Но почему был в ярости старина Пит — эта яркая звезда на небосклоне двадцатого столетия, ничуть, кстати, не утратившая своего блеска и в нынешнем, двадцать первом?
   Здесь необходимо добавить еще одну небольшую подробность — долгие годы Питер Реддвей являлся заместителем директора ЦРУ.
   Если за все годы существования советской власти у нее и был наиболее отъявленный враг, то им являлось, бесспорно, Центральное разведывательное управление США. Это аксиома. У новой, демократической России с ходу обозначились, как известно, иные ориентиры. А угроза мирового терроризма заставила бывших идеологических врагов сплотить ряды перед лицом общей крайней беды. И оказалось, что далеко не все и не так было в мире, как внушала вездесущая пропаганда, а с представителями проклятого класса угнетателей-капиталистов можно не только вместе работать, но и дружить. Таким вот образом, после того как однажды договорились между собой президенты великих держав, нашли общий язык и Реддвей с Турецким. А потом Александр Борисович стал читать в секретной школе лекции о следственной практике, имевшие, к слову, у слушателей первого выпуска большой успех. И не только в глазах восхитительных студенток, среди которых были, между прочим, и лейтенант нью-йоркской полиции, и не менее прелестный командир отделения французского спецназа, и другие красотки — перечисление их должностей и имен заняло бы слишком много места и времени. Ну, короче, было — и было.
   И последняя деталь, без которой понять причину небывалого гнева отставного генерала просто невозможно.
   Питер был не просто тучен телом, он был огромен и словно бы неповоротлив. Больше того, если он куда и выбирался, при своей-то фантастической лени, это можно было считать событием. Так или иначе, но Россию он несколько раз посетил. А дома, то есть в Гармише, у него было персональное кресло, где с легкостью могли бы разместиться два с половиной Турецких. Был также джип, сделанный по специальному заказу на «Форде», в котором Пит не только свободно помещался, но и чувствовал себя абсолютно комфортно. Кстати, в «Жигули» однажды, как ни старались, втиснуть его так и не смогли, хотя вынули правое переднее сиденье. Было еще много другого, созданного специально под Реддвея, менее значительного, разумеется, чем любимые кресло и машина.
   И вот случилось невероятное — его замечательный темно-зеленый джип украли! Кто, когда — сплошная чертовщина!
   Машина стояла в гараже на охраняемой стоянке возле школы, что само по себе уже являлось гарантией полнейшей безопасности. А Питер вылетел на два дня в Париж — по делам, естественно, иначе оторвать его от кресла было практически невозможно. Вернувшись домой, он пошел в гараж и… обомлел. Тот был пуст. Но самое поразительное, что ничего не могла внятно объяснить и охрана. Никто не заходил, никто не выводил машину «из стойла», никто… ничего… а машина между тем пропала!
   Тогда стали внимательно изучать видеозаписи, снятые с камер слежения, коими были оборудованы все внутренние и наружные стены зданий школы. И тут наконец кое-что обнаружилось. Правда, немногое. И продемонстрировали это записи не двух последних дней, а недельной давности, когда Пит был еще на месте.
   Джип стоял во дворе, из-за ограды его рассматривали какие-то туристы, которых здесь хватало в любое время года, а теперь — мягкая зима, лыжный сезон, масса отдыхающих со всех концов света… Но некоторые лица повторялись и дважды, и трижды. Питер отдал копии видеозаписей специалистам собственной школы и попросил их высказать соображения. Причем надо отметить, что явных следов взлома они же, эти самые специалисты, обнаружить так и не смогли. Автоматические ворота территории школы открывались лишь по команде с центрального пульта, что постоянно и фиксировалось. Ну как мог пропасть этот роскошный, эксклюзивный автомобиль? Улететь, что ли?
   А ведь, между прочим, случайно брошенная мысль имела все основания быть превращенной в версию! В последние дни над городом и его окрестностями частенько появлялись полицейские вертолеты. Ну порядок при большом стечении народа соблюдать требуется постоянно — не вопрос. Наблюдать за неопытными лыжниками — тем более. Так вот, почему бы изобретательным на всякие пакости преступникам не воспользоваться именно такой возможностью? Гаражи находятся в некотором отдалении от здания школы, они закрыты на специальные замки. Но ведь известно, что для умельца нет ничего недоступного. А если еще какой-нибудь вертолет, к примеру, в сумерках вдруг зависнет над окруженной высокой оградой чьей-то частной территорией, что здесь необычного? Тем более что именно в сумерках отдыхающий народ предпочитает не шляться по чистеньким баварским улочкам, а посиживать в барах, как выражались в старину, за пинтой доброго пива.
   Короче, именно эта версия и обозначилась в качестве основной. Анализ лиц, запечатленных в видеозаписях, показал, что большинство из них — представители так называемого Ближнего Востока. А списки проживающих в гостиницах города за последние недели подтвердили, что среди гостей лыжного курорта было немало, выражаясь по-русски, «лиц кавказской национальности». По предположению этнографов, это были приезжие, скорее всего, либо из Турции, либо из Азербайджана. Турция сразу отпадала, она поставляла в Европу вообще, а в Германию в частности главным образом гастарбайтеров, этим не до лыжного спорта. Зато вот азербайджанцев было зарегистрировано несколько. Именно их лица, вероятнее всего, и маячили у ограды школы.
   Что мог сказать по этому поводу сам Питер? Только одно, и это было восклицание, больше напоминавшее проклятие: «О господи! Как же нам всем осточертела эта чертова русская мафия!!!».
   А затем он позвонил в Россию, в Москву, старому другу Косте. По той простой причине, что выйти на еще большего своего друга, на Алекса Турецки, он не мог — у генерала российской юстиции почему-то не отвечал мобильный телефон. Может быть, он опять забыл его оплатить? Так уже бывало…
   Меркулов, как человек серьезный и не лишенный воображения, представил себе Питера и не расхохотался лишь по той причине, что слишком уважал этого большого, во всех смыслах, человека. Он попросил выслать ему документы на украденную машину, копии видеозаписей и пообещал разобраться в самое ближайшее время. Хотя в глубине души не очень еще понимал, как это сделает.
   Беда в том, что воровство машин в России давно уже приобрело характер запущенной болезни. И лечить ее можно лишь единственным способом — радикальным методом грубого, пардон, хирургического вмешательства. Но в государстве, где ежедневно совершаются заказные убийства, раскрыть которые практически невозможно, кто ж станет всерьез карать каких-то там угонщиков?! К сожалению, Питеру всего этого не объяснишь…
   Наивный человек, он попросил друга Костю поручить это дело, на один момент, — Пит обожал всяческие идиомы и вообще любые непереводимые «тонкости» русской речи, которые постоянно вносил в записную книжку, чтобы блеснуть при случае, — так вот, поручить поиск «любимой машины» «старине Алексу». В талантах Турецкого Реддвей был уверен точно так же, как и в своих собственных, а это очень высокая оценка. И Костя пообещал ему, попутно размышляя, под каким соусом «воткнуть» этакое задание ну совершенно непричастному к делам подобного рода старшему следователю Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры. Абсурд! А что поделаешь? Питер ведь не виноват…
   И когда с фельдъегерем прибыли видеозаписи, а также все технические данные на украденный автомобиль, Косте уже ничего иного не оставалось, как позвать Турецкого и в буквальном смысле всучить ему это дело — в частном порядке. То есть придется поискать, но ни в коем случае не отрываться от более важных расследований. А в качестве утешения посоветовал привлечь «ребятишек» из «Глории» и их шефа, Вячеслава, тоже большого друга Питера. Ничего, перебьются, дружба частенько требует определенных жертв.
   Вот, собственно, по этой причине Александр Борисович и навестил Грязнова. Но когда тот стал вдруг возражать, что это не его прямое дело, что оно как-то не ко времени и прочее и так далее, Турецкий заявил без всякого уважения к погонам хозяина кабинета, что дружба, по словам одного известного поэта, — понятие круглосуточное, так что о времени лучше забыть. А кроме того, он напомнил Вячеславу его же собственное высказывание, которое с прошлого года, что называется, на устах у всех Славкиных знакомых.
   Дело в том, что осенью Грязнов купил себе джип «мерседес» и очень гордился покупкой. Когда же ему сказали, что сегодня именно такие машины чаще всего и воруют, отправляя на Кавказ, начальник МУРа взбеленился и в запальчивости заявил, что, если у него посмеют увести его джип, он торжественно клянется отыскать вообще все украденные за последние годы автомобили и вернуть их хозяевам! Конечно, перебрал, все это понимали, но сам факт выступления не улетучился из памяти. И время от времени кто-нибудь да обязательно напоминал Вячеславу о данном им обещании. Не избежал соблазна и Турецкий. Тем более что машина у Питера Реддвея действительно эксклюзивная, и отыскать ее будет проще, нежели какой-то там вшивый серийный мерседесовский джип. [1]
   Грязнов вынужден был проглотить довольно-таки оскорбительный выпад, да еще в присутствии младшего по званию, но в конце концов он осознал свою ответственность перед мировым общественным мнением и взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить племяннику в «Глорию».
   — Можешь не звонить, — сказал Турецкий, — я уже был у них. Кстати, Денис, в отличие от своего дяди, сразу все понял без подсказки и заявил, что это дело он считает в прямом смысле почетным для себя. И своей конторы, разумеется. Материалы я им оставил, сейчас знакомятся. А я со своей стороны пообещал им приложить все усилия, если потребуется помощь. Тебе ясно, мой генерал?
   — Сговорились… за спиной… — мрачно пробурчал Грязнов и отмахнулся: уходите, мол, надоели хуже горькой редьки…
   Посетители со смехом покинули его кабинет.

Глава вторая Старые знакомые

   1
   Никогда не поверил бы Александр Борисович, если бы ему кто-то сказал, что пустяковое, в сущности, дело может поднять такую большую волну…
   Но в этом он, как, впрочем, и Денис Грязнов с его командой, убедятся в ближайшем будущем, когда вплотную займутся поиском похищенного в Германии автомобиля. А пока же, покидая внушающий невольное почтение дом на Петровке, из окон которого, по утверждению старожилов уголовного мира, аж Колыму видно, Турецкий не мог отделаться от впечатления какой-то неясности. Она возникла во время разговора у Славки и словно сама собой растворилась в процессе общения. Вспомнил, когда уже вышли на служебную стоянку машин.
   — Слушай, что-то я хотел у тебя спросить… — делая озабоченное лицо, обратился Александр Борисович к Чижову. — А, вот о чем… Ты, говоря про семейку этого твоего магната, видно, что-то собирался добавить про дамочку… И ушел в сторону. Почему?
   Турецкий мог бы и не темнить перед Василием, уж свои-то люди знали некоторые грешки, которые водились за «важняком» из Генпрокуратуры. Вот и Чижов засмеялся.
   — А я все думаю: и когда ж он наконец поинтересуется?
   — Умные тут! — со сварливой, грязновской, интонацией воскликнул Турецкий. — А я серьезно.
   — Да? — удивился, продолжая смеяться, Чижов. — Ну-ну… Вот такая, — он показал большой палец, — баба! Но… видать, к ней особый подход нужен. И потом, я не думаю, что она так уж довольна своим мужем… в определенном плане. Даже наверняка не довольна. И что-то такое у нее было, но она не захотела сказать, как я ни выпытывал. Не в койку ж ее было тащить!
   — А почему? — хмыкнул Турецкий.
   — Не, Александр Борисович, я на такие приключения не мастак. Если хотите, дам телефончик. В принципе ей, по-моему, просто делать не хрена, отсюда и фантазии. Дать?
   — Ну давай… — лениво и будто даже неохотно протянул Турецкий. — Есть, понимаешь, в твоем рассказе одна деталь… любопытная. Интересно проверить…
   — Валяйте, экспериментируйте. Не уверен, что она будет сильно возражать…
   Этот молодой нахал — никак не иначе! — на память продиктовал семь цифр и даже позволил себе поощрительно подмигнуть: мол, действуй, учитель! Ну надо ж, какая молодежь пошла! Однако веской причины для протеста у «учителя» с ходу не нашлось, и он лишь смешливо отмахнулся: а ну тебя — пока!
   Чижову, возможно, и в самом бы деле показалось странным, что именно то, о чем он подумал, Турецкого как раз и не волновало в данный момент. Нет, размышлял Александр Борисович совершенно о другом, а скользкая тема была всего лишь невольным антуражем. Он ухватил из информации Чижова одну стоящую деталь, на которую тот сам не обратил внимания. Потому что если бы всерьез обратил, то дожал бы дамочку. А суть в том, что ей известно нечто такое, о чем следствие совершенно не в курсе и что может пролить свет на всю эту насквозь фальшивую историю с похищением, выкупом и возвращением олигарха домой. Какой-то идиотский спектакль, рассчитанный на впечатлительного обывателя, почитывающего желтую прессу. И вот это «нечто» дамочка по имени… Эмилия Леонидовна?.. Что-то было вроде знакомо, но… неважно. Она так и не раскрыла. А теперь, когда дело, по существу, прекращено… — ну приостановлено, какая разница? — она больше ни слова не добавит. Или попробовать все же? Из чисто профессионального интереса? Оно конечно, других забот у тебя, Сан Борисыч, больше нет! Ладно, может, при случае… На том и остановился. Не подозревая, что буквально в ближайшие часы столкнется с этим делом, что называется, нос к носу…
   Попрощавшись с Чижовым, Турецкий поехал в сторону «Глории», в Сандуновский проезд. Вообще-то здесь пешком два шага, но не бросать же машину!
   Дениса он застал куда-то срочно собирающимся. Оказалось, ему позвонила одна дама и в прямом смысле умолила приехать к ней на квартиру. Она постоянно живет за городом, а в Москве просто вынуждена была появиться для решения неотложного вопроса. Приехать же в агентство боится, так как за ней теперь постоянно следят, она это знает. И дело настолько серьезное, что дальше тянуть она уже не может. Вот такие исходные данные.
   — Она хоть представилась? Что за птица? Из каких краев? — небрежно, скорее по привычке, нежели по необходимости спросил Турецкий, досадуя, что придется, видимо, ждать теперь Дениса. Или пока обменяться мнениями с его сотрудниками?
   — Она-то? — так же походя бросил Денис. — Фамилия — Фрадкина. Зовут Эммой… Ты чего? Вы знакомы?! — это он увидел выражение лица Турецкого.
   — Слушай, просто фантастика… Ты не станешь возражать, если я поеду с тобой? Представь, как своего помощника, в любом виде, хорошо?
   — Пожалуйста… — Денис недоуменно пожал плечами. — А зачем это тебе надо, дядь Саня?
   — Давай поговорим, пока будем ехать. Это далеко?
   — Осенний бульвар. В Крылатском.
   — А-а, ну понятно…
   — Что понятно? — продолжал недоумевать Денис.
   Его недоумение длилось не долее пяти минут, в течение которых Турецкий сумел изложить существо сегодняшнего разговора в кабинете Вячеслава Ивановича. Денис ушам не верил. Ну надо же, чтоб такие совпадения!
   — Теперь ты понимаешь, что срочность вполне может быть вызвана именно теми обстоятельствами, которые мадам Эмма, она же Эмилия Леонидовна, четвертая супруга олигарха, и утаила от следователя Васьки Чижова? Как тут давеча огорошила меня Нинка, фишку-то просекаешь?
   — Ну ты даешь, дядь Сань! — прямо-таки оторопел Денис.
   — Твои щенячьи восторги с удовольствием переадресовываю моей дочери. Это вы с ней одного поля ягода, а я уже стар для подобных языковых экспериментов.
   — Научим, дядь Сань, — кивнул Денис. — А вот по поводу твоих соображений…
   — Ставлю сто баксов, что причина ее звонка к тебе как раз в том, о чем я думаю. А?
   Денис внимательно посмотрел на Турецкого, ухмыльнулся и отрицательно покачал рыжей своей, толковой башкой:
   — Уж больно ты хитрый… как я погляжу…
   2
   Квартира как квартира. Такой и положено быть у олигарха. А насчет евроремонта, как поначалу подумал Турецкий, то им здесь и не пахло по той простой причине, что этот самый евроремонт в своей изначальной идее призван плохое заменить хорошим, а здесь все сразу было сделано на «отлично». Умеют же строить, когда захотят! Или все-таки — кому захотят?
   Но гораздо больше просторной и светлой квартиры на десятом этаже — с широкими окнами, удобной, не загромождающей пространство мебелью, с массой зелени, натуральной, а не искусственной, — Александра Борисовича поразила хозяйка. Появилось у него ощущение, которое называют дежа-вю. Но с чем оно связано, когда и по какой причине — этого он не мог вспомнить. И поэтому его особенно задевал неприкрытый иронический интерес к нему Эмилии Леонидовны. Причем буквально с первой минуты знакомства. Когда Денис представил его в качестве своего помощника, дама неожиданно вскинула взгляд, полный неподдельного любопытства, в котором, как немедленно отметил Турецкий, никакой особенной тревоги и не наблюдалось. Впрочем, хозяйка могла уметь держать себя в руках. Но ведь ей, по словам Чижова, нет еще тридцати. Тогда у нее должен быть неординарный характер. Наверное, с этими олигархами иначе и нельзя — схарчат за милую душу…
   Она попросила называть ее Эммой, так привычней. И предложила это не Денису, а почему-то Турецкому, хотя тот сразу занял позицию за спиной «начальника». Пригласила присесть у круглого стола с верхней частью из толстого притемненного стекла, сама прошла на кухню, отделенную от просторной гостиной высокой стойкой бара и вынесла на красивом серебряном подносе три чашки кофе капучино. Сплошной, видите ли, изыск! Но «о чем же будет речь идти, к чему так длинно предисловье?» — мысленно процитировал классика Турецкий, взгляд которого никак не мог оторваться от сильных, красивых ног мадам Фрадкиной. Такие отменные ножки обычно бывают у девушек, которые занимаются синхронным плаванием, уж это знал Александр Борисович. Но он был бы совершенно не прав, если бы свои впечатления ограничил лишь этой, пусть важной, но далеко не самой главной деталью женской фигуры. Все остальное, к его глубокому внутреннему удовлетворению, также соответствовало изысканным канонам. Кому ж и знать-то! Сукин сын, лесной магнат Фрадкин, как и все, ему подобные, желая самого лучшего, естественно, его и получал. Турецкий поставил на этой своей констатации непреложного факта точку, после чего стал внимательно слушать, о чем повествовала Денису очаровательная дама, едва не ставшая не менее завидной вдовой.
   Итак, история случилась насколько банальная для нашего времени, настолько и сволочная, если расставить верные акценты. И произошла она, вернее, ее драматическое начало, где-то меньше чем за неделю до известного из сообщений в печати громкого похищения ее супруга. Она сама заговорила об этом, что избавляло Турецкого от необходимости искать подходы к данной теме.
   Из Франции прилетала подруга. Когда-то вместе занимались спортом…
   Ну вот, значит, Александр Борисович не ошибся, конечно, спортивная выправка… Но откуда знакома?! И ведь что знакома — точно! А память, как он ее ни ворошил, не подсказывала.
   Прилетала подруга. Эмма помчалась ее встречать. В тот день ночевала в Москве, то есть здесь. Села в свою «тойоту» и — по Рублевке до Кольца, а там прямо, до Ленинградского шоссе. Беда случилась, едва проехала Строгино, на подъезде к мосту через Москву-реку.
   И Турецкий, и Денис уже знали об этом способе «накалывать» самонадеянных автовладельцев. С левого ряда твою машину сгоняет какой-нибудь крутой джип, сверкающий десятком фар, а когда ты сдаешь вправо, вот тут тебя подрезает другая машина. Подставляется таким образом, что ты невольно задеваешь ее. Ну, выскакивают из нее стриженые братки и начинают базар. Плати, иначе… и так далее. Испытанный, верный способ наглого, халявного заработка. Ничего нового, казалось бы, не случилось и в тот раз.
   Эмма задела обгонявший ее «мерседес», который, если честно, как она теперь понимает, сам и прижался к ней — подставился. Дальше все по отработанной программе — качки начали куда-то звонить, и буквально через пять минут из Строгина примчалась машина дорожно-патрульной службы. Вышли два солидных дядечки с погонами лейтенантов милиции, уж это Эмма знала, взяли у нее документы на машину, походили, посмотрели на следы, оставленные бампером «тойоты» на заднем левом крыле «мерседеса», покачали головами и сказали: «Разбирайтесь сами!» А ей добавили: «Лучше заплатите им, иначе хлопот не оберетесь…» И спокойно себе укатили, оставив ее один на один с этими уродами. Ни протокола не составили, ни о какой-то ее страховой компании даже слушать не захотели. И едва они уехали, как эти мерзавцы в буквальном смысле взяли ее в оборот.
   Дело в том, что милиционеры, которые наверняка были теми же братками, только в форме, документы ей не вернули, а передали их «пострадавшим». Короче, те немедленно расселись в обе машины, сжав ее с боков на заднем сиденье, и повезли по Волоколамскому шоссе, в сторону от Москвы. Завезли в какой-то поселок, она даже названия рассмотреть не успела на дорожном указателе, вкатили во двор, где были авторемонтные мастерские.
   Тут же явились неизвестные люди, осмотрели «мерседес», покачали головами и назначили цену ремонта — десять тысяч долларов. Естественно, при себе таких денег у нее не было.
   А дальше началось самое отвратительное… Эти трое братков затащили ее внутрь помещения, в какую-то тесную, обшарпанную комнату вроде кладовки, где стоял грязный, продавленный диван. И на нем они ее… как дорвавшиеся до мяса голодные собаки…
   Эмма вдруг зарыдала. Неожиданно и почти взахлеб. Размазывая слезы по щекам вместе с черными потеками от краски на ресницах. Похоже, что она рассказала об этом в первый раз. Может, некому было. Или боялась, нестерпимо стыдно ведь… кто ее знает…
   Турецкий сходил на кухню и принес стакан воды, дал ей. Выпила и так же сразу успокоилась. Извинилась и ушла в ванную. А когда вернулась, на лице не было и следов какого-то душевного расстройства. Кажется, она даже улыбаться пробовала, хотя это у нее получалось не очень. В общем, крепко ей тогда, видно, досталось.
   Эти негодяи позже вывезли ее обратно на Кольцевую автодорогу, где пересели в свой «мерседес», и тут же умчались. Разумеется, ни о какой подруге речи уже идти не могло. Эмма возвратилась домой, забралась в ванну и лежала почти до вечера, пытаясь смыть с себя всю грязь происшедшего…
   Ни документов, ни сумочки с паспортом ей не вернули, отдав лишь ключи от машины и дома. И предупредили, что обращение в милицию станет худшим днем в ее жизни. А куда уж хуже! Далее, она должна им уже не десять тысяч долларов, а еще по тысяче за каждый день, начиная с сегодняшнего. Ей будут звонить ежедневно, напоминая о долге.
   Да она была готова немедленно отдать им все! Но они, оказывается, не торопились. Они, оказывается, должны быть твердо уверены, что она никуда заявлять не станет. Словом, чистейшей воды шантаж.
   Уже на следующий день она сняла со своего счета двенадцать тысяч долларов, чтобы отдать и все забыть как страшный сон. Ей назначили встречу на Гоголевском бульваре, возле памятника. Но подошел неизвестный ей человек и потребовал деньги. Она, не будь дурой, ответила, что пусть они сперва вернут ей все документы. Ничуть не бывало. Этот засранец развернул перед ней десяток цветных фотографий, на которых она, будто в том же кошмарном сне, увидела себя совершенно голой, занимающейся сексом сразу с тремя такими же голыми здоровенными мужиками. И пока Эмма пыталась осознать, что происходит, этот негодяй со сладострастной, подлой ухмылкой добавил, что кроме стоимости поврежденного ею «мерседеса» ей придется выкупить еще и эти фотографии — недорого, по тысяче баксов за штуку. Всего — десять и плюс столько же за пленку, итого — двадцать «штук». Учитывая ее общественное положение, совсем недорого. Иначе все это дело бесплатно получит ее муж, господин Фрадкин, пакет которому будет доставлен прямо в офис. На размышления ей отводилось не больше трех дней, учитывая, как он сказал, некоторую пикантность ситуации. Документы свои, сказал этот подонок, она получит в ближайшие день-два по почте, поэтому деньги за них он готов принять прямо сейчас. Не отдаст теперь, ей же хуже. Зато с оплатой фотографий они, так и быть, ее не торопят. Но это совсем не значит, что она может тянуть до бесконечности — ну недельку, не больше. Да ведь и господина Фрадкина стоит пожалеть, ему неприятно будет узнать о том, как его супруга предпочитает развлекаться в кругу близких друзей. И все это говорилось с такой мерзкой интонацией, что Эмму едва не стошнило от вновь накатившего ужаса…
   Короче, ее взяли за горло. Нет, документы на другой день действительно вернули — конверт с ними кинули в почтовый ящик. С запиской, что они не варвары и понимают: женщине надо ездить, а без прав это опасно, вдруг придется объясняться с милицией! Все, мерзавцы, предусмотрели…
   Эмма не знала, что делать. Заплатить за эту порнографию, но у них же наверняка все продублировано и шантаж все равно не прекратится. Заявить в милицию? Позору не оберешься! Признаться мужу?! Это вообще полностью исключалось. При всей его порядочности в отношениях с нею такой удар будет для него страшным — он ревнив иной раз просто до безумия. Однажды нарвавшись на резкое проявление этого качества его характера, она бы решилась повторить нечто подобное разве что под страхом смертной казни. А ведь положение ее практически и было таковым. Нет, она боялась.