Страница:
— Ну мой это был, мой! Сделал себе года два назад.
— С целью?
— Да по банкам я стрелял. В смысле по стеклянным банкам. Выезжал за город и по банкам стрелял.
— Еще оружие есть? — спросил следователь.
Линьков замолчал и опустил голову.
— Уснул, гитлерюгенд? Есть или нет?
— Шмайссер дома на чердаке.
— Боевой?
— Да, боевой.
— А из него по чему стрелять? По посольствам?
Линьков промолчал.
— Ну вот видишь. — Денис хлопнул его по плечу. — Когда сознался, и самому легче стало. Ведь стало?
— Ну…
Денис жестом показал следователю, что парень, дескать, сдался.
— Рассказывай, как на самом деле было, — тут же вступил следователь.
Линьков закурил новую сигарету.
— Я пушку не в цеху держал, а дома, на чердаке. Пока матери не было, забрался и достал. Ваши приехали уже, но они ж в квартиру ломились, а я тихонько по крыше в соседний подъезд перебрался и ушел. Потом, когда на «Мосфильм» пришел, а эти меня дубасить в цеху начали, я пушку выхватил и пальнул несколько раз. Ильяс на пол упал. Остальные двое сначала тоже отскочили, но у меня заклинило.
Денис внимательно слушал.
— Эти двое сначала шуганулись, но как сообразили, что пушку заело, опять на меня поперли. Тогда я взрывпакет, за которым и пришел, кинул в них.
— Дальше мы знаем. Смотри, Линьков. Завтра-послезавтра Гарипов оклемается, и мы его тоже допросим. Вот здорово было бы, если бы он то же самое сказал, как думаешь? А то про бабки какие-то байки рассказываешь…
— Не знаю, чего он вам наговорит. — Линьков сердито пожал плечами. — Я в туалет хочу.
— Сейчас пойдешь. Только еще на один вопрос ответь. Ты Максимова грохнуть хотел или Медведева?
— Никого я не хотел грохать, гражданин следователь… Я и сам не знаю, как это все приключилось.
— Но как-то ведь приключилось. — Грязнов вздохнул. — Ты же за оружие отвечаешь. Вот давай и расскажи, как это могло произойти.
Линьков молча сидел и разглядывал свои длинные грязные ногти.
— Ты говоришь, что от шкафа не отходил, что все время был рядом, так?
— Ну да, так.
— А вот теперь вспомни, кто к оружию кроме тебя вообще на площадке прикасался?
— Никто. Только я и Максимов. А там вообще другой пистолет был.
— Только ты и Максимов… И куда же тогда этот другой пистолет пропал?
— Максимов… — Лена Медведева медленно перебирала бахрому кружевного траурного платка, который ей абсолютно не шел. — Это он отдельный венок прислал и оркестр заказал. Даже тут не выпендриться не мог.
— Ну почему, может, он от всей души?
— Ну да, ну да… — Лена покачала головой. — Максимов — и от всей души!..
Она то и дело кивала людям, которые медленно подплывали к ней, брали за локоток, смотрели печально в глаза и так же медленно отплывали.
— Соболезную… Соболезную… Соболезную…
Они стояли на автобусной площадке возле крематория. Рядом находились еще три подобных группы.
— У них там авария какая-то по дороге случилась. Теперь вот ждем. Лена посмотрела на часы и огляделась. Почти вся съемочная группа была здесь. Вакасян, как самый главный, что-то деловито медленно рассказывал, остальные слушали. Заметив Дениса Грязнова, Вакасян почему-то подмигнул ему. Денис кивнул в ответ.
— Со священником так глупо получилось. — Лена вздохнула.
— А что такое?
— Никак нельзя его убедить, что это был несчастный случай, а не самоубийство. Бред какой-то.
— И что, поэтому отпевать отказался? — удивился Денис.
Лена опустила голову.
На площадку вкатил новый автобус, из которого вышли отставшие по дороге знакомые и друзья покойного Кирилла Медведева.
— Сколько их! Я при жизни никого и в глаза не видела, — покачала головой Лена и повернулась к Денису. Но того уже не было.
Дверь отворилась, и Денис тихо вошел в храм. Несколько старушек деловито переставляли свечки, какая-то мамаша на ухо рассказывала своему чаду про святых, показывая пальцем то на одну икону, то на другую.
— Скажите, а батюшка где? — шепотом спросил Денис у одной из старушек.
— А зачем тебе батюшка? — Та смерила его настороженным взглядом.
— Мне лично вам рассказать или можно все же сначала поговорить с ним?
— В алтаре он. — Старушка показала пальцем на небольшую дверь.
Батюшка, небольшого роста мужчина лет пятидесяти, сидел на лавке и зашнуровывал ботинки, когда в дверь тихо постучали.
— Добрый день. — Грязнов приотворил дверь и заглянул в алтарь.
— И вам добрый. — Батюшка разогнулся и встал. — Вы ко мне?
— Да, к вам. — Денис вошел и закрыл за собой дверь. — Мы тут хороним одного человека, но мне сказали, что его почему-то нельзя отпевать. Вы не могли бы…
— Это тот писатель, который покончил с собой? — Батюшка насупился. Нет, не могу. Церковь не отпевает самоубийц.
— Дело в том, что это был несчастный случай. Он совсем не собирался, просто пистолет, который…
— А вы, собственно, кто? Вы его родственник?
— Нет, я… я веду это дело. — Денис вынул из кармана удостоверение частного сыщика и протянул священнику.
— А-а, так, значит, это был несчастный случай? — обрадовался священник. — Ну тогда совсем другое…
— Во всяком случае, никак не самоубийство.
— Но если у вас нет твердых доказательств, то почему вы убеждены, что…
— А почему вы убеждены, что беседуете с Богом? У вас тоже есть твердые доказательства, что он охотно отвечает на все ваши вопросы? Вы же хотите, чтобы люди верили вам. Так как насчет того, чтобы самому разок поверить людям?
И он с силой захлопнул дверь.
Батюшка догнал его, когда Денис выходил из церковной ограды.
— Погодите, я быстренько соберусь. Три минуты…
Когда Денис вернулся в крематорий и сказал, что можно везти тело в церковь, где их ждут через полчаса, Лена подошла к нему и сжала его руку.
— Спасибо. Пойдем, надо еще документы оформить, урну выбрать. Мы успеем?
— Успеем.
— Мне с вами можно? — поинтересовался вынырнувший словно из-под земли Варшавский.
— Конечно.
Они медленно двинулись по направлению, которое указывала стрелка.
— Вот эта восемьсот, эти по триста, от этой до этой по сто пятьдесят, а эти по двести. — Женщина тыкала пальцем в урны, стройными рядами стоящие на полках шкафа. — Эти пластиковые, это никелированный цинк, а эти из мрамора. Если купите две, то можем сделать скидку на тридцать процентов.
— А зачем нам две? — удивился Варшавский.
— Ну как… — Женщина пожала плечами. — Если второй супруг захочет быть погребенным в такой же урне, что и первый, то…
— Второй супруг туда пока не собирается. — Варшавский вынул из кармана бумажник. — Ну, Лен, какую хочешь?
Лена пожала плечами:
— Да какая разница?
— Ну эти дольше хранятся, эти легче и прочнее, эти сохраняют герметичность сто лет.
Денис рассматривал ряды урн. И вдруг вспомнил про точно такие же ряды пистолетов в шкафу на «Мосфильме».
— Сто лет? — Варшавский улыбнулся. — То есть через девяносто пять я могу прийти, да, и…
— Марик, перестань. — Лена строго посмотрела на него.
— Извини. — Продюсер ткнул в одну из урн. — Вот эту дайте.
— С вас две девятьсот пятьдесят, — сказала женщина.
— Вы же сказали, восемьсот.
— Простите, их просто перепутали. — Продавщица мигом поменяла две соседние урны местами.
Перед глазами Дениса снова мелькнули ряды пистолетных рукояток на полке шкафа…
— Лена, я на поминки подъеду, ты не против? — прошептал он ей на ухо и тихонько вышел.
Застонав тормозами, машина остановилась перед подъездом детективного агентства «Глория». Грязнов выскочил из нее и, пробежав через холл, стремительно вошел в свой кабинет.
— Вы чего не на поминках? — удивился Самохин, входя за ним следом.
— А ты чего не дома? — Денис открыл свой сейф и вынул видеокассету. Нашел чего-нибудь?
— Двух тараканов. Оба при попытке к бегству были убиты.
— Посадят тебя за превышение необходимой обороны. — Денис запер сейф и вернулся в холл.
— Ну зачем?! — хором взвыли агенты-помощники, когда он нажал на кнопку выброса кассеты и вместо извивающейся в пароксизме страсти тетки, на немецком языке кричащей что-то двум парням, которые стегали ее плетками, на экране появился бодро шагающий по кочкам Винни-Пух.
— Вы ведь женатые люди, — Грязнов сунул в видик свою кассету, — а смотрите какую-то порнуху.
— Поэтому и смотрим! — захохотали агенты.
— Ну хоть новую купите. Эта же тетка старше, чем ваши мамы. Так, ребята, перекурите пока, можете отчеты написать, а мне для работы видик нужен. И вообще, у вас что, дел нет?! — громыхнул он.
Помощники нехотя потянулись из холла…
Вообще-то в агентстве работало мало народа, но иногда Грязнову приходилось нанимать агентов-топтунов, которые помогали раскручивать какую-нибудь ситуацию, которая требовала наружного наблюдения. Только что агентство закончило одно такое дело, а теперь началась большая операция по отслеживанию жены некоего высокопоставленного чиновника, который подозревал ее, нет, не в измене, а в том, что она вместо него берет взятки.
Денис сунул кассету, нажал перемотку и «пуск».
На экране Максимов щелкнул пистолетом.
«Стоп! Снято!» — закричал Вакасян.
«Печатать?» — спросила помреж.
Грязнов снова нажал на перемотку, и все побежало назад. До того самого момента, как Максимов взялся за ручку пистолета. Грязнов нажал на «паузу».
Вынув в четвертый по счету раз пистолет, Максимов принялся приставлять его к разным частям тела. Но при ускоренном просмотре его психологические и душевные муки выглядели как ужимки и прыжки забавной обезьянки…
«Стоп! Снято!» — прокричал Вакасян в очередной раз.
— Печатать? — пробормотал Грязнов, когда изображение снова побежало вперед. До того самого момента, как Максимов положил пистолет в оружейный шкаф. Положил он его на то же самое место.
— Ничего не понимаю. — Денис снова и снова отматывал пленку — Максимов возвращал пистолет на то же самое место. И потом, после толчеи, Кирилл вынимал тот же пистолет, который до этого был в руках у Виктора.
Грязнов остановил движение, и изображение замерло на облаке неизвестно откуда взявшегося дыма. Тогда он нажал на кнопку покадрового показа.
Облако дыма, дергаясь, постепенно испарилось.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. — Грязнов пересчитал пистолеты на верхней полке шкафа.
Снова нажал на кнопку, и облако дыма проползло назад.
— Раз, два, три… Шесть. — Денис нервно сглотнул. — Шесть.
Он опять запустил пленку. После того как дым рассеялся, пистолетов оказалось семь. А перед тем как появился дым, их было шесть.
— Вот оно… — Грязнов прокрутил немного назад. — Вот оно!
Рядом с оружейным шкафом стоял Максимов и что-то вынимал из кармана. Но тут весь кадр затянуло дымом. А когда дым рассеялся, Виктора Максимова возле шкафа уже не было.
— Так это ты, что ли? — Грязнов в очередной раз запустил пленку. — Что ты делал возле оружейного шкафа?..
После отпевания гроб снова отвезли в крематорий, где уже было пусто. Кто-то подсказал, что гроб надо переставить на тележку у входа.
Все как-то сами собой выстроились в два ряда и за тележкой чинно вошли в мрачноватый зал.
Варшавский что-то сказал распорядительнице, та нашла нужную бумажку, нажала кнопку, заиграла музыка.
— Уважаемые братья и сестры, — поставленным голосом нараспев заговорила распорядительница, — сегодня мы провожаем в последний путь Кирилла Медведева, молодого талантливого драматурга, любящего мужа, заботливого отца, преданного товарища. Все мы глубоко скорбим о его безвременной, трагической кончине и…
Все, кроме Лены, с интересом оглядывались, почти не слушая монотонную тираду женщины. Только вдруг громко всхлипнул Виктор Максимов.
— …И пусть послужит всем нам уроком эта трагическая случайность, которая остановила творческий полет талантливого художника, которых так мало осталось в наше время! — ораторствовал Вакасян. — Мы все должны помнить, сколь скоротечно наше земное существование, как внезапно оно может прерваться. На месте Кирилла мог оказаться каждый из нас.
Фотограф снимал с разных точек гроб и скорбящих.
— На его месте должен был оказаться я! — воскликнул вдруг в полный голос Максимов, и обильные слезы хлынули из его глаз…
— А теперь родные и близкие подходят и прощаются с покойным, скомандовала распорядительница.
— …Он собой заслонил меня от смерти. От моей смерти, друзья! надрывно восклицал Максимов, размахивая руками и абсолютно потеряв контроль над собой. — Как мне теперь с этим жить? Как жить мне теперь с этим?
— С этим теперь жить мне как… — тихо пробормотал Вакасян, с тоской глядя на истерику актера.
Несколько раз вспыхнул блиц фотоаппарата.
— Снимаем с покойного крестик, икону, венчик, закрываем гроб, скомандовала распорядительница.
Кто-то послушно выполнил ее распоряжение.
— Переставляем гроб на постамент, — сказала распорядительница.
— Выведите его кто-нибудь во двор, а то прямо неприлично получается. Вакасян толкнул в бок операторшу. Та в свою очередь толкнула в бок ассистента Колю, и уже тот, взяв Виктора под локоть, вывел его из зала.
— Боже мой, боже мой, я ведь до сих пор жив только благодаря тому, что этот парень… Этот человек… — Максимов не переставал причитать. — Я ведь сам сказал ему: покажи. Как мне жить теперь с этим? Жить с этим как мне теперь?.. Он меня заменил! Он меня заменил, понимаешь? — Максимов оттолкнул ассистента и побежал к выходу. — Нет, я так больше не могу. Так и знайте Виктор Максимов таких подарков от судьбы не принимает!
— …А теперь родные и близкие могут поставить поминальные свечи. Они будут гореть все время кремации. Прошу, свечи по рублю, по три и по пять, льющимся голосом рассказывала массовик-затейник. — И пусть в вашей памяти Кирилл… — она сверилась со шпаргалкой, — Кирилл Медведев останется навсегда. Подходите, не стесняйтесь, родные и близкие.
Гроб медленно уплыл вниз, люк закрылся.
Люди потянулись к распорядительнице за свечами.
Запиликал чей-то сотовый телефон.
— Простите, это мой. — Вакасян вынул из кармана трубку и тихонько вышел из зала.
— Алло.
— Это Грязнов. — Денис вынул из магнитофона кассету. — Скажите, а Максимов еще там?
— Максимов? — Михаил Тигранович огляделся по сторонам. — Был где-то здесь. Коля, а где Максимов? — спросил он у проходящего мимо ассистента, который выводил Виктора из зала.
— Домой уехал.
— Как — домой, почему? — удивился Вакасян.
В ответ ассистент только покрутил пальцем у виска.
— Понятно, — кивнул Вакасян. — Слышишь, домой он уехал. Истерику тут закатил и домой свалил.
— Домой? А когда?
— Минут двадцать назад.
— А где он живет? Адрес можете сказать?
— Академика Пилюгина, шесть, корпус три. Квартира пятьсот сорок семь, телефон дать?
— Диктуйте!
— Сто тридцать один две девятки сорок.
— …Две девятки сорок. Спасибо, Михал Тиграныч!
Вакасян вернулся в зал, когда все завершилось.
— Обряд кремации закончен. Всего вам доброго, господа, крепкого здоровья и долгих лет жизни. — Массовик-затейник нажала на кнопку, и монотонная завывающая музыка смолкла…
Выйдя из похоронного зала, все, не торопясь, погружались в автобус с надписью на борту «Мосфильм».
Лену придерживал под руку Варшавский.
— А печально, грустно, а, да? Ничего, Лен, что я корреспондента позвал, ничего? Все-таки Кирилл — фигура известная.
Из трубки доносились длинные гудки. Денис набрал номер еще раз. И опять никто не ответил. Бросив трубку, Грязнов посмотрел на часы, спросил Самохина:
— Где это, академика Пилюгина?
— Юго-Запад. По Ленинскому проспекту до бывшего посольства ГДР. Знаете?
До Пилюгина доехал за полчаса. Остановил машину на углу и опустил боковое стекло.
— Мальчик, где тут дом шесть, корпус три?
— К Максимову, что ли? — почему-то сразу догадался мальчик.
Дверь лифта с грохотом открылась, и Грязнов вышел на лестничную площадку. Вся стена была исписана признаниями в любви Максимову. «Витенька, возьми меня! Маша», «Витенька, ты мое серце. Костик», «Витя, ты Бог!», «Витя, ты моя жизнь», «Витя, позвони мне, 123-45-67. Элька». Мальчик был не такой уж догадливый. Видно, в этом районе только Максимов и был знаменит.
Под дверью лежало несколько букетов цветов. Грязнов нажал на кнопку звонка, и заиграла какая-то музыка.
— Входите, открыто, — раздался изнутри голос Максимова.
Грязнов открыл дверь и шагнул в прихожую, которая вся была оклеена постерами с фотографиями хозяина.
— Здравствуйте, Виктор, это Денис Грязнов. Можно? Я по поводу…
— Да-да, можно, — раздался голос Максимова откуда-то из комнаты. Проходите. Можете не разуваться.
Денис хорошенько вытер ноги и открыл дверь в комнату.
Максимов стоял на табуретке. На шее у него была петля из телефонного провода.
Как только Денис открыл дверь, Виктор оттолкнул табуретку и повис, дрыгая ногами.
Глава третья
— С целью?
— Да по банкам я стрелял. В смысле по стеклянным банкам. Выезжал за город и по банкам стрелял.
— Еще оружие есть? — спросил следователь.
Линьков замолчал и опустил голову.
— Уснул, гитлерюгенд? Есть или нет?
— Шмайссер дома на чердаке.
— Боевой?
— Да, боевой.
— А из него по чему стрелять? По посольствам?
Линьков промолчал.
— Ну вот видишь. — Денис хлопнул его по плечу. — Когда сознался, и самому легче стало. Ведь стало?
— Ну…
Денис жестом показал следователю, что парень, дескать, сдался.
— Рассказывай, как на самом деле было, — тут же вступил следователь.
Линьков закурил новую сигарету.
— Я пушку не в цеху держал, а дома, на чердаке. Пока матери не было, забрался и достал. Ваши приехали уже, но они ж в квартиру ломились, а я тихонько по крыше в соседний подъезд перебрался и ушел. Потом, когда на «Мосфильм» пришел, а эти меня дубасить в цеху начали, я пушку выхватил и пальнул несколько раз. Ильяс на пол упал. Остальные двое сначала тоже отскочили, но у меня заклинило.
Денис внимательно слушал.
— Эти двое сначала шуганулись, но как сообразили, что пушку заело, опять на меня поперли. Тогда я взрывпакет, за которым и пришел, кинул в них.
— Дальше мы знаем. Смотри, Линьков. Завтра-послезавтра Гарипов оклемается, и мы его тоже допросим. Вот здорово было бы, если бы он то же самое сказал, как думаешь? А то про бабки какие-то байки рассказываешь…
— Не знаю, чего он вам наговорит. — Линьков сердито пожал плечами. — Я в туалет хочу.
— Сейчас пойдешь. Только еще на один вопрос ответь. Ты Максимова грохнуть хотел или Медведева?
— Никого я не хотел грохать, гражданин следователь… Я и сам не знаю, как это все приключилось.
— Но как-то ведь приключилось. — Грязнов вздохнул. — Ты же за оружие отвечаешь. Вот давай и расскажи, как это могло произойти.
Линьков молча сидел и разглядывал свои длинные грязные ногти.
— Ты говоришь, что от шкафа не отходил, что все время был рядом, так?
— Ну да, так.
— А вот теперь вспомни, кто к оружию кроме тебя вообще на площадке прикасался?
— Никто. Только я и Максимов. А там вообще другой пистолет был.
— Только ты и Максимов… И куда же тогда этот другой пистолет пропал?
— Максимов… — Лена Медведева медленно перебирала бахрому кружевного траурного платка, который ей абсолютно не шел. — Это он отдельный венок прислал и оркестр заказал. Даже тут не выпендриться не мог.
— Ну почему, может, он от всей души?
— Ну да, ну да… — Лена покачала головой. — Максимов — и от всей души!..
Она то и дело кивала людям, которые медленно подплывали к ней, брали за локоток, смотрели печально в глаза и так же медленно отплывали.
— Соболезную… Соболезную… Соболезную…
Они стояли на автобусной площадке возле крематория. Рядом находились еще три подобных группы.
— У них там авария какая-то по дороге случилась. Теперь вот ждем. Лена посмотрела на часы и огляделась. Почти вся съемочная группа была здесь. Вакасян, как самый главный, что-то деловито медленно рассказывал, остальные слушали. Заметив Дениса Грязнова, Вакасян почему-то подмигнул ему. Денис кивнул в ответ.
— Со священником так глупо получилось. — Лена вздохнула.
— А что такое?
— Никак нельзя его убедить, что это был несчастный случай, а не самоубийство. Бред какой-то.
— И что, поэтому отпевать отказался? — удивился Денис.
Лена опустила голову.
На площадку вкатил новый автобус, из которого вышли отставшие по дороге знакомые и друзья покойного Кирилла Медведева.
— Сколько их! Я при жизни никого и в глаза не видела, — покачала головой Лена и повернулась к Денису. Но того уже не было.
Дверь отворилась, и Денис тихо вошел в храм. Несколько старушек деловито переставляли свечки, какая-то мамаша на ухо рассказывала своему чаду про святых, показывая пальцем то на одну икону, то на другую.
— Скажите, а батюшка где? — шепотом спросил Денис у одной из старушек.
— А зачем тебе батюшка? — Та смерила его настороженным взглядом.
— Мне лично вам рассказать или можно все же сначала поговорить с ним?
— В алтаре он. — Старушка показала пальцем на небольшую дверь.
Батюшка, небольшого роста мужчина лет пятидесяти, сидел на лавке и зашнуровывал ботинки, когда в дверь тихо постучали.
— Добрый день. — Грязнов приотворил дверь и заглянул в алтарь.
— И вам добрый. — Батюшка разогнулся и встал. — Вы ко мне?
— Да, к вам. — Денис вошел и закрыл за собой дверь. — Мы тут хороним одного человека, но мне сказали, что его почему-то нельзя отпевать. Вы не могли бы…
— Это тот писатель, который покончил с собой? — Батюшка насупился. Нет, не могу. Церковь не отпевает самоубийц.
— Дело в том, что это был несчастный случай. Он совсем не собирался, просто пистолет, который…
— А вы, собственно, кто? Вы его родственник?
— Нет, я… я веду это дело. — Денис вынул из кармана удостоверение частного сыщика и протянул священнику.
— А-а, так, значит, это был несчастный случай? — обрадовался священник. — Ну тогда совсем другое…
— Во всяком случае, никак не самоубийство.
— Но если у вас нет твердых доказательств, то почему вы убеждены, что…
— А почему вы убеждены, что беседуете с Богом? У вас тоже есть твердые доказательства, что он охотно отвечает на все ваши вопросы? Вы же хотите, чтобы люди верили вам. Так как насчет того, чтобы самому разок поверить людям?
И он с силой захлопнул дверь.
Батюшка догнал его, когда Денис выходил из церковной ограды.
— Погодите, я быстренько соберусь. Три минуты…
Когда Денис вернулся в крематорий и сказал, что можно везти тело в церковь, где их ждут через полчаса, Лена подошла к нему и сжала его руку.
— Спасибо. Пойдем, надо еще документы оформить, урну выбрать. Мы успеем?
— Успеем.
— Мне с вами можно? — поинтересовался вынырнувший словно из-под земли Варшавский.
— Конечно.
Они медленно двинулись по направлению, которое указывала стрелка.
— Вот эта восемьсот, эти по триста, от этой до этой по сто пятьдесят, а эти по двести. — Женщина тыкала пальцем в урны, стройными рядами стоящие на полках шкафа. — Эти пластиковые, это никелированный цинк, а эти из мрамора. Если купите две, то можем сделать скидку на тридцать процентов.
— А зачем нам две? — удивился Варшавский.
— Ну как… — Женщина пожала плечами. — Если второй супруг захочет быть погребенным в такой же урне, что и первый, то…
— Второй супруг туда пока не собирается. — Варшавский вынул из кармана бумажник. — Ну, Лен, какую хочешь?
Лена пожала плечами:
— Да какая разница?
— Ну эти дольше хранятся, эти легче и прочнее, эти сохраняют герметичность сто лет.
Денис рассматривал ряды урн. И вдруг вспомнил про точно такие же ряды пистолетов в шкафу на «Мосфильме».
— Сто лет? — Варшавский улыбнулся. — То есть через девяносто пять я могу прийти, да, и…
— Марик, перестань. — Лена строго посмотрела на него.
— Извини. — Продюсер ткнул в одну из урн. — Вот эту дайте.
— С вас две девятьсот пятьдесят, — сказала женщина.
— Вы же сказали, восемьсот.
— Простите, их просто перепутали. — Продавщица мигом поменяла две соседние урны местами.
Перед глазами Дениса снова мелькнули ряды пистолетных рукояток на полке шкафа…
— Лена, я на поминки подъеду, ты не против? — прошептал он ей на ухо и тихонько вышел.
Застонав тормозами, машина остановилась перед подъездом детективного агентства «Глория». Грязнов выскочил из нее и, пробежав через холл, стремительно вошел в свой кабинет.
— Вы чего не на поминках? — удивился Самохин, входя за ним следом.
— А ты чего не дома? — Денис открыл свой сейф и вынул видеокассету. Нашел чего-нибудь?
— Двух тараканов. Оба при попытке к бегству были убиты.
— Посадят тебя за превышение необходимой обороны. — Денис запер сейф и вернулся в холл.
— Ну зачем?! — хором взвыли агенты-помощники, когда он нажал на кнопку выброса кассеты и вместо извивающейся в пароксизме страсти тетки, на немецком языке кричащей что-то двум парням, которые стегали ее плетками, на экране появился бодро шагающий по кочкам Винни-Пух.
— Вы ведь женатые люди, — Грязнов сунул в видик свою кассету, — а смотрите какую-то порнуху.
— Поэтому и смотрим! — захохотали агенты.
— Ну хоть новую купите. Эта же тетка старше, чем ваши мамы. Так, ребята, перекурите пока, можете отчеты написать, а мне для работы видик нужен. И вообще, у вас что, дел нет?! — громыхнул он.
Помощники нехотя потянулись из холла…
Вообще-то в агентстве работало мало народа, но иногда Грязнову приходилось нанимать агентов-топтунов, которые помогали раскручивать какую-нибудь ситуацию, которая требовала наружного наблюдения. Только что агентство закончило одно такое дело, а теперь началась большая операция по отслеживанию жены некоего высокопоставленного чиновника, который подозревал ее, нет, не в измене, а в том, что она вместо него берет взятки.
Денис сунул кассету, нажал перемотку и «пуск».
На экране Максимов щелкнул пистолетом.
«Стоп! Снято!» — закричал Вакасян.
«Печатать?» — спросила помреж.
Грязнов снова нажал на перемотку, и все побежало назад. До того самого момента, как Максимов взялся за ручку пистолета. Грязнов нажал на «паузу».
Вынув в четвертый по счету раз пистолет, Максимов принялся приставлять его к разным частям тела. Но при ускоренном просмотре его психологические и душевные муки выглядели как ужимки и прыжки забавной обезьянки…
«Стоп! Снято!» — прокричал Вакасян в очередной раз.
— Печатать? — пробормотал Грязнов, когда изображение снова побежало вперед. До того самого момента, как Максимов положил пистолет в оружейный шкаф. Положил он его на то же самое место.
— Ничего не понимаю. — Денис снова и снова отматывал пленку — Максимов возвращал пистолет на то же самое место. И потом, после толчеи, Кирилл вынимал тот же пистолет, который до этого был в руках у Виктора.
Грязнов остановил движение, и изображение замерло на облаке неизвестно откуда взявшегося дыма. Тогда он нажал на кнопку покадрового показа.
Облако дыма, дергаясь, постепенно испарилось.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. — Грязнов пересчитал пистолеты на верхней полке шкафа.
Снова нажал на кнопку, и облако дыма проползло назад.
— Раз, два, три… Шесть. — Денис нервно сглотнул. — Шесть.
Он опять запустил пленку. После того как дым рассеялся, пистолетов оказалось семь. А перед тем как появился дым, их было шесть.
— Вот оно… — Грязнов прокрутил немного назад. — Вот оно!
Рядом с оружейным шкафом стоял Максимов и что-то вынимал из кармана. Но тут весь кадр затянуло дымом. А когда дым рассеялся, Виктора Максимова возле шкафа уже не было.
— Так это ты, что ли? — Грязнов в очередной раз запустил пленку. — Что ты делал возле оружейного шкафа?..
После отпевания гроб снова отвезли в крематорий, где уже было пусто. Кто-то подсказал, что гроб надо переставить на тележку у входа.
Все как-то сами собой выстроились в два ряда и за тележкой чинно вошли в мрачноватый зал.
Варшавский что-то сказал распорядительнице, та нашла нужную бумажку, нажала кнопку, заиграла музыка.
— Уважаемые братья и сестры, — поставленным голосом нараспев заговорила распорядительница, — сегодня мы провожаем в последний путь Кирилла Медведева, молодого талантливого драматурга, любящего мужа, заботливого отца, преданного товарища. Все мы глубоко скорбим о его безвременной, трагической кончине и…
Все, кроме Лены, с интересом оглядывались, почти не слушая монотонную тираду женщины. Только вдруг громко всхлипнул Виктор Максимов.
— …И пусть послужит всем нам уроком эта трагическая случайность, которая остановила творческий полет талантливого художника, которых так мало осталось в наше время! — ораторствовал Вакасян. — Мы все должны помнить, сколь скоротечно наше земное существование, как внезапно оно может прерваться. На месте Кирилла мог оказаться каждый из нас.
Фотограф снимал с разных точек гроб и скорбящих.
— На его месте должен был оказаться я! — воскликнул вдруг в полный голос Максимов, и обильные слезы хлынули из его глаз…
— А теперь родные и близкие подходят и прощаются с покойным, скомандовала распорядительница.
— …Он собой заслонил меня от смерти. От моей смерти, друзья! надрывно восклицал Максимов, размахивая руками и абсолютно потеряв контроль над собой. — Как мне теперь с этим жить? Как жить мне теперь с этим?
— С этим теперь жить мне как… — тихо пробормотал Вакасян, с тоской глядя на истерику актера.
Несколько раз вспыхнул блиц фотоаппарата.
— Снимаем с покойного крестик, икону, венчик, закрываем гроб, скомандовала распорядительница.
Кто-то послушно выполнил ее распоряжение.
— Переставляем гроб на постамент, — сказала распорядительница.
— Выведите его кто-нибудь во двор, а то прямо неприлично получается. Вакасян толкнул в бок операторшу. Та в свою очередь толкнула в бок ассистента Колю, и уже тот, взяв Виктора под локоть, вывел его из зала.
— Боже мой, боже мой, я ведь до сих пор жив только благодаря тому, что этот парень… Этот человек… — Максимов не переставал причитать. — Я ведь сам сказал ему: покажи. Как мне жить теперь с этим? Жить с этим как мне теперь?.. Он меня заменил! Он меня заменил, понимаешь? — Максимов оттолкнул ассистента и побежал к выходу. — Нет, я так больше не могу. Так и знайте Виктор Максимов таких подарков от судьбы не принимает!
— …А теперь родные и близкие могут поставить поминальные свечи. Они будут гореть все время кремации. Прошу, свечи по рублю, по три и по пять, льющимся голосом рассказывала массовик-затейник. — И пусть в вашей памяти Кирилл… — она сверилась со шпаргалкой, — Кирилл Медведев останется навсегда. Подходите, не стесняйтесь, родные и близкие.
Гроб медленно уплыл вниз, люк закрылся.
Люди потянулись к распорядительнице за свечами.
Запиликал чей-то сотовый телефон.
— Простите, это мой. — Вакасян вынул из кармана трубку и тихонько вышел из зала.
— Алло.
— Это Грязнов. — Денис вынул из магнитофона кассету. — Скажите, а Максимов еще там?
— Максимов? — Михаил Тигранович огляделся по сторонам. — Был где-то здесь. Коля, а где Максимов? — спросил он у проходящего мимо ассистента, который выводил Виктора из зала.
— Домой уехал.
— Как — домой, почему? — удивился Вакасян.
В ответ ассистент только покрутил пальцем у виска.
— Понятно, — кивнул Вакасян. — Слышишь, домой он уехал. Истерику тут закатил и домой свалил.
— Домой? А когда?
— Минут двадцать назад.
— А где он живет? Адрес можете сказать?
— Академика Пилюгина, шесть, корпус три. Квартира пятьсот сорок семь, телефон дать?
— Диктуйте!
— Сто тридцать один две девятки сорок.
— …Две девятки сорок. Спасибо, Михал Тиграныч!
Вакасян вернулся в зал, когда все завершилось.
— Обряд кремации закончен. Всего вам доброго, господа, крепкого здоровья и долгих лет жизни. — Массовик-затейник нажала на кнопку, и монотонная завывающая музыка смолкла…
Выйдя из похоронного зала, все, не торопясь, погружались в автобус с надписью на борту «Мосфильм».
Лену придерживал под руку Варшавский.
— А печально, грустно, а, да? Ничего, Лен, что я корреспондента позвал, ничего? Все-таки Кирилл — фигура известная.
Из трубки доносились длинные гудки. Денис набрал номер еще раз. И опять никто не ответил. Бросив трубку, Грязнов посмотрел на часы, спросил Самохина:
— Где это, академика Пилюгина?
— Юго-Запад. По Ленинскому проспекту до бывшего посольства ГДР. Знаете?
До Пилюгина доехал за полчаса. Остановил машину на углу и опустил боковое стекло.
— Мальчик, где тут дом шесть, корпус три?
— К Максимову, что ли? — почему-то сразу догадался мальчик.
Дверь лифта с грохотом открылась, и Грязнов вышел на лестничную площадку. Вся стена была исписана признаниями в любви Максимову. «Витенька, возьми меня! Маша», «Витенька, ты мое серце. Костик», «Витя, ты Бог!», «Витя, ты моя жизнь», «Витя, позвони мне, 123-45-67. Элька». Мальчик был не такой уж догадливый. Видно, в этом районе только Максимов и был знаменит.
Под дверью лежало несколько букетов цветов. Грязнов нажал на кнопку звонка, и заиграла какая-то музыка.
— Входите, открыто, — раздался изнутри голос Максимова.
Грязнов открыл дверь и шагнул в прихожую, которая вся была оклеена постерами с фотографиями хозяина.
— Здравствуйте, Виктор, это Денис Грязнов. Можно? Я по поводу…
— Да-да, можно, — раздался голос Максимова откуда-то из комнаты. Проходите. Можете не разуваться.
Денис хорошенько вытер ноги и открыл дверь в комнату.
Максимов стоял на табуретке. На шее у него была петля из телефонного провода.
Как только Денис открыл дверь, Виктор оттолкнул табуретку и повис, дрыгая ногами.
Глава третья
Максимов полулежал на столе, бессильно, по-театральному раскинув длинные руки с тонкими пальцами, и рыдал. Рядом с его головой стояли бутылка коньяка и рюмка, к которой Виктор между рыданиями прикладывался.
Грязнов, стоя на стуле, угрюмо откручивал от крючка на потолке телефонный провод, на котором еще несколько минут назад пробовал повеситься актер.
— Вы мне жизнь… — с патетикой начал Максимов, приподняв голову от стола.
— Не болтайте ерунды, — отмахнулся от Виктора Денис. — Все равно бы сорвались…
— Это все гадская жизнь, — сказал Максимов. — Это все бабы, водка, сплошной тусняк… Я не могу больше… Я не могу!
Грязнов присел на корточки возле телефонной розетки, из которой Максимов вырвал с мясом провод.
— Если позвонить нужно, на кухне и из прихожей можно, — оживился актер. — Мобильник, в конце концов, возьмите. — Он вытащил из кармана брюк мобильный телефон.
— Шея болит? — спросил Грязнов.
— Не в этом дело, — досадливо ответил актер.
— А в чем?
— Душа болит… — Максимов присмотрелся к Грязнову. — Вы вообще-то как здесь? Зачем?
— Да так… Хотел спросить. — Резко придвинув второй стул к столу, Денис сел напротив актера.
— Что?
— Вы пистолет не трогали?
— В смысле?
— Ну перед тем как Медведев взял его в руки?
— На кой?
— А к шкафу подходили?
— Не помню.
— Подходили, — сурово сказал Грязнов. — Зачем?
— А я помню? Может, курить, может, кофе хлебнуть. Пописать, в конце концов…
— В шкаф с оружием?
— Вот же блин! Это меня ведь хотели хлопнуть! Вы ведь помните меня! — Губы актера снова нервно задрожали. — А тут какие-то идиотские вопросы!.. Туда пошел, сюда пошел…
Он снова всхлипнул.
— Ладно, одевайтесь! — сказал Грязнов. — Пойдем. Потом поговорим.
— Куда? — испугался актер.
— Если вы помните, сегодня Кирилла похоронили. Поминки…
За поминальным столом сидела почти вся съемочная группа. Сидели мрачные, тихо позвякивали вилками, почти не говорили. На звонок в дверь отреагировала только вдова Медведева — Лена. Она открыла. На пороге стояли Грязнов и Максимов.
— Извини, Лена. Мы не поздно?
— Ничего-ничего, помянуть Кирилла… теперь уже никогда не будет поздно… — Она не договорила, помешали слезы.
— Не плачь, Ленка, — выглянул из-за плеча Грязнова пьяный актер. Вдовьи слезы — это такая банальность.
В комнате Грязнов бегло оглядел собравшихся и увидел смуглого мужчину, похожего на цыгана. Денис неохотно кивнул ему. Цыган не ответил, но и взгляд не отвел. Денис сел напротив. Максимов плюхнулся в свободное кресло, стоящее чуть в стороне от общего стола, и страдальчески закрыл лицо руками.
— Ну что! — встал с рюмкой водки Вакасян. — Помянем еще раз нашего Кирилла. Он был высоким профессионалом. Это очень важно. Любил жизнь и, прости меня, Лена, женщин. И жизнь свою не жалел. Вот ярко жил, по-киношному красиво, я б даже сказал — стильно. Любил сюрпризы…
— Ничего себе — сюрприз, а, да? — тихо проворчал Грязнову Варшавский.
Цыган, не дослушав тост, вышел на балкон.
Денис не хотел говорить с этим человеком, он его ненавидел, но сейчас было не до эмоций. Он встал и вышел вслед за Цыганом.
— Это сколько прошло, Цыган? Лет пять, наверное.
— А я как-то не считал, — недобро сверкнул глазами Цыган.
— Да ладно, хорош! — Денис уже пожалел, что все-таки решился поговорить с ним. — Чего сегодня старые счеты сводить? Медведь и твоим другом был. Верно?
Цыган усмехнулся.
— Моим-то как раз и был…
— Был… — мрачно повторил Денис.
Цыган выбросил бычок с балкона.
— Вот именно! Медведя больше нет. Потому разводить нас по углам теперь некому. Так что не пыли у меня перед глазами!
Лена беспокойно выглянула на балкон.
— Ну вы чего, ребята? — настороженно оглядела она Цыгана и Грязнова.
— Все нормально, Ленок, — грустно улыбнулся Цыган. — Кирилла вспоминаем.
А за столом теперь уже шел оживленный разговор. Старалась перекричать всех молоденькая помреж:
— Вы вот не поверите, а я предчувствовала — только он взял пистолет, меня прямо в жар кинуло. Даже закричать хотела…
— И как грохнет, я чуть не умер от страха, — говорил тщедушный осветитель.
— Что же ты, Лилечка? — с усмешкой спросил Вакасян. — Закричала бы, и, может, сейчас мы здесь не сидели б.
— А я ничего не видел, ничего, — с досадой говорил здоровенный ассистент оператора Коля.
— У нее все сикось-накось. Когда молчать надо, так ей рот не заткнешь, — перекидывая папиросу с одного угла губ на другой, сказала Успенская.
— Ужас, прямо ужас какой-то! — всхлипывала гримерша, искоса поглядывая на себя в маленькое зеркальце. — А вам, Людмила Андреевна, лишь бы гадость сказать.
Ксения пила одну рюмку за другой, беспокойно оглядывалась на Максимова.
— Правда, Люся, хватит, — с недовольством проговорил Вакасян, покосившись на появившегося в комнате Грязнова.
Помреж, вспыхнув, выскочила из-за стола.
— Ужас — даже представить страшно, — снова сказала гримерша.
— Представить как раз можно было. Вот я как раз что-то такое предполагал… — сказал Вакасян.
— Только смотрю — лежит уже весь в крови, ничего не видел, — все сокрушался ассистент.
— Он вам что-нибудь говорил? — спросил Грязнов Вакасяна.
— Постоянно, перманентно, я бы даже сказал навязчиво. Понимаете, тут такое дело — пишущий человек создает некую реальность, а эта реальность потом каким-то образом материализуется. Да вам об этом любой писатель скажет. А у Кирилла в последнее время что ни сценарий — самоубийство. Да всегда на людях — эффектно, с выдумкой. Навязчивая тема. А у нас говорят какие темы бережешь, так и живешь.
— Или наоборот? — вставила операторша.
— Надо вообще без темы жить, — сказал Варшавский. — Так спокойнее, а, спокойнее?
— Ты бы помолчал, жучило, — вдруг пробурчал Максимов. — Здесь художники собрались, понял?
— Вить, а я что, я просто… давай не будем, — широко улыбался Варшавский. — Мне тоже несладко, да.
— А всем сладко, да? — поднялся Максимов и пьяно оглядел присутствующих. — Я вам работу дал, бабки достал, а вы меня грохнуть хотели?.. Вот она, людская благодарность!
— О, затянул по новой, блин, — тихо выругался Вакасян.
— Мы как раз сайнекс снимали, — сказал ассистент.
— Вы же без меня на любой клипчик рекламный бросались! — продолжал бушевать Максимов. — Конечно, жрать-то всем хочется! А я вам — настоящее кино!
— Как все это осточертело. — Ксения, молчавшая все поминки, сама себе налила очередную рюмку водки и залпом выпила.
Ксения была красивой, чуть нервной блондинкой с большими черными глазами. Киношники про таких говорят — ее камера любит. Денис вспомнил, как Ксения обожгла его взглядом еще там, в павильоне, и сердце сразу как-то сладко сжалось.
— Первый раз такой ужас вижу, — не слушала общего разговора гримерша.
— Да уж, поснимали настоящее кино, — сказала Ксения, криво улыбнувшись. — Дал ты нам работку, Витечка. Спасибо!
— А ты вообще заткнись. Дура. Когда джигит говорит, говно молчит, вызверился на Ксению актер.
— Ублюдок! — тихо сказала Ксения и встала из-за стола.
— Сидеть! — рванулся к ней Максимов, но не удержался, упал на Успенскую.
— Витя, я уже не в том возрасте, — хмыкнула операторша.
— Пошла ты на…
Успенская не дала ему договорить, влепила звонкую оплеуху — Максимов и свалился на пол.
Стол затих.
— Так, этого орла отпускать сейчас нельзя, — сказал Вакасян, поднимая бесчувственного актера с пола. — Нажрался так, что и родной дом не найдет.
— Не волнуйтесь, я довезу его, — успокоил Грязнов. — Адрес я уже знаю.
— Ксюш, ну не бузи! Иди лучше ко мне…
Они ехали в такси по улицам города. Грязнов на переднем сиденье, а сзади — Ксения с Максимовым. Актер клевал носом. На поворотах он открывал глаза и тут же лез обниматься к ней. Она отпихивала его от себя.
— Ага, счас…
— Если хотите, я могу сесть сзади, а вы вперед, — предложил Грязнов Ксении.
— Сама справлюсь.
Когда приехали, Грязнов не без труда втащил пьяного актера в квартиру. Ксения вошла следом.
— Господа! — актер рухнул на диван. — Располагайтесь. Чувствуйте себя как… хотите.
— Я его уложу? — сказала Ксения.
Грязнов, стоя на стуле, угрюмо откручивал от крючка на потолке телефонный провод, на котором еще несколько минут назад пробовал повеситься актер.
— Вы мне жизнь… — с патетикой начал Максимов, приподняв голову от стола.
— Не болтайте ерунды, — отмахнулся от Виктора Денис. — Все равно бы сорвались…
— Это все гадская жизнь, — сказал Максимов. — Это все бабы, водка, сплошной тусняк… Я не могу больше… Я не могу!
Грязнов присел на корточки возле телефонной розетки, из которой Максимов вырвал с мясом провод.
— Если позвонить нужно, на кухне и из прихожей можно, — оживился актер. — Мобильник, в конце концов, возьмите. — Он вытащил из кармана брюк мобильный телефон.
— Шея болит? — спросил Грязнов.
— Не в этом дело, — досадливо ответил актер.
— А в чем?
— Душа болит… — Максимов присмотрелся к Грязнову. — Вы вообще-то как здесь? Зачем?
— Да так… Хотел спросить. — Резко придвинув второй стул к столу, Денис сел напротив актера.
— Что?
— Вы пистолет не трогали?
— В смысле?
— Ну перед тем как Медведев взял его в руки?
— На кой?
— А к шкафу подходили?
— Не помню.
— Подходили, — сурово сказал Грязнов. — Зачем?
— А я помню? Может, курить, может, кофе хлебнуть. Пописать, в конце концов…
— В шкаф с оружием?
— Вот же блин! Это меня ведь хотели хлопнуть! Вы ведь помните меня! — Губы актера снова нервно задрожали. — А тут какие-то идиотские вопросы!.. Туда пошел, сюда пошел…
Он снова всхлипнул.
— Ладно, одевайтесь! — сказал Грязнов. — Пойдем. Потом поговорим.
— Куда? — испугался актер.
— Если вы помните, сегодня Кирилла похоронили. Поминки…
За поминальным столом сидела почти вся съемочная группа. Сидели мрачные, тихо позвякивали вилками, почти не говорили. На звонок в дверь отреагировала только вдова Медведева — Лена. Она открыла. На пороге стояли Грязнов и Максимов.
— Извини, Лена. Мы не поздно?
— Ничего-ничего, помянуть Кирилла… теперь уже никогда не будет поздно… — Она не договорила, помешали слезы.
— Не плачь, Ленка, — выглянул из-за плеча Грязнова пьяный актер. Вдовьи слезы — это такая банальность.
В комнате Грязнов бегло оглядел собравшихся и увидел смуглого мужчину, похожего на цыгана. Денис неохотно кивнул ему. Цыган не ответил, но и взгляд не отвел. Денис сел напротив. Максимов плюхнулся в свободное кресло, стоящее чуть в стороне от общего стола, и страдальчески закрыл лицо руками.
— Ну что! — встал с рюмкой водки Вакасян. — Помянем еще раз нашего Кирилла. Он был высоким профессионалом. Это очень важно. Любил жизнь и, прости меня, Лена, женщин. И жизнь свою не жалел. Вот ярко жил, по-киношному красиво, я б даже сказал — стильно. Любил сюрпризы…
— Ничего себе — сюрприз, а, да? — тихо проворчал Грязнову Варшавский.
Цыган, не дослушав тост, вышел на балкон.
Денис не хотел говорить с этим человеком, он его ненавидел, но сейчас было не до эмоций. Он встал и вышел вслед за Цыганом.
— Это сколько прошло, Цыган? Лет пять, наверное.
— А я как-то не считал, — недобро сверкнул глазами Цыган.
— Да ладно, хорош! — Денис уже пожалел, что все-таки решился поговорить с ним. — Чего сегодня старые счеты сводить? Медведь и твоим другом был. Верно?
Цыган усмехнулся.
— Моим-то как раз и был…
— Был… — мрачно повторил Денис.
Цыган выбросил бычок с балкона.
— Вот именно! Медведя больше нет. Потому разводить нас по углам теперь некому. Так что не пыли у меня перед глазами!
Лена беспокойно выглянула на балкон.
— Ну вы чего, ребята? — настороженно оглядела она Цыгана и Грязнова.
— Все нормально, Ленок, — грустно улыбнулся Цыган. — Кирилла вспоминаем.
А за столом теперь уже шел оживленный разговор. Старалась перекричать всех молоденькая помреж:
— Вы вот не поверите, а я предчувствовала — только он взял пистолет, меня прямо в жар кинуло. Даже закричать хотела…
— И как грохнет, я чуть не умер от страха, — говорил тщедушный осветитель.
— Что же ты, Лилечка? — с усмешкой спросил Вакасян. — Закричала бы, и, может, сейчас мы здесь не сидели б.
— А я ничего не видел, ничего, — с досадой говорил здоровенный ассистент оператора Коля.
— У нее все сикось-накось. Когда молчать надо, так ей рот не заткнешь, — перекидывая папиросу с одного угла губ на другой, сказала Успенская.
— Ужас, прямо ужас какой-то! — всхлипывала гримерша, искоса поглядывая на себя в маленькое зеркальце. — А вам, Людмила Андреевна, лишь бы гадость сказать.
Ксения пила одну рюмку за другой, беспокойно оглядывалась на Максимова.
— Правда, Люся, хватит, — с недовольством проговорил Вакасян, покосившись на появившегося в комнате Грязнова.
Помреж, вспыхнув, выскочила из-за стола.
— Ужас — даже представить страшно, — снова сказала гримерша.
— Представить как раз можно было. Вот я как раз что-то такое предполагал… — сказал Вакасян.
— Только смотрю — лежит уже весь в крови, ничего не видел, — все сокрушался ассистент.
— Он вам что-нибудь говорил? — спросил Грязнов Вакасяна.
— Постоянно, перманентно, я бы даже сказал навязчиво. Понимаете, тут такое дело — пишущий человек создает некую реальность, а эта реальность потом каким-то образом материализуется. Да вам об этом любой писатель скажет. А у Кирилла в последнее время что ни сценарий — самоубийство. Да всегда на людях — эффектно, с выдумкой. Навязчивая тема. А у нас говорят какие темы бережешь, так и живешь.
— Или наоборот? — вставила операторша.
— Надо вообще без темы жить, — сказал Варшавский. — Так спокойнее, а, спокойнее?
— Ты бы помолчал, жучило, — вдруг пробурчал Максимов. — Здесь художники собрались, понял?
— Вить, а я что, я просто… давай не будем, — широко улыбался Варшавский. — Мне тоже несладко, да.
— А всем сладко, да? — поднялся Максимов и пьяно оглядел присутствующих. — Я вам работу дал, бабки достал, а вы меня грохнуть хотели?.. Вот она, людская благодарность!
— О, затянул по новой, блин, — тихо выругался Вакасян.
— Мы как раз сайнекс снимали, — сказал ассистент.
— Вы же без меня на любой клипчик рекламный бросались! — продолжал бушевать Максимов. — Конечно, жрать-то всем хочется! А я вам — настоящее кино!
— Как все это осточертело. — Ксения, молчавшая все поминки, сама себе налила очередную рюмку водки и залпом выпила.
Ксения была красивой, чуть нервной блондинкой с большими черными глазами. Киношники про таких говорят — ее камера любит. Денис вспомнил, как Ксения обожгла его взглядом еще там, в павильоне, и сердце сразу как-то сладко сжалось.
— Первый раз такой ужас вижу, — не слушала общего разговора гримерша.
— Да уж, поснимали настоящее кино, — сказала Ксения, криво улыбнувшись. — Дал ты нам работку, Витечка. Спасибо!
— А ты вообще заткнись. Дура. Когда джигит говорит, говно молчит, вызверился на Ксению актер.
— Ублюдок! — тихо сказала Ксения и встала из-за стола.
— Сидеть! — рванулся к ней Максимов, но не удержался, упал на Успенскую.
— Витя, я уже не в том возрасте, — хмыкнула операторша.
— Пошла ты на…
Успенская не дала ему договорить, влепила звонкую оплеуху — Максимов и свалился на пол.
Стол затих.
— Так, этого орла отпускать сейчас нельзя, — сказал Вакасян, поднимая бесчувственного актера с пола. — Нажрался так, что и родной дом не найдет.
— Не волнуйтесь, я довезу его, — успокоил Грязнов. — Адрес я уже знаю.
— Ксюш, ну не бузи! Иди лучше ко мне…
Они ехали в такси по улицам города. Грязнов на переднем сиденье, а сзади — Ксения с Максимовым. Актер клевал носом. На поворотах он открывал глаза и тут же лез обниматься к ней. Она отпихивала его от себя.
— Ага, счас…
— Если хотите, я могу сесть сзади, а вы вперед, — предложил Грязнов Ксении.
— Сама справлюсь.
Когда приехали, Грязнов не без труда втащил пьяного актера в квартиру. Ксения вошла следом.
— Господа! — актер рухнул на диван. — Располагайтесь. Чувствуйте себя как… хотите.
— Я его уложу? — сказала Ксения.