я готов жениться на всякой плачущей женщине от восемнадцати до семидесяти лет. Лен, тебе уже исполнилось восемнадцать? А семьдесят? Ну не обижайся, вылезай оттуда.
– Убирайся к черту! – донеслось из-за двери.
– А где я, по-твоему, нахожусь? Ладно, я жду тебя на кухне, стою на коленях в углу. Ты меня долго не продержишь?
Леночка вернулась через несколько минут. Волосы у нее были мокрые и свисали длинными пружинками.
– У тебя отвратительный шампунь, – сказала она – А фен есть?
– Есть. Леночка…
Она остановила его, накрыв его губы ладонью.
Петров хотел взять ее руку, поцеловать, но она быстро убрала ее.
– Молчи, ни слова, – велела Леночка, – я не могу говорить, вернее, не могу над этим посмеяться. Пока не могу.
«О чем же мы будем беседовать? – подумал Петров. – Вот так положение».
Тему для разговора нашла Леночка, самую неожиданную.
– Ты любишь ее, – заявила она.
– Кого «ее»? – не понял Петров.
– Зину.
– Что за чепуха! – Он рассмеялся. – С чего ты взяла?
– Ты, Петров, на нее смотришь.
– Ага, смотрю. Это аргумент.
– Я знаю все твои взгляды. Ты можешь смотреть на женщину как на пустое место. И на ту же самую женщину через пять минут – так, что ей захочется пощупать платье – не забыла ли она его надеть. Иногда кажется, что твой взгляд сопровождается треском расстегивающихся штанов.
– Ну и язычок у тебя! Им можно бриться.
– Петров, ты смотришь на Зину с нежностью. Тебе хочется защитить ее от всего мира, вырыть окоп и никого не подпускать. Словно она какое-то хрупкое сооружение.
– Глупейшие фантазии.
Леночка его не слушала.
– Но, Петров, – в ее голосе появились ядовитые нотки, – ты ведешь себя непорядочно. Помнишь, мы вышли на кухню покурить и я протянула Зине пачку сигарет? Ты выхватил у нее сигарету и выбросил. Ты предъявил права на женщину, когда рядом стоял ее муж! Как это называется?
– Она умирала у меня на руках! Естественное человеческое участие.
– Естественное? – усмехнулась Леночка. – Выходит, завоевать твое сердце можно только на больничной койке? Не знала раньше.
– Еще узнаешь. Леночка, мы с тобой в начале большого пути.
– Не береди! С одной Зиной я бы, возможно, еще и справилась. Но Зина плюс Ваня и Саня – не осилить. Ты очень к ним привязался. Я не ожидала от тебя чадолюбия. Ты различаешь их, когда родной отец в них путается.
– Но они же совершенно разные!
– Они похожи как два помидора. Дети тебя любят, а ты рядом с ними становишься просто другим человеком. И оттираешь родного отца Неужели не замечаешь?
– Главное, что не замечает он. Впрочем, неудивительно: он полный кретин.
– Он совершенно нормальный парень. Даже очень симпатичный. Я бы посмотрела на тебя в двадцать три года с двумя младенцами на шее.
– Они на шее у его жены. И я, во всяком случае, не стал бы искать еще местечко на этой шее для себя самого. Все, хватит дурацких разговоров. Иди сюда.
Петров потянул Леночку за руку, усадил к себе на колени. Он взялся за пуговицы рубашки на ее груди, хотел их расстегнуть. Леночка отвела его руки, потом стала тихонько водить подушечками пальцев по его лицу, как бы разглаживая морщинки.
– Если бы ты знал, как мне жаль, как я ей завидую. Не вздумай! – сказала она, почувствовав толчок под бедрами. – Я Христа ради не живу и обмылки не собираю. Постельные утехи отменяются. И смени одеколон – тухлым луком отдает. Где у тебя фен? – спросила она, вставая.
Анна Королева училась в театральном институте, ее родители тоже были артистами. Второкурсник Петров составлял свиту будущей звезды. Аня к нему особых чувств не питала, но держала на поводке.
Петров торчал под ее окнами, провожал с репетиций, немым болваном сидел у них дома. Он видел, что Анины родители редкостно необразованные люди.
Им даже не удавалось талантливо изрекать умные мысли, которые они заучивали для ролей. В семье в основном сплетничали или обсуждали тряпки и всякое материальное барахло. Но это были Анины родители и известные артисты – значит, они были почти святыми. Петров унижался до роли мальчика на побегушках, за один ласковый взгляд, за редкие поцелуи в подъезде готов был верным псом сторожить дверь. Поощрения случались редко, и большей частью он пребывал в мутно-болезненном состоянии.
Выручил Юрка Ровенский. Ничтоже сумняшеся затащил Аню в постель. Петров чудом не убил тогда приятеля и таким же чудом сам остался жить, не покинул мир добровольно. Теперь он с благодарностью назначил бы Ровенскому пожизненную пенсию, если бы тот нуждался.
У Ани Королевой произошли какие-то сбои с обменом веществ: она чудовищно растолстела.
Вздумай Петров сейчас обхватить ее талию, руки бы не сомкнулись, пришлось бы бегать, как вокруг каменной бабы. Подбородок у Ани лежал на груди и венчал пирамиду из жирных бубликов и баранок, в которую превратилось ее тело. Она изредка снималась в кино, играла противных сварливых теток. Однажды Петров столкнулся с ней в гостях у общих знакомых. Манеры у Ани остались прежними – первой красавицы и крушительницы мужских сердец. Ее наряд, ужимки, вульгарное кокетство вызывали неловкость и жалость.
Грешно радоваться чужим несчастьям, но Петров считал, что Аню раздуло в наказание за его поруганные чувства. Когда он видел, как выступает по телевидению ее отец, из которого пытались слепить совесть нации, он только посмеивался. Королев был исключительно хорош в ролях генералов-отцов, родных, благородных милиционеров и исторических государственных деятелей. Теперь он изображал скорбь и боль за народ в образе мудрого пострадавшего интеллигента. На самом деле, Петров это знал точно, Аниного папашу более волновало, какой галстук выбрать к рубашке, пригласят ли его на правительственную дачу декламировать стихи и не потекла ли после ремонта крыша на собственной даче. Но Королеву следовало отдать должное – когда он забывал слова, паузу держал мастерски.
У него выработался свой стиль отношений с женщинами. Веселый амурный азарт конкистадора он не променяет на тупую депрессию рогоносца. Пусть его романы длятся недолго, зато еще ни одна женщина не пожелала ему прибавки в весе.
– Малыш, что с тобой? – удивился Игорь.
– Ты уезжаешь, я опять останусь одна…
Игорь уговаривал ее, целовал, приносил воду, но Зина плакала все сильнее. Она захлебывалась рыданиями, и его попытки остановить извержение слез приводили к тому, что она заходилась еще больше.
Наконец Игорю надоело. Ничего, поплачет и замолкнет. Все женщины плачут. Он отвернулся и заснул.
Зина встала с кровати и пошла на кухню. Сняла с крючка пахнущее кастрюлями полотенце и уткнулась в него. В голову приходили тысячи причин для слез, и каждая вызывала новый приступ рыданий. Нет денег, на что она будет жить? Ей не во что одеться, чтобы выйти на улицу. Бабушка, последний родной человек из взрослых, совсем ослабла. За квартиру и за свет не платили почти год. Давно пора делать ремонт, она живет среди облупившейся краски и осыпающегося кафеля.
Опять тараканы появились…
«Мы уедем в Мурманск, там летом белые ночи», – пыталась успокоить себя Зина. И тут же вспоминала, что зимой там черные дни, и снова начинала плакать.
Горькие мысли ручейками впадали в большую глубокую реку – Игорь, муж…
Почему он никогда не привезет детям подарка, даже грошовой погремушки? Он купил себе красивый свитер и джинсы, а у Зины одежда вся штопана-перештопана. Он возится с детьми будто по обязанности. Его раздражают домашние проблемы. Но куда от них деться? А она сама? Готова ли слушать Игоря, обсуждать его проблемы? Нет, не готова. Ей хочется другого общения и других разговоров. Пусть не о детях! О книгах, о театре, о живописи – о том, что хоть на миг вернет ее к прежней жизни.
Почему Павел с легкостью и удовольствием делает им подарки? Он состоятельный человек. Но Зина уверена, будь он беден, все равно бы придумал, как доставить им радость. Павлу не скучно с детьми, она ни разу не видела, чтобы он отдал их с гримасой усталости. Конечно, соседу не приходится сидеть с ними столько, сколько Игорю. Но ведь и Зине они не надоедают! Павел обладает поразительной эрудицией и не стесняется признаваться в том, чего не знает. Павел может утешить шуткой, каламбуром, а то и резким окриком.
Павел. Павел, Павел. Петров. Вот что самое пошлое и ужасное. Она думает о постороннем мужчине, она сравнивает его с собственным мужем. Она дрянная женщина, плохая жена, никудышная мать.
Она ревнует Павла к его красоткам, не имея на то никакого права. Преступление для порядочной женщины.
– На маскараде ты можешь изображать пареную свеклу без костюма.
– Не твое дело, – огрызнулась Зина. – От тебя муж никогда не уезжал.
– И слава богу. От меня, к счастью, даже жена никогда не уезжала. Игорь, ты готов? Я буду ждать в машине.
Зина обняла мужа. Она прижалась к нему изо всех сил, будто пыталась напитаться его любовью или, напротив, отдать свою энергию, извиниться, защитить.
«Петров будет нервничать, – подумал Игорь. – Вдруг она опять начнет реветь?»
– Все хорошо, – отрывал он от себя жену.
Зина держалась цепко.
– Я приеду при первой возможности. Поход через два месяца, обязательно вырвусь до этого. Ну все, неудобно, человек ждет. А ты подумай насчет квартиры, ладно? Наведи тут справки.
Зина разжала руки. Зачем он опять об этом, да еще при расставании? Она смотрела на мужа и ждала каких-то других слов. Он взялся за ручку двери.
– Ты любишь меня? – спросила Зина.
– Конечно, – быстро ответил Игорь, чмокнул ее в щеку и вышел.
Игорь думал о жене и детях. Он оставляет их в трудном положении. «Но что я могу сделать?» Этот вопрос Игорь всегда задавал себе в ситуациях, которые требовали от него решительных поступков. И означал вопрос не «что именно я должен сделать?», а «я ведь ничего не могу сделать!».
Игорь давно усвоил простую истину – все проблемы способны разрешиться без его участия. Худо-бедно, хорошо ли, плохо ли, но все в жизни как-то устраивалось. И если ему не хотелось проявлять активность, тратить силы и время – то он и не напрягался. В школе преподаватели и родители постоянно твердили, что надо учиться лучше и троечнику не поступить в вуз. Игорь пальцем не пошевелил, чтобы поднять успеваемость. Закончил школу, отец повез его в Севастополь и с помощью старого приятеля затолкнул в военно-морское училище. Выходит, правильно Игорь не насиловал себя, не корпел над учебниками.
Он не виноват, что жалованье не выплачивают. В таком положении полстраны, не одна Зина. И он здорово придумал с квартирой. С этими деньгами они бы несколько лет горя не знали. Выход есть, решать должна Зина. Не хочет – пусть сама и расхлебывает.
– Паша, – прервал он молчание. – Зина скоро должна получить мою зарплату. А пока, в общем, у нас напряженка. Ты ей тут не мог бы одолжить немного?
– Без проблем.
– Вот спасибо! – Игорь вздохнул с облегчением.
Сбросив с души камешек, Игорь и думать забыл о семейных проблемах. Его мысли унеслись вперед, к жизни, которая ждала его в Мурманске.
Через несколько дней туда должна приехать мама.
Кажется, он забыл взять фотографии сыновей, чтобы передать родителям. Они до сих пор не видели своих внуков. В конце концов, так ли велика его, Игоря, вина в том, что он стал отцом? «Он не хотел быть подлецом и стал отцом», – пропел он мысленно. Интересно, привезет ли мама деньги, можно ли будет у нее одолжить? Противно сидеть на мели и считать каждую копейку. До приезда мамы можно будет занять у ребят, тогда ей точно придется раскошелиться – она не любит, когда ее сын ходит в должниках.
Они подъехали к вокзалу, Петров затормозил.
– Счастливого пути, – сказал он и протянул руку для прощания.
– Спасибо, что подвез. Передавай Леночке привет. – Игорь почувствовал, что Петров почти не вложил силы в рукопожатие.
– Непременно, – ухмыльнулся Петров. – Ты произвел на нее неизгладимое впечатление.
– Правда? – радостно вспыхнул Игорь.
– Чистая правда, – подтвердил Петров и мысленно обозвал Игоря нецензурным словом, которое у него намертво приклеилось к Зининому мужу.
Зина была жива, только очень бледная. Лицо у нее вытянулось, заострилось.
– Хорошо, что ты зашел, – сказала она. – Дети уже спят. Выпей со мной чаю, ладно? Тоска ужасная, никак не могу взять себя в руки.
Петров кивнул и пошел вслед за ней на кухню.
Он стоял в проеме двери и смотрел, как Зина накрывает на стол Неожиданно он подошел к ней, обнял худенькие плечи и прижал ее спину к своей груди. Он почувствовал, как испуганно напряглось ее тело. Петров развернул Зину, несколько секунд внимательно смотрел ей в глаза, потом обнял одной рукой за талию, другой за шею. Едва касаясь губами, он по очереди поцеловал ее глаза Снова посмотрел на нее, Зина век не поднимала.
Он прижался губами к ее губам. Зина не вскинула руки ни чтобы оттолкнуть его, ни чтобы прижаться. Она не сжала губы, защищаясь от поцелуя, но и не шевельнула ими ответно.
Петров оторвался от нее с трудом, словно губы оказались намазаны клеем. Зина смотрела в пол.
«Не хочет показать мне, как ей противно», – подумал Петров.
«Только бы он не увидел, как мне хорошо», – подумала Зина.
Она повела плечами, освобождаясь от его объятий, отошла к окну и выглянула на улицу.
«Классное платье, – оценила мысленно Леночка, – но я бы надела небольшое ожерелье».
Зина носила с платьем мамины жемчужные бусы. Сейчас они поселились в ломбарде.
Русые волосы, уложенные мягкими короткими волнами (Зина сделала стрижку), и легкий макияж высветили, подчеркнули ее глаза – зеленые, близкие по тону к цвету платья.
– Что вам предложить в качестве аперитива? – спросила Зина.
Увидев Лену, Игорь напрочь забыл об обязанностях хозяина: подобные девицы не ходят по улицам, не ездят в общественном транспорте и уж тем более не приходят запросто в гости. Они царствуют на экранах телевизоров, на обложках журналов, на эстрадных сценах. Высокая, почти одного с ним роста и на полголовы выше Петрова. Что она нашла в этом приземистом индюке? Деньги… Лицо у Леночки – икнуть и задохнуться. Ноги растут от подмышек, пальцы тонкие, длинные. Она, чертовка, наверняка ими такое выделывать умеет…
– Можно я сразу покажу Леночке детей? – попросил Петров.
– Конечно, только не тряси и не кувыркай их, – ответила Зина. – Они еще не совсем здоровы. Идите в детскую, а мы с Игорем тут закончим.
Через несколько минут она принесла две бутылочки с молоком.
– Ты умеешь кормить детей? – без особой надежды спросил Петров Леночку, когда Зина вышла. – Посиди тихо, я сам справлюсь.
– Представь себе, умею. Сестра на двенадцать лет меня младше. Благодаря ей у меня было счастливое детство.
Леночка действительно ловко управлялась с малышами. Дети заснули у них на руках.
Зина накрыла круглый стол в углу большой комнаты белой кружевной скатертью до пола. Сверху постелила красную квадратную салфетку.
– Как в лучших домах, – оценила Леночка.
У цветов, которые принесли гости, Зина отрезала длинные ножки и соорудила изящную композицию в низкой продолговатой вазе. Ваза красовалась в центре стола, по бокам – два маленьких подсвечника с витыми свечами. Старинная посуда и хрусталь, серебряные приборы, туго накрахмаленные салфетки, заправленные в кольца, – Петров едва не сказал, что надо было предупредить, он надел бы фрак.
В комнате, где вечно трепыхались мокрые пеленки, умели, оказывается, создавать изысканную обстановку. А ветошь затюканной многодетной матери скрывала выпускницу пансиона благородных девиц. Вот только мужа она себе выбрала не в пажеском корпусе.
Игорь справился с оторопью, которую вызвала у него гостья, в той степени, чтобы не демонстрировать восхищение слишком явно. Но и Леночка, и Петров видели, как он возбужден. Даже когда он не смотрел на сидящую рядом девушку, его ухо локатором прощупывало пространство слева. Жена ничего не замечала.
Случись мировой чемпионат по скоростному витью веревок из мужиков, Леночке не было бы равных. Петров знал, как умеет она лукавыми взглядами из-под приспущенных ресниц, кокетливыми улыбочками и ужимками довести мужика до белого каления. А потом опрокидывать на него ушат ледяной воды: что это вы, сударь, вообразили? Подберите слюни и купите другой одеколон – куриным пометом разит.
Петров с удовольствием бы посмотрел, как она проделает садистский фортель с Игорем. И испортит вечер Зине.
Он обнял Леночку за плечи, прижал к себе, поцеловал в висок и тихо приказал:
– Когти не выпускать!
– Ах, милый, – проворковала Леночка, – ты изомнешь мне прическу.
Со стороны это выглядело прилюдной нежностью влюбленных. Игорь тихо скрипнул зубами. Зина удержала ревнивый вздох.
Разговор шел о детях. Тема вполне устраивала Петрова, так как Зина о своих малышах могла говорить бесконечно. Леночка вспомнила смешные истории из бытности няньки при младшей сестре. Только Игорь скучал. Он пытался блеснуть остроумием, рассказывая о службе на подводной лодке. Но большинство забавных происшествий не годились для женских ушей, да и рассказчик из него был неважный.
Гости деликатно улыбались там, где Игорь ожидал гомерического хохота.
– Скажите, Игорь, психологический синдром моряка все переживают? – спросила Леночка. – Не знаете, что это такое?
Леночка пояснила на примере своего двоюродного брата. Он служит в торговом флоте и сходит на берег два раза в год. Сорит деньгами, кутит, одаривает подарками – словом, превращает жизнь в феерический праздник. Родственники его обожают, а жена собирается на развод подавать. Кузен привык, что на судне все делается само собой, по режиму и без напряжения с его стороны: обед подадут, посуду помоют, палубу надраят, кино вечером покажут. Из года в год его обязанности во время вахты неизменны и потому необременительны. А на берегу – гудеж и веселье.
«Как рецидивист после тюрьмы и сорванной кассы», – подумал Петров.
– Жена, – рассказывала Лена, – естественно, хочет, чтобы он проявлял хоть толику инициативы и сноровки. Но для него вызвать сантехника из ЖЭКа – проблема, в очереди за картошкой отстоять – проблема, ходить с какими-то бумагами по инстанциям – вообще катастрофа. Он просто разучился разговаривать с людьми. Он даже городского транспорта избегает, потому что не знает, как проезд оплачивать, боится оконфузиться. Вот такой синдромчик, – заключила Леночка.
– Это уж слишком, – хмыкнул Игорь, – конечно, отвыкаешь от штатской жизни, но чтобы таким беспомощным себя чувствовать, я не знаю.
– Я знаю, – рассмеялась Зина – У меня точно эта болезнь. За год настолько выключилась из человеческих отношений, что, когда пришла пособие на детей оформлять, чиновники меня в два счета затюкали, я даже разревелась в коридоре.
– Ничего, – успокоил ее Игорь, – походишь по кабинетам, быстро восстановишься.
«Ну ты-то горазд жену тренировать», – подумал Петров.
Заговорили о жизни военных, о том, как несладко переезжать с места на место, трудно получить квартиру, найти женам работу.
– В Североморске я могу весь срок прослужить, – сообщил Игорь. – Меня там обстановка устраивает. Конечно, площадь не дают. Но ведь мы можем эту квартиру продать, а в Мурманске, например, купить. Еще и останется.
«Ах ты, альфонс недоделанный! – мысленно возмутился Петров. – Квартира тебе понадобилась! Для тебя она квартира, а для Зины – дом ее родителей. На косяке дверей до сих пор зарубки, рост дочерей отмечали. Неужели Зина пойдет на это? Нет, не похоже».
Зина, опустив голову, ковыряла вилкой в тарелке.
Она впервые слышала о планах Игоря на квартиру: очевидно, идея пришла ему в голову недавно. Потом она объяснит мужу, что не может продать дом, где жила с папой и мамой. Эта квартира – часть ее самой и должна стать родной для детей. Игорь поторопился, он поймет, не будет настаивать.
– Давайте потанцуем, – предложила Зина.
Игорь с готовностью вскочил из-за стола и пошел ставить кассету.
– Мы ребят не разбудим? – озабоченно спросил Петров.
– Если разбудим, – поддержала хозяйку Леночка, – ты пойдешь их укачивать. По-моему, у тебя здорово получается.
Петров с улыбкой наблюдал, как соблазнительно двигаются в быстром танце гибкие фигуры девушек. Игорь не мог отвести взгляда от Леночки. В сравнении с Зиной она танцевала более раскованно, в круговых покачиваниях бедрами, на которые она положила растопыренные пальцы, было что-то от шоу стриптизерши. Короткая узкая юбка Леночки ползла вверх, и, когда казалось, что еще миллиметр и восхищенные зрители увидят трусики, Леночка медленно сдвигала подол вниз на три сантиметра. Через минуту она повторяла это движение, вызывавшее у Игоря нервное сглатывание.
Заиграла медленная музыка. Петров пригласил Леночку.
– Не жалеешь, что пришла сюда? – спросил он, поглаживая ее спину.
– Напротив, должна тебя поблагодарить. Петров, не волнуйся, я буду себя хорошо вести.
– Я волнуюсь только о том, что ты не захочешь попробовать, какой замечательный кофе я варю по утрам.
Началась другая песня, и они обменялись партнерами.
Зина задала Петрову тот же вопрос, что и он Леночке.
– Если ты не жалеешь, что нас пригласила, то все отлично. Зина, сколько ты весишь? У меня такое ощущение, что тебя можно поднять одним мизинцем.
– Поэтому ты едва дотрагиваешься до меня? – рассмеялась Зина. – Павел, во мне пятьдесят килограммов костей, мяса и глупых мыслей.
– Представляю твои глупые мысли. Знала бы ты, что мне лезет в голову.
– Знаю. Ты ревнуешь Леночку. И совершенно напрасно, Игорь не ловелас.
Петров быстро посмотрел на соседнюю пару. Леночка, как и обещала, вела себя прилично: между ней и Игорем можно было просунуть ладонь… ребром.
– То, что он верный муж, видно невооруженным глазом. Но главное, ты, Зинаида, за ним как за каменной стеной.
Петров надеялся, что иронии в его голосе она не услышала.
* * *
Леночка осталась у Петрова. Все было хорошо, даже прекрасно. Но проснулся Петров рано и в самом скверном расположении духа. Он злился из-за того, что никак не мог отогнать от себя мысль: «Водолаз за стеной настрогает Зине еще одного ребенка. Тогда у нее точно все зубы вывалятся».– Да пусть хоть облысеет! – сказал он вслух, стоя под острыми струями душа. – Какое мне дело?
«С чего я привязался к чужому семейству, – спрашивал себя Петров. – Наверное, пробили биологические часы. Надо жениться, рожать детей. Прямо сейчас займусь этим с Леночкой. Нет, не займусь. Японский городовой, совершенно не хочется. Я превращаюсь в старого приживальщика. К чертям собачьим! Стянуть с голой Леночки одеяло – и все станет на свои места».
Но Петров пошел не в комнату, а на кухню – готовить завтрак.
Они сидели за маленьким обеденным столом.
Леночка убрала пышные волосы в пучок на макушке, смыла косметику. В белой рубашке Петрова она смотрелась по-домашнему мило и уютно. Петров изо всех сил старался не показать своего плохого настроения. Он шутил, кормил ее с ложечки.
– Петров, женись на мне, – вдруг сказала Леночка. – Я тебе рожу таких же замечательных близнецов.
Вначале он решил, что она дурачится, хотел было ответить ироничным согласием, но потом увидел ее глаза, настороженные, застывшие в ожидании, вспомнил ее ночное бормотание – все серьезно. Он растерялся и не мог выдавить из себя ни слова. Кажется, он даже уставился на Леночку с пошлым испугом.
– Ладно, – махнула она рукой, – не дрейфь, я пошутила.
Он видел, как трудно дались ей эти слова. Глаза наполнились слезами, она встала и пошла в ванную, закрылась там.
– Леночка, – царапался Петров в дверь. – Открой. Ты обиделась на меня? Ну извини, пожалуйста. Нам надо все обсудить. Открой дверь. Глупая девочка, ты там плачешь? Я не могу выносить женских слез. Я готов жениться на всякой плачущей женщине от восемнадцати до семидесяти лет. Лен, тебе уже исполнилось восемнадцать? А семьдесят? Ну не обижайся, вылезай оттуда.
– Убирайся к черту! – донеслось из-за двери.
– А где я, по-твоему, нахожусь? Ладно, я жду тебя на кухне, стою на коленях в углу. Ты меня долго не продержишь?
Леночка вернулась через несколько минут. Волосы у нее были мокрые и свисали длинными пружинками.
– У тебя отвратительный шампунь, – сказала она – А фен есть?
– Есть. Леночка…
Она остановила его, накрыв его губы ладонью.
Петров хотел взять ее руку, поцеловать, но она быстро убрала ее.
– Молчи, ни слова, – велела Леночка, – я не могу говорить, вернее, не могу над этим посмеяться. Пока не могу.
«О чем же мы будем беседовать? – подумал Петров. – Вот так положение».
Тему для разговора нашла Леночка, самую неожиданную.
– Ты любишь ее, – заявила она.
– Кого «ее»? – не понял Петров.
– Зину.
– Что за чепуха! – Он рассмеялся. – С чего ты взяла?
– Ты, Петров, на нее смотришь.
– Ага, смотрю. Это аргумент.
– Я знаю все твои взгляды. Ты можешь смотреть на женщину как на пустое место. И на ту же самую женщину через пять минут – так, что ей захочется пощупать платье – не забыла ли она его надеть. Иногда кажется, что твой взгляд сопровождается треском расстегивающихся штанов.
– Ну и язычок у тебя! Им можно бриться.
– Петров, ты смотришь на Зину с нежностью. Тебе хочется защитить ее от всего мира, вырыть окоп и никого не подпускать. Словно она какое-то хрупкое сооружение.
– Глупейшие фантазии.
Леночка его не слушала.
– Но, Петров, – в ее голосе появились ядовитые нотки, – ты ведешь себя непорядочно. Помнишь, мы вышли на кухню покурить и я протянула Зине пачку сигарет? Ты выхватил у нее сигарету и выбросил. Ты предъявил права на женщину, когда рядом стоял ее муж! Как это называется?
– Она умирала у меня на руках! Естественное человеческое участие.
– Естественное? – усмехнулась Леночка. – Выходит, завоевать твое сердце можно только на больничной койке? Не знала раньше.
– Еще узнаешь. Леночка, мы с тобой в начале большого пути.
– Не береди! С одной Зиной я бы, возможно, еще и справилась. Но Зина плюс Ваня и Саня – не осилить. Ты очень к ним привязался. Я не ожидала от тебя чадолюбия. Ты различаешь их, когда родной отец в них путается.
– Но они же совершенно разные!
– Они похожи как два помидора. Дети тебя любят, а ты рядом с ними становишься просто другим человеком. И оттираешь родного отца Неужели не замечаешь?
– Главное, что не замечает он. Впрочем, неудивительно: он полный кретин.
– Он совершенно нормальный парень. Даже очень симпатичный. Я бы посмотрела на тебя в двадцать три года с двумя младенцами на шее.
– Они на шее у его жены. И я, во всяком случае, не стал бы искать еще местечко на этой шее для себя самого. Все, хватит дурацких разговоров. Иди сюда.
Петров потянул Леночку за руку, усадил к себе на колени. Он взялся за пуговицы рубашки на ее груди, хотел их расстегнуть. Леночка отвела его руки, потом стала тихонько водить подушечками пальцев по его лицу, как бы разглаживая морщинки.
– Если бы ты знал, как мне жаль, как я ей завидую. Не вздумай! – сказала она, почувствовав толчок под бедрами. – Я Христа ради не живу и обмылки не собираю. Постельные утехи отменяются. И смени одеколон – тухлым луком отдает. Где у тебя фен? – спросила она, вставая.
* * *
В жизни Петрова уже была любовь. Большая и светлая – как грипп, тиф или проказа. Иссыхая от страсти, он стал скучным, печальным, тупым – больным. Он не мог учиться, читать, смотреть кино, ходить спокойно по улицам – он мог только мечтать об объекте своей любви.Анна Королева училась в театральном институте, ее родители тоже были артистами. Второкурсник Петров составлял свиту будущей звезды. Аня к нему особых чувств не питала, но держала на поводке.
Петров торчал под ее окнами, провожал с репетиций, немым болваном сидел у них дома. Он видел, что Анины родители редкостно необразованные люди.
Им даже не удавалось талантливо изрекать умные мысли, которые они заучивали для ролей. В семье в основном сплетничали или обсуждали тряпки и всякое материальное барахло. Но это были Анины родители и известные артисты – значит, они были почти святыми. Петров унижался до роли мальчика на побегушках, за один ласковый взгляд, за редкие поцелуи в подъезде готов был верным псом сторожить дверь. Поощрения случались редко, и большей частью он пребывал в мутно-болезненном состоянии.
Выручил Юрка Ровенский. Ничтоже сумняшеся затащил Аню в постель. Петров чудом не убил тогда приятеля и таким же чудом сам остался жить, не покинул мир добровольно. Теперь он с благодарностью назначил бы Ровенскому пожизненную пенсию, если бы тот нуждался.
У Ани Королевой произошли какие-то сбои с обменом веществ: она чудовищно растолстела.
Вздумай Петров сейчас обхватить ее талию, руки бы не сомкнулись, пришлось бы бегать, как вокруг каменной бабы. Подбородок у Ани лежал на груди и венчал пирамиду из жирных бубликов и баранок, в которую превратилось ее тело. Она изредка снималась в кино, играла противных сварливых теток. Однажды Петров столкнулся с ней в гостях у общих знакомых. Манеры у Ани остались прежними – первой красавицы и крушительницы мужских сердец. Ее наряд, ужимки, вульгарное кокетство вызывали неловкость и жалость.
Грешно радоваться чужим несчастьям, но Петров считал, что Аню раздуло в наказание за его поруганные чувства. Когда он видел, как выступает по телевидению ее отец, из которого пытались слепить совесть нации, он только посмеивался. Королев был исключительно хорош в ролях генералов-отцов, родных, благородных милиционеров и исторических государственных деятелей. Теперь он изображал скорбь и боль за народ в образе мудрого пострадавшего интеллигента. На самом деле, Петров это знал точно, Аниного папашу более волновало, какой галстук выбрать к рубашке, пригласят ли его на правительственную дачу декламировать стихи и не потекла ли после ремонта крыша на собственной даче. Но Королеву следовало отдать должное – когда он забывал слова, паузу держал мастерски.
* * *
И теперь Петрову хотят сказать, что его вновь посетило нечто большое и светлое? Новая Аня Королева? Э нет, господа хорошие. Он уже не юноша, вступающий в жизнь, и к садомазохизму не расположен.У него выработался свой стиль отношений с женщинами. Веселый амурный азарт конкистадора он не променяет на тупую депрессию рогоносца. Пусть его романы длятся недолго, зато еще ни одна женщина не пожелала ему прибавки в весе.
* * *
В ночь перед отъездом мужа у Зины началась истерика. Далеко за полночь они лежали обнявшись, Игорь уже засыпал, а Зина вдруг начала плакать.– Малыш, что с тобой? – удивился Игорь.
– Ты уезжаешь, я опять останусь одна…
Игорь уговаривал ее, целовал, приносил воду, но Зина плакала все сильнее. Она захлебывалась рыданиями, и его попытки остановить извержение слез приводили к тому, что она заходилась еще больше.
Наконец Игорю надоело. Ничего, поплачет и замолкнет. Все женщины плачут. Он отвернулся и заснул.
Зина встала с кровати и пошла на кухню. Сняла с крючка пахнущее кастрюлями полотенце и уткнулась в него. В голову приходили тысячи причин для слез, и каждая вызывала новый приступ рыданий. Нет денег, на что она будет жить? Ей не во что одеться, чтобы выйти на улицу. Бабушка, последний родной человек из взрослых, совсем ослабла. За квартиру и за свет не платили почти год. Давно пора делать ремонт, она живет среди облупившейся краски и осыпающегося кафеля.
Опять тараканы появились…
«Мы уедем в Мурманск, там летом белые ночи», – пыталась успокоить себя Зина. И тут же вспоминала, что зимой там черные дни, и снова начинала плакать.
Горькие мысли ручейками впадали в большую глубокую реку – Игорь, муж…
Почему он никогда не привезет детям подарка, даже грошовой погремушки? Он купил себе красивый свитер и джинсы, а у Зины одежда вся штопана-перештопана. Он возится с детьми будто по обязанности. Его раздражают домашние проблемы. Но куда от них деться? А она сама? Готова ли слушать Игоря, обсуждать его проблемы? Нет, не готова. Ей хочется другого общения и других разговоров. Пусть не о детях! О книгах, о театре, о живописи – о том, что хоть на миг вернет ее к прежней жизни.
Почему Павел с легкостью и удовольствием делает им подарки? Он состоятельный человек. Но Зина уверена, будь он беден, все равно бы придумал, как доставить им радость. Павлу не скучно с детьми, она ни разу не видела, чтобы он отдал их с гримасой усталости. Конечно, соседу не приходится сидеть с ними столько, сколько Игорю. Но ведь и Зине они не надоедают! Павел обладает поразительной эрудицией и не стесняется признаваться в том, чего не знает. Павел может утешить шуткой, каламбуром, а то и резким окриком.
Павел. Павел, Павел. Петров. Вот что самое пошлое и ужасное. Она думает о постороннем мужчине, она сравнивает его с собственным мужем. Она дрянная женщина, плохая жена, никудышная мать.
Она ревнует Павла к его красоткам, не имея на то никакого права. Преступление для порядочной женщины.
* * *
Петров обещал подвезти Игоря на вокзал. Когда он зашел к ним утром и увидел Зинино лицо, брови его поползли вверх.– На маскараде ты можешь изображать пареную свеклу без костюма.
– Не твое дело, – огрызнулась Зина. – От тебя муж никогда не уезжал.
– И слава богу. От меня, к счастью, даже жена никогда не уезжала. Игорь, ты готов? Я буду ждать в машине.
Зина обняла мужа. Она прижалась к нему изо всех сил, будто пыталась напитаться его любовью или, напротив, отдать свою энергию, извиниться, защитить.
«Петров будет нервничать, – подумал Игорь. – Вдруг она опять начнет реветь?»
– Все хорошо, – отрывал он от себя жену.
Зина держалась цепко.
– Я приеду при первой возможности. Поход через два месяца, обязательно вырвусь до этого. Ну все, неудобно, человек ждет. А ты подумай насчет квартиры, ладно? Наведи тут справки.
Зина разжала руки. Зачем он опять об этом, да еще при расставании? Она смотрела на мужа и ждала каких-то других слов. Он взялся за ручку двери.
– Ты любишь меня? – спросила Зина.
– Конечно, – быстро ответил Игорь, чмокнул ее в щеку и вышел.
* * *
Они ехали молча. Петров не считал нужным вести светскую беседу – обойдется лейтенант.Игорь думал о жене и детях. Он оставляет их в трудном положении. «Но что я могу сделать?» Этот вопрос Игорь всегда задавал себе в ситуациях, которые требовали от него решительных поступков. И означал вопрос не «что именно я должен сделать?», а «я ведь ничего не могу сделать!».
Игорь давно усвоил простую истину – все проблемы способны разрешиться без его участия. Худо-бедно, хорошо ли, плохо ли, но все в жизни как-то устраивалось. И если ему не хотелось проявлять активность, тратить силы и время – то он и не напрягался. В школе преподаватели и родители постоянно твердили, что надо учиться лучше и троечнику не поступить в вуз. Игорь пальцем не пошевелил, чтобы поднять успеваемость. Закончил школу, отец повез его в Севастополь и с помощью старого приятеля затолкнул в военно-морское училище. Выходит, правильно Игорь не насиловал себя, не корпел над учебниками.
Он не виноват, что жалованье не выплачивают. В таком положении полстраны, не одна Зина. И он здорово придумал с квартирой. С этими деньгами они бы несколько лет горя не знали. Выход есть, решать должна Зина. Не хочет – пусть сама и расхлебывает.
– Паша, – прервал он молчание. – Зина скоро должна получить мою зарплату. А пока, в общем, у нас напряженка. Ты ей тут не мог бы одолжить немного?
– Без проблем.
– Вот спасибо! – Игорь вздохнул с облегчением.
Сбросив с души камешек, Игорь и думать забыл о семейных проблемах. Его мысли унеслись вперед, к жизни, которая ждала его в Мурманске.
Через несколько дней туда должна приехать мама.
Кажется, он забыл взять фотографии сыновей, чтобы передать родителям. Они до сих пор не видели своих внуков. В конце концов, так ли велика его, Игоря, вина в том, что он стал отцом? «Он не хотел быть подлецом и стал отцом», – пропел он мысленно. Интересно, привезет ли мама деньги, можно ли будет у нее одолжить? Противно сидеть на мели и считать каждую копейку. До приезда мамы можно будет занять у ребят, тогда ей точно придется раскошелиться – она не любит, когда ее сын ходит в должниках.
Они подъехали к вокзалу, Петров затормозил.
– Счастливого пути, – сказал он и протянул руку для прощания.
– Спасибо, что подвез. Передавай Леночке привет. – Игорь почувствовал, что Петров почти не вложил силы в рукопожатие.
– Непременно, – ухмыльнулся Петров. – Ты произвел на нее неизгладимое впечатление.
– Правда? – радостно вспыхнул Игорь.
– Чистая правда, – подтвердил Петров и мысленно обозвал Игоря нецензурным словом, которое у него намертво приклеилось к Зининому мужу.
* * *
Вернувшись домой поздно вечером и увидев свет в окнах соседки, Петров решил заглянуть к ней, движимый исключительно чувством сострадания к детям – проверить, жива ли их трепетная мамаша, не корчится ли в судорогах от горя, расставшись со своим выдающимся супругом.Зина была жива, только очень бледная. Лицо у нее вытянулось, заострилось.
– Хорошо, что ты зашел, – сказала она. – Дети уже спят. Выпей со мной чаю, ладно? Тоска ужасная, никак не могу взять себя в руки.
Петров кивнул и пошел вслед за ней на кухню.
Он стоял в проеме двери и смотрел, как Зина накрывает на стол Неожиданно он подошел к ней, обнял худенькие плечи и прижал ее спину к своей груди. Он почувствовал, как испуганно напряглось ее тело. Петров развернул Зину, несколько секунд внимательно смотрел ей в глаза, потом обнял одной рукой за талию, другой за шею. Едва касаясь губами, он по очереди поцеловал ее глаза Снова посмотрел на нее, Зина век не поднимала.
Он прижался губами к ее губам. Зина не вскинула руки ни чтобы оттолкнуть его, ни чтобы прижаться. Она не сжала губы, защищаясь от поцелуя, но и не шевельнула ими ответно.
Петров оторвался от нее с трудом, словно губы оказались намазаны клеем. Зина смотрела в пол.
«Не хочет показать мне, как ей противно», – подумал Петров.
«Только бы он не увидел, как мне хорошо», – подумала Зина.
Она повела плечами, освобождаясь от его объятий, отошла к окну и выглянула на улицу.