Никитин Юрий Александрович. Придон (Троецарствие - 2)

   Он добродушно хлопнул Придона по спине, тот застыл на миг, рука с куском мяса дрогнула, и Аснерд перехватил укоризненный взгляд Вяземайта. К незаживающей ране на спине Придона настолько привыкли, что стали о ней забывать. Правда, даже эта рана идет на пользу походу: во всей Артании проклинают куявских колдунов, что не только отобрали меч и не дали обещанной награды, но и тяжко ранили их героя, оскорбив всю Артанию.
   - Он наберет, - сказал Вяземайт. - Молодость свое возьмет.
   - Набирай быстрее, - посоветовал Аснерд. - Войску нужен вожак.
   Придон быстро проглотил огромный кусок и, прежде чем заглотить следующий, возразил:
   - Скилл сам поведет войска!
   - Поведет, - согласился Аснерд. - Но Скилл - тцар. А тцар он... понимаешь, у нас Артания, а не какая-нибудь свинская Куявия. В Артании, по крайней мере в войске, - перестает быть почитаемым человек, который и хозяйством, и коровами, и обустройством плотин. Войскам нужен чистый герой!.. Герой-воин. Хотя Скилл и посильнее тебя как воин...
   Вяземайт кашлянул, заметил спокойно:
   - Не сомневаешься?
   Аснерд подумал, посмотрел на Придона.
   - Не уверен, - признался он. - Придон за последний год здорово набрал мощи... Но в любом случае Придон - лучше, понятнее войску. Да к тому же он герой-страдалец. Сердца всех молокососов кипят мщением. Тебя обидели, Придон, все это знают.
   - Все в это верят, - поправил Вяземайт. Он скупо улыбнулся. - Это очень важно, во что верят. Сильная вера в свою правоту - это все! С верой любое войско непобедимо.
   Придон слушал их речи вполуха, ибо в тело с каждым куском мяса в самом деле вливается грозная сила, он с радостным изумлением чувствовал, как быстро наполняется мощью его истощенная плоть, как вздуваются мышцы, а вскипевшая при разговоре со Скиллом кровь не думает остывать.
   - Мы пойдем, - сказал он дрожащим от нетерпения голосом. - Мы войдем в Куябу! Я возьму Итанию.
   Холодный лунный свет дробился на плечах, все еще угловатых, костлявых, высвечивал ямки, впадинки, складки, но снизу подсвечивали пурпурные угли, Придон выглядел погруженным до пояса не то в горящее зарево заката, не то в кипящее море свежепролитой крови.
   Вяземайт промолчал, Аснерд же сказал веско:
   - Мы - возьмем! Ты возьмешь ее в жены, но она будет принадлежать всей Артании. Весь мир будет знать, что самая красивая женщина мира - в Артании, как в Вантите - бык с золотыми рогами, а в Славии - жар-птица и дерево с молодильными яблоками!
   Вяземайт молча и с великим облегчением перевел дух. Придон даже не упомянул о волшебном напитке забвения.
   * * *
   По Артании словно пронесся свежий чистый ветер. Все поднимали головы, прислушивались. Как бы сам по себе катился слух, что грядет большая война. Если раньше в таких случаях еще не знали, на кого будет поход, то на этот раз все слышали о великой обиде, что нанес тцар Куявии доблестному Придону, сыну тцара Артании. Певцы уже успели сочинить песни о великом мече, который юный герой отыскал, добыл и принес к тцару, где и сложил у его ног. За этого он просил всего лишь отдать ему обещанное: его дочь. Но подлый куяв, все они подлые, обманул артанина, ибо это всего лишь артанин, и выгнал его из дворца без своей дочери и без меча...
   Сердца молодых кипели от ярости, они выскакивали из шатров, прыгали в седла, ветер в лицо, бешеная скачка чуть охлаждала кипящую кровь, но, вернувшись, снова вспоминали тягчайшее оскорбление, что тцар Куявии нанес всем артанам. Оскорбление, которое можно смыть только кровью куявов, их сожженными домами, изнасилованными женами и дочерьми.
   Табунщики неохотно угоняли коней далеко в горные долины. Там трава слаже, но зато оттуда долго добираться, можно не успеть на войну. От одной стоянки к другой постоянно носились всадники, однако новости обгоняли их. Песни Придона пели всюду, и у каждого, кто слушал их рвущий сердце стон, в глазах закипали злые слезы, а руки дергались к рукоятям боевых топоров. Дети играли в новые игры, где добывали зачарованный меч, но теперь возвращались с этим мечом и убивали подлого тцара Куявии.
   Вяземайт сам начал засылать купцов в Куявию, чтобы собирали сведения о расположении войск, о настроениях беров. А в Куявию, по рассказам купцов, приходили тяжелые вести из Артании. Тулей от таких вестей темнел лицом, запирался в покоях, много пил, предавался скорби. Все куявские купцы и торговцы, побывавшие в Артании, рассказывали, что Придон собирает большое войско, намереваясь отомстить за все обиды, которые нанес ему куявский тцар. В числе этих обид обязательно был подлый обман героя, ведь Тулей с самого начала задумал гнусность и не собирался отдавать свою дочь артанину. А когда артанин ценой невероятных подвигов добыл заветный меч и принес куявскому тцару, тот взял меч, а артанина с позором выгнал... Об этом слагали песни, и, когда Тулей услышал одну, он сам преисполнился к себе отвращением.
   Что делать, в самом деле песня на три четверти говорила правду. Он в самом деле так задумал, в самом деле хотел поступить именно так: забрать меч, а варвара прогнать. Никто этого не знает, песенники просто учуяли, у них сердца как у собак носы, но даже они не знают, что, когда артанин явился с добытым мечом, он уже так не думал и с чистым сердцем отдавал артанину дочь. Скорее всего песняры и это учуяли, но эти сволочи поют не обо всем, что чуют, а выбирают то, чем можно всколыхнуть сердца, выжать слезу, наполнить грудь жаждой мести. И\ важнее сделать прекрасную песню, чем провозгласить истину И не думают, что их песни натворят с людьми, что бросят одного на другого с мечами и топорами в руках.
   Торговцы сходились не только ко двору тцара. Вскоре тяжелая тревога, липкий страх поползли по всей Куявии. И хотя все знали чудовищную мощь своей страны, знали несокрушимость башен магов, но страх рос и ширился. Это был страх благополучных людей, что живут в тепле и довольстве, страх перед резней, перед сражениями, когда даже победителям достаются раны, боль, они спят на земле, едят конину, падают с разбитыми головами и гибнут сотнями, когда из темноты враг выпускает в сторону костров тучи стрел.
   В Куябе появилось множество богатых женщин. Это владельцы роскошных поместий на близких к Артании землях поспешили отослать жен и дочерей в безопасное место, а сами укрепляли дома и крепости. Местные жители злорадствовали, видя страх хозяев, нарочито распускали слухи, что уже видели шныряющие в окрестностях артанские отряды.
   Однако даже в сопредельных с Артанией землях не понимали, что на этот раз собирается не совсем гроза. В другое время артане уже напали бы: долго ли вскочить в седла и с разбега одолеть мелкую речонку? Но пока еще никто не напал, ни один ар-танин не перешел кордон, а воздух становился все тяжелее, дыхание затруднилось, многие жаловались на удушье, на боли в голове.
   Глава 7
   Аснерд, Вяземайт, Щецин и ряд других старейших военачальников совещались долго, на общий суд не выносили, а потом втихую кое-что перестроили в создающемся войске. Правда, совсем уж втихую не удалось, но недовольным быстро заткнули пасти кому лестью, кому дали под начало больше людей, а кого и припугнули страшным обещанием оставить дома. Первое, что хотели примучить, - это в создающемся войске никаких родов и племен, а только десятки, сотни и тысячи. Второе, десятник отмечает за свой десяток, сотник - за сотню, а тысячник - за тысячу. Труднее всего десятнику: он лучше всех знает свой десяток. Потому должен подбирать только тех, за кого ручается головой. Если окажется, что кого-то недостает, десятник лишается головы.
   - Кто тогда пойдет в десятники? - спросил Придон.
   - Десятнику, - сказал Аснерд, - половина добычи всего десятка!.. И слава. С него начинается военачальник. А что сотник уже отвечает не головой... так у сотника другие задачи.
   - Я - за, - сказал Вяземайт. - Осточертело, когда половина войска вдруг разбегается грабить. Право войны, видите ли... У нас же не набег, а... иное.
   Аснерд кивнул, в глазах было сомнение.
   - Никто не знает, - сказал он, - как это назвать. Но уже не набег, это точно.
   В десятки приписали даже самых знатных и престарелых, которые хотели принять участие в походе. С утра до вечера Аснерд сам в одном из десятков сгонял жир с воинов, заставляя разом метать топоры, закрываться щитами, разом бросаться в атаку и разом по команде отступать. Тех, кто ворчал и пробовал не подчиняться, Аснерд предупреждал лично, что еще одна такая выходка - и останется дома. В походе самовольщики не нужны Это действовало, создающееся войско на глазах превращалось в мощную боевую машину.
   Душой будущего похода был Вяземайт, мозгом - Аснерд, Придон, дожидаясь похода, по-прежнему пропадал в Степи, а когда возвращался к воинскому стану, воины останавливались и смотрели с глубоким сочувствием. Ехал он обычно понурившись, черные волосы не развеваются, как при скачке, простая холщовая рубашка землепашца свободно висит на широких костлявых плечах, лишь изредка надувается пузырем при ветре.
   Однажды Вяземайт остановил его прямо посреди стана, когда он вот так ехал мимо упражняющихся воинов. Вид у волхва был торжественный, он стал выше ростом, серебряные волосы вспыхнули дивным огнем. Глаза засияли, как утренние звезды.
   - Придон, - сказал он звонким, почти молодым голосом, - ты не должен скрывать то, чем любой мужчина гордился бы! Придон насторожился.
   - Чем?
   - Сними рубашку, - попросил Вяземайт. - Нет-нет, седла не покидай!..
   Придон заколебался, вокруг собрались воины, смотрели молча, ожидающе, взгляды перебегали с верховного волхва на Придона и обратно. Аснерд переглянулся с Щецином, прогудел, как из подвала:
   - Он прав. Время снять.
   Придон нехотя снял через голову рубашку. За его спиной кто-то охнул, кто-то ругнулся, он услышал сопение, скрежет зубов, лязгнули выдвигаемые из ножен длинные охотничьи ножи.
   - Это не твой позор, - сказал Вяземайт громко, - это позор Куявии!.. Вот чем отплатили герою! Да наполнятся наши сердца и души мщением! Да прольется кровь куявов, да запылают их города и села, да заплачут их вдовы!.. Да будет проклята земля, на которой сотворили такое беззаконие... такое...
   Он не договорил, яростный рев заглушил его слова. В воздух взлетели зажатые в кулаках ножи и топоры. Всюду Придон видел яростные перекошенные дикой злобой лица, горящие глаза, слышал проклятия, ругань, обещания не щадить ни старых, ни малых, ибо такой народ не имеет права быть на земле, он - оскорбление для богов.
   Придон, оглушенный и растерянный, поворачивался в седле, окруженный жаркой сочувствующей толпой, потянулся к рубашке, лучше бы надеть снова, но Вяземайт властно отобрал, сказал негромко:
   - Ты должен ехать так. Солнце скорее залечит твою рану, если будет ее видеть!
   Аснерд сказал негромко с другой стороны:
   - Да и рубашка натирает. Открой спину солнцу.
   Лишь на закате измученные люди и кони получали право на отдых, расползались к кострам. Аснерд и Вяземайт возвращались к шатрам, долго ждали возвращения из Степи Придона. Он все еще искал уединения, но на ночь в Степи уже не оставался. Его сильное молодое тело быстро обрастало мышцами, а те требовали действия.
   Воины с того дня, как он снял рубашку, а они увидели его не-заживающую рану, упражнялись неистовее, учились стрелять дальше и точнее, топоры метали с такой силой, будто видели вместо чурбана из толстого дерева проклятого Тулея.
   Сегодня Аснерд еще издали услышал идущий со стороны их шатра запах жареного мяса, вскинул брови. Вяземайт сказал радостным шепотом:
   - Неужели... Придон?
   - Похоже, - прогудел Аснерд, - на этот раз он вернулся раньше нас.
   С той стороны шатра горел костер, над багровыми углями жарилась освежеванная туша молодого оленя. Аснерд по дороге сразу же деловито повернул вертел, подставляя непрожаренный бок, этот уже зарумянился, оруженосцы увели коней, Вяземайт отбросил полог.
   Придон стоял спиной к ним, взгляд Вяземайта сразу прикипел к кровоточащей ране, однако и ширину плеч не скрыть, как и то, что за последние дни Придон снова набирает на кости тугое жилистое мясо. Не замечая Вяземайта, он резал широкими ломтями жареного сайгака, на длинном блюде уже коричневела высокая вкусно пахнущая горка.
   Аснерд вошел, отпихнув Вяземайта, ноздри крупного носа хищно подергивались.
   - Слова не есть дела, - сказал он довольно. - Деянье - это плоть! Слова же - только тени. Ты можешь сотни лет о жемчуге твердить, но если не нырнешь...
   Придон обернулся, глубоко запавшие глаза блестели жизнью.
   - Привет, Аснерд! Здравствуй, Вяземайт. Что это Аснерд заговорил таким странным языком? От тебя научился?
   - Скорее от тебя, - ответил Вяземайт ворчливо. Он обнял Придона, стараясь не коснуться раны. - Твои слова, Придон, гудят, как растревоженные пчелы, в голове каждого, кто хоть раз тебя услышал.
   Аснерд снял и бросил в угол широкую перевязь с боевым топором.
   - Это потому, - сказал он значительно, - что Придон умеет придумывать новые слова!
   Вяземайт возразил:
   - Сила его не в том, что сказал что-то новое... что новое можно о любви?.. зато нашел такие слова, что как будто сказано впервые, как будто никто и никогда не говорил о любви, не знал ее, не испытывал! А любовь, ты же знаешь, как хмелит души и кружит головы!
   Аснерд не ответил, прислушивался. За стеной шатра привычно потрескивал костер, слышались голоса, но послышался и далекий стук копыт. Придон выглянул из шатра, приложил ладонь козырьком к глазам. В их сторону быстро приближалось облачко пыли, частый стук копыт стал громче.
   - Это Скилл, - сказал он.
   - Уверен? - спросил Аснерд.
   - Его белый жеребец.
   Аснерд и Вяземайт переглянулись. Вяземайт кивнул, быстро вышел и растворился в тени за шатрами. Из пыли вынырнули всадники, впереди несся Скилл, по бокам мчались Винул и Овсерд, несокрушимые герои, дети Перей-Тучи, который в одиночку прошел Заклятое Плато, спускался в преисподнюю и даже вывел оттуда своего побратима Мунгу Бронзовый Кулак.
   Скилл спрыгнул на землю, мальчишка перехватил повод, а Скилл быстро шагнул навстречу Придону. Лицо его потемнело, и глазах блистали грозные молнии. Брови гневно сдвинулись, суровая складка пролегла на лбу.
   - Что вы здесь творите? - прорычал он, как разъяренный лев. - Что за войско начали готовить?
   Жар охватил Придона, сердце застучало чаще.
   - Скилл, - сказал он, - ты же сам говорил, что соберем войска и двинем к границе с Куявией.
   - Да, - рыкнул Скилл, - да!.. Но я не говорил, что будет вторжение!
   Придон открыл рот, но Аснерд положил ему руку на плечо и предостерегающе сжал.
   - Скилл, - прогудел он благодушно, - умерь свой гнев. Ты - тцар, ты сам понимаешь, что никакое войско на границе вот так просто не удержать. К тому же такое... ну, большое. И очень-очень злое.
   Скилл потемнел еще больше. Аснерд смотрит бестрепетно, для него Скилл по-прежнему сын его друга, а не великий тцар, но в голосе старого военачальника ясно звучит предостережение.
   - Я - тцар, - сказал Скилл с нажимом. - И я знаю, что нам войны с Куявией не нужно. По крайней мере, сейчас. Я даже понимаю, почему вы убедили Придона снять рубашку.
   Аснерд кивнул.
   - Сейчас, - повторил он. - Ага, сейчас... Верно, значит, говорят, что ты уже послал людей за той куявкой... Ты решил взять ее в жены?
   Скилл запнулся, голос осел, но прозвучал достаточно твердо:
   - Я очень долго ее ждал.
   - Ты тцар, - произнес Аснерд многозначительно.
   - Да, - сказал Скилл с вызовом.
   - А что позволено простолюдину, - произнес Аснерд еще значительнее, того нельзя тцару. Ты - лицо всей страны! Если берешь в жены куявку, то что остается простым артанам?
   Тцар должен быть чист перед народом и нашими богами. Это значит, что тцар Артании должен быть прежде всего... артанином.
   Придон видел, что Скиллу нанесен жестокий удар. Ниже пояса... нет, это прямой удар, Аснерд не позволит себе ударить бесчестно. Скилл должен быть артанином больше, чем любой другой артанин.
   Скилл стиснул челюсти, желваки заходили тяжелые, а в глазах разгорелось пламя. Винул и Овсерд подошли ближе, их ладони опустились на рукояти топоров. Глаза прицельно всматривались в Аснерда, Придона. Придон слышал, как со стороны его воинов зазвенело оружие, за спиной послышалось тяжелое дыхание. Краем глаза он заметил блестящие от пота сильные тела, топоры у всех в руках.
   - Войско, - сказал Скилл резко, - распустить! Это - приказ. Я признаю, что ваша задумка насчет десятков и сотен - хороша, но ее ввести должен я. И введу. Есть только одна армия, командую ею я. Все!
   Он резко повернулся, Винул и Овсерд не сводили с Придона глаз. Придон дышал часто, кровь вскипела и бросилась в голову, он чувствовал, как в бешенстве стучат зубы, а пальцы безуспешно шарят по широкому поясу. За его спиной ворчали воины.
   Скилл вспрыгнул на коня, тот гневно заржал. Винул и Овсерд разом отступили на пару шагов, лишь тогда повернулись и быстро пошли к своим коням. Земля загрохотала под копытами, взвилась пыль, ветерок тут же смахнул, но всадники уже исчезали за горизонтом.
   Аснерд задумчиво смотрел вслед.
   - Как он хотел избежать драки, - сказал он медленно. - Он очень любит тебя, Придон.
   Из-за шатров появился Вяземайт. Камешек в обруче на лбу загадочно поблескивал. Приложив ко лбу ладонь козырьком, верховный волхв долго смотрел вслед молодому тцару.
   - И боится, - добавил он холодным голосом.
   * * *
   В воинском стане расположились отряды из племен лемков, двогерчичей, печенгов, а также множество удальцов, что прибыли в гордом одиночестве или с одним-двумя друзьями. Аснерд, Вяземайт и Придон на рысях въехали в середину стана. За прошедшие сутки воинов снова стало больше почти впятеро, а Вяземайт обещал, что с каждым днем будет приходить все больше и больше, ведь новость о большом походе только-только докатывается до самых дальних краев Артании.
   Аснерд сопел, хмурился, наконец придержал Вяземайта за локоть.
   - И что будем делать? Скилл запретил. Хоть ты и волхв, но истолковать иначе не сможешь.
   - И не буду, - буркнул Вяземайт. Он понизил голос, ибо Придон начал оглядываться. - Сейчас я отберу пару сот крепких ребят...
   - И что?
   - Попробую переубедить Скилла, - ответил Вяземайт уклончиво. - Ты же видел, он кипел от ярости!
   - Он готов был порубить нас, - произнес Аснерд почти весело. - Злой волчонок! Уважаю. Я уж начал было думать, что он совсем размяк.
   - Он жесткий тцар, - подтвердил Вяземайт угрюмо. - Он очень силен. Но война необходима, Аснерд! Иначе взорвемся, как пересохший стручок.
   - Бери тысячу, - предложил Аснерд. - Постарайся убедить. Постарайся! Пусть видит, что за нами не только правда, но и... сила.
   Придон видел, как Вяземайт и Аснерд обнялись, потом Вяземайт подозвал к себе троих сотников, что-то объяснил им и повернул коня обратно.
   Аснерд с одобрением поглядывал на воинов, что коротали время у костров, замечал жадное нетерпение в их глазах. На вертелах жарили ободранные туши забитых на охоте сайгаков, слышался здоровый смех, песни, задорные выкрики. Их с Придоном приветствовали веселыми воплями и ударами топоров в щиты.
   Придон улыбался принужденно, глаза смотрели поверх голов, спросил Аснерда невпопад:
   - А может, Скилл прав?
   - Ты чего вдруг? - удивился Аснерд.
   - Не знаю, - признался Придон. - Но Скилл всегда был прав. Он всегда защищал меня, он всегда поступал правильно. А вот сейчас...
   - А вот сейчас ты вырос, - сказал Аснерд серьезно. - И перерос старшего брата. Да, перерос. Он остановился, а ты пошел дальше. Может быть, потому, что тебе выпало бед и страданий больше? Развивается тот, кто страдает. У Скилла все шло слишком хорошо...
   Придон подумал про ту женщину в Куябе, к которой Скилл ездил тайком последний год, о его детях от куявки, но смолчал. У Скилла все налаживается, он уже забирает куявку и своих сыновей в Арсу.
   От костров спрашивали, когда же поход. Аснерд обещал, что вот-вот, как только подтянется больше народу. Придон снова помрачнел, покачал головой:
   - Мы не можем позволить себе такое. Скилл запретил!
   - А мы отпретим.
   Придон нахмурился:
   - Если сделаем по-своему, Скилл потеряет лицо.
   - Но не Артания, - ответил Аснерд серьезно. Он добавил с сочувствием: Придон, пора тебе вспомнить, что ты не только младший брат Скилла. Ты и сам что-то значишь!
   - Брат лучше меня, - ответил Придон убежденно. - Во всем.
   * * *
   Сотники сбивались с ног, стараясь блеснуть перед Аснердом, героем всех прошлых войн. Всадники придерживали коней, головы в одну линию, все разбиты по десяткам, все состязаются друг с другом в доблести, в отваге, в воинском умении.
   Когда появился Придон, все дружно рявкнули: "Слава!" От вопля тысячи могучих глоток дрогнула земля. Придон чувствовал себя неловко, не его это дело - вести войска, скорее бы явился Скилл, принял все это. А принять должен, видно же, что это не его, Придона, причуда: все рвутся отомстить богатой и сытой Куявии за свои обиды.
   Аснерд ехал рядом, он все время старался приотстать на полкорпуса, подчеркивая, что главный - Придон. Ему вести это войско, он - знамя всего похода, он - песня, что у каждого в сердце, он - кипящая кровь похода и всей Артании. Теперь "Слава!" кричали по десяткам, стараясь, чтобы это было как можно более яростно и вызывающе.
   Сердце Придона начало стучать громче, кровь разогревалась все сильнее и сильнее. Кости затрещали, спина выпрямилась, а плечи раздвинулись, он глубоко вздохнул, грудь высоко поднялась, воздух хлынул в те недра, куда не проникал уже с полгода.
   - Мы пройдем! - прокричал Аснерд громовым голосом.
   - Мы...
   - Мы...
   Вдруг Аснерд остановил коня. Придон сперва не понял, проехал, но внезапно обрушилась мертвая тишина. Он повернулся, лицо Аснерда медленно суровело. Глаза тревожно блеснули, Придону показалось, что воевода словно окаменел.
   - Что-то случилось? - спросил Придон.
   Аснерд, не отвечая, кивком подозвал десятника. К удивлению Придона, это оказался Щецин, тот самый Щецин, что первым пообещал идти за ним, а теперь еще привел и двух героев-сыновей.
   - Сколько в твоем десятке?
   Щецин оглянулся, Придон видел, как он вздрогнул. Его воины тревожно переговаривались. Теперь уже и Придон видел, что в его маленьком отряде всего девять человек. Девять человек вместе с Щецином.
   Щецин снова и снова пересчитывал, лицо из смущенного стало испуганным.
   - Ничего не понимаю, - прошептал он. - Все здесь...
   - Разве у тебя было не десять человек? - спросил Аснерд.
   - Десять, - пробормотал Щецин. - Но я готов поклясться... головой поклясться, что никто не ушел! Все здесь!
   Аснерд пересчитал людей Щецина, в грудь каждого тыкал пальцем. Придон считал вместе с ним, считали все, лица тревожные, в глазах стыд, друга на друга старались не смотреть.
   - И это перед вторжением, - сказал Аснерд горько. - Щецин, ты знаешь нашу клятву. Мы все ее давали.
   - Знаю, - ответил Щецин суровым голосом.
   Придон ничего не понимал, но один из конников соскочил, в руке оказался топор Еще двое быстро подкатили деревянную колоду. Щецин встал перед нею на колени и положил голову на дерево. Глаза его смотрели на Придона. Придон наконец понял, что сейчас произойдет, ахнул, закричал:
   - Вы что, с ума сошли?
   Аснерд сказал резко:
   - Придон, мы скоро выступим. В походе необходима строгость. Даже, если хочешь, жестокость.
   - Но это же Щецин!
   - Да, - ответил Аснерд. - И он, как никто, знает необходимость...
   Щецин сказал спокойным голосом:
   - Придон, он прав. Я допустил ошибку, за которую другого бы приговорил к смерти. Значит, должен поплатиться головой я сам.
   - Да что за чепуха! - закричал Придон. - Нельзя же так!.. Ты не мог так ошибиться!.. Может быть, тебе в десятку засчитали всего девятерых?
   Аснерд тоже с надеждой смотрел на Щецина.
   - Нет, - ответил Щецин честно. - Я хорошо помню, что было десять имен. В то же время я готов поклясться, что все здесь.
   Кто-то из молодых выкрикнул убежденно:
   - Колдовство!
   Другие хватались за амулеты, делали отгоняющие злых духов жесты. Щецин сказал глухо:
   - Это отговорка слабых. Закон одинаков для всех.
   Придон закусил губу. Ни один из воинов не брался за топор, даже тот, первый, спрятал топор за спину. Наконец вперед вышел жрец Воды Уболот, в его руках нехорошо поблескивал топор с широким лезвием. Он остановился над Щецином, его вопросительный взгляд отыскал Придона. Придон снова прокричал:
   - Да погодите же! Это же какая-то чушь! Ну не мог кто-то уйти тайком из десятка Щецина! Под его рукой каждый счастлив сразиться с врагом, каждый готов... Куда мог уйти десятый? Мы не на куявской земле, чтобы бросился грабить и все забыл!
   Уболот медленно опустил топор, не отрывая от него глаз, повернулся к Аснерду. Тот, сам довольный задержкой, тем не менее нахмурился, прогудел с горечью:
   - Только никаких уловок!.. Все рушится с первого же исключения из правил. Закон должен быть строг ко всем... Ушел бы кто-то из моего десятка, я сам бы настаивал, чтобы...
   - Ты не командуешь десятком, - сказал Придон горячо и тут же сказал торопливо, видя, как страдальчески изменилось лицо Аснерда: - Прости, прости!.. Но тут какое-то недоразумение... Кстати, а сам я в каком десятке?
   Аснерд смотрел на него непонимающими глазами. А Щецин, напротив, встал с колен, отряхнулся. Смех его прозвучал горько, по с насмешкой к себе и другим:
   - Придон, ты спас не только мою голову, но и честь!..
   Аснерд округлил глаза.
   - Он в твоем?
   - В том все и дело, - ответил Щецин с досадой. - Ну что я за дурак? В самом деле такую голову надо с плеч... Придон в моем десятке, но он был слаб, его на учения не требовали. Постепенно я привык видеть только восемь рыл, но помнил, что у меня их девять!