Страница:
Право выбора
Каждый отдельный правонарушитель, впервые или повторно попав на зону по стечению обстоятельств или просто чтобы не умереть с голоду, имеет право выбора. Самый тяжелый путь – это остаться самим собой, не сломаться и не поддаться соблазнам и искушениям воровских авторитетов, а также не сотрудничать с администрацией колонии и сохранить свою человеческую идентичность свободного заключенного. Таких свободных заключенных воровские авторитеты и сотрудники администрации после ряда провокаций и соблазнов, в конце концов, признают правильными «мужиками». Они честно работают и выполняют норму, но не стремятся пролезть в бригадиры и не перевыполняют дневные задания ради досрочного освобождения или послаблений режима. Духовно слабые или порочные заключенные также имеют два выбора. Желая досрочного освобождения, они могут поддаться соблазнам администрации, стать доносчиками и пытаться перевыполнять дневные нормы, всячески показывая свою лояльность администрации колонии и законопослушность. Но они не догадываются, что все их усердие тут же становится известно уголовному авторитету колонии или зоны. Усердие, инициатива, как и излишнее трудолюбие, презирались не только на зоне, но и по всей стране. И шло такое презрение непосредственно от партийно-государственного руководства страны, показывая тем самым его фарисейскую двуликость. Как можно строить свободное коммунистическое общество творческих и инициативных людей и ненавидеть и подавлять всякую инициативу на местах, если эта инициатива не согласована с государственно-партийным аппаратом? Это презрительное отношение к искренним и простодушным инициаторам поразило все структуры советского государства. То же презрительное отношение к ним было в армии и на флоте. Сколько раз офицер, выдвигая какую-нибудь полезную инициативу, слышал в ответ от политработника или командира: «Вот ты и займись этим делом, а мы посмотрим, как у тебя получится». Осмеянный и униженный инициатор, затратив уйму собственного времени и сил и не дождавшись помощи от руководства, сам себя ругал последними словами за излишнюю прилежность и спускал «на тормозах» свое начинание. В таком положении неоднократно оказывался и я сам, пока не понял, что главный принцип флотской офицерской жизни, да, наверное, и всего советского общества: «Не высовывайся».
В тюрьмах и на зонах усердные заключенные, желающие скорого освобождения и сотрудничающие с администрацией, попадали под двойной пресс ненависти и презрения. Администрация двулично поощряла их усердие, а воры в законе и их помощники нещадно унижали их и держали на голодном пайке, отнимая не только посылки из дома, но и тюремную баланду дневного рациона. Духовно надломленного за излишнее усердие или за доносительство «мужика» превращали в «шестерку», который, чтобы не умереть с голоду, кроме повседневной работы, по вечерам стирал белье или выполнял другие мелкие услуги – для уголовных авторитетов. Крайняя степень надругательства и духовного падения заключенного состоит в том, что его лишают человеческого достоинства и превращают в «петуха» или сексуального раба уголовных авторитетов. Его презирают все сокамерники, он становится «неприкасаемым» и выполняет самую грязную работу по уборке камерного туалета, который в тюрьмах называют «парашей». Если же усердный и строптивый «мужик», который добровольно сотрудничал с администрацией колонии ради досрочного освобождения, духовно не ломался и не становился «петухом» или «шестеркой», то по указанию уголовного авторитета его морили голодом, лишая ежедневной пайковой нормы. Не получая пищи, заключенный превращался в «доходягу». Он либо умирал в тюремной больнице, либо действительно досрочно освобождался по неизлечимой болезни. Для особо одаренных по своей духовной подлости заключенных существовал и третий путь. Попадая на зону, они сразу отказывались выходить на работу. Их заключали в карцер, морили голодом, избивали, подвергали соблазнам и провокациям, но они терпели, и это их терпение оправдывалось не их духовной чистотой и стойкостью, а непреодолимым желанием порвать со своим человеческим прошлым и добровольно погрузиться в духовную тьму уголовного мира. На определенном этапе о таких упорных заключенных докладывали воровскому авторитету колонии, и тщательно изучив их анкетные данные и уголовное прошлое, после дополнительных проверок, авторитет принимал конкретное решение. Если авторитет по каким-то параметрам отклонял кандидатуру заключенного и не принимал его в «секту» воровского сообщества, то такой заключенный также мог бесследно сгинуть в колонии или выйти из нее полным инвалидом. Но такие случаи крайне редки. Такой человек после отсидки становился одиноким, озлобленным на весь мир волком. Действуя не в воровском сообществе, он мог за гроши убить человека или сформировать шайку отморозков, соблазнив их красивой и богатой воровской жизнью. Свободолюбивых и агрессивных наследственных уголовников с непредсказуемым поведением не любили и опасались и сами воры в законе, и уголовные авторитеты. Они их принимали, в конце концов, в свое воровское сообщество, но держали на второстепенных ролях или поручали им исполнение кровавых дел «чистильщиков» собственных рядов от «стукачей» и изменников. В большинстве случаев профессиональными ворами на зоне становились по соблазну воровских авторитетов правильные «мужики». Но чаще всего о заключенном с воли приходит письменная записка от «смотрящего», которая называется «малявой». В «маляве» дается прямая рекомендация авторитету зоны оказывать всяческое содействие конкретному заключенному или сообщается о его «стукачестве» и ненадежности. В первом случае заключенный сразу же переводится в разряд «блатных» и пользуется всеми благами воровского сообщества. Во втором случае заключенного превращают или в «шестерку», или в «петуха».
В тюрьмах и на зонах усердные заключенные, желающие скорого освобождения и сотрудничающие с администрацией, попадали под двойной пресс ненависти и презрения. Администрация двулично поощряла их усердие, а воры в законе и их помощники нещадно унижали их и держали на голодном пайке, отнимая не только посылки из дома, но и тюремную баланду дневного рациона. Духовно надломленного за излишнее усердие или за доносительство «мужика» превращали в «шестерку», который, чтобы не умереть с голоду, кроме повседневной работы, по вечерам стирал белье или выполнял другие мелкие услуги – для уголовных авторитетов. Крайняя степень надругательства и духовного падения заключенного состоит в том, что его лишают человеческого достоинства и превращают в «петуха» или сексуального раба уголовных авторитетов. Его презирают все сокамерники, он становится «неприкасаемым» и выполняет самую грязную работу по уборке камерного туалета, который в тюрьмах называют «парашей». Если же усердный и строптивый «мужик», который добровольно сотрудничал с администрацией колонии ради досрочного освобождения, духовно не ломался и не становился «петухом» или «шестеркой», то по указанию уголовного авторитета его морили голодом, лишая ежедневной пайковой нормы. Не получая пищи, заключенный превращался в «доходягу». Он либо умирал в тюремной больнице, либо действительно досрочно освобождался по неизлечимой болезни. Для особо одаренных по своей духовной подлости заключенных существовал и третий путь. Попадая на зону, они сразу отказывались выходить на работу. Их заключали в карцер, морили голодом, избивали, подвергали соблазнам и провокациям, но они терпели, и это их терпение оправдывалось не их духовной чистотой и стойкостью, а непреодолимым желанием порвать со своим человеческим прошлым и добровольно погрузиться в духовную тьму уголовного мира. На определенном этапе о таких упорных заключенных докладывали воровскому авторитету колонии, и тщательно изучив их анкетные данные и уголовное прошлое, после дополнительных проверок, авторитет принимал конкретное решение. Если авторитет по каким-то параметрам отклонял кандидатуру заключенного и не принимал его в «секту» воровского сообщества, то такой заключенный также мог бесследно сгинуть в колонии или выйти из нее полным инвалидом. Но такие случаи крайне редки. Такой человек после отсидки становился одиноким, озлобленным на весь мир волком. Действуя не в воровском сообществе, он мог за гроши убить человека или сформировать шайку отморозков, соблазнив их красивой и богатой воровской жизнью. Свободолюбивых и агрессивных наследственных уголовников с непредсказуемым поведением не любили и опасались и сами воры в законе, и уголовные авторитеты. Они их принимали, в конце концов, в свое воровское сообщество, но держали на второстепенных ролях или поручали им исполнение кровавых дел «чистильщиков» собственных рядов от «стукачей» и изменников. В большинстве случаев профессиональными ворами на зоне становились по соблазну воровских авторитетов правильные «мужики». Но чаще всего о заключенном с воли приходит письменная записка от «смотрящего», которая называется «малявой». В «маляве» дается прямая рекомендация авторитету зоны оказывать всяческое содействие конкретному заключенному или сообщается о его «стукачестве» и ненадежности. В первом случае заключенный сразу же переводится в разряд «блатных» и пользуется всеми благами воровского сообщества. Во втором случае заключенного превращают или в «шестерку», или в «петуха».
Номенклатурный работник и воровской «блатной»
Понятие «блатной» полностью соответствует понятию номенклатурного работника того или иного уровня в государственно-политических структурах советской власти. Это человек, который пользуется доверием партийного секретаря, например, райкома партии или «смотрящего» по какому-нибудь уголовному округу. Блатной может и не воровать сам, а работать в органах власти и быть связующим звеном между воровской организацией и местными органами власти или милиции. Между председателем колхоза и уголовным блатным много общего. Блатной может совершать противоправные коррупционные действия, наносящие прямой вред государству, но посадить его за решетку практически невозможно. Потому что он находится одновременно под защитой воровского сообщества и своих коррумпированных друзей в органах власти. Существует пословица: «Блат выше Совнаркома», и эта пословица полностью отражала реальную действительность хрущевско-брежневского периода советской власти. Блатные в воровском сообществе, даже ни разу не побывав на зоне, могли стать и становились не только ворами в законе, но и высшими воровскими авторитетами управляющей элиты воровского сообщества советского государства. Посадить за решетку таких уголовных авторитетов было практически невозможно. Воровскими законами им было запрещено где-либо работать и создавать семью, а по материальному положению они жили при полном коммунизме. Но между секретарем парткома района или области и «смотрящим» уголовным авторитетом наблюдалось полное подобие не только в том, что они были материально обеспечены и не создавали материальных ценностей, то есть не работали, но и в том, что они могли безнаказанно нарушать законы и не нести за это никакой уголовной или административной ответственности. По сути дела, все иерархии уголовного мира и иерархии партийно-государственных работников разного уровня представляли собой две стороны одной медали. Чем выше занимал человек государственно-партийную должность, тем больше он должен быть духовно деградированным и двуличным, пряча и скрывая свое истинное человеческое лицо от окружающих. Когда об офицере или о любом гражданском партийно-государственном номенклатурном работнике писали в анкетах, что он ставит общественные интересы выше личных, то тем самым прямо указывали, что корпоративные интересы партии как главной командной силы и диктатора советской эпохи для него важнее личных интересов, которые, несомненно, совпадают и с интересами семьи и государства. Но по тому же принципу отказа от личных интересов, вплоть до отказа от создания собственной семьи, в угоду корпоративным интересам воровского сообщества назначались и высшие уголовные авторитеты. В обоих случаях к вершинам власти продвигались не как к источнику духовного благодатного света истины и праведности, а как к источнику духовной тьмы и двуличия.
Вербовка как способ отрыва от крестьянских корней
Деревня во времена Хрущева стала духовным тупиком для любого инициативного крестьянина. Многие избирали не работу на железной дороге, а уезжали по вербовке на установленный срок, получив небольшой задаток. Но деревенские люди уже знали, что вербовщики часто лгали и обманывали, соблазняя человека высокими заработками и нормальными условиями труда и быта. Люди приезжали на место и оказывались в недостроенных и продуваемых всеми ветрами бараках, со всеми удобствами на улице. А вместо обещанной легкой работы приходилось заниматься лесоповалом и получать за свою работу так мало, что едва хватало на собственное пропитание и одежду. По сути дела места работ по вербовке хрущевской эпохи мало чем отличались от лагерных зон, которые занимались лесоповалом или сооружением изолированных от населенных пунктов индустриальных объектов. Иногда заключенных в зонах кормили лучше, чем могли себе позволить добровольно завербованные крестьяне. Совершенно понятно, что система вербовки была специально придумана для того, чтобы навсегда вырвать сельскую крестьянскую молодежь из привычного крестьянского быта и превратить ее в люмпенов и пролетариев. Безжалостное коварство этой добровольности заключалось в том, что вербуемый заключал с вербовщиком договор, в котором оговаривался срок работы по вербовке как главный пункт договора. Приезжая на место, завербованный крестьянин обнаруживал тюремные условия быта и трижды завышенные нормы выработки по сравнению с настоящими «зеками», которые работали по соседству. В настоящее время внимание общества и средств массовой информации постоянно приковано к проблеме гастарбайтеров или иностранных рабочих ближнего зарубежья, приезжающих в нашу страну для временной работы. Они являются главной причиной и источником роста преступности, а также жертвами и даже временными рабами недобросовестных нанимателей. Но общество забыло, что во время хрущевской эпохи построения коммунизма роль гастарбайтеров исполняла крестьянская молодежь деревень и сел, но только ее положение было в десятки раз хуже, чем положение современных гастарбайтеров. Если современному гастарбайтеру не понравится работа, он может или ее сменить, или на все плюнуть и убежать на родину. У плохого и хорошего гастарбайтера остается главная жизненная ценность, его истинная родина. Ее в России у него никто отнять не может. Даже совершив преступление и отсидев положенный срок в российской тюрьме, гастарбайтер по выходе может уехать к себе на родину и забыть русскую тюрьму и свою жизнь в России, как тяжкий сон.
Российский крестьянин, завербовавшись на пару лет на какой-нибудь лесоповал и попав в кабальные условия, тоже бежал куда глаза глядят и уже навсегда становился одиноким волком или бомжующим перекати-полем, которых в те времена называли «бичами». Дело в том, что на родину, к своим деревенским родителям, он уже вернуться не мог. Его там ждал арест и принудительный этап на место вербовки или даже тюремное заключение за материальный ущерб государству. По сути дела, система хрущевской вербовки была тщательно продуманной системой духовного развращения крестьянина и лишения его крестьянских корней и малой родины. Совершив мелкую кражу, не по генной расположенности к воровству, а чтобы не умереть с голоду, молодой крестьянин тут же попадал за решетку и уже работал в лагерных зонах не за рубли, а за баланду, ватник и брезентовые рукавицы, да за тюремную крышу над головой, которая иногда была более обустроена, чем бараки добровольно завербовавшихся крестьян, которые работали по соседству. Вербовка была более подлым способом раскрестьянивания, чем сталинская депортация зажиточных кулацких семей в Сибирь и в окраинные районы России, вроде Мурманска и Северодвинска, во время сплошной коллективизации сельского населения СССР. Кулаки уезжали не по своей воле, но выселяли их не по отдельности, а целыми семьями, а иногда и сразу несколько семей в одно место. Взаимная семейная любовь и поддержка, а также природное трудолюбие скоро превратили потомство кулаков в духовное ядро интеллигентов и образованных специалистов многих окраинных индустриальных центров и городов России. И этот факт подтвержден моими свидетельскими показаниями. Крестьянское кулацкое потомство моей жены и моего отца и сейчас проживает в Мурманске, в Орехово-Зуево Московской области, а также в Новосибирске и Красноярске. И все они имеют высшее образование и достаточно высокий гражданский статус, хотя хрущевско-брежневская и ельцинская эпохи духовного разложения коснулись и их семей, уже на уровне внуков и правнуков.
Хрущевская система вербовки поголовно уничтожала все бывшее середняцкое и бедняцкое население центральных зерновых крестьянских районов России. Все середняки, через систему колхозов и через реформы Хрущева по обрезанию приусадебных участков и ограничению личного скота, к этому времени стали бедняками. Из ста колхозных подростков лишь двое-трое могли закончить десятилетку и получить высшее образование, а остальным ничего не оставалось делать, кроме как вербоваться или идти работать в колхоз, не получая денег даже на то, чтобы купить себе приличную одежду и обувь. Те работники партийной науки, которые планировали и проводили этот гигантский геноцид колхозного крестьянского населения России, прекрасно понимали, что отбор миллионов душ крестьянской молодежи из зерновых районов с невозможностью их обратного возврата в родные места неизбежно подорвет сельское хозяйство и снизит поставки в закрома родины зерновых культур. Удивительно то, что так ругаемые колхозы уже в первые послевоенные годы позволяли создавать избытки зерновой продукции, и страна ежегодно продавала от 7 до 9 миллионов тонн зерновых. Чтобы сделать геноцид крестьянства не таким заметным для экономики страны, опережающими темпами начато было освоение целинных и залежных земель. Позже эту гигантскую акцию, поглотившую огромный людской потенциал наиболее энергичной и духовно чистой городской молодежи и значительные материальные ресурсы страны, назвали политической ошибкой и списали на авантюризм Никиты Хрущева. Но это объяснение является чистой ложью. Это был злой умысел партии и партийной науки по воплощению троцкистской идеи уничтожения, распыления и деградации человеческих душ наиболее доверчивой части городской молодежи. Как раз отряды целинников-добровольцев формировали не из сельской молодежи, хоть что-то понимающей в сельском хозяйстве, а из городской молодежи, которая уже лишилась крестьянских корней и по духовному закону претерпела необратимые изменения. Эти необратимые изменения в сочетании с нечеловеческими бытовыми условиями палаточных городков скоро перемололи энтузиазм молодых целинников в злобу и ненависть к земле и крестьянскому труду и породили в них разочарование и духовную опустошенность.
Но именно эти задачи и ставили себе планировщики построения коммунизма по хрущевской модели. Целина произвела духовный геноцид городской молодежи и временным увеличением сбора зерновых создала дымовую завесу для геноцида крестьянского населения. Снижение поставок зерновых из традиционных крестьянских районов не было так заметно на фоне временного успеха целинников, что и позволило в принудительно-добровольном порядке оторвать от крестьянских корней миллионы человек сельской молодежи и превратить их в люмпенов и пролетариев. Результаты не заставили себя ждать. Уже с 1962 года страна перестала производить избытки зерновых и села на продовольственную иглу, ежегодно закупая десятки миллион тонн зерновых заграницей. Деградация сельского хозяйства и крестьянского населения не была ошибкой внутренней политики и не была результатом хрущевского авантюризма. Это была хорошо продуманная троцкистская акция, которая, под видом стирания граней между городом и деревней и построения коммунизма к 1980 году, произвела необратимые разрушения народного крестьянского духа и подорвала экономические основы сельскохозяйственного производства. Нельзя говорить об ошибке Хрущева и его авантюризме. О целине как о панацее от всех будущих бед и как о сельскохозяйственном фундаменте коммунизма в те времена непрерывно «трещали» все средства массовой информации и научные журналы. Вся пропагандистская мощь партии, государства и комсомола призывала городское население бросать насиженные места и становиться целинниками. А в это время по деревням и селам центральных районов «рыскали» тысячи вербовщиков и вербовали миллионы человек сельской молодежи на стройки коммунизма. Как завербованные, так и разочаровавшиеся целинники бросали необжитые места работы, становились «бичами» и неизбежно попадали в тюремные зоны и лагеря. Но эти лагеря также были предусмотрены еще в теоретических работах Льва Троцкого о трудовых армиях.
Российский крестьянин, завербовавшись на пару лет на какой-нибудь лесоповал и попав в кабальные условия, тоже бежал куда глаза глядят и уже навсегда становился одиноким волком или бомжующим перекати-полем, которых в те времена называли «бичами». Дело в том, что на родину, к своим деревенским родителям, он уже вернуться не мог. Его там ждал арест и принудительный этап на место вербовки или даже тюремное заключение за материальный ущерб государству. По сути дела, система хрущевской вербовки была тщательно продуманной системой духовного развращения крестьянина и лишения его крестьянских корней и малой родины. Совершив мелкую кражу, не по генной расположенности к воровству, а чтобы не умереть с голоду, молодой крестьянин тут же попадал за решетку и уже работал в лагерных зонах не за рубли, а за баланду, ватник и брезентовые рукавицы, да за тюремную крышу над головой, которая иногда была более обустроена, чем бараки добровольно завербовавшихся крестьян, которые работали по соседству. Вербовка была более подлым способом раскрестьянивания, чем сталинская депортация зажиточных кулацких семей в Сибирь и в окраинные районы России, вроде Мурманска и Северодвинска, во время сплошной коллективизации сельского населения СССР. Кулаки уезжали не по своей воле, но выселяли их не по отдельности, а целыми семьями, а иногда и сразу несколько семей в одно место. Взаимная семейная любовь и поддержка, а также природное трудолюбие скоро превратили потомство кулаков в духовное ядро интеллигентов и образованных специалистов многих окраинных индустриальных центров и городов России. И этот факт подтвержден моими свидетельскими показаниями. Крестьянское кулацкое потомство моей жены и моего отца и сейчас проживает в Мурманске, в Орехово-Зуево Московской области, а также в Новосибирске и Красноярске. И все они имеют высшее образование и достаточно высокий гражданский статус, хотя хрущевско-брежневская и ельцинская эпохи духовного разложения коснулись и их семей, уже на уровне внуков и правнуков.
Хрущевская система вербовки поголовно уничтожала все бывшее середняцкое и бедняцкое население центральных зерновых крестьянских районов России. Все середняки, через систему колхозов и через реформы Хрущева по обрезанию приусадебных участков и ограничению личного скота, к этому времени стали бедняками. Из ста колхозных подростков лишь двое-трое могли закончить десятилетку и получить высшее образование, а остальным ничего не оставалось делать, кроме как вербоваться или идти работать в колхоз, не получая денег даже на то, чтобы купить себе приличную одежду и обувь. Те работники партийной науки, которые планировали и проводили этот гигантский геноцид колхозного крестьянского населения России, прекрасно понимали, что отбор миллионов душ крестьянской молодежи из зерновых районов с невозможностью их обратного возврата в родные места неизбежно подорвет сельское хозяйство и снизит поставки в закрома родины зерновых культур. Удивительно то, что так ругаемые колхозы уже в первые послевоенные годы позволяли создавать избытки зерновой продукции, и страна ежегодно продавала от 7 до 9 миллионов тонн зерновых. Чтобы сделать геноцид крестьянства не таким заметным для экономики страны, опережающими темпами начато было освоение целинных и залежных земель. Позже эту гигантскую акцию, поглотившую огромный людской потенциал наиболее энергичной и духовно чистой городской молодежи и значительные материальные ресурсы страны, назвали политической ошибкой и списали на авантюризм Никиты Хрущева. Но это объяснение является чистой ложью. Это был злой умысел партии и партийной науки по воплощению троцкистской идеи уничтожения, распыления и деградации человеческих душ наиболее доверчивой части городской молодежи. Как раз отряды целинников-добровольцев формировали не из сельской молодежи, хоть что-то понимающей в сельском хозяйстве, а из городской молодежи, которая уже лишилась крестьянских корней и по духовному закону претерпела необратимые изменения. Эти необратимые изменения в сочетании с нечеловеческими бытовыми условиями палаточных городков скоро перемололи энтузиазм молодых целинников в злобу и ненависть к земле и крестьянскому труду и породили в них разочарование и духовную опустошенность.
Но именно эти задачи и ставили себе планировщики построения коммунизма по хрущевской модели. Целина произвела духовный геноцид городской молодежи и временным увеличением сбора зерновых создала дымовую завесу для геноцида крестьянского населения. Снижение поставок зерновых из традиционных крестьянских районов не было так заметно на фоне временного успеха целинников, что и позволило в принудительно-добровольном порядке оторвать от крестьянских корней миллионы человек сельской молодежи и превратить их в люмпенов и пролетариев. Результаты не заставили себя ждать. Уже с 1962 года страна перестала производить избытки зерновых и села на продовольственную иглу, ежегодно закупая десятки миллион тонн зерновых заграницей. Деградация сельского хозяйства и крестьянского населения не была ошибкой внутренней политики и не была результатом хрущевского авантюризма. Это была хорошо продуманная троцкистская акция, которая, под видом стирания граней между городом и деревней и построения коммунизма к 1980 году, произвела необратимые разрушения народного крестьянского духа и подорвала экономические основы сельскохозяйственного производства. Нельзя говорить об ошибке Хрущева и его авантюризме. О целине как о панацее от всех будущих бед и как о сельскохозяйственном фундаменте коммунизма в те времена непрерывно «трещали» все средства массовой информации и научные журналы. Вся пропагандистская мощь партии, государства и комсомола призывала городское население бросать насиженные места и становиться целинниками. А в это время по деревням и селам центральных районов «рыскали» тысячи вербовщиков и вербовали миллионы человек сельской молодежи на стройки коммунизма. Как завербованные, так и разочаровавшиеся целинники бросали необжитые места работы, становились «бичами» и неизбежно попадали в тюремные зоны и лагеря. Но эти лагеря также были предусмотрены еще в теоретических работах Льва Троцкого о трудовых армиях.
Коммунистический корень «бичей» и бомжей
Как послевоенные «бичи» хрущевско-брежневской эпохи, так и большинство современных бомжей в духовном плане стояли и стоят выше среднестатистического горожанина. Среди них невозможно отыскать убийц, насильников, как и просто природных человеконенавистников, но они полностью и часто не по собственной воле утратили частнособственнические инстинкты, любовь к труду. И потому объединяются в коммуны и ведут праздный образ жизни, работая только по необходимости наполнить собственный желудок пищей и алкоголем. Сколько бы потребительских благ ни предоставило современное общество людям, привыкшим к образу жизни бомжа, все будет проедено и пропито, но никак не изменит их психологии абсолютной свободы. Не странно ли, что бомжи являются принадлежностью каждого развитого и богатого капиталистического государства? Бомжевание – это крайняя степень люмпенства в сочетании с потерей способности нормально трудиться на себя лично и на общество. Вместе со способностью к труду они потеряли и способность ненавидеть тех людей, которые трудятся или владеют капиталами. И вот по этой черте отсутствия в их душах ненависти, злобы и зависти бомжи более нравственны, чем миллионы горожан России, США и западноевропейских стран развитого капитализма. Разве можно из бомжей вербовать наемных убийц или террористов? Каждый здравомыслящий человек ответит, что это невозможно, а вот многие временно законопослушные граждане капиталистических обществ ради быстрой наживы и обогащения готовы рискнуть своей жизнью и стать террористами и наемными убийцами. Слово «богатство», как и слово «обогащение», имеют в своей основе корень «бог», но это слова перевертыши, придуманные двуличными фарисеями. Никакого отношения к Богу они не имеют. Новый Завет утверждает, что как верблюду невозможно пролезь сквозь игольное ушко, так и богатому невозможно проникнуть в Царствие Небесное. И в этом плане материально и духовно нищие бомжи находятся ближе к Богу, чем миллионы наших материально благополучных сограждан, которые добыли свое благополучие и богатства путем добровольной духовной деградации и служения дьяволу и мамоне.
Советский закон и номенклатурный работник
Для советского закона был недосягаем не то что освобожденный секретарь парткома районного или областного уровня, но даже рядовой председатель колхоза. Председатель колхоза мог появляться на людях в совершенно невменяемом состоянии, а мог и отменять партийные собрания, когда находился в «загуле». Это я наблюдал лично, когда был в гостях у своего школьного товарища Беспалова Николая, который после окончания Мичуринского сельхозинститута был директором крупного совхоза в Пичаевском районе Тамбовской области. Мой знакомый прокурорский работник районного масштаба из Смоленской области Васильев Валентин Григорьевич в своей краткой автобиографической работе «Записки прокурора» сообщает, что один председатель колхоза занимался рукоприкладством. Валентину Григорьевичу удалось отстранить его от работы и наказать по закону, но самому Валентину Григорьевичу это «аукнулось» тем, что его уже никогда не назначали на самостоятельные прокурорские должности, а до пенсии держали на второстепенных ролях. Конечно, Валентину Григорьевичу пришлось разбираться по закону не с председателем из народных низов, добровольно избранному большинством колхозников на общем собрании, а с номенклатурным партийным назначенцем районного уровня. Эта номенклатурная сволота, отученная от всякой полезной работы, под «крышей» районного начальства безнаказанно нарушала советские законы и была настоящим бичом и истребителем русского крестьянства. Эта безнаказанность духовно развращала прежде всего самих номенклатурных работников первичного звена. Многие талантливые руководители, в том числе и мой школьный товарищ Беспалов Николай, погрязли в пьянстве и потеряли человеческий облик. Его отстранили от должности, но от заразы пьянства он уже не мог освободиться до конца жизни. Во времена Ельцина Беспалов открыл фермерское хозяйство и стал быстро подниматься, но бросить пить так и не смог. Несколько лет назад он умер от рака, но я думаю, что начало болезни положило пьянство. Конечно, читатели скажут, что его уничтожило собственное безволие, но если задуматься, то окажется, что кроме собственного безволия решающую роль сыграла вседозволенность хрущевско-брежневской системы власти. Он был талантливым организатором сельскохозяйственного производства и законными способами добивался высоких производственных показателей без помощи области. Но этого как раз и не нужно было партийному руководству области. Приезжающие партийные товарищи из области и района устраивали вместе с директором недельные пьяные рыбалки и бани и тешили его гордыню скорым переводом в областной аппарат сельского хозяйства. Но никто его и не собирался туда переводить. Его просто спаивали потому, что проверяющие менялись, а Беспалов, исполняя обязанности хозяина, неделями и месяцами не «просыхал» от спиртного. Подловили его очень просто. Один из проверяющих устроил трехдневный пьяный загул, а затем по его звонку неожиданно «нагрянул» сам первый секретарь областного комитета партии. Беспалов вынужден был спрятаться от него, так как был не в состоянии нормально разговаривать. Секретарь пару часов подождал и в гневе уехал, так и не дождавшись встречи с директором совхоза. На этом и закончилась хозяйственная карьера моего школьного товарища. После его снятия с должности новый «номенклатурный» директор скоро развалил хозяйство совхоза, он стал рядовым захудалым хозяйством района, а это и нужно было секретарю обкома, так как действовал повсеместный закон: «Не высовывайся». Возникает вопрос, а мог бы Беспалов, если бы умел контролировать себя в вопросе употребления алкоголя, достичь командных высот в сельхозуправлении областного уровня или на уровне союзного сельскохозяйственного министерства? Конечно, мог, но только на первых порах он исполнял бы там только второстепенные роли советчика и исполнителя чужой воли. Мог даже со временем стать и руководителем главка союзного министерства, но для этого ему надо было «перелицевать» свою духовную сущность рачительного крестьянина и стать двуличным духовным подобием своего непосредственного руководства. Есть и второй путь: все понимая, смириться с системой и стать послушным рабом и безынициативным исполнителем воли партии и высшего руководства. По таким двум путям и шли многие низовые работники в средние и высшие звенья партийно-государственной номенклатуры.
Приведу еще пример из этой области. Уже в брежневские времена был у меня знакомый председатель сабуровского колхоза «Авангард» Поздняков Дмитрий Павлович. По моим данным, он жив и сейчас. Это очень импульсивный человек и хороший хозяйственник. Пил он тоже много и пьяным разъезжал по территории колхоза. Я с ним и познакомился, когда, уже будучи офицером, служил на атомных подводных лодках Северного флота и приехал в отпуск к родителям. Он заехал к моим родителям специально, чтобы познакомиться со мной, и мы с ним познакомились, выпили и побеседовали. Закадычным друзьями мы с ним не стали, но при каждом приезде в родные места я часто сталкивался с ним и беседовал. Он интересен мне не только как открытый человек и хороший собеседник, но и как свидетель нашего недалекого прошлого. Видимо, за высокие производственные показатели колхоза, веселый нрав и гостеприимность, а также за сговорчивость и послушность партийно-хозяйственному руководству района и области, Поздняков был избран делегатом двадцать второго съезда КПСС. Этот съезд был самым шумным мероприятием брежневской эпохи, но по факту он проводился в период самого большого подъема экономической и военной мощи СССР. Его афишировали и пропагандировали как съезд, который подвел итоги строительства развитого социализма и выдвинул программу строительства коммунизма, утвердив в качестве образца жизни коммуниста так называемый «Моральный кодекс строителя коммунизма». Но если все делегаты этого съезда были такими же пьяницами и морально нечистоплотными распутниками и бабниками, как председатель Поздняков, то «Моральный кодекс» являл собой вершину духовного двуличия и фарисейства высшего партийного руководства. Поэтому и сам съезд стал точкой отсчета развала и разрушения КПСС, а вместе с ней и всего социалистического лагеря во главе с СССР. Помните, как во времена Брежнева вся партийная пресса и коммунистическая партийная наука непрерывно разоблачали агрессивность международного сионизма во главе с США и Израилем. Конечно, и в те времена, и сейчас Израиль под защитой США ведет себя как военный агрессор и провокатор третьей мировой войны. Писали о нем все правильно, да и формально между СССР и Израилем не было дипломатических отношений. Но вот делегат партийного съезда Поздняков, который жив сейчас и может подтвердить мои свидетельские показания, утверждает, что в Тамбовском обкоме партии в его присутствии и с его участием с номенклатурных работников партии и доверенных хозяйственных руководителей происходил добровольно-обязательный сбор финансовых средств на строительство военных эсминцев для военно-морских сил Израиля. Высшая и средняя номенклатура КПСС в это время была по своему национальному составу в основном русской. Тогда как объяснить поведение русской партийной номенклатуры, которая на словах готова была разорвать в клочья еврейский международный сионизм, а на деле собирала финансовые средства, чтобы поддержать провокационную агрессивность Израиля и подбросить дрова в костер международного пожара? Совершенно понятно, что забесовленные русские люди, которые и проникли в номенклатуру по своей забесовленности и двуличию, просто обязаны были нелегально помогать своим забесовленным еврейским товарищам, так как у них был один бог и этим богом был дух дьявола. Этот факт еще раз подтверждает, что и в брежневские времена, которые названы временами «застоя», не было никакого застоя, а под эгидой скорого строительства коммунизма шло духовное разложение наиболее инициативной части русского народа и заражение пьянством и духовной опустошенностью всех трудовых и творческих слоев народонаселения советского государства. Первой жертвой этой политики пьянства и духовного разрушения стала собственная дочь генсека Галина Брежнева. Во все времена до Сталина и после Сталина советский коммунизм решал одну и ту же тайную стратегическую задачу духовной и телесной деградации коренных народов СССР. Хрущев проводил ее быстро, по методике Троцкого, а Брежнев ее замедлил и предпочитал не раскачивать лодку государственного социализма, так как само течение подсказывало правильность выбранного курса. Оставалось только ждать, когда сами народы проклянут коммунизм и социализм и вернутся к рыночному капитализму и осужденной еще Платоном демократической системе правления. Ведь гениальный философ всех времен и народов совершенно правильно определил, что демократия приемлема только для носителей развращенного духа, вот Брежнев и его престарелые последователи и ждали, когда народ достаточно развратится и духовно деградирует, чтобы безболезненно принять самую поганую систему государственного управления, которая называется демократией.
Приведу еще пример из этой области. Уже в брежневские времена был у меня знакомый председатель сабуровского колхоза «Авангард» Поздняков Дмитрий Павлович. По моим данным, он жив и сейчас. Это очень импульсивный человек и хороший хозяйственник. Пил он тоже много и пьяным разъезжал по территории колхоза. Я с ним и познакомился, когда, уже будучи офицером, служил на атомных подводных лодках Северного флота и приехал в отпуск к родителям. Он заехал к моим родителям специально, чтобы познакомиться со мной, и мы с ним познакомились, выпили и побеседовали. Закадычным друзьями мы с ним не стали, но при каждом приезде в родные места я часто сталкивался с ним и беседовал. Он интересен мне не только как открытый человек и хороший собеседник, но и как свидетель нашего недалекого прошлого. Видимо, за высокие производственные показатели колхоза, веселый нрав и гостеприимность, а также за сговорчивость и послушность партийно-хозяйственному руководству района и области, Поздняков был избран делегатом двадцать второго съезда КПСС. Этот съезд был самым шумным мероприятием брежневской эпохи, но по факту он проводился в период самого большого подъема экономической и военной мощи СССР. Его афишировали и пропагандировали как съезд, который подвел итоги строительства развитого социализма и выдвинул программу строительства коммунизма, утвердив в качестве образца жизни коммуниста так называемый «Моральный кодекс строителя коммунизма». Но если все делегаты этого съезда были такими же пьяницами и морально нечистоплотными распутниками и бабниками, как председатель Поздняков, то «Моральный кодекс» являл собой вершину духовного двуличия и фарисейства высшего партийного руководства. Поэтому и сам съезд стал точкой отсчета развала и разрушения КПСС, а вместе с ней и всего социалистического лагеря во главе с СССР. Помните, как во времена Брежнева вся партийная пресса и коммунистическая партийная наука непрерывно разоблачали агрессивность международного сионизма во главе с США и Израилем. Конечно, и в те времена, и сейчас Израиль под защитой США ведет себя как военный агрессор и провокатор третьей мировой войны. Писали о нем все правильно, да и формально между СССР и Израилем не было дипломатических отношений. Но вот делегат партийного съезда Поздняков, который жив сейчас и может подтвердить мои свидетельские показания, утверждает, что в Тамбовском обкоме партии в его присутствии и с его участием с номенклатурных работников партии и доверенных хозяйственных руководителей происходил добровольно-обязательный сбор финансовых средств на строительство военных эсминцев для военно-морских сил Израиля. Высшая и средняя номенклатура КПСС в это время была по своему национальному составу в основном русской. Тогда как объяснить поведение русской партийной номенклатуры, которая на словах готова была разорвать в клочья еврейский международный сионизм, а на деле собирала финансовые средства, чтобы поддержать провокационную агрессивность Израиля и подбросить дрова в костер международного пожара? Совершенно понятно, что забесовленные русские люди, которые и проникли в номенклатуру по своей забесовленности и двуличию, просто обязаны были нелегально помогать своим забесовленным еврейским товарищам, так как у них был один бог и этим богом был дух дьявола. Этот факт еще раз подтверждает, что и в брежневские времена, которые названы временами «застоя», не было никакого застоя, а под эгидой скорого строительства коммунизма шло духовное разложение наиболее инициативной части русского народа и заражение пьянством и духовной опустошенностью всех трудовых и творческих слоев народонаселения советского государства. Первой жертвой этой политики пьянства и духовного разрушения стала собственная дочь генсека Галина Брежнева. Во все времена до Сталина и после Сталина советский коммунизм решал одну и ту же тайную стратегическую задачу духовной и телесной деградации коренных народов СССР. Хрущев проводил ее быстро, по методике Троцкого, а Брежнев ее замедлил и предпочитал не раскачивать лодку государственного социализма, так как само течение подсказывало правильность выбранного курса. Оставалось только ждать, когда сами народы проклянут коммунизм и социализм и вернутся к рыночному капитализму и осужденной еще Платоном демократической системе правления. Ведь гениальный философ всех времен и народов совершенно правильно определил, что демократия приемлема только для носителей развращенного духа, вот Брежнев и его престарелые последователи и ждали, когда народ достаточно развратится и духовно деградирует, чтобы безболезненно принять самую поганую систему государственного управления, которая называется демократией.