Незнанский Фридрих Евсеевич. Ищите женщину

   Словно бы вспомнив о присутствии русского дипломата, американец, продолжая изображать вежливую улыбку, объяснил всем по-русски, что ему, конечно, неприятно говорить об этом, но, в конце концов, что возьмешь с тупой гориллы? Эмоции - не по их части. Этим он как бы оправдывал несообразительность своего сотрудника. Соучастие в преступлении - при всех сомнительных аспектах подобного обвинения - все равно звучит очень скверно. Этак еще кому-нибудь придет в голову, а затем и, не дай бог, просочится в прессу мысль о том, что заговор против консула вызрел в недрах самого посольства! Странно, что до сих пор нет никаких сведений об этих проклятых папарацци, о вездесущих журналистах, повсюду сующих свои провокаторские носы. Правду говорят, что русские долго думают и... запрягают. В Штатах этот чертов "Мегаполис" уже обложили бы толпы газетчиков и фотокорреспондентов, сбежавшихся со всей Америки...
   Высказанная в несколько шутливой форме, приемлемой, во всяком случае, для данной ситуации, фраза американца вызвала скептическую усмешку Грязнова.
   - Я сейчас выходил к своим сотрудникам, и мне доложили, что гостиница в буквальном смысле окружена представителями прессы. Так что на этот счет можно не беспокоиться и заранее продумать ответы, которые в любом случае придется дать журналистам. Но при этом желательно не раскрывать сути того, о чем здесь шла речь. А что касается охранника, то, если он не возражает, с ним могли бы поработать специалисты-криминалисты и с его помощью составить фоторобот предполагаемого преступника. Но для этого ему придется, в вашем сопровождении или без, проехать на Петровку, 38, это неподалеку, можно сказать, совсем рядом.
   Саймон Лайонс подумал и сказал, что представитель посольства вряд ли понадобится, а что касается переводчика... Ему очень не хотелось участвовать во всем дальнейшем. Грязнов это сразу усек и заявил, что с переводчиком проблем не будет. А после работы господина Маклевски доставят в посольство.
   Американский дипломат стал сама любезность. Уже не спрашивая согласия охранника, а лишь приказав ему следовать на "легендарную Петровку, 38", он заявил, прощаясь, что русским правоохранительным органам в целях торжества правосудия будет оказана со стороны американского посольства и, разумеется, правительства Соединенных Штатов любая необходимая помощь.
   Все понимали, что это было сказано, конечно, сильно, но так того, вероятно, требовал момент. С тем и расстались. Русский дипломат и американцы покинули апартаменты, Грязнов отправился их проводить и распорядиться относительно охранника. Турецкий остался один, мысленно переваривая все, что удалось накопать. Немного, но кое-что уже имелось. О чем он и доложил Константину Дмитриевичу Меркулову, позвонив ему по мобильному телефону на работу.
   ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ПРЕССЫ
   - Ну, есть какие-нибудь неординарные соображения? - спросил он Грязнова, когда тот вернулся в номер и грузно, даже с некоторой одышкой, рухнул в кресло напротив.
   - Не нравятся мне все эти суки, - с грубой прямотой отозвался Вячеслав. - Ты ж заметил, что они темнят? Ведь знают что-то, а молчат. Ну ничего, я их сейчас там в такой зверинец кинул, что в чем-нибудь уж наверняка проколются. Завтра в газетах посмотрим. А этот мистер Клейн явно был недоволен, что мы охранника одного в МУР отправили. И чего-то шепотом, я заметил, выговаривал советнику.
   - Это как раз неплохо, что мы его одного отправили. Не знаю, на сколько он туп и насколько вообще бездарны американские охранники, но проверить этот дурацкий поддон и мне наверняка не пришло бы в голову. Это мы тут перед ними умников изображали. А по правде говоря, если охранник с убийцей были в сговоре, тому не было бы никакой нужды так прятать оружие... А у наших там что?
   - Трупы увезли на вскрытие. Пули извлекут, идентифицируют. А пистолетик-то - заметил? - между прочим, наш, спецназовский. Я еще приказал, Саня, сфотографировать этого неизвестного, ну так, чтобы можно было все-таки не выставлять его в виде трупа, и размножить в средствах массовой информации: мол, разыскиваются те, кто с ним знаком, требуется информация, обращаться по телефону и так далее. Если он в самом деле журналист, коллеги обязательно отзовутся. Странно только, что при нем абсолютно никаких документов. Так люди просто не ходят! Словно его специально обчистили...
   - Не исключаю, - помолчав, заметил Турецкий.
   - А зачем?
   - А чтоб ты как можно дольше себе голову ломал над этой дурью. Убийца же тем временем успеет оторваться так далеко, что мы его никогда не догоним. Скажешь, бред?
   - Ну почему? Выявив связь американского консула с этим неизвестным, мы можем, пусть и не без труда, вычислить убийцу. Или заказчика. А через него выйти на киллера. Хотя первый вариант вероятнее.
   - Все ты правильно говоришь, Славка... А что там со зверинцем?
   - А я ребятам из ФСБ высказал слезную просьбу оказать посильную помощь. Там оказался Владлен Богаткин из контрразведки со своими деятелями, помнишь его?
   - Ах этот... - без всякого почтения к серьезной конторе отозвался Турецкий. Конечно, он знал полковника Богаткина, но никогда не испытывал к нему особых симпатий. - И чем же обосновал?
   - Я говорю, ты пообещай этим тиграм и акулам, что завтра ваша пресс-служба выдаст им информацию по максимуму. Что дело это настолько серьезное и сенсационное, что любая недоброкачественная информация обязательно повредит следствию. Он спросил у меня только одно: это очередная моя туфта или в самом деле? Я сказал: в самом деле. Имея в виду, естественно, не факты убийства, а информацию.
   - Артист ты, Славка, - засмеялся Турецкий. - Какую информацию они получат? Все уже всем известно!
   - Не важно, - стоял на своем Грязнов. - Они умеют изображать на лицах такую значительность и многоумие, что в их устах даже жвачка сойдет за новье. Зато нам эта пишущая братия мешать не будет. Слушай, если у тебя здесь больше нет дел, предлагаю рвануть ко мне. Я тут Володю Яковлева оставлю с ребятами заканчивать, так что можешь не волноваться.
   - А я и не волнуюсь... когда такие люди в стране советской есть... пропел неожиданно Турецкий. - Едем. - И, уже спускаясь лифтом в подвал, где был обнаружен злополучный сервировочный столик с официантской формой, уже отправленные на Петровку на экспертизу, спросил: - А за что ты не любишь дипломатов?
   - За что их любить? Все чего-то делают. А эти - только языками треплют. И врут. И нам всем и друг дружке... Я тут как-то Горького взял с полки. Неужели, думаю, и в самом деле такой плохой, каким его стараются нынче критики изобразить? Не, ну серьезно! Или я чего не понимаю, подзабыл? Открыл чего полегче. Сказку нашел. И прямо в точку попал. Жили, в общем, народы по две стороны реки и постоянно ссорились, нападали друг на друга, воевали. А всякие там дипломаты чего-то шурудили. И до того докатились, что вроде уже и воевать-то нечем стало, и народы извели себя почти до точки. Я длинно рассказываю, а там все, конечно, короче. Словом, плюнули они однажды на всякие уговоры и договоры, утопили в той реке дипломатов и сели промеж собой прибыль-убытки считать.
   - Все? - спросил Турецкий, когда Грязнов замолчал.
   - А чего тебе еще? По-моему, тут и так больше сказано, чем нужно. И я с пролетарским писателем полностью согласен. Ты заметил, как они друг перед другом протокол свой блюли? Консула замочили, а эти выясняют, мать их, в каком, понимаешь, ключе беседу вести!
   - Так ты, значит, сечешь по-английски? - неожиданно догадался Турецкий.
   - Не очень, конечно, не как ты, к примеру, где уж нам! Однако, чтоб понять, мне достаточно. По секрету, это я Дениску заставил! - самодовольно улыбнулся Грязнов. - Чего ты, говорю, делаешь?! Сам в эти, в полиглоты, стремишься, а дядька родной с иностранцем ни бэ ни мэ! Стыдно: генералу и чтоб двух слов не связать! Осознал. Стал меня малость натаскивать. Так что ты теперь нос не особо задирай, мы и сами с усами!
   - Славка! - искренне восхитился Турецкий. - Если б не ты мне это говорил, ни за что бы не поверил! Вот что с человеком погоны-то творят! Я считаю, по этому поводу просто необходимо!..
   - А чего бы я тебя к себе в МУР тащил?.. С Костей-то разговаривал? Он в курсе?
   - Наше дело телячье: доложил - и жуй себе травку. А он сказал, что и по его личным каналам тоже пока никакой ясности. Не исключено, что из Штатов может кто-нибудь пожаловать. Вроде госсекретаря. Ну и значит - то, другое, ответственность! Не мог тому же Казанскому повесить это дело! Ему как раз - перед гостями задницей вертеть, представительствовать! А я не умею. И не люблю.
   Грязнов промолчал, не афишируя своих мыслей на этот счет. И потом, он по духу был работягой. А это значит - врагом показухи. Конечно, нелегкое выпало дело, а где они - легкие? И раз вынужден его делать, приходится напрягаться. Единственное, на чем он готов был настаивать, вопреки, возможно, общественному мнению, это:
   - А дипломатов все равно надо топить!
   Они выбрались в колодцеобразный двор гостиницы, где среди служебных машин, необходимых гостинице и ресторану техники и оборудования, упакованных в ящики, контейнеры и бочки, находился грязновский "форд" с мигалками.
   - Как здесь насчет выхода? - поинтересовался Турецкий.
   - У ворот есть пост. Говорят, все проверяют.
   - Тебя тоже проверяли, когда въезжал сюда?
   - Да ты что! - удивился Грязнов.
   Как раз перед ними в воротах остановился фургон. К водителю подошел охранник в камуфляже. Водитель протянул ему какой-то лист, наверное путевку. Тот быстро пробежал глазами, что-то сказал и махнул рукой второму охраннику, который в это время открывал ворота.
   - Ну вот тебе и точный ответ, - ухмыльнулся Грязнов. Охранник нагнулся к открытому окошку, увидел генеральский погон Вячеслава Ивановича и с небрежной почтительностью отдал честь, кинув ладонь к форменному кепи.
   - Много машин сегодня выезжало со двора? - Турецкий подозвал его к своему окну.
   Охранник подошел, посмотрел подозрительно, но, уловив разрешающий кивок Грязнова, отрапортовал:
   - Учета мы, конечно, не вели, но подозрительного ничего не заметили. Также и незнакомых не было.
   - Спасибо, - кивнул и Турецкий. А когда машина тронулась, сказал Грязнову: - Нельзя исключать, что это мог быть кто-то из своих. Из обслуги. Но выбирался он несомненно тут, иначе не было смысла тащить тот катафалк на колесиках в подвал. И форму свою бросать.
   - Вообще-то, - отозвался Вячеслав, - можно проверить по путевкам. Примерно с двенадцати до часу, скажем. Кто выезжал, куда, зачем. Дай-ка мне трубку, - сказал он водителю и стал набирать номер, по которому сейчас должен был находиться его заместитель полковник Яковлев.
   Высказав Владимиру Михайловичу свои соображения, Грязнов повернулся к Турецкому:
   - Тут у тебя, Саня, противоречие.
   - Какое? В чем?
   - Если свой - зачем форму бросать? По ней же вычислить можно.
   - Я вообще, а не о данном конкретном случае. В форме во двор он выйти не мог. Тем более - на машине отбыть. Это в том случае, если все обстояло так, как мы думаем. Но я не исключаю, что форма могла быть и украдена.
   - Это ребята тоже выясняют... Но почему американцы не бьют во все колокола? Этого не понимаю!
   - Может, они и бьют, да мы пока не слышим, - задумчиво ответил Турецкий.
   ПЕРВЫЕ ЗВОНКИ
   Колокола, оказывается, уже звонили...
   Утром, когда Александр Борисович, повесив пиджак на спинку стула, открыв настежь окно и нещадно дымя сигаретой - что происходило всегда, когда требовалось заниматься бумажной волокитой, - сочинял постановление о возбуждении уголовного дела по признакам преступления, изложенным в статье 105 УК РФ, ему позвонил Грязнов:
   - Саня, прилетела первая ласточка.
   Во "Времени", в вечерней программе "Дорожного патруля" и ночной "Дежурной части", то есть в передачах, которые, как правило, смотрит большинство москвичей, была продемонстрирована в качестве неопознанной жертвы фотография покойника из отеля. Текст прилагался нейтральный: погиб при не выясненных пока обстоятельствах. Опознавших просят позвонить по таким-то телефонам. Дежурный в МУРе зафиксировал два телефонных звонка, касавшихся этого неизвестного.
   - А почему ты считаешь, что эти передачи наиболее популярны у телезрителей? - с сомнением спросил Турецкий, предпочитавший по роду своей как бы второй профессии всякому телевидению газетную информацию.
   - Просто факт, - лаконично ответил Грязнов. - И минимум комментариев. Устали люди от болтовни. Ну так вот, первый звонок последовал от журналиста, заместителя редактора газеты "События и люди" Рэма Зотова. Он был явно взволнован и сообщил, что на фото сразу узнал своего товарища и коллегу по газетной работе Вадима Кокорина. Тот был накануне вечером в редакции и намекнул Рэму, что у него должна состояться чрезвычайно любопытная встреча по тому деду, о котором Рэму известно. И все. Но что это за дело, Зотов не сказал. Это, говорит, только при личной встрече со следователем. Он оставил свои координаты. Второй звонок последовал из Питера. Там тоже смотрят "Время". Звонок зафиксирован в двадцать два ноль-ноль. После передачи. Женщина не представилась, но сказала, что, если она не ошибается, на фотографии изображен Вадим Кокорин, московский журналист. После чего звонившая положила трубку. Определитель телефонных номеров показал, что данный номер принадлежит Невской Елизавете Евдокимовне, соответственно выяснили и адрес. В общем, проверили - она является главным редактором журнала "Санкт-Петербург". Слышал о таком?
   - Нет.
   - Вот и я тоже. Однако есть!
   Турецкий неожиданно расхохотался. Грязнов даже опешил, с чего бы?
   - Понимаешь, - стал оправдываться Турецкий, - ты мне напомнил гениальный анекдот о логике старшины. Он объясняет молодому солдатику, что траектория - это невидимая линия, по которой движется пуля, снаряд, а тот, дурак, не понимает: как это - невидимая. Ладно, и старшина приводит весомый аргумент: ты комара знаешь? Тот отвечает, что знает, конечно. А член ты у него видел? Нет, говорит солдатик. И вот тут главный аргумент: а ведь есть!
   Грязнов тоже рассмеялся. Он слышал этот анекдот, но забыл его.
   - А служба у тебя, Славка, поставлена! - сделал Турецкий приятное другу. - Раз-два - и вычислили.
   - Так чего тут думать-то? Она ж не из автомата звонила, как те, кто хотят сохранить свое инкогнито. Значит, умная и все сама понимает. А что не представилась, так тому могут быть сотни причин. Может, плакала дамочка...
   - Все может быть, Славка... А ты заметил, что ни одна газета не сообщила об этом американце? Это значит, что наш с тобой коллега и "сосед" Владик Богаткин сумел вчера взять ситуацию в свои руки и наверняка ждет от тебя соответствующего поощрения в виде какой-нибудь стоящей информации. Американцы пока тоже молчат.
   - Ага, я только в трех молодежках прочел аналогичную информацию: в "Мегаполисе" убит неизвестный. Ведется расследование. Держим оборону?
   - Пока - да. Что предпринял с этим Зотовым?
   - Пригласил его к двенадцати к себе. Ты, начальник, думай: сюда подскочить или, может, мы с ним к вам, в Генеральную, пожалуем?
   - Ты его на опознание отправь.
   - Спасибо, учитель! А ты что думал? Я на слово верить не привык. Скорей всего, сам с ним и подскочу в морг, хоть отродясь к этому заведению никакой симпатии не испытывал...
   - Ну да, - в тон ему продолжил Турецкий, - снова как в анекдоте: был, говорит, нынче на кладбище - ну никакого удовольствия не получил!.. Что-то тебя, Славка, с утра в афористику потянуло!
   - Ага, а тебя в анекдоты. Нет, я к тому, что после посещения подобных заведений у нормального человека что-то смещается в мозгах и он начинает рассуждать о бренности жизни, то есть фонтанировать правдой, а не привычно "лепить горбатого". Особенно ваш брат журналист.
   Не удержался генерал от легонького укола! И тут же получил сдачи.
   - Это все так, - печально констатировал Турецкий. - Ты, главное, сам под влиянием, впечатлением - не расколись перед свидетелем. Другими словами, как заметил один советский философ, не вноси в дело преждевременную ясность. На бобах останешься!
   - Ты за кого меня держишь?! - почти взревел уязвленный Грязнов.
   - Да нет, - философски изрек Турецкий, - я просто имел в виду вовсе не морг, а нашу вчерашнюю посиделку...
   Посидели хорошо, но врезали еще лучше, не касаясь рутинных дел, убийств всяких там, а так - за жизнь поговорили, некоторым образом Славкины погоны сбрызнули, на чем настоял Костя Меркулов, ибо не мог оставить своих друзей-безобразников наедине, а приказал явиться после конца рабочего дня в прокуратуру, под свое крыло. Тут он, по его убеждению, мог отвечать за их дальнейшее поведение...
   Грязнов уже набирал полную грудь воздуха, чтоб на едином дыхании выдать нахалу "важняку" все, что он, генерал, думает о некоторых следаках-алкоголиках, но Турецкий решил прекратить пикировку.
   - Славочка, друг мой сердешный, ты ведь наверняка послал уже кого-нибудь из своих в газету, чтоб они там пошуровали и собрали все, что известно про этого Кокорина?
   - Нет! - воскликнул Грязнов и добавил почему-то с еврейским акцентом: - Он еще сомневается, а! Как вам это понравится!.. Ты лучше ответь: дело возбудил?
   - Ну а как же! Вот как раз сижу - сочиняю.
   - Правильно. А ты говоришь, нет стоящей информации для Владьки. Вот к примеру: "Генеральная прокуратура Российской Федерации возбудила уголовное дело об убийстве американского консула тра-та-та и российского журналиста тю-тю-тю, совершенном вчера в центральной московской гостинице высшего класса "Мегаполис". Убийство носит заказной характер". И пусть докажут обратное. А мелочи антуража наши бравые чекисты и сами легко нафантазируют. Кстати, тот же Владька может нам еще пригодиться, мало ли...
   - Все, Вячеслав Иванович, - с грустью констатировал Турецкий, - вы, мой друг, рассуждаете уже как генерал. Пока были полковником, вот как я, как тот же Богаткин, мыслили более конкретно. Ну, до встречи.
   И положил трубку, не дав Славке возразить. Это он так отомстил Грязнову за его измену их общей идее никчемности самого существования госбезопасности во всех ее ипостасях. Идея давняя, основанная на личном опыте обоих, а опыт, известно, праматерь всего сущего...
   ДИССИДЕНТСКАЯ ИСТОРИЯ
   Грязнов с Зотовым появились в Генпрокуратуре в обеденное время, когда Турецкий собирался спуститься в буфет. Во рту после вчерашнего ощущалась какая-то сухость. Да и еда с утра в горло не лезла. Несмотря на уговоры Ирины Генриховны, дражайшей супруги, принявшейся в последнее время следить за здоровьем мужа. А то носится он, высунув язык, по всяким там Америкам, домой же только дырки на теле привозит. Может, уже и родина ему не нравится, и семья - туда же!..
   В руках у Грязнова было два пакета - пухлый и плоский. Пухлый он сразу устроил в углу, на столике, объяснив, что эти пирожки с капустой и яйцами со Столешникова, а значит, за качество можно не бояться. Даже Костя Меркулов - уж на что гурман - и тот никогда не брезговал столешниковской продукцией. Своим подношением Вячеслав как бы намекал, что с утра тоже чувствует себя не совсем комфортно. И одновременно извинялся за вторжение в обеденное время.
   Из второго пакета он достал большую фотографию узколицего человека с удлиненной челюстью и немного снулыми глазами. Фоторобот, понял Турецкий, вчерашнего киллера. Точнее, официанта. Ведь он выступал именно в этом обличье. Вячеслав добавил также, что копии его сыскари уже повезли в "Мегаполис", чтобы предъявить местной обслуге, охране и вообще показать народу: может, кто опознает. Одновременно копии разосланы в отделы милиции аэропортов, железнодорожных вокзалов и автостанций, а также патрульным постам дорожного движения. Хотя киллер уже мог покинуть пределы и города, и страны. Сведения будут поступать в МУР, ну и, естественно, сюда, к Турецкому, у которого Грязнов надеялся пробыть некоторое время. А теперь, если других вопросов нет, можно приглашать Рэма Зотова, которого Слава предусмотрительно оставил в приемной. Заодно попросить бы секретаршу организовать чаек или кофе, по усмотрению масс, поскольку даже столешниковские пирожки всухомятку пойдут туго.
   Турецкий более чем прозрачный намек немедленно понял и сказал, что свидетель может еще минутку подождать в приемной, ничего не случится теперь. Ведь он опознал труп?
   - Еще как опознал! - бросил Грязнов, с некоторым вожделением поглядывая на внушительный сейф Турецкого.
   - Ну пусть еще немного посидит, придет в себя, - разрешил хозяин кабинета, позвякивая ключами.
   Многого и не потребовалось: подумаешь, какие-то полстаканчика коньячку под еще не остывший пирожок с хрусткой корочкой, и в рядах прокуратуры и милиции установились снова мир и полное взаимопонимание.
   - А теперь, господин генерал, присаживайтесь, - сказал Турецкий, вытирая пальцы черновиком и бросая его в мусорную корзину, - а я приглашу господина журналиста. Не к лицу генералу исполнять должность курьера. Сам позову свидетеля. Как он?
   - Жалко было смотреть. Во всяком случае, вел себя, как мне показалось, искренно.
   - Посидишь здесь - буду рад, если дела - решай, как тебе лучше.
   - У нас с ним разговор был достаточно приблизительным. Поэтому, чтоб не читать потом протоколы, я лучше послушаю.
   - Ты знаешь, Славка, я тут проанализировал все добытое нами, покрутил туда-сюда и, сопоставив должность этого нашего Кокорина с газетой, Зотовым и вообще странностью ситуации, при которой на ноги были поставлены практически все спецслужбы, причем по высшему разряду, почему-то подумал, что именно Зотов может нам с тобой дать в руки ниточку от этого клубка.
   - Кстати, сморчка нашего зовут Рэм Васильевич, обязательно с отчеством, это, по-видимому, комплекс. Под протокол пойдем?
   - Да неохота демонстрацию трудящихся устраивать, лишние люди - лишняя скованность.
   - Давай я буду записывать, - предложил Грязнов.
   - Генерал, на такие жертвы я не готов, лучше этим помогай, - Турецкий постучал себя по лбу согнутым указательным пальцем, чем пролил целую бочку елея на грешную душу Вячеслава Ивановича - уж это Александр Борисович знал досконально...
   И тем не менее, зайдя в приемную, где дожидался вызова к следователю Рэм Васильевич Зотов, Турецкий не мог не восхититься абсолютной точностью Славкиного глаза. Свидетель был просто поразительно похож на очень известный у специалистов-микологов, в смысле - ученых, любящих грибы, и гурманов - сморчок. Но не в переносном смысле, то есть нечто мелкое и ничтожное, недостойное внимания, этакое гадкое и уж во всяком случае невкусное, а в самом что ни на есть прямом. Турецкий, благодаря благородным проискам жены изредка выбиравшийся на родную природу, видел этот пресловутый гриб не только в весенних базарных рядах. Встречал его и в родной среде - на едва зеленых мокрых полянах, где это, очень даже волнующее взгляд создание природы выглядит весьма и весьма.
   Так вот, Рэм Зотов, интуитивно поднявшийся при появлении Турецкого, очень напоминал этот гриб. Высокий, худой, чуть сутулый, со смешной рыжеватой гривой волос и скорбным выражением бледного лица, он являл собой, скажем так, литературный образ сморчка. Ну Славка!
   Восхитившись поразительной наблюдательностью друга, Александр Борисович до изысканности вежливо пригласил Рэма Васильевича уделить ему немного своего драгоценного времени, поскольку, будучи в душе, а также частично и на практике тоже журналистом, следователь знал, чего стоят газете и вообще творчеству эти выброшенные из жизни минуты, а заодно елейным тоном, сильно смутившим секретаршу, попросил угостить их... "Чай? Кофе?.. Пожалуйста, по чашечке хорошего кофе!" Хотя прекрасно знал, что у секретарши есть лишь железная банка черной растворимой пыли, именуемой "Кофе Пеле" и к нормальному кофе никакого отношения не имеющей. Но ведь суть в том, как подать!
   Первый тактический ход был сделан верно: свидетель сумел проникнуться определенным чувством к коллеге. Тем более - внештатному сотруднику весьма уважаемой "Новой России". Известным Зотову оказался и журналистский псевдоним Александра Борисовича - Б. Александров, под которым публиковались некие аналитические статьи на правовую тематику. В общем, что говорить свои люди кругом. Сладкий и действительно черный кофе. Теплые пирожки с капустой и яйцами, про которые, помнится, рассказывал такой смешной анекдот покойный ныне Юрий Владимирович Никулин... Да, увы, покойный... Ну а что же Вадим Игоревич Кокорин? О нем-то что известно?
   Коллеги - оно конечно коллеги, но, к сожалению, требуется соблюдать и некоторые формальности. В частности, протокол допроса свидетеля. Это просто звучит не очень приятно, а по сути - фиксация существа беседы.
   Итак, фамилия, имя, отчество?.. Год и место рождения?..
   И рассказал Рэм, на которого после кофе с пирожками перестали действовать отрицательные флюиды, исходящие от генеральского мундира Грязнова, следующую историю. Ну в тех, конечно, параметрах, в которых она была известна заместителю главного редактора и хорошему - не другу, нет, скорее приятелю покойного журналиста, довольно способного парня тридцати двух лет от роду, Вадима Кокорина.