Страница:
– Конечно, – сладко зевнул тот. – Если хочет мгновенно и скандально навсегда распрощаться с телевидением, кто же ему запретит? А что случилось?
– Понимаешь, сегодня утром в новостях сказали, что вчера было совершено нападение на владельца адвокатского агентства Овчинникова, а у нас в сводках этого нет. Выясни, как это к вам попало, и тогда я тебе прощу то, что ты меня на Маше женил.
– Эксплуататор и шантажист! – буркнул Тюрин. – Перезвоню!
– И побыстрее!
В ожидании звонка Гуров разгуливал по пустому в этот час коридору, пытаясь понять, откуда у этого нападения ноги растут, хотя это было делом заведомо бесполезным – информации-то ноль. Саша позвонил, когда терпение Льва было уже на исходе, но с новостями.
– Слушай, Лева! Это произошло возле ресторана «Жаркая ночь». Сам понимаешь, все хотят подработать, и нам периодически сливают «горячую» информацию. Вот и там работает какой-то «доброволец». Он позвонил и сообщил, что только что на стоянке ударили ножом их постоянного клиента адвоката Владимира Николаевича Овчинникова, которого его друг повез в больницу. Новость была не из разряда «горячих», спецвыпуска не требовала. Выпускающий проверил по Интернету, что такой адвокат в Москве действительно есть, и информация прошла в утренних новостях, в разделе криминальной хроники, потому что на адвокатов нечасто нападают.
Дверь в приемную Орлова была еще заперта, и Гуров, усевшись на подоконник, стал дожидаться Петра, одновременно пытаясь понять, почему это происшествие не попало в сводку. Врачи в любом случае обязаны были сообщить в полицию о ножевом ранении. Хотя, если ранение легкое, адвокат мог уже в машине переиграть ситуацию, позвонить кому-то из своих клиентов-врачей, а они у него все сплошь светила, и получить медицинскую помощь частным образом. Но почему работники ресторана не вызвали наряд?
Первой пришла, естественно, много лет проработавшая с Орловым секретарша, с которой у Льва давно уже сложились прекрасные отношения, так что он тут же переместился в приемную, где был даже напоен чаем с домашним печеньем, а вот Петр все не появлялся. Когда же наконец он возник у своего кабинета, взгляд его любовью к Гурову совсем не лучился, он просто сухо бросил:
– Дело о нападении на Овчинникова ведешь ты. Там совершенно непонятная ситуация, вот и разбирайся! Ты такие дела любишь! Но адвокат сам на звонки не отвечает ни по одному телефону, в его офисе все уже на ушах стоят – не было еще такого случая, чтобы он не предупредил, если задерживается. Езжай в район, благо он тебе уже знаком – начальника предупредили. Поговори с людьми, план оперативно-розыскных мероприятий подготовишь к обеду. Полномочия тебе даны широчайшие, но и сроки минимальные.
– Я буду работать один, чтобы тебя со Стасом не подставлять, – твердо заявил Гуров.
Орлов ответил ему таким взглядом, словно хотел спросить: «А ты что, еще не подставил?» Не выдержав, Гуров отвернулся, а Петр тем временем ушел к себе.
В райуправлении при виде Льва опера скривились так, словно уже неделю питались одними лимонами, причем вместе с кожурой.
– Товарищ полковник! Если вы по кражам…
– Отставить кражи! – рявкнул Лев. – Это была легкая разминка перед боем! Будем работать по нападению на господина адвоката Овчинникова. Вчера на стоянке возле ресторана «Жаркая ночь» его ударили ножом. Почему работники ресторана не вызвали наряд, неизвестно. Друг Овчинникова повез его в больницу, но, видимо, по дороге что-то случилось, потому что ни в одну больницу он не доехал – иначе медики сообщили бы в полицию, и происшествие попало бы в сводку, а этого нет. К тому же покушение на адвоката – это, чтоб вы знали, не хухры-мухры!
Как оказалось, хвоста начальнику райуправления уже накрутили до такой степени, что он отдал под начало Льву всех оперов и криминалистов! И работа закипела! Мобилизовав всех и оставив свою машину возле управления, Гуров, как в далекой молодости, разъезжал, не чинясь, вместе с операми на их машинах, что было и быстрее – включил сирену, и никакие пробки тебе не страшны. Весь день он провел на ногах, лопая вместе с операми то шаурму, то пирожки, то заботливо приготовленные для кого-то женой бутерброды.
Вопросы Гурова были краткими и точными, распоряжения – понятными даже для дебилов. Забыв обо всех обидах, опера носились как ошпаренные, потому что такой мастер-класс, как работа под непосредственным руководством Гурова, действительно живой легенды МУРа, не каждый день бывает – он ведь не только приказывал, но и объяснял, почему и зачем нужно что-то сделать. Тут только успевай впитывать бесценный опыт, как сказали в каком-то сериале. План оперативно-розыскных мероприятий был составлен в считаные минуты на ходу – Гуров его просто продиктовал между делом молоденькому оперу по имени Саша, который смотрел на него широко открытыми глазами и ловил каждое слово. План, кстати, был отправлен Орлову по факсу, чтобы не терять время на разъезды.
Ресторан в этот ранний час был еще закрыт, работали только уборщицы и кухня, а вот управляющий, как ему и полагается, оказался на месте. Демонстрируя и лицом, и фигурой полнейшую готовность сотрудничать по всем направлениям, он только умолял не поднимать шума, потому что иначе хозяин его убьет без долгих разговоров – скандал никому не нужен. Узнав имя владельца ресторана, Гуров только хмыкнул – новоявленный бизнесмен из бывших «братков» действительно мог это сделать. Лев сначала просмотрел, а потом изъял запись с камеры наружного наблюдения и, выяснив адрес работавшего вчера охранника, жившего, к счастью, недалеко, отправил к нему опера с четким приказом:
– Найти! Позвонить мне на сотовый, и я скажу, куда его доставить целым, невредимым, вменяемым! Выполняй!
Затем послал часть оперов обследовать проходной двор, которым, судя по записи, ушел нападавший, сказав при этом:
– Ищите свидетелей! Преступник не мог испариться, его обязательно должен был кто-то видеть. Собачники, гулявшие со своими питомцами, рывшиеся в мусорных баках бомжи, развлекавшиеся недоросли. Двенадцать часов ночи в Москве – совсем не то время, когда на улице ни души. Обход всех квартир, окна которых выходят во двор, – обязательно. Задания делите, как хотите, но самое позднее к вечеру результат должен быть! Если что-то выясните раньше, звоните! Победителю – конфетка!
Сашу, который так и не сводил с Гурова восхищенного взгляда, Лев оставил себе, как он выразился, «для поручений». Опера, усмехаясь, ушли, а Гуров, выяснив, кто из находившихся вчера вечером в ресторане работников сейчас на месте, вцепился в них как клещ, но на выходе был практически ноль. Они обо всем узнали постфактум, уже от охранника, но сами ничего не видели. Отпустив перепуганных людей, Лев принялся «вытрясать душу» из управляющего, пытаясь понять, почему никто не вызвал полицию. И тот, краснея и запинаясь, предположил, что охранник, видимо, зная отношение хозяина к скандалам и дорожа своим местом, не рискнул позвонить. А может, ранение показалось ему не тяжелым.
– Он что, по образованию врач? – взорвался Гуров.
Он хотел было объяснить управляющему, что именно будет и с ним, и с охранником, как зазвонил его сотовый. Это был опер, посланный им за охранником, который интересовался, куда привезти подозреваемого. Вскоре они были уже в ресторане, и парень, перепуганный до полусмерти, отвечал на все вопросы как на духу.
– Честное слово, товарищ полковник! Я хотел и «Скорую», и ментов… простите, полицию вызвать. Но этот мальчишка сам отказался! Сказал, что «Скорая» когда еще приедет, он сам Володечку в больницу отвезет.
– В какую больницу? – напирал на него Лев.
– У нас тут есть недалеко одна, я объяснил ему, как туда ехать. Да и ранение было легким, ей-богу! – уверял Гурова охранник. – Крови-то немного было! Овчинников рану рукой зажимал!
– Снаружи могло не быть, а внутреннее кровотечение? – рявкнул на него Лев. – А полицию почему не вызвал?
– Так опять же парень слезно умолял этого не делать. Объяснил, что не может допустить, чтобы имя Володечки было связано со скандалом.
– Заплатил? – напрямую спросил его Гуров, и тот, потупясь, кивнул. – Больше никаких происшествий не было? Пусть даже по мелочи!
– Да нет, – неуверенно пожал плечами охранник.
– Вспоминай! Ну, не бывает так, чтобы совсем ничего не было!
– Ну-у-у, на стоянке у машины одной колесо спустило, так это дело обычное. Эти двое-то как раз и вышли, когда мужик запаску ставил.
Узнав адрес больницы, Гуров вместе с Сашей помчались туда. В приемном покое все делали большие глаза и уверяли, что никакого Овчинникова к ним не доставляли. Пришлось «брать за грудки» главврача, который, не выдержав напора, признался, что да, ему доложили утром, что ночью в больницу привозили раненого, но тот скончался еще в своей машине, а поскольку официально он к ним не поступил, тем более что собственного морга в больнице нет, труповозка забрала его в бюро судмедэкспертизы, а человек, который его привез, сейчас находится у них в неврологии, потому что после перенесенной психологической травмы неадекватен. Лев тут же позвонил в морг своему приятелю и попросил того не только лично, но и срочно заняться трупом Овчинникова, чтобы заключение было готово уже к вечеру. Выяснив адреса и телефоны дежуривших ночью врачей и медсестер, он отправил к ним оперов с наказом не церемониться, а сам, несмотря на возражения врачей, прорвался в палату друга Овчинникова, который назвался Беловым – никаких документов при нем не было, потому что его борсетка осталась в машине. Это оказался, как и говорила Ольга Пивоварова, очень смазливый, томный, длинноволосый парень, но сейчас он бился в истерике, плакал, заламывал руки, но Лев, хоть и в присутствии врача, все-таки смог его, пусть пока и коротко, допросить…
Гуров так стремительно ворвался в больницу, что даже не обратил внимания на то, стоит ли возле нее «Лексус» Овчинникова. Сейчас же, выйдя на улицу, он увидел, что машин на стоянке много, но вот никакого «Лексуса» среди них не было, зато имелась камера наблюдения над дверью приемного покоя. И тут оказалось, что она давно уже сломалась и висит больше для вида и устрашения, потому что на ее ремонт денег нет. Высказав главврачу, который все это время семенил за ним по пятам, все, что он думает об этом богоугодном заведении, Лев подал машину в угон. И это было оправданно – если кто-то знал о неисправности камеры, то грех было этим не воспользоваться и не угнать, чтобы потом разобрать на запчасти.
В общем, Гуров прошелся по больнице разрушительным тайфуном, и после его ухода в коридорах и кабинетах еще долго пахло корвалолом. Сам же он вернулся в проходной двор возле ресторана, облазил его весь вместе с операми, а потом они пошли искать камеры наружного наблюдения на другой улице – где-то же преступник должен был «засветиться».
В общем, день прошел напряженно, а вечером, когда все снова собрались в управлении, приблизительная картина преступления уже вырисовывалась. Приблизительная потому, что очень странно выглядело.
– Итак, что мы имеем? – спросил Гуров. – Кто начнет?
Уже знакомый Льву капитан поднялся, откашлялся и начал говорить, а вот остальные опера сидели, повесив уши на гвоздь внимания, с блокнотами в руках, готовые не то что записывать поручения Гурова, а конспектировать каждое его слово.
– Потерпевший вместе со своим другом Беловым пришел в ресторан «Жаркая ночь» приблизительно в 20.30. Внутри никаких инцидентов не было, они мирно сидели, ели, о чем-то весело беседовали, и все. Ориентировочно в 23.50 Овчинников расплатился, они вышли из ресторана и направились к его машине, но дойти до нее не успели. Благодаря записи с камеры мы имеем точное время нападения – 23.56 и полную картину преступления. Неустановленное лицо вышло им навстречу из-за припаркованной рядом с «Лексусом» Овчинникова машины и почти тут же нанесло потерпевшему один удар ножом, после чего, выдернув орудие преступления, скрылось с места происшествия через проходной двор.
– Внесу дополнение, – перебил его Гуров. – Со слов Белова я знаю, что преступник спросил у потерпевшего: «Ты помнишь меня? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Получай окончательный расчет!» Мат я опускаю. Продолжайте!
– Белов начал орать, на его крик выскочил охранник, который утверждает, что в тот момент потерпевший был еще жив и в сознании, он зажимал рану рукой и стонал. Охранник предложил вызвать «Скорую помощь», но Белов отказался, сказав, что она не успеет, он сам отвезет Володечку, – подчеркнул капитан, – в больницу, и спросил, где находится ближайшая. Охранник объяснил ему, как туда ехать, и предложил разложить переднее пассажирское сиденье, что и сделал, а Белов застелил его своим плащом. Совместными усилиями пострадавший был положен в машину, и Белов уехал.
– С этим ясно, – сказал Гуров. – Кто ездил к врачу и медсестре? И докладывайте сидя, а то и так весь день на ногах.
– Я ездил, – отозвался другой опер. – В ту ночь в приемном покое больницы дежурила врачиха, лет восемьдесят ей точно есть, но она – теща главврача, потому и держат. Сидели они дружной компанией: она, медсестра и охранник, и чаи распивали. И тут к ним Белов ворвался, как ненормальный кричал, что у него в машине тяжело раненный человек, которому нужна срочная помощь. Хватал ее и медсестру за руки и тащил на улицу, одним словом, истерил. Охранник попытался вывести Белова из приемного отделения, но тот уцепился руками за дверь и отчаянно сопротивлялся. Поняв, что им не отделаться, врачиха велела охраннику помочь переложить раненого на каталку, чтобы потом завезти внутрь. Но тот, сославшись на преклонный возраст и то, что это не входит в его обязанности, отказался. Тогда врачиха послала медсестру на поиски санитара. Пока его нашли и разбудили, пока тот пришел, пока ему все объяснили, в общем, Овчинников к тому времени уже скончался. Вернувшись обратно, санитар сказал: «Готов!» – а врачиха заявила, что Овчинников, наверное, скончался от внутреннего кровотечения.
– То есть эта старая перечница к нему даже не вышла? – недоверчиво спросил Гуров. – Ей оказалось достаточно слов санитара?
– Вот именно! – ответил опер.
– Ну, и бардак! – помотал головой Лев. – Что дальше?
– Не то слово, товарищ полковник! – очень выразительным тоном согласился с ним опер. – Белов впал в бешенство, бросался с кулаками на санитара, орал, что это «они» его Володечку убили, что он всю прессу на ноги поднимет, их больницу с грязью смешает и так далее. Кричал, что немедленно поедет с трупом Володечки на Красную площадь, чтобы там утром все могли увидеть, какие в России врачи. Тогда санитар посоветовал врачихе побыстрее труповозку вызвать и сказать, что к их больнице криминальный труп подкинули, вот пусть и заберут его, от греха подальше. А что? Овчинников же у них ни по каким документам не проходил! Его даже внутрь не занесли. Она и позвонила, а поскольку всю жизнь врачом проработала, то знакомых у нее в этих кругах полным-полно, поэтому ей и пообещали, что машину немедленно вышлют, тем более что бюро судмедэкспертизы совсем недалеко находится. А Белов все орал и орал, пока не нарвался. Санитар кинулся в нему, а он бросился от него бежать по коридору первого этажа, потом по лестнице вверх. Тут даже охранник подключился, чтобы его поймать. Как они потом сказали врачихе, догнали его аж на третьем этаже, пытались скрутить, но он отбивался, орал, кусался. Тогда санитар ему хорошенько врезал, и они вдвоем его все-таки скрутили. Подоспевший врач вколол Белову успокоительное, и санитар с охранником оттащили его в пустую палату, где и заперли. А Овчинникова, видимо, труповозка забрала.
– Что значит, видимо? – поинтересовался Лев. – Они что же, внутрь не входили?
– Врачиха сказала, что никто не заходил. Да и зачем? Документы-то оформлять не надо! Счастливого дежурства пожелать? Так на труповозке сентиментальные люди не работают.
– А «Лексус» Овчинникова мог потом либо санитар, либо охранник оприходовать. А что? Стоит себе эдакий бесхозный красавец, со всеми документами и ключами в замке зажигания. Как тут удержаться? – заметил кто-то. – Кстати, раз там плащ подложен был, может, салон не так уж и испачкан. Ох, и получат они за это мародерство!
– Что еще по больнице? Что говорила медсестра? Охранник? – продолжал свои расспросы Гуров.
– Медсестра, если и моложе врачихи, то лет на пять, не больше, такая же старая развалина, – начал какой-то опер. – Рассказала практически слово в слово то же, что и врачиха. А охранник, дед глубоко пенсионного возраста, на улицу даже не выходил. Он и за санитаром-то, когда тот за Беловым погнался, потрусил только потому, что это уже в его обязанности входит. – И опер развел руками, показывая, что у него все.
– Тогда давайте по свидетелям, – предложил Гуров. – Белов не в счет, толку от него сейчас никакого. Будем пока обходиться своими силами.
– А нет у нас свидетелей, – вздохнул еще один опер. – Два собачника во дворе со своими питомцами гуляли и неспешную беседу вели, когда их собаки вдруг залаяли и начали с поводков рваться – они же при виде бегущего человека всегда так реагируют. Тут уже и хозяева его увидели, но ни лица, не одежды рассмотреть не смогли. Бомжи в мусорных баках действительно копались, но от этого увлекательного занятия даже отвлекаться не стали – мало ли почему человек бежит? Подростков во дворе не было – погода не располагала. Обход квартир, где окна во двор выходят, тоже ничего не дал: кто уже спал, кто телевизор смотрел. Если бы во дворе шум был, выстрел, например, то люди обязательно выглянули бы из любопытства, а его-то как раз и не было. Так что преступник сквозняком промчался через двор и выбежал на другую улицу.
– Что на записях? Есть за что зацепиться? – поинтересовался Лев и предложил: – Давайте все вместе посмотрим запись из ресторана, может, кто-нибудь из вас увидит то же, что и я.
Капитан тут же вставил диск в компьютер, и на мониторе появилась картинка стоянки перед рестораном, где какой-то мужчина действительно менял колесо у машины. Вот вышли Овчинников и Белов, направились к «Лексусу», выскочив из-за другой машины, им дорогу перегородила мужская фигура, почти тут же последовал удар ножом, преступник бросился бежать, Овчинников начал оседать на землю, над ним склонился Белов, буквально через минуту к ним присоединился охранник ресторана. Ну, а дальше было уже неинтересно.
– Верни лицо преступника и максимально укрупни, – попросил Гуров и велел: – Смотрите все, вдруг что-то найдется.
– Ничего это не даст, – грустно проговорил капитан, но все сделал. – Мы уже и так смотрели, и эдак. Судите сами: борода с усами. Так они сейчас есть, а через минуту – уже нет. Шапка низко на глаза надвинута. Стоит он к нам в профиль, лица полностью не видать. Руки в перчатках – если и есть татуировка, ее все равно не разглядишь. А в таких куртках и брюках пол-Москвы ходит. Единственное, что у нас есть, это рост. Он стоял на фоне машины, так что подсчитать несложно – где-то 180–185 сантиметров.
– А что на камерах с той улицы, куда он выбежал?
– Нет его там, мы по два раза все просмотрели. Он же на параллельную улицу через подворотню выходил. Что ему мешало там немного задержаться, усы с бородой отклеить, куртку на другую сторону надеть, а шапку под нее сунуть? Вот вам и никаких следов крови, которые обязательно на куртку попали, когда он нож выдергивал.
– Хорошо, теперь давайте разберемся, что у нас с орудием преступления, – сказал Гуров и, поставив телефон на громкую связь, позвонил в морг: – Марек! Что у нас с Овчинниковым? Меня интересует глубина и форма раневого канала и его угол.
– Лева! Ты будешь смеяться, но у нас такого клиента нет.
– Марек, это не смешная шутка, – заметил Лев.
– Какие могут быть шутки при моей работе? – возмутился Марк. – Я забыл, когда последний раз улыбался! Раз я тебе говорю, что у нас такого клиента нет, значит, нет!
– Напутать ничего не могли? Например, записать не под той фамилией?
– Лева! Кто из нас сыщик? Ты или я? Ищи! Если ты забыл, напоминаю: криминальные везут только к нам. Может, его по дороге потеряли?
Гуров даже не стал отвечать, а просто отключил телефон, а потом обратился к внимательно прислушивавшимся к его разговору операм:
– Что вы думаете по этому поводу, господа офицеры?
– Есть одно соображение, – сказал какой-то опер. – Уж больно клиент был богатый, а документов на него никаких. Зато при себе небось были и деньги, и документы, и часики не китайского производства, и золотишко, и ключи от дома. Санитары вполне могли его по дороге обчистить, труп в какой-нибудь лесополосе кинуть, и, Вася! Надо бы проверить, не «обнесли» ли еще и его квартиру.
– Вот и займись! Пробей по базе, где он жил, и для начала, чтобы нам опять, высунув язык, не бегать, свяжись с вневедомственной. Квартира у него точно под охраной была, вот и узнай, не проходил ли сигнал тревоги после ноля часов.
Пока опера шустрили, Гуров с тоской думал, что из-за своего неуемного любопытства вляпался он всеми конечностями в эту историю, как муха в варенье. Словно мало ему было обычных дел, чего-то особенного захотелось! Тайной, видишь ли, запахло! И выйдет ему эта история таким боком, что мало не покажется!
– Товарищ полковник! – окликнули его, и он оторвался от своих невеселых мыслей. – Не сигналила его квартира, он ее как вчера утром на пульт сдал, так и стоит до сих пор. Может, санитары подумали, что в доме кто-то есть, вот и не рискнули сразу туда соваться, присматриваются пока.
– Есть! – воскликнул другой опер. – Я выяснил! Туда выезжали Калачев и Савин, но никаких данных мне на них не дали.
– Ничего! Сейчас мне дадут! – устало вздохнул Лев и позвонил сам. – Гуров моя фамилия, – сказал он, когда ему ответили.
– О, Лев Иванович! Ты чего это нами заинтересовался? – ответил ему дежурный судмедэксперт. – Мы живых людей не режем, а мертвых – только на законных основаниях.
– Не умеешь – не хохми, не смешно у тебя получается. Учись у Марека! Или это у вас профессиональное? Вы без этого уже не можете? Лучше дай мне все установочные данные на Калачева и Савина.
– А чего они натворили?
– Криминальный труп по дороге потеряли, – объяснил Лев. – И душевно тебя прошу, не говори, что они у начальника в сейфе, а он будет только завтра утром. Я сейчас очень уставший, злой и голодный!
– Ой, как я тебя боюсь, – пробормотал тот, но чем-то зашелестел и сказал: – Пиши!
Лев все записал под диктовку, а потом отдал листок операм со словами:
– Чего сидим? Кого ждем? Быстро по наряду в каждый адрес, и пусть без этих гавриков не возвращаются! Нет дома, значит, должны выяснить, где они, хоть из-под земли выкопать, но сюда доставить! Для непонятливых объясняю: я привык ночевать дома!
Убедившись, что за санитарами поехали, он вернулся к делам насущным.
– А теперь, господа, давайте подумаем о мотивах. То, что это было не ограбление, и так ясно, а что это может быть еще?
– Товарищ полковник! А вы сами как считаете? – смущенно спросил Саша.
Гуров оторвал от пачки один листок, что-то на нем написал, положил перед собой чистой стороной вверх и для надежности сверху еще и чью-то чашку поставил.
– То, что я думаю, – здесь! – кивнул он на листок. – Меня интересует ваше мнение. Вдруг кто-то думает так же, как и я.
– Месть, конечно, – уверенно произнес капитан, и все остальные согласно покивали. – Потерпевший у нас адвокат. Предположим, он не смог кого-то вытащить или скостить срок так, как его подзащитный рассчитывал. Вот тот и затаил на него злобу, которую все годы отсидки копил и лелеял. А тут вышел, нашел Овчинникова и свел с ним счеты.
– Это на поверхности, а что еще может быть? – настаивал Гуров.
Все напряженно думали, переглядывались, перешептывались, а потом капитан сказал:
– У нас других версий нет. А вот Сашка, дай ему волю, вам сейчас такого навыдумывает, что ум за разум зайдет. – И кивнул в сторону молоденького опера, все время восхищенно смотревшего на Льва большими голубыми глазами. – Ему бы, по-хорошему, детективы писать, а не у нас работать. И денег было бы больше, и слава какая-никакая.
– Саша! Даю тебе волю и слушаю очень внимательно, – обратился к нему Гуров.
Парень страшно покраснел, уши даже заполыхали, а Лев смотрел на него и видел самого себя в этом возрасте, когда только пришел после института в отдел Турилина. Он вот так же краснел и смущался, да и глаза были такими же, голубыми и наивными, только вот не смотрел он ни на кого с таким восхищением, потому что у него пример отца был перед глазами, а вот Сашку, видимо, одна мать воспитывала, вот он и ищет «сделать бы жизнь с кого». Саша еще немного помялся, а потом все-таки начал:
– Товарищ полковник, это очень странное преступление.
– Согласен, в нем много непонятного, – кивнул Лев.
– Вот это нападение. Оно же глупое, как не знаю что. Предположим, что нападавший – отсидевший преступник, который решил отомстить. Раз он выследил Овчинникова, то зачем было нападать возле ресторана, вход в который, естественно, оборудован камерой наблюдения? Он мог бы подкараулить адвоката где-нибудь в другом месте, причем тогда, когда тот будет один. Например, назначить ему встречу, назвавшись другим именем. Далее. Охрана в самом ресторане – это раз, кто-то из гостей мог приехать с охраной, которая хозяина на улице в машине ждет, – это два, люди постоянно входят и выходят – это три, кто-то, владеющий каким-нибудь видом борьбы, так что нож для него не угроза, мог попытаться задержать нападавшего – это четыре. Можно еще продолжать, но, думаю, и этого хватит. Кроме того, раз нападавший выследил адвоката, значит, знал, что это его машина, то есть за руль сядет именно он. Зачем же было преграждать путь и Овчинникову, и Белову, если можно было затаиться возле двери водителя и ждать там? Зачем показывать свое лицо Белову? Для чего это демонстративное нападение прямо под запись? Теперь о Белове. Ну, здесь всем уже понятно, что они были любовниками. По идее, такой тип, как Белов, должен был испугаться насмерть, а он не растерялся, наоборот, очень трезво мыслил и четко действовал. Быстро увез Овчинникова с места происшествия, хотя логичнее было бы дождаться приезда «Скорой помощи» – мало ли что у адвоката было повреждено? А он не побоялся его поднимать и ворочать. Зачем он плащ постелил на сиденье? Для мягкости? Нет. Чтобы его не испачкать кровью? Но думать в такую минуту о подобных вещах – противоестественно, тем более что машина не его. Теперь о больнице. Я посмотрел по карте, до «склифа», где блестящие специалисты, было бы ненамного дольше ехать, почему же он направился именно в эту небольшую районную больницу, где нет дежурного оперирующего хирурга – это я в приемном покое у медсестер выяснил. Там только дежурный врач в приемном покое и в отделениях. Туда даже травму никогда не возят, потому что специалистов нет. Получается, что он вез Овчинникова на верную смерть? Зачем же тогда в приемном отделении истерил? Ведь он же практически спровоцировал санитара на возню с собой, а длилась она, судя по всему, долго. А может быть, он просто время тянул, отвлекая всех на себя? А что происходило в это время во дворе возле машины, мы теперь никогда не узнаем – камера-то не работает.
– Понимаешь, сегодня утром в новостях сказали, что вчера было совершено нападение на владельца адвокатского агентства Овчинникова, а у нас в сводках этого нет. Выясни, как это к вам попало, и тогда я тебе прощу то, что ты меня на Маше женил.
– Эксплуататор и шантажист! – буркнул Тюрин. – Перезвоню!
– И побыстрее!
В ожидании звонка Гуров разгуливал по пустому в этот час коридору, пытаясь понять, откуда у этого нападения ноги растут, хотя это было делом заведомо бесполезным – информации-то ноль. Саша позвонил, когда терпение Льва было уже на исходе, но с новостями.
– Слушай, Лева! Это произошло возле ресторана «Жаркая ночь». Сам понимаешь, все хотят подработать, и нам периодически сливают «горячую» информацию. Вот и там работает какой-то «доброволец». Он позвонил и сообщил, что только что на стоянке ударили ножом их постоянного клиента адвоката Владимира Николаевича Овчинникова, которого его друг повез в больницу. Новость была не из разряда «горячих», спецвыпуска не требовала. Выпускающий проверил по Интернету, что такой адвокат в Москве действительно есть, и информация прошла в утренних новостях, в разделе криминальной хроники, потому что на адвокатов нечасто нападают.
Дверь в приемную Орлова была еще заперта, и Гуров, усевшись на подоконник, стал дожидаться Петра, одновременно пытаясь понять, почему это происшествие не попало в сводку. Врачи в любом случае обязаны были сообщить в полицию о ножевом ранении. Хотя, если ранение легкое, адвокат мог уже в машине переиграть ситуацию, позвонить кому-то из своих клиентов-врачей, а они у него все сплошь светила, и получить медицинскую помощь частным образом. Но почему работники ресторана не вызвали наряд?
Первой пришла, естественно, много лет проработавшая с Орловым секретарша, с которой у Льва давно уже сложились прекрасные отношения, так что он тут же переместился в приемную, где был даже напоен чаем с домашним печеньем, а вот Петр все не появлялся. Когда же наконец он возник у своего кабинета, взгляд его любовью к Гурову совсем не лучился, он просто сухо бросил:
– Дело о нападении на Овчинникова ведешь ты. Там совершенно непонятная ситуация, вот и разбирайся! Ты такие дела любишь! Но адвокат сам на звонки не отвечает ни по одному телефону, в его офисе все уже на ушах стоят – не было еще такого случая, чтобы он не предупредил, если задерживается. Езжай в район, благо он тебе уже знаком – начальника предупредили. Поговори с людьми, план оперативно-розыскных мероприятий подготовишь к обеду. Полномочия тебе даны широчайшие, но и сроки минимальные.
– Я буду работать один, чтобы тебя со Стасом не подставлять, – твердо заявил Гуров.
Орлов ответил ему таким взглядом, словно хотел спросить: «А ты что, еще не подставил?» Не выдержав, Гуров отвернулся, а Петр тем временем ушел к себе.
В райуправлении при виде Льва опера скривились так, словно уже неделю питались одними лимонами, причем вместе с кожурой.
– Товарищ полковник! Если вы по кражам…
– Отставить кражи! – рявкнул Лев. – Это была легкая разминка перед боем! Будем работать по нападению на господина адвоката Овчинникова. Вчера на стоянке возле ресторана «Жаркая ночь» его ударили ножом. Почему работники ресторана не вызвали наряд, неизвестно. Друг Овчинникова повез его в больницу, но, видимо, по дороге что-то случилось, потому что ни в одну больницу он не доехал – иначе медики сообщили бы в полицию, и происшествие попало бы в сводку, а этого нет. К тому же покушение на адвоката – это, чтоб вы знали, не хухры-мухры!
Как оказалось, хвоста начальнику райуправления уже накрутили до такой степени, что он отдал под начало Льву всех оперов и криминалистов! И работа закипела! Мобилизовав всех и оставив свою машину возле управления, Гуров, как в далекой молодости, разъезжал, не чинясь, вместе с операми на их машинах, что было и быстрее – включил сирену, и никакие пробки тебе не страшны. Весь день он провел на ногах, лопая вместе с операми то шаурму, то пирожки, то заботливо приготовленные для кого-то женой бутерброды.
Вопросы Гурова были краткими и точными, распоряжения – понятными даже для дебилов. Забыв обо всех обидах, опера носились как ошпаренные, потому что такой мастер-класс, как работа под непосредственным руководством Гурова, действительно живой легенды МУРа, не каждый день бывает – он ведь не только приказывал, но и объяснял, почему и зачем нужно что-то сделать. Тут только успевай впитывать бесценный опыт, как сказали в каком-то сериале. План оперативно-розыскных мероприятий был составлен в считаные минуты на ходу – Гуров его просто продиктовал между делом молоденькому оперу по имени Саша, который смотрел на него широко открытыми глазами и ловил каждое слово. План, кстати, был отправлен Орлову по факсу, чтобы не терять время на разъезды.
Ресторан в этот ранний час был еще закрыт, работали только уборщицы и кухня, а вот управляющий, как ему и полагается, оказался на месте. Демонстрируя и лицом, и фигурой полнейшую готовность сотрудничать по всем направлениям, он только умолял не поднимать шума, потому что иначе хозяин его убьет без долгих разговоров – скандал никому не нужен. Узнав имя владельца ресторана, Гуров только хмыкнул – новоявленный бизнесмен из бывших «братков» действительно мог это сделать. Лев сначала просмотрел, а потом изъял запись с камеры наружного наблюдения и, выяснив адрес работавшего вчера охранника, жившего, к счастью, недалеко, отправил к нему опера с четким приказом:
– Найти! Позвонить мне на сотовый, и я скажу, куда его доставить целым, невредимым, вменяемым! Выполняй!
Затем послал часть оперов обследовать проходной двор, которым, судя по записи, ушел нападавший, сказав при этом:
– Ищите свидетелей! Преступник не мог испариться, его обязательно должен был кто-то видеть. Собачники, гулявшие со своими питомцами, рывшиеся в мусорных баках бомжи, развлекавшиеся недоросли. Двенадцать часов ночи в Москве – совсем не то время, когда на улице ни души. Обход всех квартир, окна которых выходят во двор, – обязательно. Задания делите, как хотите, но самое позднее к вечеру результат должен быть! Если что-то выясните раньше, звоните! Победителю – конфетка!
Сашу, который так и не сводил с Гурова восхищенного взгляда, Лев оставил себе, как он выразился, «для поручений». Опера, усмехаясь, ушли, а Гуров, выяснив, кто из находившихся вчера вечером в ресторане работников сейчас на месте, вцепился в них как клещ, но на выходе был практически ноль. Они обо всем узнали постфактум, уже от охранника, но сами ничего не видели. Отпустив перепуганных людей, Лев принялся «вытрясать душу» из управляющего, пытаясь понять, почему никто не вызвал полицию. И тот, краснея и запинаясь, предположил, что охранник, видимо, зная отношение хозяина к скандалам и дорожа своим местом, не рискнул позвонить. А может, ранение показалось ему не тяжелым.
– Он что, по образованию врач? – взорвался Гуров.
Он хотел было объяснить управляющему, что именно будет и с ним, и с охранником, как зазвонил его сотовый. Это был опер, посланный им за охранником, который интересовался, куда привезти подозреваемого. Вскоре они были уже в ресторане, и парень, перепуганный до полусмерти, отвечал на все вопросы как на духу.
– Честное слово, товарищ полковник! Я хотел и «Скорую», и ментов… простите, полицию вызвать. Но этот мальчишка сам отказался! Сказал, что «Скорая» когда еще приедет, он сам Володечку в больницу отвезет.
– В какую больницу? – напирал на него Лев.
– У нас тут есть недалеко одна, я объяснил ему, как туда ехать. Да и ранение было легким, ей-богу! – уверял Гурова охранник. – Крови-то немного было! Овчинников рану рукой зажимал!
– Снаружи могло не быть, а внутреннее кровотечение? – рявкнул на него Лев. – А полицию почему не вызвал?
– Так опять же парень слезно умолял этого не делать. Объяснил, что не может допустить, чтобы имя Володечки было связано со скандалом.
– Заплатил? – напрямую спросил его Гуров, и тот, потупясь, кивнул. – Больше никаких происшествий не было? Пусть даже по мелочи!
– Да нет, – неуверенно пожал плечами охранник.
– Вспоминай! Ну, не бывает так, чтобы совсем ничего не было!
– Ну-у-у, на стоянке у машины одной колесо спустило, так это дело обычное. Эти двое-то как раз и вышли, когда мужик запаску ставил.
Узнав адрес больницы, Гуров вместе с Сашей помчались туда. В приемном покое все делали большие глаза и уверяли, что никакого Овчинникова к ним не доставляли. Пришлось «брать за грудки» главврача, который, не выдержав напора, признался, что да, ему доложили утром, что ночью в больницу привозили раненого, но тот скончался еще в своей машине, а поскольку официально он к ним не поступил, тем более что собственного морга в больнице нет, труповозка забрала его в бюро судмедэкспертизы, а человек, который его привез, сейчас находится у них в неврологии, потому что после перенесенной психологической травмы неадекватен. Лев тут же позвонил в морг своему приятелю и попросил того не только лично, но и срочно заняться трупом Овчинникова, чтобы заключение было готово уже к вечеру. Выяснив адреса и телефоны дежуривших ночью врачей и медсестер, он отправил к ним оперов с наказом не церемониться, а сам, несмотря на возражения врачей, прорвался в палату друга Овчинникова, который назвался Беловым – никаких документов при нем не было, потому что его борсетка осталась в машине. Это оказался, как и говорила Ольга Пивоварова, очень смазливый, томный, длинноволосый парень, но сейчас он бился в истерике, плакал, заламывал руки, но Лев, хоть и в присутствии врача, все-таки смог его, пусть пока и коротко, допросить…
Гуров так стремительно ворвался в больницу, что даже не обратил внимания на то, стоит ли возле нее «Лексус» Овчинникова. Сейчас же, выйдя на улицу, он увидел, что машин на стоянке много, но вот никакого «Лексуса» среди них не было, зато имелась камера наблюдения над дверью приемного покоя. И тут оказалось, что она давно уже сломалась и висит больше для вида и устрашения, потому что на ее ремонт денег нет. Высказав главврачу, который все это время семенил за ним по пятам, все, что он думает об этом богоугодном заведении, Лев подал машину в угон. И это было оправданно – если кто-то знал о неисправности камеры, то грех было этим не воспользоваться и не угнать, чтобы потом разобрать на запчасти.
В общем, Гуров прошелся по больнице разрушительным тайфуном, и после его ухода в коридорах и кабинетах еще долго пахло корвалолом. Сам же он вернулся в проходной двор возле ресторана, облазил его весь вместе с операми, а потом они пошли искать камеры наружного наблюдения на другой улице – где-то же преступник должен был «засветиться».
В общем, день прошел напряженно, а вечером, когда все снова собрались в управлении, приблизительная картина преступления уже вырисовывалась. Приблизительная потому, что очень странно выглядело.
– Итак, что мы имеем? – спросил Гуров. – Кто начнет?
Уже знакомый Льву капитан поднялся, откашлялся и начал говорить, а вот остальные опера сидели, повесив уши на гвоздь внимания, с блокнотами в руках, готовые не то что записывать поручения Гурова, а конспектировать каждое его слово.
– Потерпевший вместе со своим другом Беловым пришел в ресторан «Жаркая ночь» приблизительно в 20.30. Внутри никаких инцидентов не было, они мирно сидели, ели, о чем-то весело беседовали, и все. Ориентировочно в 23.50 Овчинников расплатился, они вышли из ресторана и направились к его машине, но дойти до нее не успели. Благодаря записи с камеры мы имеем точное время нападения – 23.56 и полную картину преступления. Неустановленное лицо вышло им навстречу из-за припаркованной рядом с «Лексусом» Овчинникова машины и почти тут же нанесло потерпевшему один удар ножом, после чего, выдернув орудие преступления, скрылось с места происшествия через проходной двор.
– Внесу дополнение, – перебил его Гуров. – Со слов Белова я знаю, что преступник спросил у потерпевшего: «Ты помнишь меня? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Получай окончательный расчет!» Мат я опускаю. Продолжайте!
– Белов начал орать, на его крик выскочил охранник, который утверждает, что в тот момент потерпевший был еще жив и в сознании, он зажимал рану рукой и стонал. Охранник предложил вызвать «Скорую помощь», но Белов отказался, сказав, что она не успеет, он сам отвезет Володечку, – подчеркнул капитан, – в больницу, и спросил, где находится ближайшая. Охранник объяснил ему, как туда ехать, и предложил разложить переднее пассажирское сиденье, что и сделал, а Белов застелил его своим плащом. Совместными усилиями пострадавший был положен в машину, и Белов уехал.
– С этим ясно, – сказал Гуров. – Кто ездил к врачу и медсестре? И докладывайте сидя, а то и так весь день на ногах.
– Я ездил, – отозвался другой опер. – В ту ночь в приемном покое больницы дежурила врачиха, лет восемьдесят ей точно есть, но она – теща главврача, потому и держат. Сидели они дружной компанией: она, медсестра и охранник, и чаи распивали. И тут к ним Белов ворвался, как ненормальный кричал, что у него в машине тяжело раненный человек, которому нужна срочная помощь. Хватал ее и медсестру за руки и тащил на улицу, одним словом, истерил. Охранник попытался вывести Белова из приемного отделения, но тот уцепился руками за дверь и отчаянно сопротивлялся. Поняв, что им не отделаться, врачиха велела охраннику помочь переложить раненого на каталку, чтобы потом завезти внутрь. Но тот, сославшись на преклонный возраст и то, что это не входит в его обязанности, отказался. Тогда врачиха послала медсестру на поиски санитара. Пока его нашли и разбудили, пока тот пришел, пока ему все объяснили, в общем, Овчинников к тому времени уже скончался. Вернувшись обратно, санитар сказал: «Готов!» – а врачиха заявила, что Овчинников, наверное, скончался от внутреннего кровотечения.
– То есть эта старая перечница к нему даже не вышла? – недоверчиво спросил Гуров. – Ей оказалось достаточно слов санитара?
– Вот именно! – ответил опер.
– Ну, и бардак! – помотал головой Лев. – Что дальше?
– Не то слово, товарищ полковник! – очень выразительным тоном согласился с ним опер. – Белов впал в бешенство, бросался с кулаками на санитара, орал, что это «они» его Володечку убили, что он всю прессу на ноги поднимет, их больницу с грязью смешает и так далее. Кричал, что немедленно поедет с трупом Володечки на Красную площадь, чтобы там утром все могли увидеть, какие в России врачи. Тогда санитар посоветовал врачихе побыстрее труповозку вызвать и сказать, что к их больнице криминальный труп подкинули, вот пусть и заберут его, от греха подальше. А что? Овчинников же у них ни по каким документам не проходил! Его даже внутрь не занесли. Она и позвонила, а поскольку всю жизнь врачом проработала, то знакомых у нее в этих кругах полным-полно, поэтому ей и пообещали, что машину немедленно вышлют, тем более что бюро судмедэкспертизы совсем недалеко находится. А Белов все орал и орал, пока не нарвался. Санитар кинулся в нему, а он бросился от него бежать по коридору первого этажа, потом по лестнице вверх. Тут даже охранник подключился, чтобы его поймать. Как они потом сказали врачихе, догнали его аж на третьем этаже, пытались скрутить, но он отбивался, орал, кусался. Тогда санитар ему хорошенько врезал, и они вдвоем его все-таки скрутили. Подоспевший врач вколол Белову успокоительное, и санитар с охранником оттащили его в пустую палату, где и заперли. А Овчинникова, видимо, труповозка забрала.
– Что значит, видимо? – поинтересовался Лев. – Они что же, внутрь не входили?
– Врачиха сказала, что никто не заходил. Да и зачем? Документы-то оформлять не надо! Счастливого дежурства пожелать? Так на труповозке сентиментальные люди не работают.
– А «Лексус» Овчинникова мог потом либо санитар, либо охранник оприходовать. А что? Стоит себе эдакий бесхозный красавец, со всеми документами и ключами в замке зажигания. Как тут удержаться? – заметил кто-то. – Кстати, раз там плащ подложен был, может, салон не так уж и испачкан. Ох, и получат они за это мародерство!
– Что еще по больнице? Что говорила медсестра? Охранник? – продолжал свои расспросы Гуров.
– Медсестра, если и моложе врачихи, то лет на пять, не больше, такая же старая развалина, – начал какой-то опер. – Рассказала практически слово в слово то же, что и врачиха. А охранник, дед глубоко пенсионного возраста, на улицу даже не выходил. Он и за санитаром-то, когда тот за Беловым погнался, потрусил только потому, что это уже в его обязанности входит. – И опер развел руками, показывая, что у него все.
– Тогда давайте по свидетелям, – предложил Гуров. – Белов не в счет, толку от него сейчас никакого. Будем пока обходиться своими силами.
– А нет у нас свидетелей, – вздохнул еще один опер. – Два собачника во дворе со своими питомцами гуляли и неспешную беседу вели, когда их собаки вдруг залаяли и начали с поводков рваться – они же при виде бегущего человека всегда так реагируют. Тут уже и хозяева его увидели, но ни лица, не одежды рассмотреть не смогли. Бомжи в мусорных баках действительно копались, но от этого увлекательного занятия даже отвлекаться не стали – мало ли почему человек бежит? Подростков во дворе не было – погода не располагала. Обход квартир, где окна во двор выходят, тоже ничего не дал: кто уже спал, кто телевизор смотрел. Если бы во дворе шум был, выстрел, например, то люди обязательно выглянули бы из любопытства, а его-то как раз и не было. Так что преступник сквозняком промчался через двор и выбежал на другую улицу.
– Что на записях? Есть за что зацепиться? – поинтересовался Лев и предложил: – Давайте все вместе посмотрим запись из ресторана, может, кто-нибудь из вас увидит то же, что и я.
Капитан тут же вставил диск в компьютер, и на мониторе появилась картинка стоянки перед рестораном, где какой-то мужчина действительно менял колесо у машины. Вот вышли Овчинников и Белов, направились к «Лексусу», выскочив из-за другой машины, им дорогу перегородила мужская фигура, почти тут же последовал удар ножом, преступник бросился бежать, Овчинников начал оседать на землю, над ним склонился Белов, буквально через минуту к ним присоединился охранник ресторана. Ну, а дальше было уже неинтересно.
– Верни лицо преступника и максимально укрупни, – попросил Гуров и велел: – Смотрите все, вдруг что-то найдется.
– Ничего это не даст, – грустно проговорил капитан, но все сделал. – Мы уже и так смотрели, и эдак. Судите сами: борода с усами. Так они сейчас есть, а через минуту – уже нет. Шапка низко на глаза надвинута. Стоит он к нам в профиль, лица полностью не видать. Руки в перчатках – если и есть татуировка, ее все равно не разглядишь. А в таких куртках и брюках пол-Москвы ходит. Единственное, что у нас есть, это рост. Он стоял на фоне машины, так что подсчитать несложно – где-то 180–185 сантиметров.
– А что на камерах с той улицы, куда он выбежал?
– Нет его там, мы по два раза все просмотрели. Он же на параллельную улицу через подворотню выходил. Что ему мешало там немного задержаться, усы с бородой отклеить, куртку на другую сторону надеть, а шапку под нее сунуть? Вот вам и никаких следов крови, которые обязательно на куртку попали, когда он нож выдергивал.
– Хорошо, теперь давайте разберемся, что у нас с орудием преступления, – сказал Гуров и, поставив телефон на громкую связь, позвонил в морг: – Марек! Что у нас с Овчинниковым? Меня интересует глубина и форма раневого канала и его угол.
– Лева! Ты будешь смеяться, но у нас такого клиента нет.
– Марек, это не смешная шутка, – заметил Лев.
– Какие могут быть шутки при моей работе? – возмутился Марк. – Я забыл, когда последний раз улыбался! Раз я тебе говорю, что у нас такого клиента нет, значит, нет!
– Напутать ничего не могли? Например, записать не под той фамилией?
– Лева! Кто из нас сыщик? Ты или я? Ищи! Если ты забыл, напоминаю: криминальные везут только к нам. Может, его по дороге потеряли?
Гуров даже не стал отвечать, а просто отключил телефон, а потом обратился к внимательно прислушивавшимся к его разговору операм:
– Что вы думаете по этому поводу, господа офицеры?
– Есть одно соображение, – сказал какой-то опер. – Уж больно клиент был богатый, а документов на него никаких. Зато при себе небось были и деньги, и документы, и часики не китайского производства, и золотишко, и ключи от дома. Санитары вполне могли его по дороге обчистить, труп в какой-нибудь лесополосе кинуть, и, Вася! Надо бы проверить, не «обнесли» ли еще и его квартиру.
– Вот и займись! Пробей по базе, где он жил, и для начала, чтобы нам опять, высунув язык, не бегать, свяжись с вневедомственной. Квартира у него точно под охраной была, вот и узнай, не проходил ли сигнал тревоги после ноля часов.
Пока опера шустрили, Гуров с тоской думал, что из-за своего неуемного любопытства вляпался он всеми конечностями в эту историю, как муха в варенье. Словно мало ему было обычных дел, чего-то особенного захотелось! Тайной, видишь ли, запахло! И выйдет ему эта история таким боком, что мало не покажется!
– Товарищ полковник! – окликнули его, и он оторвался от своих невеселых мыслей. – Не сигналила его квартира, он ее как вчера утром на пульт сдал, так и стоит до сих пор. Может, санитары подумали, что в доме кто-то есть, вот и не рискнули сразу туда соваться, присматриваются пока.
– Есть! – воскликнул другой опер. – Я выяснил! Туда выезжали Калачев и Савин, но никаких данных мне на них не дали.
– Ничего! Сейчас мне дадут! – устало вздохнул Лев и позвонил сам. – Гуров моя фамилия, – сказал он, когда ему ответили.
– О, Лев Иванович! Ты чего это нами заинтересовался? – ответил ему дежурный судмедэксперт. – Мы живых людей не режем, а мертвых – только на законных основаниях.
– Не умеешь – не хохми, не смешно у тебя получается. Учись у Марека! Или это у вас профессиональное? Вы без этого уже не можете? Лучше дай мне все установочные данные на Калачева и Савина.
– А чего они натворили?
– Криминальный труп по дороге потеряли, – объяснил Лев. – И душевно тебя прошу, не говори, что они у начальника в сейфе, а он будет только завтра утром. Я сейчас очень уставший, злой и голодный!
– Ой, как я тебя боюсь, – пробормотал тот, но чем-то зашелестел и сказал: – Пиши!
Лев все записал под диктовку, а потом отдал листок операм со словами:
– Чего сидим? Кого ждем? Быстро по наряду в каждый адрес, и пусть без этих гавриков не возвращаются! Нет дома, значит, должны выяснить, где они, хоть из-под земли выкопать, но сюда доставить! Для непонятливых объясняю: я привык ночевать дома!
Убедившись, что за санитарами поехали, он вернулся к делам насущным.
– А теперь, господа, давайте подумаем о мотивах. То, что это было не ограбление, и так ясно, а что это может быть еще?
– Товарищ полковник! А вы сами как считаете? – смущенно спросил Саша.
Гуров оторвал от пачки один листок, что-то на нем написал, положил перед собой чистой стороной вверх и для надежности сверху еще и чью-то чашку поставил.
– То, что я думаю, – здесь! – кивнул он на листок. – Меня интересует ваше мнение. Вдруг кто-то думает так же, как и я.
– Месть, конечно, – уверенно произнес капитан, и все остальные согласно покивали. – Потерпевший у нас адвокат. Предположим, он не смог кого-то вытащить или скостить срок так, как его подзащитный рассчитывал. Вот тот и затаил на него злобу, которую все годы отсидки копил и лелеял. А тут вышел, нашел Овчинникова и свел с ним счеты.
– Это на поверхности, а что еще может быть? – настаивал Гуров.
Все напряженно думали, переглядывались, перешептывались, а потом капитан сказал:
– У нас других версий нет. А вот Сашка, дай ему волю, вам сейчас такого навыдумывает, что ум за разум зайдет. – И кивнул в сторону молоденького опера, все время восхищенно смотревшего на Льва большими голубыми глазами. – Ему бы, по-хорошему, детективы писать, а не у нас работать. И денег было бы больше, и слава какая-никакая.
– Саша! Даю тебе волю и слушаю очень внимательно, – обратился к нему Гуров.
Парень страшно покраснел, уши даже заполыхали, а Лев смотрел на него и видел самого себя в этом возрасте, когда только пришел после института в отдел Турилина. Он вот так же краснел и смущался, да и глаза были такими же, голубыми и наивными, только вот не смотрел он ни на кого с таким восхищением, потому что у него пример отца был перед глазами, а вот Сашку, видимо, одна мать воспитывала, вот он и ищет «сделать бы жизнь с кого». Саша еще немного помялся, а потом все-таки начал:
– Товарищ полковник, это очень странное преступление.
– Согласен, в нем много непонятного, – кивнул Лев.
– Вот это нападение. Оно же глупое, как не знаю что. Предположим, что нападавший – отсидевший преступник, который решил отомстить. Раз он выследил Овчинникова, то зачем было нападать возле ресторана, вход в который, естественно, оборудован камерой наблюдения? Он мог бы подкараулить адвоката где-нибудь в другом месте, причем тогда, когда тот будет один. Например, назначить ему встречу, назвавшись другим именем. Далее. Охрана в самом ресторане – это раз, кто-то из гостей мог приехать с охраной, которая хозяина на улице в машине ждет, – это два, люди постоянно входят и выходят – это три, кто-то, владеющий каким-нибудь видом борьбы, так что нож для него не угроза, мог попытаться задержать нападавшего – это четыре. Можно еще продолжать, но, думаю, и этого хватит. Кроме того, раз нападавший выследил адвоката, значит, знал, что это его машина, то есть за руль сядет именно он. Зачем же было преграждать путь и Овчинникову, и Белову, если можно было затаиться возле двери водителя и ждать там? Зачем показывать свое лицо Белову? Для чего это демонстративное нападение прямо под запись? Теперь о Белове. Ну, здесь всем уже понятно, что они были любовниками. По идее, такой тип, как Белов, должен был испугаться насмерть, а он не растерялся, наоборот, очень трезво мыслил и четко действовал. Быстро увез Овчинникова с места происшествия, хотя логичнее было бы дождаться приезда «Скорой помощи» – мало ли что у адвоката было повреждено? А он не побоялся его поднимать и ворочать. Зачем он плащ постелил на сиденье? Для мягкости? Нет. Чтобы его не испачкать кровью? Но думать в такую минуту о подобных вещах – противоестественно, тем более что машина не его. Теперь о больнице. Я посмотрел по карте, до «склифа», где блестящие специалисты, было бы ненамного дольше ехать, почему же он направился именно в эту небольшую районную больницу, где нет дежурного оперирующего хирурга – это я в приемном покое у медсестер выяснил. Там только дежурный врач в приемном покое и в отделениях. Туда даже травму никогда не возят, потому что специалистов нет. Получается, что он вез Овчинникова на верную смерть? Зачем же тогда в приемном отделении истерил? Ведь он же практически спровоцировал санитара на возню с собой, а длилась она, судя по всему, долго. А может быть, он просто время тянул, отвлекая всех на себя? А что происходило в это время во дворе возле машины, мы теперь никогда не узнаем – камера-то не работает.