Незнанский Фридрих Евсеевич. Криминальные прогулки

   - Ясно... - сказал Турецкий.
   - Может, кофе? - спохватился Игорь.
   Александр подумал, что в таком интерьере и кофе, должно быть, подают не абы какой, а самый что ни на есть, а так как он питал к этому напитку слабость, то, как это ни парадоксально, решил отказаться. Хороший кофе требует к себе повышенного внимания, а значит, может отвлечь от дела.
   - Спасибо, не надо, - сказал он.
   Игорь кивнул, как будто был того же мнения: "Правильно, лучше не прерываться".
   - Значит, вы не знали о том, что ваша жена собирается продать автомобиль? - спросил Турецкий.
   - Нет! - ответил Игорь. - Не знал!
   Александр пристально посмотрел на него, потом снова скользнул глазами по картинам и вазам и опять перевел взгляд на Игоря:
   - А с чего бы это ей вообще понадобилось его продавать? Да еще втайне ото всех?
   Игорь прекрасно уловил суть вопроса.
   - Вы правы... - потупился он. - Это действительно может показаться странным... Зачем дочери вице-премьера и жене хозяина всего этого... - Тут он сделал жест не только в сторону кабинетных сокровищ, но как бы и вообще в сторону далеких строительных объектов, коих у его фирмы, видимо, было великое множество. - Так вот, зачем ей продавать автомобиль? Что ей, денег, что ли, не хватало? - Здесь Игорь уставился на Турецкого с таким видом, как будто именно он должен был дать ответ на этот вопрос, но тут же опомнился и поник.
   - Ну? - все так же пристально смотрел на него Турецкий.
   Игорь вздохнул:
   - Не хватало...
   - Что так?
   - Она... она... - Слова давались Игорю тяжело, больно застревали в горле, и, как будто стараясь облегчить им ход, он задрал голову, посмотрел куда-то в потолок, на лепнину, и закончил: - Она наркоманка...
   - Ах вот оно что... - Александр поставил локти на стол, подпер кистями подбородок и чуть пожевал губами. - Кокаин?
   - Героин...
   Турецкий понимающе кивнул:
   - Продавала все подряд?
   - Все. Все, что плохо лежало...
   "И хорошо ездило..." - подумал Александр.
   В этот момент лежащий у него в кармане мобильник издал протяжный жалобный писк.
   - Алло! - вытащил его Турецкий.
   - У меня для тебя важные новости... - проговорил динамик голосом Меркулова.
   Инга обессиленно распласталась на рваном тряпье, когда люк открылся снова.
   - Это тебе! - раздался все тот же хрипловатый голос.
   Она покосилась на вновь возникшую посреди подвала световую трубу и увидела, как по ней опять что-то падает. Правда, на этот раз свалившийся газетный сверток не рассыпался.
   - Поможет! - пообещал голос.
   И, как подтверждение сказанного, среди чуть разошедшейся бумаги блеснула игла.
   Шприц?!
   Инга сделала невероятное усилие и повернулась со спины на бок. Потом несколько раз тяжело и со свистом вдохнула - выдохнула и перевалилась на живот.
   - Вперед... - сказала она себе и поползла.
   Это было трудно. Из бетонного пола торчали острые концы арматуры, которые впивались в тело, ранили его, но самым досадным для Инги было не это, а то, что из-за них она вынуждена была задерживать движение, так как постоянно приходилось останавливаться и сдергивать со ржавых прутьев то зацепившуюся футболку, то брючный ремень.
   - Сейчас... Сейчас... - шептала она и ползла дальше, в очередной раз с треском рванув майку.
   И тут же карман ее джинсов предательски наскакивал на тот же штырь и она снова со стоном тянула к нему негнущуюся руку:
   - Да что же это...
   Путь в четыре метра она преодолела минут за десять. В ее нынешнем состоянии, да еще с учетом условий передвижения это можно было считать большим успехом, обусловленным небывалой целеустремленностью девушки в достижении поставленной цели.
   Наконец заветный сверток оказался прямо перед ней. Она облизнула пересохшие губы, как будто внутри него находились какие-то деликатесы, и коснулась ладонью шершавой поверхности бумаги.
   Сверток отскочил чуть в сторону.
   Она вытянула руку дальше и попыталась схватить его, но он ловко увернулся, подпрыгнул и повис в воздухе.
   Сверху послышался смех.
   Инга задрала голову и увидела, что сверток покачивается на тонкой нити в световой трубе, дразня ее и провоцируя на очередной рывок.
   Она мотнула головой, словно сказала себе: "Нет, не надо, надо мной же просто издеваются!" - но не выдержала искушения и совсем уж из последних сил приподнялась с пола и выбросила руку к вращающемуся газетному шарику с торчащей из него иглой.
   Она не дотянулась совсем чуть-чуть, буквально сантиметр остался до свертка, и его рваный край уже щекотал кончики ее пальцев.
   - Ну пожалуйста! - простонала Инга.
   Сверток поворачивался на месте вправо-влево, как будто чья-то мотающаяся из стороны в сторону голова: "Не-а!"
   Выжатая до последней капли, Инга уронила руку и снова растянулась на полу.
   - Не могу больше... - опустила она тяжелые веки. - Не могу...
   Послышался скрип закрываемого люка.
   Все...
   Но нет!
   В последний момент, предшествовавший защелкиванию наверху щеколды, что-то легкое ударило ее по щеке и, скатываясь, кольнуло в подбородок.
   Она открыла глаза.
   Прямо перед ней лежал проклятый сверток с вылезшим уже наполовину шприцем.
   ...Сразу после разговора с вице-премьером министр внутренних дел, как и обещал, дал подчиненным указание проверить, не зафиксированы ли за последние дни происшествия, в которых бы фигурировала гражданка Дроздова Инга Романовна, выехавшая несколько дней назад из своего дома на личном джипе "гранд-чероки" с номерным знаком "А 123 ОС 77". Как водится, после этого по системе МВД прошла лихорадочная дрожь не то чтобы страха, но некоего мандража, связанного с желанием подчиненных неукоснительно выполнить начальственное предписание и, если повезет, отчитаться, что да, мол, произошло то-то и то-то и зафиксировали это именно мы, именно наше отделение, как всегда бдящее, блюдущее и стоящее на страже. А уж как хорошо тому, кому повезет! Сам министр, можно сказать, одобрительно похлопает по щеке, в фигуральном, естественно, смысле. А соседи будут завистливо коситься и кусать губы: "Ах, ну почему не мы, ну почему не у нас, ну как же это так?.." А премия мимо них - шасть! - и прямо к тем, кто отличился: "Берите меня, ребятушки, обмывайте или женам несите, как хотите!" Красота!
   На этот раз повезло четвертому посту ГИБДД, расположенному на Симферопольском шоссе. Именно там было обнаружено заявление некоего гражданина Кудряшова Н. С. о том, что он видел, как в автомобиль с таким вот номерным знаком впихивали бесчувственную гражданку, по его описанию, кстати, очень похожую на пропавшую Ингу Дроздову. Заявление еще не успели отвезти в отдел уголовного розыска местного РОВД, что, с одной стороны, радовало гибэдэдэшников (не придется делиться славой с этими архаровцами сыскарями), а с другой - пугало возможной реакцией начальства ("Ага, сукины дети, недостаточно, значит, блюдете!").
   Но все прошло хорошо. Заявление забрали приехавшие люди из руководства, а уезжая, похвалили всех, а начальнику нарисовали всякие радужные перспективы, так что ходил он теперь сияющий, а жена его даже на всякий случай шило приготовила, чтобы - чем черт не шутит! - проделать еще по одной дырке в мужниных погонах.
   А еще через некоторое время заявление легло на стол к Меркулову и он тут же позвонил Турецкому.
   Беседа их не заняла много времени. В конце ее Александр записал адрес гражданина Кудряшова, после чего снова сунул мобильник в карман и закончил наконец с Игорем, так, впрочем, и не выяснив у него больше ничего полезного. Ни специфических знакомых жены, ни адресов, по которым она могла бы поехать за наркотиками, Игорь не знал.
   - Ну хорошо... - сказал Турецкий, поднялся, попрощался и отправился к пенсионеру Кудряшову.
   Инга дрожащей рукой взяла шприц и подняла его над собой. Он был заполнен мутноватым раствором, при взгляде на который она сразу поняла, что ее не обманули.
   - Так... - вытянула она левую руку, сплошь покрытую коричневыми "веснушками", оставшимися от прежних уколов. - Сейчас...
   Инга несколько раз сжала и разжала кулак, чтобы спрятанная глубоко под кожей предплечья вена проявилась и можно было вогнать в нее иглу. Но ничего не вышло. Кожа так и осталась белой.
   - Вот черт...
   Инга сжала от досады зубы и попыталась найти вену методом тыка. Воткнув шприц в миллиметре от последней, трехдневной давности ранки, она потянула на себя поршень, надеясь, что внутрь одноразового пластикового цилиндра хлынет темная кровь, обнаруживая тем самым найденную вену.
   Но нет. Кровь не пошла.
   Инга ткнула иглу в другое место и снова оттянула поршень.
   - Опять мимо... - прошептала она.
   Так продолжалось несколько минут. Наконец, с седьмой попытки у нее получилось. Почти черная кровь впрыснулась в цилиндр и смешалась с раствором.
   - Коктейль "кровавая мэри"... - улыбнулась бледными губами Инга. Вкусно...
   И она решительно вогнала содержимое шприца в вену.
   Ждать пришлось недолго. Очень скоро стены подвала раздвинулись и сами собой окрасились в нежно-розовый цвет, пол оказался устелен лепестками цветов, а ее рваная майка и джинсы превратились в восхитительное подвенечное платье, в котором она выходила замуж за Игоря.
   - Но где же он? - спросила сама себя Инга, оглядываясь по сторонам и не находя мужа в этом большущем зале, заполненном каким-то неземным искрящимся светом. - Он, наверное, там... - посмотрела она вверх. - Выше...
   И, легко оттолкнувшись носками изящных туфелек, она взмахнула тонкими руками и взлетела сквозь растворившийся перед ней потолок ввысь, где ждал ее Игорь.
   - Здравствуй! - улыбнулся он ей. - Где же ты была так долго?
   - Я спала... - ответила Инга и виновато добавила: - Представляешь, мне приснилось, будто я ушла от тебя...
   - Ушла? - удивился Игорь.
   - Да...
   И она тоже улыбнулась и покачала головой, словно поражаясь: "Нет, ну какая же глупость может присниться!"
   - Прости меня... - сказала она Игорю.
   Инга решила ничего не говорить ему про страшный подвал, в котором она очутилась. Этот сон уже ушел, и она надеялась, что он больше никогда не вернется...
   Игорь ласково погладил ее по волосам, взял за руку, и вместе они полетели куда-то высоко-высоко, выше звезд...
   А потом Инга решила показать мужу тот чудесный розовый зал, в котором она была недавно... Она, играя, вырвалась от Игоря и устремилась вниз, маня его за собой:
   - Спускайся ко мне! Спускайся!
   Но Игорь отчего-то испугался за нее и стал кричать:
   - Не надо! Остановись!
   А она не слушала и смеялась:
   - Ну скорей же! Скорей!
   Тогда он погнался за ней и уже почти настиг, почти схватил за край платья, но она выскользнула и соскочила в зал, неожиданно больно ударившись обо что-то виском...
   - Обо что это я так? - потирая ушибленное место, огляделась она вокруг и вдруг увидела, что стены зала из розовых становятся грязно-серыми, лепестки цветов под ногами превращаются в какие-то вонючие тряпки, а ее великолепное подвенечное платье приобретает вид драной майки и джинсов. Она с ужасом посмотрела вверх, и в этот момент над стенами возник потолок, отрезав от Инги вот-вот уже готового спасти ее Игоря. И в глаза ее снова ударил свет лампочки...
   Турецкий подъехал на своей "семерке" к желтоватой пятиэтажке, где на первом этаже, в квартирке окнами во двор, и проживал пенсионер Кудряшов. Когда Александр, припарковавший машину у подъезда, вылезал наружу, Николай Степанович как раз пил чай на своей кухне. Находясь еще у Игоря, Турецкий по телефону предупредил Кудряшова о своем визите, и теперь тот внимательно осматривал каждого подъезжающего или подходящего к дому, игнорируя только старух, детей и курсирующих между винным магазином и дворовой беседкой пьяниц.
   - Это вы из Генпрокуратуры? - высунулся он в распахнутое окно, едва Турецкий приблизился к крыльцу.
   - Да, - ответил тот. - А как вы узнали?
   - А у вас под лобовым стеклом талона техосмотра нет. Не удосужились вы, видать, его пройти. Простых смертных за это крепко штрафуют, только самые отчаянные нарушители рискуют так вот гонять, а вы на нарушителя не похожи, человек вроде приличный, отсюда вывод - не тварь дрожащая, а право имеете! А! Каково! Наблюдательный я, правда?
   Техталон Турецкий прятал в бардачке. Чтобы его не свистнули из паркуемой на ночь у дома машины, - такое уже бывало. Ухарей-то, не прошедших осмотр, вокруг вон сколько! Умыкнут чужой талончик и ездят с ним... Но пенсионеру Александр об этом не сказал. Зачем разочаровывать человека? И правда ведь наблюдательный! Узнал-таки в нем следователя! Ошибочным путем, но узнал! Правда, несколько резануло кудряшовское "человек вы вроде приличный", но... ладно уж! Неудачно выразился... Бывает...
   Когда Турецкий зашел в подъезд и поднялся по ступенькам на площадку первого этажа, пенсионер, пулей прилетевший с кухни, уже открывал ему дверь:
   - Прошу!
   Александр прошел в квартиру. Пенсионер незаметно покосился на его ботинки, словно прикидывая - переобувать визитера в тапки или нет, и в конце концов решил не переобувать. Может, сробел, оценив значительность протянутого ему удостоверения, а может, просто ботинки у Турецкого были чистые.
   - Чайку?
   - Можно, - кивнул Турецкий и двинулся вслед за Николаем Степановичем на кухню.
   Там, за ароматным "Липтоном" в пакетиках Кудряшов самым подробнейшим образом и рассказал "важняку" обо всем, чему был свидетелем. Турецкий слушал внимательно, в нескольких местах переспросил кое-что для уточнения, выпил две чашки чая с вишневым вареньем и на предложение: "Ну что, по третьей?" - ответил: "Не откажусь!"
   По словам Николая Степановича выходило, что на встречу с красно-черным мужчиной Инга приехала сама и вначале разговаривала с ним охотно и приветливо, а потом вдруг между ними то ли ссора какая-то произошла, то ли еще что, а только трясти ее вдруг начало как от злости, и этот "гусь" стукнул ей кулаком в висок и, обмякшую, запихнул в машину.
   - Я бы и раньше заявил! - сокрушался пенсионер. - Да движок у меня не фурычил. Я на электрику грешил, а дело, оказывается, в карбюраторе было!
   - А внешность этого мужчины вы хорошо запомнили? - спросил Турецкий.
   - Хорошо! - твердо сказал Николай Степанович. - Как живой передо мной стоит!
   "Значит, фоторобот будет..." - отметил про себя Турецкий.
   - Могу хоть сейчас его описать! - продолжал Кудряшов. - Лицо у него такое... такое... - Он замешкался в поисках нужного слова и вдруг несколько даже ошеломленно произнес: - Так ведь это... На гусиную морду оно и похоже! Точно! На гусиную!
   - Как это?
   - Ну как... Обыкновенно! Нос длинный и приплюснутый на конце, глазки мелкие и расставлены широко, лоб узкий...
   "Во память!" - восхитился Турецкий.
   Пенсионер погладил бороду и усмехнулся:
   - То-то я его сразу "гусем" окрестил!
   - Да уж! Вы и вправду человек наблюдательный! - похвалил его "важняк".
   - Ну! - аж зарделся Кудряшов. - Почитай двадцать семь годков вахтером в гостинице оттрубил. Триста жильцов! И каждый день кто-то выбывал, кто-то прибывал, а я всех в лицо запоминал. И карту гостя показывать не надо! Вижу, что свой, - заходь! Столько народу мимо меня прошло - жуть! И народные артисты, и хоккеисты, и директора всякие важные, и, наоборот, экспедиторы задрипанные... Все! Могу прямо с первого взгляда на человека сказать, кто такой и чем занимается! Вот про вас же сказал!
   Турецкий вспомнил про спрятанный в бардачке техталон, но снова решил не разочаровывать Николая Степановича и спросил:
   - И про "гуся" можете это сказать?
   Кудряшов решительно тряхнул головой:
   - А что? И про "гуся" могу!
   - Ну и кто он?
   - Он-то? - Пенсионер, прищурившись, посмотрел куда-то в сторону, прикидывая что-то в уме, потом откинулся на табуретке и, прислонившись спиной к стоящему позади холодильнику, очень уверенно заявил: - Бандит он, вот кто!
   Молчавший до этого старенький холодильник тут же одобрительно заурчал, поддерживая хозяина.
   "Важняк" оперся локтями на стол:
   - Почему вы так решили?
   Николай Степанович подался чуть вперед и просто ответил:
   - Да рожа у него бандитская, вот почему!
   Прозвучало это очень убедительно. Было видно, что если бы обсуждаемый сейчас человек зашел в гостиницу в бытность Кудряшова вахтером, то Николай Степанович долго и придирчиво изучал бы его гостевую карту, надеясь найти хоть что-то, из-за чего можно было бы не пустить обладателя бандитской рожи внутрь, а не найдя ничего и пропустив-таки подозрительного гражданина, так же долго и придирчиво смотрел бы ему вслед, думая про себя: "Ну погоди у меня... Вот поведешь вечером проститутку в номер, я такой хай подниму!"
   - А вы не съездите со мной на то место, где все произошло? - спросил Турецкий.
   Пенсионер аж подскочил:
   - Конечно!
   - Ну что же... - сказал "важняк". - Тогда не будем мешкать!
   Вите Корневу не везло никогда и нигде. Ни в детском саду, где он любил тайком отрывать лапки оглушенным газеткой мухам, а воспитательница постоянно ловила его за этим занятием, ни в школе, где на подложенные им на стулья буфета кнопки вместо учеников младших классов садились ученики старших классов и били после этого Витю кулаками промеж широко расставленных глаз, ни в армии, откуда он отчаянно пытался комиссоваться, закосив под чокнутого, а комиссовался, и в самом деле чокнувшись на почве этого своего желания.
   - Шизофрения! - такой сделала вывод дивизионная медкомиссия, обследовав рядового Корнева, который, раздевшись догола, бегал по территории части со штык-ножом в руках и кричал:
   - Я Чингачгук!
   - Ты идиот! - сказал ему тогда старшина, и медкомиссия в общем-то согласилась с мнением этого не очень образованного, но зато очень проницательного солдатского наставника.
   И поехал Витя домой с белым билетом.
   Само собой, что на хорошую работу устроиться ему было, мягко скажем, трудновато. Начальники отдела кадров предприятий, куда он обращался, подыскивая щадящие выражения, объясняли примостившемуся на краешке кресла через стол от них Вите:
   - Видите ли... Работа в нашей организации сопряжена с большими физическими и психическими нагрузками... Даже очень здоровые люди и то далеко не всегда соответствуют предъявляемым нами требованиям... А уж тем более... - Тут они как бы осекались и многозначительно смотрели на Корнева, а потом добавляли: - Поймите, мы заботимся в первую очередь о вашем здоровье...
   Хозяева частных фирм церемонились меньше.
   - Дураков не берем! - коротко заявляли они и делали знак охраннику вывести посетителя на улицу и больше никогда и ни под каким видом не пускать его сюда.
   А Витя был не дурак. Шизофреник - это да. Но не дурак. Если б дурак, так разве он переживал бы так сильно свои неудачи? Нет, конечно. Он бы плюнул на все, устроился бы куда-нибудь дворником и довольствовался копеечной зарплатой плюс бутылкой дешевой водки в день.
   Но Витя так не хотел.
   - Я не дурак! - цедил он сквозь зубы, проходя по улицам родной Тулы и с ненавистью провожая взглядом сверкающие иномарки "новых русских", несущихся то ли в свои отделанные по евростандарту офисы, то ли в облепившие город трех-четырехэтажные особняки с колоннами, галереями и прочими наворотами. - Не дурак! - кричал им вслед Витя.
   "Дур-р-рак!" - урчали двигатели иномарок.
   - Нет! - злился он.
   "Да-а-а! Да-а-а!" - выстрелами из выхлопных труб отвечали машины.
   Витя в бессильной ярости сжимал кулаки и с горечью думал: "Вот если бы хоть кто-то, хоть один человек знал, что я не дурак, то мне было бы легче..."
   И этим человеком, по его мысли, должна была стать женщина. Не какая-то определенная, никакой определенной у него на примете не было, а вообще женщина. Но обязательно не очень высокая и склонная к полноте. И блондинка. Да-да, непременно блондинка. Непременно!
   Но и женщины его не любили. И не только вожделенные полноватые блондинки - о них и речи не шло. Даже и привокзальные шмары, когда он с трудом наскребал на них деньги, оказывали ему услуги безо всякой охоты и с видимым пренебрежением. Плату с него они всегда брали вперед, а потом еще некоторое время, поджав губы, рассматривали мятые купюры, как будто раздумывая, стоит ли все-таки из-за такой мелочи отдаваться этому козлу.
   И это при том, что он платил им больше, чем другие клиенты!
   "Неужели я такой страшный? - спрашивал Витя сам себя, когда стоял у зеркала в домике, доставшемся ему в наследство от умерших родителей-алкоголиков. И приходил к пристрастному, конечно, но все равно граничащему с объективностью выводу: - Да нет! Я, можно сказать, даже красавец!"
   Так почему же тогда?!
   Однажды он не выдержал и задал этот вопрос шлюхе. Это произошло сразу после того, как он отлепился от нее в одном из темных привокзальных закоулков. Шлюха натягивала штаны и мучилась с заевшей "молнией" на ширинке. Услышав это "почему?", она отвлеклась от своего занятия и ответила:
   - А от тебя зло идет!
   - Какое зло? - не понял он.
   - Как от этого... - наморщила лоб шлюха. - Как от Фредди Крюгера, во!
   Витя ожидал, что она засмеется или хотя бы усмехнется, как после удачной шутки, но шлюха только хмуро глянула на него и вернулась к непокорному замочку.
   Тогда усмехнулся он. Но усмехнулся как-то странно.
   - Ты что это? - насторожилась она.
   А он подошел к ней и быстро впихнул в ее розовые трусы недокуренную сигарету, после чего резким движением закрыл-таки "молнию".
   - Ой-ой-ой! - взвизгнула от боли шлюха, пытаясь теперь уже расстегнуть ширинку.
   Но у нее ничего не получилось: замок застрял еще крепче, чем раньше. Тогда она, чтобы не терять времени, просунула руку под застегнутый уже ремень и принялась шарить там - в интимных глубинах. Ее ладонь вспучила эластичную ткань брюк и металась там, словно несчастный крот, у которого под землей непостижимым образом случился пожар. Наконец окурок был нащупан длинными пальцами, и ладонь шлюхи, оттягивая ткань штанов сантиметров на десять, дернулась наружу. Но не тут-то было. Витя вдруг схватил шлюху за локоть и с силой пихнул ее руку обратно. Потом надавил на снова оказавшуюся в интимных глубинах ладонь и удерживал ее в таком положении никак не меньше минуты.
   - А-а!!! - орала, извиваясь, шлюха.
   - Я Фредди Крюгер?! - страшно брызгал слюной ей в лицо Витя. - Ну что ж, пусть так! Пусть так!
   Он держал ее руку до тех пор, пока явственно не почувствовал запах паленого мяса.
   - Так-то! - сказал тогда Витя и отправился домой, оставив несчастную жрицу привокзального секса подпрыгивать с выпученными глазами возле грязных мусорных баков.
   Таким он себе понравился.
   Правда, после этого Вите пришлось иметь дело с сутенером покалеченной шлюхи.
   - Ты понимаешь, что испортил ей рабочий орган? - тяжело дыша на него зубной гнилью, спросил тот.
   - И что? - упер руки в бока Витя.
   - Бабки плати, вот что! - взревел сутенер.
   Витя рассвирепел и со всей силы врезал ему носком своего тяжелого ботинка в пах. Орган, по которому попал Витя, был у сутенера не рабочий, но все-таки ценный и оберегаемый, поэтому, сложившись пополам, гнилозубый торговец чужими телами простонал:
   - Ну все, все... Замяли... Только не бей больше...
   Но Витя уже вошел в раж. Расцепив сложенные между ног руки сутенера, он ударил его в то же самое место еще раза три-четыре, испытывая прилив какого-то невероятного наслаждения при виде перекосившегося от жуткой боли лица предводителя вокзальных шлюх.
   - И еще! - лупил он по самому больному месту, как по доске в заборе, которую ему во что бы то ни стало нужно было выбить. - И еще! И еще!
   Сутенер закатил глаза и захрипел. Витя отпустил его руки и позволил ему наконец упасть на заплеванный асфальт.
   - Вот так!
   Он огляделся.
   В стороне визжала обожженная шлюха. Рядом валялся ее шеф, потерявший сознание от нечеловеческих мучений.
   Вите стало так хорошо, как будто он от души наелся любимого шоколадного мороженого.
   Но кайфовал он недолго.
   - Этот? - указывая на удаляющегося Витю, спросили у шлюхи подбежавшие милиционеры.
   - Угу...
   Милиционеры догнали Витю, схватили его под руки и потащили к стоявшему неподалеку черному "форду", за рулем которого сидел какой-то хмурый человек в штатском.
   - Что с ним делать? - спросили у него милиционеры.
   Человек повернул в сторону Вити рябое лицо и равнодушно бросил странную фразу:
   - Да что хотите, то и делайте...
   Витя подумал, что его теперь упекут в камеру. И тут же в его голове возникла спасительная догадка.
   - Вы не имеете права! - с некоторым даже пафосом заявил он. - У меня белый билет!
   Отвернувшийся было человек вдруг быстро и внимательно оглядел Витю с головы до ног и с какой-то непонятной заинтересованностью, мелькнувшей в бесцветных глазах, спросил:
   - Правда?
   - Правда! - почти нагло ответил Витя. И тут же пожалел об этом: "Зря я так выпендриваюсь. Они ведь меня и в дурдом могут сдать!"
   Но в дурдом его не сдали. Рябой человек зачем-то принялся выяснять у Вити, кто он такой и чем занимается, а потом попросил показать паспорт. Витя показал.
   - Тэк-с... - Человек полистал страницы. - Так ты, значит, на самой окраине города живешь?
   - Ну да... - сказал Витя.
   - В частном доме?
   - В частном.
   - И большой участок?
   - Двенадцать соток.
   Человек довольно поцокал языком. Ему отчего-то очень понравилось, что Витя владел участком в двенадцать соток на окраине города.
   - Вот это хорошо! - улыбнулся он. И, достав листок бумаги, переписал Витины данные.