Незнанский Фридрих Евсеевич. Ищите женщину

   Смерть Вадима подействовала на него, но не до такой степени, чтобы немедленно бежать на исповедь к милиционеру, даже если у него генеральские погоны. Ни о какой исповеди вообще речи быть не могло. Есть профессиональная этика, и то, о чем говорил или думал Вадим, это его личное дело, дело его совести. Ну а раз судьбой было предназначено ему уйти из жизни, значит, так тому и быть. С другой стороны, если бы карта легла иначе и Вадиму удалось рассказать со страниц еженедельника о той паучьей схватке, которая разгорелась в рядах славной российской эмиграции за овладение умами соотечественников в угнетенной большевиками, демократами, олигархами и автократами несчастной России, мог бы получиться отличный "гвоздь". Увы, значит, кому-то такая идея показалась опасной. И по логике вещей этот кто-то находится рядом, возможно, на расстоянии протянутой руки. Не исключено, что и среди тех, кто так интересуется теперь причиной гибели журналиста.
   В жизни своей ни разу не пострадавший от так называемых спецслужб, Зотов заранее их ненавидел, будучи убежденным, что между ним и ими нет и никогда не может быть ничего общего.
   Поэтому на допросе в Генеральной прокуратуре, несмотря на различные "подходы" следователя, представившегося чуть ли не соратником по перу, Рэм вел себя предельно осторожно. Если дело, которым занялся Кокорин, оказалось действительно смертельно опасным, то к чему переваливать часть груза покойного на плечи тех, кто был с ним просто знаком? Вот и ответы Зотова на вопросы следователя были по-журналистски профессионально обтекаемыми. Он не называл имен, ведь они и сами могли выплыть по ходу следствия, зато таким образом сохранялась определенная независимость Рэма. И совесть его не мучила: он ведь никого не обманывал, и никто не требовал от него делать далеко идущие выводы.
   В общем, когда следователь подписал ему пропуск на выход из здания прокуратуры, Зотов вздохнул облегченно и пожелал себе более не посещать это здание в жизни.
   Новый звонок милицейского генерала, предложившего Рэму принять участие в обыске, так надо понимать, квартиры Вадима, резко испортил настроение. Он помнил, конечно, о своем обещании помочь следствию, но ведь это же была пустая формальность! Сколько раз на дню, желая отвязаться от неприятного собеседника, а хуже того - просителя, мы даем подобные обещания, зная заранее, что в следующий раз черта лысого нас сыщут! Ну сказал Рэм, и что с того? Но прозвучавшая в словах генерала откровенная угроза доставить под конвоем - во всяком случае, именно это почудилось Зотову - заставила его немедленно согласиться. Не хватало еще, чтоб за ним милиционера прислали, позору не оберешься!
   Когда из проходной издательства, под крышей которого разместилось несколько газет и журналов, раздался телефонный звонок и прибывший сообщил, что машина, присланная генералом Грязновым, ожидает у подъезда, при всех своих неприятиях Рэм ощутил чувство некоторого удовлетворения: самолюбие его не только не пострадало, но, напротив, было даже несколько поощрено. Генерал прислал свою машину, просит его подъехать и помочь как профессионала.
   Не без показной скромности сообщив об этом Мариванне, секретарше главного, Рэм Зотов забрал свой кейс, ибо возвращаться на службу больше сегодня не имел охоты, и легко сбежал по лестнице на проходную, где его ожидал порученец генерала, как он представился по телефону.
   У подъезда стояла черная "Волга", возле нее курил молодой человек в длиннополом модном плаще. Увидев Рэма, он немедленно затоптал окурок и приветливо протянул руку.
   - Воробьев, МУР, - сказал он и, вынув из внутреннего кармана красное с золотом удостоверение, ловко, одной рукой открыл его, показал Рэму свою фотографию и тут же захлопнул корочки. В самом деле, не читать же: кто, что, в каком звании, по какой срок удостоверение действительно.
   Этот Воробьев открыл заднюю дверцу машины и вполне почтительно пригласил Зотова садиться. Сам сел следом, и машина тронулась.
   Рядом с водителем сидел человек средних лет в серой кепке. Он повернулся к Рэму и, не протягивая руки, лишь хмуро кивнул.
   - Поедем по Варшавке? - выказывая свое знание московской топографии, спросил Рэм, хотя отродясь не водил машину.
   - Да, - помедлив, подтвердил кивком сидящий впереди.
   За всю дорогу не было произнесено практически ни одного слова. Только когда водитель "Волги" неожиданно свернул с Большой Тульской к Загородному шоссе, Рэм обеспокоенно заметил, что они, кажется, едут несколько в сторону, на что сейчас же отреагировал передний:
   - Так ближе.
   Нельзя сказать, что Зотов успокоился, он и волновался-то несильно, ибо не было к тому никакого повода. Просто сама акция участия в обыске, где всегда может найтись такое, что не доставит удовольствия, не говоря уже о возможных огорчениях, не радовала его. Рэм настолько углубился в свои мысли, что даже не обратил внимания, как машина, поплутав по переулкам, неожиданно въехала в какой-то двор, подкатила к самому подъезду и остановилась. Зотов непонимающе стал оглядываться, но затемненные стекла "Волги" в этом сумрачном от деревьев, узком каком-то дворе не позволяли сориентироваться.
   Сидящий впереди обернулся к Рэму, и от его неприятного, пронизывающего взгляда Зотову стало нехорошо.
   - Слушайте меня внимательно, - низким, грубоватым голосом сказал этот тип. - И не рыпайтесь без команды! - Это уже прозвучало угрозой, и Рэм несколько осел, и руку убрал с дверной ручки. - Сейчас вы спокойно выйдете из машины и, ни слова не говоря, войдете в этот подъезд. Мы покажем, куда надо идти дальше. Шаг вправо, шаг влево - вам это известно как журналисту?
   - Да, - едва не проблеял от нелепо навалившегося страха Рэм, считается побегом...
   - Вот именно! - неизвестно чему обрадовавшись, хмыкнул хмурый тип. Если будете вести себя благоразумно, с вами ничего не случится. Спокойно отвезем домой. И подскажем, о чем вы потом доложите вашему Грязнову. Понятно?
   - Понятно, - покорно согласился Рэм. - Но...
   - Никаких "но"!
   Воробьев, сидевший рядом с Зотовым, вышел из машины, обошел ее и открыл дверцу "Волги". Пока Рэм выкарабкивался, рядом с ним уже оказался хмурый тип, поддержал его под локоть и слегка подтолкнул к открытой двери подъезда. Молча поднялись на последний, пятый этаж, дверь квартиры распахнулась без звонка. В темной прихожей Рэму предложили снять плащ и пройти в комнату.
   Обычная московская квартира со стандартной мебелью и несколькими книжными полками. Рэм бросил на книги профессиональный взгляд и понял, что интересы хозяина по этим книжным корешкам не определить - случайный набор.
   Из соседней комнаты вышел пожилой человек с короткой седой шевелюрой, взглянул на Рэма, издал непонятный звук губами и быстрым движением руки показал на низкое кресло. Сам сел в такое же напротив. Рэм послушно опустился и поставил у ног свой кейс.
   - Вы не догадываетесь, Рэм Васильевич, с кем имеете дело? - спросил седой глуховатым голосом.
   Рэм пожал плечами.
   - Судя по тому, что вы в курсе нашей договоренности с генералом Грязновым о моей помощи при осмотре квартиры Кокорина, думаю, что вы действуете вместе с милицией. Я ошибаюсь?
   - Нет. Мы на самом деле действуем вместе. В рамках одного дела. И задачи тоже в чем-то совпадают. И ему, как вы поняли, и нам нужна ваша помощь. Вот для этой цели я и попросил привезти вас сюда. Но, как вы, вероятно, догадываетесь, разговор должен остаться сугубо между нами.
   - Я понял. Я согласен. - Рэм сейчас готов был согласиться на любые условия, лишь бы покинуть этот дом, как говорится, в добром здравии.
   - Очень хорошо. Но нам нужны определенные гарантии.
   - В каком смысле? - не понял Зотов. - Разве это я должен вам давать гарантии, а не наоборот?
   - Гарантии бывают взаимными, когда они обоюдны, - туманно ответил седой. - Я имел возможность ознакомиться с вашими журналистскими работами, могу представить себе круг ваших творческих интересов, ту тематику, к которой склоняется ваше весьма способное, разоблачительное перо. Естествен был интерес и к той части общества, в которой вы вращаетесь, - к вашим родным и знакомым. И должен заметить, что ваша творческая искренность, в чем-то определенная смелость, честность нам импонируют. Просто иногда бывает немного даже обидно, когда человек, словно слепой котенок, тычется в разные стороны в поисках пути к истине, когда дверь, вот она, рядом, и широко открыта. Вы понимаете меня?
   - Не совсем, - честно сказал Рэм. Не нравилась ему вся эта история, уж больно откровенно напоминающая вербовку в агенты КГБ. Так, как ее обычно показывают в фильмах и романах последнего времени.
   - Понимаете... - без всякой улыбки возразил седой. - Дураком надо быть, чтоб ничего не понять. А вы считаете себя очень проницательным человеком и уже решили, что я вас вербую как тайного агента. Разве не так?
   - Очень похоже, - согласился Рэм. - Только не пойму, зачем я нужен специальным службам? Какая от меня может быть польза?
   - А вот это уже более конкретный разговор. Мы к нему подойдем. Пока же я хотел бы, с вашего разрешения, продолжить свою мысль. Так вот, некоторые ваши коллеги жалуются, что служба безопасности не дает им нужной информации, держит свои архивы закрытыми, мешает, так сказать, поиску истины и, естественно, торжеству справедливости. В этом есть немалая доля правды. Мы и в самом деле не всем и не всякому имеем возможность, а иной раз и желание давать информацию. Потому что вам, конечно, известно изречение о том, что владеющий информацией владеет миром. И мне нет необходимости рассказывать вам многочисленные истории, приводить исторические примеры, когда важная информация, попав в нечистые руки, наносила иной раз поистине непоправимый ущерб государству. Известно вам также, что ради получения информации подобного рода работают во всем мире сотни, тысячи спецслужб. Миллионы профессионалов! Зачем я вам это говорю? А затем, чтоб вы знали: ваш коллега Вадим Кокорин, в силу разного рода обстоятельств, стал носителем именно такой, закрытой, опасной информации, которая могла, будучи обнародованной, нанести определенный моральный, а возможно, и физический урон государству. Мы не будем сейчас вдаваться в тонкости конкретной проблемы, но остановимся лишь на одной частности. Господин Кокорин был нами предупрежден, что среди документов, которыми его снабдили представители российской эмиграции в Штатах, имеются сведения, не подлежащие оглашению. Однако он не внял предупреждению, не пожелал встретиться для выяснения отдельных обстоятельств, и в результате вы сами знаете, как печально все окончилось. Не торопитесь, - остановил седой уже готовое сорваться с уст Зотова обвинение в адрес органов безопасности. - Я вам с полной ответственностью заявляю, что к убийству вашего коллеги мы никакого отношения не имеем. И сами заинтересованы найти убийц или убийцу. Хотя для того, чтобы понять, откуда подул ветер, большого напряжения не нужно.
   - А зачем вы мне все это рассказываете? Да еще в таком таинственном антураже, вероятно, здесь у вас явочная квартира, да?
   - Не старайтесь казаться более наивным, чем следует, - спокойно ответил седой. - Мы нечасто ведем подобные беседы. Но если уж ведем, то должны быть уверены, что информация падает на подготовленную почву.
   - Значит, вы считаете, что я уже подготовлен для... ну для каких-то ваших целей?
   - Естественно. Больше того, активно помогая следствию отыскать документы, спрятанные вашим бывшим другом, вы будете постоянно информировать нас о ходе этой работы. Вы станете самым заинтересованным лицом в этом поиске. С тем чтобы мы могли в решающий момент первыми изъять эту информацию, понимаете?
   - А если я скажу "нет"?
   - Вы же умный человек. И вас вовсе не привлекает судьба Кокорина. Он не только не внял серьезному предупреждению, но, как нам стало известно, попробовал поторговаться. И вот результат. А чтоб у нас не оставалось сомнений в вашей преданности нашему общему делу, вы сейчас прочтете и подпишете этот документик.
   Седой обернулся к небольшому журнальному столику за своей спиной и подвинул его, поставив между собой и Рэмом. На столике лежал листок бумаги с напечатанным текстом и авторучка. Жестом предложил Зотову ознакомиться.
   "Классика!" - усмехнулся про себя Рэм и взял в руки листок.
   Это была подписка о сотрудничестве. И текст был незамысловатым.
   "Я, Зотов Рэм Васильевич, 1966 года рождения, москвич, исходя из высших интересов государственной безопасности Российской Федерации, добровольно соглашаюсь работать на органы Федеральной службы безопасности и выполнять личные инструкции полковника ФСБ Круглова Б. Н. Мне разъяснено, что в случае разглашения государственной тайны и сокрытия сведений, имеющих государственное значение, я могу быть привлечен к уголовной ответственности. Для связи выбираю себе псевдоним Поэт".
   - Прочли? Поставьте свой автограф и сегодняшнее число.
   - Выбора, значит, у меня нет?
   - Полагаю, что нет. Как не должно возникнуть и мысли о том, что наш с вами разговор может быть кому-то пересказан. Это только очень глупые люди думают: вот дайте только выйти, а там уж я вам покажу... Для связи с вами у нас будет такой пароль. Вы, естественно, читали Достоевского?
   - Да... в общем... - растерянно пробормотал Зотов.
   - Вот и отлично. Подойдет человек и передаст вам привет от Порфирия Петровича. Устраивает?
   - Да, - почему-то кивнул Зотов, хотя все в нем протестовало и кипело. Но от собеседника исходил какой-то неприятный холод. Как в морге, где с утра был вынужден побывать Рэм.
   - Прекрасно, зовут меня Борис Николаевич, пусть это вас не смущает. Подписывайте, подписывайте! Вот так, все правильно, - добавил он, складывая листок пополам и пряча его в карман. - В этом, - он ткнул себя пальцем в то место, где лежала подписка, - практически нет особого смысла. Кроме одного. Вы же знаете, как презирают у нас так называемых стукачей. Но они обретают это имя лишь после разоблачения. А до того все эти люди, в большинстве своем весьма и весьма уважаемые, известные в обществе, честно и верно служат ему не за страх, а именно за совесть. Понимаете? Прежние жестокие времена, к счастью, прошли, закончились, канули в небытие. И слава богу! А вы, кстати, подумайте на досуге и составьте мне примерный список тех материалов, которые вам необходимы в вашей журналистской работе. Если среди них будут закрытые, мы посмотрим, что можно сделать, чтобы, так сказать, приоткрыть завесу, понимаете?
   - Плата за страх... - с иронией заметил Зотов.
   - Я не заметил, чтобы вы чего-то испугались. Страх, как вы сказали, может появиться лишь в одном случае: если вам вдруг захочется рассказать кому-нибудь о нашем разговоре. Ну а теперь, я полагаю, мы можем обсудить с вами, Рэм Васильевич, обстоятельства, при которых вам удалось убежать от тех неизвестных, которые, по вашему мнению, хотели вас похитить... Надо, чтобы ваш рассказ генералу Грязнову выглядел максимально правдиво. Что мы чуть позже и проделаем.
   КЛЮЧИ ОТ КВАРТИРЫ
   Водитель микроавтобуса сообщил Грязнову малоутешительные сведения.
   Провожатого, прибывшего за Рэмом Васильевичем в редакцию еженедельника, никто толком не видел. Он позвонил снизу, из проходной, где у дверей висит внутренний телефон. Даже вахтерша не обратила внимания: тут же весь день толкутся, звонят кому-то, кого-то упрашивают, уговаривают, печалятся, и кто с чем - с жалобами, письмами... А машина? Да не видела она никакой машины! Окна в другую сторону выходят. И никто из редакции тоже не видел. А Рэм просто вышел, огляделся, кивнул вахтерше, спросил, кто за ним приехал, и вышел за дверь. Больше не возвращался.
   Сведения эти были насколько скудными, настолько и огорчительными. До такой степени, что Вячеслав Иванович распорядился немедленно отыскать домашний адрес Зотова и послать туда оперативников. Он почти не сомневался, что журналиста похитили. Зачем? А причину мог объяснить прежде всего тот факт, что разговор между Грязновым и Зотовым кем-то прослушивался. Только вот зачем? А затем, стало быть, чтобы с его помощью опередить возможные действия того же Грязнова и отыскать отсутствующие документы.
   Хотелось надеяться, что документы до сих пор не найдены. Кем? Такой вопрос даже и не ставился, тут, к сожалению, все ясно. Стрелка поиска указывала все время в одну сторону, в ту, где расположена контора, которая все меньше приязни вызывала у Вячеслава Ивановича.
   Понимая, что в сложившейся ситуации больше они ничего не получат, Грязнов приказал своим заканчивать работу, отпускать уставших людей, закрыть на все замки и опечатать квартиру. До того момента, пока не найдутся родственники покойного. Наверное, Турецкий найдет его мать в Петербурге. А вообще-то у Вадима Кокорина были друзья, приятели, коллеги наконец, которым, видимо, не должна быть безразлична память погибшего. Ну вот пусть на досуге сами и займутся ею. В смысле - памятью.
   Когда с помощью все тех же отмычек закрывали дверь, эксперт сообщил Грязнову, что на замках не обнаружено никаких следов от слепков или от грубой работы с отмычкой. Это означало, что вчерашние посетители владели ключами от этой квартиры. А где они их взяли? Может быть, у самого Вадима?
   Как только Грязнов спустился, водитель "форда" тут же протянул ему телефонную трубку.
   - Слушаю, Грязнов.
   - Вячеслав Иванович! - раздался неожиданно бодрый голос Николая Саватеева, которого он посылал на квартиру Зотова. - А он, голубчик, оказывается, дома! Но трясется, как заяц, и ни с кем, кроме вас, не желает вести переговоры. Что будем делать? К нам доставить или, может, вы найдете минутку подскочить... виноват, подъехать сюда?
   - А вы где? - хоть и утешающую новость принес Саватеев, что-то во всем происходящем не нравилось Грязнову. Опять нестыковки, тайны, в общем, хреновина какая-то...
   - Мы на Долгоруковской. Дом напротив студии мультфильмов. Два шага от нашей конторы.
   - Да знаю я, чего ты объясняешь... Ладно, пусть парень пока успокаивается, а я сейчас подъеду. На него что, покушались, что ли?
   - Ага! - радостно сообщил Николай. - Вроде того!
   - Ладно, - хмуро ответил Грязнов и добавил уже скорее про себя: - Кому что, а кому все казаки-разбойники... Давай домой, на Петровку, - обернулся он к водителю, - а там скажу куда...
   "Сморчок" выглядел и вел себя очень странно. Страстно расширяя глаза и переходя на таинственный шепот, Рэм, как-то пугливо оглядываясь на собственные стены, пытался рассказать, как вышел из редакции, как сел в машину, как его завезли черт-те куда, в район метро "Тульская", где он и отродясь-то не бывал, и сам район для него - глухая тмутаракань... Проезжая мимо какого-то высокого дома с квадратным, типа арки проходом во двор, он решился наконец и, когда машина замедлила ход, поворачивая в этот двор, распахнул дверцу - и был таков! Ну прямо сюжетец из американского боевика, которые постоянно крутят по телевизору ближе к полуночи. Там, между прочим, и не такому можно научиться, есть варианты и покруче.
   Словом, Вячеслав Иванович скоро понял, что рассказ Зотова - не результат пусть сбивчивых, но реальных воспоминаний. Темнит парень, старательно вешает на уши лапшу. Колоть его немедленно не имело смысла. И взволнован, и напряжен он был искренне - точно. Вероятно, всему этому рассказу предшествовала какая-то очень сильная психологическая встряска. Пусть успокоится и убедится, что ему поверили. А вот когда поймет это и станет сам мыслить логически, тут ему и можно будет устроить парочку нехитрых ловушек, куда он рухнет со всеми потрохами.
   - Так кто ж это мог быть? - серьезно допытывался Грязнов.
   Зотов лишь разводил руками.
   - Что хоть говорили-то похитители? О чем спрашивали? Сколько денег требовали? - шел на выручку Грязнов.
   А он только твердил: "не знаю", объясняя свою забывчивость чисто психологическим шоком - впервые же, понятное дело!
   Так-то бы оно так, внутренне усмехался Грязнов, кабы он не знал, что в минуты опасности как раз и обостряются все чувства - и внимание, и память работает, как правило, с максимальной нагрузкой. Впрочем, возможно, у всех по-разному.
   Словом, картинка выглядела таким образом. Разговор Грязнова с Зотовым был подслушан. Правда, неизвестно, кого здесь ловили, скорее все-таки Зотова. Вот и воспользовались предлогом, опередили, выманили и похитили. Чего добивались этим? Наверняка их интересовало в первую очередь, что Вадим привез из Америки. Собственно, единственный, правда повторяющийся в разных вариациях, вопрос так и звучал, пока ехали, как ему было сказано, в Бутово, а заехали куда-то вбок. "Где то, что Кокорин привез из Штатов?" - "А что он должен был привезти? - недоумевал Рэм. - О деньгах, что ли, речь? Так их у Вадима отродясь не водилось". - "Чего от него и от тебя было нужно ментам? За что замочили Вадима?" Ну уж на это Зотов вообще ничего не мог ответить.
   - Спрашивали именно этими словами? - уточнил Грязнов.
   Зотов кивнул. Он говорил им, что ничего не знает, а просто позвонил по указанному телефону, когда увидел фотографию Вадима на телеэкране. Ну еще отвезли его труп опознать, что он и сделал. И буквально все вышесказанное повторил в прокуратуре следователю.
   - Как выглядели похитители?
   - Один постарше, другой, соответственно, помоложе. Старший задавал вопросы, не поворачивая головы. У молодого лицо было невыразительное, трудно запомнить и описать. Да я вообще не могу похвастаться хорошей зрительной памятью, - скромно сознался осмелевший Зотов.
   Вот практически и вся информация. На остальные вопросы он отвечал пожатием плеч, отрицательным покачиванием головы, ничего не говорящими междометиями.
   Странные это были похитители, думал Грязнов. И попросил Зотова постараться еще раз рассказать все сначала. И уже через минуту-другую понял, что у парня просто отличная память, буквально слово в слово. Конечно, журналист, постоянная тренировка, ничего не скажешь. Вот и рассказ словно отрепетирован.
   Ладно, решил он, с этим пока ясно. Никакие это были не уголовники, хоть и старались выдать себя за них. Если, кстати, старались. И скорее всего, обитают они где-то в кривых коридорах Владькиной конторы. Ну подслушали, ну перехватили, а дальше-то что? Неужели до такой степени обленились и мышей не ловят, что нашли для себя легкий способ: обложить грязновскую команду со всех сторон, чтобы, наступая на пятки, первыми прискакать к финишу? Но тогда естествен вопрос: что они знают такое, о чем пока не догадывается Грязнов?
   Старательно врущий Зотов становился все более неприятен Грязнову. Можно, конечно, было бы сейчас взять его под белы ручки и снова смотаться на край света, в Бутово, да пошарить в кокоринской библиотеке, однако Вячеславу Ивановичу почему-то казалось, что там они уже ничего не найдут. Тогда где же, где находятся те материалы, за которыми также безуспешно пока охотятся "соседи"? А то, что они ничего не нашли при вчерашнем обыске в квартире Вадима, подтверждается нынешней примитивной акцией с этим "сморчком". С другой стороны, выяснив, что он ни черта не знает, они могли элементарно подтолкнуть его к попытке побега, много ума для этого не надо. А все разыграно как похищение! Подумаешь, перехватили свидетеля, попробовали прижать и, ничего не получив, выкинули из машины! Вот это, пожалуй, и есть настоящая правда, без всякой тайны и романтики. Правда, врет уж больно складно... Но это может исходить и из профессии.
   И тогда Грязнов решил попробовать зайти с другого бока.
   Он сказал, что теперь, после повторения рассказа о похищении, все понял и его сомнения рассеялись окончательно. Добавил, что Рэм Васильевич в столь опасной ситуации повел себя абсолютно правильно, и он сам, опытный оперативник, вряд ли бы повел себя иначе. Наладив таким образом определенный контакт, Грязнов стал советоваться, к кому бы еще обратиться из того круга журналистов или просто хороших знакомых Вадима, которые были ему особенно близки. С кем он мог бы делиться своими планами. И не только творческими. Было бы интересно поговорить с ними о характере Вадима, о его привязанностях, о его женщинах, если таковые были, о прочем, из чего складывается жизнь человека.
   Зотов уже полностью пришел в себя и спокойным голосом назвал несколько фамилий, которые Грязнов тут же записал. Он был методичен, этот "сморчок", и, перечисляя интересы Кокорина, всякий раз называл новые имена. И получалось так, будто покойный дружил как бы по интересам. В каждом из этих списков неизменно присутствовала одна фамилия, которую Рэм скромно называл последней - его собственная. Он не выпячивал таким образом себя, но желающий мог увидеть, что, пожалуй, ближе товарища, чем Зотов, у Кокорина не было. Они были ровесники, их объединяли общие интересы: история, компьютер, кулинария, музыкальные пристрастия, даже в некотором роде женщины. То есть имелся определенный круг женщин, с которыми они оба предпочитали встречаться, и все прочее.
   Странно, чем же этот "сморчок" может нравиться женщине? Ну Вадим - тут другое дело, парень был видный, симпатичный, спортивный. А здесь? Легкое, как говорится, недоразумение! Впрочем, загадку женской души не разгадал еще ни один философ за многие тысячелетия.
   Рэм даже оживился, углубляясь в воспоминания и повествуя о них так, будто Вадим был жив и вот сейчас войдет в комнату. Момент был подходящим. И Грязнов без всякой натуги, словно бы между прочим, задал несложный вопрос:
   - А запасные ключи от своей квартиры он у вас хранил? На всякий случай?