Волшебство кончилась. Корсаков понял, какая именно Анна перед ним, но разочарования не почувствовал. В голове был полный сумбур: карты, Анюта, магистр...
   -- Постой, а ты что здесь делаешь? - немного невпопад спросил он.
   -- Тебя жду, - Анюта уселась в кресло, взяла из вазы огромную, со сливу, клубнику и смачно откусила. - Я взяла папашку за жабры и сказала...
   Корсаков нашарил позади кресло и упал в него. Посмотрел на все еще зажатую в руке бутылку и поставил ее на стол. Среди хрусталя и фруктов она смотрелась странно.
   -- ...вот это платье из театра, но прямо, как по мне сшито, да? У папашки везде свои люди. И серебро я у него выгребла, но на совсем он не дал - уперся, как баран: фамильное серебро, фамильное серебро, княжеский род! - она вскочила с места и закружилась перед Игорем. Взметнулись пышные юбки, - как тебе мой сюрприз?
   Платье сверкало блестками и Анюта в нем была похожа на случайно оказавшуюся в заброшенном особняке фею, воздушную, невесомую. Скоро ей надоест здесь, она заскучает и исчезнет без следа, оставив на память затихающий серебристый смех.
   Анюта порхнула Корсакову на колени, обняла за шею и, прижавшись лбом к его лбу посмотрела в глаза.
   -- Почему ты такой серьезный? Я же старалась...
   То ли стон, то ли вздох донесся с лестницы. Девушка вздрогнула, замерла, прижавшись к Игорю.
   -- Не обращай внимания, - сказал он, притянул к ее себе и поцеловал за ушком, наслаждаясь запахом ее волос.
   Анюта вздохнула, провела пальцами по его лицу, словно вспоминая.
   -- Как долго тебя не было.
   -- Я заезжал к тебе на квартиру, хотел кое-что найти.
   -- Что?
   -- Карты. Старинные карты. Я, честно говоря, не помню, но может быть я раскладывал их у тебя. Во всяком случае в кармане куртки я обнаружил пустой футляр. Ты их не видела?
   Девушка тихонько рассмеялась.
   -- Это я их у тебя из кармана вытащила, когда твою куртку вешала сушиться, - она слегка отодвинулась, - я сразу поняла, что вещь ценная, хоть и с придурью. Ты же на таком взводе был, ну, я и подумала, что пусть лучше у меня лежат - целее будут. У любителей подобных вещей могут больших денег стоить, а у тебя либо менты отберут, либо ты их того, - она подмигнула и прищелкнула по горлу пальчиком, - в оборот пустишь. Так что футляр я тебе оставила, а карты спрятала.
   Корсаков долго и молча смотрел ей в глаза, прикидывая: то ли наорать на нее, то ли расцеловать.
   -- Ремня бы тебе хорошего, - наконец сказал он с досадой.
   -- Если только в виде прелюдии к сексу, - отозвалась Анюта, невинно хлопая глазами.
   Игорь столкнул ее с колен.
   -- Ты знаешь, что меня чуть не убили за эту колоду? Она здесь? Давай, неси.
   Надув губки Анюта вынула из сумочки, висящей на кресле пластиковый пакет и передала его Корсакову. Он развернул его, достал карты и раскрыл их веером. Да, это были Таро Бафомета. Он провел пальцами по глянцевой поверхности и ему показалось, что он может ощутить нарисованные фигуры. Они будто оживали под прикосновениями, стараясь спрыгнуть с листков плотной бумаги, вырваться, словно из тюрьмы, в которой находились несколько веков.
   Анюта, склонив голову, с любопытством наблюдала за ним.
   -- Они так тебе дороги? - спросила она, - ты так их гладишь, что кажется, ценнее для тебя ничего нет. Хочешь, Сань-Сань купит их у тех людей, кто за ними гоняется?
   "Ценнее для меня и впрямь ничего нет, - подумал Корсаков, - это жизнь Катюшки, Ирины, а, может, и твоя, девочка". Отдавать карты магистру стало жаль и, чтобы получить хоть какое-то удовольствие от кратковременного обладания, Корсаков перетасовал колоду, щелкнул по ладони плотными листами.
   -- Хочешь загадать желание? - спросил он, - обязательно сбудется, фирма гарантирует. Такой шанс выпадает раз в жизни, причем единицам из миллионов.
   -- Хочу! - Анюта зажмурилась, стиснула кулачки, - все, загадала.
   Корсаков отодвинул столовый прибор, переставил подсвечник на столе и разложил карты на скатерти, выбирая наугад из глубины колоды.
   -- Все, можно открыть глаза?
   -- Открывай, - разрешил он.
   Девушка подошла к столу склонилась над картами.
   -- Ух, при свечах они еще страшнее. А ты уверен, что разложил правильно?
   -- Хрен его знает, но уверен, все загаданное исполнится. И тебе за это ничего не будет!
   Внизу на лестнице хлопнула дверь, послышался топот множества ног, голоса. Корсаков вскочил, мгновенно сунул карты в карман и быстро задул свечи. Анюта прижалась к нему, он обнял ее за плечи, чувствуя, как они вздрагивают. Если бы не серьезность момента, то он подумал, что девушка сдерживает смех.
   -- Не бойся, прошептал он, - все будет нормально.
   В проеме двери возникло множество огоньков, язычки пламени освещали сжатые пальцы, но самих людей видно не было, только дыхание и гулкие шаги.
   Мощный луч света внезапно залил комнату, пробежал по стенам, коснулся кровати, и ударил в потолок.
   -- Сюрприз!!! - заорал десяток хриплых глоток.
   Нумизмат Сема, блестя лысиной, отплясывал с упаковкой пива в руках, Сашка-акварель разгребал место на столе, выставляя маслины, шпроты и исландскую селедку в плоских банках. Тут же были бомжи-соседи из сгоревшего дома. Все были уже на взводе - видно в ожидании назначенного часа уже размялись водочкой.
   Корсаков почувствовал, как ослабли ноги и опустился в кресло. Анюта смеялась вместе со всеми и хлопала в ладоши.
   -- Классный сюрприз, а?
   -- Да уж... - пробормотал Корсаков.
   -- Это еще не все! - Анюта снова хлопнула в ладоши, - ну-ка, где наш главный подарок?
   Все замолчали, расступились, освобождая проход. В дверях возник заслуженный алкоголик и принципиальный бомж дядя Сережа. Он тоже жил в доме, на втором этаже которого квартировал Игорь с Владиком. Протиснувшись боком в комнату, он поднял руки. В каждой было зажато по картине в раме. Корсаков узнал свои работы из цикла "Руны и Тела" - "Знамение" и "Снег".
   -- Вот, Игорек, сберегли от огня. Жизнью, можно сказать, рисковали, а уберегли, - гордо объявил дядя Сережа хриплым пропитым голосом. - Я ведь засек, как ты картины прятал, а как увидел, что Жучила к тебе пошел, ну, той ночью, как пожар случился, так и вытащил их. К сожительнице, стало быть, своей отнес - она дворничихой в девятом доме работает. Так у нее и стояли, тебя дожидались.
   -- Спасибо, мужики, - растроганно сказал Корсаков, - век не забуду. Ну, давай к столу!
   Картины прислонили к стене возле кровати, откуда-то возникли табуретки, лавки. Первый тост сказал Сема. Говорил он долго и цветисто и чувствовалось, что может говорить до бесконечности, но его прервали, устав держать наполненные стаканы и тогда он коротко сказал:
   -- Ну, с новосельем!
   Все выпили и навалились на закуску. Анюта, сидя через стол от Корсакова, смотрела на него счастливыми глазами. Ее наряд казался совершенно невозможным среди неопрятных завсегдатаев Арбатских задворок с пропитыми небритыми лицами, которые однако были сейчас Корсакову ближе, чем кто бы то ни был на свете. Он улыбнулся девушке.
   Справа ему что-то бубнил в ухо Сема, кажется, насчет старинных монет, Сашка-акварель, устроившийся в центре стола, клялся, что за три сеанса сделает из любого дилетанта мастера акварельной живописи, дядя Сережа обстоятельно рассказывал, как он прятал картины в подсобке, прикрывая их метелками и лопатами. Кто-то уже завел песню, но пока еще в полголоса.
   Корсаков, пользуясь тем, что каждый занят своим: кто наливал, кто закусывал, кто слушал, а кто рассказывал, выскользнул из-за стола и позвал Анюту, показывая на соседнюю комнату.
   -- Сотовый у тебя с собой? - спросил он.
   -- Сейчас принесу.
   В зале царил полумрак, мерцали свечи. Корсаков отошел к лестнице. Анюта принесла ему телефон. Он поцеловал ее в шею, ощущая нарастающее желание. Она прильнула к нему всем телом, он почувствовал, как ее язычок скользнул к нему в рот. Время исчезло, были только жадные губы и судорожные объятия.
   -- Погоди, - он нашел в себе силы оторваться от нее, - мне надо позвонить.
   -- Потом позвонишь, - девушка просунула руки ему под майку. Он ощутил, как острые коготки царапнули грудь, - я так по тебе соскучилась.
   -- Девочка моя, у нас все еще будет, - прошептал он, - но чуть попозже. Хорошо?
   -- Мне уйти? - она вздохнула и отпустила его.
   -- Да. Извини, это деловой звонок.
   Девушка послушно ушла к гостям, которые встретили ее взрывом энтузиазма.
   Корсаков набрал семь семерок, переключился в тоновый набор, нажал кнопку ноль. Гудков не было, где-то на пределе слышимости играла органная музыка. Он уже решил, что ошибся и хотел снова набрать номер, как в трубке раздался голос магистра.
   -- Слушаю вас, Игорь Алексеевич.
   -- Я нашел то, что вам нужно, - сказал Корсаков.
   Он представил, как магистр удовлетворенно улыбается, откинувшись в старинном кресле. В кабинете полутьма, тускло отсвечивают деревянные панели на стенах, на столе перед магистром стоит бокал с коньяком. Он не спеша протягивает руку, берет бокал и отхлебывает темный напиток.
   -- Очень хорошо, Игорь Алексеевич. Я не ошибся в вас. Где мы встретимся?
   -- Если вы такой ясновидящий, то знаете, куда ехать.
   В трубке послышался глухой смешок. Затем, после недолгого молчания снова возник низкий голос.
   -- Знаю. Через пятнадцать минут выходите на Гоголевский бульвар.
   -- Не опаздывайте, уважаемый Александр Сергеевич, - решил съехидничать Корсаков, - а то меня здесь люди ждут.
   -- Будьте спокойны, не опоздаю. А вы, Игорь Алексеевич, не забудьте захватить картины. Мы дадим за них хорошую цену, - магистр отключился.
   -- Хорошую цену... - пробормотал Корсаков, вспоминая, как торговался с Жучилой, призвав на помощь заезжего провинциала, - да я с вас за эти картины семь шкур сдеру и не хрюкну.
   Он вернулся в комнату, прошел к кровати и присел на корточки возле картин. Краски в темноте казались выцветшими, а фигуры на полотнах размытыми, призрачными. Он осторожно снял полотна с рам и скатал в рулон. Шум за столом то нарастал, подобно волне, то стихал, когда гости в очередной раз приникали к стаканам. Игорь вернулся к двери и критически оглядел пирующих.
   На него уже не обращали внимания - праздник дошел до того момента, когда каждому уже неважно, где виновник торжества, кто и что говорит, лишь бы не мешали ему. Сема требовал, чтобы Сашка-акварель написал портрет безвинно убиенного коммунистами Николая Второго, а в качестве модели взял царский золотой десятирублевик, дядя Сережа пел про трамвай номер девять, в котором "ктой-то помер", двое бомжей уже спали в объедках. Пиршество напомнило Корсакову картины старинных голландских мастеров - такие же разгоряченные лица, бутылки вина среди объедков. Мятущийся свет только усиливал впечатление это впечатление. Не хватало только собак, жадно глодающих кости на полу.
   -- Сплошное средневековье, - пробормотал Корсаков, поймал взгляд Анюты и поманил ее к себе.
   Она незаметно покинула гостей.
   -- Девочка, мне надо уйти. Всего на час, не больше, - поспешил добавить Корсаков, видя, что Анюта уже готова броситься ему на шею, - обещаю, в этот раз только на час.
   -- Я с тобой.
   -- Пойми, не могу я тебя взять на эту встречу.
   -- Если не возьмешь, я все равно прокрадусь за тобой и буду рядом, видно было, что на сегодня Анюта сдаваться не намерена. Глаза ее были серьезны, губы сжаты так, что превратились в побелевшие полоски.
   Корсаков было разозлился, но вдруг ему стало смешно - столько детского упрямства было в ее лице.
   -- Ты прямо так пойдешь? В этом платье?
   -- Мне переодеться две минуты, - Анюта вернулась в комнату и через мгновение вышла, неся в руках свою одежду, куртку и шляпу Корсакова.
   Корсаков проверил, на месте ли карты надел "стетсон" и, забросив куртку на плечо, стал наблюдать за девушкой. Она завела руку за спину, вжикнула молния и Анюта, проделав несколько сложных движений бедрами, освободилась от пышного платья. На ней остались только белые трусики, которые больше открывали, чем прятали. Игорь невольно залюбовался ее фигурой. Анюта быстро натянула майку, влезла в джинсы, сунула ноги в кроссовки и, подхватив в руку джинсовую куртку, выпрямилась, раскинув руки.
   -- Ап! - воскликнула она, как артист цирка, закончивший смертельный номер, - я готова. Время засекал?
   -- Вот отдадим карты и поедем к тебе, - сказал Корсаков, перед глазами которого все еще стояла полуобнаженная фигура девушки, - бросим гостей к черту - им уже все равно и поедем к тебе. И залезем вместе в джакузи, а потом пойдем и ляжем на ковер, а потом...
   Анюта бросилась ему на шею.
   -- А что потом, я придумаю сама.
   Глава 13
   Спускаясь по лестнице Корсаков чутко прислушивался, опасаясь нарваться на конкурентов магистра, но в особняке, похоже , уж никого не было. Правда под лестницу он заглядывать не стал.
   Оказывается, уже наступил вечер: в окнах зажгли свет, небо потемнело и казалось багровым от отсветов рекламы. С Арбата доносилась музыка, он был залит огнями и казалось, что там солнечный день еще продолжается.
   Корсаков подумал, что показываться на Арбате не стоит- к вечеру милиции там, естественно, прибавилось. Он взял Анюту под руку и они дворами, не торопясь, направились к Гоголевскому бульвару.
   За последние несколько дней он настолько привык прятаться или убегать, что не мог поверить в то, что наконец сможет пожить спокойно, не шарахаясь от каждой тени, не вглядываясь в лица прохожих, со страхом ожидая окрика или нападения.
   Анюта была шла рядом притихшая, молчаливая. Вот еще одна проблема. Небольшая, приятная, очаровательная проблема, которую тоже предстоит решить. Александр Александрович спокойной жизни не даст - не таким он представляет будущее дочери, во всяком случае не с полузабытым художником, злоупотребляющим алкоголем и живущим в выселенных домах. Интересно, воспримет Александр Александрович нормальный мужской разговор, или начнет орать, топать ногами и натравливать охрану? Отнимет у дочери квартиру, машину? Да и черт с ним, уедем к Пашке, поживем там. Буду ходить на этюды, писать пейзажи.
   -- Поедешь со мной в деревню? - спросил Корсаков, заглядывая девушке в лицо.
   -- Поеду, - не раздумывая ответила она, - далеко? В Сибирь, на Дальний Восток? Как жены декабристов? Поеду.
   -- В Сибирь... - задумчиво повторил Корсаков. Ему словно послышался звон кандалов, скрип снега под полозьями тюремного возка. - Зачем так далеко. В Подмосковье, к моему другу. Он тебе понравится. Он вырезает из коряг страшилищ и реставрирует старинный княжеский особняк. С ним живет чудесная женщина и осенью они поженятся. Мы будем жарить шашлык и бродить в старом парке, где еще сохранились вековые липы. Кстати, двести лет назад это было родовое имение князей Белозерских. Я покажу тебе могилу нашей пра-пра-прабабки и расскажу удивительно романтическую историю, связанную с этим поместьем.
   -- Про любовь?
   -- И про любовь, - кивнул Игорь.
   Они вышли к Малому Афанасьевскому переулку. Из ресторана "Арбатские ворота" неслась разухабистая музыка, в летнем кафе под зонтиками коротали вечер завсегдатаи и туристы. Корсаков узнал нескольких знакомых и отвернулся, ускоряя шаг - увидев Игоря, те могли, по широте душевной, заорать на всю улицу, приглашая к столику, а откажешься - разорутся еще больше от обиды.
   Тучи рассеялись и в небе робко зажигались первые звезды.
   Дождавшись, пока в сплошном потоке автомобилей будет просвет, они перебежали проезжую часть Гоголевского бульвара. На пятачке возле памятника Николаю Васильевичу обжимались парочки, тут же выпивали и закусывали, тут же, в кустиках, справляли малую нужду. Гоголь взирал на это с философским выражением на бронзовом лице - за то время, что обитал здесь, Николай Васильевич навидался всякого.
   Корсаков приметил чуть ниже памятника пустую скамейку. Они присели на нее. Анюта положила голову ему на плечо.
   -- Нам долго ждать? - сонно спросила она.
   -- Надеюсь что нет.
   -- А потом поедем ко мне. Я машину возле "Праги" оставила.
   -- А если милиция остановит? Ты же выпила.
   -- Сань-Сань отмажет, - равнодушно сказала Анюта.
   -- А без папочки ты жить сможешь? - раздражаясь, спросил Корсаков.
   -- С тобой смогу. Поцелуй меня, мне грустно.
   -- Почему?
   -- Не знаю. Вот мы вместе, а мне грустно. Как будто перед долгой разлукой. Поцелуй скорей, а то заплачу.
   -- Шантаж... - пробормотал Корсаков, склоняясь к ее лицу.
   Он осторожно поцеловал ее, ощущая теплые губы и вдруг заметил, что ресницы у нее мокрые, а по щекам текут слезы. Он обнял ее за плечи, прижал к себе и стал баюкать, как ребенка.
   Над зданием Министерства Обороны, возвышающимся напротив через площадь, вставала огромная желтая луна. Воздух стал влажным, запах травы и земли перебил бензиновую вонь. Анюта совсем затихла и дышала ровно, спокойно. Корсаков заглянул ей в лицо. Кажется, она спала.
   -- Какая разлука, девочка моя, - прошептал он, - мы теперь всегда будем вместе и...
   -- ...в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас, - раздался рядом спокойный низкий голос. - Добрый вечер, Игорь Алексеевич.
   Корсаков поднял глаза. Возле скамейки, в распахнутом черном плаще, стоял магистр. Руки он держал в карманах и, наклонив голову, с интересом рассматривал девушку. Поодаль расположились фигуры охранников, соседние скамейки были пусты и даже прохожих на бульваре не наблюдалось.
   -- Добрый вечер, - Корсаков приподнял "стетсон", - и говорите тише, уважаемый Александр Сергеевич. Или как вас там. Она спит, - проговорил он с досадой. У него возникло неприятное чувство, что за ним подсматривали в самый неподходящий момент, - такта у вас ни на грош.
   -- Она не проснется, пока мы с вами не расстанемся, - усмехнулся магистр, - а такт - бесполезное понятие. Важен результат. Симпатичная девушка, - одобрительно сказал он.
   -- Это я и сам знаю.
   -- Вы позволите? - магистр присел на скамейку, отодвинув свернутые в рулон картины, - я вижу вы принесли свои полотна. Весьма похвально.
   -- Я еще не решил, продам ли я эти картины.
   -- От вашего решения зависит очень немного, Игорь Алексеевич. Не забывайтесь. Цену мы дадим хорошую, но не чрезмерную, хотя я понимаю ваше желание спустить с нас семь шкур, - в голосе магистра прозвучала насмешка.
   Корсаков скрипнул зубами.
   -- Черт с вами, забирайте.
   -- Вот это другое дело. Где карты?
   Осторожно, чтобы не потревожить спящую девушку, Корсаков полез в карман, вынул карты. Странно, все напасти, которые обрушились на него в последнее время были связаны с этой колодой, но расставаться с ней почему-то не хотелось.
   Нехотя, он протянул карты магистру. Тот взял колоду, подержал в руке, будто взвешивая, потом достал футляр, спрятал в него карты и убрал в карман плаща.
   -- Что, и проверять не будете? - спросил Корсаков, - а вдруг это подделка?
   -- Я еще не разучился отличать настоящее от подделки, - скривив губы произнес магистр.
   Корсаков огляделся. Охранники застыли неподвижными изваяниями, словно отгораживая непроницаемым кругом скамью, на которой они сидели, от остального мира. Игорю стало не по себе.
   -- Война закончена? Вы победили, враги повержены, и что дальше? Подарите мне вечный покой или превратите в растение?
   Магистр чуть повернулся на скамье, посмотрел ему в лицо.
   -- Война окончена для вас, Игорь Алексеевич, а для нас она не кончается никогда. Вы больше не интересны нашим оппонентам, вы вышли из игры. Мстить они не будут - у нас это не принято.
   -- Приятно слышать, - проворчал Корсаков, - а то в последнее время меня пытались загрызть, насадить на копье, проткнуть ржавой косой. Знаете, для меня это чересчур. Чуть машиной не переехали и если бы не случайный прохожий...
   -- Вы уверены, что это был случайный прохожий? В конце концов жаловаться вам не на что - мы парировали все удары, хоть это и стоило нам весьма дорого.
   -- Надеюсь не дороже обладания картами?
   -- Не дороже, - задумчиво кивнул магистр. - Вы знаете, из вас вышел бы прекрасный сдающий. Один случайный расклад и смешались карты всех Могущественных, а вы ведь даже не ведали, что творите. Результат вы имеете удовольствие наблюдать. Второй расклад - и даже я не могу ничего изменить. Вернее, не хочу.
   -- И что теперь будет?
   Магистр улыбнулся и впервые у него получилась обычная человеческая улыбка. Ну, почти человеческая.
   -- Только то, что загадала ваша девчонка. Подробности можете узнать у нее. Если откровенно, нам изрядно надоели ваши мятущиеся души, путешествующие сквозь время. В каждом поколении вы с ней встречаетесь и так или иначе вносите разлад в нормальный ход событий. Вы хоть понимаете, что не случайно встретили эту девушку?
   -- Ну...
   -- Где уж вам, - магистр махнул рукой, - впрочем, господин Корсаков, вы еще можете изменить свою судьбу, так же, как и судьбу ваших потомков, - он достал из кармана фляжку в кожаном чехле, не спеша отвинтил крышку. В воздухе разнесся аромат старинного коньяка, - одни глоток - и судьба переменится. Не будет лучше или хуже, будет иначе.
   -- Вы похожи сейчас на змея-искусителя, - сказал Корсаков, - "скушай, деточка, яблочко". Только мы не в райском саду, а я вряд ли подхожу на роль Евы. К тому же у меня есть сильное подозрение, что это яд.
   -- А вдруг противоядие? Вспомните коньяк, что поднесли вам при нашей встрече. Может, это в нем был яд? Яд, который вступает в силу при свете луны между полуночью и часом ночи? Поверьте, такое зелье может изготовить любая полуграмотная деревенская ведьма. Подумайте, до полуночи не так уж и долго.
   Корсаков отрицательно покачал головой.
   -- Я не хочу ничего менять. К тому же недавно я слышал фразу: потребно пролить реки крови, чтобы изменить предначертанное. Я на это пойти не могу.
   -- Я так и знал, - кивнул магистр, - хотя и надеялся на другое решение. Жаль, один глоток и вы бы стали одним из нас, - он медленно наклонил флягу. Темная жидкость, булькая, потекла на землю.
   Магистр поднялся, фигуры охранников пришли в движение, сужая круг.
   -- Хочу надеяться, что больше вы не вмешаетесь в наши дела и эта встреча последняя, - сказал он и пошел прочь.
   -- А я так просто молюсь об этом, - тихо сказал Корсаков, глядя ему вслед.
   Удаляющаяся по бульвару в окружении охранников высокая фигура магистра, в длинном плаще с развевающимися полами, казалась черным ангелом, шествующим по земле во главе своего сумрачного войска.
   Зашевелилась во сне Анюта, Корсаков замер - будить девушку не хотелось. Луна поднялась над бульваром круглая, в темных пятнах и была похожа на забытую на кухонном столе грязную тарелку. Ее желтый свет как будто приглушил свет фонарей и даже кинжальные лучи прожекторов, бьющие в небо возле Храма Христа Спасителя, исчезли в ее сиянии.
   Игорь взглянул на часы. До полуночи оставалось всего несколько минут. Жизнь или смерть? Нет, не так. Любовь или бессмертие?
   -- Ну что ж, пришло время узнать, что было в бокале: яд или противоядие, - прошептал он,
   Закрыв глаза Корсаков поднял лицо, подставляя его лунному свету.
   Головной убор гусар. Представлял из себя усеченный конус, расширяющийся к верху. Изготавливался из фетра. Сверху к киверу крепился султан - украшение из заячьего меха.
   Иоахим Мюрат, 1767-1815, маршал Франции
   Звание хорунжего соответствовал корнету, звание гвардии корнет сотнику, поручику.
   М.И. Кутузов, главнокомандующий русской армией.
   26.01.1807г. Превое крупное сражение, в котором Наполеон не смог одержать безоговорочную победу.
   мобилизация
   М.И. Платов, Атаман Войска Донского.
   Это слишком просто(фр.)
   Н.И. Новиков, 1744-1818, один из руководителей русского масонства.
   Рейд атамана казаков Платова и легкой кавалерии генерал-лейтенанта Уварова во время Бородинского сражения в тыл левому флангу французской армии.
   Ф.П. Уваров, 1773-1824, командир Первого резервного кавалерийского корпуса.
   Это неслыхано(фр)
   проклятье(фр)
   мой дорогой(фр)
   ко мне, дети вдовы!(фр.) - масонский призыв о помощи, обязательный к исполнению всеми братьями, независимо от степени посвящения.
   мой бог!(фр)
   что с князем?(фр)
   К сожалению, он умер.(фр)
   Бумаги необходимо уничтожить.(фр)
   не беспокойтесь, я все сделаю.(фр)
   сдавайтесь!(фр)
   Никогда!(фр)
   корнет Корсаков, лейб-гвардии гусарский полк.
   Лейтенант Дюбуа, элитная рота седьмого конно-егерского полка.
   Коробка для пуль к пистолетам.
   Гусарская куртка со стоячим воротником, расшитая шнурами.
   Ташка - пятиугольная плоская сумка, носимая на ремнях на поясе.
   Полковник Н.Я.Мандрыка - командир лейб-гвардии гусарского полка.
   К вашим услугам(фр).
   Касание!(фр).
   Ерунда!(фр).
   Бафомет - ослиноголовая культовая фигура рыцарей Тамплиеров, козел шабаша в средневековом колдовстве, - происхождение которого неизвестно. В ранних изображениях, он обычно представлялся приподнятым над троном или трехногим табуретом, окруженный исступленными женщинами. Теодор Реусс v посвященный во Франкмасонский орден около 1900 года и принимавший участие в посвящении Рудольфа Штейнера, а также основатель и Великий Магистр О. Т. О. (Ordo Templi Orientis), описывал Бафомета,= как андрогинное существо, состоящее из= субстанций всех элементов, и иногда тем, чьей сущностью было "проявление или отображение мира существ, созданных небесным дыханием". Е. П. Блаватская видела в Бафомете экстрасенсорную сущность, психическое силовое поле, в ее терминологии - "духовная магия", - каббалистическое орудие Великой Силы. Современные маги и ведьмы поклоняются ему как главному колдуну, воплощению экстатического наваждения и инстинктивной мужественности.
   Ст. Дениса Давыдова
   белая горячка
   Тамплиер, храмовник.
   Колдун! Убить колдуна!
   Он колдует!
   Он молится. Правильно, тамплиер, помолись в последний раз.