Увидев выражение ее лица, немного виноватое, но полное надежды, Жанна невольно улыбнулась: она тоже не знала, где находится паб. Они жили здесь, как две изгнанницы, чужестранки, не осмеливающиеся выйти за ворота дома.
   – Мы можем спросить, – застенчиво ответила она, ибо чувствовала, что барьеры, разделявшие их с матерью, исчезли. – У нас полно времени.
 
   – В паб? – У Джули глаза на лоб полезли. Она была так шокирована, словно услышала какую-то непристойность. – Но я думала, что твоя мать…
   – Я тоже. – Жанна умолкла, сжав в ладонях кружку с какао. Приятно посидеть вечерком в теплой гостиной – у горящего камина, в просторном халате. Как в старые добрые времена. Но с тех пор на нее обрушилось столько ошеломляющих открытий, что прийти в себя удастся не скоро.
   – Перво-наперво объясни, как тебе пришло в голову позвать ее в паб?
   – Право не знаю. Кто-то посоветовал. Давно.
   Да, очень давно. Видел бы их Дион! Он наверняка пришел бы в восторг.
   – А ребенок? Она заметила?
   – Не сразу. Я ведь была в пальто. И я все думала: как навести разговор на эту тему?
   – О'кей. Значит, вы отправились в паб. Что потом?
   Жанна улыбнулась:
   – Я заказала ей «Гиннес».
   – Надеюсь, ты-то не пила спиртное?
   – Только апельсиновый сок. Вот тут у меня и вырвалось: «Я взяла сок, потому что беременна».
   Теперь этот кисловатый напиток с легким металлическим привкусом всегда будет напоминать ей о длинных косых лучах бледного ноябрьского солнца, падавших на стойку бара, и разговоре с матерью, полном долгих мучительных пауз.
   – И что же она ответила?
   – Она сказала: «Правильно, во время беременности надо быть очень осторожной». Как будто я – одна из ее пациенток.
   – Какой ужас!
   – Нет. – Жанна покачала головой. – Мне понравилось. Она была… заинтересована, даже обрадована. Мне всегда хотелось заслужить ее похвалу. Пожалуй, я добилась этого – впервые в жизни.
   – Ты спросила ее о своем отце? Были они женаты или нет?
   – Нет, я и словом об этом не обмолвилась. – Жанна улыбнулась. – И знаешь? Я вдруг кое-что поняла, это было как откровение. Моя мать очень честолюбива. Все просто. Ее всегда интересовала только работа.
   – Но ты должна была спросить.
   – Я так и сделала, чуть позже. Я спросила, каким человеком был мой отец, что он представлял собой как врач. Сказала, что мне это нужно – для ребенка. Мама все поняла. – Жанна снова замолчала. Ей до сих пор казалось, будто она что-то не расслышала или перепутала. – А потом случилась невероятная вещь: мама призналась, что никогда не видела моего отца. Дескать, ей очень жаль, но она ничем не может помочь.
   – Никогда не видела? – Джули удивленно заморгала. – Не понимаю.
   – Я тоже была поражена и сказала ей об этом. И тогда… она так странно на меня посмотрела, будто ей надоело вечно что-то скрывать и просчитывать, и ответила: «Ты мне не родная. Я удочерила тебя». Она работала акушеркой в большой клинике. У одной из пациенток принимали роды под анестезией. Потом ее отправили в палату, но поздно ночью она вошла в состояние комы. Началось сильное кровотечение. Никто не понимал, в чем дело. Наконец выяснилось, что была допущена ужасная ошибка: врачи не заметили второго ребенка, близнеца. Но было уже поздно.
   – Кошмар!
   – Вот именно. Конечно, они извлекли младенца и попытались спасти жизнь этой женщине, но ничего не вышло. Она потеряла слишком много крови и через час умерла. В общем, врачи были не очень виноваты. Такое случается и в наши дни. Но дело осложнялось тем, что несчастная женщина оказалась женой какой-то важной персоны, а перед врачом-консультантом, который за все отвечал, открывалась блестящая карьера…
   – И они замяли эту историю!
   – Да, к сожалению. Никто и подумать не мог, что второй ребенок долго протянет. Врачи решили, что после такой родовой травмы чем быстрее он умрет, тем лучше. И зачем тогда показывать его безутешному отцу? А потом, когда стало ясно, что ребенок выживет, уже ничего нельзя было изменить. Не мог же он появиться невесть откуда, как кролик из шляпы фокусника! Вот почему мать взяла меня к себе.
   – Но если уж она так радела о своей карьере, зачем было обременять себя ребенком? – озадаченно спросила Джули.
   Жанна слегка улыбнулась.
   – Мама была влюблена. В того самого консультанта. Она чуть ли не боготворила его, верила, что ему суждено стать великим врачом. И вот его блестящая карьера могла быть сломана из-за нелепой ошибки. Поэтому мать сказала, что заберет ребенка, пока никто не пронюхал об этой истории. Ее возлюбленный очень обрадовался и посоветовал скрыться по крайней мере на полгода, чтобы отвести подозрения. Это, мол, нужно ради ее же блага, а потом они заживут по-прежнему… Лишь через некоторое время, когда мать заглянула в инкубатор проведать меня, до нее дошло, что он имел в виду. Тот врач хотел, чтобы она потихоньку избавилась от ребенка. Мать пережила ужасное потрясение. Не только потому, что человек, которого она любит, мог такое придумать, – она знала: подобные вещи случаются гораздо чаще, чем кажется. Дело было в другом: несмотря на их близкие отношения, он совершенно не понимал ее.
   Жанна немного помолчала.
   – Видишь ли, моя мать – человек с большими амбициями, но очень честный. Что бы ей ни сулили, она не стала бы поступаться врачебной этикой. В тот же день она увезла меня в Восточную Англию и никогда больше не виделась со своим возлюбленным.
   – Но… – От нетерпения Джули была готова вскочить со стула. – Надо же узнать, где работал этот консультант, выследить его. Может, ты сумеешь найти своего отца!
   – Увы, нет. Врач умер в прошлом году. Иначе мать ничего бы мне не сказала, даже сейчас. Она очень щепетильна.
   «И я благодарна ей, – подумала Жанна. – Из-за меня она лишилась почти всего: работы, любимого человека, свободы. Неудивительно, что я вызывала у нее такую неприязнь. Но она осталась верна своему решению».
   Жанна поставила на столик остывшую кружку и потянулась, расправляя затекшие мускулы. В ушах до сих пор звучал голос матери, сказавшей на прощание:
   – Знаешь, теперь ты нравишься мне гораздо больше. Я понимаю, что была не слишком хорошей матерью. Я мучилась оттого, что не могу любить тебя так, как положено любить ребенка. Но сейчас я спокойна… у тебя же все в порядке, верно? Я вижу, что у тебя все хорошо.
   Это был не вопрос, а констатация факта. Впервые за долгие годы Жанна и сама это чувствовала. Да, жизнь складывается не идеально, и удивляться тут нечему. Но, как и ее мать, она сумеет нести свой крест.
   Жанна зажмурилась. На душе у нее было так легко, словно она только что завязала свое прошлое в узелок и выбросила за борт. Вот он подпрыгивает на волнах – совсем крошечный по сравнению с высоким небом и бескрайним морем.
   – Это многое объясняет, – пробормотала она, протягивая руки к огню. – Я часто вижу один сон, он возвращается ко мне снова и снова. Будто я сижу где-то в тепле и безопасности, и мне несказанно хорошо, а потом вокруг меня смыкаются стены. Я начинаю задыхаться и чувствую ужасную боль в спине, как будто меня разрывают надвое. Я пытаюсь кричать, но не могу издать ни звука. Боль терзает меня до тех пор, пока сердце не перестает биться. Я знаю, что вот-вот умру, и тут сон кончается. А потом я просыпаюсь, и мне так одиноко… еще хуже, чем во сне. Как будто я забыла нечто важное и за это должна страдать до конца своей жизни. Или как если бы мое появление на свет было преступлением. – Жанна нахмурилась. – В сущности, так оно и есть. Наверное, я уже в детстве подсознательно понимала, что виновата в смерти моей настоящей матери. А может, и моего близнеца.
   Она вспомнила рассказ Диона о крысятах, которые никогда не забывают друг друга. Очевидно, и с ней произошло то же самое. Жанну всегда преследовало ощущение какой-то неполноты, разделенности. Всю жизнь ее мучило смутное воспоминание об утраченной близости с другим существом, делившим с ней теплое материнское лоно. Говорят, близнецы прекрасно чувствуют друг друга, даже слышат биение сердец. Газеты писали, что одна пара родилась, держась за руки.
   – А теперь?
   – Теперь… – Жанна задумалась. Она по-прежнему чувствовала себя одинокой, но ей хотя бы стало понятно почему. Значит, кошмарные сны исчезнут. – Теперь я – другой человек. Даже день моего рождения изменился. Когда мама забрала меня из больницы, я была такой крошечной, что она всегда давала мне на полгода меньше. Это помогло ей запутать следы. – Жанна с улыбкой повернулась к Джули. – Так что на самом деле я на шесть месяцев старше и очень хорошо это ощущаю, уж ты мне поверь.
   Джули молча загибала пальцы.
   – Шесть месяцев… значит, ты родилась в июне или в июле. Но когда именно?
   – Она не сказала. Мало ли что. Тот врач умер, но его жена жива, а может, и мой близнец – тоже. Если правда откроется, многие пострадают.
   – А в какой больнице это произошло, ты знаешь?
   – О да. Ведь мама там работала. Этого не скроешь. Странно, именно в ней я и лежала до того, как встретилась с тобой. Мама сама отправила меня туда. Смелый поступок.
   – Постой. – Джули побледнела. – Не смейся, Жанна, но… какая у тебя группа крови? Ты знаешь?
   – Еще бы, – с чувством ответила та. – Я столько раз сдавала анализы! АБ. Очень редкая группа. Но не волнуйся, совместимость у меня универсальная. Если во время родов понадобится сделать переливание, мне подойдет любая кровь.
   – Знаю.
   – Вот как? – удивилась Жанна. Джули обычно не интересовалась такими вещами.
   – У меня тоже АБ. Я выяснила это, когда проходила обследование в Нью-Йорке. И еще одно. Тебе известно, где я родилась?
   – В Нью-Йорке, разве нет? Когда твой отец работал в посольстве?
   Джули покачала головой:
   – За две недели до родов он отправил мою мать в Англию, чтобы «сын» имел британское подданство. Моя мама умерла в больнице в тот же день, когда я появилась на свет.
   Они долго смотрели друг на друга. Огонь в камине погас, но Жанна не чувствовала холода.
   – Ты имеешь в виду… – начала она. Джули кивнула. Сейчас ее глаза казались особенно большими и блестящими.
   – Очевидно, да. Я родилась в большой клинике, которая находится недалеко отсюда, в палате для особо важных персон.
   Они боялись поверить. Глаза. Волосы. Кожа. Мимика, манеры, жесты – необъяснимое сходство ощущалось во всем.
   – Мы разные, – осторожно заметила Жанна. Из полумрака раздался голос Джули:
   – Но очень похожи. Особенно сейчас.
   «И как я раньше не заметила, что наши голоса почти идентичны по тону и тембру?» – подумала Жанна.
   – Ты права.
   – Мы всегда…
   – Думаем одно и то же.
   – Нам нравятся…
   – Одни и те же люди и вещи.
   Дин, Дион, Грей… Эти непроизнесенные имена витали в воздухе.
   – О, дорогая! – воскликнула Джули с ужасом и изумлением. – Это же все меняет.
   – Только к лучшему. – Сегодняшний день преподнес столько сюрпризов, что Жанна уже ничему не удивлялась. «У меня есть сестра, – подумала она, сияя от гордости. – Прекрасная сестра».
   – Вот видишь, ты получила повышение. Из крестной матери превратилась в тетушку.
   – При чем тут это! Я и так очень люблю тебя и ребенка. Сильнее некуда.
   – Тогда что же тебя беспокоит?
   – Неужели ты не понимаешь? – Джули озабоченно нахмурилась. – Если мы правы, значит, ты не Жанна Браун, а Жанна ле Франсэз Дин.
   – Стало быть, так. – Мечты исполнились. Полгода назад она отдала бы за это все что угодно. Но теперь подобная перспектива потеряла былую привлекательность. – А какая разница?
   Глянув на Джули, она поежилась. Казалось, в их уютную гостиную ворвался холодный ноябрьский ветер.
   Джули, видимо, почувствовала то же самое. Она как будто враз постарела.
   – Грей, – глухо отозвалась она. – Теперь тебе придется все сказать Грею.
   – Нет! – вырвалось у Жанны. Но она знала, что Джули права. Все изменилось. Она родилась заново, не важно, нравится ей это или нет. Ребенок принадлежит семье ле Франсэз и по отцу, и по матери. Значит, выбора у нее нет.
   – О, Джули! – На глазах у Жанны выступили слезы. – Я хотела, чтобы мы были вместе. Ты, я и № 3.
   – Знаю. – Джули протянула ей руку. – Я уже жалею, что ты мне рассказала. Жалею… – У нее сорвался голос.
   Джули поворошила уголья кочергой, но огонь уже угас, и только удушливый дым, извиваясь кольцами, исчезал в трубе. А с ним уходили в небытие их надежды на будущее.
   – Я не смогу сказать об этом Грею, – прошептала Жанна. – А ты?
   Джули не колебалась ни минуты. Как бы там ни было, благополучие семьи всегда должно стоять на первом месте.
   – Я поговорю с ним. – Она тяжело вздохнула. – А потом улечу в Нью-Йорк. – Жанна вздрогнула, но Джули твердо стояла на своем. – Вам с Греем надо многое обсудить. Я буду вам только мешать. К тому же… – Голос Джули зазвенел и сорвался. – Я просто не вынесу этого, понимаешь?
   Жанна кивнула, ошеломленная тем, как в одночасье рухнули все их планы.
   – Ты вернешься, когда родится ребенок?
   – Конечно. Позвони, и я прыгну в первый же самолет. – Джули улыбнулась. – Может, даже прихвачу для тебя что-нибудь сладенькое.
   – Обещаешь?
   – Да.
   Обе замолчали, старательно отводя друг от друга глаза.
   – Грей захочет жениться на тебе, – вдруг отрезала Джули.
   – Почему ты так уверена?
   – А что тут сомневаться? – Джули пожала плечами. – Мы с ним похожи. Семья для нас – святыня.
   – Ясно.
   Замужество… Это слово вдруг показалось Жанне чужим, холодным и непонятным. Она совершенно не могла представить себя женой Грея. Какая нелепость! Но если он попросит ее руки, имеет ли она право отказаться?
   И Жанна с мучительной остротой поняла, что теряет вместе со своим прошлым, и только сейчас осмелилась признаться себе, что где-то в самых потаенных глубинах ее души теплилась слабая надежда. Надежда на то, что весной, когда воздух станет прозрачным и трава пробьется между булыжниками и воробьи будут драться на крышах, она откроет дверь и увидит синеглазого, черноволосого Диона, дороже которого нет никого на свете. И он улыбнется ей, как в их первую встречу.
   А что теперь? Если они и встретятся, Жанна уже будет женой Грея, матерью его ребенка. И даже Дион – мастер пренебрегать условностями – не сумеет отмахнуться от этого факта.
   Джули как будто прочитала ее мысли.
   – Как быть с Дионом? Он говорил, что скоро вернется в Лондон.
   – Вернется? – ужаснулась Жанна. – Нет!
   – Возможно, придется. У него деньги на исходе.
   – Ты должна остановить его!
   При мысли о том, что Дион увидит ее, беременную ребенком Грея, Жанне стало уж совсем плохо. Нельзя ему возвращаться. Она не вынесет этого сейчас. Потом, со временем, все встанет на свои места, но пока Диону лучше оставаться в Нью-Йорке.
   – Но как? – Джули робко улыбнулась. – Он свободный человек.
   – Погоди-ка. – Испуг подстегнул ее воображение. – Скажи, что ты собираешься делать в Нью-Йорке?
   – Я еще не думала, – растерянно ответила Джули. – Как обычно, поработаю фотомоделью, снимусь в фильме. Если получу роль. Я ведь не слишком хорошая актриса.
   – Возможно. – Жанна подалась к ней, стиснув руки, чтобы унять дрожь. – Но тебе удается другое. Общение с людьми. Это тоже талант.
   – И что же?..
   – Ты… – Несколько секунд Жанна собиралась с духом. Джули откажет, если догадается, в чем дело. – Ты можешь помочь мне. Найди Диона, возьми его под свою опеку и обеспечь ему успех. Большой успех. Такой большой, что он и думать забудет о возвращении сюда. Ты справишься – лучше, чем кто бы то ни было. У тебя есть связи. Нужен только капитал – я дам деньги. Поверь, результат окупит каждый потраченный пенни.
   – Но… – с сомнением начала Джули, хотя было ясно, что она заинтересована. – Не покажется ли все это Диону несколько странным… учитывая теперешние обстоятельства?
   Жанна отвела глаза.
   – А зачем ему знать? Если он спросит, скажешь, что у него появилась богатая меценатка, пожелавшая остаться неизвестной. Какая-нибудь пожилая вдова, которая увлекается живописью и может позволить себе транжирить деньги.
   Джули была озадачена.
   – Но ты ведь никогда не видела его картин?
   – Это правда, – с грустью согласилась Жанна.
   Еще один повод для сожалений. Сколько упущенных возможностей… Но что толку теперь горевать? Картины Диона удастся посмотреть не скоро – может, лет через десять, на какой-нибудь ретроспективной выставке. Если, конечно, он не будет выставляться постоянно.
   – Но ты-то знаешь его работы. Он хороший художник?
   – Понятия не имею. – Джули виновато улыбнулась. – Я была без линз. Да и какая разница?
   – Вот именно. Значит, ты сделаешь это, Джули? Ради меня?
   – Я попытаюсь. – Она покачала головой. – Но… нет, не понимаю. Зачем?
   Жанна пожала плечами с притворным безразличием:
   – Не хочу, чтобы он был здесь, вот и все. Тут Грей, ребенок… Дион будет только мешать.
   Путь к отступлению отрезан. Как больно… Теперь Джули станет его ангелом-хранителем, музой и проводником. Но в глубине души Жанна была уверена, что Дион одобрил бы ее. Это ведь своего рода рулетка – наилучший способ использовать деньги, которые ей не нужны. Возможно, судьба дает ей последний шанс. В Дине она будет жить, как в позолоченной клетке, – спокойно, без забот и потрясений. Никаких внезапных поездок на скачки, никаких ставок на «темных лошадок». Но сейчас она еще может рискнуть.
   – Есть только одно условие. – Приняв решение, Жанна вдруг почувствовала ужасную усталость. Спину ломило, глаза воспалились. Она прекрасно сознавала, что делает. Это прощание. Дион и Джули теперь будут вместе. Но ей надо выжить, несмотря ни на что. Ради ребенка.
   – Да? – Глаза Джули вновь засияли. Она уже загорелась новой идеей.
   По сравнению с ней Жанна ощущала себя столетней старухой.
   – Скажи ему, что я скоро выйду замуж. Что я счастлива. Но, пожалуйста, не говори о моей беременности.

Глава 22

   Через неделю раздался звонок в дверь. Жанна быстро спустилась по лестнице, почему-то уверенная, что на пороге стоит Дион.
   Но это был Грей. Последовала долгая неловкая пауза. Он смотрел на нее молча, без улыбки. А Жанна корила себя за глупые надежды. Конечно, узнав о Грее, Дион не приедет. Он хочет, чтобы она сама распоряжалась своей жизнью, как и подобает взрослой женщине.
   – Ну, Жанна… – сказал Грей каким-то странным чужим голосом.
   Жанна едва продохнула. Грудь сдавило от невыплаканных слез. В горле застряли слова, предназначенные Диону.
   – Проходи в дом. – Жанна выдавила из себя улыбку.
   В руках у Грея был огромный букет роз. В дождливый ноябрьский Лондон их доставили на самолете из какой-нибудь далекой солнечной страны. Жанна взяла букет в прозрачной полиэтиленовой обертке, и в ее ладони впились острые твердые колючки. Грей с любопытством посмотрел на ее округлившийся живот.
   – Извини за беспорядок. – Жанна попыталась взмахнуть рукой, но ей мешали цветы. – Я тут кое-что ремонтирую.
   Брови Грея поползли вверх:
   – Я полагаю, лучше было бы вызвать профессионала. Жанна посмотрела на свои руки, измазанные белым герметикой, и подумала: что сказал бы Грей, узнав о том, что его потенциальная невеста и будущая мать его ребенка вложила чуть ли не все свои деньги в сумасшедшего ирландского художника, уехавшего на край света, за океан, а потому не может себе позволить нанять профессионала. До родов она еще как-то продержится, а дальше… Бог его знает.
   – Все в порядке. – Жанна покраснела. – Я в таких вещах неплохо разбираюсь. У меня был хороший учитель.
   В ее ушах звучал голос Диона: «Медь так красива. Будь с ней доброй и ласковой, и она станет послушной, как кошка».
   Жанна поспешила перевести разговор и пригласила Грея наверх, в гостиную, где как раз сегодня утром навела порядок. Она снова всерьез занялась домом – чтобы отвлечься от навязчивой мысли о том, что все ее труды бессмысленны. Сколько еще ей суждено прожить в своем №3?
   Это зависит от Грея. Он не ухаживал – нет. Он заключал сделку, в которой решающий голос оставался за младенцем, мирно спавшим во чреве матери.
   – Нам нужно кое-что обсудить, Жанна.
   – Да.
   Жанна опустилась на один из виндзорских стульев, некогда купленных вместе с Джули, и сложила руки на животе. Подняв глаза, она заметила, что Грей смотрит на нее слегка встревоженно, как на дорогую вещь, выставленную на продажу, в подлинности которой он не уверен.
   – Джули сказала тебе? – спросила она, набравшись храбрости.
   – Не совсем так. – Грей наконец-то улыбнулся. – Она послала телеграмму.
   – Наверное, очень длинную.
   Атмосфера немного разрядилась, казалось, к ним вернулась взаимная симпатия. «Может, все получится не так уж и плохо, – подумала Жанна. – По крайней мере нас будет связывать любовь к Джули».
   – Ты уверена, что ребенок от меня?
   Жанна вздрогнула. Надежда угасла, едва успев появиться. Впрочем, Грей недалек от истины. Это вполне мог быть ребенок Диона. Днем позже, днем раньше, но какая огромная разница! Она не сомневалась, что, сложись все иначе, Дион был бы сейчас здесь. Красил бы стены, строил планы и упивался каждым мгновением ее беременности. Из него получился бы хороший отец. Жанна будто воочию видела, как он ползает рядом с малышом на четвереньках и рисует ему забавные картинки…
   – Да, я уверена, – ответила она, призвав на помощь остатки собственного достоинства.
   Ради ребенка можно пойти на все. А он зашевелился, почувствовав ее волнение. Жанна успокоила его, погладив живот. «О мой маленький, – подумала она, – я и не знала, что быть матерью так тяжело».
   – Предлагаю сыграть свадьбу в январе. Надо подготовиться, выполнить массу формальностей. Церемония, конечно, состоится в Дине. Собор Святого Павла не подходит, учитывая известные обстоятельства.
   Жанну поразили нотки искреннего сожаления в его голосе. Значит, не только ей приходится идти на жертвы.
   Несмотря на внешнее спокойствие, в душе Грей оплакивал свою горькую судьбу.
   – Мне очень жаль, Грей, – неожиданно вырвалось у Жанны. – Жаль, что все так получилось. А мы не можем… отложить свадьбу до февраля, когда ребенок уже родится?
   Мало ли что, подумала она. Вдруг он родится мертвым? Конечно, это ужасно, но тогда они с Греем оба будут свободны.
   – К сожалению, нет. – Грей устало улыбнулся. – Понимаешь, это связано с наследством. Я советовался с юристом. Даже в наше время у законного сына прав больше, чем у незаконного. Мы должны пожениться до того, как ребенок появится на свет.
   Сколько же ловушек и формальностей подстерегает собственников!
   – А если это будет девочка?
   Грей провел рукой по лбу и вздохнул:
   – Какая разница! Потом появятся другие дети.
   У Жанны заныло сердце. Другие дети – она совсем упустила это из виду. Слова Грея прозвучали так сухо, формально, в них не было и намека на любовь. Речь шла о репродукции генов – не более того. Но что теперь поделаешь?
   – Вот, собственно, и все. Когда определится дата родов, дай мне знать – я навещу тебя.
   Жанна встала, Грей тоже грациозно поднялся со стула. В этой маленькой гостиной он казался особенно высоким. «Мой дом совершенно ему не подходит, – вдруг подумала Жанна. – Почему я этого не понимала?»
   – Я обо всем позабочусь. За две недели до родов найму акушерку. Тебе понадобится ее помощь. Надеюсь, здесь найдется лишняя комната?
   Жанна механически кивнула. В горле у нее застрял комок. Значит, и № 3 ей отныне не принадлежит. Но Грей, конечно, прав. Не может же он сам находиться здесь.
   – После родов вы вместе с акушеркой переедете в Дин. К вашему приезду там все подготовят. Затем надо будет подобрать няню. Ты хочешь сама побеседовать с претендентками?
   Жанна опять молча кивнула. Акушерка, няня, отдельная детская… Значит, и ребенка она тоже лишится?..
   – Ну, скоро увидимся. – Немного замявшись, Грей наклонился и коснулся губами ее щеки. – Пожалуйста, не провожай меня.
   На глазах у Жанны выступили слезы. Снова за нее принимают решения. Но чего еще ждать от Грея? Вот Дион вел бы себя иначе: подхватил бы на руки ее и ребенка и закружил по комнате, вопя от восторга. Да, Дион другой. А Грей сделал все, на что только был способен. Он и впредь будет с ней хорошо обращаться и, возможно, полюбит своего сына. Значит, и ей, Жанне, надо постараться быть хорошей женой – выполнить свою часть сделки.
   Из окна гостиной ей было видно, как Грей садится в машину. Начинался дождь. Жанна медленно спускалась по лестнице, удивляясь, как можно одновременно чувствовать такую пустоту и тяжесть в теле.
   А вдруг ребенок когда-нибудь упрекнет ее: «Почему ты вышла замуж за моего отца? Ведь ты никогда его не любила. Зачем ты вообще меня родила?» Что она ему скажет? Дети не понимают таких вещей. Детям нужна только любовь, она знала это по себе, потому что сама еще недавно была ребенком – всего шесть месяцев назад.
   Жанна снова занялась водопроводом. Надо продолжать работать и наслаждаться тем, что пока она остается Жанной Браун.
 
   Но дни пролетали один за другим, и от той Жанны Браун, которая могла взбежать по лестнице, не переводя дыхания, и свободно переворачиваться на кровати с боку на бок, почти ничего не осталось. Тело не слушалось, не желало выполнять самые простые приказы. Жанне с трудом удавалось нагнуться, а она теперь роняла вещи постоянно – руки стали ватными. Устраиваясь на стуле, приходилось подкладывать под спину подушечку, а вставая – придерживать обеими руками живот. Даже обуваться было сплошной мукой. По ночам Жанна слышала, как у нее скрипят кости. Мышцы дрожали от напряжения и ныли. «Когда же мое тело станет прежним?» – с грустью думала она.