Никитин Юрий Александрович. Артания (Троецарствие - 1)

   Как издали, услышал свой хриплый голос:
   - День начинается... когда просыпается Итания. Тогда... снова жизнь, снова свет. Тогда я снова возрождаюсь к жизни! Тогда начинают петь птицы, цветы поднимают головы, трава просыпается, и тогда только... встает солнце!
   Голос звучал наполненный такой страстью, что светильники вспыхнули ярче. На стенах властелины и полководцы прошлых времен повернули головы и смотрели на Придона очень внимательно.
   Советник ничего не успел сказать, в зале пахнуло другим ароматом, нежным и тонким. Придон уловил его первым, он уже чувствовал, куда смотреть, и, когда на том конце зала колыхнулась штора, он всхлипнул и задержал дыхание.
   Слуги раздвинули складки тяжелой материи. Итания вышла медленно, словно выплыла. От нее шел такой свет, что светильники разом потускнели. На пышных волосах едва держалась крохотная корона, из-под нее золото волос струилось, как потоки с высокой скалы. Искорки бегали в волосах, играли, шалили, и вся эта роскошь блистала, как полуденное солнце. Когда Итания прошла через зал и царственно заняла место рядом с отцом, коса легла на пол. Придон представил, что если расплести на ночь, то укроет золотом весь ковер в его шатре, а ночь превратится в сверкающий день. От этой мысли кровь закипела в жилах, он покраснел, как брошенная на горящие угли металлическая чешуйка доспехов.
   С губ Итании не сходила улыбка. Похоже, ей нравился
   восторг на лицах артан, что из суровых воинов превратились в потрясенных детей. Особенно часто взгляд ее ясных глаз останавливался на Придоне. Ему почудилось, что она слышала его горячую речь.
   Он в самом деле не мог ни дышать, ни жить, теперь весь он там, у ее трона, а душа его под ее ногами, визжит и машет хвостиком, падает на спину и безумно счастлива, когда божественная ножка касается ее щенячьего брюшка.
   Как сквозь волшебный сон, услышал сказочно музыкальный голос, от которого душа во мгновение ока оказалась на небесах, а потом, сообразив, где лучше, снова заползла под ступни ее ног.
   - Как вам наша Куявия? - спрашивала она. - После вашей бескрайней Степи не кажутся ли дивными наши высокие горы, башни магов, наш огромный город?
   Придон ощутил толчки с обеих сторон. Даже Скилл смотрит выжидающе, сам плотно сжал губы. Мол, сейчас говорить ему, его показывают, как красавца жеребца, стараясь продать
   подороже.
   Он еще не успел придумать, что сказать, а душа его уже разомкнула уста и заговорила страстно, огненно, опаляя губы жарким дыханием:
   - Куявия?.. Величественные башни, горы, озера, дивные птицы... Итания, я не вижу даже землю, по которой ступаю... с того дня, как увидел тебя! Что мне красоты дворца? Я хочу сегодня, сколько могу, любоваться звездами твоих глаз, хочу смотреть на румянец твоих щек, на ямочки на твоих щеках! Что мне сокровища вашего дворца, тайны ваших магов?.. Частокол твоих ресниц таит больше тайн и загадок, я могу смотреть на них и любоваться вечно...
   Аснерд крякнул, не то осуждая, не то одобрительно, Скилл досадливо хмурился. В глазах Итании мелькнул смех, но сказала она почти серьезно:
   - В твоих словах, дорогой гость, столько силы, что я страшусь за эти стены!.. Может быть, лучше говорить о том, о чем положено на таких советах?
   - О чем? - вскрикнул Придон. Она пожала узкими плечиками.
   - О политике, безопасности границ, торговле...
   - Итания, - воскликнул он, - да что про государственные интерес, безопасность, торговлю?.. Я просто люблю тебя! Я не могу жить без тебя. Как только я увидел, я обезумел... Но даже безумный, клянусь, что никто не сумеет тебя так беречь и любить, как я - Придон, сын Осеннего Ветра и внук Громоверта! Я... просто не знаю даже, что готов для тебя сделать, чтобы ты... чтобы ты...
   Он запнулся, ибо смутно и далеко зазвучал голос бога, но смысл был непонятен, а только ныло сердце, а его бросало то в жар, то в холод. Итания смотрела на него неотрывно, но он не мог понять, что в ее взгляде.
   - Хорошо, - прозвучал в его ушах ее сладкий музыкальный голос, - но тебя не знаю я... не знает народ Куявии. Дочь тцара не может выйти за простолюдина, который ей понравится...
   Скилл вскипел, встал так резко, что Аснерд и Вяземайт
   едва удержали стол.
   - Мой брат - не простолюдин!
   - Докажите, - отпарировала она. - Куявы должны видеть, что я выхожу замуж за героя. Придон вскрикнул воспламененно:
   - Только скажи, что сделать! Я все эти горы сверну...
   - Сворачивать не надо, - ответила она быстро, - наоборот, надо поставить на место. Даже не горы, а... просто меч. В храме бога Урдула есть алтарь, где лежал тот меч. Сейчас он сломан... даже разломан на три части! Рукоять в одном месте, лезвие в другом, ножны заброшены в третье... Собери эти обломки и принеси их на алтарь. Там - они воссоединятся снова.
   Придон воскликнул, дрожа от счастья:
   - Я соберу!.. Я принесу!.. Я положу все на алтарь!.. Она ответила просто:
   - Тогда возьмешь и меня.
   Встречный ветер трепал волосы. Отдохнувшие кони несли резво, сами счастливо отдавались бешеной скачке, старались обогнать друг друга. Придон то и дело вырывался вперед, не терпелось поскорее получить от дяди "добро" на поиски меча, а от верховного волхва узнать, что его ждет.
   Черево велел проводить их до самой пограничной речки. Провожатые загоняли коней, меняли в каждом встречном селе, а артане неслись, как не знающие усталости степные волки. Их кони лишь разогрелись, изредка начинали ронять пену, но, стоило степнякам чуть умерить бег, кони отдыхали так, будто сутки нежились на лугу.
   Скилл посмеивался, взгляд его карих глаз то и дело упирался в спину младшего брата. Аснерд посматривал искоса. Старому воеводе чудилась во взгляде Скилла, кроме любви к младшему брату, еще и странная жалость.
   - Жалеешь? - спросил он на скаку. Скилл нахмурился навстречу ветру. Голос прозвучал натянуто:
   - Когда я отбирал, с кем ехать, я отбирал по одному из тысячи достойнейших. Но - отобрал! А вот женщины... нет, не для поездки, а чтобы отдать ей, вот как этот дурак, свое сердце, не смог отыскать вообще... Ни в Артании, ни где еще, а скитался я немало.
   Голос старшего сына тцара, как показалось воеводе, на миг дрогнул и даже прервался, но сам Скилл все так же сурово и прямо смотрел вперед, даже не морщился от сильного встречного ветра.
   - Как думаешь, - спросил Аснерд, - она его заметила?
   - Трудно сказать, - ответил Скилл. - Ты же знаешь, если судить о любви по обычным ее проявлениям, то она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
   Аснерд расхохотался, поперхнулся от залетевшего в пасть ветра. Рассмеялся и Скилл.
   - Это тебе везет с женщинами, - сказал он почти с завистью. - Тебя любят везде!
   - Везде, - согласился Аснерд гордо. - Но то все так, пустяки... Мне вообще-то сказочно повезло. Когда я возвра
   щаюсь из похода, она выбегает мне навстречу... нет, не к порогу, как у других, а за городские врата! Вот увидишь. Как чует, не знаю. Внутри женщин есть что-то волшебное. И всякий раз как впервые вижу ее сияющие глаза, слышу ее счастливый смех!.. Мне повезло. Мне повезло неслыханно. Я бы мог родиться раньше или позже, тогда бы мы не... Черт, не хочу даже думать о таком страшном! Мне то ли за заслуги в прежней жизни или же за подвиги моих родителей, но мне позволили родиться.... в самое лучшее время. И когда мне было двадцать лет, я однажды встретил ее, юную и трепещущую, у
   колодца.
   Скилл покосился на воеводу, грузного, тяжелого, с развевающимися по ветру седыми волосами.
   - То было давно!
   - Да, - ответил Аснерд счастливо. - Это было давно и... недавно. Когда я возвращаюсь, она выбегает за городские врата, все такая же молодая и красивая. Другие уже давно бабы, старые и безобразные, злобные старухи... но моя все такая же юная, как в тот первый день! Конечно, каким-то уродам она может почудиться тоже старой... но у них неправильные глаза. А правильные - у меня.
   Он ехал гордый и сам внезапно помолодевший. Выпрямился, грудь подал вперед, словно молодой воин, внезапно увидевший перед собой толпу восторженных девушек. Глаза задорно заблестели.
   Придон на скаку все больше зарывался лицом в конскую гриву, глаза становились все несчастнее. Вяземайт мчался рядом, спросил озабоченно:
   - Что-то случилось?
   - Да! - вскрикнул Придон. - Да! Вяземайт встревожился:
   - Что?
   - Разве не видишь? - вскричал Придон. - Туча идет
   с востока!
   Вяземайт повернулся. Далеко у горизонта росло облачко. Если ветром не развеет, то к вечеру может вырасти в тучу. Даже в грозовую тучу.
   - Ну и что? - спросил он. - Дождь пройдет стороной. А если бы даже ветер переменился, то наши кони мчатся быстрее птиц. Мы можем уйти от любой грозы, если захотим.
   Придон воскликнул с такой мукой, словно рвалось сердце:
   - Да при чем здесь мы? Мы разве для себя живем? Для других ведь... Она ведь не любит дождь! Такая светлая и нежная не может любить дождь... Она такая ясная, чистая, она обожает чистое небо... Я бы полжизни отдал, только бы ползать по небосводу и сдирать все эти лохмотья еще на горизонте! А ночью я не могу спать, потому что звезды сияют недостаточно ярко, чтобы ей понравиться!.. И рассвет здесь не такой чистый и красочный, как у нас в Степи... Я хотел бы...
   Дальше Вяземайт не слушал, приотстал к Аснерду и Скил-лу. Олекса и Тур мчатся ноздря в ноздрю далеко впереди, эти ни над чем головы не сушат, для них в мире все просто и понятно.
   Впереди выросли, быстро приблизились и под грохот копыт разбежались по сторонам могучие яворы. Воздух стал влажным, а когда кони взбежали на берег, Скилл предостерегающе засвистел.
   Придон натянул повод, конь готов был ринуться в бурную воду: на том берегу уже родная Артания!
   Пока гостили в Куявии, в верховьях куявских гор прошли затяжные ливни. Ручьи стали шире втрое, переполнили водами и эту реку, бурлит, вот-вот выйдет из берегов. Лучше бы, конечно, отыскать брод, но, как назло, на этом берегу толпятся эти жалкие куявы, голосят по-бабьи, им-де на время наводнения срываться с насиженных мест, погибнет зерно на полях, а родные огороды не увезешь на телегах...
   Придон толкнул коня, тот фыркнул, как рассерженный кот, но послушно бросился в бурные волны. Придон соскользнул с седла, поплыл, даже не держась за седло: Сзади обрушилась волна, это с разбега вломился в водные хляби горопо-добный конь Аснерда.
   Вскоре слева показался конь в яблоках, поплыл, как быстрая рыба, рядом голова Вяземайта. Волхв не просто держится за седло, а будто бы даже тянет за собой коня, помога
   ет. Придон вспомнил рассказы, что род Вяземайта тянется от речного бога, тот даже коней его роду дарит своих, водяных.
   Придон наддал, выбился из сил, но выбрались на берег с Вяземайтом ноздря в ноздрю. Ноги подломились, он ухватился за стремя, чтобы не упасть на песок.
   Вяземайт тут же вскочил в седло, быстрый и ничуть не уставший. Придон со стоном взобрался на конскую спину, толкнул коня пятками под бока.
   - Догоняй, не позорь меня!
   Сзади слышались плеск и голоса, это выбирались на берег Скилл с Аснердом. Олекса и Тур были еще на середине реки.
   Вяземайт ехал неподвижный, суровый, молчаливый, как всегда. Придон помнил, что из волхва слова надо тащить клещами.
   - О чем задумался? - спросил он задиристо. - Как хороша Куявия? - Ему до писка в груди хотелось поговорить о Куявии, перемыть косточки всем, с кем общались, мужчины любят сплетничать больше женщин, затем обязательно перевести разговор на Итанию, но так, чтобы волхв сам заговорил о ней...
   К его удивлению, Вяземайт после паузы все же сказал
   мирно:
   - Да так... Нет, не Куявия, конечно. Вспомнился родительский дом, где впервые поскакал на палочке... Где меня подбрасывали к небу могучие руки отца.
   - И все? - спросил Придон.
   Тот покосился на тцарского сына, усмехнулся.
   - Нет. Вспоминал ручей, у которого впервые встретился с девушкой. Вспоминал кувшин воды, который подала. Ее руки, запах ее волос. Вспоминал и утреннюю росу на помятой траве, когда я вскочил и проводил ее к дому.
   Придон спросил с замиранием сердца:
   - А ту... которую любил? Вспоминаешь ли теперь? Тяжелые густые брови Вяземайта слегка приподнялись. В голосе прозвучало удивление:
   - Нет, конечно.
   - Почему? - спросил Придон разочарованно. В груди стало пусто, словно от слов Вяземайта что-то могло измениться.
   - Она всегда у меня перед глазами, - ответил Вяземайт ровным голосом, чересчур ровным. - Ни на^миг... ни на миг я ее не забываю.
   Конь под ним рванулся вперед, Придону на миг почудилось, что с боков выметнулись крылья. Несколько мгновений провожал остановившимися глазами удаляющегося всадника, за спиной загрохотали копыта.
   - Ого! - донесся бодрый голос Скилла. - Остроглазый Вяземайт увидел родные стены Арсы!
   А Вяземайт обернулся к Придону, счастливый и повеселевший, подмигнул и крикнул:
   - Никогда не женись на женщине, с которой можно жить. Женись на той, без которой жить нельзя!
   ГЛАВА 11
   Олекса и Тур придержали коней, здесь уже опасности нет, все шестеро понеслись тесной группкой. Аснерд захохотал, крикнул:
   - Скилл, побьемся о заклад, что меня у ворот встретит та, что снилась мне и в Куявии?
   Скилл подумал, помотал головой.
   - Нет, - прокричал он. - Нет!
   - Почему?
   - Не рискну. Больно вид у тебя счастливый. Олекса покосился на родителя, пробурчал:
   - Старый черт... Пора присматривать место в загробном мире, а ему бабы снятся!
   Аснерд проворчал наставительно:
   - Молодость прекрасна в любом возрасте! Тур, другой любящий сын, подмигнул Олексе, сказал сочувствующе:
   - А вот стариков надо убивать еще в детстве...
   - Это как это? - не понял Олекса.
   - Палкой по голове, - захохотал Тур. - Большой толстой палкой!
   Стражи на городских воротах их увидели, узнали. Тяжелые створки начали распахиваться, в щель выскользнула высокая статная, хоть и слегка располневшая женщина. Придон успел увидеть смеющееся счастливое лицо, а она, все же легкая, как мотылек, с ликующим визгом бросилась к Аснерду. Он подхватил могучей дланью, ее взметнуло к нему в седло, обнялись, слились в единое целое, и все, что от нее осталось у Придона, это впечатление нетерпения и щенячьей радости. В сердце остро кольнула едкая завистливая тоска.
   Аснерд оглянулся, подмигнул.
   - Для счастья мужчине нужна женщина... а для полного счастья - полная женщина!
   Широко распахнутые ворота налетели, как порыв ветра. По обе стороны побежали, исчезая за спиной, добротные каменные дома. Арса - единственный или почти единственный город Артании, где все солидно, на века. Не в шатрах, как живет большинство артан, а настоящие дома и башни из
   камня.
   По ветру гордо трепетал стяг Артании: огненный конь на синем фоне, черный камень навершия грозно разбрасывал рубиновые искры. По преданиям, Верховный Творец начал создавать мир с простого камня, который так и был назван Пер-вокамнем или Первым Камнем Творения. Камень находился в Артании, ибо первыми из всех людей Род создал, естественно, артан, а уж потом всех остальных наравне с червями, жуками
   и рыбам я.
   Потом были кочевья, войны с соседями, переселения целыми племенами, народами. Артане и куявы дважды или трижды поменялись местами, а еще и славы двигались, так продолжалось много тысячелетий, пока наконец артане, куявы и славы не обособились настолько, что обозначили границы своих племен, через которые обязались не переходить. Вот тогда только и обнаружилось, что Первокамень исчез. Был ли он похищен ревнивыми богами, стал ли незримым, или же за последние века вокруг него вырос дремучий лес, и теперь к
   нему потеряна дорога, никто не знает, однако артане свято чтут память о такой реликвии, на каждом стяге обязательно навершие из черного камня, а на самом полотнище - огненный конь, на котором явился Творец.
   Олекса и Тур хохотали и вскидывали в приветствии огромные руки, Вяземайт благословлял встречающих, Придон смотрел на них с любовью и нежностью.
   Мужчины все обнажены до пояса, гордо щеголяют шрамами, боевыми браслетами со следами глубоких следов от чужих мечей и топоров. Они, как и молодые воины, радостно кричали и бросали в воздух топоры.
   Кто-то сразу пытался расспрашивать, что именно самые великие герои Артании привезли из проклятой Куявы. Аснерд вскинул свободную руку, другой прижимал к груди жену. Вся ее спина почти скрылась под его широкой ладонью.
   - Сперва, - громыхнул он, - отчет великому тцару!.. А завтра будет объявлено, на чем мы сторговались.
   Вечером был пир, а уже ночью, когда остались с дядей Горицветом наедине, Скилл подробно рассказал о поездке. Аснерд, Вяземайт и Придон дополняли, если что старший сын тцара упустил или счел незначительным.
   Придон ловил на себе удивленный взгляд дяди. Горицвет, после непонятного исчезновения Осеннего Ветра, взял бразды правления Артанией в свои руки, заменял им отца. Как мог, конечно, ибо мягкий Горицвет еще мог править огромной и своевольной страной, на это хватало мудрости и даже твердости, но без жесткой отцовской руки братья выросли, как свободные дикие звери. К счастью или к несчастью, есть еще двое: Ютлан, младший сын, и Блестка, единственная сестренка, которым еще нужны любовь и забота старших.
   Глаза Горицвета стали грустными и сочувствующими, словно ему сказали о неизлечимом увечье племянника. Когда Вяземайт предложил попробовать магию, чтобы излечить Придона от этой дури, Горицвет покачал головой:
   - От любви существуют тысячи лекарств. Но надежных нет.
   - Любовь одна, - возразил Вяземайт, - но подделок под нее - тысячи. Ну не поверю я, что дочь куявского царя может любить! Как думаешь, Аснерд?
   Аснерд сдвинул плечами.
   - А какая разница?
   - Ты не видишь разницы между настоящим и подделкой?
   Аснерд с жалостью посмотрел на волхва, постучал пальцем по голове и отвернулся.
   - Вяземайт, - сказал Горицвет с неловкостью. - Ты разве не понял? Придону не так важно, любит ли она его... Он ее уже любит! Уже дал этот проклятый обет.
   Придону стало почему-то стыдно, смотрят, как на смертельно больного, встал, вышел из зала. Телохранители у дверей тоже смотрят как-то странно. Неужто весь двор знает, что за стрела ударила в его сердце? И просадила насквозь?
   Когда за ним захлопнулась дверь, оставшиеся задвигались свободнее, словно в самом деле при смертельно больном неловко говорить о его лечении, о лихих скачках или красивых женщинах.
   Горицвет стукнул кулаком по столу. Лицо потемнело.
   - Сознательно или нет, - вырвалось из него гневное, - но женщина всегда пользуется чувством чести и верности слову, которое так сильно развито у нас, мужчин! Теперь этот несчастный уже не может отказаться от неосторожно вылетевшего слова.
   Вяземайт сказал осторожно:
   - Но можем освободить мы. Найти способ, чтобы не задеть его честь.
   Скилл фыркнул:
   - Как будто он примет нашу помощь! Дядя, ты говоришь так, как будто не знаешь, что это за наваждение - любовь!
   Улыбка их мудрого дяди была странной: печальной и нежной разом.
   - Скилл, самый сильный и могучий сын моего брата...
   Ты пока знаешь только один смех - громкий, принимаешь только одних коней - быстрых, знаешь только одну породу любви - к женщине... Но, сын мой, на самом деле сперва мы не любим вообще никого. Затем любим всех, все наше племя. Затем любим некоторых людей, потом - единственную женщину, затем - единственного мужчину... Мне повезло - могу и люблю сразу троих! Скилл усмехнулся:
   - Ну, ты любишь не только нас троих, но и кучу женщин. А вообще-то, иногда кажется, что из нас троих ты любишь только Ютлана. Такой уж мазунчик!.. А нам с братом с утра до поздней ночи упражнения с топором, бег с камнями за спиной да кто быстрее донесет своего коня от ворот до коновязи...
   Слабая шутка перевела каменные лица в просто деревянные. Еще чуть - и будут почти человеческими. Аснерд вздохнул так, что по горнице пронесся ветер, потянулся за кубком. Слышно было, как булькает родниковая вода, переливаясь из кувшина.
   Вяземайт сказал осторожно:
   - Тцар... Любовь может презреть цепи, крепостные стены толщиной с нашего Тарлафа... Но стоит только подчинить крохотную часть души долгу, и настоящая любовь становится невозможной! Попробуй напомнить Придону о величии страны, служении своему народу.
   Тцар покачал головой.
   - Это для него пока что простая шелуха из слов. Он и воевал ведь не с куявами! Отличился в набегах и в пограничных схватках с соседями по Артании. Такими же артанами. Нет, любовь к женщине понятнее, она уже воспламенила его детское... да-да, детское сердце в теле сильного мужчины...
   Скилл обронил глухо:
   - У любви есть своя честь. Стоит потерять ее - и любви конец.
   Горицвет подвигал бровями, складки на лбу стали еще глубже. Похоже, так и не понял, хотя старался, сказал несчастливо:
   - Как часто любовь отнимает разум у того, кто его имеет!
   - Но дает его тем, у кого не было, - добавил Аснерд. Он хохотнул, посмотрел на волхва, добавил злорадно: - И уже не будет.
   Вяземайт сказал холодновато:
   - Любовь - большая помеха в жизни. Все равно что всеми силами души страстно любить мотылька, чья жизнь длится не больше суток. Мотылька уже нет, а ты остаешься на всю жизнь с выгоревшей дотла душой, где и чертополох не растет!.. Мудрый предпочитает любовь к вечным богам, к вечным истинам...
   Аснерд фыркнул:
   - Но живем не среди богов? А в мире и без того мало любви и благости, чтобы свой жар души отдавать существам, которые не могу потрогать руками!
   Вяземайт вскипел, воевода на грани богохульства, тцар обнял волхва за плечи, отвел в сторону, похлопывая и успокаивая, Аснерд же хлопнул Скилла по широкой спине и вышел из зала.
   Ночной звездный мир принял, пахнул степными травами, крупные звезды сочувствующе смотрят сверху, с боков, даже, казалось, снизу. Душа тревожно ноет, смотрит растерянными глазами и не узнает мир. Все не такое, все изменилось за тот кратчайший миг, когда он был в Куявии. И все люди стали другими.
   В ночной тишине голоса из распахнутого окна доносятся отчетливо, слышно, кто говорит с жаром, кто задумчиво. Но как сказал Вяземайт про выгоревшую душу! Какой голос!.. Если бы произнес в тот миг заклятие, небо рухнуло бы на землю, злые силы поднялись бы из глубин земли или же все звезды погасли, устрашившись неистовой бури в душе волхва.
   Сзади послышались тяжелые шаги горного великана. Придон оглянулся, это не великан, лишь потомок горных великанов, всегда невозмутимый и могучий Аснерд.
   Он робко улыбнулся старому воеводе. Аснерд захохотал, словно грянул гром, хлопнул его по плечу.
   - Грустишь?.. На распутье?.. Пойдем, я тебе что-то покажу.
   Придон воспротивился, слишком загадочная рожа у воеводы. От него несет жареным луком, икает, поглаживает плоское в валиках мускулов брюхо, но Аснерд властно тащил, теребил, тряс, и Придон наконец, вынырнув из тревожных грез, ощутил, что справа проплывают купола шатров, а они выходят на окраину их немалой для Артании столицы... но такой маленькой и бедной, если сравнивать с великолепием Куябы!
   Не все артане кочуют, все-таки часть, немалая часть, осела в городах. Правда, это не всегда каменные громады, как у куявов, но все же настоящие города: добротные, срубленные из дерева дома, склады для шкур, оружия, кузницы, оружейные мастерские, целые улицы кожевников, бронников, хлебопеков. В любом войске в обозе везут наковальни и едут кузнецы для ремонта испорченного оружия и доспехов, но ковать настоящие боевые топоры можно только вот в таких кузницах, что не двигаются с места, куда подвозят горячее железо из плавилен.
   Дорога вывела на окраину, здесь добротные дома на высоких столбах. Когда-то жили дозорные, следили за горизонтом, но кордоны отодвинулись, дозор несут на дальних заставах, а в домах на сваях поселились мирные жители.
   Аснерд указал на крайний дом. Лестница убрана, внизу собралась толпа хохочущих парней, все смотрят вверх. Придон на миг увидел в окошке смеющееся девичье личико. Тотчас же мелькнула белая рука, на землю полетела шапка из шкуры молодого барашка.
   Внизу раздался радостный рев, хохот, но один парень с самым огорченным видом подобрал шапку, отряхнул, сердито нахлобучил на голову. Сразу трое раздвинули круг, чтобы не мешали, почти одновременно метнули шапки. Один не попал, шапка ударилась в стену и полетела обратно. Неудачника хлопали по спине, поздравляли издевательски, но две шапки исчезли в темном проеме окна.
   Придон смотрел с вялым интересом. Вскоре мелькнула белая рука, шапки одна за другой вылетели обратно. Внизу раздался хохот и рев разочарования.
   Аснерд степенно снял шапку, парни затихли, расступились. Аснерд лихо крякнул, без размаха быстро и сильно метнул шапку. Как темный булыжник она прорезала воздух, исчезла в окне.
   Придон спросил:
   - Зачем?
   - Когда я был молод, - ответил Аснерд, - совсем-совсем молод... я пришел сюда и метнул свою детскую шапчонку... Помню, как сейчас: из окна высунулась девушка, косы чуть ли не до земли, глаза как звезды, вот такая грудь, честное слово, у меня глаза вылезли, и говорит сверху сожалеюще: мал ты еще, дружище! Рановато пришел. Но потом приходи, буду ждать... И выбросила мне шапку. Я стоял и смотрел, глотая слезы обиды, а парень постарше, чью шапку не выбросила, вскоре полез за ней, за своей шапкой, в заветное окно...
   Парни притихли, тоже слушали, на воеводу смотрели с почтением. В домике на сваях долго ничего не происходило, затем в окне показалось белое нежное лицо. Девушка высунулась почти до пояса, пышная грудь легла на подоконник, черные как ночь косы свесились, крупные глаза отыскали стоящих в сторонке Аснерда и Придона.