– Прекрасная кухня, – повторил Скилл. Он взял второй кусок мяса, поперчил и отправил в рот. – Просто прекрасная…

Тцар смотрел с изумлением, управитель недовольно задвигался на месте. Оба одновременно оглянулись на чародея. Тот сидел с побагровевшим лицом, на лбу выступили капли пота. Губы тряслись, капли пота укрупнялись на глазах, одна медленно поползла, слилась с другой, и вот уже мутная струйка побежала, огибая седую бровь.

Гадкий слизень в руке Придона исчез, теплое мясо приятно грело пальцы. Он с жадностью отправил в рот, прожевал, на него посмотрели с изумлением. Он улыбнулся, кивнул, мол, прекрасная кухня, просто прекрасная.

Только Вяземайт сидел неподвижно. Темное от солнечных лучей лицо стало серым, как гранит. Жилы на шее вздулись, Придон ощутил, как от волхва вдруг пошла волна черной испепеляющей ненависти.

Чародей вскрикнул, вскочил. Тулей поморщился.

– Что случилось? Сиди, Барвник.

– Но…

– Сиди, – рыкнул тцар.

Придон отрезал мясо, ел, причмокивал, улыбался, делая вид, что все делает с огромным удовольствием, даже с наслаждением, но в желудке было холодно от мысли, что вдруг да это мясо все же превратится в жаб и слизней уже там, внутри?

Внезапно с той стороны стола пошла волна удушливой вони. Вяземайт глубоко выдохнул, взял с блюда ломоть мяса и посмотрел в глаза чародея. Тот снова поднялся, жалкий, трясущийся, а тцар, морщась, проревел:

– Что… что это?

– Мне надо уйти, – пролепетал однорукий маг.

– Вон! – рыкнул тцар.

Барвник метнулся из-за стола в сторону двери. Стражи поспешно распахнули перед ним створки. За чародеем тянулась по воздуху зеленоватая струя, похожая на редкий расплывающийся дым. Штаны сзади промокли и сильно отвисли.

Скилл отложил недоеденный ломоть мяса прямо на стол и сказал вежливо:

– Да, было очень вкусно.

Аснерд отшвырнул недогрызенную лапку, даже выплюнул недопережеванный кусок прямо на середину стола и сказал недружелюбно:

– Да, очень. Даже очень.

А Тур, что раньше не раскрывал рта, буркнул:

– А запах, запах… Я имею в виду, от… этих блюд.

Придон ликовал молча, а Вяземайт хладнокровно наверстывал то, в чем приотстал за время поединка. Тцар хмуро смотрел, как он ловко, со знанием куявских манер перчит и солит, заворачивает в пряные листья и умело откусывает с острого края. Черево улыбнулся и тайком подмигнул артанам, а Щажард хранил бесстрастное молчание. Судя по его брезгливому лицу, ему претили эти детские стычки магов.

Тцар поинтересовался у Вяземайта:

– И долго он будет… так?

Вяземайт пожал плечами:

– Всю жизнь.

Тцар нахмурился.

– Мне он нужен. У меня это сильнейший дворцовый чародей.

– В Артании обходятся без чародеев, – сказал Скилл вежливо.

– Здесь – Куявия, – напомнил Тулей чуть суховато.

– В Артании создали топоры, – ответил Вяземайт с присущей волхвам и жрецам загадочностью, – в Куявии – щиты.

– Что это значит?

Вяземайт вежливо улыбнулся.

– Это значит, что мы многое не умеем из того, что умеете вы.

– Это верно, – согласился Тулей довольно. – Мы многое… Э-э, значит, ему придется самому, да? Как выкарабкаться?

– Вы мудры, тцар, – ответил Вяземайт с поклоном. – У нас бедная магия, да и то все наступательная. Защитной у нас почти нет. Потому я даже не пробовал защищаться от… шуточек. Я просто, просто…

Щажард впервые нарушил молчание, шевельнулся, сказал:

– Просто по-артански нанес удар в лоб. Могучий тцар, наши гости прибыли издалека. Они не простые люди, а великие герои. Это уже… известно. Потому и не прибыл наш полководец Дунай-богатырь, потому что… гм… ему уже известно. Ну, известно… Хорошо бы узнать их мнение о нашей стране, нашей обороне, наших обычаях…

Скилл взглянул на Аснерда, на Вяземайта, им говорить, но в это время наверху без скрипа отворились двери, Придон увидел полосу света со второго этажа, там появилась женщина в дорогих одеждах. Она спускалась по лестнице очень медленно, двигались только ее ноги, лицо оставалось мертвенно-неподвижным. Все повернули головы и смотрели, как она грациозно переносит себя со ступеньки на ступеньку. За нею шел человек в ослепительно белом плаще и в белой остроконечной шляпе. Только лицо выглядело чересчур смуглым. Пальцы в толстых перстнях, ладони выкрашены белой краской, дальше тонкие кисти прячутся в широких рукавах плаща.

Волосы женщины напомнили Придону родные горы после лесных пожаров, такая же остроконечная башня смугло-черных волос, золотые ленты обвили так плотно, что виден только желтый блеск. Жемчужные нити умело вплетены в волосы и спускаются к плечам. В ушах сверкают огромные серьги, что тоже вытянулись вниз, касаясь плеч. Шея укрыта в три ряда драгоценными камнями, которые переливаются всеми цветами, стреляют искорками, от них по стенам побежали цветные зайчики.

Обнаженные до самых плеч руки густо унизаны жемчужными нитями, а золотые браслеты блистают при каждом движении множеством рубиновых камней. Платье расшито красными цветами, подол тянется по мраморным ступенькам, все выглядит величественно и красиво.

Мужчина, по мнению Придона, больше походил на воина, чем на мага. Женщина произнесла глубоким красивым голосом:

– Мы видели, как выскочил Барвник. На нем… горел халат. Что-то случилось?

Тулей проворчал:

– Просто приболел. У него жар. Не волнуйся.

Женщина сказала:

– Тогда пусть побудет Горасвильд? Он может понадобиться. У вас такие гости…

Щажард опустил голову и рылся в вазе с орешками с таким видом, словно надеялся найти среди них золотой слиток. Тулей поморщился.

– Нет необходимости, – ответил он резче. – Не мешай нам!

Женщина скользнула холодным взором по артанам. Придон ощутил на обнаженной коже легкую снежную пыль. Женщина, однако, подошла к столу, но тцар поднял голову и уставился на нее тяжелым взглядом. Ее красивое бледное лицо слегка дрогнуло, в нем появилась неуверенность, на скулах проступили красные пятна. Женщина опустила пальцы на спинку стула, оглянулась на молодого спутника. Тот слегка качнул головой.

– Ну хорошо, – произнесла женщина ровным голосом, Придон ощутил в ее голосе холод стального клинка, – хорошо, беседуйте… Если понадобимся, мы с Горасвильдом будем в соседнем зале.

Она повернулась, Придон успел перехватить взгляд, полный ненависти, который она метнула на тцара. Да и артанам, свидетелям ее унижения, взгляд не сулил ничего доброго.

Когда за ними захлопнулась дверь, чересчур громко захлопнулась, тцар потер лицо широкой ладонью, он сразу стал выглядеть старше и утомленнее.

– Моя супруга, Иргильда… И маг Горасвильд, который… помогает ей в ее проблемах. Так о чем мы вели неспешную беседу?

Щажард с раздражением отбросил скорлупки, Черево вздрогнул, встал и почтительно поклонился грозному властелину.

– Великий тцар!.. – провозгласил он пропитым голосом. – Наши гости… мои гости, прости, в Куябе по торговым делам. Нашим странам пора возобновить торговлю, ибо у артан есть то, что нужно нам, а у нас немало того, что пригодилось бы им…

Тцар кивнул, без всякого удовольствия лущил орехи и выкладывал пустые скорлупки в длинную цепочку. На лбу собрались морщины, отстраненный взгляд проникал сквозь орехи, чашу и стол, уходя в глубь земли. После долгой паузы Щажард поинтересовался:

– И что наши доблестные гости заметили достойное для торговли?

Скилл ответить не успел, тцар очнулся, обвел всех взором царствующего льва, великолепно небрежным жестом отмахнулся от канцлера, как от мелкой мухи.

– Да хватит о делах! Расскажите, герои, что интересного увидели вообще? Здесь, в моей стране? У правителя глаза привыкают, многие язвы остаются незамеченными. А вы, с вашим свежим взором сынов Степи…

Скилл сказал медленно, с неспешностью, словно отвечал не сын могущественного тцара, а сам тцар могучей Артании:

– Нам знаком мир твоей страны, тцар. Нового ничего не увидели, ибо ни башен магов, ни лежбищ драконов нам не показали… Правда, мы посмотрели, как ваши лучники упражняются… Очень интересно! Нам очень понравилось. Встретили и вашего полководца, неустрашимого Дуная… Кстати, где он? Но это пустяки. Я не хочу отнимать у вас время, вы заняты очень важным делом, я сам люблю эти орехи… потому сразу скажу о главном.

Придон задержал дыхание. Вся душа тряслась и отчаянно молила брата, чтобы он сказал все правильно, чтобы тцар понял и принял.

– Говори, – обронил тцар.

Он с легкостью расколол орех двумя пальцами, лицо стало строже, а глаза – внимательнее.

– У тебя есть дочь, – сказал Скилл просто. – Ты ее любишь и бережешь больше всего на свете. У меня есть брат, вот он сидит… взгляни!.. которого я люблю и пытаюсь тоже защитить даже от падающего с дерева листочка, хотя о его голову можно разбить все скалы Куявии, ха-ха!… Я хочу, чтобы ты отдал свою дочь за моего брата. Уверен, что мой дядя, он сейчас замещает моего отца, тцара Артании, даст добро на этот брак.


Наступила мертвая тишина. Даже артане сидели не дыша, а у тцара дыхание перехватило от гнева. Лицо медленно начало наливаться кровью. Послышался хруст, из кулака посыпались измельченные в пыль орехи. Брови сдвинулись над переносицей, под сводами прогремели первые раскаты грома, молния в полумраке блеснула пока еще слабо, даже не молния, а зарница, предвестница страшной грозы.

Неожиданно подал голос Щажард.

– Тцар, – обронил он с почтительным предостережением, – ты всегда был мудр и осторожен. Потому Куявия вот уже много лет процветает, стада множатся, народ тебя славит. Ты давно уже… давно!.. не принимал быстрых решений.

Тцар метнул в его сторону лютый взгляд. Грудь оставалась вздутой, как у петуха перед мощным «кукареку», от всего могучего тела пахнуло жаром, повисла мертвая тишина. Тцар медленно выдохнул, но гнев во взоре остался, а брови как будто сцепились на переносице.

– Ты прав, – сказал он сдавленным голосом. – Быстро решают только пастухи. У них овцы… да еще коровы. А дочь тцара… это не просто молодая девушка. Это еще и выбор: с кем дружить, с кем воевать. Идите, мы ответим… через неделю.

У Придона вырвался горестный вскрик. Аснерд больно ткнул в бок кулаком. Скилл покачал головой:

– Тцар, мы собирались завтра вернуться в Артанию. Мы – сыновья тцара! Мы тоже не можем, подобно пастухам, проводить дни в праздности и глядении на плясунов!

Тцар нахмурился, сердце Придона сжалось, сейчас выгонит, но снова Щажард вклинился со своим вкрадчивым голосом:

– Идите, а я постараюсь уговорить могучего тцара решить вопрос до завтра. Если надо, соберем Совет, но… решим.

Черево все еще вздрагивал, хотя никто их не вязал, двери захлопнулись за их спинами, а стражи не пошли за ними, угрожая копьями. Глаза бера стали круглыми, как у совы. Внизу ждали носильщики, но Черево подозвал их жестом умирающего героя, те, не удивившись, взбежали по мраморным ступенькам, опустили носилки. Черево со вздохом повалился на подушки.

– Вам повезло, – сообщил он артанам. – К счастью, с ним мудрый Щажард. Он вас не любит, но всегда подсказывает тцару верные решения.

– Надеюсь, – буркнул Скилл. Он выглядел рассерженным. – Хотя решить можно было сразу. Все же ясно.

А в покоях, которые только что оставили, Тулей все еще злыми глазами смотрел на дверь, за створками которой исчезли обнаглевшие варвары. Грудь вздымалась, птицы начинали двигаться по халату, как ящерицы, а ящерицы то вылезали на самые видные места, то прятались между складками.

– Ну, – прорычал он. – Что у тебя на уме? Тебе не кажется, что они просто издеваются? Ищут повод к войне?

– Тцар, – сказал Щажард, – тцар!.. Нам в это трудно поверить, но это в самом деле так: бедные дикари рассматривают себя и свою бедную страну как ровню нам, нашей могучей и просвещенной Куявии! Этот дикарь не понимает, что он наносит тебе оскорбление. Он в самом деле уверен, что это вполне равный брак. Ведь наше сокровище, Итания, – дочь тцара, а тот молодой дикарь с лицом в шрамах – сын их степного вождя, которого тоже осмеливаются именовать тцаром!

Он говорил и говорил, голос журчал, как ручеек в саду, где тцар любит уединиться со своими думами. Напряжение незаметно улетучивалось, взамен пришел такой покой, что тцар подозрительно посмотрел на советника: не пользуется ли магией?

– И что ты советуешь? – буркнул он.

Щажард сказал настойчиво:

– Великий тцар, что ты теряешь?.. Этим дикарям все равно не получить наше сокровище. Но прямо вот так взять и отказать… чем будем отличаться от этих простых и прямых, как их стрелы, дикарей? Нет, надо убить двух зайцев одной стрелой, что значит – быть настоящим куявом!

Тцар буркнул досадливо:

– Да знаю, знаю. Это я погорячился. Давно не слышал дерзких речей. Как он осмелился?

Щажард робко улыбнулся.

– Скромность, конечно, украшает, но на хрена настоящему артанину украшения? Он говорит, что думает.

– А думает, что оказывает нам честь?

– Ну да, Ваше Величество. Это же – дети богов!

Тулей зло расхохотался, Щажард умело передразнил надменных дикарей, спросил уже без прежней ярости:

– Что у тебя на уме?

– Если нужно для дела… – начал Щажард вкрадчиво.

– То что? – спросил Тулей с подозрением.

– То я могу Вашему Величеству подерзить вдоль и поперек, чтобы вы начинали привыкать.

Тулей отмахнулся:

– Не надо. У тебя слишком злой язык. Что предлагаешь?

– Вернувшись к нашим баранам, то есть артанам, замечу вам почтительно, что жених всегда должен доказывать, что он достоин. Не так ли? Так было везде и так пребудет вовеки. Твое право проверять достоинство так, как считаешь нужным. Можно, к примеру, запросить как выкуп за невесту тысячу табунов скота… Увы, это, немыслимое для любого куява, легко сделают многие артане. Можно потребовать доказать свою силу и удаль в поединках с твоими богатырями, но… боюсь, мой повелитель, что эти братья могут выйти победителями. Ты сам их видел.

– Видел, – ответил тцар. Он зябко передернул плечами. – Звери! Да чтоб я таким отдал свою дочь…

– Вот-вот. Но можно послать за чем-то, откуда этот жених не вернется.

Тулей задумался. Он чувствовал, что Щажард к чему-то подталкивает, но мысль уже пошла пробираться через топкое болото мелочных ежедневных забот правителя великого царства, которому уже не остается времени на великие свершения…

– Есть такое, – вырвалось у него. – Есть! Волшебный меч бога Хорса! Пусть соберет его обломки и доставит мне.

Щажард кивнул. В глазах его тцар прочел тщательно скрытое удовлетворение.

– Мудро, – обронил Щажард.

– А выполнит?

– Ты мудр, тцар, – сказал Щажард и слегка поклонился. – Ты мудр и велик!.. Даже если этот дикарь сумеет выполнить хотя бы наполовину…

Оба посмотрели друг другу в глаза, оба одновременно улыбнулись, как две гиены над трупом. Даже в самых бедных домах простолюдинов вечерами любят рассказывать, что волшебный меч бога Хорса, натворивший так много бед, однажды отобрал у бога и разломал на части один маг неслыханной мощи. Многие летописи хранят описание, как этот рассвирепевший чародей, с красными, как пламя, волосами и страшными зелеными глазами, ужасный обликом и свирепый нравом, пытался уничтожить меч вообще, но есть деяния, недоступные никому на свете. Тогда чародей отломанную рукоять закопал где-то в Куявии, лезвие – в Славии, а ножны спрятал в Артании. Многие герои пытались отыскать меч и собрать воедино, но уцелевшие возвращались с пустыми руками.

– Даже, – повторил Щажард с нажимом, – если этот дикарь сумеет доставить хотя бы рукоять… или ножны! Хоть что-то, но отыщет все-таки, у тебя появится сокровище.

– Хорошо бы – отыскал, – сказал Тулей с сожалением. – Скажем, рукоять. С нее, говорят, надо начинать поиски.

– С ножен, – поправил Щажард. – Обломки меча нельзя брать в руки… это еще одно заклятие, что наложил тот маг.

– Пусть ножны, – согласился Тулей. – А потом пусть и сгинет. Второго героя послал бы за другими обломками… Ведь еще не родился герой, который сумел бы отыскать и собрать все три обломка.

– Да еще и вывезти из чужих земель! – добавил Щажард. – Ведь все наши войска, что посылались в Славию, просто исчезли, великий тцар. Мы даже не знаем, что у них… там.

Тулей звучно хлопнул в ладоши. Слуга вошел с широким подносом в руках. На этот раз в крохотных тарелочках были умело зажаренные кузнечики и сушеные личинки яблочного жука.

Щажард поморщился: как ели эти проклятые артане, как пожирали все, до чего дотягивались руки! Прежнее недоброжелательство превратилось в устойчивую злость, он сказал раздраженно:

– У них сила быков, у нас – мудрость. Что из них правит миром, видно по ребенку, что ведет быка на пастбище… или на бойню.

Тцар жевал рассеянно, глаза смотрели вдаль, взор проникал сквозь стены. Снова Артания! Предложение о торговле, столь нужное для Куявии, однако даже в нем чуется новая угроза со стороны этих кочевников, варваров, именующих себя народом Боевых Топоров. А еще – «Народом, идущим по верному пути». Им противостоят два, конечно же, подлых народа, укравших у них законное право быть единственными сынами Яфета! Рождаемость высока, все новые и новые отряды выплескиваются кипящими волнами и разбиваются либо о защиту куявов, либо бесследно исчезают в лесах Славии. Но юных героев это не страшит, не страшит.

А здесь этим дикарям… то бишь героям, конечно же, не дает продвинуться и пограбить всласть подлая страна колдунов, что раздражающе несокрушима именно в защите. Правда, эта несокрушимость достигается башнями магов высоко в горах, их мощь от подземных источников колдовской воды, потому сама Куявия никогда не переходит в наступление, не вторгается в земли Артании. Это подается как полное миролюбие Куявии, но если честно, то никакие войска куявов не выдерживают сражений в открытом поле.

Итак, неустойчивый мир… Более выгодный Куявии, Артания не только богаче неисчислимыми стадами скота, что бросается в глаза в первую очередь, но у нее и шахты богаче, там железная руда выходит прямо наверх, золотые жилы из самородков с голубиное яйцо, так что торговать с нею выгодно. К тому же торговлей удается расшатывать железную доблесть артан, внедрять у них куявскую роскошь, что обязательно смягчает звериные нравы.

А где не удается повернуть по-своему, то надо как можно дольше тянуть, откладывать, находить причины для проволочек. И всегда успех сопутствует терпеливым куявам.

– Он будет совсем сумасшедшим, – обронил Тулей, – если пойдет искать этот меч.

Щажард развел руками:

– Да, безумец. Разве я доказываю, что он разумен?.. Но, великий тцар, а разве был разумным я, когда оставил ремесло плотника, которое кормило и давало уважение односельчан, и пошел искать… незнамо что? Я сто тысяч раз мог погибнуть, околеть, замерзнуть, упасть в пропасть, подохнуть с голоду. Не говоря уже, что в лучшем случае уцелел бы и вернулся к старости обратно, позабыв мастерство плотника, и доживал бы век, кормясь подаянием?..

Тцар буркнул, морщась:

– Но тебе повезло. Ты где-то на что-то наткнулся. Теперь ты бодр, как молодой бычок, а кости твоих сверстников уже обгрызли черви. Но тебе просто повезло!

– Повезло, – согласился Щажард кротко. – Но если бы я не оставил ремесло плотника и не свершил это безумство… повезло бы мне? А ты, пресветлый тцар? Ты мог бы жить припеваючи в добре и холе в своем крохотном Червячинске. Кто тебя заставил собрать горстку сумасшедших и пойти на Куябу?.. Ведь явившийся из неведомых глубин и захвативший трон Ютигга был силен, за его спиной стояли могучие демоны. Это было безумство – выступить против самого Ютигги!

Тцар усмехнулся, расправил плечи. На миг в грузном правителе проглянул прежний отважный воин с яростными глазами и перекошенным в страшном боевом кличе ртом. Но только на миг, а нынешний тцар повозился в кресле, устраивая расплывшееся тело среди подушек, буркнул:

– Ты прав, это было безумие. Сейчас я бы ни за что…

Его передернуло, на лице проступило отвращение. Щажард поклонился, сказал с нажимом:

– Но ты это сделал. Все знали, что безумство выступить против Ютигги! И сам Ютигга это знал. И все-все знали. Но ты выступил, ты вошел в Куябу, ты разгромил, захватил, поверг, растоптал… Ты сел на трон, и счастливая Куявия пела тебе благодарственные гимны!

Тулей хмыкнул, но лицо посветлело, а в глазах блеснула гордость. Даже плечи с натугой распрямил, словно услышал прежние победные трубные звуки.

– Не понимаю, зачем ты…

– Не отвергай артанина, – посоветовал Щажард. – Он скорее всего сам голову сломит. Такие долго не живут! Это песни о них живут долго. Живут и рождают новых героев… Но если этот артанин совершит то, что ты ему велишь, он из нашего… прости, теста. Прости, что равняю себя с тобой, но я не о знатности… а о том безумстве, которое по воле богов посещает немногих. Мне был глас, чтобы я бросил ремесло плотника и шел искать нечто, тебе был зов, что надо либо пасть в неравном бою, либо освободить страну от чужеземного захватчика… а этому артанину велено пасть к ногам твоей дочери!

Тцар буркнул:

– К ее ногами пали все женихи Куявии.

– Что их ведет? – спросил Щажард со скептицизмом. – Одних – жажда породниться с тобой, других – твои сокровища, третьих – жажда овладеть таким цветком, как твоя дочь, и бахвалиться перед остальными… Но только артанина ведет сила, более могучая, чем все в человеке. Любовь – та странная мощь, что ставит человека вровень с богами. Пусть над ним смеются дурни, но мы с тобой ведь не дурни? Ты помнишь, что о тебе говорили, когда ты начал созывать людей в поход на Куябу?

Тулей потемнел, брови сдвинулись, глаза выкатились, налились кровью. Он задышал часто, опомнился, выдохнул, сказал сварливо:

– Черт… Не напоминай о том позоре, тех унижениях и тех плевках, через которые прошел!.. Как я жаждал с ними расправиться! Как ночами представлял все те пытки и казни, через которые проведу мерзавцев, чтобы умирали долго, медленно!.. А уже потом, когда победил и сел на трон, уже велел позвать палачей… но понял, что пришлось бы перевешать всех, с кем тогда сталкивался, говорил, общался.

Щажард тонко улыбнулся.

– Зато заслужил славу мудрого, доброго, всепрощающего, справедливого правителя.

– Да не от всепрощения, – огрызнулся Тулей. – От бессилия! Вот и живем теперь среди… среди…

Щажард подсказал мягко, в голосе глубокое сочувствие:

– Среди нормальных. Сами тоже нормальные. Уже. Но мы еще помним, хоть с каждым днем все слабее, что такое – безумство!

Тулей вдруг зябко передернул плечами. Голос дрогнул:

– Ты так его хвалишь… А что, если в самом деле соберет… меч?

– Жизненный опыт, – сказал Щажард тихо, тцар уловил печаль в голосе, – да и немалые жизненные наблюдения говорят, что все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут, но не исполняют даже возможного!.. Что им застит глаза, не знаю. Наверное, слишком стар, чтобы понять. Но это значит, что дикарь не соберет весь меч. Погибнет в поисках. Но… возможно… только возможно!.. что сумеет добыть и принести хотя бы рукоять или ножны.

Тулей подумал, кивнул:

– Да, уже это было бы неплохо. Решено!

– Но пару дней надо взять на раздумья. Для важности. Простой народ… а артане все простые, как муравьи, будут уважать больше.

Глава 9

Скилл с воеводами отправился в корчму при постоялом дворе. Звали и Придона, но Придон только представил это затхлое помещение с запахами кухни, кислого вина и дешевого пива, скривился. В Куябе достаточно чудес, лучше уж походить по городу.

Аснерд многозначительно заметил, что в корчме не только пьют, там разный народ бывает, очень разный, но Скилл обнял воеводу за плечи и увел, сказав, что Придону сейчас не до интересов Артании.

Немного пристыженный, Придон вспомнил, что в корчме всегда можно узнать многое от торговцев, контрабандистов, его спутники умеют совмещать приятное с полезным, но вдруг с ужасом ощутил, что в этот момент для него в самом деле интересы Артании как-то поблекли.

Он крикнул мальчишке:

– Оседлай коня!

– Господин собирается уезжать?

– Нет, – ответил Придон, – немного поброжу по городу.

Мальчишка удивился:

– На коне?

– Не на козе же, – ответил Придон, он не понял, что удивило малолетнего куява.

Мальчишка торопливо оседлал его жеребца. Придон прыгнул в седло и сразу ощутил себя намного увереннее и сильнее. И потому, что смотрит с высоты рослого коня, и потому еще, что за плечами огромный боевой топор. Кто бы ни посмотрел, сразу начинает разговаривать уважительно.

Правда, когда выехал за ворота, некоторое время чувство неправильности не оставляло, но незаметно улетучилось, как сырость на ярком солнце. Копыта стучат звонко, он на рослом коне поглядывает на всех и на все свысока, а народ пугливо обтекает его, как зайцы, что страшатся приближаться ко льву.

Конь шел бесцельно, Придон очнулся от сладких грез, когда улочка сузилась так, что ноги в стременах начали задевать стены. Дома с обеих сторон старые, из выщербленных камней, а вместо плит под копытами глухо звенит простой булыжник. Да и тот либо торчит, как гнилые зубы, либо камни провалились в землю, словно в топкое болото.

Встретил двух нищих, еще мальчишки играют в стукалку у стены, да на перекрестке с такой же узкой и бедной улицей прямо на земле сидит, прислонившись к нагретой солнцем стене, довольно молодой парень. Придон увидел у него на скрещенных коленях доску с натянутыми струнами, парень с полузакрытыми глазами рассеянно трогал их кончиками пальцев. Он касался струн неторопливо, но звуки рождались нежные, приглушенные, слегка печальные. Придон вздрогнул, в его сердце отозвалась такая же струна.