Незнанский Фридрих Евсеевич. Дорогие девушки

   — Думаю, за пару дней мы это дело закроем, — добавил Плетнев, глядя на то, как Турецкий прикуривает. И, не зная, что еще сказать, вяло поинтересовался: — Как твоя нога?
   — Нормально нога, — ответил Александр Борисович.
   — А как… Ирина Генриховна?
   — Еще лучше, чем нога, — съязвил Турецкий. — Заезжай на чай с плюшками, пообщаешься. Кстати, чего это ты ее называешь по отчеству? Вы ведь, кажется, давно по-простому.
   — Не знаю, как-то машинально получилось, — пробубнил Плетнев. — По старой памяти.
   — Бывает. — Турецкий глянул на коллегу быстрым, внимательным взглядом. — А у тебя как с личной жизнью? Жениться не собираешься?
   — Нет пока. Да и не тянет. После всей той грязи, с которой нам приходится иметь дело… Обманутые мужья, брошенные жены, подложные брачные контракты.
   — А ты не забивай себе этим голову, — посоветовал Турецкий.
   — Да, наверно, так и надо. Ведь есть же и нормальные браки. Такие, как у вас с Ириной.
   Лицо Турецкого похолодело, серые глаза недобро сверкнули из-под нахмуренных бровей.
   — Да, ты прав, — сказал он. — У нас с Ириной просто идеальный брак. Когда тебе надоест идти по жизни одному — приходи к нам, усыновим. Всю жизнь мечтал о взрослом сыне.
   Турецкий посмотрел на Плетнева и хрипло засмеялся. Антон тоже улыбнулся, хотя ему было совсем не до смеха. Он смотрел на холодное, веселое лицо Александр Борисовича, и в голове у него крутилась одна только мысль: «Знает? Не знает?»
   Александр Борисович резко оборвал смех, вмял окурок в пепельницу и поднялся с кресла.
   — Ладно, займусь «третьей из списка». Дай Бог, чтобы это была наша Марина. Не хочется тратить на это дело два дня. Ты Родиона когда «пробьешь»?
   — Я уже разослал запросы, — сказал Плетнев. — Жду ответа с минуты на минуту.
   — Как только что-нибудь узнаешь, звони мне.
   — Разумеется.

3

   День был облачный и душный. Небо угрожающе хмурилось на землю с самого утра, но никак не могла «разродиться» хотя бы самым маленьким дождем. Пыльная листва на деревьях была неподвижна и темна.
   В предчувствии дождя у Александра Борисовича с ночи ныло больное колено. Боль была несильная, но отвратительная в своем постоянстве. Лекарства Турецкий принципиально не пил уже пару месяцев, предоставив природе полную свободу действий. Нога уже почти не болела, но к непогоде ныла, словно кость мяли и гнули чьи-то невидимые руки.
   В духоте улицы рубашка намокла от пота и неприятно липла к телу, и Турецкий с наслаждением нырнул в темную прохладу подъезда, радуясь тому, что электронный замок сломан и ему не пришлось стоять на солнцепеке у двери, ожидая пока Марина или кто-нибудь из ее родных подойдет к домофону.
   Дом был совсем не элитный. Подъезд — самый заурядный, если не сказать хуже. Дверь квартиры по-старомодному обшита дерматином.
   Александр Борисович вытер носовым платком потный лоб и нажал на кнопку звонка. Тотчас же за дверью послышались шаги, а несколько секунд спустя замок щелкнул и дерматиновая дверь приоткрылась.
   Турецкий приветливо улыбнулся блондинке.
   — Добрый день! Вы Марина Соловьева?
   — Да. Здравствуйте. А вы…
   — Александр Борисович Турецкий. Сотрудник частного детективно-охранного агентства. Я вам звонил.
   — Проходите, — без всяких обиняков сказала девушка и распахнула дверь.
   Прихожая была небольшая, гостиная — чуть больше прихожей. Ничто в доме не говорило о роскоши.
   — Присаживайтесь, куда хотите, — сказала Марина. — Приготовить вам кофе?
   — Нет, спасибо.
   — Тогда, может быть, чего-нибудь выпить? — Марина улыбнулась. — Водки хотите?
   — Спасибо, воздержусь, — вежливо ответил Александр Борисович.
   — Зря. Мой муж каждый день выпивает по сто грамм. Он уверен, что водка в ограниченных количествах полезна для организма.
   — Я тоже об этом слышал.
   — Она выводит из организма всякую гадость, — сообщила с важным видом Марина. — Я сама пробовала пить, но не могу. Слишком противно. Уж лучше чай, кофе или вино.
   Турецкий, сидя на диванчике, огляделся. На стенах висели фотографии в медных и деревянных рамках. На подсервантнике стоял бронзовый канделябр.
   — Вы одна дома? — осведомился Александр Борисович.
   — Да. Муж на работе, дитя в садике. А сама я малость захворала, поэтому уже третий день торчу дома.
   Марина села на диван и поджала под себя ноги.
   Турецкий незаметно вгляделся в ее лицо. Она? Не она? В принципе похожа. Тот же овал лица, большой рот, темные, аккуратные брови.
   — Чего это вы меня разглядываете? — подозрительно прищурилась Марина.
   — Я не разглядывал.
   — Да ладно, я же видела. Я очень наблюдательная. Муж меня из-за этого даже побаивается. Так почему вы меня разглядывали?
   Турецкий пожал плечами:
   — Просто вы очень симпатичная девушка, — мягко сказал Турецкий.
   Марина улыбнулась.
   — Вы тоже ничего. Но не вздумайте за мной ухаживать. У моего мужа разряд по боксу. Если что — он может здорово вам накостылять.
   — Спасибо, что предупредили. Постараюсь держаться от вас как можно дальше.
   — Итак, Александр… забыла, как вас по отчеству?
   — Борисович.
   — Итак, Александр Борисович, о чем вы хотели со мной поговорить?
   — Видите ли, Марина… — Турецкий чувствовал себя ужасно глупо, но делать было нечего. — Мы разыскивает девушку, которую зовут так же, как вас, — Марина Соловьева. И внешне она тоже на вас похожа.
   — Вот как? — Марина улыбнулась. — Интересно. Значит, у меня есть двойник? Кто она? Кем работает?
   — Никем, — ответил Александр Борисович. — Она домохозяйка.
   Девушка вздохнула:
   — Везет же некоторым. А я тут кручусь с утра до вечера, как белка в колесе. С утра встань, приготовь завтрак семейству, потом — на работу, а вечером — снова к плите. Отдыхаю только на больничном. Так что вы хотели от меня, Александр Борисович? Чем я-то могу помочь?
   Турецкий открыл рот для ответа, но Марина его опередила. Глаза ее лукаво блеснули, и она весело произнесла:
   — А, понимаю, понимаю. Вы пришли убедиться, что я — это не она. Так?
   — Так, — кивнула Турецкий.
   — Ну и как? Убедились?
   — Да. Но, если вы позволите, я хотел бы вас сфотографировать.
   Марина нахмурилась.
   — Для чего это?
   — У девушки, которая пропала, есть очень ретивая подруга. Пока она не увидит вашу фотографию, она не успокоится.
   — Ясно. Она что, сумасшедшая?
   — Может быть, но я не психиатр, чтобы выносить диагнозы, — сказал Турецкий. — Так как, Марина? Позволите вас сфотографировать?
   Женщина пристально посмотрела на Турецкого и томно улыбнулась.
   — А что, если я откажусь, Александр Борисович?
   — Тогда я вынужден буду привезти эту женщину сюда, и мы будем караулить вас у подъезда.
   — И все это лишь затем, чтобы взглянуть на меня?
   Турецкий кивнул:
   — Именно.
   Некоторое время Марина с любопытством разглядывала его, потом положила ему руку на колено и с усмешкой заметила:
   — Поганая у вас работа, Александр Борисович.
   — Я сам от нее не в восторге, — ответил Турецкий, бросив взгляд на руку девушки, лежащую у него на колене.
   — В каком же ракурсе вы хотите меня… сфотографировать, — хрипло спросила Марина, чуть-чуть приближаясь к Турецкому. Ее рука скользнула выше по его бедру.
   — Ракурс у нас будет самый простой, — сказал Александр Борисович. — Анфас.
   — Лицом к лицу? — уточнила с улыбкой девушка. — Мне это нравится. Это мой любимый ракурс.
   Она еще ближе пододвинулась к Турецкому.
   — Александр Борисович, вам кто-нибудь говорил, что вы очень эффектный мужчина? — тихо спросила Марина.
   — Говорили, и не раз. Но это было давно. Слишком давно.
   — Хотите сказать, что вы уже старый?
   — Мне под пятьдесят, — ответил Турецкий.
   — Для мужчины это не возраст, — сказала Марина, приближая свои губы к его губам и переместив руку еще выше.
   Турецкий медлил. Полы халата девушки слегка разошлись, открыв часть груди и живот.
   — Ну, что же вы? — прошептала Марина, почти касаясь губами его щеки. — Не можете решиться? Если вы боитесь моего мужа, то он вернется с работы только вечером. Да и не такой он страшный.
   — Дело не в нем, — сказал Турецкий.
   — А в чем? Со здоровьем у вас все в порядке — я это чувствую. Что же вас останавливает?
   — Я женат, — сказал Александр Турецкий.
   — Ну и что? Думаете, ее это останавливает? Или ваша жена святая?
   Внезапно Турецкий почувствовал злость. Он легонько оттолкнул от себя девушку и поднялся с дивана.
   — Мне нужно идти, — сказал он довольно холодно. Затем достал из кармана пиджака телефон и включил режим фотосъемки.
   — Вот вы как? — удивленно проговорила Марина. Затем неприятно усмехнулась. — Видать, у вас, и впрямь, большие проблемы. Стойте! Не фотографируйте! Я вам не разрешала!
   Однако Турецкий успел сделать несколько снимков. Он спрятал телефон в карман и направился к выходу.
   — Я расскажу мужу, что вы ко мне приставали! — крикнула ему вслед Марина, вскакивая с дивана. — Он очень ревнивый! Он вас из-под земли найдет, слышите!
   Турецкий молча прошел в прихожую.
   — Я запомнила ваше имя, Турецкий! — продолжала яростно кричать женщина. — Вам конец, слышите! Вас уже нет!
   «Нет в мире никого страшнее обиженной женщины», — с усмешкой подумал Турецкий, припомнив какой-то афоризм.
   Он распахнул дверь и вышел в подъезд, не обращая внимания на несущиеся ему вслед проклятия.
   На улице он снова достал телефон и просмотрел снимки. В принципе неплохо. Лицо видно вполне четко.
   «Это вполне может быть она, — подумал Александр Борисович. — Девчонка явно не дружит с головой. Характер авантюрный. Комплексов — ноль. Никаких сдерживающих факторов. Явная искательница приключений. Скорей бы показать фотографии Шиловой и закрыть дело».
   На душе у Александра Борисовича было довольно погано. Но, так или иначе, а работа была сделана.

4

    Из дневника Турецкого
   «Что-то в последнее время меня не отпускает хандра. Живу словно во сне. И не просто во сне, а в противном сне, почти в кошмаре. Лица людей вызывают раздражения, даже лица тех, кого люблю.
   Ирина ходит с лицом мрачнее тучи. Все косится на мою бутылку. Не знаю, почему, но эти ее взгляды еще больше подстегивают меня к выпивке. (Интересно, правильно ли так говорить — «подстегивает к выпивке»? Наверняка неправильно, но плевать.)
   В принципе «не такой уж горький я пропойца», как писал Есенин. А без рюмки-другой уснуть не могу. В голове теснятся мысли. Даже не мысли, а так, какие-то хвосты мыслей, какие-то недоговоренности и недодуманности. Как будто ленивый мозг не может додумать ни одну мысль до конца.
   Сегодня пообщался с «третьей Мариной». Элементарная нимфоманка, каких я встречал в своей жизни десятки раз. Совершенно без царя в голове, но для женщины это норма. Нарывалась на ласки — но я отказал. И сам себе удивился. В сущности, что меня сдерживает? Совесть? Нет на свете никакой совести, все это выдумка для молодых людей. Жена? Но о ней я даже не подумал, даже не вспомнил. Честь? Какая еще к черту честь?
   В общем, абсолютно непонятная ситуация. Ничто меня не держит, ничто мне не мешает, а я поступаю как высокоморальное животное. Отвергаю красивую самку и спешу скрыться от нее бегством. Наверное, просто не хочу наживать себе проблем. Хотя своим отказом я, кажется, проблемку себе все же нажил. Если она расскажет мужу о том, что я ее «домогался», и он припрется в «Глорию» выяснять отношения — пожалуй, будет конфликт.
   А плевать.
   Показал фотографии Марины заказчице — Людмиле Шиловой. С ходу заявила, что это «не та Марина». И взгляд при этом был такой, словно вот-вот спросит:
   — Чем вы вообще занимаетесь, господа сыщики? За что я плачу вам деньги?
   Плетнев, кажется, слегка расстроен. Он, как и я, рассчитывал, что мы раскрутим это дельце за день. Но не получается.
   — Как продвигается расследование? — поинтересовалась Шилова.
   — Успешно, — на голубом глазу ответил ей Плетнев. — У нас уже есть пара хороших зацепок.
   А ведь раньше абсолютно не умел врать. Похоже, и его испортила работа.
   — Денег хватает? — поинтересовалась Шилова с усмешкой. — Если нужно, я могу добавить на расходы.
   А вид такой, как будто богатая купчиха полицейского-будочника отчитывает.
   Плетнев тоже эту нотку в ее голосе уловил. Побагровел, зубами скрипнул.
   — Спасибо, — отвечает. — Средств вполне хватит. По крайней мере, пока.