- Ладно, к делу, - прервала лирическую тему Пугачева. - Вы ведь не комплименты мне пришли говорить.
-Так точно. Не комплименты. Голую правду про вашу электоральную привлекательность.
- Вот только пошлить не надо, - озлобилась Пугачева. Она всегда путала электорат и клитор. - Дался ему мой электорат! Ты, хамло, моего электората теперь хрен увидишь! Электорат ему подавай! Вот хотела показать, а теперь не покажу! Потому что с женщиной не умеешь обращаться! Сначала надо о прекрасном с ней поговорить, про весну, про звезды! Лапши навешать, а уж потом к электорату грязные лапищи тянуть! На что уж мои мужья мудаки были, а и то вечно в театр звали! А этому сразу электорат подавай! Вон к той бабе без трусов на скамейке иди и интересуйся ее электоратом.
Лебедь опешил.
- Ну что вы, Алла Борисовна, говорите такое! Причем тут эта без трусов? Нет у нее никакого электората. Откуда у нее электорат? Ну посмотрите сами это же типичная бомжиха какая-то! К тому же у нее на роже написано, что она работает в ФСБ. Посмотрите сами, как она все время ногами сучит, сгибается, аж глаза вылазят.
- Ладно дурить, - махнула рукой Пугачева. - Электорат у любой бабы есть. Хотя некоторые и говорят, что его найти невозможно. Значит, плохо искали. Электорат бывает разный. Бывает большой, бывает маленький. Бывает красный, бывает розовый. Бывает как грибок или горошина, а потом разбухает, как на дрожжах. Нужно только приласкать его. А в возбужденном состоянии он всегда больше и краснеет.
- Это точно, - согласился Лебедь. - Его только растревожь. С электоратом нужно лаской, исключительно лаской. Вас мне рекомендовали, как лицо с самым большим электоратом в этой стране.
Чувства Пугачевой были смешаны. С одной стороны, ее смущала развязность генерала, с другой льстила его оценка.
- Это кто вам сказал? - буркнула она.
- Да все говорят!
- Сволочи грязные! Ведь всех же просила не болтать!
- Да это вообще невозможно скрыть, Алла Борисовна!
- Неужели это так видно? - Пугачева была поражена.
- Об этом все знают! Ну так вы согласны?
Пугачева, сломленная диким напором маньяка, молчала.
- Алла Борисовна, я понимаю, это непростое решение, но все-таки - вы согласны? Кстати, договориться нужно на берегу. Я буду играть главную роль, роль ведущего, а вы сыграете роль толкача, что с вашим отзывчивым электоратом несложно. Согласитесь, не может ведь женщина здесь быть главной, во всяком случае, в нашей дикой стране!.. Ну как, по рукам?
- Ладно, согласна. Вы и черта уговорите. Когда?
- Потерпим до лета 2000 года, Алла Борисовна. Раньше соваться просто бесполезно.
- Столько ждать? Почему? - не поняла Пугачева.
- Сейчас выбор уже сделан, и не мне с ним тягаться, - Лебедь кивнул наверх.
- С этим дураком? - воскликнула Пугачева, имея в виду длинного Филиппа. - Да пошел он к черту! Он даже ничего не узнает!
Лебедь умудрено улыбнулся.
- Узнает, Алла Борисовна, еще как узнает! Вы себе даже не представляете, насколько он хитер! И уж тем более вряд ли он пропустит такое! Ладно, как только настанет час "Ч", начнем с вами великую кампанию. Я дам знать по вашему золотому телефону. До свидания Алла Борисовна.
- До свидания, - растерянно сказала Пугачева и опустив голову поплелась домой. Из глаз ее капали слезы. Вот они все такие, эти мужчины - раздразнят и бросают!
Глава 14
Генерал ФСБ Гуров неторопливо прохаживался по лицу своего подчиненного. Лицо ничего не выражало. "Крепкий парень," - подумал генерал о лейтенанте Качан-Горе.
- Ну что ж, - вслух сказал генерал. - Давайте еще раз. Итак, о чем в течении примерно 10 минут говорили друг с другом ваши ведомые?
Во время разговора Лебедя и Пугачевой Качан-Гора выполнял боевую задачу съема акустической информации. Он находился внутри памятника Александру Сергеевичу Пушкину и ловко управлялся с электретными микрофонами.
- О чем они говорили? - повторил свой вопрос генерал.
- О клиторе, товарищ генерал.
- Угу... Кстати, тамбовский волк тебе товарищ. А я тебе - "господин генерал". Не время пока называться товарищами. Но уверен - наше время еще придет!.. А почему они говорили о клиторе?
- Не могу знать, господин генерал.
- А почему же у тебя не получилась техническая запись беседы, сынок?
- Лебедь рядом пролетел, господин генерал. Сильные помехи дал.
- Лебедь, значит... Ну-ну... А что же они говорили о клиторе?
- Говорили, что при возбуждении он краснеет и увеличивается в размерах, господин генерал.
- Угу, правильно... Еще что-нибудь говорили?
- Что он требует ласки. Еще про какую-то женщину без трусов и про жопу.
- Про жопу? Это интересно, - генерал перестал расхаживать по кабинету. - Что они говорили про жопу?
- Не припоминаю, тов... господин генерал. Так, всякие пустяки...
- Запомните, пустяков про жопуне бывает, лейтенант! Про жопу пустяков не бывает!.. Н-да, ума не приложу, что докладывать руководству.
- Иван Матренович, а давайте доложим руководству правду.
Генерал Гуров хмыкнул:
- Хм. Смелая мысль. Какую именно правду собираешься доложить?
- Что у Лебедя с Пугачевой роман.
- Ох, какой прыткий! Знаешь, я в твои годы тоже был такой прыткий. Тоже все хотел, понимаешь, мир перевернуть! Однако повзрослел - поумнел. Ничего ты против системы не сделаешь, парень. Система тебя сломает. Помяни мое стариковское слово. Даже и не рыпайся. Расти потихоньку в должностях, кивай, лижи анус начальству и, глядишь, дорастешь до генерала. Генерал Качан-Гора звучит! А если сразу себе шею сломаешь, потом всю жизнь будешь инвалидом на каталке ездить.
- Но ведь мы для того и существуем, господин генерал, чтобы докладывать руководству страны правду.
- Ишь ты, какой быстрый! Да если бы мы докладывали руководству правду, разве развалился бы Советский Союз? Если бы мы правду докладывали, разве рухнула бы царская империя? Если бы мы докладывали правду, разве умер бы Сталин? Нет, братец, именно мы, докладывая... ну скажем так - не совсем правду, обеспечиваем ход развития истории и все необходимые стране перемены. Кому нужна твоя правда? Один раз ты доложишь правду, а на другой тебя уже вышибут из органов с волчьим билетом. И никуда уже не возьмут на работу, кроме коммерческих банков. Правду он захотел доложить! Ну допустим, доложишь ты правду, - вслух начал размышлять генерал. - Мол, так и так, Пугачева и генерал Лебедь находятся в любовной связи. А тебя... вернее, не тебя, а меня, - заметь, меня! - тут же спросят: да как же вы допустили!?. И что я им скажу? А что я мог вообще сделать в этой ситуации?
Качан-Гора молча хлопал ресницами.
- Молчишь? - бросил на него хмурый взгляд генерал. - И мне прикажешь так же молчать?
- Нет, ну а чего... - попытался вставить словцо лейтенант. - Ну любят люди друг друга, так что ж... Сейчас не те времена, когда за это сажали. Демократия.
- Вот тут-то они тебе и покажут демократию! По самое некуда... А вы знали, товарищ генерал, что мадам Пугачева - наше национальное достояние? И кто теперь будет отвечать за надругательство над святыней? Ты, лейтенант, знаешь, что во время войны за утерю боевого красного знамени полки расформировывали? Не успеют солдаты знамя на портянки изорвать, хуяк - уже полка нет - расформирован. Тогда это быстро делалось. Знамя хуяк - полк хуяк. Автоматически. Это называлось "хуяк за хуяк". И наш сводный полк "Смерш" однажды чуть не расформировали. Слава богу знамя быстро нашлось: бросили его у входа, ноги вытирать. А то бы... Сколько мы людей через это порасстреливали в "Смерше" - ужас, ни в сказке сказать, ни пером пописать. Целыми фронтами под пулеметы клали. Потому что честь Родины дороже граждан Родины - запомни это, сынок! А тут, понимаешь, Пугачева - знамя всей страны, честь всей страны, совесть ее больная. И - надругательство произошло. Что, всю страну теперь расформировывать?
- А может, рискнем, повинимся? - робко спросил лейтенант. - Повинную голову меч не сечет.
- Меч-то, может, и не сечет, а вот пуля пробивает запросто. Ты, конечно, знаешь, что в нашей конторе просто так на пенсию не выходят? Только через трубу крематория. Проходил, небось, в школе. А я влетать и вылетать не хочу. Был и так у меня уже один прокол сорок лет назад. Еле расплевался.
- Расскажите, - попросил Качан-Гора и уселся поудобнее на коврике. Он очень любил неспешные истории из жизни Гурова.
- Ну, слушай, мой мальчик. Началось все это в стародавние времена, когда дед твоего деда уже давно умер, а твой отец еще только познакомился с твоей мамой.
- У меня не было мамы, - поправил Качан-Гора. - Я родился из пробирки. А фамилию Качан-Гора мне дали в детдоме за то, что я очень быстро мог считать в уме.
- Я знаю, - кивнул генерал. - Я же помню твое личное дело наизусть. Просто хотел тебя проверить... В общем, тогда твою пробирку еще не отлили на стеклозаводе, когда я уже пешком под стол ходил! А когда я вырос, стал разведчиком. И вот мне поручили новое ответственное задание - убить Гитлера. Взял я свой пистолет и пошел, значит, в Германию. Но на границе меня задержали, а то бы убил наверняка. После этой неудачи мне поручили работу в секретном архиве партии. Нужно было открыть людям правду о гибели Чапая. Но правда должна была быть такой, чтобы создался образ величайшего героя. Все знают, что Чапаев утонул в реке Урал. Есть даже черно-белые кадры, которые это подтверждают. Ну ты смотрел, наверное, по телевизору. Часто показывают. Я начал копаться в архивах и вот что выяснил.
Генерал Гуров сделал загадочное лицо. От напряженного внимания рот у лейтенанта Качан-Горы приоткрылся.
"Смекалистый парень," - подумал генерал: "Будет толк".
- Я сразу же наткнулся на справку, выданную еще царской гимназией Василию Чапаеву, сыну Ивана Чапаева. Согласно этой справке, Вася Чапаев занял первое место по плаванию в гимназии, имел разряд мастера спорта по нырянию и мог задерживать дыхание под водой более, чем на пять минут. "Мог ли он утонуть?" - спросил я себя. И сам себе ответил: нет, не мог. Но я был тогда еще не очень опытный разведчик, поэтому тут же услышал со стороны архиваторши вопрос: "Молодой человек, вы с кем разговариваете?". Пришлось соврать, сказать, что говорю сам с собой. До сих пор мне стыдно за эту маленькую ложь.
Дальше выяснилось, что Чапаев действительно не утонул. Да, он переплывал Урал вместе с Петькой. Да, по ним стреляли из автоматического оружия, а именно, - пулемета системы Максим. Да, Чапаев был ранен. Но он выплыл. Да еще вытащил на себе из реки раненого Петьку. Более того! Он снова вернулся на вражеский берег, чтобы помочь переправиться Фурманову, который работал у него комиссаром. Этот Фурманов и был убит, и утонул в речке. Чапай несколько раз нырял за ним, пытаясь достать тело, но все было тщетно. Тогда Чапай увидел, что в водовороте тонет Анка, работавшая тогда в отряде пулеметчицей на полставке. Василий Иванович снова бросается в реку и, борясь с течением, вытаскивает девушку на берег. К сожалению, водоворот закрутил их обоих, так что Чапаев не сориентировался и вытащил Анку на вражеский берег. Как только у него закончила кружится голова, Чапай понял свою ошибку и потащил ошеломленное тело Анки обратно к воде. Он быстро сделал пулеметчице искусственное дыхание (после чего та забеременела и через 9 месяцев родила здоровенького мальчишку, назвав его "Маршал Тухачевский" в честь легендарного героя гражданской войны, впоследствии умершего от проказы). Но в это время подскакал на лохматых степных лошадках татаро-монгольский разъезд, входивший в состав армии Колчака на правах отдельной моторизованной бригады. Могучий Чапай раскидал нападавших, лошадей их побросал в реку, после чего лихим рейдом прошелся по тылам беляков и вернулся к Анке, которая была уже на третьем месяце. Оба они благополучно переправились на ту сторону Урала, поскольку огневые точки противника были Чапаевым благополучно подавлены.
- И что же дальше? - тихо спросил лейтенант Качан-Гора.
- А дальше началось самое интересное. Сталину нужны были герои. Он прочел книгу Чапаева, которую тот подписал псевдонимом своего любимого друга Фурманова (кстати, настоящая фамилия Фурманова была фурманов, которая всегда писалась с маленькой буквы), и велел сделать из Чапаева национального героя анекдотов. Но поскольку по книге Чапай утонул, а Фурманов остался, Чапаеву был подписан смертный приговор. Его под угрозой расстрела заставили сыграть в фильме свою смерть - последнее переплытие через Урал. Камеру установили в бассейне "Москва", на бортике стоял пулемет Дегтярева, и еще один пулемет-дублер на всякий случай был установлен на вышке для прыжков: Сталин не любил накладок и промахов. Чапаева запустили в бассейн в бурке и папахе и заставили плавать кругами, в то время как по нему был открыт ураганный огонь из пулеметов. Рядовые работники ОГПУ бросали гранаты, а Ежов, которому Сталин лично поручил съемку фильма, метал в Чапаева ножи с перекатывающейся в лезвии ртутной каплей. Эти ножи были последним изобретением самородка Кулибина, пропавшего без вести в подвалах НКВД... Вот так погиб Чапаев, став героем собственной книги и кинофильма.
- Но ведь должен был остаться Фурманов, который на самом деле фурманов, об этом Сталин не подумал? - недоуменно спросил лейтенант Качан-Гора.
- Не считай себя умнее Сталина, - улыбнулся в усы генерал. - Товарищ Сталин все предусмотрел. Да, конечно, Чапаев погиб, но где же тогда автор книги? - спросила бы мировая общественность - Бернард Шоу, Ромен Роллан, Эрнест Хемингуэй... Но ведь комиссар Фурманов мог погибнуть во время Великой чистки, когда и не такие люди погибали? Мог! И иди ищи ветра в поле. А кто затеял чистку, во время которой погиб великий русский писатель Фурманов? А, товарищ Ежов? Где товарищ Ежов? А товарищ Ежов наказан за необдуманные решения. Вон он валяется в канаве... Так-то, господин Хемингуэй, за нами не заржавеет. Провинился - пожалуйте в канаву. Губить нам еще Фурмановых они будут!..
Качан-Гора облизал пересохшие губы.
- Что же нам теперь делать?
- Что делать, что делать, - буркнул Гуров. - Работать! С этим заданием вы не справились. Что ж, может, оно вам не по душе. Может, вам подойдет другое. Займитесь вот чем. В Швеции недавно сделано сверхсекретное изобретение - один чудак смастерил индивидуальный ранцевый аппарат для полетов по воздуху. Ты представляешь, насколько это важно для наших солдат, изможденным постоянным недоеданием? Дернул пускач, взлетел, быстро перелетел на другое место, тихонько опустился, снова уснул. Аппарат очень хороший, опробованный самим изобретателем. По нашим данным швед человек довольно тучный, значит ранцевый двигатель поднимет солдата в полной выкладке.
- Кто изобретатель? - достав блокнот приготовился записывать лейтенант.
Генерал покопался в бумажках:
- Угу, вот. Запиши: шведский инженер Карлсон.
Глава 15.
Егор Тимурович Гайдар отложил книгу в сторону. Сильная вещь! Он еще раз глянул наназвание - "Чук и Гек. 20 лет спустя." Все как будто про него. Гайдар послюнил пухлый пальчик и перевернул страничку. Интересно, что будет дальше?
Повесть была очень интригующей. Чук и Гек взросли и возмужали в годы сталинских репрессий. Один их братьев пошел работать в НКВД, другой вступил в троцкистско-зиновьевскую преступную группу. При этом оба не знали, чем занимается другой, потому что соблюдали конспирацию. Они каждое утро встречались на заводе "Красное мотовило", на своем рабочем месте, поскольку их токарные станки ДТ-200 стояли рядом. Братья здоровались и начинали молча точить детали, стараясь выдержать размер. Во время обеденного перерыва оба шли в заводскую столовую, где лакомились черными щами из сгнившей капусты и перловкой с жареным хеком, ломтями наворачивали серый хлеб. На сытый желудок остаток смены проходил веселее, уже не такими тяжелыми казались пудовые кулаки седого мастера в круглых очках. А после окончания смены, перевыполнив план, братья уходили в раздевалку. Встречались они уже дома, поскольку жили в одной квартире. И Чук не догадывался, что Гек по службе стучит на него в НКВД, а Гек не представлял, что Чук проводит среди него вредительскую работу и антисоветскую пропаганду по заданию банды троцкистских фашистов.
Положение усугублялось большой личной трагедией: оба брата были гомосексуалисты и любили друг друга. "Отчего вы не женитесь, братья?" спрашивал у них корреспондент заводской многотиражки юный комсомолец Павлик Гусев. Братья смущенно переглядывались и заливались краской стыда. К счастью, румянец стыда не был виден из-за общего красного фона их лиц, каковой происходил по причине злоупотребления портвейном. Корреспондент относил это к скромности братьев. И прямо так и писал в очерке "Двое активных": "Может ли кто тягаться с братьями - скромными ударниками труда? Вряд ли! Их нестандартный подход и умелые руки доставляют удовольствие при одном только взгляде на их совокупное единство. Да и сами братья всегда расстаются вполне удовлетворенными друг другом..."
Вскоре Чук разочаровывается в оппортунистических идеях Льва Троцкого и отходит от подрывной деятельности. В то же время Гек, видя всю несправедливость и деспотию сталинского строя, увлекается антисоветскими анекдотами, высказываниями, теориями. Перерождение мерзавца происходило не сразу. Начитавшись клеветы на советский строй, Гек стал подумывать о том, чтобы запродать государственные секретыагентам вражеской разведки. Чук же к тому времени уже был завербован хорошим человеком, майором НКВД Жоповым. Жопов давно присматривался к работящему пареньку, желая завербовать его, да все как-то не было времени. Но как только выдалась свободная минутка, он живо обтяпал дельце.
Совершенно случайно Гек узнает, что у майора Жопова в сейфе лежит личное дело вновь завербованного агента по кличке Чукча и его личная расписка с согласием сотрудничать с органами НКВД. Надо ли объяснять, что этим новым агентом был Чук? Гек понял, что его брат завербован.
Между братьями происходит тяжелый откровенный разговор. Гек говорит брату правду о методах работы органов, о массовых фабрикациях дел, о культе личности Сталина и обращает его внимание на смелые идеи Троцкистско-Бухаринских оппортунистов. Чук же, в свою очередь, раскрывает всю низость и подлость руководителей подпольных антисоветских организаций, возглавляемых буржуазными наймитами. Он горячо говорит о том, что тайные шифровки с Запада рекомендуют всячески вредить молодому советскому государству - бросать гайки в станки, воровать колоски, распространять нелепые и провокационные слухи и анекдоты.
- Нам лучше было бы поменяться своими жизнями! - в сердцах восклицает Чук.
Братья решают осуществить эту идею - пользуясь своей схожестью, они решают поменяться именами, чтобы жить в согласии с личными убеждениями. Чук отдает брату свои документы, а Гек ему - свои. Гек, по документам став Чуком, начинает ходить на подпольные сходки троцкистов и открывает для себя новый, удивительный мир, а Чук, став тайным сотрудником НКВД, понимает, что ничего не приобрел, потому что он и так уже был завербован Жоповым и, соответственно, уже был агентом НКВД. Зато теперь у него появляется моральное право написать донос на врагов народа. И он сдает НКВД всех троцкистов.
Ответственным за арест подпольщиков начальство назначает майора Жопова. Взяв на явке Гека и думая, что это его агент Чук, Жопов хочет отпустить парня, но тот гневно плюет ему в лицо. Жопов в ярости, с помощью изощренных пыток он заставляет Гека признаться в гнусном преступлении - онанировании на портрет Вождя. Гек, оставленный на три дня без туалетной бумаги, не выдерживает и подписывает признание. Тройка выносит приговор: расстрел. Гека выводят во внутренний дворик к выщербленной кирпичной стенке, одноглазый офицер из расстрельной команды зачитывает приговор, и солдаты поднимают винтовки.
Трудно сказать, как сложилась бы дальше судьба Гека, если бы не началась Вторая мировая война. Она изменила судьбу не только Гека, но и судьбы миллионов другихлюдей во всем мире. Дело в том, что в 4 часа утра 22 июня командир всех фашистов Гитлер принял роковое решение - жениться на Еве Браун. Свадьба должна была состояться в Москве, в Елоховской церкви, куда Гитлера и на порог не пускали. Поэтому вождь нацистов принимает радикальное решение - завоевать Москву вместе с церковью! Начинается война. Бесноватый фюрер на командирском танке въезжает во главе своих орд на территорию Советского Союза.
Долго дралась Брестская крепость не желая сдаваться. Крепость оборонял отдельный батальон сводной дивизии особого назначения (ОБСДОН), моторизованная ударная дивизия особого назначения (МУДОН), передовая дивизия особого назначения (ПерДОН), и небольшой гвардейский отдельный наряд дивизиона особых назначений (ГОНДОН). Войскам было тесно в небольшой крепости, у них кончились патроны, провизия и женщины.
Среди защитников Брестской крепости был и Чук. Его сбросили в крепость с самолета, чтобы он возглавил сопротивление. Увидев, что бойцы под огнем лазят в ров и набирают в каску воду для пулеметов, а сами умирают от жажды, Чук предложил воду выпивать, а в пулеметы заливать мочу, которую пить все равно никто не хотел. Был только один человек, который пил мочу, поскольку верил в уринотерапию. Более того, после боя он сливал упаренную урину из кожухов пулеметов и делал себе компрессы на поясницу. В этом опустившемся небритом человеке пораженный Чук узнал Гека.
Оказалось, Вышинский заменил Геку расстрельный приговор условно-досрочным освобождением по амнистии в честь юбилея Вильгельма Телльмана - немецкого коммуниста , устроившего покушение на Гейдриха и с большого расстояния попавшего ему стрелой прямо в адамово яблоко. В те годы это было редчайшим случаем (и такой удачный выстрел, и освобождение). Гека сослали в Брестскую крепость, где он увлекся уринотерапией...
Дочитав до этого места, Егор Тимурович Гайдар даже всплакнул над книгой. Слезинка упала на его розовые штаны, которые он не снимал со времен своего премьерства. Один из братьев - героев книги был его дедом, поэтому книга так тронула Егоршу.
Егор Тимурович сидел в своем кабинете в Институте климакса и развлекался тем, что уничтожал яблоки. Собственно, это было его единственным сильным увлечением по жизни. Крутобедрая секретарша Эльвира каждое утро приносила Гайдару вазон с яблоками. Тут была и антоновка, и белый налив, и даже мелкая кислая дикуха. Гайдар брал белой ручкой с перстнями древесный плод и взвизгнув швырял его в мишень - мраморныйщит с подставленным под него антикварным тазиком 18 века. На мраморный щит Эльвира каждое утро прикрепляла свежую фотографию Григория Явлинского, проклятого.
Что ж, после того, как Гайдар ограбил старух, он мог себе позволить и перстни, и антикварные тазы. И даже половые тряпки из офицерских кафтанов петровской эпохи. Когда яблоко сочно лопалось, ударившись о гладкое лицо Явлинского, Егор испытывал какое-то трансцендентное наслаждение, схожее с тем, которое он ощущал занимаясь монетаризмом.
Иногда Гайдар Тимурович Егор заходил в некое тайное место, где стояли тяжкие кованые сундуки с награбленным у народа добром. Он открывал любой сундук и трясущимися руками перебирал стариковские деньги. По капельке, по капельке копится добро. Одна старушка, другая. Восемь-десять ограбленных бабушек - глядишь, уже на "Сникерс" и скопил. Слава богу, старушек у нас в стране миллионы и миллиарды. Вот эту вот денежку он отобрал в темной подворотне у умирающей старушки. Старушка кричала, что это похоронные деньги, скопленные на погребение, но Гайдар только хищно смеялся во тьме, как фантомас. И на другой день он тоже безжалостно смеялся, увидев из окна, как эту старушку хоронили без погребения. Если бы у нее были деньги, ее погребли бы по-человечески - в белых тапках, а не волокли за ноги в сторону мусорных бачков.
Гайдар знал цену копеечке. Даже если бы к нему пришел его сын и стал просить деньги, Егорша не дал бы ему ни фига. С какой это стати? Столько трудов вложено, столько обездолено нищих и сирых! Что же теперь, отдавать все беспутному прожигателю жизни? Отнюдь, отнюдь. Сын Гайдара - Ванька Охлобыстин славился своим разгульным характером и неумеренной страстью к опочивальне. И он совсем не желал заниматься монетаризмом! Хотя на этом мог бы сэкономить немало денег.
Но сейчас Гайдару не хотелось думать о грустном. Хотелось смеяться и шалить, бежать вприпрыжку, пускать пузыри из слюней. Восторг переполнял завлаба: только что ему донесли о встрече Пугачевой и Лебедя. Гайдар прекрасно понимал, что к чему: всероссийская старуха рвется к власти, что ж тут неясного? Уверенность в собственной правоте делала Гайдара абсолютно счастливым... А во времена счастливой жизни Гайдару всегда хотелось поесть блинцов.
- Эльвира! - крикнул Гайдар, в предвкушении блинцов причмокивая губами.
- Что, Егор Тимурович? - всунула лицо в дверь секретарша.
- Что-что, Эльвирочка, будто вы сами не знаете что... Покушать. Блинцов. Отнюдь, отнюдь...
Глава 16.
Вождь всех белоруссов Лукашенко тайно страдал из-за своего неказистого мужского достоинства. Как-то одна экстрасенсша, которая обмеряла его биополе рулеткой, заодно обмерила и мужское достоинство президента. Оно не превышало трех-четырех сантиметров. Это было бедой Лукашенко, ведь мужское достоинство - основной признак харизмы ("херазмы", как произносил это слово президент). Колхозницы бывало подшучивали над ним:
-Так точно. Не комплименты. Голую правду про вашу электоральную привлекательность.
- Вот только пошлить не надо, - озлобилась Пугачева. Она всегда путала электорат и клитор. - Дался ему мой электорат! Ты, хамло, моего электората теперь хрен увидишь! Электорат ему подавай! Вот хотела показать, а теперь не покажу! Потому что с женщиной не умеешь обращаться! Сначала надо о прекрасном с ней поговорить, про весну, про звезды! Лапши навешать, а уж потом к электорату грязные лапищи тянуть! На что уж мои мужья мудаки были, а и то вечно в театр звали! А этому сразу электорат подавай! Вон к той бабе без трусов на скамейке иди и интересуйся ее электоратом.
Лебедь опешил.
- Ну что вы, Алла Борисовна, говорите такое! Причем тут эта без трусов? Нет у нее никакого электората. Откуда у нее электорат? Ну посмотрите сами это же типичная бомжиха какая-то! К тому же у нее на роже написано, что она работает в ФСБ. Посмотрите сами, как она все время ногами сучит, сгибается, аж глаза вылазят.
- Ладно дурить, - махнула рукой Пугачева. - Электорат у любой бабы есть. Хотя некоторые и говорят, что его найти невозможно. Значит, плохо искали. Электорат бывает разный. Бывает большой, бывает маленький. Бывает красный, бывает розовый. Бывает как грибок или горошина, а потом разбухает, как на дрожжах. Нужно только приласкать его. А в возбужденном состоянии он всегда больше и краснеет.
- Это точно, - согласился Лебедь. - Его только растревожь. С электоратом нужно лаской, исключительно лаской. Вас мне рекомендовали, как лицо с самым большим электоратом в этой стране.
Чувства Пугачевой были смешаны. С одной стороны, ее смущала развязность генерала, с другой льстила его оценка.
- Это кто вам сказал? - буркнула она.
- Да все говорят!
- Сволочи грязные! Ведь всех же просила не болтать!
- Да это вообще невозможно скрыть, Алла Борисовна!
- Неужели это так видно? - Пугачева была поражена.
- Об этом все знают! Ну так вы согласны?
Пугачева, сломленная диким напором маньяка, молчала.
- Алла Борисовна, я понимаю, это непростое решение, но все-таки - вы согласны? Кстати, договориться нужно на берегу. Я буду играть главную роль, роль ведущего, а вы сыграете роль толкача, что с вашим отзывчивым электоратом несложно. Согласитесь, не может ведь женщина здесь быть главной, во всяком случае, в нашей дикой стране!.. Ну как, по рукам?
- Ладно, согласна. Вы и черта уговорите. Когда?
- Потерпим до лета 2000 года, Алла Борисовна. Раньше соваться просто бесполезно.
- Столько ждать? Почему? - не поняла Пугачева.
- Сейчас выбор уже сделан, и не мне с ним тягаться, - Лебедь кивнул наверх.
- С этим дураком? - воскликнула Пугачева, имея в виду длинного Филиппа. - Да пошел он к черту! Он даже ничего не узнает!
Лебедь умудрено улыбнулся.
- Узнает, Алла Борисовна, еще как узнает! Вы себе даже не представляете, насколько он хитер! И уж тем более вряд ли он пропустит такое! Ладно, как только настанет час "Ч", начнем с вами великую кампанию. Я дам знать по вашему золотому телефону. До свидания Алла Борисовна.
- До свидания, - растерянно сказала Пугачева и опустив голову поплелась домой. Из глаз ее капали слезы. Вот они все такие, эти мужчины - раздразнят и бросают!
Глава 14
Генерал ФСБ Гуров неторопливо прохаживался по лицу своего подчиненного. Лицо ничего не выражало. "Крепкий парень," - подумал генерал о лейтенанте Качан-Горе.
- Ну что ж, - вслух сказал генерал. - Давайте еще раз. Итак, о чем в течении примерно 10 минут говорили друг с другом ваши ведомые?
Во время разговора Лебедя и Пугачевой Качан-Гора выполнял боевую задачу съема акустической информации. Он находился внутри памятника Александру Сергеевичу Пушкину и ловко управлялся с электретными микрофонами.
- О чем они говорили? - повторил свой вопрос генерал.
- О клиторе, товарищ генерал.
- Угу... Кстати, тамбовский волк тебе товарищ. А я тебе - "господин генерал". Не время пока называться товарищами. Но уверен - наше время еще придет!.. А почему они говорили о клиторе?
- Не могу знать, господин генерал.
- А почему же у тебя не получилась техническая запись беседы, сынок?
- Лебедь рядом пролетел, господин генерал. Сильные помехи дал.
- Лебедь, значит... Ну-ну... А что же они говорили о клиторе?
- Говорили, что при возбуждении он краснеет и увеличивается в размерах, господин генерал.
- Угу, правильно... Еще что-нибудь говорили?
- Что он требует ласки. Еще про какую-то женщину без трусов и про жопу.
- Про жопу? Это интересно, - генерал перестал расхаживать по кабинету. - Что они говорили про жопу?
- Не припоминаю, тов... господин генерал. Так, всякие пустяки...
- Запомните, пустяков про жопуне бывает, лейтенант! Про жопу пустяков не бывает!.. Н-да, ума не приложу, что докладывать руководству.
- Иван Матренович, а давайте доложим руководству правду.
Генерал Гуров хмыкнул:
- Хм. Смелая мысль. Какую именно правду собираешься доложить?
- Что у Лебедя с Пугачевой роман.
- Ох, какой прыткий! Знаешь, я в твои годы тоже был такой прыткий. Тоже все хотел, понимаешь, мир перевернуть! Однако повзрослел - поумнел. Ничего ты против системы не сделаешь, парень. Система тебя сломает. Помяни мое стариковское слово. Даже и не рыпайся. Расти потихоньку в должностях, кивай, лижи анус начальству и, глядишь, дорастешь до генерала. Генерал Качан-Гора звучит! А если сразу себе шею сломаешь, потом всю жизнь будешь инвалидом на каталке ездить.
- Но ведь мы для того и существуем, господин генерал, чтобы докладывать руководству страны правду.
- Ишь ты, какой быстрый! Да если бы мы докладывали руководству правду, разве развалился бы Советский Союз? Если бы мы правду докладывали, разве рухнула бы царская империя? Если бы мы докладывали правду, разве умер бы Сталин? Нет, братец, именно мы, докладывая... ну скажем так - не совсем правду, обеспечиваем ход развития истории и все необходимые стране перемены. Кому нужна твоя правда? Один раз ты доложишь правду, а на другой тебя уже вышибут из органов с волчьим билетом. И никуда уже не возьмут на работу, кроме коммерческих банков. Правду он захотел доложить! Ну допустим, доложишь ты правду, - вслух начал размышлять генерал. - Мол, так и так, Пугачева и генерал Лебедь находятся в любовной связи. А тебя... вернее, не тебя, а меня, - заметь, меня! - тут же спросят: да как же вы допустили!?. И что я им скажу? А что я мог вообще сделать в этой ситуации?
Качан-Гора молча хлопал ресницами.
- Молчишь? - бросил на него хмурый взгляд генерал. - И мне прикажешь так же молчать?
- Нет, ну а чего... - попытался вставить словцо лейтенант. - Ну любят люди друг друга, так что ж... Сейчас не те времена, когда за это сажали. Демократия.
- Вот тут-то они тебе и покажут демократию! По самое некуда... А вы знали, товарищ генерал, что мадам Пугачева - наше национальное достояние? И кто теперь будет отвечать за надругательство над святыней? Ты, лейтенант, знаешь, что во время войны за утерю боевого красного знамени полки расформировывали? Не успеют солдаты знамя на портянки изорвать, хуяк - уже полка нет - расформирован. Тогда это быстро делалось. Знамя хуяк - полк хуяк. Автоматически. Это называлось "хуяк за хуяк". И наш сводный полк "Смерш" однажды чуть не расформировали. Слава богу знамя быстро нашлось: бросили его у входа, ноги вытирать. А то бы... Сколько мы людей через это порасстреливали в "Смерше" - ужас, ни в сказке сказать, ни пером пописать. Целыми фронтами под пулеметы клали. Потому что честь Родины дороже граждан Родины - запомни это, сынок! А тут, понимаешь, Пугачева - знамя всей страны, честь всей страны, совесть ее больная. И - надругательство произошло. Что, всю страну теперь расформировывать?
- А может, рискнем, повинимся? - робко спросил лейтенант. - Повинную голову меч не сечет.
- Меч-то, может, и не сечет, а вот пуля пробивает запросто. Ты, конечно, знаешь, что в нашей конторе просто так на пенсию не выходят? Только через трубу крематория. Проходил, небось, в школе. А я влетать и вылетать не хочу. Был и так у меня уже один прокол сорок лет назад. Еле расплевался.
- Расскажите, - попросил Качан-Гора и уселся поудобнее на коврике. Он очень любил неспешные истории из жизни Гурова.
- Ну, слушай, мой мальчик. Началось все это в стародавние времена, когда дед твоего деда уже давно умер, а твой отец еще только познакомился с твоей мамой.
- У меня не было мамы, - поправил Качан-Гора. - Я родился из пробирки. А фамилию Качан-Гора мне дали в детдоме за то, что я очень быстро мог считать в уме.
- Я знаю, - кивнул генерал. - Я же помню твое личное дело наизусть. Просто хотел тебя проверить... В общем, тогда твою пробирку еще не отлили на стеклозаводе, когда я уже пешком под стол ходил! А когда я вырос, стал разведчиком. И вот мне поручили новое ответственное задание - убить Гитлера. Взял я свой пистолет и пошел, значит, в Германию. Но на границе меня задержали, а то бы убил наверняка. После этой неудачи мне поручили работу в секретном архиве партии. Нужно было открыть людям правду о гибели Чапая. Но правда должна была быть такой, чтобы создался образ величайшего героя. Все знают, что Чапаев утонул в реке Урал. Есть даже черно-белые кадры, которые это подтверждают. Ну ты смотрел, наверное, по телевизору. Часто показывают. Я начал копаться в архивах и вот что выяснил.
Генерал Гуров сделал загадочное лицо. От напряженного внимания рот у лейтенанта Качан-Горы приоткрылся.
"Смекалистый парень," - подумал генерал: "Будет толк".
- Я сразу же наткнулся на справку, выданную еще царской гимназией Василию Чапаеву, сыну Ивана Чапаева. Согласно этой справке, Вася Чапаев занял первое место по плаванию в гимназии, имел разряд мастера спорта по нырянию и мог задерживать дыхание под водой более, чем на пять минут. "Мог ли он утонуть?" - спросил я себя. И сам себе ответил: нет, не мог. Но я был тогда еще не очень опытный разведчик, поэтому тут же услышал со стороны архиваторши вопрос: "Молодой человек, вы с кем разговариваете?". Пришлось соврать, сказать, что говорю сам с собой. До сих пор мне стыдно за эту маленькую ложь.
Дальше выяснилось, что Чапаев действительно не утонул. Да, он переплывал Урал вместе с Петькой. Да, по ним стреляли из автоматического оружия, а именно, - пулемета системы Максим. Да, Чапаев был ранен. Но он выплыл. Да еще вытащил на себе из реки раненого Петьку. Более того! Он снова вернулся на вражеский берег, чтобы помочь переправиться Фурманову, который работал у него комиссаром. Этот Фурманов и был убит, и утонул в речке. Чапай несколько раз нырял за ним, пытаясь достать тело, но все было тщетно. Тогда Чапай увидел, что в водовороте тонет Анка, работавшая тогда в отряде пулеметчицей на полставке. Василий Иванович снова бросается в реку и, борясь с течением, вытаскивает девушку на берег. К сожалению, водоворот закрутил их обоих, так что Чапаев не сориентировался и вытащил Анку на вражеский берег. Как только у него закончила кружится голова, Чапай понял свою ошибку и потащил ошеломленное тело Анки обратно к воде. Он быстро сделал пулеметчице искусственное дыхание (после чего та забеременела и через 9 месяцев родила здоровенького мальчишку, назвав его "Маршал Тухачевский" в честь легендарного героя гражданской войны, впоследствии умершего от проказы). Но в это время подскакал на лохматых степных лошадках татаро-монгольский разъезд, входивший в состав армии Колчака на правах отдельной моторизованной бригады. Могучий Чапай раскидал нападавших, лошадей их побросал в реку, после чего лихим рейдом прошелся по тылам беляков и вернулся к Анке, которая была уже на третьем месяце. Оба они благополучно переправились на ту сторону Урала, поскольку огневые точки противника были Чапаевым благополучно подавлены.
- И что же дальше? - тихо спросил лейтенант Качан-Гора.
- А дальше началось самое интересное. Сталину нужны были герои. Он прочел книгу Чапаева, которую тот подписал псевдонимом своего любимого друга Фурманова (кстати, настоящая фамилия Фурманова была фурманов, которая всегда писалась с маленькой буквы), и велел сделать из Чапаева национального героя анекдотов. Но поскольку по книге Чапай утонул, а Фурманов остался, Чапаеву был подписан смертный приговор. Его под угрозой расстрела заставили сыграть в фильме свою смерть - последнее переплытие через Урал. Камеру установили в бассейне "Москва", на бортике стоял пулемет Дегтярева, и еще один пулемет-дублер на всякий случай был установлен на вышке для прыжков: Сталин не любил накладок и промахов. Чапаева запустили в бассейн в бурке и папахе и заставили плавать кругами, в то время как по нему был открыт ураганный огонь из пулеметов. Рядовые работники ОГПУ бросали гранаты, а Ежов, которому Сталин лично поручил съемку фильма, метал в Чапаева ножи с перекатывающейся в лезвии ртутной каплей. Эти ножи были последним изобретением самородка Кулибина, пропавшего без вести в подвалах НКВД... Вот так погиб Чапаев, став героем собственной книги и кинофильма.
- Но ведь должен был остаться Фурманов, который на самом деле фурманов, об этом Сталин не подумал? - недоуменно спросил лейтенант Качан-Гора.
- Не считай себя умнее Сталина, - улыбнулся в усы генерал. - Товарищ Сталин все предусмотрел. Да, конечно, Чапаев погиб, но где же тогда автор книги? - спросила бы мировая общественность - Бернард Шоу, Ромен Роллан, Эрнест Хемингуэй... Но ведь комиссар Фурманов мог погибнуть во время Великой чистки, когда и не такие люди погибали? Мог! И иди ищи ветра в поле. А кто затеял чистку, во время которой погиб великий русский писатель Фурманов? А, товарищ Ежов? Где товарищ Ежов? А товарищ Ежов наказан за необдуманные решения. Вон он валяется в канаве... Так-то, господин Хемингуэй, за нами не заржавеет. Провинился - пожалуйте в канаву. Губить нам еще Фурмановых они будут!..
Качан-Гора облизал пересохшие губы.
- Что же нам теперь делать?
- Что делать, что делать, - буркнул Гуров. - Работать! С этим заданием вы не справились. Что ж, может, оно вам не по душе. Может, вам подойдет другое. Займитесь вот чем. В Швеции недавно сделано сверхсекретное изобретение - один чудак смастерил индивидуальный ранцевый аппарат для полетов по воздуху. Ты представляешь, насколько это важно для наших солдат, изможденным постоянным недоеданием? Дернул пускач, взлетел, быстро перелетел на другое место, тихонько опустился, снова уснул. Аппарат очень хороший, опробованный самим изобретателем. По нашим данным швед человек довольно тучный, значит ранцевый двигатель поднимет солдата в полной выкладке.
- Кто изобретатель? - достав блокнот приготовился записывать лейтенант.
Генерал покопался в бумажках:
- Угу, вот. Запиши: шведский инженер Карлсон.
Глава 15.
Егор Тимурович Гайдар отложил книгу в сторону. Сильная вещь! Он еще раз глянул наназвание - "Чук и Гек. 20 лет спустя." Все как будто про него. Гайдар послюнил пухлый пальчик и перевернул страничку. Интересно, что будет дальше?
Повесть была очень интригующей. Чук и Гек взросли и возмужали в годы сталинских репрессий. Один их братьев пошел работать в НКВД, другой вступил в троцкистско-зиновьевскую преступную группу. При этом оба не знали, чем занимается другой, потому что соблюдали конспирацию. Они каждое утро встречались на заводе "Красное мотовило", на своем рабочем месте, поскольку их токарные станки ДТ-200 стояли рядом. Братья здоровались и начинали молча точить детали, стараясь выдержать размер. Во время обеденного перерыва оба шли в заводскую столовую, где лакомились черными щами из сгнившей капусты и перловкой с жареным хеком, ломтями наворачивали серый хлеб. На сытый желудок остаток смены проходил веселее, уже не такими тяжелыми казались пудовые кулаки седого мастера в круглых очках. А после окончания смены, перевыполнив план, братья уходили в раздевалку. Встречались они уже дома, поскольку жили в одной квартире. И Чук не догадывался, что Гек по службе стучит на него в НКВД, а Гек не представлял, что Чук проводит среди него вредительскую работу и антисоветскую пропаганду по заданию банды троцкистских фашистов.
Положение усугублялось большой личной трагедией: оба брата были гомосексуалисты и любили друг друга. "Отчего вы не женитесь, братья?" спрашивал у них корреспондент заводской многотиражки юный комсомолец Павлик Гусев. Братья смущенно переглядывались и заливались краской стыда. К счастью, румянец стыда не был виден из-за общего красного фона их лиц, каковой происходил по причине злоупотребления портвейном. Корреспондент относил это к скромности братьев. И прямо так и писал в очерке "Двое активных": "Может ли кто тягаться с братьями - скромными ударниками труда? Вряд ли! Их нестандартный подход и умелые руки доставляют удовольствие при одном только взгляде на их совокупное единство. Да и сами братья всегда расстаются вполне удовлетворенными друг другом..."
Вскоре Чук разочаровывается в оппортунистических идеях Льва Троцкого и отходит от подрывной деятельности. В то же время Гек, видя всю несправедливость и деспотию сталинского строя, увлекается антисоветскими анекдотами, высказываниями, теориями. Перерождение мерзавца происходило не сразу. Начитавшись клеветы на советский строй, Гек стал подумывать о том, чтобы запродать государственные секретыагентам вражеской разведки. Чук же к тому времени уже был завербован хорошим человеком, майором НКВД Жоповым. Жопов давно присматривался к работящему пареньку, желая завербовать его, да все как-то не было времени. Но как только выдалась свободная минутка, он живо обтяпал дельце.
Совершенно случайно Гек узнает, что у майора Жопова в сейфе лежит личное дело вновь завербованного агента по кличке Чукча и его личная расписка с согласием сотрудничать с органами НКВД. Надо ли объяснять, что этим новым агентом был Чук? Гек понял, что его брат завербован.
Между братьями происходит тяжелый откровенный разговор. Гек говорит брату правду о методах работы органов, о массовых фабрикациях дел, о культе личности Сталина и обращает его внимание на смелые идеи Троцкистско-Бухаринских оппортунистов. Чук же, в свою очередь, раскрывает всю низость и подлость руководителей подпольных антисоветских организаций, возглавляемых буржуазными наймитами. Он горячо говорит о том, что тайные шифровки с Запада рекомендуют всячески вредить молодому советскому государству - бросать гайки в станки, воровать колоски, распространять нелепые и провокационные слухи и анекдоты.
- Нам лучше было бы поменяться своими жизнями! - в сердцах восклицает Чук.
Братья решают осуществить эту идею - пользуясь своей схожестью, они решают поменяться именами, чтобы жить в согласии с личными убеждениями. Чук отдает брату свои документы, а Гек ему - свои. Гек, по документам став Чуком, начинает ходить на подпольные сходки троцкистов и открывает для себя новый, удивительный мир, а Чук, став тайным сотрудником НКВД, понимает, что ничего не приобрел, потому что он и так уже был завербован Жоповым и, соответственно, уже был агентом НКВД. Зато теперь у него появляется моральное право написать донос на врагов народа. И он сдает НКВД всех троцкистов.
Ответственным за арест подпольщиков начальство назначает майора Жопова. Взяв на явке Гека и думая, что это его агент Чук, Жопов хочет отпустить парня, но тот гневно плюет ему в лицо. Жопов в ярости, с помощью изощренных пыток он заставляет Гека признаться в гнусном преступлении - онанировании на портрет Вождя. Гек, оставленный на три дня без туалетной бумаги, не выдерживает и подписывает признание. Тройка выносит приговор: расстрел. Гека выводят во внутренний дворик к выщербленной кирпичной стенке, одноглазый офицер из расстрельной команды зачитывает приговор, и солдаты поднимают винтовки.
Трудно сказать, как сложилась бы дальше судьба Гека, если бы не началась Вторая мировая война. Она изменила судьбу не только Гека, но и судьбы миллионов другихлюдей во всем мире. Дело в том, что в 4 часа утра 22 июня командир всех фашистов Гитлер принял роковое решение - жениться на Еве Браун. Свадьба должна была состояться в Москве, в Елоховской церкви, куда Гитлера и на порог не пускали. Поэтому вождь нацистов принимает радикальное решение - завоевать Москву вместе с церковью! Начинается война. Бесноватый фюрер на командирском танке въезжает во главе своих орд на территорию Советского Союза.
Долго дралась Брестская крепость не желая сдаваться. Крепость оборонял отдельный батальон сводной дивизии особого назначения (ОБСДОН), моторизованная ударная дивизия особого назначения (МУДОН), передовая дивизия особого назначения (ПерДОН), и небольшой гвардейский отдельный наряд дивизиона особых назначений (ГОНДОН). Войскам было тесно в небольшой крепости, у них кончились патроны, провизия и женщины.
Среди защитников Брестской крепости был и Чук. Его сбросили в крепость с самолета, чтобы он возглавил сопротивление. Увидев, что бойцы под огнем лазят в ров и набирают в каску воду для пулеметов, а сами умирают от жажды, Чук предложил воду выпивать, а в пулеметы заливать мочу, которую пить все равно никто не хотел. Был только один человек, который пил мочу, поскольку верил в уринотерапию. Более того, после боя он сливал упаренную урину из кожухов пулеметов и делал себе компрессы на поясницу. В этом опустившемся небритом человеке пораженный Чук узнал Гека.
Оказалось, Вышинский заменил Геку расстрельный приговор условно-досрочным освобождением по амнистии в честь юбилея Вильгельма Телльмана - немецкого коммуниста , устроившего покушение на Гейдриха и с большого расстояния попавшего ему стрелой прямо в адамово яблоко. В те годы это было редчайшим случаем (и такой удачный выстрел, и освобождение). Гека сослали в Брестскую крепость, где он увлекся уринотерапией...
Дочитав до этого места, Егор Тимурович Гайдар даже всплакнул над книгой. Слезинка упала на его розовые штаны, которые он не снимал со времен своего премьерства. Один из братьев - героев книги был его дедом, поэтому книга так тронула Егоршу.
Егор Тимурович сидел в своем кабинете в Институте климакса и развлекался тем, что уничтожал яблоки. Собственно, это было его единственным сильным увлечением по жизни. Крутобедрая секретарша Эльвира каждое утро приносила Гайдару вазон с яблоками. Тут была и антоновка, и белый налив, и даже мелкая кислая дикуха. Гайдар брал белой ручкой с перстнями древесный плод и взвизгнув швырял его в мишень - мраморныйщит с подставленным под него антикварным тазиком 18 века. На мраморный щит Эльвира каждое утро прикрепляла свежую фотографию Григория Явлинского, проклятого.
Что ж, после того, как Гайдар ограбил старух, он мог себе позволить и перстни, и антикварные тазы. И даже половые тряпки из офицерских кафтанов петровской эпохи. Когда яблоко сочно лопалось, ударившись о гладкое лицо Явлинского, Егор испытывал какое-то трансцендентное наслаждение, схожее с тем, которое он ощущал занимаясь монетаризмом.
Иногда Гайдар Тимурович Егор заходил в некое тайное место, где стояли тяжкие кованые сундуки с награбленным у народа добром. Он открывал любой сундук и трясущимися руками перебирал стариковские деньги. По капельке, по капельке копится добро. Одна старушка, другая. Восемь-десять ограбленных бабушек - глядишь, уже на "Сникерс" и скопил. Слава богу, старушек у нас в стране миллионы и миллиарды. Вот эту вот денежку он отобрал в темной подворотне у умирающей старушки. Старушка кричала, что это похоронные деньги, скопленные на погребение, но Гайдар только хищно смеялся во тьме, как фантомас. И на другой день он тоже безжалостно смеялся, увидев из окна, как эту старушку хоронили без погребения. Если бы у нее были деньги, ее погребли бы по-человечески - в белых тапках, а не волокли за ноги в сторону мусорных бачков.
Гайдар знал цену копеечке. Даже если бы к нему пришел его сын и стал просить деньги, Егорша не дал бы ему ни фига. С какой это стати? Столько трудов вложено, столько обездолено нищих и сирых! Что же теперь, отдавать все беспутному прожигателю жизни? Отнюдь, отнюдь. Сын Гайдара - Ванька Охлобыстин славился своим разгульным характером и неумеренной страстью к опочивальне. И он совсем не желал заниматься монетаризмом! Хотя на этом мог бы сэкономить немало денег.
Но сейчас Гайдару не хотелось думать о грустном. Хотелось смеяться и шалить, бежать вприпрыжку, пускать пузыри из слюней. Восторг переполнял завлаба: только что ему донесли о встрече Пугачевой и Лебедя. Гайдар прекрасно понимал, что к чему: всероссийская старуха рвется к власти, что ж тут неясного? Уверенность в собственной правоте делала Гайдара абсолютно счастливым... А во времена счастливой жизни Гайдару всегда хотелось поесть блинцов.
- Эльвира! - крикнул Гайдар, в предвкушении блинцов причмокивая губами.
- Что, Егор Тимурович? - всунула лицо в дверь секретарша.
- Что-что, Эльвирочка, будто вы сами не знаете что... Покушать. Блинцов. Отнюдь, отнюдь...
Глава 16.
Вождь всех белоруссов Лукашенко тайно страдал из-за своего неказистого мужского достоинства. Как-то одна экстрасенсша, которая обмеряла его биополе рулеткой, заодно обмерила и мужское достоинство президента. Оно не превышало трех-четырех сантиметров. Это было бедой Лукашенко, ведь мужское достоинство - основной признак харизмы ("херазмы", как произносил это слово президент). Колхозницы бывало подшучивали над ним: