Страница:
Хозяин побушевал и успокоился.
– Где сейчас эта его невеста? – спросил остывая.
– Они все вместе к главврачу отправились.
– Следи за ней. Остальные мне сегодня не нужны. А что этот твой санитар? Пьет? Купи ему еще пару бутылок.
Непонятный приказ. Но Воробьеву теперь раздумывать не приходилось. Тон, каким было отдано распоряжение, являлся приказным.
Путь до коммерческих палаток у метро «Сокольники» и обратно занял не более десяти минут. Затем Воробьев вызвал пожилую женщину, передал ей сверток и сказал, что это невеста умершего просила передать Василию, чтоб он сделал все как надо, заморозил там получше и прочее. Той было, видать, не впервой, она охотно приняла передачку и удалилась обратно. Зачем Хозяину потребовалось, чтоб санитар Вася ужрался до беспамятства, капитан не думал.
Главный врач обедал. Само собой разумеется, появление незваных гостей из милиции и прокуратуры его не обрадовало. Но, прервав трапезу и выслушав претензии в адрес своих сотрудников, не удосужившихся сделать элементарных анализов и вообще проявивших потрясающую халатность, в результате которой, не исключено, пострадавший и мог умереть, вынужден был хотя и с оговорками, но все же согласиться. Он тут же, не откладывая дела в долгий ящик, позвонил патологоанатому Грибову, работавшему у него в больнице по совместительству, и попросил того прибыть поскорее, чтобы произвести вскрытие и установить точные причины смерти гражданина Комарова. Словом, начальник отдела уголовного розыска местной милиции Ивасютин совсем не зря начал разговор с главврачом с упоминания имени заместителя министра внутренних дел Кашинцева, у которого, как он заметил, дело Комарова находится на личном контроле, и машина тут же завертелась.
Естественно, дожидаться результатов судебно-медицинского исследования трупа никто не стал, были у всех и другие, не менее важные дела. В общем, расстались корректно. Главврач пообещал, что сей факт станет предметом самого серьезного разговора. Лариса сказала, что должна отправиться к матери Валерия, которая живет неподалеку от метро, в пяти минутах ходьбы. Игорь предложил было свою помощь, но Лариса отказалась, заявив, что им, двоим женщинам, в настоящий момент ничья помощь пока не нужна. Продемонстрировала снова свою твердость и самостоятельность. А Игорь с начальником угро отправились в отделение милиции, чтобы поднять вчерашние протоколы задержаний и выяснить обстоятельства доставки Комарова в дежурную часть.
На всякий случай Игорь записал для памяти телефон Полины Егоровны Комаровой и адрес на Русаковской. С тем и расстались.
Парфенов поглядел еще вслед уходящей Ларисе, полюбовался ее высокой стройной фигурой, хмыкнул по поводу ее широкого, размашистого шага, от которого взметывались длинные светлые волосы и широкие полы пальто, – так ходят обычно люди гордые и уверенные в себе. Поймал легкую ухмылку Ивасютина, наблюдавшего за ним.
– Так чья, говоришь, она невеста?
– Брось, – немного даже смутился Парфенов. – Хорошая девушка.
– И к тому же определенно не из бедных… А что, губа, скажу, у тебя не дура. Ладно, шучу… Пойдем, коллега.
И – круговерть пошла по новой…
Начальнику ОВД полковнику Валуеву не было нужды объяснять, какую «бяку» подбросил ему дежуривший в последние сутки старший лейтенант Тимохин. Вызванный и привезенный «дежуркой», еще заспанный старлей выкладывал все как на духу. Да, привезли алкаша двое патрульных – капитан Воробьев и сержант Криворучко. Заблеванного до такой степени, что никаких анализов на алкоголь и проводить-то не требовалось. И еще пьяная травма. Это и врач «скорой» подтвердил. И что вряд ли жилец, тоже сказал. Чего же еще? Какие законы нарушены?
Игорь видел, что местным сыщикам работенка подвалила не самая лучшая. А что поделаешь, заместителю министра МВД не станешь ведь докладывать так, как излагает дело вот этот дежурный! Этак и без погон остаться можно. Значит, надо дело возбудить. А чтоб возбудить…
– В общем, так, – подвел как бы итоги полковник. – Мать потерпевшего проживает в нашем районе. Пусть она пишет заявление на мое имя, и на основании этого заявления возбуждаем следственное дело, которое… – Милицейский полковник поморщился, будто лимон жевал, и закончил безнадежным голосом: – Которое заведет нас неизвестно в какие дебри. Собственной шкурой чую…
Перейдя в кабинет Ивасютина, Игорь снял трубку и вынул листок с записанным телефоном Полины Егоровны Комаровой.
Ответил довольно бодрый, совсем не старческий голос:
– Это ты, Ларочка? Что ж так долго не звонила, я уже вся изволновалась!
– Простите, это не Лариса, – прервал женщину Игорь и неожиданно почувствовал, как сжало сердце. – А разве она не у вас, Полина Егоровна?
– Не-ет, – медленно проговорила женщина. – А кто со мной говорит?
– Меня зовут Игорь Васильевич Парфенов, я следователь прокуратуры Центрального округа Москвы, а Лариса, наверное, с час назад направилась к вам… Но почему тогда ее нет? Может, она домой уехала? Вы знаете ее домашний телефон?
– Знаю, конечно, – заторопилась женщина, – записывайте… А зачем она шла ко мне? Валерий наконец объявился, да?
Игорь зажал ладонью микрофон трубки и сказал Ивасютину:
– Кажется, дела совсем плохи… – И на его немой вопрос добавил: – Лариса пропала. Поднимай службу.
Кое– как закончив разговор и пообещав сейчас же перезвонить, Парфенов стал названивать Ляминым домой. Но там никто трубку не поднимал. Может быть, еще не добралась до дома. Или отправилась на работу. Да мало ли куда может пойти молодая женщина, если она еще не решилась сообщить возможной своей свекрови о смерти ее сына! Стоит ли немедленно начинать поиск и пороть горячку? Ведь засмеют же, если все окажется просто и ясно, как день…
На всякий случай, скорее для очистки совести, решили вместе с сыщиком подскочить на Русаковскую, к дому Валерия. А ну как, не дай Бог, что-нибудь откроется…
Стало уже смеркаться. Во дворе дома No 29 народу было немного. Мальчишки на роликовых коньках, несколько собачников со своими питомцами, да парочка молодых мамаш с колясками.
Расспросив гуляющих, не было ли за последний час тут, во дворе, чего-нибудь неординарного, необычного, странного, что ли, убедились: никто ничего такого не видел. Мальчишки давно катаются. Мамаши тоже катают своих малышей с час, если не больше. Никаких драк или похищений никто не наблюдал. И на том спасибо, решил Игорь и сказал Ивасютину, что все-таки поднимется к матери покойного. Тяжелые обстоятельства, но ничего иного все равно не придумаешь. А Лариса, скорее всего, не решилась, так надо понимать ее поведение.
Ивасютин тем временем, скорее по привычке доводить всякое начатое дело до конца, вышел из двора к булочной, вдоль которой вечные старики торговали всякой овощной всячиной и сигаретами. Прошелся мимо разок-другой, послушал, о чем у них разговор. Наконец одна фраза зацепила. Вполне приличная бабушка с возмущением почти крикнула соседке, такой же «сигаретчице», как сама.
– Вот ты говоришь – милиция! А где она, когда нужно? Нету ее. Это вот нас им гонять – за милую душу, а этих черных они не трогают, те им платят, чтоб не трогали…
«Это почему же – трогали не трогали?» Подошел, поинтересовался, чем недовольна, выбирая между тем сигареты. Та обрадовалась, найдя заинтересованного собеседника. Да и на милиционера Ивасютин никак не был похож, поскольку форму предпочитал не носить без крайней нужды.
– А ты, мил друг, сам погляди, чего они творят, черные-то эти, чечены разные! Это ж надо при всех девку схватить, в машину сунуть и укатить! А народ чего может?! Криком кричать? Так его никто и слушать не станет! А ты говоришь, милый…
– Что за девка? – мгновенно ухватил информацию Ивасютин. – Как выглядела?
– Дак как? А как все. В пальто длинном, светленькая. Молодая.
– А эти черные… Чечены, говоришь?
– Да кто ж их знает! Шапки у них черные, да. Схватили бедную, она даже и крикнуть не успела, и укатили, куды уж догнать-то…
– Где это произошло? – Ивасютин уже все понял. – И давно ли?
– Дак с полчаса назад, да, Матрена? – Она повернулась к соседке. – Ты еще просила десятку тебе разменять, а у меня было пять тысяч и только четыре по одной.
Соседка закивала, продолжая отсчитывать сдачу очередному своему покупателю.
– А еще чего заметила? – продолжал допытываться Ивасютин.
– Дак ты, милок, прям как тот милиционер! Чего, да где, да как?
– А я и есть, мать, милиционер, только нынче форму не надел. Показать документ? А заодно и твой проверю, хочешь?
– Дак я ж разве против? – засуетилась бабушка и полезла за кошельком. – Сколько тебе, милок? Правда, не наторговала еще, недавно стала. Или, если хочешь, вон эти возьми, что смотришь.
Покачал головой Ивасютин. Бабка приняла его за очередного сукина сына, явившегося за «данью». Он сам отсчитал ей три тысячи за пачку «Аполлона» и, закурив, сказал с укором:
– Что ж ты, старая, совсем уж разучилась людей различать?
– Дак а куды ж, – даже и не смутилась бабка, – один подойдет, другой, всем дай, а то погонят… А девку ту вон там, – она показала пальцем, – словили. На переходе. Она, значит, сюда, а они наперерез ей. И укатили. Даже и крикнуть не сумела…
– Сама-то где живешь? Вдруг в свидетели понадобишься.
– Ой, милый, да зачем же! – Она стала скидывать пачки сигарет в сумку возле ног. – Я уж лучше уйду отседа, а? Не буду тут стоять, а?
– Да чего ты перепугалась? Стой, никто тебя не гонит. Но вот сама же говоришь, украли человека, а как помочь найти, так отказываешься. Ну, разве правильно?
– Дак это мы понимаем, да боязно. Налетят еще эти, черные…
– Ладно, скажи только свой адрес и зовут как. Если надо будет, я к тебе, мать, тогда сам зайду.
Бабка сказала, он запомнил, а, отойдя к киоску, вынул блокнот и записал. Потом заглянул в окошечко палатки, торгующей исключительно всем – от алкоголя до презервативов в иностранной упаковке. Увидел продавца, разговаривающего с крупной черноволосой женщиной определенно кавказской наружности.
– Здоров, Фазиль, выгляни-ка на секундочку.
Тот вышел, запахивая дутую китайскую курточку.
– Слушаю, начальник.
Фазиль был осведомителем Ивасютина, но если б кто из его соотечественников узнал об этом, плохо пришлось бы молодому абхазцу, вышвырнутому войной из родного мандаринового края. Взял его однажды Ивасютин на мелочи, но привязал к себе крепко. А с другой стороны, кто полезет со своей «крышей» к тому, у кого менты – постоянные покупатели?…
– Ну, чего тут произошло полчаса назад? Кто и какую девку уволок? Часом не ваши?
– Честное слово, клянусь, начальник, не знаю. Шум услышал, гляжу, ментовка… ну, ваша машина, как рванет! Туда, – он показал вдоль Сокольнической слободки к парку. – Вот все, что видел.
– Так вот, бабки говорят, что из машины выскочили «черные», ну, ты понимаешь, о ком речь, в черных шапочках, какие ваши носят, схватили на переходе девушку, сунули в машину и угнали куда-то. Что скажешь по этому поводу?
– Я, начальник, честно, только одну машину видел, как у вас. С мигалкой. Но она не работала. Тут не часто машины ездят. Может, про нее? А что дэвушку схватили, нет, не видел, начальник. Пойду, а? – Он почему-то зябко передернул плечами. И снова повторил: – Честно, не видел. Ты меня знаешь, начальник.
– Ладно, иди, – отпустил Ивасютин. Он снова отправился к бабкам. – Слушайте, тетки, а вот некоторые говорят, будто машина была милицейская. Это так?
– Дак ведь как, – словно бы заюлила Анастасия Захаровна, так звали главную свидетельницу на сегодняшний день. – Оно вроде бы с полоской, а с другой стороны, опять же черные… Вот и понимай, милый… Синее сбоку вроде было… А номер кто ж запомнит?
Ивасютин увидел выходящего из двора Парфенова и махнул бабке рукой ладно, мол, с тобой все ясно. Хуже нет – менту на ментов показания давать.
– Ну как, обошлось?
– Плохо, – вздохнул Игорь, – угости сигаретой. Совсем расклеилась женщина. Думал, «скорую» придется вызывать. Одна ведь осталась. Что случится, и помочь некому… Но заявление написала. А ты узнал чего-нибудь?
– К сожалению.
Ивасютин коротко пересказал реплики бабок и киоскера, замолчал и неожиданно развел руками.
– Знаешь, кто у нее отец? – спросил Игорь, вспомнив, что еще ни разу не упоминал фамилии Ларисы. – Лямин, вице-премьер правительства России. Понимаешь, что будет, когда он всех нас, вместе взятых, раком поставит?
– Ё-моё! – только и ответил Ивасютин. – Давай бегом к начальству! Что ж ты, мать твою, сразу-то не сказал?!
И тут же их будто сдуло ветром…
Глава 8.
– Где сейчас эта его невеста? – спросил остывая.
– Они все вместе к главврачу отправились.
– Следи за ней. Остальные мне сегодня не нужны. А что этот твой санитар? Пьет? Купи ему еще пару бутылок.
Непонятный приказ. Но Воробьеву теперь раздумывать не приходилось. Тон, каким было отдано распоряжение, являлся приказным.
Путь до коммерческих палаток у метро «Сокольники» и обратно занял не более десяти минут. Затем Воробьев вызвал пожилую женщину, передал ей сверток и сказал, что это невеста умершего просила передать Василию, чтоб он сделал все как надо, заморозил там получше и прочее. Той было, видать, не впервой, она охотно приняла передачку и удалилась обратно. Зачем Хозяину потребовалось, чтоб санитар Вася ужрался до беспамятства, капитан не думал.
Главный врач обедал. Само собой разумеется, появление незваных гостей из милиции и прокуратуры его не обрадовало. Но, прервав трапезу и выслушав претензии в адрес своих сотрудников, не удосужившихся сделать элементарных анализов и вообще проявивших потрясающую халатность, в результате которой, не исключено, пострадавший и мог умереть, вынужден был хотя и с оговорками, но все же согласиться. Он тут же, не откладывая дела в долгий ящик, позвонил патологоанатому Грибову, работавшему у него в больнице по совместительству, и попросил того прибыть поскорее, чтобы произвести вскрытие и установить точные причины смерти гражданина Комарова. Словом, начальник отдела уголовного розыска местной милиции Ивасютин совсем не зря начал разговор с главврачом с упоминания имени заместителя министра внутренних дел Кашинцева, у которого, как он заметил, дело Комарова находится на личном контроле, и машина тут же завертелась.
Естественно, дожидаться результатов судебно-медицинского исследования трупа никто не стал, были у всех и другие, не менее важные дела. В общем, расстались корректно. Главврач пообещал, что сей факт станет предметом самого серьезного разговора. Лариса сказала, что должна отправиться к матери Валерия, которая живет неподалеку от метро, в пяти минутах ходьбы. Игорь предложил было свою помощь, но Лариса отказалась, заявив, что им, двоим женщинам, в настоящий момент ничья помощь пока не нужна. Продемонстрировала снова свою твердость и самостоятельность. А Игорь с начальником угро отправились в отделение милиции, чтобы поднять вчерашние протоколы задержаний и выяснить обстоятельства доставки Комарова в дежурную часть.
На всякий случай Игорь записал для памяти телефон Полины Егоровны Комаровой и адрес на Русаковской. С тем и расстались.
Парфенов поглядел еще вслед уходящей Ларисе, полюбовался ее высокой стройной фигурой, хмыкнул по поводу ее широкого, размашистого шага, от которого взметывались длинные светлые волосы и широкие полы пальто, – так ходят обычно люди гордые и уверенные в себе. Поймал легкую ухмылку Ивасютина, наблюдавшего за ним.
– Так чья, говоришь, она невеста?
– Брось, – немного даже смутился Парфенов. – Хорошая девушка.
– И к тому же определенно не из бедных… А что, губа, скажу, у тебя не дура. Ладно, шучу… Пойдем, коллега.
И – круговерть пошла по новой…
Начальнику ОВД полковнику Валуеву не было нужды объяснять, какую «бяку» подбросил ему дежуривший в последние сутки старший лейтенант Тимохин. Вызванный и привезенный «дежуркой», еще заспанный старлей выкладывал все как на духу. Да, привезли алкаша двое патрульных – капитан Воробьев и сержант Криворучко. Заблеванного до такой степени, что никаких анализов на алкоголь и проводить-то не требовалось. И еще пьяная травма. Это и врач «скорой» подтвердил. И что вряд ли жилец, тоже сказал. Чего же еще? Какие законы нарушены?
Игорь видел, что местным сыщикам работенка подвалила не самая лучшая. А что поделаешь, заместителю министра МВД не станешь ведь докладывать так, как излагает дело вот этот дежурный! Этак и без погон остаться можно. Значит, надо дело возбудить. А чтоб возбудить…
– В общем, так, – подвел как бы итоги полковник. – Мать потерпевшего проживает в нашем районе. Пусть она пишет заявление на мое имя, и на основании этого заявления возбуждаем следственное дело, которое… – Милицейский полковник поморщился, будто лимон жевал, и закончил безнадежным голосом: – Которое заведет нас неизвестно в какие дебри. Собственной шкурой чую…
Перейдя в кабинет Ивасютина, Игорь снял трубку и вынул листок с записанным телефоном Полины Егоровны Комаровой.
Ответил довольно бодрый, совсем не старческий голос:
– Это ты, Ларочка? Что ж так долго не звонила, я уже вся изволновалась!
– Простите, это не Лариса, – прервал женщину Игорь и неожиданно почувствовал, как сжало сердце. – А разве она не у вас, Полина Егоровна?
– Не-ет, – медленно проговорила женщина. – А кто со мной говорит?
– Меня зовут Игорь Васильевич Парфенов, я следователь прокуратуры Центрального округа Москвы, а Лариса, наверное, с час назад направилась к вам… Но почему тогда ее нет? Может, она домой уехала? Вы знаете ее домашний телефон?
– Знаю, конечно, – заторопилась женщина, – записывайте… А зачем она шла ко мне? Валерий наконец объявился, да?
Игорь зажал ладонью микрофон трубки и сказал Ивасютину:
– Кажется, дела совсем плохи… – И на его немой вопрос добавил: – Лариса пропала. Поднимай службу.
Кое– как закончив разговор и пообещав сейчас же перезвонить, Парфенов стал названивать Ляминым домой. Но там никто трубку не поднимал. Может быть, еще не добралась до дома. Или отправилась на работу. Да мало ли куда может пойти молодая женщина, если она еще не решилась сообщить возможной своей свекрови о смерти ее сына! Стоит ли немедленно начинать поиск и пороть горячку? Ведь засмеют же, если все окажется просто и ясно, как день…
На всякий случай, скорее для очистки совести, решили вместе с сыщиком подскочить на Русаковскую, к дому Валерия. А ну как, не дай Бог, что-нибудь откроется…
Стало уже смеркаться. Во дворе дома No 29 народу было немного. Мальчишки на роликовых коньках, несколько собачников со своими питомцами, да парочка молодых мамаш с колясками.
Расспросив гуляющих, не было ли за последний час тут, во дворе, чего-нибудь неординарного, необычного, странного, что ли, убедились: никто ничего такого не видел. Мальчишки давно катаются. Мамаши тоже катают своих малышей с час, если не больше. Никаких драк или похищений никто не наблюдал. И на том спасибо, решил Игорь и сказал Ивасютину, что все-таки поднимется к матери покойного. Тяжелые обстоятельства, но ничего иного все равно не придумаешь. А Лариса, скорее всего, не решилась, так надо понимать ее поведение.
Ивасютин тем временем, скорее по привычке доводить всякое начатое дело до конца, вышел из двора к булочной, вдоль которой вечные старики торговали всякой овощной всячиной и сигаретами. Прошелся мимо разок-другой, послушал, о чем у них разговор. Наконец одна фраза зацепила. Вполне приличная бабушка с возмущением почти крикнула соседке, такой же «сигаретчице», как сама.
– Вот ты говоришь – милиция! А где она, когда нужно? Нету ее. Это вот нас им гонять – за милую душу, а этих черных они не трогают, те им платят, чтоб не трогали…
«Это почему же – трогали не трогали?» Подошел, поинтересовался, чем недовольна, выбирая между тем сигареты. Та обрадовалась, найдя заинтересованного собеседника. Да и на милиционера Ивасютин никак не был похож, поскольку форму предпочитал не носить без крайней нужды.
– А ты, мил друг, сам погляди, чего они творят, черные-то эти, чечены разные! Это ж надо при всех девку схватить, в машину сунуть и укатить! А народ чего может?! Криком кричать? Так его никто и слушать не станет! А ты говоришь, милый…
– Что за девка? – мгновенно ухватил информацию Ивасютин. – Как выглядела?
– Дак как? А как все. В пальто длинном, светленькая. Молодая.
– А эти черные… Чечены, говоришь?
– Да кто ж их знает! Шапки у них черные, да. Схватили бедную, она даже и крикнуть не успела, и укатили, куды уж догнать-то…
– Где это произошло? – Ивасютин уже все понял. – И давно ли?
– Дак с полчаса назад, да, Матрена? – Она повернулась к соседке. – Ты еще просила десятку тебе разменять, а у меня было пять тысяч и только четыре по одной.
Соседка закивала, продолжая отсчитывать сдачу очередному своему покупателю.
– А еще чего заметила? – продолжал допытываться Ивасютин.
– Дак ты, милок, прям как тот милиционер! Чего, да где, да как?
– А я и есть, мать, милиционер, только нынче форму не надел. Показать документ? А заодно и твой проверю, хочешь?
– Дак я ж разве против? – засуетилась бабушка и полезла за кошельком. – Сколько тебе, милок? Правда, не наторговала еще, недавно стала. Или, если хочешь, вон эти возьми, что смотришь.
Покачал головой Ивасютин. Бабка приняла его за очередного сукина сына, явившегося за «данью». Он сам отсчитал ей три тысячи за пачку «Аполлона» и, закурив, сказал с укором:
– Что ж ты, старая, совсем уж разучилась людей различать?
– Дак а куды ж, – даже и не смутилась бабка, – один подойдет, другой, всем дай, а то погонят… А девку ту вон там, – она показала пальцем, – словили. На переходе. Она, значит, сюда, а они наперерез ей. И укатили. Даже и крикнуть не сумела…
– Сама-то где живешь? Вдруг в свидетели понадобишься.
– Ой, милый, да зачем же! – Она стала скидывать пачки сигарет в сумку возле ног. – Я уж лучше уйду отседа, а? Не буду тут стоять, а?
– Да чего ты перепугалась? Стой, никто тебя не гонит. Но вот сама же говоришь, украли человека, а как помочь найти, так отказываешься. Ну, разве правильно?
– Дак это мы понимаем, да боязно. Налетят еще эти, черные…
– Ладно, скажи только свой адрес и зовут как. Если надо будет, я к тебе, мать, тогда сам зайду.
Бабка сказала, он запомнил, а, отойдя к киоску, вынул блокнот и записал. Потом заглянул в окошечко палатки, торгующей исключительно всем – от алкоголя до презервативов в иностранной упаковке. Увидел продавца, разговаривающего с крупной черноволосой женщиной определенно кавказской наружности.
– Здоров, Фазиль, выгляни-ка на секундочку.
Тот вышел, запахивая дутую китайскую курточку.
– Слушаю, начальник.
Фазиль был осведомителем Ивасютина, но если б кто из его соотечественников узнал об этом, плохо пришлось бы молодому абхазцу, вышвырнутому войной из родного мандаринового края. Взял его однажды Ивасютин на мелочи, но привязал к себе крепко. А с другой стороны, кто полезет со своей «крышей» к тому, у кого менты – постоянные покупатели?…
– Ну, чего тут произошло полчаса назад? Кто и какую девку уволок? Часом не ваши?
– Честное слово, клянусь, начальник, не знаю. Шум услышал, гляжу, ментовка… ну, ваша машина, как рванет! Туда, – он показал вдоль Сокольнической слободки к парку. – Вот все, что видел.
– Так вот, бабки говорят, что из машины выскочили «черные», ну, ты понимаешь, о ком речь, в черных шапочках, какие ваши носят, схватили на переходе девушку, сунули в машину и угнали куда-то. Что скажешь по этому поводу?
– Я, начальник, честно, только одну машину видел, как у вас. С мигалкой. Но она не работала. Тут не часто машины ездят. Может, про нее? А что дэвушку схватили, нет, не видел, начальник. Пойду, а? – Он почему-то зябко передернул плечами. И снова повторил: – Честно, не видел. Ты меня знаешь, начальник.
– Ладно, иди, – отпустил Ивасютин. Он снова отправился к бабкам. – Слушайте, тетки, а вот некоторые говорят, будто машина была милицейская. Это так?
– Дак ведь как, – словно бы заюлила Анастасия Захаровна, так звали главную свидетельницу на сегодняшний день. – Оно вроде бы с полоской, а с другой стороны, опять же черные… Вот и понимай, милый… Синее сбоку вроде было… А номер кто ж запомнит?
Ивасютин увидел выходящего из двора Парфенова и махнул бабке рукой ладно, мол, с тобой все ясно. Хуже нет – менту на ментов показания давать.
– Ну как, обошлось?
– Плохо, – вздохнул Игорь, – угости сигаретой. Совсем расклеилась женщина. Думал, «скорую» придется вызывать. Одна ведь осталась. Что случится, и помочь некому… Но заявление написала. А ты узнал чего-нибудь?
– К сожалению.
Ивасютин коротко пересказал реплики бабок и киоскера, замолчал и неожиданно развел руками.
– Знаешь, кто у нее отец? – спросил Игорь, вспомнив, что еще ни разу не упоминал фамилии Ларисы. – Лямин, вице-премьер правительства России. Понимаешь, что будет, когда он всех нас, вместе взятых, раком поставит?
– Ё-моё! – только и ответил Ивасютин. – Давай бегом к начальству! Что ж ты, мать твою, сразу-то не сказал?!
И тут же их будто сдуло ветром…
Глава 8.
Александр Борисович Турецкий благодушествовал. Он только что вернулся из Домодедова, где в течение одного дня сумел полностью насладиться общением с семьей. Нинка так обрадовалась, что не отходила от «папуленьки» буквально ни на шаг. С трудом убедил ее поспать хотя бы часок после обеда, чтобы дать возможность папуле и мамуле отвести душу друг с другом.
Скинув с себя накануне безумную остроту желания, которая нередко толкает мужчин на необдуманные действия, излишнюю жестокость в отношениях с не таким уж и слабым полом, Александр обрел как раз ту меру сексуальной зависимости, которую в нем ценила жена. Странные все-таки они, женщины, размышлял он, вытянув ноги на подлокотник дивана и лениво переключая телевизионные программы, ни одна из которых его почему-то не устраивала: сплошные разговоры. Даже в совершенно идиотских сериалах, которые начались еще до его отъезда в Германию. Так вот о женщинах… Казалось бы, все должно быть наоборот: чем сильнее страсть, чем злее мужик до этого до самого, тем… А впрочем, Ирка ведь никогда не была сильно озабочена. И он, вот уж истинно сукин сын, даже в этом малом нередко ей отказывал…
Турецкий вдруг сообразил, что, если станет казнить свою душу дальше, это дело ни к чему путному не приведет. Ну, было, так что ж теперь, в монахи подаваться?… И чтобы хоть немного утихомирить разбушевавшееся было самоуничижение, переключился на другую тему, все еще приятную во всех отношениях: стал вспоминать безумства верной супруги, которые таковыми могли казаться ей одной, нынешние школьники ее просто засмеяли бы. Но Ирка – славная.
Все– таки хвалить жену гораздо приятнее, нежели ругать себя, отстраненно подумал Турецкий, и от этой могучей философской сентенции его резко оторвал телефонный звонок.
– А если меня нет дома? – выкрикнул Турецкий в пространство свое крайнее возмущение непредвиденным вторжением в его частную жизнь. – Если я еще не вернулся от жены?!
Телефон продолжал звонить, и Александр поднялся с удобного дивана, поскольку понял, что поганый аппарат не успокоится, а так настырно мог добиваться внимания его, Турецкого, лишь один человек на свете – Костя Меркулов.
Он обреченно поднял трубку и услышал:
– Я понял, что безумно надоел тебе, – заявил Меркулов. – Но ни у меня, ни у тебя нет выхода. Семью ты посетил, я знаю…
– Костя, я никогда не верил, что ты способен обложить меня своими стукачами. Неужели я ошибался?
– Мне уже позвонила Леля и сообщила, что ты отбыл и все твои счастливы. О каких же стукачах речь?
– Извини, я не подумал.
– Вернувшись домой, ты не успел это… приложиться?
– Да вот размечтался было. Но разве ты позволишь? Ну так что за дело, из которого у нас с тобой нет выхода?
– Я жду тебя здесь, в конторе. Кстати, твой друг уже выехал.
– Так серьезно?
– Боюсь, что да…
Хорошо, что не успел раздеться: одеваться было бы мукой.
Хорошо, что на душе спокойно: всем сделал приятное и никого не обидел.
Хорошо наконец, что дома: сейчас Костя сядет на шею, попросит сделать личное одолжение, и все потечет привычным путем, на котором сплошным частоколом выстраиваются неприятности, гадости, мерзости, подлости, убийства, предательства и прочая, и прочая, что составляет материал для дальнейшей деятельности слабого человека, призванного защитить то, что другой не менее слабый человек почему-то назвал законом.
Хорошо, конечно…
Клавдия Сергеевна даже почтительно привстала, когда он быстрым шагом, не спрашивая дозволения, прошествовал в кабинет заместителя Генерального прокурора. Уже на пороге обернулся и мимолетно проявил интерес:
– Как житуха?
Секретарь Меркулова лишь неуверенно повела плечами. Он подмигнул ей: «Ух, Клавка!» – и женщина засияла. Все. Остальное – работа.
Вежливый человек, Александр Борисович поклонился всем сразу, пожал Косте руку и сел на пустой стул рядом с ним, «по праву руку». В кабинете собралась приличная команда, были среди приглашенных и незнакомые Турецкому люди.
– Прошу, товарищи, – старомодно обратился к присутствующим Меркулов, – кто незнаком – Александр Борисович Турецкий.
Все закивали, а Грязнов, приложив два пальца к «пустой» голове, добавил:
– Очень приятно познакомиться, – и даже не улыбнулся, нахал.
– Продолжим, – сказал Костя. – Два слова для вновь прибывшего…
Эти два слова говорились минут десять.
Час с небольшим назад Генеральному прокурору позвонил вице-премьер Лямин, но Генеральный, поняв, о чем пойдет речь, быстренько переключил Аркадия Юрьевича на Меркулова. Чтоб не играть, так сказать, в испорченный телефон. Из первых уст – оно и лучше. Словом, похоже, похищена дочь вице-премьера.
Резонно было бы предполагать, что это – обычный «наезд», имеющий целью заполучить крупный выкуп, и, разумеется, в баксах. Тогда здесь предпочтение следовало бы отдать РУОПу, поскольку его епархия. Но все дело, как объяснил, не вдаваясь в детали, о коих знал, вице-премьер, заключалось в том, что на службе, где трудилась эта, уже взрослая, дочь Лямина, по ее словам, творились какие-то антигосударственные вещи, то есть процветал откровенный криминал. Какой именно, вице-премьер объяснить не мог, потому что раз от разу откладывал, ввиду собственной занятости, откровенный разговор с дочерью. Место ее работы, кстати, Российская государственная библиотека. «Бывшая имени Ленина», – добавил Костя уже для полных дураков. Но согласно кивнул лишь один человек – начальник следственного управления Генпрокуратуры госсоветник третьего класса Казанский. Заметив беглые улыбки злодеев-асов следствия и сыска, Меркулов хмуро свел брови, как бы призывая не отвлекаться на досадные мелочи.
После первого и, мягко выражаясь, не очень вразумительного разговора с вице-премьером Меркулов дал команду Казанскому срочно поднять все имеющиеся в прокуратурах всех уровней проверочные материалы по этой библиотеке. Выяснилась поразительная вещь: за последнюю неделю-полторы при странных обстоятельствах погибло несколько сотрудников библиотеки. Причем по одному факту дело скоропалительно прекращено, по другому только что возбуждено, по третьему – висит нераскрытым и, видимо, так висеть и будет, а сегодня уже четвертый криминальный случай. Говорят, возбудить уголовное дело просто не успели.
В связи с вышеизложенным генеральный прокурор приказал создать оперативно-следственную группу, обеспечить ее необходимыми кадрами, что поручается Казанскому, и назначить руководителем группы старшего следователя по особо важным делам при Генпрокуратуре Российской Федерации Александра Борисовича Турецкого. И, как говорится, Бог в помощь, Саня…
Поэтому же он, Меркулов, счел необходимым пригласить на совещание следователей и оперативных работников, принимавших участие в расследовании указанных дел, а также затребовал все материалы по ним. «Вот почему некоторые мне незнакомы», – отметил при себя Турецкий. Все без исключения дела по библиотеке и ее сотрудникам передаются руководителю группы, ему же поручено произвести качественное следствие в кратчайший срок для установления всех обстоятельств дел и виновных в совершении убийств и иных преступлений.
Прежде чем перейти к конкретному обсуждению, Меркулов поинтересовался, имеются ли у присутствующих вопросы. Поднялся Игорь Парфенов, который почему-то смотрел на Турецкого, хотя обращался к Меркулову. Александр ободряюще кивнул ему, вспомнив недавнюю встречу на Таганке.
А Парфенов неожиданно изложил такие факты и обстоятельства, которые даже у опытных сотрудников прокуратуры и сыска вызвали обостренную реакцию. Причем обозначил он только факты, не комментируя их. И закончил краткий доклад сообщением, что пятый покойник должен быть также отнесен к числу означенных криминальных жертв, поскольку, по имеющимся сведениям, в министерстве культуры рассматривался вопрос о включении главного специалиста министерства Комарова в комиссию, которая должна была провести ревизию особых четырехсот пятидесяти единиц хранения в фондах рукописей и раритетов. Собственно, предыдущая комиссия уже инспектировала библиотеку, но отдача ее не соответствовала требованиям министерства.
Игорь просто повторил то, что сказала ему Лариса, не ссылаясь на нее. А то ведь как бывает? Кто сообщил? А где этот человек? Иди проверь сперва.
Вскрылся, продолжал он, и еще ряд конкретных обстоятельств, которые, по его мнению, следовало бы довести до сведения руководителя группы, образованной для распутывания этого дела.
Взглядом спросив разрешения у Меркулова, Турецкий кивнул:
– Хорошо, Игорь. После совещания задержись.
– Вы разве знакомы? – негромко спросил Костя.
– Ага. Позавчера виделись.
– Это когда же? – нахмурился Меркулов. Александр видел, как в голове у Кости прокручиваются недоуменные вопросы.
– Не пудри себе мозги, – шепнул с улыбкой Александр. – Мы встретились как раз возле трупа этой Красницкой. Нечаянно, конечно. И Славка там тоже оказался. Так что я частично уже в курсе.
– Но когда ж ты успел? И зачем? – уже окончательно изумился Меркулов, да так громко, что говоривший Парфенов замолчал, а остальные обернулись к заместителю генерального прокурора, полагая, что его слова их тоже касаются.
Турецкий махнул ладонью, мол, не отвлекайтесь, а Косте буквально прошептал на ухо:
– Может, ты ко мне еще и няньку приставишь? У бабы был. На именинах. Кстати, пил водку в компании с новым замминистра МВД Кашинцевым, который, полагаю, и науськал на тебя этого Лямина… Слушай, Костя, на хрен мне эта говорильня? Раз уж ты мне поручил, дай я оставлю тех, кто мне нужен, а остальных гони, к чертовой матери. Особенно этого «индюка» Долгачева, ни одному слову которого верить нельзя.
Костя взглянул в лежащий перед ним список, посмотрел на примолкшего Парфенова и сказал:
– Вы закончили, Игорь Васильевич? Спасибо, садитесь. Прошу вас, э-э… господа, все остальные вопросы – к Турецкому. Александр Борисович, ваше слово.
Турецкий подвинул к себе список присутствующих, просмотрел его и сказал:
– Попрошу остаться… Парфенова, Артюшу, так? Логунова, вас, Вячеслав Иванович, вместе с Саватеевым, – иезуитски улыбнулся Грязнову. – Еще Ивасютин и… Греков. Все, подчеркиваю, дела ко мне на стол. Остальных благодарю за внимание. Свободны.
Поднялся Долгачев, недовольно оглядел собрание и пробасил:
– Константин Дмитриевич, я… некоторым образом…
– Да, разумеется, Василий Васильевич, вы останьтесь, поговорим. До свиданья, господа.
– Костя, – негромко сказал Турецкий. – Только без меня. И еще вопрос: почему нет Федотовой?
– А она тебе зачем?
– Для более тесной и продуктивной связи с генералом Кашинцевым. Такой вариант устраивает?
– Ну и ну! – развел руками Костя.
– Вот так-то, моралист. Э, да ты в детство ударился! – Он увидел на столе молодежную газету. – Неужто сподобился наконец?
– Ты прочитай. Мы уже успели обсудить. Тебе тоже будет интересно.
– Успел уже, вот молодец парень, а я сомневался, – спокойно сказал Турецкий, засовывая газету в карман.
Костя замер в изумлении.
Разместились в кабинете Турецкого. Улыбающаяся Клавдия Сергеевна принесла по просьбе Александра всем по чашке свежезаваренного чая.
– Так, господа хорошие, начнем по порядку. Вам слово, Петр Николаевич. Извините, старший следователь Греков ведет дело о самоубийстве Калошина. Слушаем, в каком состоянии.
– Уже дважды рекомендовано прекратить. Им вроде все ясно: пьянка, самострел. На рукояти «макарова» следы пальцев Калошина. Других следов нет.
– Почему ж не прекращено? Чего ждете?
– Жду третьего втыка, – усмехнулся Греков.
– Понятно. Посмотрим. Включаю вас в свою группу. Вашему прокурору сообщим об этом. Следующий у нас Олег Афанасьевич Артюша. Дело об убийстве Штерн, оно объединено с делом об убийстве Голубева. Прекращено? Почему? Вопрос, кстати, и к вам, Борис Петрович, – повернулся Турецкий к начальнику следственного отдела УВД на метрополитене Логунову.
– Позвольте тогда мне, Александр Борисович, – сказал Логунов. – Оба эти преступления произошли в один день. Точнее, в один вечер. Наш следователь, занимавшийся убийством Штерн, допустил, э-э… оплошность, халатность, так сказать, на что ему было строго указано. Ну-у, одним словом, была подвергнута опасности жизнь свидетеля, видевшего убийцу. Мы успели провести некоторые мероприятия, в результате которых собирались перехватить этого убийцу. Но он был застрелен возле дома нашего свидетеля при оказании сопротивления двумя гаишниками. Собственно, они не гаишники, это я так, по старой памяти. Оба из отдельного батальона дорожно-патрульной службы.
Скинув с себя накануне безумную остроту желания, которая нередко толкает мужчин на необдуманные действия, излишнюю жестокость в отношениях с не таким уж и слабым полом, Александр обрел как раз ту меру сексуальной зависимости, которую в нем ценила жена. Странные все-таки они, женщины, размышлял он, вытянув ноги на подлокотник дивана и лениво переключая телевизионные программы, ни одна из которых его почему-то не устраивала: сплошные разговоры. Даже в совершенно идиотских сериалах, которые начались еще до его отъезда в Германию. Так вот о женщинах… Казалось бы, все должно быть наоборот: чем сильнее страсть, чем злее мужик до этого до самого, тем… А впрочем, Ирка ведь никогда не была сильно озабочена. И он, вот уж истинно сукин сын, даже в этом малом нередко ей отказывал…
Турецкий вдруг сообразил, что, если станет казнить свою душу дальше, это дело ни к чему путному не приведет. Ну, было, так что ж теперь, в монахи подаваться?… И чтобы хоть немного утихомирить разбушевавшееся было самоуничижение, переключился на другую тему, все еще приятную во всех отношениях: стал вспоминать безумства верной супруги, которые таковыми могли казаться ей одной, нынешние школьники ее просто засмеяли бы. Но Ирка – славная.
Все– таки хвалить жену гораздо приятнее, нежели ругать себя, отстраненно подумал Турецкий, и от этой могучей философской сентенции его резко оторвал телефонный звонок.
– А если меня нет дома? – выкрикнул Турецкий в пространство свое крайнее возмущение непредвиденным вторжением в его частную жизнь. – Если я еще не вернулся от жены?!
Телефон продолжал звонить, и Александр поднялся с удобного дивана, поскольку понял, что поганый аппарат не успокоится, а так настырно мог добиваться внимания его, Турецкого, лишь один человек на свете – Костя Меркулов.
Он обреченно поднял трубку и услышал:
– Я понял, что безумно надоел тебе, – заявил Меркулов. – Но ни у меня, ни у тебя нет выхода. Семью ты посетил, я знаю…
– Костя, я никогда не верил, что ты способен обложить меня своими стукачами. Неужели я ошибался?
– Мне уже позвонила Леля и сообщила, что ты отбыл и все твои счастливы. О каких же стукачах речь?
– Извини, я не подумал.
– Вернувшись домой, ты не успел это… приложиться?
– Да вот размечтался было. Но разве ты позволишь? Ну так что за дело, из которого у нас с тобой нет выхода?
– Я жду тебя здесь, в конторе. Кстати, твой друг уже выехал.
– Так серьезно?
– Боюсь, что да…
Хорошо, что не успел раздеться: одеваться было бы мукой.
Хорошо, что на душе спокойно: всем сделал приятное и никого не обидел.
Хорошо наконец, что дома: сейчас Костя сядет на шею, попросит сделать личное одолжение, и все потечет привычным путем, на котором сплошным частоколом выстраиваются неприятности, гадости, мерзости, подлости, убийства, предательства и прочая, и прочая, что составляет материал для дальнейшей деятельности слабого человека, призванного защитить то, что другой не менее слабый человек почему-то назвал законом.
Хорошо, конечно…
Клавдия Сергеевна даже почтительно привстала, когда он быстрым шагом, не спрашивая дозволения, прошествовал в кабинет заместителя Генерального прокурора. Уже на пороге обернулся и мимолетно проявил интерес:
– Как житуха?
Секретарь Меркулова лишь неуверенно повела плечами. Он подмигнул ей: «Ух, Клавка!» – и женщина засияла. Все. Остальное – работа.
Вежливый человек, Александр Борисович поклонился всем сразу, пожал Косте руку и сел на пустой стул рядом с ним, «по праву руку». В кабинете собралась приличная команда, были среди приглашенных и незнакомые Турецкому люди.
– Прошу, товарищи, – старомодно обратился к присутствующим Меркулов, – кто незнаком – Александр Борисович Турецкий.
Все закивали, а Грязнов, приложив два пальца к «пустой» голове, добавил:
– Очень приятно познакомиться, – и даже не улыбнулся, нахал.
– Продолжим, – сказал Костя. – Два слова для вновь прибывшего…
Эти два слова говорились минут десять.
Час с небольшим назад Генеральному прокурору позвонил вице-премьер Лямин, но Генеральный, поняв, о чем пойдет речь, быстренько переключил Аркадия Юрьевича на Меркулова. Чтоб не играть, так сказать, в испорченный телефон. Из первых уст – оно и лучше. Словом, похоже, похищена дочь вице-премьера.
Резонно было бы предполагать, что это – обычный «наезд», имеющий целью заполучить крупный выкуп, и, разумеется, в баксах. Тогда здесь предпочтение следовало бы отдать РУОПу, поскольку его епархия. Но все дело, как объяснил, не вдаваясь в детали, о коих знал, вице-премьер, заключалось в том, что на службе, где трудилась эта, уже взрослая, дочь Лямина, по ее словам, творились какие-то антигосударственные вещи, то есть процветал откровенный криминал. Какой именно, вице-премьер объяснить не мог, потому что раз от разу откладывал, ввиду собственной занятости, откровенный разговор с дочерью. Место ее работы, кстати, Российская государственная библиотека. «Бывшая имени Ленина», – добавил Костя уже для полных дураков. Но согласно кивнул лишь один человек – начальник следственного управления Генпрокуратуры госсоветник третьего класса Казанский. Заметив беглые улыбки злодеев-асов следствия и сыска, Меркулов хмуро свел брови, как бы призывая не отвлекаться на досадные мелочи.
После первого и, мягко выражаясь, не очень вразумительного разговора с вице-премьером Меркулов дал команду Казанскому срочно поднять все имеющиеся в прокуратурах всех уровней проверочные материалы по этой библиотеке. Выяснилась поразительная вещь: за последнюю неделю-полторы при странных обстоятельствах погибло несколько сотрудников библиотеки. Причем по одному факту дело скоропалительно прекращено, по другому только что возбуждено, по третьему – висит нераскрытым и, видимо, так висеть и будет, а сегодня уже четвертый криминальный случай. Говорят, возбудить уголовное дело просто не успели.
В связи с вышеизложенным генеральный прокурор приказал создать оперативно-следственную группу, обеспечить ее необходимыми кадрами, что поручается Казанскому, и назначить руководителем группы старшего следователя по особо важным делам при Генпрокуратуре Российской Федерации Александра Борисовича Турецкого. И, как говорится, Бог в помощь, Саня…
Поэтому же он, Меркулов, счел необходимым пригласить на совещание следователей и оперативных работников, принимавших участие в расследовании указанных дел, а также затребовал все материалы по ним. «Вот почему некоторые мне незнакомы», – отметил при себя Турецкий. Все без исключения дела по библиотеке и ее сотрудникам передаются руководителю группы, ему же поручено произвести качественное следствие в кратчайший срок для установления всех обстоятельств дел и виновных в совершении убийств и иных преступлений.
Прежде чем перейти к конкретному обсуждению, Меркулов поинтересовался, имеются ли у присутствующих вопросы. Поднялся Игорь Парфенов, который почему-то смотрел на Турецкого, хотя обращался к Меркулову. Александр ободряюще кивнул ему, вспомнив недавнюю встречу на Таганке.
А Парфенов неожиданно изложил такие факты и обстоятельства, которые даже у опытных сотрудников прокуратуры и сыска вызвали обостренную реакцию. Причем обозначил он только факты, не комментируя их. И закончил краткий доклад сообщением, что пятый покойник должен быть также отнесен к числу означенных криминальных жертв, поскольку, по имеющимся сведениям, в министерстве культуры рассматривался вопрос о включении главного специалиста министерства Комарова в комиссию, которая должна была провести ревизию особых четырехсот пятидесяти единиц хранения в фондах рукописей и раритетов. Собственно, предыдущая комиссия уже инспектировала библиотеку, но отдача ее не соответствовала требованиям министерства.
Игорь просто повторил то, что сказала ему Лариса, не ссылаясь на нее. А то ведь как бывает? Кто сообщил? А где этот человек? Иди проверь сперва.
Вскрылся, продолжал он, и еще ряд конкретных обстоятельств, которые, по его мнению, следовало бы довести до сведения руководителя группы, образованной для распутывания этого дела.
Взглядом спросив разрешения у Меркулова, Турецкий кивнул:
– Хорошо, Игорь. После совещания задержись.
– Вы разве знакомы? – негромко спросил Костя.
– Ага. Позавчера виделись.
– Это когда же? – нахмурился Меркулов. Александр видел, как в голове у Кости прокручиваются недоуменные вопросы.
– Не пудри себе мозги, – шепнул с улыбкой Александр. – Мы встретились как раз возле трупа этой Красницкой. Нечаянно, конечно. И Славка там тоже оказался. Так что я частично уже в курсе.
– Но когда ж ты успел? И зачем? – уже окончательно изумился Меркулов, да так громко, что говоривший Парфенов замолчал, а остальные обернулись к заместителю генерального прокурора, полагая, что его слова их тоже касаются.
Турецкий махнул ладонью, мол, не отвлекайтесь, а Косте буквально прошептал на ухо:
– Может, ты ко мне еще и няньку приставишь? У бабы был. На именинах. Кстати, пил водку в компании с новым замминистра МВД Кашинцевым, который, полагаю, и науськал на тебя этого Лямина… Слушай, Костя, на хрен мне эта говорильня? Раз уж ты мне поручил, дай я оставлю тех, кто мне нужен, а остальных гони, к чертовой матери. Особенно этого «индюка» Долгачева, ни одному слову которого верить нельзя.
Костя взглянул в лежащий перед ним список, посмотрел на примолкшего Парфенова и сказал:
– Вы закончили, Игорь Васильевич? Спасибо, садитесь. Прошу вас, э-э… господа, все остальные вопросы – к Турецкому. Александр Борисович, ваше слово.
Турецкий подвинул к себе список присутствующих, просмотрел его и сказал:
– Попрошу остаться… Парфенова, Артюшу, так? Логунова, вас, Вячеслав Иванович, вместе с Саватеевым, – иезуитски улыбнулся Грязнову. – Еще Ивасютин и… Греков. Все, подчеркиваю, дела ко мне на стол. Остальных благодарю за внимание. Свободны.
Поднялся Долгачев, недовольно оглядел собрание и пробасил:
– Константин Дмитриевич, я… некоторым образом…
– Да, разумеется, Василий Васильевич, вы останьтесь, поговорим. До свиданья, господа.
– Костя, – негромко сказал Турецкий. – Только без меня. И еще вопрос: почему нет Федотовой?
– А она тебе зачем?
– Для более тесной и продуктивной связи с генералом Кашинцевым. Такой вариант устраивает?
– Ну и ну! – развел руками Костя.
– Вот так-то, моралист. Э, да ты в детство ударился! – Он увидел на столе молодежную газету. – Неужто сподобился наконец?
– Ты прочитай. Мы уже успели обсудить. Тебе тоже будет интересно.
– Успел уже, вот молодец парень, а я сомневался, – спокойно сказал Турецкий, засовывая газету в карман.
Костя замер в изумлении.
Разместились в кабинете Турецкого. Улыбающаяся Клавдия Сергеевна принесла по просьбе Александра всем по чашке свежезаваренного чая.
– Так, господа хорошие, начнем по порядку. Вам слово, Петр Николаевич. Извините, старший следователь Греков ведет дело о самоубийстве Калошина. Слушаем, в каком состоянии.
– Уже дважды рекомендовано прекратить. Им вроде все ясно: пьянка, самострел. На рукояти «макарова» следы пальцев Калошина. Других следов нет.
– Почему ж не прекращено? Чего ждете?
– Жду третьего втыка, – усмехнулся Греков.
– Понятно. Посмотрим. Включаю вас в свою группу. Вашему прокурору сообщим об этом. Следующий у нас Олег Афанасьевич Артюша. Дело об убийстве Штерн, оно объединено с делом об убийстве Голубева. Прекращено? Почему? Вопрос, кстати, и к вам, Борис Петрович, – повернулся Турецкий к начальнику следственного отдела УВД на метрополитене Логунову.
– Позвольте тогда мне, Александр Борисович, – сказал Логунов. – Оба эти преступления произошли в один день. Точнее, в один вечер. Наш следователь, занимавшийся убийством Штерн, допустил, э-э… оплошность, халатность, так сказать, на что ему было строго указано. Ну-у, одним словом, была подвергнута опасности жизнь свидетеля, видевшего убийцу. Мы успели провести некоторые мероприятия, в результате которых собирались перехватить этого убийцу. Но он был застрелен возле дома нашего свидетеля при оказании сопротивления двумя гаишниками. Собственно, они не гаишники, это я так, по старой памяти. Оба из отдельного батальона дорожно-патрульной службы.