Николай Леонов. Бархатное убийство (сборник)

   – Ничего я сегодня не скрываю! – выкрикнул охранник. Его красивое лицо исказилось, теперь оно выражало злобу и страх. – Все было как я сказал! Хоть сто раз спрашивайте, я то же самое повторю!
   – Не будем мы тебя сто раз спрашивать, – сказал Гуров. – Спросим один раз – и хватит. Но не сейчас. У тебя к нему есть вопросы? – обратился он к капитану.
   – Нет, – покачал тот головой.
   – Все, можешь идти, – отпустил охранника Гуров, и тот поспешно удалился.
   – Прежде чем допрашивать остальных, давайте вернемся в комнату убитой – может, специалисты уже закончили работу, – предложил Синичкин.
   Сыщики вернулись в комнату Насти. Двое полицейских, приехавших в усадьбу вслед за ними, уже укладывали тело горничной на носилки.
   – Ну, Самуил Аронович, что можете сказать? – спросил капитан у врача.
   – Картина та же самая, что и вчера, – ответил врач. – Типичная смерть в результате удушения. Как и в том случае, девушку душили сзади, веревкой.
   – Когда наступила смерть? – спросил Гуров.
   – Между одиннадцатью часами вечера и часом ночи, – объяснил доктор.
   – А вы что скажете? – обернулся Лев к криминалисту.
   – К сожалению, никаких следов убийца не оставил, – развел тот руками. – Как видно, работал в перчатках. Дверь не взламывал – она, видимо, не была закрыта. Следов борьбы тоже нет.
   – Настя в момент убийства сидела или стояла?
   – По всей видимости, сидела возле окна.
   Гуров вспомнил вчерашний день. Именно в такой позе – сидящей у окна – он застал Настю. И в такой же ее оставил. Возможно, она за весь вчерашний день, после гибели брата, всего несколько раз вставала с места.
   – Следов борьбы нет… – повторил он фразу криминалиста. – Кричать она тоже не кричала – иначе в доме кто-нибудь ее услышал бы. Может, она пыталась убежать?
   – Нет, я же говорю – она, видимо, сидела вот здесь, – криминалист показал на стул. – Убийца зашел сзади, накинул ей на шею веревку и задушил. Потом опустил тело на пол, бросил веревку и вышел. Ну, это, конечно, предварительное заключение, полный отчет я вам пришлю позже, – сказал он, обращаясь к капитану.
   – Ну что, мы можем увозить тело? – спросил врач.
   – Да, увозите, – кивнул Синичкин.
   Полицейские вынесли носилки с телом горничной, вслед за ними ушли врач и криминалист.
   – Ну, что, с кем следующим будем беседовать? – деловито спросил капитан у Гурова.
   – Думаю, надо побеседовать с самим Кривулиным, – ответил сыщик. – Вчера он явно что-то скрывал. Сейчас настало время рассказать все без утайки.
   Они с капитаном вернулись в гостиную и уже направились к лестнице, чтобы подняться в кабинет хозяина усадьбы, но тут навстречу им быстро спустилась Татьяна Осипова. По ее лицу было заметно, что ее, как и большинство обитателей виллы, убийство Насти не оставило равнодушной.
   – Лев Иванович, я хотела бы с вами поговорить! – заявила девушка.
   – Мы проводим расследование вместе с капитаном Синичкиным, – сказал в ответ Гуров. – Если хотите что-то сообщить, то расскажите это нам обоим.
   – Нет, двоим я говорить не стану, – покачала головой Татьяна. – Только вам одному.
   Гуров и Синичкин переглянулись. В следственной практике Гурова такие случаи бывали не раз. Иногда это был лишь каприз свидетеля (или подозреваемого), и если следователь проявлял настойчивость, человек сдавался и выкладывал свое признание всей бригаде. Но иногда он замыкался, и тогда никакими клещами уже не удавалось вытащить из него важную информацию. Ему казалось, что сейчас как раз такой случай.
   – Что ж, пойду я, пожалуй, прогуляюсь с гражданкой Осиповой по парку, – сказал он. – А ты, Алексей Петрович, можешь пока один допросить Кривулина.
   – Хорошо, – согласился капитан.
   – Ну, что, пойдемте, поговорим наедине, – сказал Гуров. – Где вы хотите беседовать – у вас или в парке?
   – Не там и не там, – ответила девушка. – У стен есть уши, у кустов в парке тоже. Пойдемте на берег. Там далеко видно, никто не подберется, чтобы подслушать.
   Они вышли из дома и по посыпанной гравием дорожке направились в сторону моря. Дорожка стала спускаться, затем превратилась в закрученную спиралью гранитную лесенку. Послышался мерный рокот прибоя, и они очутились на пляже. Татьяна огляделась, направилась к стоявшим под тентом шезлонгам и села на один из них, Гуров уселся напротив.
   – Так о чем вы хотели мне рассказать? – спросил он.
   Девушка ответила не сразу. Она завела руки за голову, привычным движением собрала волосы в пучок, поискала в кармашке заколку, но, сообразив, что купаться не собирается, вновь уронила руки и, глядя вниз, в белеющую под ногами гальку, глухо произнесла:
   – Вы вчера были правы. Я вам все наврала. Ну, не все, но главное. Никакую музыку я не слушала и в парке не просто так гуляла.
   Сказала – и вновь замолчала. Гуров понимал, что сейчас ни в коем случае нельзя давить: перестараешься – и девушка спрячется в свою раковину, захлопнет створки.
   – Почему же решили сегодня рассказать правду? – мягко спросил он.
   – Из-за Насти, – ответила Татьяна. – Если бы это с кем-то другим случилось – пускай, я бы не стала переживать. Но Настя… Она же никогда слова плохого никому не сказала, вообще злиться не умела. Я-то совсем другой человек. Мне спину подставлять не надо – ударить могу. Что делать – жизнь так научила. И другой мне уже не стать. А Настя… Я когда сегодня утром услышала – во мне все прямо перевернулось. И я решила – расскажу все полковнику. А там – будь что будет.
   – Вы знаете, кто убил Петра Тишкина? – спросил Гуров. – Вы его позавчера видели, так?
   – Нет, убийцу я не видела, – покачала головой девушка. – И не знаю, кто он. Я другое хотела рассказать. Я почему вчера это скрыла? Думаю: кому какое дело до моей личной жизни? Для меня это важно, а к убийству не имеет никакого отношения. Но теперь, после случая с Настей, подумала: а откуда я знаю, что не имеет? В таком деле все важно…
   – Вы с кем-то встречались позавчера вечером?
   – Да, встречалась, – подтвердила Татьяна. – И не только позавчера. Мы почти каждый день встречаемся.
   – С Глушаковым, охранником?
   – Да! А откуда вы знаете?
   – Ну, догадаться не так уж трудно, – заметил Лев. – Надо только понаблюдать и иметь некоторый жизненный опыт. Значит, позавчера в десять вечера вы вышли в парк не просто погулять, а чтобы увидеться со своим любовником, так?
   – Да.
   – И где проходила ваша встреча? У него в дежурке?
   – Нет. Здесь за домом есть оранжерея. Там, правда, душновато, зато красиво. Кругом орхидеи…
   – И там, в оранжерее, вас видел садовник Вишняков…
   – Александр Ермолаевич? Он вообще-то в оранжерею часто заходит – ему за цветами ухаживать надо. Но так поздно он в усадьбе не бывает. Я не думаю, что он нас видел.
   – А я думаю иначе, – сказал Гуров. – Но это не так важно. Значит, вы находились в оранжерее с десяти – и до скольки?
   – Я на часы не смотрела, – призналась Татьяна. – Но, думаю, не меньше часа.
   – И все это время в дежурке никого не было и за воротами никто не следил?
   – Выходит, что так.
   – Ну, а потом, когда свидание закончилось? Вы вместе дошли до дома и там расстались?
   – Нет, мы сразу простились, возле оранжереи.
   – Скажите, вы, когда шли к месту свидания, и потом, когда возвращались к себе, никого не видели?
   – Я знала, что вы об этом спросите, – призналась девушка. – И поэтому специально все припомнила. Значит, так. Когда я шла в оранжерею, то видела Петра с Настей – они вместе шли к дому. Я от них свернула на боковую дорожку – не хотела, чтобы они меня видели. А потом, когда возвращалась… Знаете, что я скажу? Там кто-то был.
   – Где?
   – Возле дома. Я уже дом видела, лужайку перед домом, и тут вдруг за кустами, справа, услышала шорох. И силуэт чей-то мелькнул.
   – Так это, наверное, собака была, – заметил Лев. – Кстати, а как вас собаки пропускают? Мне ваш сердечный друг Глушаков говорил, что они слушаются только его да еще управляющего.
   – Так и должно быть, – усмехнулась Татьяна. – Но Боря их переучил, чтобы они меня тоже слушались. Заставлял меня их кормить. Так что теперь я не боюсь ночью по парку гулять. А что касается того, кто был за кустами, то я абсолютно уверена – это был человек, а не собака. Собаки бы прятаться не стали, ко мне подбежали. Нет, это был человек. Я даже испугалась. Думаю: ой, кто же это? Но потом махнула рукой, решила, у меня свои секреты, почему у кого-то еще их не может быть?
   – Так это был кто-то свой или посторонний?
   – Откуда я знаю? Я же его не видела.
   – А когда вошли в дом – вы видели кого-нибудь?
   – Нет, никого.
   – И не слышали?
   – Не слышала.
   – Ну, скажем, звук работающего телевизора…
   – Нет, точно не слышала, – уверенно ответила девушка.
   – А в общей комнате, где обслуга телевизор смотрит? Вы ведь через нее не проходите…
   – Не прохожу, но она недалеко от гостиной. Если бы там кто-то телевизор смотрел, я бы услышала.
   – Значит, там точно никого не было?
   – Ну да.
   – А во сколько вы проходили через гостиную?
   – Когда поднялась к себе, я взглянула на часы, – сказала Татьяна. – Была половина двенадцатого.
   – Половина двенадцатого… – задумчиво повторил вслед за ней Гуров. – Хорошо. Значит, вы встречаетесь с Глушаковым практически каждый день. И давно так?
   – Ну, как сказать, – пожала она плечами. – Месяц примерно.
   – А ваш… покровитель? Кривулин? Он об этом знает?
   – Нет, что вы! Если бы он узнал – меня бы здесь давно не было. Да и Бориса тоже. И хорошо еще, если бы он нас просто выгнал. Кривулин – человек мстительный.
   – Что вы хотите этим сказать? Что он вас мог убить, что ли?
   – Может, убить, может, искалечить. Отомстить по-разному можно.
   – Значит, позавчера, в тот вечер, когда убили Петра Тишкина, вы встречались с Глушаковым. А вчера? Вчера тоже с ним виделись?
   – Нет, вчера – нет. Борис, правда, хотел, настаивал даже, но я не могла. Так ему и сказала: «Не могу в такую минуту, когда труп Пети еще не остыл. Ни о чем не могу думать».
   – И что же вы делали с шести и до одиннадцати вечера?
   – Вот вчера я делала как раз то, о чем говорила вам позавчера, – сказала Татьяна. – Залегла на диван и стала музыку слушать.
   – И ничего подозрительного не видели?
   – Нет.
   – А ваш любовник, значит, настаивал, – заметил Гуров. – Крепкий товарищ, ничего его не берет. И за что только вы его выбрали? Чем вам Кривулин плох оказался?
   – Егор Борисович поначалу тоже внимание проявлял, щедрость. Украшения часто дарил. Но, знаете, всякая страсть со временем остывает. Хочется чего-то нового. Он стал ко мне менее внимательным, ну, и я тоже… А Боря – он ведь такой красивый! Такой крепкий торс, чеканный профиль… Тут, в усадьбе, других таких нет. Все какие-то замухрышки.
   – Что ж, спасибо за информацию, – сказал Гуров, поднимаясь с шезлонга. – Будем надеяться, что на этот раз вы рассказали все, ничего не утаили.

Глава 10

   Лев быстро направился к дому. Он уже собирался войти внутрь, когда навстречу ему из дома вышел капитан Синичкин.
   – Как мы дружно закончили, – заметил Гуров. – Что, поговорил с магнатом?
   – Поговорил, – кивнул капитан.
   – И что он? Рассказал что-нибудь существенное?
   – Нет, ничего путного, – покачал головой Синичкин. – Ничего не видел, ничего не слышал. Но кое-что новое он все же сказал.
   – Что же?
   – Что он больше не доверяет своему телохранителю Сергею Жилкину.
   – Вот как? – удивился Гуров. – Что, он подозревает его в этих убийствах?
   – Ну, так прямо он мне этого не говорил, но дал понять. Сказал, что два таких похожих убийства, скорее всего, совершил один и тот же человек и что это кто-то из живущих в усадьбе. А среди ее обитателей есть только один, кто способен на двойное убийство. И он рассказал мне о криминальном прошлом Жилкина.
   – Но ведь ты и раньше об этом знал, верно?
   – Знал, конечно, – кивнул капитан. – Я еще вчера утром весь архив перерыл, на каждого обитателя усадьбы личную карточку составил. А вы-то откуда об этом знаете? Что, в Москву звонили?
   – Нет, не звонил, – покачал головой Гуров. – Мне сам Жилкин об этом вчера рассказал.
   – Вот как? Интересно… – протянул Синичкин.
   – Ничего особенно интересного. Психологически понятный поступок. Жилкин – из тех людей, которые в случае опасности не бегут от нее, не прячутся, а спешат ей навстречу. Из таких людей и уголовники получаются, и наш брат – милиционер. То есть, по-новому, полицейский. А рассказал, чтобы показать, что он ничего не боится и не скрывает. Значит, Кривулин заявил, что утратил к нему доверие?
   – Да, именно так, – подтвердил капитан. – Сказал, что сегодняшнюю ночь он, скорее всего, проведет в отеле «Жемчужина». И вообще намерен жить там до конца расследования. «Так мне спокойней будет», – заявил.
   – Что ж, если ему там спокойнее, пусть там и живет. Ну, давай установим очередность дальнейших следственных действий. Мы допросили владельца усадьбы, его любовницу, повара и охранника. У нас остались садовник Вишняков, управляющий Чанба, егерь Муртазин и тот самый Жилкин, о котором мы уже говорили. Предлагаю начать с садовника. И знаешь почему?
   – Из-за перчаток, да?
   – Угадал. Я согласен с Кривулиным: похоже, что оба убийства совершил один и тот же человек. В первом случае он действовал в хлопчатобумажных перчатках, в каких чаще всего работает садовник. Возможно, так же обстояло дело и вчера. Надо бы посмотреть, где хранятся эти перчатки. И вообще побеседовать с Александром Ермолаевичем поподробнее.
   – Что ж, пошли искать садовника, – согласился капитан. – А пока расскажите, что вам сообщила Татьяна. Что там у нее за секреты?
   – Да ничего особенного, – ответил Гуров. – Наша фотомодель призналась, что уже месяц изменяет своему покровителю.
   – И с кем же?
   – С охранником Глушаковым. И в ночь первого убийства тоже с ним развлекалась. Так что одну тайну позавчерашнего вечера мы раскрыли. Но это нам ничего не дает. К разгадке убийства мы не приблизились.
   – Может, садовник что-нибудь интересное скажет, – предположил капитан.
   Однако беседу с садовником оперативникам пришлось отложить. Едва они двинулись по дорожке, ведущей в глубь парка, как увидели идущего навстречу человека лет сорока. Гурову он был незнаком. Встретившись с оперативниками, человек остановился, взглянул сначала на Синичкина, потом перевел взгляд на Гурова и произнес:
   – Мне жена сказала, что меня тут из полиции искали. Вот я и приехал.
   – Ага, значит, вы – Муртазин? – догадался Лев.
   – Да, это я.
   – Я – полковник Гуров, а это – капитан Синичкин. Давайте пройдем в дом, там поговорим, – предложил Гуров.
   Они вернулись в дом, вошли в гостиную. Сыщики сели по одну сторону стола, егерю предложили место напротив.
   – Скажите, Муртазин, а у вас перчатки есть? – задал Гуров первый вопрос.
   Как видно, этот вопрос оказался для их собеседника не таким простым. Егерь в растерянности опять посмотрел сначала на одного оперативника, потом на другого, затем ответил:
   – Ну, есть, конечно. А что?
   – Вы их давно надевали? – спросил Гуров.
   – Перчатки-то?
   – Ну да, перчатки. Когда вы их в последний раз надевали?
   – Когда, когда… Вчера, что ли? Или третьего дня? Вроде третьего дня…
   – А зачем?
   – Как зачем? Ежевика замучила, – объяснил егерь. И, видя недоумение на лицах своих собеседников, пояснил: – Ежевика у нас в сад лезет. С обрыва, значит, лезет. Я уж ее и выкапывал, и тасолом поливал, и бензином – ничего не помогает. Вот я третьего дня взял секатор и опять принялся ее вырезать. А без перчаток там делать нечего – все руки исцарапаешь. Хотя у меня руки привычные, а все равно защита нужна.
   – А почему вы решили, что мы имеем в виду именно хозяйственные перчатки, из «хэбэ»? – вступил в разговор Синичкин. – Ведь полковник этого не говорил.
   – А какие же еще? – удивился егерь. – Мы других не держим. Это у вас там, на севере, рукавицы нужны. Нам без надобности. Только почему вы говорите: «хэбэ»? Никакое не «хэбэ», я брезентовые перчатки надевал. «Хэбэ» для ежевики не годятся – подерутся все, и толку не будет.
   – Так у вас их что, совсем нет? Только брезентовые? – спросил Гуров.
   – Почему нет? Есть, – нехотя признался Муртазин.
   – А где вы их покупали? В каком магазине? – продолжал наступать полковник.
   Этот, казалось бы, невинный вопрос привел егеря в сильное смущение. Он почесал затылок, поглядел в потолок, будто что-то припоминая, потом признался:
   – Тут знаете, какое дело… Если правду сказать, я их не покупал.
   – Откуда же они у вас взялись? – не отставал Гуров.
   – Да взял я их, – признался егерь. – Здесь, в усадьбе, и взял.
   – Это где же?
   – Да у Сашки-садовника. У него домик есть, возле оранжереи, он там инструменты всякие хранит, химикаты, удобрения. Вот там и взял. Вы только Егору Борисовичу не говорите, – попросил егерь, – а то он расстроится.
   – А ведь ты, Муртазин, наверное, немало денег у Кривулина получаешь, – заметил капитан. – Сколько он тебе платит?
   – Ну, так тридцать тысяч, – ответил егерь. – А если охота удачная случается, то еще двадцать добавляет – это вроде премия.
   – Неплохие деньги, – заметил Гуров. – А вы ведь еще дом свой сдаете, во флигель всей семьей переезжаете. Тесно, наверное, во флигеле. У вас сколько детей?
   – Да нет пока у нас детей, – признался Муртазин.
   – А что так? Жена болеет?
   – Да нет… – неохотно сказал егерь. – Не хочет она. Да и я не хочу. Когда мне за детьми смотреть? Я целый день в горах, в лесу. А у нее все хозяйство на шее: куры, индюшки… Опять же постояльцы…
   – Скажите, Муртазин, зачем вы позавчера приходили в усадьбу? – спросил Гуров, резко меняя тему разговора и задав егерю, в сущности, главный вопрос. – Вы ведь знали, что хозяина нет, что он уехал. Зачем же пришли?
   – Да не знал я! – воскликнул егерь. – Мне Егор Борисович днем позвонил, сказал: «Приходи, расскажешь, что нашел». Ну, я и пришел. А тут встречаю Борьку, охранника, а он и говорит: «А хозяина нет – уехал он». Я ему: «Как так уехал?» – «Да вот так, взял и уехал».
   – И что же вы стали делать, когда узнали, что Кривулина нет? – спросил Гуров.
   – Да сел вместе с Борькой телевизор смотреть, – признался егерь.
   – А что, ты любишь шоу смотреть? – уточнил капитан. – Ни одного, наверное, не пропускаешь? Всех ведущих знаешь?
   – Нет, не знаю я никого! – замахал руками Муртазин. – И телевизор этот редко смотрю. Так, новости вечером послушаю, и все. А тут так сложилось… Пришел, а делать нечего. В лес уже не пойдешь – поздно. А домой… – Возможно, он хотел сказать «не хочется», но не сказал. Вместо этого закончил так: – А домой рано еще. Ну, и посидел.
   – Долго сидел? – спросил Гуров.
   – Да, что-то задержался я, – признался Муртазин. – Часов до одиннадцати сидел. У меня часов нет, я Борьку спросил: «Сколько времени?» А он говорит: «Да рано еще, одиннадцать только». Ну, я и пошел домой.
   – А пока шел, никого на дороге не видел? – спросил его Синичкин.
   – Нет, никого не было, – покачал головой егерь.
   – И во сколько же ты пришел домой? – продолжал расспрашивать капитан.
   – Мне тут идти минут сорок… Я быстро хожу… Где-то без четверти двенадцать вернулся. Жена уже легла, еще ворчала на меня: почему, мол, так поздно.
   – А вчера вечером где вы были? – спросил Гуров. – Тоже здесь, в усадьбе?
   – Нет, что мне здесь делать? И хозяин меня не вызывал. Я в горах был, в лесу.
   – А домой во сколько вернулись?
   – Вчера рано вернулся. Я, бывает, и до темноты задерживаюсь, а вчера ничего интересного не нашел, поэтому рано вернулся. Часов в семь уже дома был.
   – Скажите, Муртазин, а что вы делаете в этих горах, где целыми днями пропадаете?
   – В горах много работы, – ответил егерь. Было заметно, что на этот вопрос он отвечает охотно. – Надо по всем знакомым местам пройтись, посмотреть, что изменилось, что как. Я слежу, где какие семьи пасутся, куда передвигаются…
   – Это ты о каких семьях говоришь? – удивился капитан.
   – О звериных, конечно. Тут кабаны живут, олени, кабарга, косули, лоси, волки. Ну, еще зайцы, лисы. И птицы, естественно, – глухари, куропатки, фазаны. Я их всех знаю. В ту сторону почти до самого Лазаревского, а в ту – до Адлера. Смотрю, где в семьях прибавление, где новые группы образовались. Ага, думаю, значит, можно отстрел произвести.
   – То есть вы с Кривулиным не просто так живность бьете, а с умом?
   – Конечно, с умом! – подтвердил егерь. – Обязательно с умом. Я ведь егерем уже двадцать лет работаю. До того как к Егору Борисовичу пойти, в охотхозяйстве сколько лет отпахал…
   – Значит, когда вы выясняете, что зверь есть, то извещаете Кривулина, и вы идете на охоту, – подытожил Гуров рассказ егеря. – И часто вы с ним ходите?
   – Раз в месяц – это обязательно, – ответил Муртазин. – А иногда и чаще получается. Например, разок на косулю сходим, другой раз на зайцев, а третий – фазанов постреляем.
   – А за ружьями, которые у него в кабинете висят, тоже вы ухаживаете? – спросил Гуров.
   – Да, конечно, – чищу, смазываю, прицел выверяю.
   – А когда – прямо перед охотой?
   – Нет, перед охотой нельзя, – покачал головой егерь. – Это получится как в пословице: «На охоту идти – собак кормить». Я в другие дни это делаю, когда хозяин в кабинете не сидит и я ему не мешаю.
   – А позавчера вы разве не заходили в кабинет? – спросил Гуров самым невинным тоном. – Раз уж все равно пришли и хозяина нет. Было бы странно, если бы не занялись делом в такой подходящий момент.
   Загорелое лицо егеря побледнело, только что такой оживленный, он снова выглядел растерянным и переводил взгляд с одного оперативника на другого, словно ждал от кого-то из них подсказки.
   – А вы правду скажите, так лучше будет, – усмехнулся Гуров, будто прочитав его мысли. – А то, если врать сейчас начнете, запутаться можно…
   – Правду… Да почему не сказать, – пробормотал егерь. – Только…
   – Что – «только»?
   – Если бы Петра в тот вечер не убили, то оно бы ничего… А так получается, что я там был…
   – Значит, вы не сразу пошли смотреть телевизор? – Гуров скорее не спрашивал, а утверждал. – Вначале зашли в кабинет и осмотрели ружья, да?
   – Да, заходил, – кивнул егерь. – «Сайгу» посмотрел, «тулку» проверил… Остальные смотреть не стал, решил – потом сделаю.
   – Во сколько вы зашли в кабинет?
   – Я точно не знаю… Темнело уже, это точно… Наверное, было около половины десятого.
   – А вышли когда?
   – Десяти еще не было, – ответил егерь. – Я почему знаю – потому что шоу у Борьки точно в десять началось, а я как раз к началу поспел.
   – Пока вы были в кабинете, никого там не видели? Ничего не слышали?
   – Нет, никто не заходил, – покачал головой Муртазин.
   – И все в кабинете было как обычно?
   – Да, все… Хотя нет! Там у шкафа была дверца приоткрыта. Я еще подумал: «Что это Егор Борисович шкаф открытый оставил? На него не похоже!» И прикрыл.
   – Вот как! – произнес Гуров и переглянулся с капитаном Синичкиным.
   – А в шкаф ты не заглядывал? – спросил капитан.
   – Нет, зачем? Там у Егора Борисовича костюмы висят, халаты. Мне зачем?
   – А когда уходил, ты Петра Тишкина не встретил? Он как раз в это время должен был в кабинет подняться.
   – Нет, не встретил, – ответил егерь. – Наверное, мы с ним немного разминулись.
   – Ладно, Муртазин, – сказал Гуров. – Пока у нас к вам все. Но, думаю, вопросы еще будут. Так что в горах не исчезайте, пока идет расследование. Посидите пока дома.
   – И учти – пока что мы это тебе как пожелание высказываем, – добавил Синичкин. – Но если обнаружим, что ты наше пожелание не выполняешь, оформим все по закону, как домашний арест. Все, можешь идти. – Он подождал, пока дверь за егерем закроется, и спросил: – Ну что, Лев Иванович, за кого сейчас возьмемся?
   – Зачем менять планы? – ответил Гуров. – Мы хотели поговорить с садовником – значит, надо его найти.
   Они вышли из дома и направились в глубину парка. Вскоре впереди показались стеклянные стены оранжереи. К ней примыкала сторожка. Дверь была открыта, а перед ней стоял садовник Александр Вишняков и помешивал в ведре какой-то раствор зеленоватого цвета.
   – Здравствуйте, Александр Ермолаевич, – приветствовал его Гуров. – Вот, пришли с вами поговорить.
   – Добрый день, – отозвался садовник. На этот раз он не казался таким неприветливым и угрюмым, как накануне. Лицо, правда, такое же мрачное, но было видно, что он готов разговаривать.
   – Может быть, мы где-нибудь присядем? – предложил Гуров. – Если, конечно, ваш раствор не испортится за время нашего разговора.
   – Нет, не испортится, – заверил его Вишняков. – Пойдемте наверх, на верхнюю террасу. Там тень густая, жара меньше чувствуется.
   – А что, вы вашу сторожку не будете закрывать на время вашего отсутствия? – поинтересовался Лев, видя, что садовник уже повернулся, чтобы уходить.
   – Нет, зачем? – удивился Вишняков. – Я ее никогда не запираю. Кто тут что возьмет? Мои инструменты никому не нужны.
   – Не скажите. Инструменты, может, и не нужны, а вот кое-какой инвентарь может кому-то понадобиться. Вы перчатки где храните, здесь?
   – Какие, рабочие? Да, здесь.
   – А можно посмотреть?
   – Пожалуйста, – ответил садовник, несколько удивленный интересом сыщика. – Вон, глядите, вон они, на верхней полке лежат.