Страница:
Двухдневное блуждание по лесу дало себя знать, и уже через пару минут Вика старательно скреб ложкой по дну чугунка, выбирая удивительно вкусные остатки. Потом, осоловев от еды и самогона, он вылез из-за стола и буквально повалился на нары.
Лежать вот так, не испытывая ни тревоги, ни стра ха, ни потребности время от времени проверять, на месте ли капсюль на самодельной брандтрубке дробовика, было неизъяснимо приятно, и Вика сам не заметил, как задремал.
Проснулся Иртеньев оттого, что кто-то деликатно встряхивал его за плечо и приговаривал:
– Слышь, Егорыч, проснись…
Когда сквозь сладкую дрему смысл этих слов дошел до сознания Иртеньева, Вика продрал глаза и, увидав возле нар Фрола, недоуменно спросил:
– Тебе чего?
– Как это чего? – изумился Фрол. – Он шастает неведомо где, а тут Савоська такой крик поднял…
– Савоська? – удивился Иртеньев и, сев на нарах, удивленно спросил: – А ему-то какое дело?
– Ну как же… – Фрол отпустил плечо Иртень ева и, усевшись на лавку, пояснил: – Он же тут вроде как власть. А ты, само собой, политический. И вдруг пропал. Вот он к нам и пристал. Орет, искать надо. А где тебя, сердешного, в тайге искать будешь? И опять же, а вдруг ты и взаправду дал деру? Вот и зашел…
Фрол как-то неловко склонил голову к плечу и хит ровато прищурился. Только сейчас Иртеньев понял, как восприняли в деревне его отлучку, и с жаром возразил:
– Да не убегал я! Закружило меня там, в лесу.
– Бывает… – согласился Фрол и поинтересовался: – Но хоть где блукал-то, сказать можешь? Ничего приметного не видал? Может, там затеси или балаган какой?
– Балаган? – Сразу насторожившись, Иртеньев безразлично пожал плечами. – Бурелом видел, а так, вроде, везде лес как лес…
– Эх ты, лес… – насмешливо фыркнул Фрол. – Тебя ж, паря, аж в Гнилую падь занесло. Гиблое мес то. Там, люди бают, и морок приключиться может.
Что именно заставило его так заметаться по лесу, Иртеньев не знал, но сейчас, вспомнив тот беспричинный страх, охвативший его тогда, он с жаром возразил:
– Да нет, морока не было, – и тут же, словно убеждая самого себя, принялся оправдываться. – Там, понимаешь, Фрол, гудок меня с толку сбил. Пароход совсем не с той стороны загудел, вот я и начал кружить…
– Ну и как же ты вышел? – деловито спросил Фрол и снова, сморщившись, покрутил шеей.
– Да мне там ручей встретился. Так я по воде к самой реке и выбрался. Только уж больно далеко это. Пока до деревни добрался, две ночи в лесу ночевать пришлось.
– Постой, постой… – оживился Фрол. – Дык ты, никак, по тому ручью аж к островам вышел?
– Ну да, – подтвердил Иртеньев, сразу вспомнив два островка, недалеко от впадения ручья деливших пополам речной стрежень.
– Однако, ясно! – рассмеялся Фрол и, водя пальцем по столу, начал объяснять: – Там дале понизу река завертает круто, а перед теми островами пароходы кажный раз гудят, потому как им расходиться надо.
Довольный, что блужданиям Егорыча нашлось столь понятное ему объяснение, Фрол хотел было повернуть голову, и вдруг вновь болезненно сморщился.
– А ты чего это шеей так плохо ворочаешь? – только теперь обратил внимание на поведение мужика Иртеньев.
– Да тут, паря, дело такое, – явно смущаясь, пояснил Фрол. – Нарвало там чего-то. Думаю, чирей, мне ж не видать…
Поля, до этого молчком сидевшая в уголке, враз встрепенулась и спросила:
– Дядя Фрол, может, я гляну?
– Да чего тут спрашивать, – подбодрил ее Вика. – Конечно же, посмотри.
Смущенно крякнув, Фрол с готовностью расстегнул ворот рубахи, и Поля, зайдя сзади, с минуту рассматривала его шею, а потом безапелляционно заключила:
– Так не пройдет, резать надо…
– Резать? – недоуменно переспросил Фрол. – Вот те и на, а я как раз Егорыча на охоту звать собрался, за свежиной…
– С охотой повременить можно, – солидно поддержал Полю Иртеньев. – А там, глядишь, за пару дней и пройдет.
– Ну, тады ладно, – со вздохом подчинился Фрол. – Коль говоришь, что пройдет…
– Конечно, пройдет, и тянуть нечего, – уверенно подтвердила Поля и привычно захлопотала.
Наблюдая, как женщина возится со слегка испуганно посматривающим в ее сторону Фролом, Иртеньев подумал, что наверняка они с полчаса будут заняты, и, решив воспользоваться моментом, поднялся.
– Я думаю, мне пока тут делать нечего, – с улыбкой заявил Вика и, подхватив с лежанки пиджак, карман которого заметно оттягивала жестянка с золотом, направился к выходу.
Сейчас, когда лесные страхи остались в прошлом, спрятанный под ремнем клеенчатый пакет властно напомнил о себе. Потому-то, оставив Полю с Фролом и выбравшись наружу, Иртеньев первым делом осмотрелся, проверяя, не шляется ли кто поблизости.
Убедившись, что кругом все спокойно, Иртеньев не спеша обошел землянку кругом и, выбрав место, осторожно приподнял дерн, укрывавший кровлю. Затем, достав жестянку с золотом из кармана, он засунул находку в щель между бревнами, прикрыл сверху дерном и еще раз огляделся.
Вблизи не было ни души, и, облегченно вздохнув, Иртеньев присел на скат крыши. Потом не спеша вытащил из-под ремня завернутый в клеенку пакет, разорвал связывавший его шпагат и извлек оттуда хорошо сохранившуюся общую тетрадь в добротном коленкоровом переплете.
Осторожно разлепив слежавшиеся страницы, Иртеньев увидел, что тетрадь исписана от корки до корки косым неразборчивым почерком. Вика попробовал читать, но это у него получалось плохо, и он лишь с трудом улавливал смысл той или иной фразы.
Убедившись, что так ничего не получается, Вика наскоро просмотрел тетрадь и, только увидав в самом конце тщательно вычерченные кроки, понял главное. Сейчас он держал в руках не что иное, как описание какого-то месторождения, сделанное, судя по имевшейся на форзаце дате, еще в 1925 году…
Иртеньев уж было подумал, что об обещанной охоте придется забыть, но, едва поднявшись на ноги, еще даже не сняв повязку с шеи, Фрол немедленно вспомнил о своем обещании, и сейчас, вышагивая чуть впереди Вики, то и дело крутил головой и каждый раз с удовольствием повторял:
– Ты ж смотри, дело какое, вроде больно, а повернуть легко…
Из этих слов Иртеньев сделал безошибочный вывод, что вынутый Полей осколок давно досаждал Фролу. Где и когда ему досталось, Фрол не распространялся, да Вика его и не спрашивал. Со слов Поли Иртеньев знал, что ранение у мужика было не такое уж давнее, осколок просидел в теле от силы лет шесть, а это уже наводило на кое-какие размышления.
Однако сейчас, оставив все домыслы на потом, Иртеньев шагал вслед за Фролом, вполуха слушая его рассуждения об охоте и ни о чем не беспокоясь, так как, судя по часто встречавшимся старым затесям, они шли давней охотничьей тропой.
Тем временем Фрол явно сел на своего конька и, поучая Иртеньева, принялся увлеченно объяснять все тонкости здешнего зверованья:
– Тут, Егорыч, первое дело – птичий разговор слушать. По нему все определить можно. Особливо ежели сороки всполошатся и ихний гомон приближаться учнет, вот тут держи ухо востро. Она, сорока, все видит, ей все едино, что человек, что зверь, как углядит, в момент всем доносит…
При этих словах Иртеньеву вспомнилась поросшая мохом поляна и царившая там гнетущая тишина. Вика даже на всякий случай прислушался, но кругом все было спокойно, и его внимание снова привлек Фрол, гнувший свое:
– Однако скажу тебе, Егорыч, ежели часто в тайгу шастать, то оно, конечно, всякие там ловушки наладить можно и, само собой, капканы. Но там, паря, главное абы железом не пахло, и чтоб духу человечьего не слыхать было…
– Да как же так можно? – искренне удивился Вика.
– Можно, паря, можно, – Фрол в очередной раз повернулся к Иртеньеву и усмехнулся. – Барсучий жир здорово помогает, ежли как следует намазаться, дух ентот начисто отбивает. Опять же, пороху, само собой, экономия…
– А что, с патронами у вас туговато? – догадался Иртеньев и уточнил: – Наверно, завоза нет?
– Почему нету, есть. «Охотсоюз» по семь копеек за штуку сколь хошь отпустит… – несколько глуховато отозвался Фрол и неожиданно замолчал.
Только сейчас Иртеньев заметил, что Фрол всячески избегает любого упоминания о предстоящей охоте, и усмехнулся. Наверняка бывалый зверолов искренне верит в приметы, да к тому же, судя по их оружию, дело предстояло серьезное.
Вика на всякий случай даже поправил плотно сидевшую на ремне легкую драгунку, от щедрот Фрола сменившую допотопный дробовик, и с уважением посмотрел на армейский винчестер своего спутника. Винтовка Фрола наверняка была из тех, что поставлялись Америкой еще в 1915 году.
Стремясь показать, что он уважает давний обычай, Вика, решительно уходя от охотничьей темы, спросил:
– А что, из ваших деревенских кто-нибудь, как и я, блукал?
– Да вроде как нет, – с готовностью отозвался Фрол и с некоторой запинкой добавил: – А вот у тех, с экспедиции, чегой-то такое было…
Ответ был именно таким, на какой рассчитывал Иртеньев, и он, как бы между прочим, поинтересовался:
– А у тех что приключилось?
– Да поговаривали, будто не все из тайги вышли, только вот кто да что, не скажу, потому как они от нас в осторонь…
Видимо, не желая вдаваться в подробности, Фрол замолчал, однако сказанного Иртеньеву было более чем достаточно, и он, узнав главное, чтобы не привлекать внимания, немедленно прекратил расспросы.
Дальше они шли молча и примерно через час выбрались на небольшую поляну, где с краю приткнулся неказистый, крытый простым корьем, охотничий балаган. Чуть поодаль Иртеньев углядел торчавший из земли валун, рядом с которым кто-то уложил замшелую колоду.
Похоже, эта уютная полянка и была на сегодня их целью, потому что Фрол тут же устроился отдыхать на колоде, а Иртеньев, уже из чистого любопытства, заглянул в убогое строение. Однако внутри так воняло сырой невыделанной шкурой, что Вика немедленно выскочил наружу, под насмешливую реплику Фрола:
– Что, запашок-то не ндравится?
– Не-е-т, – садясь рядом, в тон ему протянул Вика и, обратив внимание как держит винчестер Фрол, тоже поставил свою драгунку между колен.
Прямо из-под валуна, почти у ног охотников, выбивался родник, наполнявший прозрачной водой каменистую расщелинку, обросшую по краям мохом. С минуту Фрол сосредоточенно смотрел на бегущую по поверхности легкую рябь и вдруг сказал:
– А ведь выходит, что нонешняя власть куда хужее прежней. Вот мы с мужиками и маракуем, как оно дальше быть. Может, Егорыч, ты, как человек умственный, нам чего присоветуешь, а?
Иртеньев ошарашенно смотрел на Фрола и молчал, не зная что отвечать. Запохаживало на то, что мужики с самого начала присматривались к Иртеньеву, имея на него свои виды, и, похоже, совсем не случайно Фрол заговорил так откровенно именно здесь, где никого, кроме них двоих, не было.
Впрочем, говорить что-то так и так было надо, и Вика негромко, раздумчиво произнес:
– Что я тебе присоветовать могу, Фрол? Ты ж видишь, я и сам, как кур в ощип, попал.
– Э, не скажи, Егорыч, не скажи! – Фрол заговорщически подмигнул Иртеньеву. – Я так маракую, раз большевички тебя аж сюда к нам запроторили, значитца, вовсе не зря…
– Ну, зря, не зря… – Иртеньев в упор посмот рел на Фрола и жестко сказал: – Ты, я думаю, мужик битый, к тому же, как я понимаю, и порох нюхал.
– Да уж, – покачал головой Фрол. – Нанюхался! Как начал в 14-м, так десять лет без передыху…
Поняв, что проговорился, Фрол оборвал себя на полуслове, однако Иртеньев сделал вид, что ничего не заметил. Какую-то секунду Вика еще колебался, но, внезапно ощутив неизвестно откуда возникшую злость, высказался напрямую:
– Вот что, Фрол, я тебе в глаза скажу. Вы, мужики, нас не поддержали, решили, что, мол, сами с усами, вот теперь и хлебайте. А мое дело так и так труба.
Не ответив, Фрол только укоризненно посмотрел на Иртеньева и, видимо, машинально потянул вверх скобу затвора. С легким щелчком затыльник винчестера отошел в сторону и послушно выбросил на траву маслянистый патрон.
Какое-то время Фрол все так же сидел неподвижно, потом, словно очнувшись, подобрал патрон, вытер его о штанину и аккуратно вложил назад в окошечко магазина. Похоже, возня с винчестером позволила мужику сосредоточиться, и он снова заговорил:
– Ты, Егорыч, видать, не так меня понял. Не о нас речь. Ежели что, мы и в тайгу подадимся. А там золотишко, пушнина, не пропадем. Меня и робят другое беспокоит, ведь что с державой при таких хозяевах будет?
Никак не ожидавший такого поворота Иртеньев сразу не нашелся, что и ответить, и лишь после некоторого раздумья, оценив собеседника по достоинству, сказал:
– Что будет, спрашиваешь… Опять, брат, война будет.
– Вот и я так думаю.
Вика быстро взглянул на так озадачившего его мужика и вдруг понял, что они говорят о разных вой нах, в то время как Фрол, занятый своими мыслями, почему-то горестно вздохнул и, внезапно поменяв тему, сказал:
– Ты бы, Егорыч, дома малость поостерегся…
– При чем здесь дом?
Иртеньев недоуменно воззрился на Фрола.
– А при том, – вздохнул Фрол. – Савоська наш по всей деревне растрезвонил, будто, пока мы на росчистях были, в твою землянку начальник наведывался. Тот, что селил вас тут…
– К Поле? – изумленно переспросил Иртеньев, и сердце у него отчего-то тревожно екнуло.
Сам же Иртеньев, упершись локтем в подушку, полулежал на постели и думал. Слова о начальнике, наведывающемся в землянку, заставили Иртеньева посмотреть на сожительницу совсем другими глазами. Если в болтовне Савоськи была хоть капля правды, то не приходилось сомневаться, что Поля – агент ГПУ.
Впрочем, как раз это Иртеньев воспринимал нормально и винить Полю не собирался. Мало ли как у нее складывались обстоятельства, и (это Вика хорошо знал), чтобы уцелеть там, на Тамбовщине, очень даже возможно, что женщине просто не оставалось другого выхода…
А вот вопрос, для чего здесь, в глухой деревушке, где ссыльных-то всего двое, оставлен специальный агент, очень волновал Иртеньева. По всему выходило, что власть вроде как опасается его, но, по зрелом размышлении, эту абсурдную мысль Вика отбросил начисто.
Потом у Иртеньева возникло предположение, что его могли подкинуть с целью спровоцировать еще остававшихся здесь контриков, но почти сразу Вика от него отказался. Никто не предполагал, что он бросится защищать Полю и, сам того не зная, подыграет неплохо поставленному спектаклю.
Если женщину оставили здесь специально, то уж, конечно же, совсем по другой причине. И тут, когда в памяти Иртеньева вдруг всплыли выставленные на берегу в явно казарменный ряд сапоги, его мысль устремилась в ином направлении. Вика принялся анализировать настроения здешних мужиков, вспомнил их подчеркнутое внимание к нему, затем присовокупил осторожные расспросы Фрола, и сразу начала вырисовываться совсем иная картина.
Тут уж и профессия Поли легла точно в масть. Конечно же, в деревне, не имеющей своего медпункта, к внезапно появившейся фельдшерице жители повалят валом и в порыве благодарности за помощь охотно расскажут все, что она пожелает.
При таком раскладе и его неожиданное водворение в землянку вместе с женщиной приобретало смысл. Очень может быть, что пока он сидел взаперти в душном трюме, наверху в каюте обсуждали, как можно использовать сложившуюся ситуацию.
Обдумывание новой, достаточно стройной концепции прервала Поля. Прихватив край влажной тряпкой, она переставила горячую сковородку с шипящими, хорошо прожаренными кусками мяса прямо на стол и позвала Иртеньева:
– Викентий Егорыч, садитесь кушать…
Не заставив себя упрашивать, Иртеньев охотно подсел к столу, но есть не стал, а неожиданно спокойно, с некоторой долей сарказма, обратился к Поле:
– Может, ты, душенька, скажешь, зачем это наш гэпэушный начальник, когда меня нет дома, сюда в землянку наведывается?
И тут Иртеньева прямо поразила реакция женщины. Поля побледнела, руки у нее опустились, и сбивчивым, каким-то обреченным голосом, она спросила:
– Бить будете?
– За что? – изумился Иртеньев, и вдруг словно пелена спала с его глаз.
Сапоги, поставленные в ряд, это всего лишь казарменная привычка, расспросы Фрола – не больше, чем интерес обеспокоенного человека, а стоявшая сейчас перед ним женщина – вовсе не агент ГПУ, а только партнер для простого животного сово купления.
С предельной четкостью Иртеньев осознал, что все его хитроумные умозаключения – не что иное как плод вывихнутого Гражданской войной воображения, а Поля всего лишь молодая и привлекательная шлюшка.
Правда, условия, в которых они очутилась, могли толкнуть женщину на что угодно. Во всяком случае, никакого морального права обвинять ее Вика не имел. У него даже появилось желание хоть как-то оправдать запутавшуюся девчонку, и он спросил:
– Он что, тебя изнасиловал?
– Нет, не сильничал… – Поля опустила голову. – Я сама…
Все стало на свои места, и, ощутив в душе нечто похожее на горечь, уже чисто по инерции Вика поинтересовался:
– И давно ты с ним спуталась?
– Да в тот день… Когда солдат лез, а вы… – Поля вздохнула. – Потом начальник вас запер, а меня к себе завел и сказал…
Ну что ж, в какой-то мере Иртеньев понимал этого начальника. Для здорового мужика, заброшенного превратностями службы в чалдонскую глушь, миловидная и молодая Поля была ой-ой какой лакомый кусочек…
В какой-то момент Иртеньеву зримо представилась капитанская каюта с занавеской на иллюминаторе, смятая постель и скрипящая койка под двумя слившимися воедино телами. Причем Поля виделась ему во всех, таких знакомых, подробностях, а голый начальник почему-то казался жилистым и волосатым.
Видение было настолько четким, что оно вызвало почему-то сильнейшее вожделение, сразу охватившее Иртеньева. Не в силах сдержать себя, Вика вскочил из-за стола и бросился на Полю. Рывок был так резок, что она, до этого покорно, исподволь, следившая за ним, испуганно отшатнулась.
А Вика, уже не помня себя, сгреб женщину в охапку и принялся остервенело стаскивать с нее сарафан. Видимо, думая, что ее сейчас все-таки начнут бить, Поля безвольно опустила руки, и только когда Вика, раздев ее догола, буквально швырнул на постель, женщина, наконец-то поняв, чего добивается мужчина, подалась к нему всем телом.
Все, что происходило дальше, Вика воспринимал урывками. Поля стонала, вскрикивала, что-то несвязно бормотала и то и дело целовала Иртеньева, прижимая мокрое от слез лицо к его ерзающей щеке.
Порой, уклоняясь от ее поцелуев, Вика отворачивал голову в сторону и тогда, кося глазом, видел голое колено женщины и почему-то растопыренные пальцы ее ступни, которые резко вздрагивали в такт каждому мужскому толчку.
Сколько это продолжалось, Вика не знал, да и не хотел знать. Его охватило чувство удивительной близости, и, когда женщина наконец забилась в его объятиях, он только сильнее сжал руки, все глубже погружаясь в сладостную нирвану.
Из этого блаженного состояния Иртеньева вывело приглушенное всхлипывание Поли. Вика открыл глаза и увидел, что она плачет, плотно прижимаясь к его боку и одновременно поглаживая ладошкой ему шею и грудь.
– Ты чего? – забеспокоился Вика. – Больно, что ли, было?
– Нет, мне хорошо, очень… – почему-то шепотом ответила Поля, потом улыбнулась сквозь слезы и проникновенно добавила: – У меня такого, как с вами, еще никогда не было…
– Ну вот, дурочка, – повинуясь какому-то внут реннему порыву, Вика притянул женщину к себе. – Чего тогда плакать?
– Вас жалко, как вы тут без меня…
– Так я ж тебя не бросаю, – удивился Вика.
Одновременно Иртеньев поймал себя на мысли, что его вовсе не беспокоит то, что он лежит в убогой землянке, и то, что где-то там, на воле, в его соперниках ходит сам гэпэушный начальник.
– Не в том дело, – Поля опять громко всхлипнула. – Вася меня отсюда забрать хочет…
– Вася – это кто, тот начальник? – догадался Иртеньев и, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на Полю. – Одно странно: хотел бы забрать, забрал…
– Так он же с вами договориться хочет…
– Со мной? – изумился Иртеньев и, не понимая в чем дело, спросил: – А ты-то сама что думаешь?
– А что мне думать? – Поля деловито вытерла слезы. – Разве я вам, Викентий Егорыч, пара? Это только здесь так…
Вот теперь Вика понял главное. Женщина, лежащая сейчас с ним рядом, изо всех сил хочет как-то облегчить свое положение, и уж, конечно, при любых обстоятельствах, он в данный момент помочь ей ничем не может…
Теперь, когда все вроде бы стало по своим местам, оставалось выяснить последний нюанс, и, немного подумав, Иртеньев сказал:
– Все равно, тут что-то не так… – Вика откинулся спиной на подушку. – Вот ты объясни мне, чего вдруг ему со мной говорить захотелось? Ведь, если по совести, зачем ему это?
– Ну а как же? – Поля отстранилась от Иртень ева и объявила: – Ведь он же на мне жениться собрался…
Услышав такое, Вика только крякнул, молча встал, не одеваясь присел к столу и, почему-то не испытывая ничего, кроме чувства голода, прямо рукой взял со сковородки еще теплый кусок жареного мяса…
И вот сейчас, разглядывая нежданого гостя в упор, Иртеньев отмечал и коверкотовую гимнастерку, и диагоналевые галифе, и ярко начищенные, никак не предназначенные для таежной хляби, хромовые сапоги. Да, судя по всему, начальник готовился к сегодняшнему визиту специально.
Хотя, после памятного объяснения, разговор об отчего-то пожелавшем свататься Васе пару раз заходил, сейчас, насколько мог понять Иртеньев, внезапное появление не имело предварительной договоренности, иначе Поля обязательно предупредила бы его.
Да и сама женщина, едва увидев в дверях расфранченного гэпэушника, сначала растерялась, потом захлопотала, выставила на стол какую-никакую снедь, водрузила на середину знакомую бутыль с самогоном и, еще немного потоптавшись кругом, убежала наружу, оставив мужчин одних.
Похоже, оказавшись в компании со ссыльным в столь необычной ситуации, начальник чувствовал себя неуверенно, так как он довольно долго молчал, потом, все так же не говоря ни слова, нагнулся, поднял с пола принесенный с собой чемоданчик и положил его себе на колени.
Щелкнув замком, гэпэушник оценивающе посмот рел на стол и принялся выставлять свою часть угощения. Так, не спеша и по-прежнему молча, визитер поочередно извлек из чемоданчика бутылку «белой головки», копченую колбасу, сыр и белый хлеб городской выпечки.
Убрав чемоданчик, начальник вздохнул и в первый раз высказался:
– Ну что, ваше благородие, для начала выпьем?
– Ну давай, комиссар, выпьем…
Иртеньев взял бутылку самогона и, увидев, как гэпэушник в свою очередь потянулся за «белой головкой», весело фыркнул. До определенной степени ему показалось символическим так явно выраженное перераспределение вкусов.
Гэпэушник, не поняв в чем дело, удивленно воззрился на Иртеньева.
– Ты чего смеешься?
– Да видишь вот, – Иртеньев приподнял бутылку. – Теперь каждому свое…
– Ясное дело, – начальник хмыкнул и заключил: – Наливай из твоей, из моей потом отполируем.
Сосредоточенно глядя, как Иртеньев наливает самогонку, гэпэушник деловито спросил:
– Знаешь, зачем я здесь?
– Знаю… – Вика поставил бутыль на место и взялся за кружку. – Одного только не пойму, не проще ли меня, раба Божьего, вывести в тайгу да и шлепнуть?
– Проще, – согласился гэпэушник и внимательно посмотрел на Иртеньева. – Чокаться будем?
– А, чего там… – Вика стукнул своей кружкой о кружку гостя и залпом выпил чистый, приятно дерущий глотку, самогон.
Они выпили, и гэпэушник опять заговорил первым:
– Вот ты интересуешься, почему я тебя в тайгу не спровадил. Отвечу. Когда тебя в трюм заперли, я ей сказал по-простому: «Ляжешь, здесь высажу, а нет – поедешь на острова».
– Ну и как, легла? – Вика едва погасил внезапную злость.
– Лечь-то легла, но условие выставила. На все согласна, но чтоб и тебя, контру деклассированную, не на острова везли, а вместе с ней здесь оставили…
Такой поворот для Иртеньева был совершенно неожиданным, и он хорошо подумал, прежде чем задал следующий вопрос.
– Вот объясни мне, комиссар, с какого такого дива у тебя в мозгах карамболь вышел: то по-простому, значит, ложись, а тут вроде как замуж зовешь?
– Долго рассказывать. Одно скажу – и сам не пойму, только прикипел я к ней, да и она…
Слова гэпэушника удивили Иртеньева. Признаться, до сих пор он считал, что Поля, как и все женщины, немного фантазирует, поэтому, снова разливая самогон по кружкам, Вика, уже без всякой издевки, спросил:
Лежать вот так, не испытывая ни тревоги, ни стра ха, ни потребности время от времени проверять, на месте ли капсюль на самодельной брандтрубке дробовика, было неизъяснимо приятно, и Вика сам не заметил, как задремал.
Проснулся Иртеньев оттого, что кто-то деликатно встряхивал его за плечо и приговаривал:
– Слышь, Егорыч, проснись…
Когда сквозь сладкую дрему смысл этих слов дошел до сознания Иртеньева, Вика продрал глаза и, увидав возле нар Фрола, недоуменно спросил:
– Тебе чего?
– Как это чего? – изумился Фрол. – Он шастает неведомо где, а тут Савоська такой крик поднял…
– Савоська? – удивился Иртеньев и, сев на нарах, удивленно спросил: – А ему-то какое дело?
– Ну как же… – Фрол отпустил плечо Иртень ева и, усевшись на лавку, пояснил: – Он же тут вроде как власть. А ты, само собой, политический. И вдруг пропал. Вот он к нам и пристал. Орет, искать надо. А где тебя, сердешного, в тайге искать будешь? И опять же, а вдруг ты и взаправду дал деру? Вот и зашел…
Фрол как-то неловко склонил голову к плечу и хит ровато прищурился. Только сейчас Иртеньев понял, как восприняли в деревне его отлучку, и с жаром возразил:
– Да не убегал я! Закружило меня там, в лесу.
– Бывает… – согласился Фрол и поинтересовался: – Но хоть где блукал-то, сказать можешь? Ничего приметного не видал? Может, там затеси или балаган какой?
– Балаган? – Сразу насторожившись, Иртеньев безразлично пожал плечами. – Бурелом видел, а так, вроде, везде лес как лес…
– Эх ты, лес… – насмешливо фыркнул Фрол. – Тебя ж, паря, аж в Гнилую падь занесло. Гиблое мес то. Там, люди бают, и морок приключиться может.
Что именно заставило его так заметаться по лесу, Иртеньев не знал, но сейчас, вспомнив тот беспричинный страх, охвативший его тогда, он с жаром возразил:
– Да нет, морока не было, – и тут же, словно убеждая самого себя, принялся оправдываться. – Там, понимаешь, Фрол, гудок меня с толку сбил. Пароход совсем не с той стороны загудел, вот я и начал кружить…
– Ну и как же ты вышел? – деловито спросил Фрол и снова, сморщившись, покрутил шеей.
– Да мне там ручей встретился. Так я по воде к самой реке и выбрался. Только уж больно далеко это. Пока до деревни добрался, две ночи в лесу ночевать пришлось.
– Постой, постой… – оживился Фрол. – Дык ты, никак, по тому ручью аж к островам вышел?
– Ну да, – подтвердил Иртеньев, сразу вспомнив два островка, недалеко от впадения ручья деливших пополам речной стрежень.
– Однако, ясно! – рассмеялся Фрол и, водя пальцем по столу, начал объяснять: – Там дале понизу река завертает круто, а перед теми островами пароходы кажный раз гудят, потому как им расходиться надо.
Довольный, что блужданиям Егорыча нашлось столь понятное ему объяснение, Фрол хотел было повернуть голову, и вдруг вновь болезненно сморщился.
– А ты чего это шеей так плохо ворочаешь? – только теперь обратил внимание на поведение мужика Иртеньев.
– Да тут, паря, дело такое, – явно смущаясь, пояснил Фрол. – Нарвало там чего-то. Думаю, чирей, мне ж не видать…
Поля, до этого молчком сидевшая в уголке, враз встрепенулась и спросила:
– Дядя Фрол, может, я гляну?
– Да чего тут спрашивать, – подбодрил ее Вика. – Конечно же, посмотри.
Смущенно крякнув, Фрол с готовностью расстегнул ворот рубахи, и Поля, зайдя сзади, с минуту рассматривала его шею, а потом безапелляционно заключила:
– Так не пройдет, резать надо…
– Резать? – недоуменно переспросил Фрол. – Вот те и на, а я как раз Егорыча на охоту звать собрался, за свежиной…
– С охотой повременить можно, – солидно поддержал Полю Иртеньев. – А там, глядишь, за пару дней и пройдет.
– Ну, тады ладно, – со вздохом подчинился Фрол. – Коль говоришь, что пройдет…
– Конечно, пройдет, и тянуть нечего, – уверенно подтвердила Поля и привычно захлопотала.
Наблюдая, как женщина возится со слегка испуганно посматривающим в ее сторону Фролом, Иртеньев подумал, что наверняка они с полчаса будут заняты, и, решив воспользоваться моментом, поднялся.
– Я думаю, мне пока тут делать нечего, – с улыбкой заявил Вика и, подхватив с лежанки пиджак, карман которого заметно оттягивала жестянка с золотом, направился к выходу.
Сейчас, когда лесные страхи остались в прошлом, спрятанный под ремнем клеенчатый пакет властно напомнил о себе. Потому-то, оставив Полю с Фролом и выбравшись наружу, Иртеньев первым делом осмотрелся, проверяя, не шляется ли кто поблизости.
Убедившись, что кругом все спокойно, Иртеньев не спеша обошел землянку кругом и, выбрав место, осторожно приподнял дерн, укрывавший кровлю. Затем, достав жестянку с золотом из кармана, он засунул находку в щель между бревнами, прикрыл сверху дерном и еще раз огляделся.
Вблизи не было ни души, и, облегченно вздохнув, Иртеньев присел на скат крыши. Потом не спеша вытащил из-под ремня завернутый в клеенку пакет, разорвал связывавший его шпагат и извлек оттуда хорошо сохранившуюся общую тетрадь в добротном коленкоровом переплете.
Осторожно разлепив слежавшиеся страницы, Иртеньев увидел, что тетрадь исписана от корки до корки косым неразборчивым почерком. Вика попробовал читать, но это у него получалось плохо, и он лишь с трудом улавливал смысл той или иной фразы.
Убедившись, что так ничего не получается, Вика наскоро просмотрел тетрадь и, только увидав в самом конце тщательно вычерченные кроки, понял главное. Сейчас он держал в руках не что иное, как описание какого-то месторождения, сделанное, судя по имевшейся на форзаце дате, еще в 1925 году…
* * *
Через пару дней, как собирались, пойти на охоту не вышло, из-за того что Фрол пролежал пластом чуть ли не неделю. Оказалось, у мужика был вовсе не чирей, а гнойник, откуда выходил осколок, засевший там после застарелого ранения и который Поле пришлось выковыривать обыкновенным ножом.Иртеньев уж было подумал, что об обещанной охоте придется забыть, но, едва поднявшись на ноги, еще даже не сняв повязку с шеи, Фрол немедленно вспомнил о своем обещании, и сейчас, вышагивая чуть впереди Вики, то и дело крутил головой и каждый раз с удовольствием повторял:
– Ты ж смотри, дело какое, вроде больно, а повернуть легко…
Из этих слов Иртеньев сделал безошибочный вывод, что вынутый Полей осколок давно досаждал Фролу. Где и когда ему досталось, Фрол не распространялся, да Вика его и не спрашивал. Со слов Поли Иртеньев знал, что ранение у мужика было не такое уж давнее, осколок просидел в теле от силы лет шесть, а это уже наводило на кое-какие размышления.
Однако сейчас, оставив все домыслы на потом, Иртеньев шагал вслед за Фролом, вполуха слушая его рассуждения об охоте и ни о чем не беспокоясь, так как, судя по часто встречавшимся старым затесям, они шли давней охотничьей тропой.
Тем временем Фрол явно сел на своего конька и, поучая Иртеньева, принялся увлеченно объяснять все тонкости здешнего зверованья:
– Тут, Егорыч, первое дело – птичий разговор слушать. По нему все определить можно. Особливо ежели сороки всполошатся и ихний гомон приближаться учнет, вот тут держи ухо востро. Она, сорока, все видит, ей все едино, что человек, что зверь, как углядит, в момент всем доносит…
При этих словах Иртеньеву вспомнилась поросшая мохом поляна и царившая там гнетущая тишина. Вика даже на всякий случай прислушался, но кругом все было спокойно, и его внимание снова привлек Фрол, гнувший свое:
– Однако скажу тебе, Егорыч, ежели часто в тайгу шастать, то оно, конечно, всякие там ловушки наладить можно и, само собой, капканы. Но там, паря, главное абы железом не пахло, и чтоб духу человечьего не слыхать было…
– Да как же так можно? – искренне удивился Вика.
– Можно, паря, можно, – Фрол в очередной раз повернулся к Иртеньеву и усмехнулся. – Барсучий жир здорово помогает, ежли как следует намазаться, дух ентот начисто отбивает. Опять же, пороху, само собой, экономия…
– А что, с патронами у вас туговато? – догадался Иртеньев и уточнил: – Наверно, завоза нет?
– Почему нету, есть. «Охотсоюз» по семь копеек за штуку сколь хошь отпустит… – несколько глуховато отозвался Фрол и неожиданно замолчал.
Только сейчас Иртеньев заметил, что Фрол всячески избегает любого упоминания о предстоящей охоте, и усмехнулся. Наверняка бывалый зверолов искренне верит в приметы, да к тому же, судя по их оружию, дело предстояло серьезное.
Вика на всякий случай даже поправил плотно сидевшую на ремне легкую драгунку, от щедрот Фрола сменившую допотопный дробовик, и с уважением посмотрел на армейский винчестер своего спутника. Винтовка Фрола наверняка была из тех, что поставлялись Америкой еще в 1915 году.
Стремясь показать, что он уважает давний обычай, Вика, решительно уходя от охотничьей темы, спросил:
– А что, из ваших деревенских кто-нибудь, как и я, блукал?
– Да вроде как нет, – с готовностью отозвался Фрол и с некоторой запинкой добавил: – А вот у тех, с экспедиции, чегой-то такое было…
Ответ был именно таким, на какой рассчитывал Иртеньев, и он, как бы между прочим, поинтересовался:
– А у тех что приключилось?
– Да поговаривали, будто не все из тайги вышли, только вот кто да что, не скажу, потому как они от нас в осторонь…
Видимо, не желая вдаваться в подробности, Фрол замолчал, однако сказанного Иртеньеву было более чем достаточно, и он, узнав главное, чтобы не привлекать внимания, немедленно прекратил расспросы.
Дальше они шли молча и примерно через час выбрались на небольшую поляну, где с краю приткнулся неказистый, крытый простым корьем, охотничий балаган. Чуть поодаль Иртеньев углядел торчавший из земли валун, рядом с которым кто-то уложил замшелую колоду.
Похоже, эта уютная полянка и была на сегодня их целью, потому что Фрол тут же устроился отдыхать на колоде, а Иртеньев, уже из чистого любопытства, заглянул в убогое строение. Однако внутри так воняло сырой невыделанной шкурой, что Вика немедленно выскочил наружу, под насмешливую реплику Фрола:
– Что, запашок-то не ндравится?
– Не-е-т, – садясь рядом, в тон ему протянул Вика и, обратив внимание как держит винчестер Фрол, тоже поставил свою драгунку между колен.
Прямо из-под валуна, почти у ног охотников, выбивался родник, наполнявший прозрачной водой каменистую расщелинку, обросшую по краям мохом. С минуту Фрол сосредоточенно смотрел на бегущую по поверхности легкую рябь и вдруг сказал:
– А ведь выходит, что нонешняя власть куда хужее прежней. Вот мы с мужиками и маракуем, как оно дальше быть. Может, Егорыч, ты, как человек умственный, нам чего присоветуешь, а?
Иртеньев ошарашенно смотрел на Фрола и молчал, не зная что отвечать. Запохаживало на то, что мужики с самого начала присматривались к Иртеньеву, имея на него свои виды, и, похоже, совсем не случайно Фрол заговорил так откровенно именно здесь, где никого, кроме них двоих, не было.
Впрочем, говорить что-то так и так было надо, и Вика негромко, раздумчиво произнес:
– Что я тебе присоветовать могу, Фрол? Ты ж видишь, я и сам, как кур в ощип, попал.
– Э, не скажи, Егорыч, не скажи! – Фрол заговорщически подмигнул Иртеньеву. – Я так маракую, раз большевички тебя аж сюда к нам запроторили, значитца, вовсе не зря…
– Ну, зря, не зря… – Иртеньев в упор посмот рел на Фрола и жестко сказал: – Ты, я думаю, мужик битый, к тому же, как я понимаю, и порох нюхал.
– Да уж, – покачал головой Фрол. – Нанюхался! Как начал в 14-м, так десять лет без передыху…
Поняв, что проговорился, Фрол оборвал себя на полуслове, однако Иртеньев сделал вид, что ничего не заметил. Какую-то секунду Вика еще колебался, но, внезапно ощутив неизвестно откуда возникшую злость, высказался напрямую:
– Вот что, Фрол, я тебе в глаза скажу. Вы, мужики, нас не поддержали, решили, что, мол, сами с усами, вот теперь и хлебайте. А мое дело так и так труба.
Не ответив, Фрол только укоризненно посмотрел на Иртеньева и, видимо, машинально потянул вверх скобу затвора. С легким щелчком затыльник винчестера отошел в сторону и послушно выбросил на траву маслянистый патрон.
Какое-то время Фрол все так же сидел неподвижно, потом, словно очнувшись, подобрал патрон, вытер его о штанину и аккуратно вложил назад в окошечко магазина. Похоже, возня с винчестером позволила мужику сосредоточиться, и он снова заговорил:
– Ты, Егорыч, видать, не так меня понял. Не о нас речь. Ежели что, мы и в тайгу подадимся. А там золотишко, пушнина, не пропадем. Меня и робят другое беспокоит, ведь что с державой при таких хозяевах будет?
Никак не ожидавший такого поворота Иртеньев сразу не нашелся, что и ответить, и лишь после некоторого раздумья, оценив собеседника по достоинству, сказал:
– Что будет, спрашиваешь… Опять, брат, война будет.
– Вот и я так думаю.
Вика быстро взглянул на так озадачившего его мужика и вдруг понял, что они говорят о разных вой нах, в то время как Фрол, занятый своими мыслями, почему-то горестно вздохнул и, внезапно поменяв тему, сказал:
– Ты бы, Егорыч, дома малость поостерегся…
– При чем здесь дом?
Иртеньев недоуменно воззрился на Фрола.
– А при том, – вздохнул Фрол. – Савоська наш по всей деревне растрезвонил, будто, пока мы на росчистях были, в твою землянку начальник наведывался. Тот, что селил вас тут…
– К Поле? – изумленно переспросил Иртеньев, и сердце у него отчего-то тревожно екнуло.
* * *
В землянке уютно пахло свежей сыростью и кухней. Поля, только что закончившая мыть пол, развела огонь и хлопотала возле плиты. Охота вышла удачной, Фрол выделил напарнику приличную долю, и теперь женщина жарила аппетитные кусочки, чтобы потом, залив их жиром, попробовать заготовить мясо впрок.Сам же Иртеньев, упершись локтем в подушку, полулежал на постели и думал. Слова о начальнике, наведывающемся в землянку, заставили Иртеньева посмотреть на сожительницу совсем другими глазами. Если в болтовне Савоськи была хоть капля правды, то не приходилось сомневаться, что Поля – агент ГПУ.
Впрочем, как раз это Иртеньев воспринимал нормально и винить Полю не собирался. Мало ли как у нее складывались обстоятельства, и (это Вика хорошо знал), чтобы уцелеть там, на Тамбовщине, очень даже возможно, что женщине просто не оставалось другого выхода…
А вот вопрос, для чего здесь, в глухой деревушке, где ссыльных-то всего двое, оставлен специальный агент, очень волновал Иртеньева. По всему выходило, что власть вроде как опасается его, но, по зрелом размышлении, эту абсурдную мысль Вика отбросил начисто.
Потом у Иртеньева возникло предположение, что его могли подкинуть с целью спровоцировать еще остававшихся здесь контриков, но почти сразу Вика от него отказался. Никто не предполагал, что он бросится защищать Полю и, сам того не зная, подыграет неплохо поставленному спектаклю.
Если женщину оставили здесь специально, то уж, конечно же, совсем по другой причине. И тут, когда в памяти Иртеньева вдруг всплыли выставленные на берегу в явно казарменный ряд сапоги, его мысль устремилась в ином направлении. Вика принялся анализировать настроения здешних мужиков, вспомнил их подчеркнутое внимание к нему, затем присовокупил осторожные расспросы Фрола, и сразу начала вырисовываться совсем иная картина.
Тут уж и профессия Поли легла точно в масть. Конечно же, в деревне, не имеющей своего медпункта, к внезапно появившейся фельдшерице жители повалят валом и в порыве благодарности за помощь охотно расскажут все, что она пожелает.
При таком раскладе и его неожиданное водворение в землянку вместе с женщиной приобретало смысл. Очень может быть, что пока он сидел взаперти в душном трюме, наверху в каюте обсуждали, как можно использовать сложившуюся ситуацию.
Обдумывание новой, достаточно стройной концепции прервала Поля. Прихватив край влажной тряпкой, она переставила горячую сковородку с шипящими, хорошо прожаренными кусками мяса прямо на стол и позвала Иртеньева:
– Викентий Егорыч, садитесь кушать…
Не заставив себя упрашивать, Иртеньев охотно подсел к столу, но есть не стал, а неожиданно спокойно, с некоторой долей сарказма, обратился к Поле:
– Может, ты, душенька, скажешь, зачем это наш гэпэушный начальник, когда меня нет дома, сюда в землянку наведывается?
И тут Иртеньева прямо поразила реакция женщины. Поля побледнела, руки у нее опустились, и сбивчивым, каким-то обреченным голосом, она спросила:
– Бить будете?
– За что? – изумился Иртеньев, и вдруг словно пелена спала с его глаз.
Сапоги, поставленные в ряд, это всего лишь казарменная привычка, расспросы Фрола – не больше, чем интерес обеспокоенного человека, а стоявшая сейчас перед ним женщина – вовсе не агент ГПУ, а только партнер для простого животного сово купления.
С предельной четкостью Иртеньев осознал, что все его хитроумные умозаключения – не что иное как плод вывихнутого Гражданской войной воображения, а Поля всего лишь молодая и привлекательная шлюшка.
Правда, условия, в которых они очутилась, могли толкнуть женщину на что угодно. Во всяком случае, никакого морального права обвинять ее Вика не имел. У него даже появилось желание хоть как-то оправдать запутавшуюся девчонку, и он спросил:
– Он что, тебя изнасиловал?
– Нет, не сильничал… – Поля опустила голову. – Я сама…
Все стало на свои места, и, ощутив в душе нечто похожее на горечь, уже чисто по инерции Вика поинтересовался:
– И давно ты с ним спуталась?
– Да в тот день… Когда солдат лез, а вы… – Поля вздохнула. – Потом начальник вас запер, а меня к себе завел и сказал…
Ну что ж, в какой-то мере Иртеньев понимал этого начальника. Для здорового мужика, заброшенного превратностями службы в чалдонскую глушь, миловидная и молодая Поля была ой-ой какой лакомый кусочек…
В какой-то момент Иртеньеву зримо представилась капитанская каюта с занавеской на иллюминаторе, смятая постель и скрипящая койка под двумя слившимися воедино телами. Причем Поля виделась ему во всех, таких знакомых, подробностях, а голый начальник почему-то казался жилистым и волосатым.
Видение было настолько четким, что оно вызвало почему-то сильнейшее вожделение, сразу охватившее Иртеньева. Не в силах сдержать себя, Вика вскочил из-за стола и бросился на Полю. Рывок был так резок, что она, до этого покорно, исподволь, следившая за ним, испуганно отшатнулась.
А Вика, уже не помня себя, сгреб женщину в охапку и принялся остервенело стаскивать с нее сарафан. Видимо, думая, что ее сейчас все-таки начнут бить, Поля безвольно опустила руки, и только когда Вика, раздев ее догола, буквально швырнул на постель, женщина, наконец-то поняв, чего добивается мужчина, подалась к нему всем телом.
Все, что происходило дальше, Вика воспринимал урывками. Поля стонала, вскрикивала, что-то несвязно бормотала и то и дело целовала Иртеньева, прижимая мокрое от слез лицо к его ерзающей щеке.
Порой, уклоняясь от ее поцелуев, Вика отворачивал голову в сторону и тогда, кося глазом, видел голое колено женщины и почему-то растопыренные пальцы ее ступни, которые резко вздрагивали в такт каждому мужскому толчку.
Сколько это продолжалось, Вика не знал, да и не хотел знать. Его охватило чувство удивительной близости, и, когда женщина наконец забилась в его объятиях, он только сильнее сжал руки, все глубже погружаясь в сладостную нирвану.
Из этого блаженного состояния Иртеньева вывело приглушенное всхлипывание Поли. Вика открыл глаза и увидел, что она плачет, плотно прижимаясь к его боку и одновременно поглаживая ладошкой ему шею и грудь.
– Ты чего? – забеспокоился Вика. – Больно, что ли, было?
– Нет, мне хорошо, очень… – почему-то шепотом ответила Поля, потом улыбнулась сквозь слезы и проникновенно добавила: – У меня такого, как с вами, еще никогда не было…
– Ну вот, дурочка, – повинуясь какому-то внут реннему порыву, Вика притянул женщину к себе. – Чего тогда плакать?
– Вас жалко, как вы тут без меня…
– Так я ж тебя не бросаю, – удивился Вика.
Одновременно Иртеньев поймал себя на мысли, что его вовсе не беспокоит то, что он лежит в убогой землянке, и то, что где-то там, на воле, в его соперниках ходит сам гэпэушный начальник.
– Не в том дело, – Поля опять громко всхлипнула. – Вася меня отсюда забрать хочет…
– Вася – это кто, тот начальник? – догадался Иртеньев и, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на Полю. – Одно странно: хотел бы забрать, забрал…
– Так он же с вами договориться хочет…
– Со мной? – изумился Иртеньев и, не понимая в чем дело, спросил: – А ты-то сама что думаешь?
– А что мне думать? – Поля деловито вытерла слезы. – Разве я вам, Викентий Егорыч, пара? Это только здесь так…
Вот теперь Вика понял главное. Женщина, лежащая сейчас с ним рядом, изо всех сил хочет как-то облегчить свое положение, и уж, конечно, при любых обстоятельствах, он в данный момент помочь ей ничем не может…
Теперь, когда все вроде бы стало по своим местам, оставалось выяснить последний нюанс, и, немного подумав, Иртеньев сказал:
– Все равно, тут что-то не так… – Вика откинулся спиной на подушку. – Вот ты объясни мне, чего вдруг ему со мной говорить захотелось? Ведь, если по совести, зачем ему это?
– Ну а как же? – Поля отстранилась от Иртень ева и объявила: – Ведь он же на мне жениться собрался…
Услышав такое, Вика только крякнул, молча встал, не одеваясь присел к столу и, почему-то не испытывая ничего, кроме чувства голода, прямо рукой взял со сковородки еще теплый кусок жареного мяса…
* * *
Василий Белкин, старший оперуполномоченный Сибирского ОГПУ, сидел напротив Иртеньева, тяжело навалившись грудью на стол. Признаться, Вика до самого появления начальника в землянке не верил, что Поля говорила правду. Нет, то, что гэпэушник обещал женщине нечто подобное, Вика вполне допускал, однако считал это просто мужским пустословием.И вот сейчас, разглядывая нежданого гостя в упор, Иртеньев отмечал и коверкотовую гимнастерку, и диагоналевые галифе, и ярко начищенные, никак не предназначенные для таежной хляби, хромовые сапоги. Да, судя по всему, начальник готовился к сегодняшнему визиту специально.
Хотя, после памятного объяснения, разговор об отчего-то пожелавшем свататься Васе пару раз заходил, сейчас, насколько мог понять Иртеньев, внезапное появление не имело предварительной договоренности, иначе Поля обязательно предупредила бы его.
Да и сама женщина, едва увидев в дверях расфранченного гэпэушника, сначала растерялась, потом захлопотала, выставила на стол какую-никакую снедь, водрузила на середину знакомую бутыль с самогоном и, еще немного потоптавшись кругом, убежала наружу, оставив мужчин одних.
Похоже, оказавшись в компании со ссыльным в столь необычной ситуации, начальник чувствовал себя неуверенно, так как он довольно долго молчал, потом, все так же не говоря ни слова, нагнулся, поднял с пола принесенный с собой чемоданчик и положил его себе на колени.
Щелкнув замком, гэпэушник оценивающе посмот рел на стол и принялся выставлять свою часть угощения. Так, не спеша и по-прежнему молча, визитер поочередно извлек из чемоданчика бутылку «белой головки», копченую колбасу, сыр и белый хлеб городской выпечки.
Убрав чемоданчик, начальник вздохнул и в первый раз высказался:
– Ну что, ваше благородие, для начала выпьем?
– Ну давай, комиссар, выпьем…
Иртеньев взял бутылку самогона и, увидев, как гэпэушник в свою очередь потянулся за «белой головкой», весело фыркнул. До определенной степени ему показалось символическим так явно выраженное перераспределение вкусов.
Гэпэушник, не поняв в чем дело, удивленно воззрился на Иртеньева.
– Ты чего смеешься?
– Да видишь вот, – Иртеньев приподнял бутылку. – Теперь каждому свое…
– Ясное дело, – начальник хмыкнул и заключил: – Наливай из твоей, из моей потом отполируем.
Сосредоточенно глядя, как Иртеньев наливает самогонку, гэпэушник деловито спросил:
– Знаешь, зачем я здесь?
– Знаю… – Вика поставил бутыль на место и взялся за кружку. – Одного только не пойму, не проще ли меня, раба Божьего, вывести в тайгу да и шлепнуть?
– Проще, – согласился гэпэушник и внимательно посмотрел на Иртеньева. – Чокаться будем?
– А, чего там… – Вика стукнул своей кружкой о кружку гостя и залпом выпил чистый, приятно дерущий глотку, самогон.
Они выпили, и гэпэушник опять заговорил первым:
– Вот ты интересуешься, почему я тебя в тайгу не спровадил. Отвечу. Когда тебя в трюм заперли, я ей сказал по-простому: «Ляжешь, здесь высажу, а нет – поедешь на острова».
– Ну и как, легла? – Вика едва погасил внезапную злость.
– Лечь-то легла, но условие выставила. На все согласна, но чтоб и тебя, контру деклассированную, не на острова везли, а вместе с ней здесь оставили…
Такой поворот для Иртеньева был совершенно неожиданным, и он хорошо подумал, прежде чем задал следующий вопрос.
– Вот объясни мне, комиссар, с какого такого дива у тебя в мозгах карамболь вышел: то по-простому, значит, ложись, а тут вроде как замуж зовешь?
– Долго рассказывать. Одно скажу – и сам не пойму, только прикипел я к ней, да и она…
Слова гэпэушника удивили Иртеньева. Признаться, до сих пор он считал, что Поля, как и все женщины, немного фантазирует, поэтому, снова разливая самогон по кружкам, Вика, уже без всякой издевки, спросил: