Незнанский Фридрих Евсеевич. Отмороженный

   Кабан выкатился, проваливаясь в глубоком снегу, прямо на номер, где стоял генерал Тягунов. Собаки заливались от злости. Прервав размышления, генерал вскинул карабин.
   - Номер четвертый! - кричал по рации молодой, срывающийся голос. - На тебя бежит кабан! Уснул, что ли?
   - Да погоди! - вскипел от негодования, смешанного с охотничьим азартом, генерал Тягунов. - Подпущу поближе...
   Сережа Горюнов опустил бинокль и усмехнулся. Вот мы и на равных, мой генерал! Раз уж проглотил мое хамство, куда теперь денешься.
   Проглотишь и все другое...
   Генерал выстрелил. Перекрестие прицела дернулось вверх и в сторону, исчез из поля зрения черный загривок кабана, зарывшегося в снег после удара пули. Во вскинутые прицелы и бинокли видны были брызги крови на снегу. Ай да генерал!
   И уже бегут к мертвому кабану со всех номеров подчиненные. Спешат отметиться. Им уже не до лая собак, продолжающих гон.
   А сам генерал смотрит не насмотрится на поверженного красавца. Давно он не переживал подобного волнения в крови. Вот что делают охотничьи забавы с сильным мужиком, вот что делают пробудившиеся первородные инстинкты!
   Будто вернулась к нему острота ощущений забытой уже молодости.
   - Прекрасный выстрел! - возбужденно говорят сбежавшиеся члены комиссии. - Поздравляем, Геннадий Матвеевич!
   Но самого генерала сейчас больше интересует, что скажет этот молодчик в белом полушубке, перепоясанном офицерским ремнем.
   - Куда? - кричит он на членов комиссии. - Куда, мать вашу так! Почему покинули номера? Вон другие кабаны и олени! На вас гонят! А ну на место!
   Только сейчас все замечают - гон идет вовсю. И молча, беспрекословно, возвращаются на свои места. И трещат новые выстрелы, прерывая лай собак.
   Тягунов с интересом посмотрел на этого молодца. Вон как покрикивает на старших офицеров. Кто он - штатский, простой егерь?
   Но так ничего и не спросил о нем генерал. Он был признателен ему за то упоение, которое только что испытал. Хотя самое "упоительное" было впереди.
   Потом была сауна с переходом в русскую баню с веничками и обжигающим паром. И опять этот молодчик оказался на высоте.
   Уж как он хлестал распаренные телеса московских начальничков! Будто отыгрывался на них за всех подчиненных, кои когда-либо мечтали вот так "утюжить" своих отцов-командиров.
   А те только блаженно охали и требовали наддать еще и еще, как женщина, которой повезло с любовником.
   И опять вопрос: кто он такой? В бане - все принцы. Ни тебе погон, ни тебе документов. Все в форме Адама.
   А интерес к личности молодчика нарастает...
   После баньки, известное дело, пожалте к столу. Чем Бог послал. А на сегодня Бог послал много чего, все больше скоромного, что только в московских ресторанах и увидишь. А главное - разносили эту снедь пригожие молодки крутого замеса в соблазнительных халатиках, потяни за поясок - сами распахнутся.
   И опять помалкивает строгий председатель комиссии, хотя понимает, к чему все идет. Сам распорядитель, как и все присутствующие, сидит распаренный, завернутый в простыню, угощает... А на столе-то, на столе! Куда там московским ресторациям! Дымящаяся кабанятина, недавно еще бегавшая и сейчас издающая такие ароматы. А уж здешние грибочки плюс мочености-солености-копчености... И все несут румяные молодки, коим уже запросто можно, после третьей-четвертой рюмашки, положить руку пониже талии.
   Ну чего душе угодно - все есть!
   Потом оказывается все, да не совсем. Ибо наш распорядитель уже достает откуда-то гитару, и проснувшийся захмелевший было старенький "батя" просит:
   - Давай, Сережа, мою любимую! Знаете, как он поет? Ко мне в полк прибыл прямо из консерватории этой, а после прямо из аэропорта, когда дембель пришел, ко мне снова прибежал - не могу, говорит, жить без полка!
   Гости переглянулись. Да уж настолько все набрались да расчувствовались, что больше вопросов по поводу статуса тамады ни у кого не возникало. Больше того, как запел он своим проникающим до самых печенок голосом: "Ой, мороз, мороз..." - многие прослезились, стали подпевать, а когда спел, полезли к нему целоваться-обниматься. Ну уважил так уважил!
   Даже сам генерал Тягунов не удержался и выпил с Сережей на брудершафт. И другие члены высокой комиссии решили не отставать от начальства. Все потянулись к нему, расплескивая из своих рюмашек.
   А Тягунов, которому Сережа уже как родной стал, начал показывать ему свои семейные фотографии, которые достал из бумажника.
   Вот это его сын, только что закончил училище, лучший курсант. А это его молодая жена, только что поженились, на сочинском пляже, куда ездили отдыхать. Генерал жалуется:
   - Ведь все дороги открыты! Нет, не хочет служить при мне, ни в какую. Желает, как его дед, армейскую лямку тянуть. Романтику ему подавай. И невестка эта... Фотомодель. Капризная, своенравная и тоже строптивая, не приведи Бог.
   - А давай их ко мне! - говорит пьяненький "батя", обняв генерала за плечи. - Тут этой романтики, не говоря уж об экологии, - хоть жопой ешь! Как, Сережа, сделаем?
   И опять переглядываются гости. Всесильный он, что ли, этот Сережа?
   А он тем временем разглядывает невестку генерала на фото. В одном купальнике, стройная, улыбающаяся.
   Едва оторвался, так засмотрелся.
   - А... Да можно. Сделаем. В лучшем виде их примем...
   Все рассыпалось на глазах. Когда мне принесли акты баллистических экспертиз, я готов был провалиться сквозь пол на глазах Славы Грязнова. Ничего похожего. То есть там и там винтовка Драгунова. И схожий почерк убийства. Но сами винтовки, из которых произведены выстрелы, - разные.
   Это что же - ждать, пока снова кого-то убьют подобным образом, чтобы выявить некую закономерность? Нужно впрягаться в трудоемкую работу. Оба потерпевших были знакомы с Сергеем Горюновым. Весьма интересная деталь, но туманная. Следует прояснить ее, выяснить: отчего такое совпадение?
   А тут еще прибежал Фрязин с последними новостями с перрона Курского вокзала. Оказывается, подозреваемый, то есть жилец Марии Авксентьевны, за день до убийства Салуцкого мирно беседовал с участковым милиционером и даже предъявил ему свои документы.
   Хоть стой, хоть падай... Во-первых, Александр Борисович, спросим себя, любимого, отчего мы с маниакальной последовательностью, переходящей в шизофреническое упорство, числим этого дяденьку в подозреваемых? Чем он перед нами провинился? Что у нас есть на него, кроме пресловутой, хотя и знаменитой, интуиции?
   Я старался не смотреть в глаза Славе. А он мне как мог сочувствовал.
   - Может, допросить Горюнова? - спросил Слава. - У него вид, как будто он следующий. И не знает, где спрятаться.
   - От него не спрячешься, - угрюмо сказал я. - В толпе, среди оравы телохранителей киллер его увидит и пристрелит с колокольни Ивана Великого. Неужели непонятно?
   Грязнов пытливо посмотрел на меня.
   - Означает ли сие, что всех предполагаемых потерпевших следует передать под опеку президента? - усмехнулся Грязнов.
   - Это означает лишь то, что следует по-быстрому переговорить с Костей Меркуловым, - пожал я плечами. - Подумать, в каком направлении вести следствие. Пусть болит голова у нашего руководства.
   - Так что мне делать? - спросил бедный Володя, не вовремя высунувшийся со своими новостями насчет участкового. - Продолжать поиски свидетелей? Сделать фоторобот этого подозреваемого, жильца то есть?
   - Именно так, - сказал я.
   - Мы не можем сидеть сложа руки и ждать, пока начальство решит, в каком направлении продолжать следствие, как жить нам дальше, - назидательно произнес Слава.
   - Зачем ждать? - Я открыл сейф. Там как раз такого случая дожидалась нераспечатанная бутылка коньяка.
   Слава, ясное дело, оживился. Володя, напротив, затуманился, как красная девица.
   - Ты же не пьешь? - спросил его Слава. - Тем более на работе. Так что не жди, не стой в ожидании, пока твой начальник надерется, чтобы составить на него компромат. Иди и составляй фоторобот этого жильца по показаниям свидетелей. А когда протрезвеем, покажешь, что у тебя получилось.
   Володя посмотрел на меня, индифферентного, и вышел.
   Мы молча разлили по стаканам и выпили. Потом замерли в блаженном ожидании, пока тепло растечется по жилам.
   - Может, пощупать Горюнова? - спросил Слава. - Должны быть у него какие-то подозрения насчет убийцы. Малый явно перетрухал, хоть и помощник замминистра обороны. Убили парочку его приятелей. Общественность замерла в ожидании - кто следующий? И при всем этом все смотрят на него. Следующий именно он. В таких условиях люди соображают куда шустрее, чем обычно.
   - Более трех минут я его не выношу, - сказал я.
   - Стареем! - объяснил Слава и снова налил в стаканы. - Становимся нетерпимы к потенциальным жертвам.
   - Да кому он нужен... - отмахнулся я.
   - Плохо дело, - покачал головой Грязнов. - Раздражаемся. Озлобляемся. А я бы, кстати, не спешил отметать эту версию. Ой, не спешил бы.
   - Что-то непонятное, - вздохнул я. - Стреляет как профессионал высшей пробы, а ведет себя непредсказуемо, как новичок. Если верна эта версия.
   - И это означает... - поднял Слава указательный палец. - Что?
   Мы переглянулись.
   - Что его специально не готовили, - сказал я. - Просто очень хороший стрелок. И только.
   - Значит, инструктировать его было некому, - добавил Слава.
   - Одинокий волк? - спросил я.
   Мы уже не отрываясь смотрели друг на друга.
   - Черт его знает! Словом, не киллер в прямом смысле этого слова. Тот бы себя так не повел, - заключил Слава. - Ну, еще по одной?
   - Потолкуй с Горюновым, - сказал я, после того как мы выпили. - Что-то там не так. Прибежал ко мне искать защиты, представляешь? Хотя его шеф мог бы выделить ему в охрану целый батальон спецназа.
   - Есть чем гордиться, - хмыкнул Слава. - Значит, до сих пор производим впечатление, пусть даже обманчивое.
   В это время зазвонил телефон. Я мельком взглянул на себя в зеркало, машинально поправил то, что называю прической, как если бы абонент мог меня увидеть, и только после этого снял трубку. Не дай Бог, Костя Меркулов! Как всегда не вовремя...
   Но это был не он. Это был давешний портье из гостиницы "Мир" по фамилии Бычков.
   - Я кое-что вспомнил, - сказал он. - Может, это и пустяк... Но вы сами сказали, чтобы я вспомнил все, что покажется странным.
   - Ну-ну, - сказал я, подмигнув Славе. Мол, еще один чайник на проводе.
   - Знаете, все спешили, метались, переговаривались, когда это произошло. А один человек... кстати, я его больше не видел, вел себя не как все.
   - А в чем это выражалось? - поинтересовался я. - Может, он был просто пьян?
   - Пьяных я вижу сразу, - сказал Бычков. - Этот... как вам сказать... тоже шел на выход, чтобы посмотреть вместе со всеми... Но как будто это мало его интересовало. Шел не спеша, поглядывая на себя в зеркало. Как, мол, выглядит. Все спешили, обгоняли его или, наоборот, спешили назад в гостиницу. Оживленно друг другу рассказывали. Хватались за головы...
   - Понятно, - сказал я. - Потом вы его видели? На другой день, к примеру.
   - К сожалению, не запомнил. Не до того было, понимаете. Вы будете смеяться, мол, начитался детективов. Но даже тогда, в этой суматохе и толчее, он показался...
   - Не как все, - подсказал я.
   - Именно так. Вы же сами просили рассказать, если вспомню что-нибудь необычное.
   - Так-так. И какой же он был? Что необычного?
   - Пожалуй, он выделялся ростом. Был высок, хотел я сказать.
   - Как здоровье швейцара, кстати говоря? - спросил я, переглянувшись со Славой.
   - Швейцара? - переспросил Бычков.
   - Ну да, вы говорили, что у него температура.
   - Завтра обещал выйти. Вы думаете, он что-нибудь знает?
   - Ничего я не думаю, - зевнул я прямо в трубку. - Вы говорили, что человек болен. Вот я и хотел узнать, как его самочувствие. И спасибо за звонок.
   - Кажется, я только зря отнял у вас время, - произнес он извиняющимся тоном.
   - Отнюдь, - сказал я. - Наоборот, ваши сведения очень важны, сейчас я подошлю в гостиницу своего помощника, он запишет ваши показания.
   - Он обратил на него внимание, поскольку клиент был высокого роста? спросил Слава, едва я положил трубку.
   - Вроде того... Старичок, тебе не кажется, что слишком много в этой истории косвенного, случайного, необязательного, а? Как никогда.
   - Высокий рост, - продолжал он. - Хоть это совпадает. Плюс непрофессиональное поведение при высокопрофессиональной стрельбе.
   Я вызвал к себе в кабинет следователя Могилинца, члена моей бригады, и попросил его съездить в гостиницу допросить Бычкова.
   - Что-то Костя давно не звонил, - сказал я. - Сидишь тут, как на чемоданах, тебя уже, возможно, отстранили, а ты еще о чем-то размышляешь...
   - Позвони ему сам, - сказал Слава. - Стесняешься, что ли? И все как есть скажи. Или мы работаем, или отдыхаем! Пусть скажет.
   - Сам, поди, ждет, что и как, - сказал я. - Значит, что мы имеем? Рост - высокий, меткость - еще выше. Может, это олимпийский чемпион по стрельбе, которого позабыли-позабросили, а он в отместку подался в криминальные структуры?
   - Вот ты бы туда подался, будучи олимпийским чемпионом? - спросил Слава.
   - Разве что от скуки, - пожал я плечами. - Но ты мне не ответил.
   - А что тут отвечать? - развел он руками. - Сам сказал, хотя тебя еще не отстранили, - непрофессиональное поведение при профессиональной стрельбе. Или это мои слова? А структуры бы это не допустили.
   - Есть еще вариант, - сказал я. - Использовали и ликвидировали. Потом ликвидировали того, кто ликвидировал. Черт знает что...
   - Это они сделали бы сразу после убийства Салуцкого, - серьезно и трезво сказал Слава. - Помнишь, я о деле Звонарева рассказывал?
   - А может, им понравилось, - настаивал я. - Здорово у него с банкиром вышло. Решили еще попробовать. Стрелок-то какой!
   - Все понял, - сказал Слава, придвигая к себе лист бумаги. - Значит, надо выяснить в Федерации стрелкового спорта, кто бы это мог быть. Что еще?
   - Не забудь про рост, - подсказал я. - И узнай по моргам, не попадался ли им мужчина высокого роста, убитый в последний день-два. Тут могут по-всякому, но наверняка - пырнуть, удавить, отравить.
   - Тоже не просто, - вздохнул Слава. - Любой киллер, когда берется за столь ответственное дело, подозревает, что от него захотят избавиться. И потому всегда начеку. Но если что-то подходящее есть - молодой, высокий, сухой, загорелый... так? Сравним с фотороботом, если он получится.
   - Здорово начинаешь соображать, - сказал я. - Ну а еще какие-нибудь светлые мысли приходят в твою голову?
   - Мои сосуды расширились настолько, - сказал Слава, - что я уже перестаю понимать, зачем нам все это надо. Пусть "старший брат" возьмет это на себя.
   - Они висяков не любят, - сказал я.
   - А кто их любит? - заскучал Слава. - Только желтая пресса.
   - Может, сами позвоним Косте? - спросил я. - Так, мол, и так. Сидим, как мокрые вороны под дождем критики средств массовой информации, и обтекаем.
   - Мне, кстати, уже звонили из известных тебе газет, - сказал Слава. Такие радостные. Как же, еще одно заказное убийство, которое нашим славным органам не по зубам.
   - Пошли они... - сказал я.
   - Они-то пойдут. И просить не придется. А нам что дальше делать? снова занудил Слава.
   - Так звонить или не звонить? - снова спросил я.
   - Сначала пожуй что-нибудь, - ответил Слава. - Он запах через трубку распознает. И почти всегда угадывает.
   - У меня не угадает, - сказал я, набирая номер.
   Костя был на месте. Сразу снял трубку, будто ждал моего звонка.
   - Чего-нибудь нашли? - спросил он вместо приветствия.
   - Кого-нибудь еще замочили? - ответил я вопросом на вопрос. И почти явственно увидел, как он сморщился. Не от запаха, нет, который, согласно уверениям Грязнова, передается по проводам.
   - Еще нет, - сказал он. - Но что-то в воздухе накапливается. Многие звонят, интересуются, как идет следствие. А вы, значит, тем временем бражничаете...
   - Кто звонит? - спросил я. - Банкиры? Финансовые воротилы?
   - И те и другие. Включая пресс-атташе. Тебе фамилии нужны?
   - Значит, рыльце у них в пуху... - сказал я. - А мы вот тут с известным тебе сыщиком Грязновым поправляем здоровье и недоумеваем, почему нас до сих пор еще не отстранили за профнепригодность.
   - Это за нами не заржавеет! - в тон мне ответил Костя. - Фоторобот готов? Насчет баллистической экспертизы я уже слышал. А фоторобот?
   Откуда он взял, что мы его готовим? Ведь слова не сказал на этот счет. Мы переглянулись с Грязновым. Он округлил глаза. Что означало: сам впервые об этом слышит, хотя вряд ли он знал, о чем речь.
   - Все будет в порядке. Только вот знать бы точно - убийца ли жилец одной старушки или ко всему этому отношения не имеет.
   - Займись этим сам, - жестко сказал Костя. - Эта история на контроле у генерального. Ты понял?
   Мы поняли. Иначе и быть не могло. Все встали на уши. Косте нужны не формальности, мол, стараемся, фоторобот готовим. Последнее убийство получило слишком скандальную огласку. Пресс-секретаря вице-премьера подстрелили прямо на территории "Белого дома". Это что ж дальше будет? закатывали глаза популярные телеведущие.
   А мы тут бражничаем.
   - Намек понял, - сказал я Косте.
   Слава глядел на меня.
   - Поехали! - сказал я ему, положив трубку. - Нас бросили прямо в водоворот событий, не нами развязанных, теперь будут спорить: выплывем или нет.
   Он смиренно кивнул, чувствуя себя виноватым.
   - Поехали, - согласился он, с трудом поднявшись из-за стола. - Только куда?
   - Пока не знаю. Там сообразим...
   Только в дороге я сообразил, куда собрался ехать. К тому самому участковому, про которого рассказывала Фрязину старушка. Уж у него-то глаз наметанный. Уж он-то, наверное, сразу почуял недоброе.
   У кого как, а у меня образ советского участкового целиком навеян советскими фильмами про нашу доблестную милицию.
   Каково же было мое удивление, когда я встретил Володю Фрязина у порога служебной квартиры, где обитал искомый объект, совершенно грустного и потерянного.
   Он ничуть не удивился, заметив нас, и приложил палец к губам.
   Мы прислушались. Даже шумовой фон, присущий центру нашей столицы, не мог заглушить храп, доносящийся из-за двери.
   - Отдыхает человек, - сочувственно сказал Слава. - Вон как славно храпит. Можно сказать, душу выкладывает после трудового дня и двух, не меньше, стаканов "Брынцаловки".
   У Славы глаз наметанный, слух обостренный, нюх стопроцентный, как и положено опытной ищейке, поэтому я не стал перечить.
   - И давно тут стоишь? - спросил я Фрязина.
   - Да вот как от вас уехал, с тех пор и стою, - ответил он, деликатно отводя нос в сторону от начальственных запахов.
   А я, в свою очередь, подумал, что как раз хорошо, что мы с храпящим окажемся примерно в одной кондиции. Легче будет понять друг друга, что пойдет на пользу делу. И в то же время слегка позавидовал Володе как единственному трезвому участнику переговоров трех выпивших сыскарей, пытающихся составить фоторобот неизвестно кого, поскольку до сих пор нет ни малейшего свидетельства причастности этого "высокого, сухого и загорелого" к убийству двух лиц.
   - Долго мы тут будем стоять? - спросил Слава, слегка качнувшись.
   Вопрос был резонным. Мне тоже надоело смотреть, как Володя нажимает и нажимает на кнопку звонка.
   Я пнул ногой дверь. Она туго, но поддалась. Переглянувшись, мы нажали на нее. Наконец в образовавшемся просвете я увидел лежащего сотрудника милиции, издающего уже не храп, а многоэтажные выражения.
   В коридоре стояла молодая истощенная женщина с ребенком на руках, которая безучастно смотрела, как мы пытаемся вломиться в ее квартиру, в то время как ее супруг самоотверженно пытается перекрыть нам путь своим телом.
   Я не буду приводить подробности, как и какими средствами мы приводили в чувство бессмертную душу участкового, дабы потенциальный наш противник не узнал нашу методику и не воспользовался ею.
   Когда участковый Антипенко Николай Иванович окончательно пришел в себя, то оказался молодым, светловолосым старшим лейтенантом в наилегчайшей весовой категории (что и позволило нам открыть дверь, несмотря на его пассивное сопротивление).