Страница:
Спустя месяц он как-то увидел, что Бруно избивает на улице детишек, раздает восьмилетним ребятам подзатыльники, подставляет им подножки и пинает их, когда они падают.
— Бруно! — издалека закричал учитель, но из-за одышки быстро подбежать не смог, и идиота усмирила хозяйка мясной лавчонки, наблюдавшая за этой сценой.
Она схватила Бруно за шиворот — это была могучая женщина — и просто-напросто перебросила его через ограду в садик виллы Габихтов. А детей увела к себе и там обмыла их ссадины.
— Он то и дело на них нападает, — объяснила она пораженному учителю. — Идиот проклятый! Ему место только в сумасшедшем доме. Если бы папенька не занимал такой высокий пост, его давно бы туда отправили. Все поражаются, как вы там выдерживаете.
Ужин в этот день был особенно сытным, а в суррогатном кофе чувствовалось даже несколько зернышек натурального. Да и Бруно вел себя спокойно, только все время упрямо глядел куда-то в угол. И учитель опять не решился отказаться от урока.
Следующей ночью город был снова потрясен катастрофой. Лавчонка мясника напротив дома Габихтов была уничтожена таким же образом, как дом гувернантки: бомбой небольшого калибра или артиллерийским снарядом.
Снаряд, по-видимому, влетел через окно в помещение и разнес его. Жена мясника погибла. На следующий день во время урока Бруно то и дело усмехался. Учителю стало жутко.
— Присматривает кто-нибудь за вашим мальчиком в течение целого дня? — осторожно спросил он после ужина пани Габихт.
— Никто. Он прекрасно ведет себя. Целый день играет на веранде. Муж ему там устроил маленькую мастерскую.
— Нельзя ли взглянуть?
— Нет! — громко и яростно крикнул побагровевший мальчик.
— Он никого туда не пускает, — объяснила мать. — Это его царство, — заговорщически подмигнула она учителю. А провожая его к калитке, добавила: — иногда я наблюдаю за ним в замочную скважину. Он целыми днями возится с детским "Конструктором" и несколькими деталями, которые муж принес ему с завода. Совершенно безобидное развлечение.
— Вы думаете? — спросил учитель, еще раз взглянув на сгоревшую мясную. — За таких ребят никогда нельзя поручиться. Его следовало бы поместить в больницу.
Но пани Габихт страшно рассердилась: значит, и учитель перешел на сторону соседей, ненавидящих ее Бруно.
— Ошибаетесь, я даже привязался к нему. Мне его жаль. Я думаю, в больнице он был бы счастливее.
— Никогда! — топнула ногой пани Габихт. — Пока я жива, этого не будет!
На следующий день учитель сам решил проверить, что за лаборатория у Бруно. Из калитки он прошел прямо на веранду. Мальчик даже не заперся там. Учитель увидел, что он мучит связанного котенка, присоединив его к катушке Фарадея. Котенок был уже полумертвым, когда учитель попытался его спасти. Бруно не отдавал котенка. Они молча боролись; мальчик издавал какие-то нечленораздельные звуки, а у учителя опять разболелось сердце. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Учитель ударил Бруно по голове. Мальчик отскочил в угол и с ненавистью смотрел на него.
— Крумм! — прохрипел он. — Ты — Крумм!
Фамилия бывшей гувернантки Бруно была Крумм, а учителя — Бреттшнейдер. Мальчик это прекрасно знал. У учителя мороз пробежал по коже. В этот день он даже не приступил к уроку, уклонился от встречи с пани Габихт и отправился на завод, чтобы повидать ее мужа.
Все здесь напоминало жилище каких-то сверхъестественных насекомых. Его вели длинными подземными ходами, два солдата шли впереди него, два — позади. Габихт принял его раздраженно.
— Я понимаю, мой сын способен что-нибудь натворить. Он озорник. Но не допускаю, чтобы он мог быть повинен в этих катастрофах.
— Увидим, — сказал учитель. — Сегодня я ни за какие блага в мире не буду ночевать в своей квартире. Можете вместе со мной дежурить в саду.
Учитель жил в маленьком домике у вокзала.
— Извините, но у меня своих дел хватает, куда более важных… — возразил инженер Габихт.
Однако утром он прибежал в сад. Ночью дом учителя был уничтожен небольшим снарядом, взорвавшимся прямо в его постели. Учитель со своего наблюдательного поста ясно видел кривую баллистического снаряда — он был величиной с кулак и оставлял огненный след.
— Я немедленно иду к командованию городского гарнизона, — заявил учитель. — Пойдете со мной?
Их принял начальник гарнизона, майор фон Шварц, в ведение которого входил и завод.
— Странная история… Действительно невероятная! А вы такую возможность допускаете? — обратился фон Шварц к инженеру. — Может ваш сын быть виновником этих катастроф?
Габихт не знал, что и сказать. Он краснел, бледнел, пока фон Шварц не заорал на него.
— Я должен признаться, господин майор, — сказал инженер, — что как-то приносил домой планы нашего секретного оружия "Фау-2". У нас в конструкторском бюро было так много работы, что мы с ней не справлялись за день. Может быть, мальчик как-нибудь до них добрался. Ведь он способен очень многое запомнить. В некоторых вещах он весьма сообразителен. Никто не может сказать наверняка, что происходит в его голове…
Это признание предопределило судьбу старого учителя. Во-первых, он узнал, какое секретное оружие изготовляют на заводе. А во-вторых, сынишка инженера был, бесспорно, важнее того, кто его разоблачил. Учитель исчез в концентрационном лагере. И это, в сущности, его спасло.
— Ваш Бруно, вероятно, гений, — говорил фон Шварц, когда вместе с Габихтом и поваром комендатуры ехал к Бруно.
— Он идиот, — возразил Габихт. — У нас есть врачебное свидетельство.
— Тупица! Неужели вы не понимаете, какую проблему решил ваш сын? Вы сами и двадцать вам подобных не можете добиться, чтобы наши снаряды поражали определенную цель, не умеете ими управлять. А этот пятнадцатилетний мальчишка направляет их прямо в окно с точностью до полуметра! Понимаете, как важно, чтобы снаряды "Фау-2" могли разрушать в Лондоне заранее намеченные объекты и нам не приходилось бы выпускать их наугад?!
Габихт совсем растерялся.
— Но я никогда не приносил домой планов прицельной стрельбы.
— Разумеется. Потому что их не существует. Их разработал ваш сын.
Фон Шварц приказал повару распаковать свои свертки. Впервые за четыре года войны повар сбивал натуральные сливки для парижского торта, наполнял трубочки кремом и растирал масло для слоеного теста.
Бруно накинулся на лакомства, как свинья. Буквально зарылся в них носом. А пани Габихт причитала, что он испортит себе желудок. Фон Шварц стоически ждал. Наконец мальчишка отвалился и хотел убежать.
— Постой! — майор схватил его железной рукой. — Такие сладости будешь получать каждый день, если расскажешь нам, как ты это делаешь!
— Что? — спросила мать. — Он ничего не делает, он послушный мальчик.
Но майор оттолкнул ее к стене.
— Как ты нацеливаешь свои снаряды? — заорал он прямо в ухо Бруно. — Признавайся, пока я не исполосовал тебе зад! — И вытащил из-за голенища хлыст.
Он взмахнул им, и пани Габихт упала в обморок. Никто не приводил ее в себя. Мальчик упрямо смотрел в угол комнаты, слизывая своим чересчур большим языком оставшиеся на подбородке крошки. Видимо, он ничего не понял. Он даже не сопротивлялся, когда майор его бил. Лицо Бруно при этом было лишено всякого выражения.
Фон Шварц сломал свой хлыст, вспотел и у него перехватило дыхание. Тогда он отпустил мальчишку и крикнул Габихту:
— Если к утру не выясните, как он это делает, ответит вся семья! Вместе с родственниками, — добавил он, выходя из комнаты.
Под окнами эсэсовцы уже выскакивали из машин, чтобы оцепить дом. Фон Шварц, сидя в автомобиле, все еще ругался. В этот вечер он отправился высыпаться в казарму и так и не вернулся в ратушу. Там оставалась только хорошенькая секретарша, вывезенная им из Италии в начале войны.
Ночью она погибла вместе с другими служащими, так как канцелярию в ратуше разрушил небольшой снаряд, который на этот раз пробил крышу и сжег все здание до самого фундамента. В казармах была объявлена тревога. Майор, вооружившись тяжелым парабеллумом, отправился к Габихтам.
— Где мальчишка? — сухо спросил он инженера.
Родители дрожащими голосами ответили, что он спит. Его нашли на веранде. Он монтировал ракету на игрушечном ракетодроме.
Фон Шварц пристрелил его сзади, выстрелом в затылок. Пани Габихт набросилась на него, хотела вырвать у него пистолет, она обезумела от горя, рвала на себе волосы и одежду.
— Что он вам сделал? Убийца!
Майор попытался ей объяснить:
— Мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь убивал своих ближних в отместку за всякую мелкую обиду. И к тому же применял для этого самую современную технику. Он идиот.
— А что делаете вы? Скольких людей убиваете вы в Лондоне своими снарядами? Чем вас обидел любой из этих англичан? У вас нет никаких оснований для таких убийств. Все вы идиоты, все!
Фон Шварц хотел немедленно арестовать ее, но тут раздался вой сирены.
— Не надо объявлять тревогу! — крикнул фон Щварц в телефонную трубку. — Я уничтожил источник опасности…
В ответ на это зажигательные бомбы посыпались на жилые кварталы. Союзники открыли тайну Ксенемюнде. Этот налет стоил жизни четверти населения города. Погиб и инженер Габихт. Некоторые жалели его. Говорили, что он был замечательным инженером. Одним из первых создателей ядерного оружия. Гением.
— Бруно! — издалека закричал учитель, но из-за одышки быстро подбежать не смог, и идиота усмирила хозяйка мясной лавчонки, наблюдавшая за этой сценой.
Она схватила Бруно за шиворот — это была могучая женщина — и просто-напросто перебросила его через ограду в садик виллы Габихтов. А детей увела к себе и там обмыла их ссадины.
— Он то и дело на них нападает, — объяснила она пораженному учителю. — Идиот проклятый! Ему место только в сумасшедшем доме. Если бы папенька не занимал такой высокий пост, его давно бы туда отправили. Все поражаются, как вы там выдерживаете.
Ужин в этот день был особенно сытным, а в суррогатном кофе чувствовалось даже несколько зернышек натурального. Да и Бруно вел себя спокойно, только все время упрямо глядел куда-то в угол. И учитель опять не решился отказаться от урока.
Следующей ночью город был снова потрясен катастрофой. Лавчонка мясника напротив дома Габихтов была уничтожена таким же образом, как дом гувернантки: бомбой небольшого калибра или артиллерийским снарядом.
Снаряд, по-видимому, влетел через окно в помещение и разнес его. Жена мясника погибла. На следующий день во время урока Бруно то и дело усмехался. Учителю стало жутко.
— Присматривает кто-нибудь за вашим мальчиком в течение целого дня? — осторожно спросил он после ужина пани Габихт.
— Никто. Он прекрасно ведет себя. Целый день играет на веранде. Муж ему там устроил маленькую мастерскую.
— Нельзя ли взглянуть?
— Нет! — громко и яростно крикнул побагровевший мальчик.
— Он никого туда не пускает, — объяснила мать. — Это его царство, — заговорщически подмигнула она учителю. А провожая его к калитке, добавила: — иногда я наблюдаю за ним в замочную скважину. Он целыми днями возится с детским "Конструктором" и несколькими деталями, которые муж принес ему с завода. Совершенно безобидное развлечение.
— Вы думаете? — спросил учитель, еще раз взглянув на сгоревшую мясную. — За таких ребят никогда нельзя поручиться. Его следовало бы поместить в больницу.
Но пани Габихт страшно рассердилась: значит, и учитель перешел на сторону соседей, ненавидящих ее Бруно.
— Ошибаетесь, я даже привязался к нему. Мне его жаль. Я думаю, в больнице он был бы счастливее.
— Никогда! — топнула ногой пани Габихт. — Пока я жива, этого не будет!
На следующий день учитель сам решил проверить, что за лаборатория у Бруно. Из калитки он прошел прямо на веранду. Мальчик даже не заперся там. Учитель увидел, что он мучит связанного котенка, присоединив его к катушке Фарадея. Котенок был уже полумертвым, когда учитель попытался его спасти. Бруно не отдавал котенка. Они молча боролись; мальчик издавал какие-то нечленораздельные звуки, а у учителя опять разболелось сердце. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Учитель ударил Бруно по голове. Мальчик отскочил в угол и с ненавистью смотрел на него.
— Крумм! — прохрипел он. — Ты — Крумм!
Фамилия бывшей гувернантки Бруно была Крумм, а учителя — Бреттшнейдер. Мальчик это прекрасно знал. У учителя мороз пробежал по коже. В этот день он даже не приступил к уроку, уклонился от встречи с пани Габихт и отправился на завод, чтобы повидать ее мужа.
Все здесь напоминало жилище каких-то сверхъестественных насекомых. Его вели длинными подземными ходами, два солдата шли впереди него, два — позади. Габихт принял его раздраженно.
— Я понимаю, мой сын способен что-нибудь натворить. Он озорник. Но не допускаю, чтобы он мог быть повинен в этих катастрофах.
— Увидим, — сказал учитель. — Сегодня я ни за какие блага в мире не буду ночевать в своей квартире. Можете вместе со мной дежурить в саду.
Учитель жил в маленьком домике у вокзала.
— Извините, но у меня своих дел хватает, куда более важных… — возразил инженер Габихт.
Однако утром он прибежал в сад. Ночью дом учителя был уничтожен небольшим снарядом, взорвавшимся прямо в его постели. Учитель со своего наблюдательного поста ясно видел кривую баллистического снаряда — он был величиной с кулак и оставлял огненный след.
— Я немедленно иду к командованию городского гарнизона, — заявил учитель. — Пойдете со мной?
Их принял начальник гарнизона, майор фон Шварц, в ведение которого входил и завод.
— Странная история… Действительно невероятная! А вы такую возможность допускаете? — обратился фон Шварц к инженеру. — Может ваш сын быть виновником этих катастроф?
Габихт не знал, что и сказать. Он краснел, бледнел, пока фон Шварц не заорал на него.
— Я должен признаться, господин майор, — сказал инженер, — что как-то приносил домой планы нашего секретного оружия "Фау-2". У нас в конструкторском бюро было так много работы, что мы с ней не справлялись за день. Может быть, мальчик как-нибудь до них добрался. Ведь он способен очень многое запомнить. В некоторых вещах он весьма сообразителен. Никто не может сказать наверняка, что происходит в его голове…
Это признание предопределило судьбу старого учителя. Во-первых, он узнал, какое секретное оружие изготовляют на заводе. А во-вторых, сынишка инженера был, бесспорно, важнее того, кто его разоблачил. Учитель исчез в концентрационном лагере. И это, в сущности, его спасло.
— Ваш Бруно, вероятно, гений, — говорил фон Шварц, когда вместе с Габихтом и поваром комендатуры ехал к Бруно.
— Он идиот, — возразил Габихт. — У нас есть врачебное свидетельство.
— Тупица! Неужели вы не понимаете, какую проблему решил ваш сын? Вы сами и двадцать вам подобных не можете добиться, чтобы наши снаряды поражали определенную цель, не умеете ими управлять. А этот пятнадцатилетний мальчишка направляет их прямо в окно с точностью до полуметра! Понимаете, как важно, чтобы снаряды "Фау-2" могли разрушать в Лондоне заранее намеченные объекты и нам не приходилось бы выпускать их наугад?!
Габихт совсем растерялся.
— Но я никогда не приносил домой планов прицельной стрельбы.
— Разумеется. Потому что их не существует. Их разработал ваш сын.
Фон Шварц приказал повару распаковать свои свертки. Впервые за четыре года войны повар сбивал натуральные сливки для парижского торта, наполнял трубочки кремом и растирал масло для слоеного теста.
Бруно накинулся на лакомства, как свинья. Буквально зарылся в них носом. А пани Габихт причитала, что он испортит себе желудок. Фон Шварц стоически ждал. Наконец мальчишка отвалился и хотел убежать.
— Постой! — майор схватил его железной рукой. — Такие сладости будешь получать каждый день, если расскажешь нам, как ты это делаешь!
— Что? — спросила мать. — Он ничего не делает, он послушный мальчик.
Но майор оттолкнул ее к стене.
— Как ты нацеливаешь свои снаряды? — заорал он прямо в ухо Бруно. — Признавайся, пока я не исполосовал тебе зад! — И вытащил из-за голенища хлыст.
Он взмахнул им, и пани Габихт упала в обморок. Никто не приводил ее в себя. Мальчик упрямо смотрел в угол комнаты, слизывая своим чересчур большим языком оставшиеся на подбородке крошки. Видимо, он ничего не понял. Он даже не сопротивлялся, когда майор его бил. Лицо Бруно при этом было лишено всякого выражения.
Фон Шварц сломал свой хлыст, вспотел и у него перехватило дыхание. Тогда он отпустил мальчишку и крикнул Габихту:
— Если к утру не выясните, как он это делает, ответит вся семья! Вместе с родственниками, — добавил он, выходя из комнаты.
Под окнами эсэсовцы уже выскакивали из машин, чтобы оцепить дом. Фон Шварц, сидя в автомобиле, все еще ругался. В этот вечер он отправился высыпаться в казарму и так и не вернулся в ратушу. Там оставалась только хорошенькая секретарша, вывезенная им из Италии в начале войны.
Ночью она погибла вместе с другими служащими, так как канцелярию в ратуше разрушил небольшой снаряд, который на этот раз пробил крышу и сжег все здание до самого фундамента. В казармах была объявлена тревога. Майор, вооружившись тяжелым парабеллумом, отправился к Габихтам.
— Где мальчишка? — сухо спросил он инженера.
Родители дрожащими голосами ответили, что он спит. Его нашли на веранде. Он монтировал ракету на игрушечном ракетодроме.
Фон Шварц пристрелил его сзади, выстрелом в затылок. Пани Габихт набросилась на него, хотела вырвать у него пистолет, она обезумела от горя, рвала на себе волосы и одежду.
— Что он вам сделал? Убийца!
Майор попытался ей объяснить:
— Мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь убивал своих ближних в отместку за всякую мелкую обиду. И к тому же применял для этого самую современную технику. Он идиот.
— А что делаете вы? Скольких людей убиваете вы в Лондоне своими снарядами? Чем вас обидел любой из этих англичан? У вас нет никаких оснований для таких убийств. Все вы идиоты, все!
Фон Шварц хотел немедленно арестовать ее, но тут раздался вой сирены.
— Не надо объявлять тревогу! — крикнул фон Щварц в телефонную трубку. — Я уничтожил источник опасности…
В ответ на это зажигательные бомбы посыпались на жилые кварталы. Союзники открыли тайну Ксенемюнде. Этот налет стоил жизни четверти населения города. Погиб и инженер Габихт. Некоторые жалели его. Говорили, что он был замечательным инженером. Одним из первых создателей ядерного оружия. Гением.
ТРАКТАТ 0 ВОЗДУШНЫХ КОРАБЛЯХ
Считаю, что подлинным изобретателем воздушного корабля был чех. Звали его Иржи Тума, он когда-то учился на жестянщика. Историки и поныне ведут споры, кто из французских изобретателей первым создал воздушный корабль. Неспециалисты связывают предоставление о воздухоплавании с именем графа Креппелина, в честь которого некогда был назван один из видов управляемых воздушных шаров.
В действительности, Креппелин обворовал нашего Туму. Они встретились в Гамбурге. Граф тогда собирался выйти в отставку. В прошлом он успешно подвизался на дипломатическом и военном поприще: молодым участвовал в войне Севера против Юга, завоевывал Париж под командованием Бисмарка, потом мечтал уже о завоевании всей Европы. Он весьма быстро сообразил, каким образом можно осуществить идеи безногого Тумы, который вот уже несколько лет просил милостыню как раз напротив графской канцелярии.
Тума остался без ног в австро-прусскую кампанию, будучи совсем еще молодым парнем; ом разжился тележкой и, прося подаяние, обошел пол-Европы. Безногий на тележке отталкивается руками, обмотанными тряпьем, беспомощно катится по городским улицам, по которым здоровые легко бегают, — все это производило впечатление, и прохожие бросали мелочь не считая. Так Тума путешествовал из города в город. Но в Гамбурге он осел: безногих здесь было множество, главным образом благодаря имперской политике, известной в те времена своими международными авантюрами. В Гамбурге, человек, который ползет по городу на тележке, никого не удивлял. И Тума радовался, если хоть раз в два дня ему удавалось набить брюхо объедками. Среди безногих не существовало ни вражды, ни конкуренции, как можно было бы предположить, скорее наоборот. Калеки и в своем нынешнем бедственном положении не забывали тяжелейших страданий прошлого — это были уличные философы. Кстати, в одном заброшенном домишке у них имелся своего рода клуб, где можно было переночевать. Они держали там служителя — бывшего боксера, — который охранял их от воров и грабителей, ибо случалось, что нищих грабили, когда они возвращались с промысла; ведь сами себя они не могли защитить. Однажды вечером Тума размечтался:
— Если у нас хватает на жалованье Францу, то почему бы нам не прикопить еще немного и не доставить себе удовольствия время от времени смотреть на мир с высоты — глядеть свысока на тех, на кого мы вечно взираем снизу вверх…
Никто ничего не понял. И Тума пояснил свою мысль. Когда-то в молодости ему довелось несколько раз подниматься на воздушном шаре. Это было излюбленным развлечением в дни народных гуляний еще со времен братьев Монгольфье, а теперь этот аттракцион усовершенствовали в Пруссии, где подумывали о том, чтоб применить воздушные шары для военной разведки. Но у Тумы была совсем другая идея: он хотел построить управляемый воздушный шар, нечто вроде воздушной лодки или воздушного корабля. Во всяком случае, так он об этом говорил. Уже несколько человек до него пытались создать такой шар. Но у них ничего не вышло, хотя они и располагали средствами куда более значительными, чем Тума. И вот теперь Тума покупал на пфенниги, стертые нищенские пфенниги, прорезиненную материю, различное оборудование и баллоны с водородом. Но до серьезного эксперимента дело не дошло. Так и не взмыл в небо управляемый безногими воздушный корабль, который мог всех их отвезти на какой-нибудь райский остров, где поселились бы одни безногие, — так что и завидовать им было бы некому. Этот корабль не взлетел в небо главным образом потому, что у строителей не хватило денег. После африканских экспедиций ряды безногих в Гамбурге выросли, и теперь подавали только тем, кто, кроме культи, мог похвастаться какой-никакой медалью за храбрость или рассказать о недавних подвигах в Камеруне. И безногим пришлось расстаться с Францем, своим телохранителем, и снова прятаться где попало.
Поэтому, когда Креппелин предложил Туме место, инвалид пришел в восторг. За последнее время его постигло немало неудач, но как-то Тума все же построил совсем маленькую модель воздушного шара, которую он подвязывал в ветреные дни к своей тележке и таким образом передвигался по улицам. Прохожие весело смеялись, но подавали не больше, чем обычно.
— Раз он смог обзавестись воздушным шаром, зачем же просить подаяние, — думали они. — Скорей всего, это один из тех богатых попрошаек, которые держат в банке миллионы.
Один только инженер Креппелин оценил по достоинству подобную техническую смекалку и увез Туму на Боденское озеро. Там, на заводах Креппелина, уже некоторое время втайне разрабатывались проекты управляемых воздушных кораблей. Тума высмеял эти проекты. До сих пор было известно лишь об испытаниях управляемого воздушного шара "Ля Франс". Собственно говоря, это был обычный воздушный шар с бензиновым мотором, установленным в корзине. Таким образом, к силе ветра прибавлялась еще сила мотора, но все это устройство не поднялось в воздух и двух раз. Тума же предложил не шар, а сигарообразный баллон-носитель. Мы часто забываем, что воздушные корабли того времени могли подняться в воздух только с помощью огромного баллона, по величине вдвое превосходящего собор св. Вита на Градчанах. И Креппелину пришлось заключить соглашение с владельцем алюминиевого завода и вдобавок пообещать ему в жены свою дочь. Вскоре Тума осуществил свои идеи. Долгие годы он наблюдал за кораблями в гамбургском порту и только о том и мечтал, как бы построить воздушный корабль, который облегчит тяжелую участь безногих на земле. Уже тогда он конструировал маленькие действующие модели из вощеной бумаги, наполненные теплым воздухом. Итак, в воздухоплавании у Тумы было больше опыта, чем у других инженеров на заводах Боденского озера. Он работал быстрее и лучше всех. Но тут была еще одна причина. Он влюбился в барышню Креппелин. Естественно, трудно представить себе любовь более несчастную, чем любовь Тумы. Каким образом безногий же стянщик мог преуспеть у этой нордической красавицы, которая в своих литовских родовых поместьях скакала на коне без седла, ежедневно играла в гольф и теннис, неустанно тренируя свое безупречное тело.
Да он и не тешил себя надеждой. Редко когда ему удавалось поговорить с красавицей, хоть она и находилась неотлучно при отце, которого боготворила настолько, что ради него даже обручилась с облезлым заводчиком. Итак, Тума мог видеть ее только тогда, когда появлялся с новыми предложениями, рассчитанными на усовершенствование корабля, который уже вырастал на плавучей верфи у Фридрихсгафена, посреди озера, охраняемый днем и ночью. А граф с удовольствием беседовал с безногим чехом. Да и в разговорах с дочерью граф часто упоминал имя Тумы, и однажды красавица улыбнулась безногому.
А как радостно она смеялась в день первого испытания! Они были на палубе только втроем: старый граф, его дочь и Тума, который, казалось, осуществил свою мечту. Он поднялся над землей, он сидел за рулем, укрытый пледом, в низко надвинутой фуражке; уверенной рукой он вел корабль. Земля стлалась внизу, и он сам себе казался ангелом.
Вдали виднелись Альпы, на севере-дунайская равнина. Креппелин обнял его, а дочка благодарила со слезами на глазах. Это было уже на обратном пути. Тогда и Тума попытался обнять барышню. Но он переборщил. Она отпрянула и вскрикнула,будто к ней прикоснулась жаба. Граф, нервничая, смотрел вперед. Не мог же он делать выговор Туме в такой ответственный момент. Ведь всегда самое сложное в полете — посадка. Он только кивком головы указал, куда лететь. Слезы стояли в глазах Тумы. И он еще долго не мог опомниться, даже когда на верфи ему вручили кресло новой конструкции, которое граф подарил ему в знак признательности. Кресло было снабжено двумя цепями передач, так что напоминало велосипед. А Тума вместо благодарности спросил Креппелина:
— Так я пошлю телеграмму в Гамбург?
Но граф давно позабыл о своем обещании. Нанимая Туму, он сделал вид, будто принимав и его план: построить воздушный корабль, весь экипаж которого состоял бы из безногих, готовых посвятить всю свою жизнь воздухоплаванию; ведь тогда вместо ног у них бы выросли крылья.
Креппелин покачал головой, а его дочь повернулась к Туме спиной и спустилась в моторную лодку, которая покачивалась на воде. Лодка быстро доставила их на берег. Слуги помогли Туме высадиться.
И там граф увидел высших офицеров прусского генштаба, которые стали его поздравлять и, пытаясь перещеголять один другого в любезностях, льстили его дочери. Проект, который военное министерство некогда отказалось финансировать, теперь одобрили в один момент. Граф принимал как должное благодарности и поздравления, хотя почти все идеи и их воплощение в жизнь принадлежали Туме.
— Баллоны использовал еще Наполеон перед египетским походом, но потом от них отказался, потому что они требовали особых забот. Управляемый воздушный корабль мы можем послать куда угодно — и узнаем о неприятеле все. В гондоле можно поместить почтовых голубей и посылать донесения даже из вражеского тыла.
— Все крепости падут. Для Вердена хватило бы и трех таких воздушных кораблей. Ведь вы утверждаете, что каждый из них может нести на своем борту сорок гранат…
— Мы можем бомбардировать Париж.
— Мы можем бомбардировать Лондон.
— Мирных жителей? — приподнялся в своем кресле Тума, который слушал весь этот разговор. — Так вам мало увечить солдат?
Это было грубо. Креппелин приказал его вытолкать. Само собой, все отклонили идею комплектовать команды для воздушных кораблей из безногих. Держать нищих на таких важных объектах! Да, может, это шпион?
— Ни в коем случае, — успокаивал их граф, — вы ошибаетесь. Все мои люди преданы интересам Пруссии. Der Sache Preussens, — граф выразился именно так, — и его императорскому величеству!
Напрасно на другой день искали Туму. Удалось найти только новое кресло, но нигде не было видно старой тележки. Тума исчез. А вдруг это и правда был шпион? Креппелин забеспокоился. И тут к нему прибежали с верфи. Кто-то переплыл ночью озеро, отомкнул ангар, перерезал тросы, на которых был укреплен воздушный крейсер. Гонимый ночным ветром, корабль пролетел пятьсот метров и разбился о холм, поросший лесом. До утра он болтался между стволов. От оболочки остались одни лохмотья, от алюминиевой конструкцииодни обломки. И Тума исчез.
Генеральный штаб взял назад свое обещание, он ждал следующих испытаний. Креппелин стал разрабатывать новую модель. Все время приходили запросы из конструкторских бюро, из ангаров. Все нуждались в советах, идеях, помощи. А Тумы не было.
Тума вернулся в Гамбург к своим, к безногим. Дела у них между тем поправились. Вместо боксера теперь взяли слепую Бригиту, потому что она была красивой. Получалось волнующее сочетание: слепая девушка и безногий поводырь. Туму встретили радушно и ни о чем не спрашивали. Через некоторое время над Гамбургом появился воздушный корабль.
Граф не сдавался. После двух жестоких неудач ему удалось наконец сконструировать управляемый корабль. На это ушло все его состояние, потому что инженер Кребс, которого граф взял в помощники, не был так талантлив, как Тума.
И тогда безногие снова задумались. Раз граф не сдержал своего слова, то они будут мстить. Тума поклялся найти средство уничтожить свое изобретение. Ведь никто не знает его лучше, чем он сам. Раз не дают летать безногим, он не даст взлететь в небо тем, у кого есть обе ноги, а в голове полно мыслей о том, как бы изувечить побольше ближних. И вот зависть к обладателям ног оказалась гораздо более сильным побудительным мотивом, чем тоска по крыльям. Пфенниги на этот раз посыпались как из рога изобилия. И Тума построил прибор, способный с помощью луча воспламенить любой воздушный корабль. И тогда трое нищих покинули Гамбург и направились вверх по Рейну к Боденскому озеру.
Сам граф летел им навстречу. Он надеялся своим триумфальным полетом покорить рурских магнатов. Его корабль делал около тринадцати километров в час, а нищие не проходили и двух.
Впрочем, полет Креппелина не был таким уж спокойным. Так уверенно и точно, как в тот раз с Тумой, графу более не довелось лететь. Дважды он вынужден был делать посадку. Раз в поле, где пришлось заменить вышедший из строя мотор, в другой раз возле Эхтердингена из-за непогоды. Корабль укрепили на якоре, послали за механиками, а путешественники отправились к бургомистру на торжественный обед.
— Англия владычествует над морями, мы же завоюем господство в воздухе, — провозгласил бургомистр, поднимая бокал.
Дочь Креппелина едва пригубила. Через высокое готическое окно ратуши она смотрела на площадь. Там было трое нищих. В одном из них она узнала Туму.
— В Литве революция. Отец разорен. Опыты не удаются. Вернись! Вернитесь, герр Тума… — заклинала она бедного калеку. Разговор происходил в жалком закутке старого заброшенного склада, пропахшего крысами, где поместился теперь Тума вместе со своими товарищами.
— Так исполните же обещанное! Исполните — и мы, безногие, полетим — с вами хоть на Северный полюс…
Молодая графиня стала объяснять, почему это невозможно. Спасти Креппелина теперь может только прусский генеральный штаб, и то лишь если купит у него воздушные крейсеры для военных нужд. Только тогда граф вернет все свои капиталы. Но Тума был непреклонен. Он оставался непреклонным даже тогда, когда она начала его целовать.
Через полчаса почтенные граждане города Эхтердингена были разбужены чудовищным взрывом. Взорвалось пятнадцать тысяч кубических метров водорода. Ни одно стекло в городе не уцелело. Все тридцать членов экипажа были убиты. При осмотре места происшествия в ближней рощице были обнаружены останки безногого нищего, который, по всей видимости, ночевал здесь и погиб случайно. О нем газеты не писали. Только местная рабочая газета в короткой заметке сравнила огромные суммы, ассигнованные на строительство воздушного крейсера, с жалкими грошами, потраченными на ветеранов войны. Эта заметка и послужила мне отправным пунктом для дальнейших поисков. Так я познакомился с судьбой безногого Тумы. Я исследовал гамбургские полицейские архивы, церковные книги и секретный дневник графа Креппелина. Я полагаю также, что взрывное устройство, уничтожившее воздушный корабль, пережило своего изобретателя. Сколько подобных кораблей взорвалось с той поры! Некоторые утверждают, что воздушные крейсеры не оправдали себя, что сама идея создать "динозавров воздуха" была порочной. Я же, наоборот, вижу в этом эксцентричную, немного безумную попытку изменить общество, к сожалению, неудавшуюся. Ведь после множества сражений и бедствий мировой войны обе стороны сохранили совсем немного воздушных кораблей, а количество безногих необычайно возросло.
В действительности, Креппелин обворовал нашего Туму. Они встретились в Гамбурге. Граф тогда собирался выйти в отставку. В прошлом он успешно подвизался на дипломатическом и военном поприще: молодым участвовал в войне Севера против Юга, завоевывал Париж под командованием Бисмарка, потом мечтал уже о завоевании всей Европы. Он весьма быстро сообразил, каким образом можно осуществить идеи безногого Тумы, который вот уже несколько лет просил милостыню как раз напротив графской канцелярии.
Тума остался без ног в австро-прусскую кампанию, будучи совсем еще молодым парнем; ом разжился тележкой и, прося подаяние, обошел пол-Европы. Безногий на тележке отталкивается руками, обмотанными тряпьем, беспомощно катится по городским улицам, по которым здоровые легко бегают, — все это производило впечатление, и прохожие бросали мелочь не считая. Так Тума путешествовал из города в город. Но в Гамбурге он осел: безногих здесь было множество, главным образом благодаря имперской политике, известной в те времена своими международными авантюрами. В Гамбурге, человек, который ползет по городу на тележке, никого не удивлял. И Тума радовался, если хоть раз в два дня ему удавалось набить брюхо объедками. Среди безногих не существовало ни вражды, ни конкуренции, как можно было бы предположить, скорее наоборот. Калеки и в своем нынешнем бедственном положении не забывали тяжелейших страданий прошлого — это были уличные философы. Кстати, в одном заброшенном домишке у них имелся своего рода клуб, где можно было переночевать. Они держали там служителя — бывшего боксера, — который охранял их от воров и грабителей, ибо случалось, что нищих грабили, когда они возвращались с промысла; ведь сами себя они не могли защитить. Однажды вечером Тума размечтался:
— Если у нас хватает на жалованье Францу, то почему бы нам не прикопить еще немного и не доставить себе удовольствия время от времени смотреть на мир с высоты — глядеть свысока на тех, на кого мы вечно взираем снизу вверх…
Никто ничего не понял. И Тума пояснил свою мысль. Когда-то в молодости ему довелось несколько раз подниматься на воздушном шаре. Это было излюбленным развлечением в дни народных гуляний еще со времен братьев Монгольфье, а теперь этот аттракцион усовершенствовали в Пруссии, где подумывали о том, чтоб применить воздушные шары для военной разведки. Но у Тумы была совсем другая идея: он хотел построить управляемый воздушный шар, нечто вроде воздушной лодки или воздушного корабля. Во всяком случае, так он об этом говорил. Уже несколько человек до него пытались создать такой шар. Но у них ничего не вышло, хотя они и располагали средствами куда более значительными, чем Тума. И вот теперь Тума покупал на пфенниги, стертые нищенские пфенниги, прорезиненную материю, различное оборудование и баллоны с водородом. Но до серьезного эксперимента дело не дошло. Так и не взмыл в небо управляемый безногими воздушный корабль, который мог всех их отвезти на какой-нибудь райский остров, где поселились бы одни безногие, — так что и завидовать им было бы некому. Этот корабль не взлетел в небо главным образом потому, что у строителей не хватило денег. После африканских экспедиций ряды безногих в Гамбурге выросли, и теперь подавали только тем, кто, кроме культи, мог похвастаться какой-никакой медалью за храбрость или рассказать о недавних подвигах в Камеруне. И безногим пришлось расстаться с Францем, своим телохранителем, и снова прятаться где попало.
Поэтому, когда Креппелин предложил Туме место, инвалид пришел в восторг. За последнее время его постигло немало неудач, но как-то Тума все же построил совсем маленькую модель воздушного шара, которую он подвязывал в ветреные дни к своей тележке и таким образом передвигался по улицам. Прохожие весело смеялись, но подавали не больше, чем обычно.
— Раз он смог обзавестись воздушным шаром, зачем же просить подаяние, — думали они. — Скорей всего, это один из тех богатых попрошаек, которые держат в банке миллионы.
Один только инженер Креппелин оценил по достоинству подобную техническую смекалку и увез Туму на Боденское озеро. Там, на заводах Креппелина, уже некоторое время втайне разрабатывались проекты управляемых воздушных кораблей. Тума высмеял эти проекты. До сих пор было известно лишь об испытаниях управляемого воздушного шара "Ля Франс". Собственно говоря, это был обычный воздушный шар с бензиновым мотором, установленным в корзине. Таким образом, к силе ветра прибавлялась еще сила мотора, но все это устройство не поднялось в воздух и двух раз. Тума же предложил не шар, а сигарообразный баллон-носитель. Мы часто забываем, что воздушные корабли того времени могли подняться в воздух только с помощью огромного баллона, по величине вдвое превосходящего собор св. Вита на Градчанах. И Креппелину пришлось заключить соглашение с владельцем алюминиевого завода и вдобавок пообещать ему в жены свою дочь. Вскоре Тума осуществил свои идеи. Долгие годы он наблюдал за кораблями в гамбургском порту и только о том и мечтал, как бы построить воздушный корабль, который облегчит тяжелую участь безногих на земле. Уже тогда он конструировал маленькие действующие модели из вощеной бумаги, наполненные теплым воздухом. Итак, в воздухоплавании у Тумы было больше опыта, чем у других инженеров на заводах Боденского озера. Он работал быстрее и лучше всех. Но тут была еще одна причина. Он влюбился в барышню Креппелин. Естественно, трудно представить себе любовь более несчастную, чем любовь Тумы. Каким образом безногий же стянщик мог преуспеть у этой нордической красавицы, которая в своих литовских родовых поместьях скакала на коне без седла, ежедневно играла в гольф и теннис, неустанно тренируя свое безупречное тело.
Да он и не тешил себя надеждой. Редко когда ему удавалось поговорить с красавицей, хоть она и находилась неотлучно при отце, которого боготворила настолько, что ради него даже обручилась с облезлым заводчиком. Итак, Тума мог видеть ее только тогда, когда появлялся с новыми предложениями, рассчитанными на усовершенствование корабля, который уже вырастал на плавучей верфи у Фридрихсгафена, посреди озера, охраняемый днем и ночью. А граф с удовольствием беседовал с безногим чехом. Да и в разговорах с дочерью граф часто упоминал имя Тумы, и однажды красавица улыбнулась безногому.
А как радостно она смеялась в день первого испытания! Они были на палубе только втроем: старый граф, его дочь и Тума, который, казалось, осуществил свою мечту. Он поднялся над землей, он сидел за рулем, укрытый пледом, в низко надвинутой фуражке; уверенной рукой он вел корабль. Земля стлалась внизу, и он сам себе казался ангелом.
Вдали виднелись Альпы, на севере-дунайская равнина. Креппелин обнял его, а дочка благодарила со слезами на глазах. Это было уже на обратном пути. Тогда и Тума попытался обнять барышню. Но он переборщил. Она отпрянула и вскрикнула,будто к ней прикоснулась жаба. Граф, нервничая, смотрел вперед. Не мог же он делать выговор Туме в такой ответственный момент. Ведь всегда самое сложное в полете — посадка. Он только кивком головы указал, куда лететь. Слезы стояли в глазах Тумы. И он еще долго не мог опомниться, даже когда на верфи ему вручили кресло новой конструкции, которое граф подарил ему в знак признательности. Кресло было снабжено двумя цепями передач, так что напоминало велосипед. А Тума вместо благодарности спросил Креппелина:
— Так я пошлю телеграмму в Гамбург?
Но граф давно позабыл о своем обещании. Нанимая Туму, он сделал вид, будто принимав и его план: построить воздушный корабль, весь экипаж которого состоял бы из безногих, готовых посвятить всю свою жизнь воздухоплаванию; ведь тогда вместо ног у них бы выросли крылья.
Креппелин покачал головой, а его дочь повернулась к Туме спиной и спустилась в моторную лодку, которая покачивалась на воде. Лодка быстро доставила их на берег. Слуги помогли Туме высадиться.
И там граф увидел высших офицеров прусского генштаба, которые стали его поздравлять и, пытаясь перещеголять один другого в любезностях, льстили его дочери. Проект, который военное министерство некогда отказалось финансировать, теперь одобрили в один момент. Граф принимал как должное благодарности и поздравления, хотя почти все идеи и их воплощение в жизнь принадлежали Туме.
— Баллоны использовал еще Наполеон перед египетским походом, но потом от них отказался, потому что они требовали особых забот. Управляемый воздушный корабль мы можем послать куда угодно — и узнаем о неприятеле все. В гондоле можно поместить почтовых голубей и посылать донесения даже из вражеского тыла.
— Все крепости падут. Для Вердена хватило бы и трех таких воздушных кораблей. Ведь вы утверждаете, что каждый из них может нести на своем борту сорок гранат…
— Мы можем бомбардировать Париж.
— Мы можем бомбардировать Лондон.
— Мирных жителей? — приподнялся в своем кресле Тума, который слушал весь этот разговор. — Так вам мало увечить солдат?
Это было грубо. Креппелин приказал его вытолкать. Само собой, все отклонили идею комплектовать команды для воздушных кораблей из безногих. Держать нищих на таких важных объектах! Да, может, это шпион?
— Ни в коем случае, — успокаивал их граф, — вы ошибаетесь. Все мои люди преданы интересам Пруссии. Der Sache Preussens, — граф выразился именно так, — и его императорскому величеству!
Напрасно на другой день искали Туму. Удалось найти только новое кресло, но нигде не было видно старой тележки. Тума исчез. А вдруг это и правда был шпион? Креппелин забеспокоился. И тут к нему прибежали с верфи. Кто-то переплыл ночью озеро, отомкнул ангар, перерезал тросы, на которых был укреплен воздушный крейсер. Гонимый ночным ветром, корабль пролетел пятьсот метров и разбился о холм, поросший лесом. До утра он болтался между стволов. От оболочки остались одни лохмотья, от алюминиевой конструкцииодни обломки. И Тума исчез.
Генеральный штаб взял назад свое обещание, он ждал следующих испытаний. Креппелин стал разрабатывать новую модель. Все время приходили запросы из конструкторских бюро, из ангаров. Все нуждались в советах, идеях, помощи. А Тумы не было.
Тума вернулся в Гамбург к своим, к безногим. Дела у них между тем поправились. Вместо боксера теперь взяли слепую Бригиту, потому что она была красивой. Получалось волнующее сочетание: слепая девушка и безногий поводырь. Туму встретили радушно и ни о чем не спрашивали. Через некоторое время над Гамбургом появился воздушный корабль.
Граф не сдавался. После двух жестоких неудач ему удалось наконец сконструировать управляемый корабль. На это ушло все его состояние, потому что инженер Кребс, которого граф взял в помощники, не был так талантлив, как Тума.
И тогда безногие снова задумались. Раз граф не сдержал своего слова, то они будут мстить. Тума поклялся найти средство уничтожить свое изобретение. Ведь никто не знает его лучше, чем он сам. Раз не дают летать безногим, он не даст взлететь в небо тем, у кого есть обе ноги, а в голове полно мыслей о том, как бы изувечить побольше ближних. И вот зависть к обладателям ног оказалась гораздо более сильным побудительным мотивом, чем тоска по крыльям. Пфенниги на этот раз посыпались как из рога изобилия. И Тума построил прибор, способный с помощью луча воспламенить любой воздушный корабль. И тогда трое нищих покинули Гамбург и направились вверх по Рейну к Боденскому озеру.
Сам граф летел им навстречу. Он надеялся своим триумфальным полетом покорить рурских магнатов. Его корабль делал около тринадцати километров в час, а нищие не проходили и двух.
Впрочем, полет Креппелина не был таким уж спокойным. Так уверенно и точно, как в тот раз с Тумой, графу более не довелось лететь. Дважды он вынужден был делать посадку. Раз в поле, где пришлось заменить вышедший из строя мотор, в другой раз возле Эхтердингена из-за непогоды. Корабль укрепили на якоре, послали за механиками, а путешественники отправились к бургомистру на торжественный обед.
— Англия владычествует над морями, мы же завоюем господство в воздухе, — провозгласил бургомистр, поднимая бокал.
Дочь Креппелина едва пригубила. Через высокое готическое окно ратуши она смотрела на площадь. Там было трое нищих. В одном из них она узнала Туму.
— В Литве революция. Отец разорен. Опыты не удаются. Вернись! Вернитесь, герр Тума… — заклинала она бедного калеку. Разговор происходил в жалком закутке старого заброшенного склада, пропахшего крысами, где поместился теперь Тума вместе со своими товарищами.
— Так исполните же обещанное! Исполните — и мы, безногие, полетим — с вами хоть на Северный полюс…
Молодая графиня стала объяснять, почему это невозможно. Спасти Креппелина теперь может только прусский генеральный штаб, и то лишь если купит у него воздушные крейсеры для военных нужд. Только тогда граф вернет все свои капиталы. Но Тума был непреклонен. Он оставался непреклонным даже тогда, когда она начала его целовать.
Через полчаса почтенные граждане города Эхтердингена были разбужены чудовищным взрывом. Взорвалось пятнадцать тысяч кубических метров водорода. Ни одно стекло в городе не уцелело. Все тридцать членов экипажа были убиты. При осмотре места происшествия в ближней рощице были обнаружены останки безногого нищего, который, по всей видимости, ночевал здесь и погиб случайно. О нем газеты не писали. Только местная рабочая газета в короткой заметке сравнила огромные суммы, ассигнованные на строительство воздушного крейсера, с жалкими грошами, потраченными на ветеранов войны. Эта заметка и послужила мне отправным пунктом для дальнейших поисков. Так я познакомился с судьбой безногого Тумы. Я исследовал гамбургские полицейские архивы, церковные книги и секретный дневник графа Креппелина. Я полагаю также, что взрывное устройство, уничтожившее воздушный корабль, пережило своего изобретателя. Сколько подобных кораблей взорвалось с той поры! Некоторые утверждают, что воздушные крейсеры не оправдали себя, что сама идея создать "динозавров воздуха" была порочной. Я же, наоборот, вижу в этом эксцентричную, немного безумную попытку изменить общество, к сожалению, неудавшуюся. Ведь после множества сражений и бедствий мировой войны обе стороны сохранили совсем немного воздушных кораблей, а количество безногих необычайно возросло.
ПО СЛЕДАМ СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА
В январе прошлого года все газеты сообщили о трагической гибели лорда Эсдейла, экспедиция которого была якобы занесена снежным бураном при переходе через открытое ветрам горное плато в Гималаях. Клянусь своей честью и совестью; это абсолютно ложное, не соответствующее действительности сообщение. Я единственный человек, знающий, почему лорд Эсдейл исчез в Гималаях, и готов под присягой свидетельствовать следующее.
Мы встретились с лордом Эсдейлом в тридцатых годах, когда он тайно приехал ко мне в Марквартицы. Я преподавал рисование в школе и ведал местными краеведческими коллекциями. Марквартицы находятся, так сказать, по соседству с Вьестоницами, где в делювиальных отложениях профессор Эбсолон нашел женскую статуэтку из слоновой кости, получившую потом известность под названием вьестоницкой Венеры. Во время сврих краеведческих экспедиций между Вьестоницами и Марквартицами я обнаружил много старых, полузасыпанных пещер с остатками животных каменного века. Мне даже удалось найти сломанный бивень мамонта (Elephas primigenius), которому я решил отвести самое почетное место в школьной коллекции. В это время нас навестил мой тесть Йозеф Жабка, владелец небольшой фабрики шоколадных коифет в Микулове. Жабка уговорил меня никому не отдавать бивень.
Мы встретились с лордом Эсдейлом в тридцатых годах, когда он тайно приехал ко мне в Марквартицы. Я преподавал рисование в школе и ведал местными краеведческими коллекциями. Марквартицы находятся, так сказать, по соседству с Вьестоницами, где в делювиальных отложениях профессор Эбсолон нашел женскую статуэтку из слоновой кости, получившую потом известность под названием вьестоницкой Венеры. Во время сврих краеведческих экспедиций между Вьестоницами и Марквартицами я обнаружил много старых, полузасыпанных пещер с остатками животных каменного века. Мне даже удалось найти сломанный бивень мамонта (Elephas primigenius), которому я решил отвести самое почетное место в школьной коллекции. В это время нас навестил мой тесть Йозеф Жабка, владелец небольшой фабрики шоколадных коифет в Микулове. Жабка уговорил меня никому не отдавать бивень.