Забайкалец слушал внимательно, в отличие от Агутина и Убийло, те перешептывались, изредка бросая на меня осторожные взгляды, то ли устраивали государственный заговор, то ли уговаривались после заседания пойти по бабам.
– Вы хотите сказать, – заметил он осторожно, – что у кобызов рождаемость должна падать?
– Да, – ответил я. – Как во всех развитых странах.
– Высокоразвитых, – сказал Забайкалец ехидно.
Я не понял, в чем шпилька, сказал тем же тоном:
– Упала же рождаемость у турок и курдов, переселившихся в страны Западной Европы?
– Да, – согласился Забайкалец, – на сотые доли процента.
Я сдвинул плечами:
– Скорее всего, ошибки в подсчетах. Наверняка злонамеренные. Есть факторы, от нас не зависящие, это как биение сердца или работа легких. Бежишь – дышишь чаще, да и сердце стучит, лег отдохнуть – все замедляется. Так и фактор, регулирующий численность семей. Пока кобызы будут рожать по десять детей, те будут копаться в навозе. А кобызы тоже захотят, чтобы их дети жили «как люди».
Гусько сказал ровным голосом, не то поддерживал меня, не то опровергал:
– В России семь процентов населения имеет высшее образование. В Китае установка на то, чтобы уже в нынешнем поколении было сорок пять процентов с высшим.
Забайкалец не выдержал:
– В Китае? С его населением? Брехня!
– Почему? – удивился Гусько. – В развитых странах этот процент равняется восьмидесяти.
Забайкалец осел, шея покрылась багровыми пятнами, тяжело задышал, лицо постарело.
– Жить надо там, чтобы не было мучительно больно здесь… Понимаете, Терен Маркович, не ту страну назвали Гондурасом! Я сам видел объявление на входе в Макдоналдс: «Специальные 50% скидки для русских: Вы покупаете два гамбургера по цене четырех – и еще два получаете бесплатно!»
Новодворский жирно хохотал, розовые щеки колыхались, как студень.
– Что вы хотите, – проговорил он, хрипя и булькая, – русский человек не может рассуждать здраво и трезво… одновременно. Потому эти объявления для него в самый раз!
– Русскому человеку, – сказал Башмет льстиво, – одной бутылки мало, две много, а три в самый раз. Говорят, что любить водку, халяву, революции и быть дураком – еще недостаточно, чтобы быть русским, но я этого не понимаю… Почему недостаточно?
– В России много непонятного, – сообщил Шандырин. – Говорят же, что умом Россию не понять. Разве что задним. Вот еще Россия – мировой лидер по числу непонятных праздников. Но это только европейцам да трезвым людям они непонятны. А по числу трезвых Россия в лидеры выходить пока не собирается.
– Российская история развивается не по спирали, – вставил Гусько, – а по штопору. Стакан, наполовину заполненный водкой, оптимисты считают полуполным, пессимисты – полупустым, а русские… ха-ха-ха… почти пустым…
Сигуранцев наблюдал за ними исподлобья, лицо как высечено из гранита, только в глазах вспыхивают огоньки. Что-то из шуточек нравится, даже вижу – какие, что-то коробит, он хоть и демократ, но без ненависти демократов к России, без их стенаний, что с их умом и талантами угораздило родиться в России, а не баронами в Англии или сынками миллиардеров в Юсе.
– Русские долго запрягают, – сказал он с непонятной интонацией, помедлил и закончил неожиданно: – а потом на них быстро ездят! Но эти ездуны забыли, что нация, которая ест макароны с хлебом, – непобедима!
И снова непонятно, то ли насмехается над русскими, то ли гордится.
Глава 8
– Вы хотите сказать, – заметил он осторожно, – что у кобызов рождаемость должна падать?
– Да, – ответил я. – Как во всех развитых странах.
– Высокоразвитых, – сказал Забайкалец ехидно.
Я не понял, в чем шпилька, сказал тем же тоном:
– Упала же рождаемость у турок и курдов, переселившихся в страны Западной Европы?
– Да, – согласился Забайкалец, – на сотые доли процента.
Я сдвинул плечами:
– Скорее всего, ошибки в подсчетах. Наверняка злонамеренные. Есть факторы, от нас не зависящие, это как биение сердца или работа легких. Бежишь – дышишь чаще, да и сердце стучит, лег отдохнуть – все замедляется. Так и фактор, регулирующий численность семей. Пока кобызы будут рожать по десять детей, те будут копаться в навозе. А кобызы тоже захотят, чтобы их дети жили «как люди».
Гусько сказал ровным голосом, не то поддерживал меня, не то опровергал:
– В России семь процентов населения имеет высшее образование. В Китае установка на то, чтобы уже в нынешнем поколении было сорок пять процентов с высшим.
Забайкалец не выдержал:
– В Китае? С его населением? Брехня!
– Почему? – удивился Гусько. – В развитых странах этот процент равняется восьмидесяти.
Забайкалец осел, шея покрылась багровыми пятнами, тяжело задышал, лицо постарело.
– Жить надо там, чтобы не было мучительно больно здесь… Понимаете, Терен Маркович, не ту страну назвали Гондурасом! Я сам видел объявление на входе в Макдоналдс: «Специальные 50% скидки для русских: Вы покупаете два гамбургера по цене четырех – и еще два получаете бесплатно!»
Новодворский жирно хохотал, розовые щеки колыхались, как студень.
– Что вы хотите, – проговорил он, хрипя и булькая, – русский человек не может рассуждать здраво и трезво… одновременно. Потому эти объявления для него в самый раз!
– Русскому человеку, – сказал Башмет льстиво, – одной бутылки мало, две много, а три в самый раз. Говорят, что любить водку, халяву, революции и быть дураком – еще недостаточно, чтобы быть русским, но я этого не понимаю… Почему недостаточно?
– В России много непонятного, – сообщил Шандырин. – Говорят же, что умом Россию не понять. Разве что задним. Вот еще Россия – мировой лидер по числу непонятных праздников. Но это только европейцам да трезвым людям они непонятны. А по числу трезвых Россия в лидеры выходить пока не собирается.
– Российская история развивается не по спирали, – вставил Гусько, – а по штопору. Стакан, наполовину заполненный водкой, оптимисты считают полуполным, пессимисты – полупустым, а русские… ха-ха-ха… почти пустым…
Сигуранцев наблюдал за ними исподлобья, лицо как высечено из гранита, только в глазах вспыхивают огоньки. Что-то из шуточек нравится, даже вижу – какие, что-то коробит, он хоть и демократ, но без ненависти демократов к России, без их стенаний, что с их умом и талантами угораздило родиться в России, а не баронами в Англии или сынками миллиардеров в Юсе.
– Русские долго запрягают, – сказал он с непонятной интонацией, помедлил и закончил неожиданно: – а потом на них быстро ездят! Но эти ездуны забыли, что нация, которая ест макароны с хлебом, – непобедима!
И снова непонятно, то ли насмехается над русскими, то ли гордится.
Глава 8
В комнату скользнула некая тень, это помощник Карашахина, начальник канцелярии ухитрился подобрать себе людей, еще более неприметных, чем он сам. Карашахин, не отрывая от меня взгляда, приподнял руку, помощник ловко вложил в щель между пальцами патрона нечто блестящее, лазерный диск нового поколения, размером чуть больше пятака, тут же испарился, как капля пота в горячем воздухе.
– Господин президент, – сказал Карашахин бесцветно, но в голосе настойчивость, – по моей просьбе техник подготовил две записи… короткие, необременительные, как раз для такого отдыха…
Тон не понравился, но я видел повернутые в нашу сторону головы, прислушиваются, гады, на них и рассчитана реплика Карашахина, махнул рукой:
– Ну и что?
– Позвольте мне показать две записи?
Я улыбнулся:
– Вам? Да смотрите сколько влезет. Только не здесь, я работаю.
Он чуть смутился или сделал вид, что смутился.
– Простите, господин президент, я не часто выступаю перед народом, чтобы так тщательно следить за словами. Я имею в виду, показать вам.
Чувствуя маленькую победу, как мало человеку, даже президенту надо, чтобы ощутить превосходство, я благосклонно кивнул, чувствуя, как дурное настроение рассеивается.
– Что у вас? Опять порнуха?
– Сами оцените, господин президент, – ответил он уклончиво. – Каждый видит в меру своей… гм… Главное, обратите ваше высокое внимание на цифры. Уж они-то не врут, можете сто раз перепроверить по другим каналам. А выводы делайте сами.
Я буркнул:
– Я и так их сам делаю. Или намекаете, что мне ЦРУ платит? Давайте ваши цифры.
Карашахин вставил диск, некоторое время усиленные фаерволы проверяли на червей, троянов, полиморфов и прочую дрянь, мы терпеливо ждали, у президентской системы и должна быть самая мощная защита, наконец на главном мониторе появились переселяющиеся на старых грузовиках худые оборванные люди, больше похожие на бродячее племя цыган. Поднималась пыль за стадом таких же худых изможденных коров, что своим ходом двигаются из далекого Узбекистана. В кузовах грузовиков с хлюпающими деревянными бортами тесно сидят, кутаясь в серые, покрытые пылью платки, женщины и дети.
– На дворе еще Советская власть, – прокомментировал Карашахин, – но уже рухнула Берлинская стена, немецкий летчик Матиас Руст перелетел границу, которая, оказывается, вовсе не охранялась, и посадил самолет прямо на Красной площади. Кобызы снялись с голодных мест в Узбекистане и двинулись на просторы России. К счастью, предпочли поселиться компактной группой, так хоть сосчитать их можно!.. Переселилось их около тридцати тысяч человек…
Я сказал нетерпеливо:
– Капля в море. На Рязанщине семь миллионов русских, украинцев, белорусов… Что еще?
Он кивнул, не спорил, сказал вкрадчиво:
– Господин президент, но сейчас их около трехсот тысяч.
Я вскинул брови:
– Ого! К ним переселились еще?
– Нет, господин президент. Размножились на месте. Это у местных рязанцев по одному ребенку на семью, из-за чего Рязанщина и вымирает, а у этих – по семь-двенадцать!
Я подумал, подвигал кожей на лбу, так создается приток крови к лобным долям мозга, спросил тупенько:
– Ну и что?
– Господин президент, – сказал Карашахин проникновенно, – это же кобызы!
– Ну и что? – спросил я снова. Добавил: – Господин Карашахин, вы никак националист?.. А то и русский шовинист вовсе?
Это уже дежурная шуточка, демократы с этим навешиванием на каждого с ними несогласного ярлыков типа «националист», «русский шовинист», «русский фашист» настолько достали всех и превратились в посмешище, что уже все называют друг друга так, прикалываясь, отшатываясь в притворном ужасе, а у тинейджеров вошло в моду ссылаться на фашизм по любому поводу: не пойду с тобой пить пиво, ты ж фашыст, или же – пойду с тобой пить, мы ж гады, фашысты!
– Ах, господин президент, – ответил Карашахин проникновенно, – это значит, что с этого года начинается размножение поколения, родившегося здесь. И при этих темпах триста тысяч превратятся в три миллиона уже за жизнь одного поколения. А три миллиона – это… это Эстония и Латвия, вместе взятые!
Он двинул пальцем, изображение моментально сменилось, Карашахин сказал ровным голосом:
– Выступления духовного главы кобызов Али Аддина. Они его называют верховным муфтием, хотя среди муфтиев, я проверил, такой не числится.
– Господин президент, – сказал Карашахин бесцветно, но в голосе настойчивость, – по моей просьбе техник подготовил две записи… короткие, необременительные, как раз для такого отдыха…
Тон не понравился, но я видел повернутые в нашу сторону головы, прислушиваются, гады, на них и рассчитана реплика Карашахина, махнул рукой:
– Ну и что?
– Позвольте мне показать две записи?
Я улыбнулся:
– Вам? Да смотрите сколько влезет. Только не здесь, я работаю.
Он чуть смутился или сделал вид, что смутился.
– Простите, господин президент, я не часто выступаю перед народом, чтобы так тщательно следить за словами. Я имею в виду, показать вам.
Чувствуя маленькую победу, как мало человеку, даже президенту надо, чтобы ощутить превосходство, я благосклонно кивнул, чувствуя, как дурное настроение рассеивается.
– Что у вас? Опять порнуха?
– Сами оцените, господин президент, – ответил он уклончиво. – Каждый видит в меру своей… гм… Главное, обратите ваше высокое внимание на цифры. Уж они-то не врут, можете сто раз перепроверить по другим каналам. А выводы делайте сами.
Я буркнул:
– Я и так их сам делаю. Или намекаете, что мне ЦРУ платит? Давайте ваши цифры.
Карашахин вставил диск, некоторое время усиленные фаерволы проверяли на червей, троянов, полиморфов и прочую дрянь, мы терпеливо ждали, у президентской системы и должна быть самая мощная защита, наконец на главном мониторе появились переселяющиеся на старых грузовиках худые оборванные люди, больше похожие на бродячее племя цыган. Поднималась пыль за стадом таких же худых изможденных коров, что своим ходом двигаются из далекого Узбекистана. В кузовах грузовиков с хлюпающими деревянными бортами тесно сидят, кутаясь в серые, покрытые пылью платки, женщины и дети.
– На дворе еще Советская власть, – прокомментировал Карашахин, – но уже рухнула Берлинская стена, немецкий летчик Матиас Руст перелетел границу, которая, оказывается, вовсе не охранялась, и посадил самолет прямо на Красной площади. Кобызы снялись с голодных мест в Узбекистане и двинулись на просторы России. К счастью, предпочли поселиться компактной группой, так хоть сосчитать их можно!.. Переселилось их около тридцати тысяч человек…
Я сказал нетерпеливо:
– Капля в море. На Рязанщине семь миллионов русских, украинцев, белорусов… Что еще?
Он кивнул, не спорил, сказал вкрадчиво:
– Господин президент, но сейчас их около трехсот тысяч.
Я вскинул брови:
– Ого! К ним переселились еще?
– Нет, господин президент. Размножились на месте. Это у местных рязанцев по одному ребенку на семью, из-за чего Рязанщина и вымирает, а у этих – по семь-двенадцать!
Я подумал, подвигал кожей на лбу, так создается приток крови к лобным долям мозга, спросил тупенько:
– Ну и что?
– Господин президент, – сказал Карашахин проникновенно, – это же кобызы!
– Ну и что? – спросил я снова. Добавил: – Господин Карашахин, вы никак националист?.. А то и русский шовинист вовсе?
Это уже дежурная шуточка, демократы с этим навешиванием на каждого с ними несогласного ярлыков типа «националист», «русский шовинист», «русский фашист» настолько достали всех и превратились в посмешище, что уже все называют друг друга так, прикалываясь, отшатываясь в притворном ужасе, а у тинейджеров вошло в моду ссылаться на фашизм по любому поводу: не пойду с тобой пить пиво, ты ж фашыст, или же – пойду с тобой пить, мы ж гады, фашысты!
– Ах, господин президент, – ответил Карашахин проникновенно, – это значит, что с этого года начинается размножение поколения, родившегося здесь. И при этих темпах триста тысяч превратятся в три миллиона уже за жизнь одного поколения. А три миллиона – это… это Эстония и Латвия, вместе взятые!
Он двинул пальцем, изображение моментально сменилось, Карашахин сказал ровным голосом:
– Выступления духовного главы кобызов Али Аддина. Они его называют верховным муфтием, хотя среди муфтиев, я проверил, такой не числится.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента