Николаев Андрей. Русский экзорцист

   Приглушенный свет освещал сзади ее закутанную в простыню фигуру. Пошатываясь от слабости, она вернулась к креслу, развернула лампу и снова взглянула в зеркало. Зрение постепенно прояснялось. Светка опустила глаза и с удивлением посмотрела на свои руки. Дыхание у нее перехватило. Медленно, словно преодолевая страх, она распахнула простыню… То, что она увидела в полутьме, поразило ее.
   – Это я, – собственный голос показался ей чужим, тонким и слабым, как у заболевшего ребенка.
   Груди превратились в полураскрытые бутоны роз, подрагивавшие тонкими красноватыми лепестками. На каждом бутоне сидела стрекоза, покачивая прозрачными, блестевшими нитками золота крылышками.
   Пальцы разжались и простыня сложилась у ног мягким снежным сугробом. Она снова посмотрела в зеркало, потом, словно не веря глазам, провела пальцами по телу, ощупывая покрытые сухой корочкой поблескивающие золотом длинные шрамы. Светка покачала головой.
   – Это не я, это сон. Это не могу быть я…
   Кончики пальцев онемели. Она шагнула назад, приподнимая руку, словно желая оттолкнуть от себя чужое тело, и, теряя сознание, упала на пол, опрокинув медицинский столик.
   Разбуженный звоном раскатившихся по кафелю инструментов, Дима привстал на матрасе. Увидев лежащую на полу девушку, он на коленях приблизился к ней. Она лежала немного на боку, раскинув руки. Ее рассыпавшиеся волосы казались продолжением золотой паутины. Едва касаясь нежной кожи, он провел пальцами по ее телу, следуя контурам бедра. На глаза навернулись слезы. Он закрыл их. Из уголка глаза выскользнула слеза и, щекоча пробежав по щеке, исчезла на губах.
   – Я буду молиться тебе. Мы все будем…
   Он счастливо улыбнулся, ощущая на губах соленую влагу.
   Знакомый голос возник как всегда ниоткуда.
   – Ты прав, мы все будем молиться ей. Но сейчас ей плохо. Помоги ей войти в наш мир спокойно и безмятежно.
   Дима вытер ладонями слезы и, отыскав шприц, сделал Светке укол. Она не очнулась, только разгладилось нахмуренное лицо. Потом он выдавил на ладони прозрачный гель и стал растирать ее тело, осторожно поглаживая заживающие рубцы.
 
   «Газель» погребальным костром полыхала посередине проезжей части. Черный дым отогнал толпу любопытствующих зрителей на приличное расстояние. Послышались сирены приближающихся пожарных машин.
   Джип, ударивший «Газель» в борт, исчез, словно испарился. Пожарные расчеты, разматывая шланги, отогнали толпу еще дальше. По огню ударили пеной, и он на глазах стал пропадать, словно прятался под землю.
   Второй на место происшествия прибыла «скорая помощь». Водитель маршрутки, через слово матюгаясь, пытался объяснить врачам причины аварии, хотя им они были явно неинтересны. Волохова бегло осмотрели, протерли лицо и слегка обгоревшие брови спиртом. От приглашения проехать в больницу он отказался. Подоспела съемочная группа какого-то телеканала. Корреспондент с микрофоном наперевес с ходу устремился к лежащему на носилках водителю «Газели». За ним поспешал оператор с камерой на плече.
   – Мы находимся на месте очередного ДТП, которые, увы, так нередки на московских улицах. К сожалению, есть пострадавшие, – зачастил корреспондент, делая озабоченное лицо. – Крупным планом лицо водителя, – скомандовал он оператору и сунул микрофон шоферу под нос, – Скажите, кто виноват в аварии? Вы сегодня употребляли спиртное? У вас сломана одна нога или сразу две?
   Водитель приподнялся на носилках и жестом попросил поднести микрофон еще ближе. Корреспондент услужливо шагнул вперед.
   – Пошел ты на х…!!! – гаркнул побагровевший от злости мужик, – гондон штопаный. Дайте хоть сдохнуть спокойно, кровососы поганые…
   В толпе заржали.
   – Видимо пострадавший еще не совсем оправился от шока, – прокомментировал речь водителя проворно отскочивший корреспондент.
   «Скорая» забрала пострадавших и, включив сирену, умчалась. Свидетели происшествия потихоньку расходились – никому не хотелось терять время в милиции. Водитель трейлера, набивший солидную шишку на лбу, сидел в кабине, поджидая гаишников. Волохов смешался с любопытными и, потихоньку выбравшись из толпы, зашагал домой. Пакет с книгами не пострадал, только в нескольких местах пластик расплавился от попавших брызг горящего бензина. Поймав частника, Волохов назвал адрес и облегченно откинулся на сиденье. Еще раз пронесло, но так долго продолжаться не может. Рано или поздно он не успеет среагировать на опасность.
   Водитель старенького «Москвича» долго принюхивался. Потом, косо взглянул на Волохова.
   – С пожара, что ли?
   – А вон, видел, «Газель» горит? – Волохов ткнул пальцем через плечо.
   – Да, видел. Ну, горит и горит. Чего ж теперь, самим в огонь прыгать?
   – А народу-то сколько! Всем интересно.
   – Интересно в женской бане, – отпарировал водитель.
   – С этим, конечно, не поспоришь, но говорят: интереснее всего наблюдать за горящим огнем, бегущей водой и за тем, как работают другие. Нет?
   Водитель хмыкнул и согласился.
   Из дома Волохов позвонил Александру Ярославовичу и рассказал о том, что увидел в квартире отца Василия и о дорожном происшествии. Тот долго молчал, потом, тяжело вздохнул.
   – Слушай, Павел, а ты не подумал, что он знает, где ты обитаешь?
   – И что делать? Опять в лесу жить? Нет уж, благодарю покорно. Все-таки в квартиру попасть сложнее, чем захватить врасплох в лесу. Тем более что следуже практически не ощущается.
   – Ну, как знаешь, – Александр Ярославович опять вздохнул, – отдыхай пока.
   – А с книгами что?
   – Мне надо подумать. Завтра я тебе позвоню.
   Волохов умылся, отключил телефон и, развернув пакет, прошел в кухню. Разложив книги, он решительно подвинул табуретку и уселся за стол.
   – Отдыхай, – пробормотал он, – а Светка?
   Спать он лег далеко за полночь, так ничего и не почерпнув из мудрости средневековых теологов. Проверил, заперта ли дверь, подставил под ручку стул и, усмехнувшись жалкой баррикаде, плюхнулся в постель. Простыни, казалось, еще хранили тепло Светкиного тела. Волохов закрыл глаза и постарался побыстрее заснуть.
   Александр Ярославович позвонил на следующий день ближе к вечеру и назначил встречу на площади Тельмана возле памятника. Дома сидеть надоело, и Волохов пришел пораньше, купил банку пива и устроился на мраморном бордюре под фигурой вождя немецкого пролетариата. Вокруг слонялись будущие студенты МАДИ. Осенью те из них, кто поступит в институт, оккупируют площадь вокруг памятника со спокойной уверенностью, что именно здесь можно спокойно выпить пивка, не оглядываясь отлить в ближайших кустах, закадрить сокурсницу или перехватить денег до стипендии. А пока, нервно переходя от группы к группе, абитуриенты выясняли, кто куда поступает и кто из приемной комиссии лояльно относится к молодежи. Волохов прислушался к разговорам.
   – …да ты что, Семеныч – зверь! Валит всех подряд.
   – А Лидия?
   – Девок не любит, а с пацанами более-менее.
   – …эх, надо было на лапу дать!
   – Так и сейчас не поздно.
   – Знать бы кому…
   Черная «Волга» остановилась напротив памятника в назначенное время. Александр Ярославович вышел, скептически огляделся и махнул Волохову рукой, приглашая в машину.
   – Здесь поговорить не дадут, – пояснил он, – садись вперед.
   Волохов устроился рядом с водителем. На заднем сиденье, рядом с Александром Ярославовичем примостился тощий пацан с длинными завязанными в хвост волосами и в черной рубашке, застегнутой под горло. Мягкий, еле заметный пушок на щеках свидетельствовал, что бриться он еще не начал.
   Проехав здание МАДИ, свернули в ближайший переулок.
   – Павел, познакомься, – сказал Александр Ярославович, – это Иван. Вы будете работать вместе.
   – …
   Волохов обернулся. Парнишка, хлопая длинными ресницами, доброжелательно смотрел на него теплыми карими глазами.
   – Что молчишь?
   – Можно вас на пару слов, – сказал Волохов, выбираясь из машины.
   Они отошли на несколько шагов.
   – Что это значит?
   – Это значит, Павел, что он проведет обряд изгнания, а ты ему обеспечишь для этого все условия, – жестко сказал Александр Ярославович.
   – Это же мальчишка!
   – Он рясофорный монах, он знает четыре языка, в том числе латынь, он изгоняет бесов одним наложением рук!
   – Вы не представляете…
   – Я прекрасно все себе представляю, Волохов. Именно поэтому я выбрал его. Священники – народ подневольный. Здесь, в Москве, строжайшая вертикаль церковной власти, бюрократия не хуже, чем в Думе. Ни один священник не сможет отлучиться без согласия начальства. Иван из дальнего монастыря, игумен отпустил его без лишних вопросов, взяв с меня слово, что с ним ничего не случится. И я дал ему слово!
   – А я нет, – резко сказал Волохов. – Я сам под ударом, а вы мне предлагаете еще мальчишку сопливого…
   – Все, Волохов, разговор окончен, – Александр Ярославович отошел к машине, наклонился и постучал в стекло.
   Парнишка неловко вылез из «Волги» и встал рядом с ним, тиская в руках полотняную сумку. Черные мешковатые брюки болтались на тощих бедрах.
   – Ну, здравствуй, – Волохов обреченно вздохнул и протянул руку.
   – Здравствуйте, – ладонь у паренька была хрупкая, как елочная игрушка.
   – Говорят, ты языки знаешь?
   – Да, – Иван покраснел и опустил глаза.
   – И бесов изгоняешь?
   Паренек покраснел еще сильнее.
   – Несколько раз у меня получилось.
   – Вот что, молодые люди, – сказал Александр Ярославович, – дел невпроворот, так что познакомитесь в процессе работы.
   Сев в машину, он захлопнул дверцу, но, подумав, опустил стекло.
   – Волохов, подойди сюда. Отвечаешь за него, понял? – сказал он, понизив голос.
   – Я и так за все отвечаю! Давайте, валите все на меня, беззащитного, безответного…
   – До свиданья, Иван, – попрощался Александр Ярославович, не обращая на Волохова внимания, и захлопнул дверь.
   Стоя рядом, они смотрели, как «Волга» выехала на Ленинградку и затерялась в гуще автомобилей.
   – Что в сумке-то?
   – Крест, икона, святая вода, ряса.
   – Ох-хо-хо… Ну, пойдем, отрок.
   Волохов повел паренька через Ленинградский рынок – есть хотелось неимоверно. Не торгуясь, он купил у небритых продавцов «настаящие» крымские помидоры, огурцы и зелень, яблоки и позднюю клубнику. Знакомый запах заставил его свернуть за палатки. Трое мужиков торговали свежей рыбой. Волохов выбрал крупного сазана. Иван предложил свою помощь, Волохов передал ему сумки и пошел в мясные ряды. По дороге купили квашеной капусты, картошки и салата. Парная свинина стоила, как вырезка занесенного в красную книгу исчезающего животного. Напоследок прикупив сладостей, хлеба, молока и яиц, они, нагруженные, как ишаки, поспешили домой. Я тебя откормлю, думал Волохов, посматривая на мальчишку. Ты у меня станешь упитанный и розовый, как Хрюша из «Спокойной ночи, малыши». Иван семенил за ним, стараясь не отстать, но успевая в то же время глазеть по сторонам.
   – Ты что, первый раз в городе?
   – Нет, – паренек опустил голову, застеснявшись, – я бывал в городе. В Кириллове.
   – О-о, – протянул Волохов, – знакомые места. Озеро там шикарное.
   – Да, там красиво.
   Они поднялись по лестнице. Волохов передал ему свои пакеты, открыл дверь и сделал приглашающий жест.
   – Заходи, бандит, в КПЗ.
   – Спасибо, – мальчишка удивленно захлопал глазами, но потом, поняв, что это шутка, вежливо улыбнулся.
   Волохов мысленно обругал себя последними словами.
   – Направо кухня, там на стол все брось. Сейчас жрать будем!
   Он запер дверь и прошел следом. Иван аккуратно раскладывал на столе продукты.
   – Так, давай-ка, иди осмотрись, а я тут быстренько все сделаю, – сказал Волохов, засучивая рукава рубашки.
   Парень собрал пустые пакеты и послушно пошел в комнату. Волохов быстро начистил картошки, нарезал мясо и поставил на плиту сковородку. Не удержавшись, откусил мягкого белого хлеба и заглянул в комнату.
   Иван рассматривал висящие на стенах фотокопии современных художников. Склонив голову, он делал шаг в сторону, потом возвращался на место, выбирая удачный ракурс.
   Услышав шаги, он оглянулся.
   – Какая страшная картина, – сказал он, показывая на репродукцию Сараямы.
   На картине голый ребенок сидел, раскинув пухлые ножки, на каменистой земле. У ног его умиротворенно примостилась огромная железная собака. Стальные бока чудища бросали по сторонам блики, ребенок улыбался, а на заднем плане, из-за горизонта, всходила мертвая планета.
   – Почему страшная, – невнятно спросил Волохов с набитым ртом, – просто прикольная.
   – Одиночество, – пояснил Иван, – ему даже поиграть не с кем. Только с железной собакой.
   – Но он же доволен.
   – Он просто не знает другой жизни.
   Волохов помолчал, проглотил хлеб.
   – А тебе было с кем играть?
   – Нет.
   Волохов услышал, как заскворчало масло, и вернулся в кухню.
   Отбив ножом два куска свинины, он бросил ее на сковороду.
   – А что ты скажешь насчет вот этой картины, – спросил он, вернувшись к Ивану и указывая на репродукцию «Поцелуй вампира».
   На полотне в страстных объятиях зеленого крылатого чудовища со змеиным телом застыла обнаженная женщина. Из-под когтей, впившихся в ягодицы, сочилась кровь.
   – Это – гибель, – сказал Иван, качая головой. – Она губит себя, но ничего не может поделать. Плоть правит ее сознанием, а разум спит или умер.
   – А то, что она голая, тебя не смущает?
   – Нагота здесь вторична. Гораздо печальнее, что она вручает ему не только тело свое, но и душу.
   Волохов крякнул. Мальчишка, однако, был не так прост.
   Мясо покрылось аппетитной корочкой. Волохов поперчил, посолил и перевернул его. Попробовал ножом булькающую в кастрюле картошку. Почти готово.
   – Ну, Иван, мой руки и прошу к столу, – крикнул он.
   Крупно нарезав самый красивый помидор, он разложил мясо и картофель по тарелкам и посыпал нарезанной зеленью. Вывалив квашеную капусту в керамическую миску, покропил ее подсолнечным маслом и, нарезав хлеб, уселся за стол. Иван встал на пороге, смущенно улыбаясь.
   – Давай, давай, не стесняйся, – Волохов набил рот мясом, картошкой, добавил капусты и, энергично пережевывая, указал на табурет напротив себя.
   – Павел …, простите, не знаю вашего отчества…
   – Ничего, ничего, сойдет и Павел.
   – Я не могу это есть.
   – Это почему?
   – Так ведь пост, – удивленно всплеснул руками Иван, – Апостольский пост нынче.
   Волохов перестал чавкать и медленно оторвал взгляд от тарелки.
   – Что ж ты не сказал? Я бы рыбу пожарил.
   – И рыбу сегодня не могу – среда.
   – Ваня, ты худой, как велосипед. Хоть чего-то можешь съесть?
   – Могу есть хлеб, могу капусту, овощи, фрукты, орехи. Могу воду пить.
   – Эх, – горько вздохнул Волохов, – а может, давай, а? Хоть немного?
   – Не могу, – виновато пожал плечами Иван.
   Волохов отложил вилку и тяжело вздохнул. Потом помыл яблоки, клубнику и поставил перед Иваном.
   – На, страстотерпец, насыщайся.
   Аппетит пропал. Поковырявшись в тарелке, Волохов отодвинул ее. Иван ел капусту с черным хлебом. На десерт были фрукты. Клубника показалась Волохову пресной и водянистой.
   Постелив Ивану на кровати, Волохов разложил на полу матрас для себя, погасил свет и улегся. Парнишка аккуратно сложил одежду в кресло-качалку, укрылся одеялом и затих. Волохов поворочался на жестком ложе.
   – Иван, – позвал он.
   – Да, – с готовностью отозвался тот.
   – Где ты учился?
   – Меня учит наш игумен.
   – Угу. И чему же он тебя выучил? Он что, все знает?
   – Он знает все, – не задумываясь, с гордостью сказал Иван, – он служил в православной церкви в Италии, потом в Сербии. Когда случилась война, храм разрушили, начались гонения на веру, и прихожане ушли кто куда. Он вернулся в Россию.
   – А что же он сам сюда не приехал? Если он тебя учит, значит, знает больше, чем ты. Не хочу тебя пугать, но дела у нас здесь хреновые.
   – Он старенький уже. Он благословил меня, а монастырская братия всю ночь вчера молилась за нашу с вами победу.
   – Ну, тогда я спокоен. Дело, считай, сделано, – пробурчал Волохов.
   – Павел, а это ваша квартира?
   – Нет, одной моей знакомой.
   – А она где?
   Волохов сел на матрасе и, обхватив колени, уставился в открытое окно. Ночь была ясная, звездная. Огни в доме напротив уже погасли, и он казался огромным надгробием какому-то древнему божеству.
   – Ее похитили.
   – Демон?
   Иван спокойно произнес слово, которое в современном мире почему-то утратило свой страшный смысл, но в темной комнате прозвучало пугающе и зловеще. Волохов повторил его, словно проверяя свои ощущения.
   – Демон… да.
   – Мы освободим ее, – уверенно сказал Иван.
   – Мне бы твою уверенность, – вздохнул Волохов, – все, давай спать.
   Мальчишка завозился, устраиваясь поудобнее и, скоро засопел.
   Сна не было. Волохов встал и, стараясь не шуметь, вышел на кухню и съел кусок мяса с хлебом. Выпив холодного чаю, он побродил по темной квартире, открыл шкаф и долго смотрел на Светкины платья и блузки, развешанные на плечиках. Потом подошел к картине «Поцелуй вампира». Темнота почти скрыла темно-зеленое тело чудовища, только проступали мускулистые руки с узловатыми венами, ласкавшие обнаженное тело женщины.
   – Не поддавайся ему, девочка, – прошептал Волохов.
 
   Он проснулся с ощущением, будто кто-то наблюдает за ним. Пахло чем-то вкусным. Приоткрыв глаза, он осмотрелся. Иван сидел на краешке кресла, сложив руки на коленях, и как всегда доброжелательно смотрел на него. Он был умыт, причесан и от этого казался совсем ребенком.
   – Доброе утро.
   – Привет, – пробурчал Волохов, поднимаясь, – тебе не говорили, что неприлично смотреть на спящего?
   – Извините.
   – Ох, бока отлежал, – Волохов потянулся. – Чего не разбудил?
   – Я рано встал. Сотворил молитву, сделал вам завтрак.
   – Постный, поди?
   – Нет, скоромный.
   – И на том спасибо.
   Волохов прошлепал в ванную, постоял под холодным душем, пока не замерз.
   В кухне его ждала яичница, гренки из белого хлеба на молоке и яйцах и кружка молока.
   Иван присел напротив и смотрел, как он ест.
   – Ты сам-то поел? – спросил Волохов, уплетая яичницу.
   – Поел.
   – Могу представить, что, – скептически заметил Волохов и вдруг замер от пришедшей в голову мысли. – Иван, а ведь во время боевых действий пост не соблюдается. А мы с тобой, считай, на войне!
   Иван задумался.
   – Вы знаете, Павел, я не уверен, хотя что-то об этом слышал. Если бы можно было связаться с наставником, я бы попросил совета.
   – А совет Александра Ярославовича тебя не устроит?
   – Не знаю, – задумчиво сказал Иван, – игумен его уважает, я видел. Но насколько он сведущ в канонах православной церкви…
   У Волохова кусок яичницы встал поперек горла. Он закашлялся и, схватив кружку, сделал большой глоток молока. Его разобрал такой смех, что он согнулся, хватаясь за живот, чуть не попав лицом в тарелку.
   – Ох, я не могу. Ой, ну ты меня уморишь. Нет, я должен ему это сказать!
   Иван спокойно смотрел на него, улыбаясь и Волохов постепенно успокоился.
   – Я что-то не то сказал?
   – Нет, ты сказал, что надо. Просто классно сказал. Я обязательно передам Александру Ярославовичу твои сомнения. Ты знаешь, – Волохов наклонился и, понизив голос, подмигнул пареньку, – они меня тоже иногда посещают.
   Позавтракав, Волохов убрал постель. Иван вымыл посуду и присел у стола, разложив перед собой книги отца Василия.
   – Павел, мне понадобятся писчая бумага и ручка.
   – Сделаем. А ты не хотел бы переодеться?
   Парнишка оглядел себя и непонимающе взглянул на Волохова.
   – Моя одежда не подходит?
   – В ней от тебя за версту несет святостью. Молодежь так не одевается. Ты не должен выделяться.
   – Наверно, вы правы, – Иван похлопал ресницами, – а что делать?
   – Ты пока разберись с книгами, а я тебе что-нибудь куплю. Договорились?
   – Только не очень яркое, ладно?
   – Как скажешь. К двери не подходи, что бы ни случилось. Я быстро.
 
   Парень сидел на полу, обхватив колени, и смотрел на нее восхищенными серыми глазами. Такой взгляд она видела в церкви у прихожан, когда ей случалось туда попасть. Мысли путались, тело было словно чужое. Светка приподняла голову. Она лежала на водяном матрасе, укрытая простыней до подбородка. Комната казалась большой, стены были белыми, матовыми. В полутьме она разглядела посреди комнаты на кафельном квадрате странное кресло. С ним было связано что-то неприятное, но что, она не могла вспомнить. Большая лампа, похожая на медицинскую, горела вполнакала.
   Парень увидел, что она пошевелилась, и улыбнулся.
   – Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?
   – Хорошо, – неуверенно ответила Светка, – где я?
   – Ты у друзей.
   Что-то вспомнив, она подняла простыню и посмотрела под нее.
   – Что со мной?
   – А что ты чувствуешь?
   – Не знаю… Мне, как-то непривычно. Неужели это я? – Светка встала, кутаясь в простыню, и подошла к зеркалу.
   Отвернувшись от паренька, она приоткрыла простыню и долго смотрела.
   – Ты стала красивая, ты просто неземная. Неужели тебе не нравится?
   – Я почти ничего не помню. Было больно, потом было хорошо. А потом опять больно.
   Парень встал и, подойдя к ней, расстегнул рубашку с длинным рукавом и снял ее.
   – Я такой же, но ты лучше.
   Светка провела пальцами по его выпуклым шрамам на груди. Он улыбнулся.
   – Это очень красиво.
   – Да, наверное… А кто меня сделал такой?
   – Я. Я очень старался.
   – А кто делал это тебе?
   – Мой друг. Даже не друг, а учитель. Он направляет мою руку, он заботится о нас.
   – Он здесь?
   – Нет, он давно не появляется, но я слышу его голос. Он очень хотел бы стать такими, как мы, но не может.
   – Как тебя зовут?
   – Дмитрий.
   – Дима, расскажи мне, как все было.
   Парень взял ее за руку и, усадив на матрас, присел рядом.
   – Я почти отчаялся, когда появился он. Его зовут Рец. Он показал мне новую дорогу и помог вступить на нее…
   Светка прикрыла глаза. Дима рассказывал о неземном блаженстве и новом обществе, где избранные будут узнавать друг друга по прекрасным рисункам на телах. Где все будут равны, но она, Света, станет единственной. Ей будут поклоняться и надо только поверить в этот мир и повести за собой обиженных и непонятых, озлобленных и отчаявшихся.
   Голос Дмитрия то уплывал вдаль, то накатывался, подобно прибою. Прошлое, которое она хотела вспомнить и не могла, отступило в дальний угол сознания, а его место заняли образы странного мира, где царили любовь и нега. Только одно воспоминание не давало ей покоя. Воспоминание о буре, когда вокруг ломались деревья и камни падали с неба, но кто-то закрыл ее своим телом, и они любили друг друга на мокрых листьях. Светка пыталась вспомнить лицо, но образ расплывался, оставляя лишь неуверенность, – было это или ей только приснилось.
   – У меня кто-то был, – сказала она, – близкий и заботливый. Ты не знаешь его?
   – Нет. Но мы найдем его, и если он действительно близок тебе, он пойдет с нами.
   – Хорошо. Мне почему-то больно вот здесь, – Светка провела пальцами по простыне на груди.
   – Это ненадолго, это пройдет. Я дам тебе лекарство.
   Дима встал и прошел к холодильнику, стоявшему в углу комнаты возле задернутого тяжелой гардиной окна. Светка пошла за ним, не отдавая себе отчета, любопытство это или желание держаться поближе к этому странному парню, который так искренне восторгался ею.
   Дима открыл холодильник, и она внутрь. На полках лежали пластиковые и картонные футляры. Некоторые были открыты, и в них блестели тонким стеклом небольшие ампулы. Дима выбрал несколько, сломал наконечники и, смешав, набрал жидкость в шприц.
   – Раньше я боялась уколов, – сказала Светка.
   – Ты мне веришь?
   – Ты добрый. Наверное, верю.
   – Тогда не бойся.
   Он придержал пальцами протянувшуюся над кожей вену у нее на руке и быстро сделал укол.
   Что-то мягко ударило в голову, и она стала оседать на пол. Дима подхватил ее, помог дойти до матраса и осторожно уложил.
   – Как хорошо, – прошептала она, – да, я верю тебе. Мы будем жить в новом мире!
   Она увидела словно наяву, как под раскинувшейся радугой собираются ее новые друзья. Добрые, красивые и приветливые, они ведут ее за собой, она держится за руку Димы, но, оглядываясь назад, видит того человека, что прикрыл ее от града. Он не хочет идти с ними. Она зовет его, но он только качает головой, и, наконец, новые друзья увлекают ее далеко-далеко. Туда, откуда она уже не может разглядеть ничего позади.

Глава 18

   Волохов, стараясь не шуметь, закрыл дверь и выглянул из прихожей. Иван, обложившись книгами, сидел на кухне и делал на полях пометки карандашом.
   – Там некоторые места уже выделены, – сказал Волохов.
   Иван взглянул на него затуманенными глазами.
   – Что? А, да, я видел.
   Волохов бросил на стол несколько шариковых ручек и толстую тетрадь в клетчатом переплете.
   – Держи. Ты что-нибудь там понимаешь?
   – Понимаю, хотя с авторами можно поспорить.
   – Ну, еще бы не поспорить с католиками и протестантами, – усмехнулся Волохов.
   Он достал из пакета джинсы, пару маек, ветровку и кроссовки. Разложил все на диване, полюбовался и позвал Ивана.
   – Как тебе такой наряд?