Незнанский Фридрих Евсеевич. Отмороженный

   - Да. Куда? - Я постарался взять себя в руки.
   - А на вокзал. Куда еще?
   - Квитанция есть? - спросил Володя.
   - Микола! - вдруг крикнул Дмитро. - Квитанция у тебя?
   - Бис его знает! - отозвался Микола. - Мабуть, у тебе?
   - Все разговоры при нас только на русском, - предупредил я.
   Он молча кивнул, стал шарить по карманам. Действительно, черт его знает. Чего только не было в его карманах! Обертки от презервативов, автобусные билеты и малоотличимые от них карбованцы.
   - Нашел? - снова крикнул Дмитро, продолжая безуспешные поиски.
   Мы с Володей переглянулись. Ваньку валяют эти коммерсанты фиговы или действительно такие лопухи.
   - Надо бы их снова воссоединить, как Украину с Россией, - кивнул я на портрет Богдана Хмельницкого, красовавшийся на карбованце.
   Володя отвел Дмитро в комнату. Там они озадаченно уставились друг на друга.
   - У тебе була, - сказал Микола.
   - Все разговоры только на русском, - противным протокольным голосом напомнил Володя.
   Они сопели, бледнели, кряхтели и покрывались потом, шаря по карманам, потом по ящикам шифоньера с зеркалом.
   Похоже было на правду. Незадачливые коммерсанты, которых обворовали. В принципе можно было закругляться. Но что-то останавливало. Было предчувствие: что-то они все-таки знают, хотя сами об этом пока не догадываются или не придают этому значения.
   - Этих девушек вы хорошо знали? - спросил Володя.
   - Люся и Оксана, - выпрямился Микола. - А что?
   - После них вы видели квитанцию? - продолжал Володя.
   Они переглянулись, пожали плечами. Или великие артисты, или...
   Кажется, я понял Володю. И в целом мысленно одобрил. Квитанции, то бишь этих девиц, найти легче, чем киллера. Тогда ребята из благодарности расшибутся в лепешку и постараются вспомнить. Еще не факт, что знают, не факт, что смогут или захотят что-то вспомнить, но все же...
   - Долго они были у вас? - спросил я.
   Они снова переглянулись. Ни черта ведь не помнят. Только головную боль после вчерашнего и помнят...
   - В среду ушли, - упавшим голосом сказал Дмитро. - Вот лярвы!
   - Полегче! - хором сказали Люда и Света. - Сами кто?
   Прорезались наконец. Хотя бы в качестве обиженных дам.
   - Вы помните, как они уходили, - спросил Володя, - вы это видели?
   Опять в точку. Я, пожалуй, возьму его к себе, в следственную бригаду.
   - Не помню... - понурил голову Дмитро.
   Микола молчал, уставясь в пол. Даже захотелось им помочь. Пропадут ведь вдали от батьковщины среди ворогов москалей.
   Володя опять понял меня с полувзгляда.
   - Где они торгуют? - спросил он.
   - В Лужниках, говорил уже, - угрюмо и обиженно ответил Дмитро.
   Я не помнил, чтобы он говорил о чем-то подобном, но решил промолчать.
   - Если мы вам найдем их... - начал Володя, испытующе глядя на хлопцев. - Поможете нам?
   - Да в чем? - приложил руки к груди Микола.
   - Поможем, поможем, - поспешно закивал Дмитро.
   - Договорились, - сказал я.
   Риск, конечно, был, если говорить о потерянном времени, которого постоянно не хватало. А эти хлопчики, выходит, сидели тут всю неделю, бражничали, отсыпались. До киллеров ли им было? Что они могли увидеть? А то же, что могли бы увидеть другие жильцы дома. Теперь я понял, почему они могли нам пригодиться.
   Не сегодня завтра они уедут. А жильцам - оставаться. Потому и осторожничают они, даже если что-то знают. А этим чего бояться?
   В Лужниках, куда мы добирались, попадая в пробки и совершая объезды, нужные нам киоски мы нашли не сразу.
   Там сегодня торговали какие-то смуглые брюнеты. Хотя что значит "какие-то"? Наверняка бакинцы, дружный народ. Никого из посторонних в свою "коза ностру" не подпустят. Хохлушкам еще доверяют.
   Я посмотрел на побледневшие лица хлопцев. Вернее, посеревшие. Столько пить и заниматься черт знает чем, вместо того чтобы везти товар домой...
   Я подошел к киоскам, предъявил удостоверение. Меня встретили спокойно. В глазах немолодого азера был только вопрос: сколько? И даже нетерпение: ну же! Вас тут много, ментов, ошивается. И всем отстегни. Но тех он хоть знает, помнит наизусть, кому сколько. А нас он видит впервые.
   - Здесь у вас работали Оксана и Люся, - сказал я. - Где они?
   Он сначала облегченно выдохнул, потом разразился матерной руганью.
   - Так вы тоже их ищете? - спросил он, отдышавшись. - Сбежали, сучки! Самому за прилавок пришлось становиться! Это что за молодежь, слушай?
   Говорил он почти без акцента, который усиливался, когда ругался.
   - А что они натворили? - спросил я. - Ну сбежали. И все?
   - Зачем "все", почему "все"? - возмутился он моей недогадливости. Товар, деньги прихватили! До ночи работали, позвонили, сказали: дядя Рустам, утром рассчитаемся...
   - Когда это было? - спросил Володя. - Какой день недели, не помните?
   - В среду они заступили, а в четверг их уже не было, - ответил дядя Рустам.
   Все сходилось. Девоньки сбежали, ограбив всех присутствующих, кроме меня с Володей.
   - От лярвы! - повторил любимое словцо Дмитро.
   - Где живут, знаешь? - вполголоса спросил его Володя.
   - Откуда? Все равно из-под земли достану! - сжал он кулаки.
   В этом можно было не сомневаться, глядя на его решимость. Но зачем копать так глубоко? Еще на подходе к этим осиротевшим киоскам я обратил внимание, что в соседних тоже светятся круглые мордашки каких-нибудь Одарок или Ганнушек. Не может быть, чтобы ничего не знали!
   - Стойте здесь, - сказал я Володе и дяде Рустаму.
   Я выбрал самую миловидную и задумчивую, без малейших признаков стервозности. Такие на мужчин пока что смотрят как на потенциальных поклонников. Попросил у нее бутылку водки, повертел в руках. Разливали где-нибудь в подвале. И не дальше чем в соседнем квартале.
   - Мужчина, ну что вы так разглядываете? - певуче произнесла она. - Все берут, потом еще приходят и просят.
   В это можно было поверить. Дешевле водки я не видел.
   - И лицензия есть? - поинтересовался я. - И сертификат?
   Она машинально состроила мне глазки.
   - Такой видный мужчина - и совсем не верит...
   Я показал ей свой документ. "Генеральная прокуратура РФ" - пока что действует безотказно.
   Ее глазки округлились, а личико, наоборот, вытянулось. Вот-вот заплачет. Или позовет дядю Рустама.
   - А паспорт у тебя есть? Разрешение на проживание?
   Наверняка просрочено. Но меня-то интересовало другое.
   - Ой, лучше возьмите бесплатно... - всхлипнула она. - А кто вам сказал?
   - Подкуп должностного лица! - присвистнул я. - Вернее, попытка. Ну так что?
   Она молчала.
   - Ты Оксану и Люсю помнишь? - спросил я вполголоса, решив, что она вполне созрела для дачи правдивых показаний. - Ну что рядом торговали?
   - Это они вам сказали? - приоткрыла она ротик от собственной догадки, не подозревая, что я ее спровоцировал.
   Мне самому было противно. Оговорил ее товарок. Еще не факт, что они воровки. Но я привык работать оперативно, так сказать, по горячим следам. И в данном случае эти следы еще не вполне остыли.
   - Вот засранки! - с возмущением сказала она.
   - Они ограбили дядю Рустама! - подлил я бензина в ее полыхающий костер возмущения. И это сработало.
   - Вот подлюки! - сказала она вполне по-украински. - А такие казались честные, порядочные.
   - Их надо найти, - сказал я сурово. - Где они живут?
   - О, я забыла, где-то на Садовом...
   - Адрес, домашний адрес у тебя есть? - продолжал я, по-прежнему разглядывая бутылку.
   - Нет, не оставляли... - пожала она полными плечами. - Тут, правда, землячки ее працуют... работают, - поправилась она, опасливо посмотрев на меня. Значит, еще раньше здешние менты требовали, чтобы объяснялась по-русски. Интересно, что требовали еще?
   - Узнай! - приказал я. - А я подожду тебя здесь. Про меня никому ни звука! Ты поняла? Иначе отправлю бутылку с этим зельем на экспертизу, а тебя по этапу - на родину. И поставлю такой штамп в паспорте, что сюда дорога тебе будет закрыта.
   Я по-прежнему был сам себе противен. Пугал наивную, еще не испорченную девчонку. Нашел кого...
   Она с готовностью кивнула и опрометью выскочила из киоска.
   - Хоть запри! - крикнул я вслед.
   Она вернулась, заперла дрожащими руками дверь на замок, благодарно и в то же время испуганно улыбнулась. И побежала в глубь рядов.
   Я с тоской смотрел ей вслед. Чем приходится заниматься! И ей и мне. Себя, ладно, я пожалеть всегда успею. Опустился до запугивания молоденьких девушек. Но она-то, ей бы сейчас самое время спивать писни, лепить вареники с вишней, гулять с парубками возле пруда.
   Она прибежала, запыхавшаяся, через пять минут. Протянула кусок оберточной бумажки с неровно оторванными краями, на котором был торопливо написан адрес: Хмельницкая область и так далее.
   Это "далее" меня касалось меньше всего. За этот клочок бумажки я собирался получить свое.
   - Баш на баш, дашь на дашь, - сказал я парубкам. - Получите искомый адрес, как только начнете вспоминать, что вы видели или слышали в тот день, когда переехали на эту квартиру.
   Они привычно переглянулись. Привыкли работать в паре. А переглянувшись, с вожделением уставились на бумажку с адресом, которой я помахивал у них перед носом.
   Мы ехали в машине назад, к дому на Садовом кольце, недалеко, кстати говоря, от Склифа. Наши практикантки обиженно дулись. Я отстранил их от разговоров на рынке, а им так хотелось загладить, искупить, доказать... Чем я и воспользовался через десять минут, велев им обойти оставшиеся квартиры. Что они и сделали за полчаса, пока мы с хлопцами толковали у них на кухне.
   - Парни! - втолковывал я им со всей убедительностью, на которую был способен. - Наверняка вы насмотрелись видео, и потому вам все кажется, будто я жду, что расскажете мне о свирепом мужике с огромной винтовкой с оптическим прицелом, которого вы встретили, когда выносили ведро с мусором. Может, вы вспомните что-нибудь показавшееся вам странным, необычным? Ведь эти люди, я говорю о киллерах, не как все. То есть могут ходить в кепках и плащах, малозаметные, обыкновенные. Но вот как они держатся? Какой взгляд? Выражение лица, когда вы встречаетесь с ними взглядами? Понимаете, о чем я?
   - Может, стреляли из проезжавшей машины? - предположил Микола.
   - Исключено, - вздохнул я. - Винтовка достаточно велика, высунется из окна машины, но даже если стрелять с заднего сиденья от противоположной двери - очень трудно попасть. К тому же вид входного отверстия говорит о том, что стреляли все-таки сверху. Заказные убийства, чтоб вы знали, совершаются наверняка. Иначе жертва в случае неудачи будет вести себя весьма осторожно, окружит себя телохранителями. Поэтому жертву расстреливают в упор, а мастера снайперской стрельбы, которые при этом хотели бы благополучно смыться, стреляют с удобной позиции. Я не для того читаю вам бесплатно эту лекцию, чтобы пополнить багаж ваших знаний на случай, если решите этим заняться. Мне нужно знать, что вы видели либо слышали в тот день, понимаете?
   - А почему именно мы? - спросили они хором.
   - А потому, что вы находились в "горячей точке" - рядом с местом, откуда был произведен выстрел. Вы, и только вы, можете навести меня на правильный след. Так мне подсказывает моя следовательская интуиция.
   И снова помахал у них перед носом бумажкой с адресом.
   В армии Сережа Горюнов отнюдь не унывал. Продолжал верить в свою счастливую звезду. Оказалось, что помимо прекрасного голоса он обладает не менее прекрасным почерком. И потому стал писарем строевой части при штабе. Работа непыльная, место нагретое - но о том ли он грезил? И о том не мечтал, чтобы быть запевалой роты, батальона, участвовать в армейских смотрах самодеятельности, получая призы и грамоты.
   Очень скоро Сережа понял - писарь строевой части может - если очень захочет, - многое. Особенно если он с головой.
   Об оперной карьере он уже не мечтал. Вернее, перестал мечтать, когда сорвал свой голос во время строевого смотра на морозе, запевая бравурную строевую для приезжего генерала, который при этом прослезился - не то от чувств, не то от холода.
   От Сергея Горюнова теперь многое зависело в карьере и прочих жизненных успехах офицеров полка, касалось ли это их продвижения по службе, командировок в столицу или поступления в академию. Да взять хотя бы продвижение очереди на машину или распределение поступивших в часть телевизоров, холодильников, которых всем не хватало...
   Вопрос был в том, как подать соответствующую бумагу. И когда. Когда "батя", иначе командир полка, в хорошем расположении духа либо, напротив, встал не с той ноги. Бумага могла и опоздать. При этом Сережа разводил только руками, глядя честными глазами на недовольного офицера - стараюсь, мол, но совсем зашился с исходящими и входящими. Просто не успеваю...
   Первыми значение Сережи Горюнова как человека, от которого столь многое стало зависеть в их существовании, раскусили офицерские жены. До этого они с восторгом слушали романсы русских композиторов в его исполнении. Голос писаря строевой части наполнял нежностью их сердца, а теперь они готовы были на все в полном смысле этого слова, когда речь заходила о квартире в новом доме либо о посылке мужа на учебу в академию.
   И он, был грех, пользовался. Причем в полку это вскоре стало секретом полишинеля. Мужья скрипели зубами, грозили его пристрелить, но поскольку у самих было рыльце в пушку, только мысленно передергивали затворы, ни разу не нажав на спусковой крючок, - полковые дамы встали бы грудью на защиту всеобщего благодетеля и любимца.
   Вскоре Сережа сделался гарантом благополучия этого полка, заброшенного в алтайской тайге, казалось бы забытого Богом и министром обороны. Он взял на себя - не сразу, понемногу, чтобы не слишком нарушать субординацию, удовлетворение и ублажение всех социальных, материальных и прочих потребностей личного состава с их чадами и домочадцами. Обеспечивал благодаря своим связям лучшими, экологически чистыми продуктами солдатскую столовую, офицерский буфет и военторг. Ставил в наряд офицеров, когда его просили об этом их жены, чтобы дать чуточку свободы на то время, когда другие офицеры отдыхали после наряда.
   У него образовались прочные связи - от тайги до британских морей, включая столицу с ее Генштабом, министерством и академиями, - с коллегами, неприметными клерками, такими же, как он, вкусившими сладость тайной власти над своими начальниками.
   И они тоже, выполняя его пожелания, составляли нужные бумаги, факсы, зная, как, кому и в какой момент их подать на подпись, чтобы, к примеру, вечно занятому шефу некогда было пробежать ее глазами.
   Сережа расплачивался с ними, как правило, пантами пятнистых оленей, коих было в избытке в здешнем заказнике. Эти целебные рога пользовались растущим спросом среди пожилого, тучного комсостава, приходящего в восторг от мысли, что с помощью экзотического снадобья из рогов можно будет наставить рога своим лучшим друзьям и однокашникам.
   Благодаря этим связям удалось придержать приказ об отправке на пенсию из рядов вооруженных сил "бати", чего все в полку не могли дождаться. Так "батя" стал его должником. И подписывал теперь любую бумагу не глядя. Касалось ли это графика нарядов, отпусков или распределения запчастей для автомобилей.
   Все были довольны Сережей. Врагов у него не было. Он все мог организовать и обеспечить. У него все было схвачено, расставлено и упаковано. Вплоть до сведений о "внезапной" инспекторской проверке - об этом ему из Москвы сообщали заранее. Вплоть до своевременной выплаты офицерского жалованья, к тому времени уже ставшей трудноразрешимой проблемой.
   На Сережу молились все - офицерские жены, их обманутые с его помощью мужья и рядовой состав, поскольку в этой части благодаря его связям и стараниям кормили от пуза, лучше, чем в других.
   И потому, когда пробил час его дембеля, весь полк чуть не упал на колени. Его просили остаться на сверхсрочную.
   Вот когда он впервые задумался над пределом своей отнюдь не легитимной власти. Здесь он может все. А там? Там, в Москве, и без него хватает оглоедов. Там все забито. Палец не просунешь. Но здесь он уперся головой в потолок, но какой высоты потолок? Значит ли это, что он не способен на большее?
   В Москве у него есть связи, но чем он будет расплачиваться за услуги? Там придется все начинать сначала.
   И все же он верил в свою звезду. И потому - пора откланиваться. Не ждать, когда пройдет его время и все не будут знать, как от него избавиться. Как это происходило на его глазах с "батей". А такой момент обязательно наступит - он знал это точно. Кому он будет потом нужен?
   Его подвезли на "газике" командира полка до аэропорта в Барнауле...
   И вот тут он впервые увидел своего ангела-хранителя, который скорее был похож на черта - черный, небритый, с длинным кривым носом, с северокавказским акцентом. Он подошел к Сереже вплотную и сказал, настороженно озираясь:
   - Земляк, хочешь заработать?
   - А в чем дело? - спросил Сережа. Этот усатый ему сразу не понравился.
   - Будь другом, пронеси одну маленькую вещичку. Мы с тобой летим на Москву, там нам ее отдашь. Ты дембель, тебя шмонать не будут.
   Теперь пришла очередь оглянуться Сереже. Сзади прохаживала еще парочка таких же небритых и усатых, в кепках, надвинутых на глаза.
   - Не бойся, земеля! - впервые улыбнулся собеседник. - Я сам служил, сам был дембелем. Знаю, как и что. А я с товарищами за тобой в очередь встану. Ну? И без шуток, да? А то под землей найду!
   "Ну" прозвучало угрожающе. Сережа смекнул, что если откажется, то станет для этой тройки нежелательным свидетелем. Сунут перо в бок - и в толпу. Ищи-свищи. Он бегло осмотрел зал. Парочка молоденьких милиционеров балагурила с отлетающими девушками. Несколько пожилых, нагруженных сумками и мешками мужиков. На кого тут рассчитывать в случае чего? То, что дембелей не шмонают, он знал. И все-таки...
   - Сколько? - спросил Сережа, чтобы что-то спросить, ни на что уже особенно не надеясь. Тем более времени на раздумье не оставалось.
   - Пятьсот, - сказал собеседник. - Половина сейчас, остальные потом. Риска никакого, сам видишь...
   И, еще раз оглянувшись, сунул ему картонную коробочку, наверно, от шампуня.
   - "Наркота", - подумал Сережа машинально, не считая, принимая тонкую пачку долларов.
   Это была первая в его жизни валюта, которую он держал в руках.
   Он пожал плечами и двинулся к стойке, где проходила регистрация.
   Девушка в форме ему улыбнулась, пропустила, не глядя на чемодан, который сейчас обжигал ему руку. Он прошел с ним дальше, чувствуя спиной взгляды своих работодателей. Потом, услыхав, что происходит что-то неладное, оглянулся.
   Их взяли прямо в очереди невесть откуда набежавшие омоновцы и грубо, пинками, потащили от стойки регистрации к выходу.
   Только "ангел-хранитель" успел обернуться и крикнуть: "Тебя в Домодедове встретят!"
   Омоновцы тоже оглянулись, выискивая глазами, кому тот мог крикнуть. Но Сережа тут же отвернулся, продолжая идти ватными ногами к самолету.
   Но сначала их собрали в накопителе, где предстояло ждать посадки. Сережа стоял сам не свой. Встретят в Домодедове? А как его узнают? И что подумают? Ведь он прилетит один. Кто даст им знать?
   Но раз так сказано, значит, встретят. Кто? Как выглядит этот посыльный? Вот ввязался! А если проверят с собаками, которые наркоту чуют сквозь металл? Им, собакам, без разницы, дембель ты или не дембель.
   - Где тут у вас туалет? - спросил он дежурную.
   - Скоро посадка, потерпите, - улыбнулась ему девушка.
   - Я скоро! - заверил он, приплясывая для понта, чтобы показать, насколько подперло.
   - Только быстро. - Она открыла ключом дверь в аэровокзал. - Налево и по лестнице наверх. Там увидишь. Донесешь, не расплескаешь?
   Любят в нашем народе солдатиков, что и говорить...
   Он только кивнул и побежал, крепко держа чемодан, наверх.
   Туалет был пуст. Он зашел в кабинку, лихорадочно путаясь в ключах, стал отыскивать нужный. Наконец открыл чемодан, достал коробочку.
   Коробочка как коробочка, обыкновенная упаковка. Только слово "шампунь" и можно разобрать...
   Открыл ее. Там был тюбик с такой же надписью. Дрожащими пальцами отвернул колпачок. Понюхал. Шампунь как шампунь. Чуть выдавил. Показалась тягучая, прозрачная желеобразная масса.
   И все? И только-то? Что за игры на свежем воздухе?
   Но баксы - вот они! Он достал их из кармана шинели. Похрустел, полюбовался на холеные лица пожилых президентов в париках. Самолет, конечно, вот-вот взлетит. Плевать. За такие деньги можно еще взять билет. И не один.
   Так что в этом тюбике? Он снова надавил. Шампунь полез из узкого горлышка, а потом в нем что-то сверкнуло...
   Он ухватил двумя пальцами эту сказочно красивую цепь и вытащил на свет бриллиантовое ожерелье очень тонкой работы.
   Камни тускло поблескивали в желе. Он оглянулся, спустил воду, промыл в ее потоке добычу. Отмытые камни стреляли голубыми искрами.
   Куда с ними теперь? В милицию? Объяснять там, как и почему он согласился провезти этот ворованный или контрабандный, словом, незаконный товар? Ведь он - сообщник, хоть и раскаявшийся.
   Ну нет! Деньги - это отчеканенная свобода! Не им сказано, но согласен он полностью. А это огромные деньги, судя по всему.
   В Москве с ними не пропадешь.
   Он быстро пошел к лестнице. Как бы не опоздать. И плевать, что кто-то будет встречать в столице. Вон сколько дембелей! Всех не встретишь.
   Он почти бежал по лестнице вниз, как вдруг на ходу остановился, едва не выронив чемодан.
   Возле входа в накопитель стояли два омоновца и о чем-то говорили с дежурной.
   - В туалет один побежал, - донеслось до Сережи. - Сейчас должен вернуться, я его предупредила.
   Стараясь быть незамеченным, он снова поднялся наверх, прошел мимо туалета, спустился по другой лестнице. Посмотрел через стеклянную стену на свой самолет. Последние пассажиры поднимались по трапу.
   Тоска его взяла. Значит, не удастся улететь? По сути, он сейчас прячется от ментов. Хотя пока ничего дурного не сделал. Вернее, уже сделал - скрывает краденое.
   Неужели эти кавказцы показали на него? Он сел в сторонке среди пассажиров, поглядывая, как открываются двери и люки самолета.
   Зачем им это надо? Если их ловят как похитителей бриллиантов, зачем показывать на него? Сейчас камней у них нет, попробуй докажи. А если возьмут его по их наущению, то ему придется показать, что драгоценность ему передали они. Чтобы пронес. Стало быть, не выгодно им, чтобы его взяли. Наверное, кто-то вел их, следил за ними и видел, как они общались с ним. И тот наблюдатель сказал про это ментам.
   Значит, лететь ему с камнями нельзя. Просто голова кругом. А что с ними делать? Надо будет придумать. Но не сидеть же здесь в аэропорту и не ждать, когда его возьмут с поличным. Пришьют срок за укрывательство.
   Выход был один - возвращаться в часть. Он подпишет контракт, как его просили, останется там и будет ждать момента, когда с этими камнями можно будет слинять. Когда про него забудут.
   Наверное, его сейчас везде ищут. На вокзале в том числе. Нет, вернуться в родную часть - самое то. И там залечь на дно. Переждать.
   Кстати, не так уж плохо там ему было. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе. Не он опять же сказал, но и с этим он полностью согласен.
   И он вернулся в часть. Написал задним числом - на всякий случай заявление о сверхсрочной. "Батя" прослезился, расцеловал и подмахнул, как всегда, не глядя.
   Теперь у него было алиби. Пусть хоть такое хлипкое. К тому же он верил, что в обиду его здесь не дадут. Он верил в судьбу. Верил, что все, что ни делается, - к лучшему. Значит, ему предначертано побыть здесь еще год-другой. Такие деньги, спрятанные в тюбике с шампунем, он не заработает на гражданке и за пятьдесят лет. И это "ангел-хранитель" вручил ему бриллианты, отправив обратно, на дорогу своей судьбы. Ибо в том самолете она бы оборвалась... Самолет разбился, заходя на посадку. В Новосибирске...
   Слава Грязнов ходил по моему кабинету и говорил, говорил, размахивая руками. Время от времени останавливался, чтобы переспросить: "Старичок, у тебя действительно ничего не осталось в сейфе?"
   - Может, нам самим слазить туда на чердак и своими руками там все перебрать-перещупать? - вдруг спросил он.
   - Восемь дней прошло, - махнул я рукой. - Ни одного свидетеля. Уж как я этих ребят с Украины пытал. У них одно на уме - скорей бы вернуться домой. Ничого не бачили, ничого не слыхали...
   - У тебя есть протокол допроса - магнитофонная запись их рассказа? спросил Слава. - Ты ничего не упустил?
   - А они ничего толкового и не рассказали, - вздохнул Володя Фрязин. Их показания уместились на полстраничке протокола.
   - Подумаем еще раз. - Слава приложил палец к губам. - Этот банк "Лютеция" был открыт в ноябре девяносто первого года. Понимаешь?
   - На деньги родной партии и дорогого правительства, - усмехнулся я. Тебя, Славик, я позвал, как свежую голову. Чтобы ты смог взглянуть на все со стороны. А ты опять нас толкаешь на ту же стезю. Ах, золото компартии! Где оно? Там же, где золото инков.
   - Все сказал? - спросил Слава, уперев в меня свой указательный палец. Есть у него такая вредная привычка. Не помню, говорил ли о ней?
   - Все! - сказал я.
   - Нет, не все, - мотнул он своей некогда рыжей, а теперь наполовину пегой, лысеющей головой. - Ты не ответил на мой вопрос: осталось ли у тебя что-нибудь в сейфе?
   Чертыхнувшись, я полез в сейф. Он следил за мной, чуть склонив голову набок, подобно курице, ожидающей, подсыплют ли ей зерна.
   - Мне нужна твоя свежая голова, - повторил я, доставая бутылку коньяка, на дне которой еще что-то плескалось. - Мне нужно, чтобы ты говорил глупости, которые, если их систематизировать, приведут к истине с неожиданной стороны.