— Нет, пилот, они еще здесь, и они угрожают нам… Но если даже допустить, что в безопасности мы с вами, то последнее вряд ли можно сказать о тех, кто неподвижно лежит в камерах… В общем, продолжим. Какой, говорите, получился индекс реакции?
— Девятый.
— Девятый?.. Хм… Странно… Повторите опыт еще раз, пожалуйста.
Я принялся снова готовить реактивы. Наша работа потекла своим чередом.
* * *
Это произошло вчера. Я, как обычно, наскоро проглотив кусок осты (мы последнее время не утруждаем себя приготовлением блюд), пришел в кабину биолога, которую он превратил в лабораторию. Дасар сидел за столом, уткнувшись в колонки цифр — результаты наших последних опытов. На мое вежливое приветствие он ничего не ответил, а только неопределенно указал рукой в угол, где стоял стул. За последнее время я привык к странностям Дасара, поэтому, не обращая внимания на его каменную неподвижность, принялся чистить пробирки, которые еще с прошлого раза оставались немытыми. Через полчаса все лабораторное оборудование сияло первозданной чистотой, а биолог по-прежнему не шевелился.
— Что мне еще делать, литам Дасар? — спросил я.
Биолог ответил не сразу, в нем словно сработало реле времени, наконец он сказал:
— Ничего, сегодня мне нужно подумать, Антор, последние наши опыты… м-да… или я ничего не понимаю… или мы очень близки к решению. Мне надо разобраться.
— Так я вам сегодня не нужен? — Моя рука легла на замок двери.
— Нет. То есть стойте… анализы, вы разве забыли?
Биолог каждое утро проводил обследования, проверяя состояние нашего здоровья. Последнее время я к ним относился уже равнодушно — анализы неизменно давали отрицательный результат.
— Хорошо, литам Дасар, я приготовлю аппаратуру.
В этот момент звякнул сигнал внутренней связи. Это был Кор. Не оборачиваясь к экрану, я почти видел его лицо, обращенное к нам в кабину. Он поздоровался как всегда сдержанно, а потом задал свой неизменный вопрос:
— Как ваши успехи, Дасар? Получили что-нибудь обнадеживающее?
Биолог отложил свои вычисления.
— Увы, нет, пока все по-прежнему.
— Так, жаль, конечно, пора бы уже вам справиться с этой задачей. — Голос Кора звучал как-то странно.
— Конечно, жаль. Вы меня упрекаете?! По какому праву? — неожиданно вспылил Дасар, видимо, и на нем сказалось утомление от нечеловеческого напряжения. — Нам давно необходим этот препарат, по крайней мере Торн и Зирн были бы живы! Я сам все отлично знаю, но в этих условиях не могу быстро решить поставленную задачу. У меня даже нет ни одного квалифицированного помощника… Простите, Антор, я… Кстати, мазор Кор, я хочу еще напомнить вам, что вы двое суток уже не обследовались.
Кор криво усмехнулся:
— Что толку в ваших анализах, если вы не можете лечить? Впрочем, сегодня я приду. Мне кажется, я заболел, и хотелось бы получить ваше высоконаучное подтверждение.
Биолог ничего не успел ответить, экран погас, и лицо Кора исчезло. Оба мы были ошеломлены неожиданным известием. Первым пришел в себя Дасар. Он резко отодвинул стул и поспешно направился к столику; где размещалось все необходимое для анализов лабораторное оборудование.
— Пустите меня, — сказал он, — я сам настрою приборы.
Несколько минут его гибкие пальцы порхали между микрометрическими винтами и вериньерами.
— Так, дайте вашу руку.
Я почти не ощутил боли от проникновения иглы.
— Теперь дышите сюда.
По экрану побежала тонкая зеленая линия, изламываясь в такт моему дыханию.
— Все как обычно, — сказал я, наблюдая хорошо знакомую мне по предыдущим анализам картину.
— К счастью — да, — ответил биолог и повернулся на шум открывающейся двери. В кабину вошел Кор, на нем была надета дыхательная маска.
— Это на всякий случай, — пробубнил он из-под нее, — я долго у вас не задержусь.
— Почему вы решили, что больны?
— Симптомы те же, что у биофизика, боли в суставах и прочее…
— Есть пятна?
— Пока нет, но будут.
— Когда почувствовали боли?
— Вчера.
— Почему не пришли сразу? — Биолог насупился.
Кор сделал равнодушный жест:
— Какое это имеет значение?
Дасар тщательно проделал все анализы. Я молча глядел через его плечо на показания приборов. Стрелки их тревожно отклонялись от зеленой черты. Через полчаса все стало ясно. Кор держал в руках фотографию микроанализа крови, на которой отчетливо проступали серебристые точки вирусов. Он медленно смял пленку и бросил ее на стол.
— Вам нужно немедленно лечь в анабиозную камеру, — сказал Дасар.
Кор сел на стул и вытянул ноги прямо перед собой, пальцы его руки нервно барабанили по шкале эртометра.
— Бесполезно, Дасар, в анабиоз впадают люди, но не вирусы Арбинады. Вы же это хорошо знаете, литам. Я, конечно, ценю ваше желание потешить меня надеждой и избавить от мучений, но в данном случае оно бьет мимо цели. Я предпочитаю встретить смерть в полном сознании.
Биолог удивленно уставился на Кора. Я беспокойно переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая.
— Что вы говорите! — вскричал Дасар.
— То, что слышите, можете передо мной не разыгрывать комедию. Я вам благодарен за то, что вы нашли способ унять на корабле страсти и наилучшим способом изолировать членов экипажа. Я бы сам высказал то же самое, если бы мне пришло это в голову. И должен заметить, ваше предложение выглядело настолько убедительным, что в первый момент даже я поверил в него.
— Значит, вы проверяли камеры?
— Разумеется, — Кор отогнул край маски и вытер пот платком, — в двух из них лежат трупы. И ничего удивительного! Лишенный жизненного тонуса организм не мог активно сопротивляться болезни, но остальные законсервированы отлично.
— Это правда? — Я в упор посмотрел на биолога. Тот стоял, низко опустив голову.
— Правда, Антор, — ответил он. — Мы для них все равно ничего не могли бы сделать, но я вначале надеялся, что вирусы в анабиозной камере закапсулируются…
Воцарилось тягостное молчание.
— Кто там… кого уже нет? — спросил я.
— Лоста и Сатара, — невозмутимо ответил Кор. — Однако мне пора, у меня осталось много дел и мало времени. Прощайте, Дасар, и вы, пилот…
Кор встал и, небрежно кивнув нам, твердыми шагами вышел из лаборатории, старательно закрыв за собой дверь. Мы остались одни. Минут пять я просидел неподвижно, избегая смотреть на биолога и дожидаясь, когда шаги Кора замрут в глубине коридора. Потом, не произнеся ни слова, направился к двери.
Громадный корабль был пуст, тускло горело освещение и гулко отдавался каждый звук, по нескольку раз отражаясь от матовой глади стен. Я шел мимо осиротевших кабин, мимо вспомогательных помещений, мимо анабиозных камер, заключавших в себе мертвых и живых товарищей, поднялся в салон, пронизанный слепящими лучами солнца и, постояв бездумно на пороге, спустился вниз к переходной камере. Вдруг мне стало душно, нестерпимо захотелось ветра и солнца, под которым я рос и жил далеко-далеко и давным-давно. Мой взгляд упал на скафандры, аккуратно разложенные в отсеке. Я отыскал свой и начал одеваться.
Спрыгнув с последней ступеньки трапа, я пошел к сияющей впереди вершине горы, подножие которой пряталось за линией горизонта. В голове вихрем проносились обрывки мыслей, беспорядочно сталкиваясь, рассыпаясь, сочетаясь в невероятные заключения и пропадая. Я, словно со стороны, следил за этим сумбурным потоком, даже не пытаясь ввести его в какое-то русло или остановить. Впереди виднелась вершина, и я шел к ней. Будто громадный магнит, влекла она к себе. И вдруг я подумал, что еще ни разу в жизни не взбирался на вершину горы ни здесь, на Хрисе, ни на Церексе, ни на Арбинаде. Я много раз видел мир с большой высоты, но ни разу не наблюдал его с вершины. Эта мысль захватила меня, появилась цель — я направился к ней.
Путь до скалистых отрогов и подъем заняли, вероятно, несколько часов. Чем труднее было подниматься, тем ожесточеннее я лез вверх. Вспомнились предостережения Мэрса об опасностях такого подъема, о камнях, беззвучно падающих от малейшего сотрясения, о черных тенях, прячущих провалы и обманывающих глазомер. Наконец, я достиг своей цели, гора находилась у меня под ногами.
Площадка наверху была ровная и маленькая, я быстро обошел ее по периметру, испытывая смутное чувство разочарования, потом уселся на край скалы, нависшей над бездной, и спустил вниз ноги. Далеко от меня, почти у самого горизонта, блестела на солнце металлическая обшивка корабля — этого вместилища человеческих страстей и бед, занесенных сюда с другого, окруженного мраком шара. Я поднял взгляд к небу и среди звезд отыскал слабый свет маленького Церекса. Неужели мне никогда не доведется снова увидеть его вблизи и пройти под открытым небом, оставляя на почве следы босых ног? С полчаса я просидел на месте, глядя на камни и звезды, и затем начал спускаться с горы…
На полпути к кораблю я заметил движущуюся мне навстречу фигуру в скафандре. Это мог быть либо Кор, либо биолог. Я взобрался на камень и помахал рукой, пытаясь привлечь к себе внимание. Потом включил радио и пробежал в настройке несколько диапазонов. Наконец, в наушниках послышалось дыхание человека. Я позвал его.
— Это вы, пилот, — раздался голос Кора, — что вы здесь делаете?
Я пробурчал в ответ что-то невразумительное. Да и в самом деле, что я делал? Что я мог ответить? Не зная, о чем говорить с человеком, дни которого сочтены, я тем не менее направился к Кору, мысленно проклиная себя за то, что ввязался в разговор. У нас с Кором и раньше было не много общих тем, а в эту минуту я вообще не мог найти ни одной точки соприкосновения. Постепенно мы сблизились на расстояние нескольких метров, и я пошел в одном с ним направлении. Первые минут десять не было произнесено ни слова. Кор уверенно шел к какой-то одному ему известной цели и словно не замечал меня. Наконец, он сказал:
— Вы все еще здесь, пилот?
— Да, — неуверенно ответил я.
— Вы решили сопровождать меня? Благодарю, но я, кажется, об этом вас не просил. Впрочем… — Кор запнулся на слове, — минут десять, если хотите, можете провести со мной, я не возражаю. Сколько сейчас времени?
Я взглянул на часы:
— Скоро четырнадцать.
— Мне нужно точнее.
— Без десяти, — удивленно ответил я, вспоминая необыкновенную особенность Кора чувствовать время с точностью до минуты. По нему можно было проверять хронометры, и поэтому он никогда не носил с собой часов. Сейчас с ним что-то стряслось. Может быть, болезнь? Еще минуты две мы не разговаривали. Неожиданно Кор спросил:
— Скажите, пилот, неужели я такой тяжелый человек, с которым даже трудно обмолвиться словом? — В голосе его звучали несвойственные ему мягкие интонации.
— Нет… то есть да, мазор.
Кор усмехнулся:
— Мне нравится ваша особенность говорить в глаза то, что вы думаете. Это редкий дар. Хотелось бы знать, чего же вы тогда плететесь за мной по пятам. Шли бы себе на корабль и продолжали писать свой дневник. У вас это неплохо получается, я, признаться, с интересом прочел как-то все до последней страницы…
— Это же подло! Читать чужие записи…
— Не вижу в своем поведении ничего предосудительного. — Кор осмотрелся по сторонам. — Сколько времени?
— Четырнадцать часов пятнадцать минут, — машинально ответил я.
— Еще… впрочем, ладно… Вы же сочли возможным подслушать мой разговор с Эссой, хотя имели на это меньше права, чем я на знакомство с вашими воспоминаниями. Как руководитель экспедиции, я даже обязан был знать их.
Кор снова зашагал к линии горизонта, размеренно переставляя ноги. Я не нашел, что ему возразить. Действительно, если я так остро переживаю проникновение постороннего человека в мои личные дела, то почему же сам позволил себе вторгнуться в чужую жизнь? Все оправдывающие причины не имели никакой силы, мы всегда готовы обвинять других и выгораживать себя. К сожалению, чувство объективности слабее всего развито у человека.
— И всё же вы мне нравитесь, — продолжал между тем Кор, — вы добры, качество сравнительно редкое, глуповаты — это встречается значительно чаще, прямолинейны — последнее облегчает ведение дел с вами, а главное безвредны и свое ремесло знаете. Мне был известен и раньше весь этот ваш трюк с жеребьевкой на право участия в экспедиции. Конечно, я знал о нем. Но вы и Конд подходили мне, поэтому я на него не обратил внимания. Конда я, правда, опасался больше, он был человек решительный… Сколько уже на часах?
— Семнадцать минут, почему вы спрашиваете?
— Хочу знать, сколько мне осталось до конца.
— До конца? До какого конца? — И тут мне все стало вдруг ясно. — Вы совсем покинули корабль?.. Вы сами сделали это и идете туда?..
— Все мы идем туда, — усмехнулся Кор, — все идем сами и все непременно придем. Сколько сейчас?
— Двадцать минут, — проговорил я.
— Уже скоро. — Кор посмотрел по сторонам, как бы прощаясь с окружающим миром, сделал какой-то неуловимый, но, я твердо знаю, несвойственный ему жест и продолжал свой путь дальше.
— Послушайте меня, пилот, хотя я и знаю, вы не очень лестного обо мне мнения…
— Я…
— Не перебивайте, в конце концов, для меня всегда было безразлично, какого мнения обо мне люди, а сейчас тем более… впрочем, может быть, сейчас… — Он вдруг замолчал и шагов двадцать прошел, сосредоточенно глядя себе под ноги, словно боялся споткнуться и упасть на последнем отрезке жизненного пути. Я, подобно тени, шагал за ним следом, так же неотступно и так же беззвучно, как сопровождала меня моя собственная тень.
— Да, вот еще что, — снова раздался в наушниках его голос, — в моей кабине на столе вы найдете дальнейшие инструкции, но не входите туда, пока не справитесь с болезнью, это для вас лишний шанс уцелеть. На Церекс я обо всем сообщил, там знают, что я… что экспедиция осталась без руководителя. Корабль сюда вылетит через три дня, вы еще можете его дождаться, я верю в Дасара — он победит болезнь, если успеет… А теперь последнее, то, что я хотел вам сказать вначале. Я читал о вашей беседе с Мэрсом, чувствую, она произвела на вас впечатление. Возможно, вы встретитесь с ним снова, когда меня уже не будет, советую вам — не увлекайтесь, это беспочвенные бредни. Не воображайте, что я горячий сторонник существующего на Церексе уклада, просто я отлично знаю, как силен, как великолепно отрегулирован весь этот механизм человеческих взаимоотношений, насколько он устойчив и какими мощными средствами поддерживается. Бороться с ним бессмысленно. Те, кто стремится здесь что-то изменить, несмотря на кажущуюся красоту их порывов, опасны людям. Они не принесут счастья человечеству, как наивно воображают сами, но убьют каждого, кто свяжет с ними свою судьбу. Запомните, пилот! Они опасны для всех, против кого борются, и для тех, за кого они ведут борьбу… Сколько там времени, Антор?
— Двадцать пять минут.
— Оставьте меня, я хочу умереть один.
Я остановился перед Кором, но он обошел меня, словно камень, и быстрыми шагами стал удаляться.
— Прощайте, мазор литам Кор…
В наушниках было тихо, видимо, Кор выключил радио. Он, не оборачиваясь, шел все дальше и дальше. Когда фигура его скрылась за скалой, я отошел в сторону и поднялся на возвышенность, чтобы видеть его. Он все еще шел, единственный сгусток живой материи среди ее мертвого нагромождения. И вдруг Кор остановился и упал, упал и больше не двигался. Я было устремился к нему, но сразу же замедлил шаг. В моей помощи Кор никогда не нуждался, а теперь тем более.
* * *
Я болен. Произошло то, чего я ожидал и чего больше всего опасался. Первое недомогание я почувствовал вчера, когда вернулся на корабль после того, как последний раз видел Кора. У меня чуть заметно ломило суставы ног, но сразу я не обратил на это внимания. После долгой ходьбы и лазанья по горам неудивительно, что болят ноги. Я сел писать этот дневник, а потом отправился спать. Во сне меня мучали кошмары. Кто-то бил меня, Юрингу, нас вместе сбросили с вершины горы, на которой я побывал вчера, и мы долго, бесконечно долго летели в глубочайшую пропасть. На дне ее копошились ужасные монстры Арбинады…
Я проснулся совершенно разбитым. Ломило все тело, и суставы скрипели, словно ржавые шарниры забытой людьми машины. Боли не были сильными, и не они мешали, а ощущение трущихся костей в коленях, локтях, пальцах, позвонках пугало и сковывало движения. Я заставил себя подняться, без всякого желания проглотил завтрак, попробовал соединиться с Дасаром, но не нашел его. До меня все еще не доходило, что я заболел, заболел той болезнью, которая не щадит. Я пошел в лабораторию, как привык ходить туда ежедневно, зная, что там всегда найдется работа, даже если биолога нет на месте.
В лаборатории было пусто, приборы выключены, химическая посуда блестела чистотой. Даже микроскоп стоял покрытый футляром. Аккуратный Дасар во всем навел идеальный порядок. Почему он не работал? Где он? Я опустился на стул и почувствовал, как от этого движения шевельнулась каждая кость. Такого ощущения я уже не испытывал давно, с тех пор, как мы взлетели с Арбинады.
Несколько минут я просидел неподвижно, не зная чем заняться, бездумно переводя взгляд с одного предмета на другой, пока в поле зрения не попал фотоанализатор. Клавиатура его настройки была сбита с нулевых индексов, и каретка сдвинута в первое положение. Машинально я поднял руку, чтобы настроить прибор, рукав соскользнул до локтя, обнажив кожу, и я увидел пятно. Маленькое коричневое пятнышко темнело с внутренней стороны руки почти у самого ее сгиба. Я оцепенел.
Сейчас я уже успокоился, вернее смирился, исчез страх, который парализовал меня в первое мгновенье, прошла паника самоспасения, заставившая метаться по кораблю в поисках Дасара и глотать без разбора сильнейшие на Церексе, но, увы, бесполезные здесь препараты. Ничего этого уже нет, осталась только тоска, и я один на один с нею.
Я пишу на этих листах, потому что уже привык писать. Рука, на которой под тканью одежды притаилось зловещее пятно, спокойно выводит ровные строчки. Мозг, уже сейчас безжалостно терзаемый миллионами полукристаллических клеток слепой, чужеродной жизни, еще мыслит. Я знаю, осталось недолго. Через два дня, так было с Торном, начнется бред, прерываемый лишь короткими прояснениями сознания. В моем распоряжении только два дня, когда я еще буду принадлежать самому себе. Потом я потеряю власть над собой. И не с кем посоветоваться, что делать дальше. Исписанные листы вмещают лишь мои собственные мысли, ни на что не давая ответа. Дасар ушел с корабля — его скафандра нет на месте. Куда? Неизвестно. Может быть, мне тоже покинуть корабль? Уйти, как это сделал Кор? «Все мы идем туда, — сказал он в последний раз, — и все непременно придем». Я знаю, Кор ушел с корабля не потому, что боялся мучительной агонии, он просто выполнил свой собственный приказ. Только зачем он принял яд? Достаточно было открыть в скафандре клапан… Где же Дасар? Я должен знать, возможно ли еще выздоровление, здоров ли он сам. Если надежды нет, то действительно все лучше кончить сразу…
И подумать только! Завтра вылетает корабль с Церекса!
…Час назад я связался с «Эльприсом». Со мной разговаривал Мэрс, там все здоровы. Хорошо, что там пока все благополучно. На мой вопрос, нужно ли им что-нибудь, Мэрс ответил, что они ни в чем не нуждаются. Я сообщил, что корабль с Церекса вылетает завтра. Не знаю, почему я скрыл смерть Кора и свое заболевание. Просто язык не поворачивался сказать правду.
Одиночество стало невыносимым. Я решил искать Дасара по следам, которые хорошо видны на поверхности Хриса. Правда, следов очень много, и старые здесь выглядят точно так же, как свежие, но лучше отвлечь себя каким-то занятием, чем метаться в пустых помещениях корабля. Я уже начал надевать скафандр, когда отворился люк и вошел биолог.
— Куда вы, Антор? — спросил он. — Вы мне нужны.
— Я собрался искать вас. Я болен, литам Дасар.
Биолог схватил меня за рукав и потащил за собой:
— Идем в лабораторию и сделаем анализы.
Я упирался:
— Анализы не нужны, литам. Смотрите!
Я обнажил руку до локтя и показал пятно:
— Видите?! Вот вам лучший анализ, его сделала сама природа. И отпустите меня, мне и без того больно.
Биолог повернул мою руку к свету и осторожно ощупал пятно.
— Других пятен нет?
— Не знаю, по-моему, нет.
— Когда почувствовали боли?
— Вчера, когда возвратился после встречи с Кором.
— Кор! Мазор Кор как всегда оказался слишком самостоятельным. Смотрите, вы не вздумайте поступать так же! Я, кажется, нашел, нашел средство!
Мне вспомнились трупы в анабиозных камерах.
— Вы не обманываете, Дасар? Я должен знать точно.
Биолог отпустил мою руку и, повернувшись к выходу в коридор, глухо произнес:
— Если я обманываю, то обманываю самого себя. Идите в свою кабину и ложитесь. Ничего не ешьте, постарайтесь уснуть. Я скоро приду к вам.
Что же, последую его совету и попробую уснуть, если это возможно.
* * *
Коридору, кажется, не будет конца. Он суживается и поворачивает, закручивается в спираль. Стены дышат жаром. Я иду по этому коридору, не зная куда, не зная зачем. Плечи касаются раскаленных стен, от одежды валит пар. Пар идет изо рта, из глаз, внутри все кипит, я чувствую, как извиваются внутренности в бурлящих потоках крови. Жар становится все сильнее, я оборачиваюсь и вижу поток огненной лавы, настигающей меня, Она движется все быстрее и быстрее, гораздо быстрее, чем могу идти я. Я бросаюсь вперед и, зажатый в теснине коридора, не могу двинуться дальше с места. Сзади раздаются хлюпающие звуки, и ноги погружаются в раскаленную грязь. Нечеловеческий, душераздирающий вопль вырывается из моей груди.
……………………………………………………….
…Дасар сидит рядом со мной. У него усталое лицо, на полу лежит брошенный биологический скафандр, видимо, он мешал Дасару. Рядом с койкой столик, пододвинутый сюда из дальнего угла кабины. На столике стоит колба, наполовину заполненная темно-красной жидкостью, от которой исходит резкий запах. Рядом с колбой громоздятся приборы. Я с удивлением рассматриваю их, словно вижу первый раз, и не сразу узнаю стоящий прямо передо мной диагносцирующий сумматор. Биолог замечает, что я открыл глаза, и улыбается мне вымученной улыбкой:
— Как вы чувствуете себя, Антор?
— Ни-че-го, — выдавливаю я из себя и мало-помалу отделываюсь от кошмара надвигающейся лавы. Ноги продолжает жечь, словно они обуты в раскаленные ботинки. — Я бредил?
— Вы кричали, — отвечает Дасар и встает. — Лежите спокойно, я сейчас вернусь.
Он выходит, и я остаюсь один. За дверью слышны его шаги, постепенно замирающие в глубине корабля. Тишина. Время остановилось. Я лежу неподвижно, глаза устремлены в одну точку. Так, наверное, чувствуют себя умирающие. Но я еще жив, потому что снова услышал шаги. Теперь они приближались. В открытую дверь входит биолог. В руках у него посуда, он ставит ее на стол.
— Ешьте.
Голос его звучит повелительно, но я не могу шевельнуться, мне все безразлично.
— Ешьте, — настойчиво повторяет он. — Вы должны есть.
Какая-то сила, исходящая от Дасара, поднимает меня на койке, и я сажусь, чтобы приняться за еду. Руки обнажаются, и я с ужасом замечаю на них уже не одно, а несколько коричневых пятен. Глаза мои расширяются.
— Литам Дасар! Видите?
— Вижу, не волнуйтесь, Антор, так должно быть. Ешьте. Они уже пошли на убыль, вы выздоравливаете.
Голос его спокоен, и я верю ему, а может быть, мне просто все равно. Какая разница, сколько этих пятен, если они есть? Я съедаю все, что принес биолог, и ложусь снова. Дасар берет со столика коробку и достает оттуда ампулу:
— Вот, примите это, тогда вы быстрее уснете.
Я проглатываю ампулу и закрываю глаза. Веки отделяют меня от всего постороннего, и я снова погружаюсь в небытие.
……………………………………………………….
Такое синее море я видел только на Арбинаде. Синее, ласковое и ленивое. Выплескиваясь на песок, оно беззлобно журчит и рождает белую пену. Потом спокойно катится назад и снова гладит сушу. Волна сменяет волну, качаясь назад и вперед, как маятник мировых часов, отсчитывающих бесконечное время. И солнце светит. Знакомое весеннее солнце с родных небес Церекса. Как хорошо под теплым солнцем у беспредельного моря!
— Я никогда больше не полечу в космос! — говорю я Юринге.
— Никогда, ты слышишь, дорогая?
Она смеется. Вместе с нею смеется солнце и улыбается море каждой своей волной.
— Зачем нам космос, когда так хорошо здесь? Верно?
— Разве здесь хорошо? — раздается спокойный голос.
Я оборачиваюсь. На берегу стоит Мэрс. Он в ободранной одежде, и лицо у него изможденное.
— Посмотри внимательнее, Антор, разве это море? Это же ширма! Посмотри на улыбку твоей Юринги, она нарисована.
Он подходит к морю и рукой берется за волну. Волна шипит своим белым гребнем и не дается, но Мэрс резким движением дергает ее на себя, и море, как тонкая ткань, разрывается надвое. Под фальшивой пеленой воды зияет яма. Там полуголые люди, обливаясь потом, катят громадные камни и складывают их в пирамиду. Смрад и стоны несутся снизу.
— Ты должен лететь в космос, Антор, чтобы спасти их.
— Но чем я могу помочь им там, в космосе? Помощь нужна здесь. Пусти, Юринга, я спущусь туда. Пусти, слышишь!
Но Юринга цепко держит меня. Я вырываюсь и вдруг замечаю, что это вовсе не Юринга, а Парон, и он толкает меня в яму. Я отбиваюсь от него, но у Парона вырастает множество рук, и каждая тянется ко мне.
— Девятый.
— Девятый?.. Хм… Странно… Повторите опыт еще раз, пожалуйста.
Я принялся снова готовить реактивы. Наша работа потекла своим чередом.
* * *
Это произошло вчера. Я, как обычно, наскоро проглотив кусок осты (мы последнее время не утруждаем себя приготовлением блюд), пришел в кабину биолога, которую он превратил в лабораторию. Дасар сидел за столом, уткнувшись в колонки цифр — результаты наших последних опытов. На мое вежливое приветствие он ничего не ответил, а только неопределенно указал рукой в угол, где стоял стул. За последнее время я привык к странностям Дасара, поэтому, не обращая внимания на его каменную неподвижность, принялся чистить пробирки, которые еще с прошлого раза оставались немытыми. Через полчаса все лабораторное оборудование сияло первозданной чистотой, а биолог по-прежнему не шевелился.
— Что мне еще делать, литам Дасар? — спросил я.
Биолог ответил не сразу, в нем словно сработало реле времени, наконец он сказал:
— Ничего, сегодня мне нужно подумать, Антор, последние наши опыты… м-да… или я ничего не понимаю… или мы очень близки к решению. Мне надо разобраться.
— Так я вам сегодня не нужен? — Моя рука легла на замок двери.
— Нет. То есть стойте… анализы, вы разве забыли?
Биолог каждое утро проводил обследования, проверяя состояние нашего здоровья. Последнее время я к ним относился уже равнодушно — анализы неизменно давали отрицательный результат.
— Хорошо, литам Дасар, я приготовлю аппаратуру.
В этот момент звякнул сигнал внутренней связи. Это был Кор. Не оборачиваясь к экрану, я почти видел его лицо, обращенное к нам в кабину. Он поздоровался как всегда сдержанно, а потом задал свой неизменный вопрос:
— Как ваши успехи, Дасар? Получили что-нибудь обнадеживающее?
Биолог отложил свои вычисления.
— Увы, нет, пока все по-прежнему.
— Так, жаль, конечно, пора бы уже вам справиться с этой задачей. — Голос Кора звучал как-то странно.
— Конечно, жаль. Вы меня упрекаете?! По какому праву? — неожиданно вспылил Дасар, видимо, и на нем сказалось утомление от нечеловеческого напряжения. — Нам давно необходим этот препарат, по крайней мере Торн и Зирн были бы живы! Я сам все отлично знаю, но в этих условиях не могу быстро решить поставленную задачу. У меня даже нет ни одного квалифицированного помощника… Простите, Антор, я… Кстати, мазор Кор, я хочу еще напомнить вам, что вы двое суток уже не обследовались.
Кор криво усмехнулся:
— Что толку в ваших анализах, если вы не можете лечить? Впрочем, сегодня я приду. Мне кажется, я заболел, и хотелось бы получить ваше высоконаучное подтверждение.
Биолог ничего не успел ответить, экран погас, и лицо Кора исчезло. Оба мы были ошеломлены неожиданным известием. Первым пришел в себя Дасар. Он резко отодвинул стул и поспешно направился к столику; где размещалось все необходимое для анализов лабораторное оборудование.
— Пустите меня, — сказал он, — я сам настрою приборы.
Несколько минут его гибкие пальцы порхали между микрометрическими винтами и вериньерами.
— Так, дайте вашу руку.
Я почти не ощутил боли от проникновения иглы.
— Теперь дышите сюда.
По экрану побежала тонкая зеленая линия, изламываясь в такт моему дыханию.
— Все как обычно, — сказал я, наблюдая хорошо знакомую мне по предыдущим анализам картину.
— К счастью — да, — ответил биолог и повернулся на шум открывающейся двери. В кабину вошел Кор, на нем была надета дыхательная маска.
— Это на всякий случай, — пробубнил он из-под нее, — я долго у вас не задержусь.
— Почему вы решили, что больны?
— Симптомы те же, что у биофизика, боли в суставах и прочее…
— Есть пятна?
— Пока нет, но будут.
— Когда почувствовали боли?
— Вчера.
— Почему не пришли сразу? — Биолог насупился.
Кор сделал равнодушный жест:
— Какое это имеет значение?
Дасар тщательно проделал все анализы. Я молча глядел через его плечо на показания приборов. Стрелки их тревожно отклонялись от зеленой черты. Через полчаса все стало ясно. Кор держал в руках фотографию микроанализа крови, на которой отчетливо проступали серебристые точки вирусов. Он медленно смял пленку и бросил ее на стол.
— Вам нужно немедленно лечь в анабиозную камеру, — сказал Дасар.
Кор сел на стул и вытянул ноги прямо перед собой, пальцы его руки нервно барабанили по шкале эртометра.
— Бесполезно, Дасар, в анабиоз впадают люди, но не вирусы Арбинады. Вы же это хорошо знаете, литам. Я, конечно, ценю ваше желание потешить меня надеждой и избавить от мучений, но в данном случае оно бьет мимо цели. Я предпочитаю встретить смерть в полном сознании.
Биолог удивленно уставился на Кора. Я беспокойно переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая.
— Что вы говорите! — вскричал Дасар.
— То, что слышите, можете передо мной не разыгрывать комедию. Я вам благодарен за то, что вы нашли способ унять на корабле страсти и наилучшим способом изолировать членов экипажа. Я бы сам высказал то же самое, если бы мне пришло это в голову. И должен заметить, ваше предложение выглядело настолько убедительным, что в первый момент даже я поверил в него.
— Значит, вы проверяли камеры?
— Разумеется, — Кор отогнул край маски и вытер пот платком, — в двух из них лежат трупы. И ничего удивительного! Лишенный жизненного тонуса организм не мог активно сопротивляться болезни, но остальные законсервированы отлично.
— Это правда? — Я в упор посмотрел на биолога. Тот стоял, низко опустив голову.
— Правда, Антор, — ответил он. — Мы для них все равно ничего не могли бы сделать, но я вначале надеялся, что вирусы в анабиозной камере закапсулируются…
Воцарилось тягостное молчание.
— Кто там… кого уже нет? — спросил я.
— Лоста и Сатара, — невозмутимо ответил Кор. — Однако мне пора, у меня осталось много дел и мало времени. Прощайте, Дасар, и вы, пилот…
Кор встал и, небрежно кивнув нам, твердыми шагами вышел из лаборатории, старательно закрыв за собой дверь. Мы остались одни. Минут пять я просидел неподвижно, избегая смотреть на биолога и дожидаясь, когда шаги Кора замрут в глубине коридора. Потом, не произнеся ни слова, направился к двери.
Громадный корабль был пуст, тускло горело освещение и гулко отдавался каждый звук, по нескольку раз отражаясь от матовой глади стен. Я шел мимо осиротевших кабин, мимо вспомогательных помещений, мимо анабиозных камер, заключавших в себе мертвых и живых товарищей, поднялся в салон, пронизанный слепящими лучами солнца и, постояв бездумно на пороге, спустился вниз к переходной камере. Вдруг мне стало душно, нестерпимо захотелось ветра и солнца, под которым я рос и жил далеко-далеко и давным-давно. Мой взгляд упал на скафандры, аккуратно разложенные в отсеке. Я отыскал свой и начал одеваться.
Спрыгнув с последней ступеньки трапа, я пошел к сияющей впереди вершине горы, подножие которой пряталось за линией горизонта. В голове вихрем проносились обрывки мыслей, беспорядочно сталкиваясь, рассыпаясь, сочетаясь в невероятные заключения и пропадая. Я, словно со стороны, следил за этим сумбурным потоком, даже не пытаясь ввести его в какое-то русло или остановить. Впереди виднелась вершина, и я шел к ней. Будто громадный магнит, влекла она к себе. И вдруг я подумал, что еще ни разу в жизни не взбирался на вершину горы ни здесь, на Хрисе, ни на Церексе, ни на Арбинаде. Я много раз видел мир с большой высоты, но ни разу не наблюдал его с вершины. Эта мысль захватила меня, появилась цель — я направился к ней.
Путь до скалистых отрогов и подъем заняли, вероятно, несколько часов. Чем труднее было подниматься, тем ожесточеннее я лез вверх. Вспомнились предостережения Мэрса об опасностях такого подъема, о камнях, беззвучно падающих от малейшего сотрясения, о черных тенях, прячущих провалы и обманывающих глазомер. Наконец, я достиг своей цели, гора находилась у меня под ногами.
Площадка наверху была ровная и маленькая, я быстро обошел ее по периметру, испытывая смутное чувство разочарования, потом уселся на край скалы, нависшей над бездной, и спустил вниз ноги. Далеко от меня, почти у самого горизонта, блестела на солнце металлическая обшивка корабля — этого вместилища человеческих страстей и бед, занесенных сюда с другого, окруженного мраком шара. Я поднял взгляд к небу и среди звезд отыскал слабый свет маленького Церекса. Неужели мне никогда не доведется снова увидеть его вблизи и пройти под открытым небом, оставляя на почве следы босых ног? С полчаса я просидел на месте, глядя на камни и звезды, и затем начал спускаться с горы…
На полпути к кораблю я заметил движущуюся мне навстречу фигуру в скафандре. Это мог быть либо Кор, либо биолог. Я взобрался на камень и помахал рукой, пытаясь привлечь к себе внимание. Потом включил радио и пробежал в настройке несколько диапазонов. Наконец, в наушниках послышалось дыхание человека. Я позвал его.
— Это вы, пилот, — раздался голос Кора, — что вы здесь делаете?
Я пробурчал в ответ что-то невразумительное. Да и в самом деле, что я делал? Что я мог ответить? Не зная, о чем говорить с человеком, дни которого сочтены, я тем не менее направился к Кору, мысленно проклиная себя за то, что ввязался в разговор. У нас с Кором и раньше было не много общих тем, а в эту минуту я вообще не мог найти ни одной точки соприкосновения. Постепенно мы сблизились на расстояние нескольких метров, и я пошел в одном с ним направлении. Первые минут десять не было произнесено ни слова. Кор уверенно шел к какой-то одному ему известной цели и словно не замечал меня. Наконец, он сказал:
— Вы все еще здесь, пилот?
— Да, — неуверенно ответил я.
— Вы решили сопровождать меня? Благодарю, но я, кажется, об этом вас не просил. Впрочем… — Кор запнулся на слове, — минут десять, если хотите, можете провести со мной, я не возражаю. Сколько сейчас времени?
Я взглянул на часы:
— Скоро четырнадцать.
— Мне нужно точнее.
— Без десяти, — удивленно ответил я, вспоминая необыкновенную особенность Кора чувствовать время с точностью до минуты. По нему можно было проверять хронометры, и поэтому он никогда не носил с собой часов. Сейчас с ним что-то стряслось. Может быть, болезнь? Еще минуты две мы не разговаривали. Неожиданно Кор спросил:
— Скажите, пилот, неужели я такой тяжелый человек, с которым даже трудно обмолвиться словом? — В голосе его звучали несвойственные ему мягкие интонации.
— Нет… то есть да, мазор.
Кор усмехнулся:
— Мне нравится ваша особенность говорить в глаза то, что вы думаете. Это редкий дар. Хотелось бы знать, чего же вы тогда плететесь за мной по пятам. Шли бы себе на корабль и продолжали писать свой дневник. У вас это неплохо получается, я, признаться, с интересом прочел как-то все до последней страницы…
— Это же подло! Читать чужие записи…
— Не вижу в своем поведении ничего предосудительного. — Кор осмотрелся по сторонам. — Сколько времени?
— Четырнадцать часов пятнадцать минут, — машинально ответил я.
— Еще… впрочем, ладно… Вы же сочли возможным подслушать мой разговор с Эссой, хотя имели на это меньше права, чем я на знакомство с вашими воспоминаниями. Как руководитель экспедиции, я даже обязан был знать их.
Кор снова зашагал к линии горизонта, размеренно переставляя ноги. Я не нашел, что ему возразить. Действительно, если я так остро переживаю проникновение постороннего человека в мои личные дела, то почему же сам позволил себе вторгнуться в чужую жизнь? Все оправдывающие причины не имели никакой силы, мы всегда готовы обвинять других и выгораживать себя. К сожалению, чувство объективности слабее всего развито у человека.
— И всё же вы мне нравитесь, — продолжал между тем Кор, — вы добры, качество сравнительно редкое, глуповаты — это встречается значительно чаще, прямолинейны — последнее облегчает ведение дел с вами, а главное безвредны и свое ремесло знаете. Мне был известен и раньше весь этот ваш трюк с жеребьевкой на право участия в экспедиции. Конечно, я знал о нем. Но вы и Конд подходили мне, поэтому я на него не обратил внимания. Конда я, правда, опасался больше, он был человек решительный… Сколько уже на часах?
— Семнадцать минут, почему вы спрашиваете?
— Хочу знать, сколько мне осталось до конца.
— До конца? До какого конца? — И тут мне все стало вдруг ясно. — Вы совсем покинули корабль?.. Вы сами сделали это и идете туда?..
— Все мы идем туда, — усмехнулся Кор, — все идем сами и все непременно придем. Сколько сейчас?
— Двадцать минут, — проговорил я.
— Уже скоро. — Кор посмотрел по сторонам, как бы прощаясь с окружающим миром, сделал какой-то неуловимый, но, я твердо знаю, несвойственный ему жест и продолжал свой путь дальше.
— Послушайте меня, пилот, хотя я и знаю, вы не очень лестного обо мне мнения…
— Я…
— Не перебивайте, в конце концов, для меня всегда было безразлично, какого мнения обо мне люди, а сейчас тем более… впрочем, может быть, сейчас… — Он вдруг замолчал и шагов двадцать прошел, сосредоточенно глядя себе под ноги, словно боялся споткнуться и упасть на последнем отрезке жизненного пути. Я, подобно тени, шагал за ним следом, так же неотступно и так же беззвучно, как сопровождала меня моя собственная тень.
— Да, вот еще что, — снова раздался в наушниках его голос, — в моей кабине на столе вы найдете дальнейшие инструкции, но не входите туда, пока не справитесь с болезнью, это для вас лишний шанс уцелеть. На Церекс я обо всем сообщил, там знают, что я… что экспедиция осталась без руководителя. Корабль сюда вылетит через три дня, вы еще можете его дождаться, я верю в Дасара — он победит болезнь, если успеет… А теперь последнее, то, что я хотел вам сказать вначале. Я читал о вашей беседе с Мэрсом, чувствую, она произвела на вас впечатление. Возможно, вы встретитесь с ним снова, когда меня уже не будет, советую вам — не увлекайтесь, это беспочвенные бредни. Не воображайте, что я горячий сторонник существующего на Церексе уклада, просто я отлично знаю, как силен, как великолепно отрегулирован весь этот механизм человеческих взаимоотношений, насколько он устойчив и какими мощными средствами поддерживается. Бороться с ним бессмысленно. Те, кто стремится здесь что-то изменить, несмотря на кажущуюся красоту их порывов, опасны людям. Они не принесут счастья человечеству, как наивно воображают сами, но убьют каждого, кто свяжет с ними свою судьбу. Запомните, пилот! Они опасны для всех, против кого борются, и для тех, за кого они ведут борьбу… Сколько там времени, Антор?
— Двадцать пять минут.
— Оставьте меня, я хочу умереть один.
Я остановился перед Кором, но он обошел меня, словно камень, и быстрыми шагами стал удаляться.
— Прощайте, мазор литам Кор…
В наушниках было тихо, видимо, Кор выключил радио. Он, не оборачиваясь, шел все дальше и дальше. Когда фигура его скрылась за скалой, я отошел в сторону и поднялся на возвышенность, чтобы видеть его. Он все еще шел, единственный сгусток живой материи среди ее мертвого нагромождения. И вдруг Кор остановился и упал, упал и больше не двигался. Я было устремился к нему, но сразу же замедлил шаг. В моей помощи Кор никогда не нуждался, а теперь тем более.
* * *
Я болен. Произошло то, чего я ожидал и чего больше всего опасался. Первое недомогание я почувствовал вчера, когда вернулся на корабль после того, как последний раз видел Кора. У меня чуть заметно ломило суставы ног, но сразу я не обратил на это внимания. После долгой ходьбы и лазанья по горам неудивительно, что болят ноги. Я сел писать этот дневник, а потом отправился спать. Во сне меня мучали кошмары. Кто-то бил меня, Юрингу, нас вместе сбросили с вершины горы, на которой я побывал вчера, и мы долго, бесконечно долго летели в глубочайшую пропасть. На дне ее копошились ужасные монстры Арбинады…
Я проснулся совершенно разбитым. Ломило все тело, и суставы скрипели, словно ржавые шарниры забытой людьми машины. Боли не были сильными, и не они мешали, а ощущение трущихся костей в коленях, локтях, пальцах, позвонках пугало и сковывало движения. Я заставил себя подняться, без всякого желания проглотил завтрак, попробовал соединиться с Дасаром, но не нашел его. До меня все еще не доходило, что я заболел, заболел той болезнью, которая не щадит. Я пошел в лабораторию, как привык ходить туда ежедневно, зная, что там всегда найдется работа, даже если биолога нет на месте.
В лаборатории было пусто, приборы выключены, химическая посуда блестела чистотой. Даже микроскоп стоял покрытый футляром. Аккуратный Дасар во всем навел идеальный порядок. Почему он не работал? Где он? Я опустился на стул и почувствовал, как от этого движения шевельнулась каждая кость. Такого ощущения я уже не испытывал давно, с тех пор, как мы взлетели с Арбинады.
Несколько минут я просидел неподвижно, не зная чем заняться, бездумно переводя взгляд с одного предмета на другой, пока в поле зрения не попал фотоанализатор. Клавиатура его настройки была сбита с нулевых индексов, и каретка сдвинута в первое положение. Машинально я поднял руку, чтобы настроить прибор, рукав соскользнул до локтя, обнажив кожу, и я увидел пятно. Маленькое коричневое пятнышко темнело с внутренней стороны руки почти у самого ее сгиба. Я оцепенел.
Сейчас я уже успокоился, вернее смирился, исчез страх, который парализовал меня в первое мгновенье, прошла паника самоспасения, заставившая метаться по кораблю в поисках Дасара и глотать без разбора сильнейшие на Церексе, но, увы, бесполезные здесь препараты. Ничего этого уже нет, осталась только тоска, и я один на один с нею.
Я пишу на этих листах, потому что уже привык писать. Рука, на которой под тканью одежды притаилось зловещее пятно, спокойно выводит ровные строчки. Мозг, уже сейчас безжалостно терзаемый миллионами полукристаллических клеток слепой, чужеродной жизни, еще мыслит. Я знаю, осталось недолго. Через два дня, так было с Торном, начнется бред, прерываемый лишь короткими прояснениями сознания. В моем распоряжении только два дня, когда я еще буду принадлежать самому себе. Потом я потеряю власть над собой. И не с кем посоветоваться, что делать дальше. Исписанные листы вмещают лишь мои собственные мысли, ни на что не давая ответа. Дасар ушел с корабля — его скафандра нет на месте. Куда? Неизвестно. Может быть, мне тоже покинуть корабль? Уйти, как это сделал Кор? «Все мы идем туда, — сказал он в последний раз, — и все непременно придем». Я знаю, Кор ушел с корабля не потому, что боялся мучительной агонии, он просто выполнил свой собственный приказ. Только зачем он принял яд? Достаточно было открыть в скафандре клапан… Где же Дасар? Я должен знать, возможно ли еще выздоровление, здоров ли он сам. Если надежды нет, то действительно все лучше кончить сразу…
И подумать только! Завтра вылетает корабль с Церекса!
…Час назад я связался с «Эльприсом». Со мной разговаривал Мэрс, там все здоровы. Хорошо, что там пока все благополучно. На мой вопрос, нужно ли им что-нибудь, Мэрс ответил, что они ни в чем не нуждаются. Я сообщил, что корабль с Церекса вылетает завтра. Не знаю, почему я скрыл смерть Кора и свое заболевание. Просто язык не поворачивался сказать правду.
Одиночество стало невыносимым. Я решил искать Дасара по следам, которые хорошо видны на поверхности Хриса. Правда, следов очень много, и старые здесь выглядят точно так же, как свежие, но лучше отвлечь себя каким-то занятием, чем метаться в пустых помещениях корабля. Я уже начал надевать скафандр, когда отворился люк и вошел биолог.
— Куда вы, Антор? — спросил он. — Вы мне нужны.
— Я собрался искать вас. Я болен, литам Дасар.
Биолог схватил меня за рукав и потащил за собой:
— Идем в лабораторию и сделаем анализы.
Я упирался:
— Анализы не нужны, литам. Смотрите!
Я обнажил руку до локтя и показал пятно:
— Видите?! Вот вам лучший анализ, его сделала сама природа. И отпустите меня, мне и без того больно.
Биолог повернул мою руку к свету и осторожно ощупал пятно.
— Других пятен нет?
— Не знаю, по-моему, нет.
— Когда почувствовали боли?
— Вчера, когда возвратился после встречи с Кором.
— Кор! Мазор Кор как всегда оказался слишком самостоятельным. Смотрите, вы не вздумайте поступать так же! Я, кажется, нашел, нашел средство!
Мне вспомнились трупы в анабиозных камерах.
— Вы не обманываете, Дасар? Я должен знать точно.
Биолог отпустил мою руку и, повернувшись к выходу в коридор, глухо произнес:
— Если я обманываю, то обманываю самого себя. Идите в свою кабину и ложитесь. Ничего не ешьте, постарайтесь уснуть. Я скоро приду к вам.
Что же, последую его совету и попробую уснуть, если это возможно.
* * *
Коридору, кажется, не будет конца. Он суживается и поворачивает, закручивается в спираль. Стены дышат жаром. Я иду по этому коридору, не зная куда, не зная зачем. Плечи касаются раскаленных стен, от одежды валит пар. Пар идет изо рта, из глаз, внутри все кипит, я чувствую, как извиваются внутренности в бурлящих потоках крови. Жар становится все сильнее, я оборачиваюсь и вижу поток огненной лавы, настигающей меня, Она движется все быстрее и быстрее, гораздо быстрее, чем могу идти я. Я бросаюсь вперед и, зажатый в теснине коридора, не могу двинуться дальше с места. Сзади раздаются хлюпающие звуки, и ноги погружаются в раскаленную грязь. Нечеловеческий, душераздирающий вопль вырывается из моей груди.
……………………………………………………….
…Дасар сидит рядом со мной. У него усталое лицо, на полу лежит брошенный биологический скафандр, видимо, он мешал Дасару. Рядом с койкой столик, пододвинутый сюда из дальнего угла кабины. На столике стоит колба, наполовину заполненная темно-красной жидкостью, от которой исходит резкий запах. Рядом с колбой громоздятся приборы. Я с удивлением рассматриваю их, словно вижу первый раз, и не сразу узнаю стоящий прямо передо мной диагносцирующий сумматор. Биолог замечает, что я открыл глаза, и улыбается мне вымученной улыбкой:
— Как вы чувствуете себя, Антор?
— Ни-че-го, — выдавливаю я из себя и мало-помалу отделываюсь от кошмара надвигающейся лавы. Ноги продолжает жечь, словно они обуты в раскаленные ботинки. — Я бредил?
— Вы кричали, — отвечает Дасар и встает. — Лежите спокойно, я сейчас вернусь.
Он выходит, и я остаюсь один. За дверью слышны его шаги, постепенно замирающие в глубине корабля. Тишина. Время остановилось. Я лежу неподвижно, глаза устремлены в одну точку. Так, наверное, чувствуют себя умирающие. Но я еще жив, потому что снова услышал шаги. Теперь они приближались. В открытую дверь входит биолог. В руках у него посуда, он ставит ее на стол.
— Ешьте.
Голос его звучит повелительно, но я не могу шевельнуться, мне все безразлично.
— Ешьте, — настойчиво повторяет он. — Вы должны есть.
Какая-то сила, исходящая от Дасара, поднимает меня на койке, и я сажусь, чтобы приняться за еду. Руки обнажаются, и я с ужасом замечаю на них уже не одно, а несколько коричневых пятен. Глаза мои расширяются.
— Литам Дасар! Видите?
— Вижу, не волнуйтесь, Антор, так должно быть. Ешьте. Они уже пошли на убыль, вы выздоравливаете.
Голос его спокоен, и я верю ему, а может быть, мне просто все равно. Какая разница, сколько этих пятен, если они есть? Я съедаю все, что принес биолог, и ложусь снова. Дасар берет со столика коробку и достает оттуда ампулу:
— Вот, примите это, тогда вы быстрее уснете.
Я проглатываю ампулу и закрываю глаза. Веки отделяют меня от всего постороннего, и я снова погружаюсь в небытие.
……………………………………………………….
Такое синее море я видел только на Арбинаде. Синее, ласковое и ленивое. Выплескиваясь на песок, оно беззлобно журчит и рождает белую пену. Потом спокойно катится назад и снова гладит сушу. Волна сменяет волну, качаясь назад и вперед, как маятник мировых часов, отсчитывающих бесконечное время. И солнце светит. Знакомое весеннее солнце с родных небес Церекса. Как хорошо под теплым солнцем у беспредельного моря!
— Я никогда больше не полечу в космос! — говорю я Юринге.
— Никогда, ты слышишь, дорогая?
Она смеется. Вместе с нею смеется солнце и улыбается море каждой своей волной.
— Зачем нам космос, когда так хорошо здесь? Верно?
— Разве здесь хорошо? — раздается спокойный голос.
Я оборачиваюсь. На берегу стоит Мэрс. Он в ободранной одежде, и лицо у него изможденное.
— Посмотри внимательнее, Антор, разве это море? Это же ширма! Посмотри на улыбку твоей Юринги, она нарисована.
Он подходит к морю и рукой берется за волну. Волна шипит своим белым гребнем и не дается, но Мэрс резким движением дергает ее на себя, и море, как тонкая ткань, разрывается надвое. Под фальшивой пеленой воды зияет яма. Там полуголые люди, обливаясь потом, катят громадные камни и складывают их в пирамиду. Смрад и стоны несутся снизу.
— Ты должен лететь в космос, Антор, чтобы спасти их.
— Но чем я могу помочь им там, в космосе? Помощь нужна здесь. Пусти, Юринга, я спущусь туда. Пусти, слышишь!
Но Юринга цепко держит меня. Я вырываюсь и вдруг замечаю, что это вовсе не Юринга, а Парон, и он толкает меня в яму. Я отбиваюсь от него, но у Парона вырастает множество рук, и каждая тянется ко мне.