Страница:
"Калиостро. Граф Калиостро", -- вдруг отчего-то всплыло у меня в голове.
Тогда еще не вышел этот фильм про Калиостро, и о графе мало кто знал.
-- Слушай, а кто такой Калиостро? -- внезапно спросил Бен.
Типичный случай параллельного мышления. С тех пор мы такое частенько
отмечали у себя. Когда двое одновременно о чем-то одном думают, что-то одно
хотят сказать, напевают одну песню про себя. В таких случаях мы произносим
все объясняющее:
-- Калиостро...
И с тех пор в нашей банде во время всех попоек всегда один тост
поднимается:
-- За Калиостро!
Что означает -- за дружбу, ребята! За нашу прекрасную дружбу! За
любовное сродство душ. За сверхжопное чутье. За нас, таких пиздатых.
Я сейчас перечитал это наше письмо в Черноголовку ( мне его потом Яша
передал для Архива) и увидел, что все было не совсем так. Оказывается не
Вова Королев сказал мне о письме, когда я срал, а Косокин. И я не запрыгал
на унитазе, а спокойно отосрался и с достоинством вытер себе жопу. И,
оказывается, это случилось перед самым нашим переездом в другую общагу,
коридорного типа. (Там мы уже вчетвером жили -- Я, Бен, Рубин и Вова
Королев). Видите как здорово писать документальные романы, все всегда можно
уточнить. Вот я сейчас даю слово документам, они бесстрастны.
"Дима, ебаный в рот!
Это охуеть можно! Я сидел сегодня в туалете, срал... Нет, не так.
Значит, вчера мы с Беном отправили тебе письмо, в котором все невъебенно
описали, а сегодня сру я себе спокойно, а Косокин кричит, чтоб вылезал: он
ссать хотел. Вдруг он сказал, что пришло письмо от Димы.
"Пиздит, сука, -- понял я. Еще бы -- мы-то свое только вчера вечером
кинули и вдруг -- бац! -- ответ. Я спокойненько отосрался, вышел -- ба!
Разъеби мя в кочерыжку! И вправду! Вай-вай-вай! Дима-то, оказывается, тоже
послал письмо и примерно в то же время, что и мы. Ты прислал нам те же
вопросы, о которых мы тебе уже написали, ебть.
Дима, может, это граф Калиостро?!
Дима, встретимся -- выпьем!
Елки-палки, нельзя не выпить...
Димка, пока Сашка чай пьет, я вклинюсь.*
Во-первых, поздравляю тебя с круглой датой, двадцатилетием с того
самого дня, когда земля услышала твой голос. Думаю, орал ты, Дима, просто
замечательно...
А у нас новость. Переселяют в другое жилище. Сашка и Рубин уже
переселились. Но пока живем в старом общежитии. О деталях -- Ляксандра тебе,
надеюсь, расскажет своим неповторимым, исконно русским языком. Сашка сейчас
лежит на остове своей кровати (постельное белье уже сдал) и читает Ардова.**
Рубин, как и Сашка, лежит на сетке кровати, положил под голову мою
подушку и читает Г. Уэллса "Россия во мгле". Королев лежит на своей кровати
и читает фантастику. А я пишу тебе письмо.
Огромный привет передавай Петрухе Уралову, Олежке Баранову и иже с
ними. Все.
Пользуясь любезно предоставленной мне г.г. Никоновым и Будулаевым
возможностью передаю всем большой привет со всеми вытекающими отсюда
последствиями, хотя и не беру на себя всей ответственности за этот шаг.
С уважением. Рубин
Заебали, блядь.***
Перебили. Значитца так, Давыдов, Соломон и К пропадают целыми днями в
кабаке и передают вам привет.
В Череповце тишь да благодать.
Нас переселяют в другую общагу, коридорного типа, с одним сральником на
весь этаж. Королев спрашивет, мол, как там дела у Бараныча. Что, мол, он
рассказывает о Мурманске? Напиши.
Да! Дима, как приедем, дождемся Стаса и загудем к нему и Таю на
хазу****.
Стас -- пиздатый чувак.
У меня осталось 50 рублей на 2 недели.
Письмо отправь в тот же день, когда получишь это. Из твоего письма,
Микки, я понял, что вам там оченно плохо живется. Вы заняты 10 часов в день.
А мы -- 8 часов работаем, потом идем на лекцию или семинар или
экскурсию. Потом домой, готовим ужин ( у нас ведь плита на кухне: общага
квартирного типа). Вообще нам легче. Вы там изучаете какую-то хуйню и
невъебенную науку, запарашиваете мозги... Кстати, у меня завтра доклад на
тему "Технические решения по совершенствованию конструктивных характеристик
оборудования станов холодной прокатки". И весь тут хуй.
Димитрий!*
Это все хуйня! Я вот что расскажу. Когда мы пересилились, в этой общаге
здесь не работал унитаз. А Я ЕГО СДЕЛАЛ ЗА 20 МИНУТ! Все довольны. А теперь
FOR IRON FELIX, который с тобой живет, а ты и не подозреваешь.
Олег, как ты там? Вспоминаешь ли Дальние Зеленцы, NORD, Мурманские
тундры, как мы мерли и дохли там каждый день?**
Кабель в тундре -- это была их узкоколейка... А мы тем временем под
олеандрами...
Снятся ли тебе кабели?
Соломон здесь совсем спился. Не удалось сделать из него человека. Ходит
каждый день в кабак, на работу приходит пьяный.
Не разучился ли ты ходить Челентаной?***
Ну, я пошел на работу. Соломон сидит над душой, зашедши в нашу комнату
и говорит про тебя, что ты, наверно, ебешься с лаборантками, а мы с
кувалдами.
Ну пока. Идем в ночную.
Да, ну так вот.*
Однажды, когда мы с Будулайкой батрачили в вечернюю смену, наши орлы
(Марков, Татищев, Косокин). выпили по 3 литра пива, окосели и Косокин дал
пизды Рубину. Почти как тогда, на Магнитке.**
Только на этот раз Рубин остался без синяка, а отделался тем, что
разбил головой стекло, когда ему по очкам Косокин пизданул.
Было так: Косокин доебался до Рубина, обзывался на него, пускал дым
сигареты ему в лицо, потом погасил свет в туалете, где в данный момент
находился гражданин потерпевший. После того, как Рубин вышел из туалета,
Косокин преградил ему путь в комнату и не пускал его. Рубин оттолкнул
Косокина. Это было искрой. Еблысь! Косокин вмазал в лобешник Рубину, и тот
головой выбил небольшой кусок (почти правильной круглой формы) окрашенного
дверного стекла.
После чего перепуганный Рубин выбежал на балкон, а Косокин закрыл его
там, но затем снова открыл, забоявшись, что тот простудится на балконе без
одежды. Рубин, увидев Косокина, идущего к балкону, и не зная его добрых
намерений, совсем испугался, перелез через перила балкона и повис над
бездной.
Увидев такую страшную картину, Косокин в свою очередь перепугался и
ушел вглубь комнаты. Посудите сами -- приходит, допустим, милиция и видит:
Рубин мертвый лежит под балконом, а Косокин лыка не вяжет. Тюряга.
Повисев немного, переждав, Рубин выскочил с балкона и устремился к
двери. Ему удалось выбежать. Минуты через две он нагрянул в комнату с
комендантом, крича: "Где Косокин, где Косокин?!" А Косокин в это время
прятался в туалете. Не найдя преступника, все во главе с Рубиным опять
убежали (Рубин сообщил коменданту, что, мол, в 30-й комнате все пьяные и
дерутся,)
Через малое время, нигде не найдя Косокина, компания снова нагрянула и
застукала Косокина в комнате.
Все начали кричать, а Гена Татищев сказал, что Рубин пьян и сам ко всем
пристает. Комендант с дежурными чуваками ушли, а Рубин побежал за милицией.
Все эти факты сообщил нам Вова Королев. Версия Косокина несколько
отличается от всего этого. По его словам выходит, что Рубин первый пристал к
нему, то есть ударил двумя кулаками в грудь ни с того ни с сего.
Когда пришли мы, буря уже улеглась, милиция не приходила, Рубина не
было. Мы с Беном поели и пошли искать его. Он оказывается спал в квартире у
Давыдова на свободной койке (Давыдов приютил его, видя такой разбой).
Дима, прошу тебя сохрани это письмо, в Москве вместе поуссываемся.
Напоследок главное. Дима! 20 лет назад в мир пришел пиздатыйчувак --
Макеев. Ура-а-а-а! Там-пам-пам-пара-бара-бара-тара-рам-пам-пам-пам -- туш!
Поздравляю с дн. рожд.!
Алекс. Никонов."
Все-таки жаль, что нас с Беном не было тогда, мы бы этой бойни не
допустили.
Кроме того, в Череповце у нас с Беном была привычка шляться в шляпный
отдел универмага и мерить шляпы. Бен нравился себе в шляпе, а я хотел купить
соломенное сомбреро за 3 рубля. Сначала мне было жаль денег, но в конце
срока с получки я все же расщедрился и купил его. Теперь валяется на даче...
Кстати, о получке, Все-таки студентов изрядно наебывали там. Да и
везде, и в Запорожье тоже. Такие суки заводские. Все время нам
недоплачивали. Парашные люди. Мухлевали с нарядами. Что это такое -- 150
рублей заплатили! Помню, Вова Королев с Соломоном ходили к начальству
чего-то выяснять по бабкам.* Начальник снял трубку и начал на кого-то орать:
зачем вы студентов обманываете, вы что, хотите международного конфликта?
Вова с Соломоном переглянулись: неужели из-за них может разгореться
международный скандал? Они совсем забыли, что в их бригаде работал черный
негр Акааза, студент наш, и его наебывали под горячую руку в общей куче. В
конце концов оказалось, что студенты-негры и немцы получили раза в 1,5
больше наших. За ту же работу. Вот когда мы уже превратились в колонию.
...А ночные смены я любил. Приходишь с Беном с утреца, продрыхнешь
часика 4 и весь день твой. Можно идти мерять шляпы. Или в кино на худой
конец.
А вот утренняя смена -- хуево. Вставать надо в 5-30. Будил меня поганый
зуммер масенького электрического будильника (он и сейчас валяется у меня в
столе, только не работает. Починить что ли?)
С тех пор я этот зуммер ненавижу. Встаем, блядь, а еще темно, ставим с
Беном чайник, на хуй. Вскрываем "Завтрак туриста" за 33 копейки -- рыбный
паштет с перловой крупой. Жрем. И хуячим с крейсерской скоростью пешком на
завод. (Общага находилась недалеко от проходной). Идем во тьме и совместно
поем из Северного: "Звезды зажигаются хрустальные, под ногами чуть скрипит
снежок..."
На работу как на праздник.
Белозерск или Беново счастье.
...Я сломал Бена. Он долго сопротивлялся, не хотел отрывать задницу. Но
в конце концов я сломал Бена.
-- Поехали, старик! Хули, экскурсия... Посмотрим хоть. Название-то
какое -- Белозерск! Поглядим Белое озеро! По карте тут 100 километров. За
полтора часа на "Икарусе" долетим. Сядем в кресла, откинемся, посмотрим
северную природу. А вечером обратно. Церковки, музеи, хуе-мое... В
ресторации там поедим. Сувенирчик купим...
Сломал. Мы плюнули на отчет по практике, пришли на автовокзал и купили
2 билета до Белозерска. Подошли к перрону и честно стали ждать красный
"Икарус".
Еби меня пономарь! Подъехал маленький желтый ПАЗик. Наши места, о
которых я думал, что они в самой середине, оказались в тряском заду
раздолбанного автобусика. Это нас несколько обескуражило. А где же крейсер
дорог с откидными спинками?..
Узкая лента трассы на Белозерск составленная из бетонных плит кончилась
километрах через 20-30 после выезда из Череповца. И до самого Белозерска
тянулся по деревням разбитый проселок, в грязные лужи которого автобус
въезжал как пограничный катер в волну -- раскидывая ее в разные стороны. Это
была очень хуевая дорога. Это не было дороги. Мы тряслись до Белозерска 4
часа. А когда приехали, в покосившейся избушке автостанции узнали, что
сегодня в Череповец рейсов уже нет. В гостиницу переночевать нас не пустили.
Потому что 2 дурака не взяли с собой паспорта. Ночлега у частников мы не
нашли. И нам ничего не оставалось делать, как только гулять по городу,
фотографироваться и шляться по музею и магазинам...
В каждом провинциальном городе я имею обыкновение заходить в
краеведческий музей. И ничего никогда от этих музеев в голове не остается,
кроме каких-то первобытных черепков, нарисованных вручную зеленых карт с
путями славян да крестьянской утвари, непременнным элементом которой
является прялка. Но привычке я своей не изменяю и в обязательном порядке
заруливаю в музей. Традиция, хули. Плетью обуха...
Мы попеременно сфотографировались возле камня с надписью "Град
Белозерск основан в 862 году". На этой фотографии я стою с таким довольным
видом, будто это лично я основал град Белозерск в 862 году.
Хотя радоваться, в общем-то, было нечему. Пиздец подкрался на тоненьких
ножках. Холодная осенняя ночь нависла над нами моросящим дождем, когда
старушка-процентщица повесила амбарный замок на дверь автостанции.
-- Где же ночевать будем, ебтыть?
Мы побрели обратно от станции и вскоре наткнулись на междугородный
переговорный пункт. Слава яйцам, он работал круглосуточно. В книжном
магазине я купил научно-популярную книжку "Неисчерпаемость бесконечности" и
полночи читал ее, а полночи пытался заснуть. Зашел в телефонную кабинку, где
сидел на стульчике Бен, втащил туда еще один стул, сел рядом, упершись Бену
головой в пузо и уснул на хуй. Вдвоем теплее.
С первым шестичасовым автобусом мы бежали из города. А если бы
устроились в гостиницу, улетели бы 12-часовым пролетающим кукурузником.
Билет до Череповца стоил 3 рубля.
-- Я теперь только понял, что такое счастье. Это теплая постель ночью.
Вот же наши дураки не знают своего счастья, дрыхнут. Завалились, блядь, под
одеяло и дрыхнут, пидоразы. -- сказал Бен.
...А летом, наверное, хорошо в Белозерске. Огромное озеро до горизонта.
Корабли плавают... Хуево ли...
Жопа.
Тут недавно в редакции Шендерович* делился воспоминаниями об армии.
Он служил в образцово-показательной части, где зеленой краской красили
траву и обтрясали деревья от осенней листвы перед приездом начальства.
-- Несколько часов подряд метем плац, а листья все падают и падают.
Наконец начальство принимает решение -- обтрясти деревья. А те листья,
которые не упали, обрывали солдаты-якуты. По двое залезали и обрывали желтые
листья. Зрелище, я вам скажу...
А вечером в 21-00 подходим к майору, спрашиваем, что, мол, делать.
Телевизор из Ленинской комнаты унесли в ремонт, а по расписанию положено
смотреть программу "Время". Может быть, личное время дать людям? Но разве ж
это можно?! Представь -- приходит в казарму высокое начальство, а там -- кто
воротнички подшивает, кто чем занимается. Бардак! Никак невозможно! Поэтому
майор приказывает: раз положено находиться в Ленинской комнате и смотреть
телевизор, значит собраться в Ленинской комнате, рассесться перед экраном на
стульях на полчаса, пока не кончится программа "Время". А то, что телевизора
нет, это частности, главное -- дисциплина! И полчаса рота сидела перед
кирпичной стенкой со штепселем. Кафка!
Помню, в первый раз на перекличке прапор по списку выкликает:
"Шендеревич!" Я поправляю: "Шендерович." Он, не глядя на меня, снова
повторяет: "Шендеревич". Еще раз поправляю, ведь ошибается же человек:
"Шендерович, товарищ прапорщик". Он поднимает на меня бессмысленные рыбьи
глаза и объясняет мне, как не понимающему, еще раз: "ШендерЕвич". И тут
только до меня доходит, что теперь я действительно Шендеревич -- там так
написано.
...Сержант у нас был большая сволочь. Сейчас он в Ростове, капитан
милиции, я слежу за его судьбой... Однажды не выдержал и высказал ему все,
что о нем думаю. Нет, он бить не стал. Дедовщины у нас не было, все-таки
образцово-показательная часть. Он решил меня по Уставу доконать. Наряд,
наряд, еще раз наряд. Придирки за любые нарушения. Далее -- вся рота одевает
противогазы и вперед -- "вспышка справа! Вспышка слева!" Все падают, бегут,
снова падают а сержант поясняет:
-- Это вам за Шендеровича!.. Так, Шендерович раненый.
И вся рота, по очереди тащит меня на руках. Потом из-за того, что у
Шендеровича пуговица вверх ногами пришита, а не как у солдата на плакате,
вся рота лишается увольнения. Всех заставляет по очереди перешивать пуговицы
на моей шинели. А потом -- уходит. Представляешь, что потом со мной
делают... Всегда найдутся желающие поучить.
Нет, у меня с армией свои счеты... Когда я читал "Один день Ивана
Денисовича" мне все казалось знакомым -- вся эта система подавления.
Когда Шендерович пришел из СА, он написал один из первых рассказов -- о
том, как солдаты от безделья затравили крысу. Рассказ, естественно, никуда
не брали. И только в одном журнале тетка сказала: "Давай сделаем так.
Рассказ хороший. Ты будешь как будто переводчик с испанского. А рассказ
измени, пусть это будут не наши солдаты, а где-нибудь в Латинской Америке в
казарме солдаты от безделья затравили опоссума. Тогда напечатаем".
...Я тоже очень люблю армию. Она радует меня какой-то первобытной
прущей силой, животной жизнерадостностью, простой линейностью решений и
зеленым цветом надежды.
...Раздался стук в дверь. Я открыл. На пороге стояли танки.*
Сначала я обрадовался. Люблю все, что ездит, все что стреляет люблю. И
в квадрате, когда и то и другое. К тому же это очень романтично -- ах,
танки! Проходите, ребята, не толпитесь, по одному, ковры не помните. Ума не
приложу, какие вам тапочки подобрать.
Проползайте в комнату, обратите внимание, дверь закрыта... Не
заметили...
...Ковры помяли. Целку порвали.
Осталось только правило: в танке главное -- не бздеть. Так проходит
любовь.
Очень я хотел поглядеть на танк. И очень танк меня удивил. Я думал, он
такой гладенький, а он, блядь, как ежик. Весь-весь утыканный какой-то
хуйней, оборудованием, прожекторами, антенной, зенитным пулеметом,
коробками, штуками железными. Лохматенький, но все равно до жопы приятный,
милый, застенчивый. Только не краснеет.
А легендарный полковник Лутошенко краснел. И даже бурел, когда орал.
Он, говорят, жил совсем без образования, а на войне был сыном полка. Потому
и дослужился до полковника. Лутошенко -- это не просто Лутошенко, это притча
во языцех.
-- Я завидую вам, что у вас столько образования! -- орал полковник
перед строем. -- А вы не хотите учиться на военной!.. Кафедре! Вы все --
одна большая!.. Жопа! Почему вы не смываете за собой в туалетах?!! Говно?!!
Вы деревня! Напились портвешка, нажрались кислой капусты с водой и дрищете в
туалетах!.. Свиньи! Где была совесть, у вас там хуй вырос!
Или:
-- ...напились портвешка! А моя жена не курит!.. Не пьет!.. И в рот не
берет!.. Это яд!
-- Я вас всех!.. Из института уволю! И кто не служил -- пойдет в армию!
А кто служил... Пойдет дослуживать!
Лутошенко всегда ставил только двойки.
--...Так... Я успел опросить до звонка только 5 человек! Они получили
оценку "два". Но я знаю, что никто из вас ничего не знает! Поэтому я всему
взводу ставлю "два". По "двойке"... Нет, по две "двойки". Учиться, учиться и
еще раз учиться, как завещал вам великий Ленин.
Так же он проверял и листочки с контрольными вопросами.
-- Так. Первый вопрос -- "пять". Второй вопрос -- "пять". Третий вопрос
-- "пять". Четвертый вопрос -- "три". Итоговая оценка -- "два".
Про Лутошенко ходили народные стихи:
Говорят, что дядя Ваня
В детстве сыном был полка.
Если б знали кем он станет,
Удавили б мудака!
Все двойки, полученные на "войне" нужно было отрабатывать. Родина не
могла допустить, чтобы офицер чего-нибудь не знал. Например, химическую
реакцию восстановления в аккумуляторах 6СТЭН-140М. А вдруг это понадобится в
бою! Родина хотела быть уверенной в своих сынах и крепить свою
обороноспособность. Поэтому все двойки надо было отрабатывать. А что такое
отрабатывать, Родина? А это покрасить забор. Смастерить стенд, выкопать яму.
В общем, на кого-либо из офицеров поработать. Упаси бог, не на них лично, а
на благо военной кафедры, чтоб она хорошо выглядела и можно было пустить
пыль в глаза проверяющим.
Все офицеры на кафедре делились условно на две большие категории --
"фанаты" и "похуисты". Суть этих явлений ясна из их названий. Фанаты хотели
научить нас чему-нибудь всерьез и потому ебали. А похуистам лишь бы вечность
проводить, они ебали нас шутки ради. Лутошенко же в равной мере принадлежал
к обеим группам. Он был фанатичный похуист. И поэтому ебал всех вдвойне.
Между прочим, когда я прочитал "Один день Ивана Денисовича", у меня
тоже возникла сильнейшая ассоциация с армией. Правда, г-н Шендерович служил
1,5 года, а я 1,5 месяца, но ведь вкус говна не является функцией от
количества съеденного.
"...Дождь шел третий день. Он то сыпался мелкой надоедливой сечкой, то
повисал в воздухе водяной пылью, то вдруг проливался длинно и холодно,
закрашивая день в серый цвет.
К вечеру он прекратился, и еще целую ночь с ветвей утомленных сосен на
промокший, отяжелевший брезент палаток падали редкие, крупные капли.
Светало. Нахохлившийся дневальный в сырой шинели поглядывал на
циферблат, и как только стрелки растопырились на шести часах, холодное утро
раздвинул проклятый, окаянный крик:
-- Рота! Па-адъем!
Так начинается день..."
Это отрывки из моих документальных лагерных воспоминаний под названием
"7 шагов в прошлое", которые я раздарил в виде машинописных книжек друзьям
по нарам. А написал я их, между прочим, на дипломной практике, сразу после
прочтения "...Ивана Денисовича". Сидел себе на трубном заводе, делать было
нечего, я и писал...
"Здесь, как и повсюду в армии, царь и бог -- показуха. Кто-нибудь из
офицеров ходит и выгоняет всех из палаток и с территории лагеря. Не любит
начальство, чтобы курсанты спали. Даже если ты в наряде по кухне и еще с
утра можешь поспать, все равно выгонят. Начальство боится, что ему нагорит
от его начальства. И так далее. Цепная реакция боязни. Все боятся, только
курсант ничего не боится. Курсант лишь слегка опасается. Слегка, но многого.
А чтобы не погореть на чем-нибудь, нужно выполнять лишь одно правило --
не высовывайся. Не попадайся на глаза начальству, если тебе нечего делать, а
не то заметут на работы. Не становись с краю шеренги или колонны. А если
отбирают людей куда-нибудь вкалывать, ссутулься, сделайся ниже ростом,
отклонись вбок, чтобы прикрыться спиной стоящего слева, справа или спереди,
и ни в коем случае не смотри на начальство, лучше опусти глаза, а то
напорешься на встречный взгляд, и могут замести на работы.
А если не замели, лучше спрятаться в палатку, полежать там, поспать.
Можно также пойти на Волгу, расстелить шинель и поспать. Вариантов много.
Как-то после обеда, то есть тогда, когда формально, по расписанию
занятия были, а фактически, как всегда ни черта не было, мы с Беном лежали
на травке, за первой линейкой, на полпути к помойке и лениво смотрели как
Фатхулла дрючит свою вторую роту. Вторая рота -- это Физхим,
физико-химический факультет. Одни евреи, так считается. О Физхиме ходит
слава факультета чересчур заумного, а в практической жизни беспомощного до
идиотизма. Именно Физхим пишет кляузы на славных офицеров кафедры, именно с
ним случаются самые невероятные истории, о которых потом долго ходят
легенды...
За все эти вывихи студентов с Физхима офицеры очень не любят. Весь их
опыт говорит, что с Физхимом хлопот не оберешься. Поэтому второй роте и дали
в кураторы зверя -- Фатхуллу".
В армии хорошо всяким художникам да артистам. Плакатики рисовать,
агитбригады, хуе-мое. Вот, например, хорошо было у нас Мише Грушевскому * с
Физхима. Он пародировал кафедральных офицеров и разъезжал с агитбригадой.
"У солдата самая веселая жизнь, -- говорил подполковник Ласевич, --
идет в столовую -- поет, из столовой идет -- поет." Жизнь, да, была веселая,
интересная.
Очень интересное дело -- вождение танка.
"Танк!
Когда стоишь метрах в 20-и от ползущего, рычащего танка, то чувствуешь
как дрожит под ногами земля. Дрожит в буквальном смысле, без преувеличения.
40 тонн рычащего железа. В башне стоит такой грохот и дребезжание,
будто перетряхивают ведро с гайками, ничего не слышно. Только видно как рот
раскрывает сидящий рядом с тобой...
Дергаешь рычаги, перемалываешь траками желтый песок со следами гусениц
и видишь, что впереди дорога вдруг куда-то проваливается. Когда едешь с
открытым люком, еще ничего, а когда с закрытым, то весь мир сужается до
тонкой полоски смотрового прибора. И в тот момент, когда танк переваливается
в яму, ты видишь только песок и грязную лужу на дне. Поддаешь газу, и танк,
задрав ствол, начинает с ревом выползать наверх. Тогда видно только синее
небо и верхушки сосен. Выполз -- и снова желтый песок и зелено-коричневые
сосны, только теперь уже без макушек.
И все-таки на месте механика-водителя лучше,чем в башне. Во-первых,
потому что меньше шуму, во-вторых, занят делом и держишься за рычаги,
в-третьих, сидишь ниже всех и меньше кидает. А в башне кругом одни углы,
сиденьице маленькое, грохот, в приборы эти ни черта не видно, а главное,
нужен постоянный контроль, чтобы на очередном провале не пиздануться обо
что-нибудь головой.
Масса проблем. То ли дело на стрельбище..."
А между прочим, на стрельбище я в первый раз стреляя из ПМ в грудную
мишень выбил 24 очка, в то время как остальные настреляли 0. Вот уж не зря
говорят: если талант, так уж во всем.
Я особо подробно про лагеря-то, которые мы еще называли Жопой, не хочу
расписывать, это уже отражено в мировой литературе, в частности, в тех же "7
шагах в прошлое".
Запор.
Запор не тот, что в жопе, как вы уже поняли, а тот, что после Жопы.
Запор -- это город на Украине. Еще мы называли его Запарижье.
...Иногда идешь, а твой рот чего-нибудь поет. Несусветное. Мозг играет,
изощряется. Подберет, манда, какой-нибудь мотив и давай его гонять на разные
слова. Вот например:
Твое влагалище, большое как градирня,
Напоминает мне осенние трусы.
А я люблю тебя, игрушка заводная,
А я люблю тебя, медведик мой простой.
Ну что это такое?! Хуйня чистой воды, за которую всякому человеку
должно быть стыдно. А вот поди ж ты, имеет право на существование:
искусство. И ничего не поделаешь. Плетью обуха...
Мы приехали в Запор ранним утром, в 7 часов утра после "войны". Уже
будучи лейтенантами. И поперлись устраиваться в общагу.
Это была середина августа. Ну, лето! Юг. Тепло. Днепр. Пляж. А нужно
было, напротив, устраиваться на работу простыми рабочими. А не хотелось.
Тогда еще не вышел этот фильм про Калиостро, и о графе мало кто знал.
-- Слушай, а кто такой Калиостро? -- внезапно спросил Бен.
Типичный случай параллельного мышления. С тех пор мы такое частенько
отмечали у себя. Когда двое одновременно о чем-то одном думают, что-то одно
хотят сказать, напевают одну песню про себя. В таких случаях мы произносим
все объясняющее:
-- Калиостро...
И с тех пор в нашей банде во время всех попоек всегда один тост
поднимается:
-- За Калиостро!
Что означает -- за дружбу, ребята! За нашу прекрасную дружбу! За
любовное сродство душ. За сверхжопное чутье. За нас, таких пиздатых.
Я сейчас перечитал это наше письмо в Черноголовку ( мне его потом Яша
передал для Архива) и увидел, что все было не совсем так. Оказывается не
Вова Королев сказал мне о письме, когда я срал, а Косокин. И я не запрыгал
на унитазе, а спокойно отосрался и с достоинством вытер себе жопу. И,
оказывается, это случилось перед самым нашим переездом в другую общагу,
коридорного типа. (Там мы уже вчетвером жили -- Я, Бен, Рубин и Вова
Королев). Видите как здорово писать документальные романы, все всегда можно
уточнить. Вот я сейчас даю слово документам, они бесстрастны.
"Дима, ебаный в рот!
Это охуеть можно! Я сидел сегодня в туалете, срал... Нет, не так.
Значит, вчера мы с Беном отправили тебе письмо, в котором все невъебенно
описали, а сегодня сру я себе спокойно, а Косокин кричит, чтоб вылезал: он
ссать хотел. Вдруг он сказал, что пришло письмо от Димы.
"Пиздит, сука, -- понял я. Еще бы -- мы-то свое только вчера вечером
кинули и вдруг -- бац! -- ответ. Я спокойненько отосрался, вышел -- ба!
Разъеби мя в кочерыжку! И вправду! Вай-вай-вай! Дима-то, оказывается, тоже
послал письмо и примерно в то же время, что и мы. Ты прислал нам те же
вопросы, о которых мы тебе уже написали, ебть.
Дима, может, это граф Калиостро?!
Дима, встретимся -- выпьем!
Елки-палки, нельзя не выпить...
Димка, пока Сашка чай пьет, я вклинюсь.*
Во-первых, поздравляю тебя с круглой датой, двадцатилетием с того
самого дня, когда земля услышала твой голос. Думаю, орал ты, Дима, просто
замечательно...
А у нас новость. Переселяют в другое жилище. Сашка и Рубин уже
переселились. Но пока живем в старом общежитии. О деталях -- Ляксандра тебе,
надеюсь, расскажет своим неповторимым, исконно русским языком. Сашка сейчас
лежит на остове своей кровати (постельное белье уже сдал) и читает Ардова.**
Рубин, как и Сашка, лежит на сетке кровати, положил под голову мою
подушку и читает Г. Уэллса "Россия во мгле". Королев лежит на своей кровати
и читает фантастику. А я пишу тебе письмо.
Огромный привет передавай Петрухе Уралову, Олежке Баранову и иже с
ними. Все.
Пользуясь любезно предоставленной мне г.г. Никоновым и Будулаевым
возможностью передаю всем большой привет со всеми вытекающими отсюда
последствиями, хотя и не беру на себя всей ответственности за этот шаг.
С уважением. Рубин
Заебали, блядь.***
Перебили. Значитца так, Давыдов, Соломон и К пропадают целыми днями в
кабаке и передают вам привет.
В Череповце тишь да благодать.
Нас переселяют в другую общагу, коридорного типа, с одним сральником на
весь этаж. Королев спрашивет, мол, как там дела у Бараныча. Что, мол, он
рассказывает о Мурманске? Напиши.
Да! Дима, как приедем, дождемся Стаса и загудем к нему и Таю на
хазу****.
Стас -- пиздатый чувак.
У меня осталось 50 рублей на 2 недели.
Письмо отправь в тот же день, когда получишь это. Из твоего письма,
Микки, я понял, что вам там оченно плохо живется. Вы заняты 10 часов в день.
А мы -- 8 часов работаем, потом идем на лекцию или семинар или
экскурсию. Потом домой, готовим ужин ( у нас ведь плита на кухне: общага
квартирного типа). Вообще нам легче. Вы там изучаете какую-то хуйню и
невъебенную науку, запарашиваете мозги... Кстати, у меня завтра доклад на
тему "Технические решения по совершенствованию конструктивных характеристик
оборудования станов холодной прокатки". И весь тут хуй.
Димитрий!*
Это все хуйня! Я вот что расскажу. Когда мы пересилились, в этой общаге
здесь не работал унитаз. А Я ЕГО СДЕЛАЛ ЗА 20 МИНУТ! Все довольны. А теперь
FOR IRON FELIX, который с тобой живет, а ты и не подозреваешь.
Олег, как ты там? Вспоминаешь ли Дальние Зеленцы, NORD, Мурманские
тундры, как мы мерли и дохли там каждый день?**
Кабель в тундре -- это была их узкоколейка... А мы тем временем под
олеандрами...
Снятся ли тебе кабели?
Соломон здесь совсем спился. Не удалось сделать из него человека. Ходит
каждый день в кабак, на работу приходит пьяный.
Не разучился ли ты ходить Челентаной?***
Ну, я пошел на работу. Соломон сидит над душой, зашедши в нашу комнату
и говорит про тебя, что ты, наверно, ебешься с лаборантками, а мы с
кувалдами.
Ну пока. Идем в ночную.
Да, ну так вот.*
Однажды, когда мы с Будулайкой батрачили в вечернюю смену, наши орлы
(Марков, Татищев, Косокин). выпили по 3 литра пива, окосели и Косокин дал
пизды Рубину. Почти как тогда, на Магнитке.**
Только на этот раз Рубин остался без синяка, а отделался тем, что
разбил головой стекло, когда ему по очкам Косокин пизданул.
Было так: Косокин доебался до Рубина, обзывался на него, пускал дым
сигареты ему в лицо, потом погасил свет в туалете, где в данный момент
находился гражданин потерпевший. После того, как Рубин вышел из туалета,
Косокин преградил ему путь в комнату и не пускал его. Рубин оттолкнул
Косокина. Это было искрой. Еблысь! Косокин вмазал в лобешник Рубину, и тот
головой выбил небольшой кусок (почти правильной круглой формы) окрашенного
дверного стекла.
После чего перепуганный Рубин выбежал на балкон, а Косокин закрыл его
там, но затем снова открыл, забоявшись, что тот простудится на балконе без
одежды. Рубин, увидев Косокина, идущего к балкону, и не зная его добрых
намерений, совсем испугался, перелез через перила балкона и повис над
бездной.
Увидев такую страшную картину, Косокин в свою очередь перепугался и
ушел вглубь комнаты. Посудите сами -- приходит, допустим, милиция и видит:
Рубин мертвый лежит под балконом, а Косокин лыка не вяжет. Тюряга.
Повисев немного, переждав, Рубин выскочил с балкона и устремился к
двери. Ему удалось выбежать. Минуты через две он нагрянул в комнату с
комендантом, крича: "Где Косокин, где Косокин?!" А Косокин в это время
прятался в туалете. Не найдя преступника, все во главе с Рубиным опять
убежали (Рубин сообщил коменданту, что, мол, в 30-й комнате все пьяные и
дерутся,)
Через малое время, нигде не найдя Косокина, компания снова нагрянула и
застукала Косокина в комнате.
Все начали кричать, а Гена Татищев сказал, что Рубин пьян и сам ко всем
пристает. Комендант с дежурными чуваками ушли, а Рубин побежал за милицией.
Все эти факты сообщил нам Вова Королев. Версия Косокина несколько
отличается от всего этого. По его словам выходит, что Рубин первый пристал к
нему, то есть ударил двумя кулаками в грудь ни с того ни с сего.
Когда пришли мы, буря уже улеглась, милиция не приходила, Рубина не
было. Мы с Беном поели и пошли искать его. Он оказывается спал в квартире у
Давыдова на свободной койке (Давыдов приютил его, видя такой разбой).
Дима, прошу тебя сохрани это письмо, в Москве вместе поуссываемся.
Напоследок главное. Дима! 20 лет назад в мир пришел пиздатыйчувак --
Макеев. Ура-а-а-а! Там-пам-пам-пара-бара-бара-тара-рам-пам-пам-пам -- туш!
Поздравляю с дн. рожд.!
Алекс. Никонов."
Все-таки жаль, что нас с Беном не было тогда, мы бы этой бойни не
допустили.
Кроме того, в Череповце у нас с Беном была привычка шляться в шляпный
отдел универмага и мерить шляпы. Бен нравился себе в шляпе, а я хотел купить
соломенное сомбреро за 3 рубля. Сначала мне было жаль денег, но в конце
срока с получки я все же расщедрился и купил его. Теперь валяется на даче...
Кстати, о получке, Все-таки студентов изрядно наебывали там. Да и
везде, и в Запорожье тоже. Такие суки заводские. Все время нам
недоплачивали. Парашные люди. Мухлевали с нарядами. Что это такое -- 150
рублей заплатили! Помню, Вова Королев с Соломоном ходили к начальству
чего-то выяснять по бабкам.* Начальник снял трубку и начал на кого-то орать:
зачем вы студентов обманываете, вы что, хотите международного конфликта?
Вова с Соломоном переглянулись: неужели из-за них может разгореться
международный скандал? Они совсем забыли, что в их бригаде работал черный
негр Акааза, студент наш, и его наебывали под горячую руку в общей куче. В
конце концов оказалось, что студенты-негры и немцы получили раза в 1,5
больше наших. За ту же работу. Вот когда мы уже превратились в колонию.
...А ночные смены я любил. Приходишь с Беном с утреца, продрыхнешь
часика 4 и весь день твой. Можно идти мерять шляпы. Или в кино на худой
конец.
А вот утренняя смена -- хуево. Вставать надо в 5-30. Будил меня поганый
зуммер масенького электрического будильника (он и сейчас валяется у меня в
столе, только не работает. Починить что ли?)
С тех пор я этот зуммер ненавижу. Встаем, блядь, а еще темно, ставим с
Беном чайник, на хуй. Вскрываем "Завтрак туриста" за 33 копейки -- рыбный
паштет с перловой крупой. Жрем. И хуячим с крейсерской скоростью пешком на
завод. (Общага находилась недалеко от проходной). Идем во тьме и совместно
поем из Северного: "Звезды зажигаются хрустальные, под ногами чуть скрипит
снежок..."
На работу как на праздник.
Белозерск или Беново счастье.
...Я сломал Бена. Он долго сопротивлялся, не хотел отрывать задницу. Но
в конце концов я сломал Бена.
-- Поехали, старик! Хули, экскурсия... Посмотрим хоть. Название-то
какое -- Белозерск! Поглядим Белое озеро! По карте тут 100 километров. За
полтора часа на "Икарусе" долетим. Сядем в кресла, откинемся, посмотрим
северную природу. А вечером обратно. Церковки, музеи, хуе-мое... В
ресторации там поедим. Сувенирчик купим...
Сломал. Мы плюнули на отчет по практике, пришли на автовокзал и купили
2 билета до Белозерска. Подошли к перрону и честно стали ждать красный
"Икарус".
Еби меня пономарь! Подъехал маленький желтый ПАЗик. Наши места, о
которых я думал, что они в самой середине, оказались в тряском заду
раздолбанного автобусика. Это нас несколько обескуражило. А где же крейсер
дорог с откидными спинками?..
Узкая лента трассы на Белозерск составленная из бетонных плит кончилась
километрах через 20-30 после выезда из Череповца. И до самого Белозерска
тянулся по деревням разбитый проселок, в грязные лужи которого автобус
въезжал как пограничный катер в волну -- раскидывая ее в разные стороны. Это
была очень хуевая дорога. Это не было дороги. Мы тряслись до Белозерска 4
часа. А когда приехали, в покосившейся избушке автостанции узнали, что
сегодня в Череповец рейсов уже нет. В гостиницу переночевать нас не пустили.
Потому что 2 дурака не взяли с собой паспорта. Ночлега у частников мы не
нашли. И нам ничего не оставалось делать, как только гулять по городу,
фотографироваться и шляться по музею и магазинам...
В каждом провинциальном городе я имею обыкновение заходить в
краеведческий музей. И ничего никогда от этих музеев в голове не остается,
кроме каких-то первобытных черепков, нарисованных вручную зеленых карт с
путями славян да крестьянской утвари, непременнным элементом которой
является прялка. Но привычке я своей не изменяю и в обязательном порядке
заруливаю в музей. Традиция, хули. Плетью обуха...
Мы попеременно сфотографировались возле камня с надписью "Град
Белозерск основан в 862 году". На этой фотографии я стою с таким довольным
видом, будто это лично я основал град Белозерск в 862 году.
Хотя радоваться, в общем-то, было нечему. Пиздец подкрался на тоненьких
ножках. Холодная осенняя ночь нависла над нами моросящим дождем, когда
старушка-процентщица повесила амбарный замок на дверь автостанции.
-- Где же ночевать будем, ебтыть?
Мы побрели обратно от станции и вскоре наткнулись на междугородный
переговорный пункт. Слава яйцам, он работал круглосуточно. В книжном
магазине я купил научно-популярную книжку "Неисчерпаемость бесконечности" и
полночи читал ее, а полночи пытался заснуть. Зашел в телефонную кабинку, где
сидел на стульчике Бен, втащил туда еще один стул, сел рядом, упершись Бену
головой в пузо и уснул на хуй. Вдвоем теплее.
С первым шестичасовым автобусом мы бежали из города. А если бы
устроились в гостиницу, улетели бы 12-часовым пролетающим кукурузником.
Билет до Череповца стоил 3 рубля.
-- Я теперь только понял, что такое счастье. Это теплая постель ночью.
Вот же наши дураки не знают своего счастья, дрыхнут. Завалились, блядь, под
одеяло и дрыхнут, пидоразы. -- сказал Бен.
...А летом, наверное, хорошо в Белозерске. Огромное озеро до горизонта.
Корабли плавают... Хуево ли...
Жопа.
Тут недавно в редакции Шендерович* делился воспоминаниями об армии.
Он служил в образцово-показательной части, где зеленой краской красили
траву и обтрясали деревья от осенней листвы перед приездом начальства.
-- Несколько часов подряд метем плац, а листья все падают и падают.
Наконец начальство принимает решение -- обтрясти деревья. А те листья,
которые не упали, обрывали солдаты-якуты. По двое залезали и обрывали желтые
листья. Зрелище, я вам скажу...
А вечером в 21-00 подходим к майору, спрашиваем, что, мол, делать.
Телевизор из Ленинской комнаты унесли в ремонт, а по расписанию положено
смотреть программу "Время". Может быть, личное время дать людям? Но разве ж
это можно?! Представь -- приходит в казарму высокое начальство, а там -- кто
воротнички подшивает, кто чем занимается. Бардак! Никак невозможно! Поэтому
майор приказывает: раз положено находиться в Ленинской комнате и смотреть
телевизор, значит собраться в Ленинской комнате, рассесться перед экраном на
стульях на полчаса, пока не кончится программа "Время". А то, что телевизора
нет, это частности, главное -- дисциплина! И полчаса рота сидела перед
кирпичной стенкой со штепселем. Кафка!
Помню, в первый раз на перекличке прапор по списку выкликает:
"Шендеревич!" Я поправляю: "Шендерович." Он, не глядя на меня, снова
повторяет: "Шендеревич". Еще раз поправляю, ведь ошибается же человек:
"Шендерович, товарищ прапорщик". Он поднимает на меня бессмысленные рыбьи
глаза и объясняет мне, как не понимающему, еще раз: "ШендерЕвич". И тут
только до меня доходит, что теперь я действительно Шендеревич -- там так
написано.
...Сержант у нас был большая сволочь. Сейчас он в Ростове, капитан
милиции, я слежу за его судьбой... Однажды не выдержал и высказал ему все,
что о нем думаю. Нет, он бить не стал. Дедовщины у нас не было, все-таки
образцово-показательная часть. Он решил меня по Уставу доконать. Наряд,
наряд, еще раз наряд. Придирки за любые нарушения. Далее -- вся рота одевает
противогазы и вперед -- "вспышка справа! Вспышка слева!" Все падают, бегут,
снова падают а сержант поясняет:
-- Это вам за Шендеровича!.. Так, Шендерович раненый.
И вся рота, по очереди тащит меня на руках. Потом из-за того, что у
Шендеровича пуговица вверх ногами пришита, а не как у солдата на плакате,
вся рота лишается увольнения. Всех заставляет по очереди перешивать пуговицы
на моей шинели. А потом -- уходит. Представляешь, что потом со мной
делают... Всегда найдутся желающие поучить.
Нет, у меня с армией свои счеты... Когда я читал "Один день Ивана
Денисовича" мне все казалось знакомым -- вся эта система подавления.
Когда Шендерович пришел из СА, он написал один из первых рассказов -- о
том, как солдаты от безделья затравили крысу. Рассказ, естественно, никуда
не брали. И только в одном журнале тетка сказала: "Давай сделаем так.
Рассказ хороший. Ты будешь как будто переводчик с испанского. А рассказ
измени, пусть это будут не наши солдаты, а где-нибудь в Латинской Америке в
казарме солдаты от безделья затравили опоссума. Тогда напечатаем".
...Я тоже очень люблю армию. Она радует меня какой-то первобытной
прущей силой, животной жизнерадостностью, простой линейностью решений и
зеленым цветом надежды.
...Раздался стук в дверь. Я открыл. На пороге стояли танки.*
Сначала я обрадовался. Люблю все, что ездит, все что стреляет люблю. И
в квадрате, когда и то и другое. К тому же это очень романтично -- ах,
танки! Проходите, ребята, не толпитесь, по одному, ковры не помните. Ума не
приложу, какие вам тапочки подобрать.
Проползайте в комнату, обратите внимание, дверь закрыта... Не
заметили...
...Ковры помяли. Целку порвали.
Осталось только правило: в танке главное -- не бздеть. Так проходит
любовь.
Очень я хотел поглядеть на танк. И очень танк меня удивил. Я думал, он
такой гладенький, а он, блядь, как ежик. Весь-весь утыканный какой-то
хуйней, оборудованием, прожекторами, антенной, зенитным пулеметом,
коробками, штуками железными. Лохматенький, но все равно до жопы приятный,
милый, застенчивый. Только не краснеет.
А легендарный полковник Лутошенко краснел. И даже бурел, когда орал.
Он, говорят, жил совсем без образования, а на войне был сыном полка. Потому
и дослужился до полковника. Лутошенко -- это не просто Лутошенко, это притча
во языцех.
-- Я завидую вам, что у вас столько образования! -- орал полковник
перед строем. -- А вы не хотите учиться на военной!.. Кафедре! Вы все --
одна большая!.. Жопа! Почему вы не смываете за собой в туалетах?!! Говно?!!
Вы деревня! Напились портвешка, нажрались кислой капусты с водой и дрищете в
туалетах!.. Свиньи! Где была совесть, у вас там хуй вырос!
Или:
-- ...напились портвешка! А моя жена не курит!.. Не пьет!.. И в рот не
берет!.. Это яд!
-- Я вас всех!.. Из института уволю! И кто не служил -- пойдет в армию!
А кто служил... Пойдет дослуживать!
Лутошенко всегда ставил только двойки.
--...Так... Я успел опросить до звонка только 5 человек! Они получили
оценку "два". Но я знаю, что никто из вас ничего не знает! Поэтому я всему
взводу ставлю "два". По "двойке"... Нет, по две "двойки". Учиться, учиться и
еще раз учиться, как завещал вам великий Ленин.
Так же он проверял и листочки с контрольными вопросами.
-- Так. Первый вопрос -- "пять". Второй вопрос -- "пять". Третий вопрос
-- "пять". Четвертый вопрос -- "три". Итоговая оценка -- "два".
Про Лутошенко ходили народные стихи:
Говорят, что дядя Ваня
В детстве сыном был полка.
Если б знали кем он станет,
Удавили б мудака!
Все двойки, полученные на "войне" нужно было отрабатывать. Родина не
могла допустить, чтобы офицер чего-нибудь не знал. Например, химическую
реакцию восстановления в аккумуляторах 6СТЭН-140М. А вдруг это понадобится в
бою! Родина хотела быть уверенной в своих сынах и крепить свою
обороноспособность. Поэтому все двойки надо было отрабатывать. А что такое
отрабатывать, Родина? А это покрасить забор. Смастерить стенд, выкопать яму.
В общем, на кого-либо из офицеров поработать. Упаси бог, не на них лично, а
на благо военной кафедры, чтоб она хорошо выглядела и можно было пустить
пыль в глаза проверяющим.
Все офицеры на кафедре делились условно на две большие категории --
"фанаты" и "похуисты". Суть этих явлений ясна из их названий. Фанаты хотели
научить нас чему-нибудь всерьез и потому ебали. А похуистам лишь бы вечность
проводить, они ебали нас шутки ради. Лутошенко же в равной мере принадлежал
к обеим группам. Он был фанатичный похуист. И поэтому ебал всех вдвойне.
Между прочим, когда я прочитал "Один день Ивана Денисовича", у меня
тоже возникла сильнейшая ассоциация с армией. Правда, г-н Шендерович служил
1,5 года, а я 1,5 месяца, но ведь вкус говна не является функцией от
количества съеденного.
"...Дождь шел третий день. Он то сыпался мелкой надоедливой сечкой, то
повисал в воздухе водяной пылью, то вдруг проливался длинно и холодно,
закрашивая день в серый цвет.
К вечеру он прекратился, и еще целую ночь с ветвей утомленных сосен на
промокший, отяжелевший брезент палаток падали редкие, крупные капли.
Светало. Нахохлившийся дневальный в сырой шинели поглядывал на
циферблат, и как только стрелки растопырились на шести часах, холодное утро
раздвинул проклятый, окаянный крик:
-- Рота! Па-адъем!
Так начинается день..."
Это отрывки из моих документальных лагерных воспоминаний под названием
"7 шагов в прошлое", которые я раздарил в виде машинописных книжек друзьям
по нарам. А написал я их, между прочим, на дипломной практике, сразу после
прочтения "...Ивана Денисовича". Сидел себе на трубном заводе, делать было
нечего, я и писал...
"Здесь, как и повсюду в армии, царь и бог -- показуха. Кто-нибудь из
офицеров ходит и выгоняет всех из палаток и с территории лагеря. Не любит
начальство, чтобы курсанты спали. Даже если ты в наряде по кухне и еще с
утра можешь поспать, все равно выгонят. Начальство боится, что ему нагорит
от его начальства. И так далее. Цепная реакция боязни. Все боятся, только
курсант ничего не боится. Курсант лишь слегка опасается. Слегка, но многого.
А чтобы не погореть на чем-нибудь, нужно выполнять лишь одно правило --
не высовывайся. Не попадайся на глаза начальству, если тебе нечего делать, а
не то заметут на работы. Не становись с краю шеренги или колонны. А если
отбирают людей куда-нибудь вкалывать, ссутулься, сделайся ниже ростом,
отклонись вбок, чтобы прикрыться спиной стоящего слева, справа или спереди,
и ни в коем случае не смотри на начальство, лучше опусти глаза, а то
напорешься на встречный взгляд, и могут замести на работы.
А если не замели, лучше спрятаться в палатку, полежать там, поспать.
Можно также пойти на Волгу, расстелить шинель и поспать. Вариантов много.
Как-то после обеда, то есть тогда, когда формально, по расписанию
занятия были, а фактически, как всегда ни черта не было, мы с Беном лежали
на травке, за первой линейкой, на полпути к помойке и лениво смотрели как
Фатхулла дрючит свою вторую роту. Вторая рота -- это Физхим,
физико-химический факультет. Одни евреи, так считается. О Физхиме ходит
слава факультета чересчур заумного, а в практической жизни беспомощного до
идиотизма. Именно Физхим пишет кляузы на славных офицеров кафедры, именно с
ним случаются самые невероятные истории, о которых потом долго ходят
легенды...
За все эти вывихи студентов с Физхима офицеры очень не любят. Весь их
опыт говорит, что с Физхимом хлопот не оберешься. Поэтому второй роте и дали
в кураторы зверя -- Фатхуллу".
В армии хорошо всяким художникам да артистам. Плакатики рисовать,
агитбригады, хуе-мое. Вот, например, хорошо было у нас Мише Грушевскому * с
Физхима. Он пародировал кафедральных офицеров и разъезжал с агитбригадой.
"У солдата самая веселая жизнь, -- говорил подполковник Ласевич, --
идет в столовую -- поет, из столовой идет -- поет." Жизнь, да, была веселая,
интересная.
Очень интересное дело -- вождение танка.
"Танк!
Когда стоишь метрах в 20-и от ползущего, рычащего танка, то чувствуешь
как дрожит под ногами земля. Дрожит в буквальном смысле, без преувеличения.
40 тонн рычащего железа. В башне стоит такой грохот и дребезжание,
будто перетряхивают ведро с гайками, ничего не слышно. Только видно как рот
раскрывает сидящий рядом с тобой...
Дергаешь рычаги, перемалываешь траками желтый песок со следами гусениц
и видишь, что впереди дорога вдруг куда-то проваливается. Когда едешь с
открытым люком, еще ничего, а когда с закрытым, то весь мир сужается до
тонкой полоски смотрового прибора. И в тот момент, когда танк переваливается
в яму, ты видишь только песок и грязную лужу на дне. Поддаешь газу, и танк,
задрав ствол, начинает с ревом выползать наверх. Тогда видно только синее
небо и верхушки сосен. Выполз -- и снова желтый песок и зелено-коричневые
сосны, только теперь уже без макушек.
И все-таки на месте механика-водителя лучше,чем в башне. Во-первых,
потому что меньше шуму, во-вторых, занят делом и держишься за рычаги,
в-третьих, сидишь ниже всех и меньше кидает. А в башне кругом одни углы,
сиденьице маленькое, грохот, в приборы эти ни черта не видно, а главное,
нужен постоянный контроль, чтобы на очередном провале не пиздануться обо
что-нибудь головой.
Масса проблем. То ли дело на стрельбище..."
А между прочим, на стрельбище я в первый раз стреляя из ПМ в грудную
мишень выбил 24 очка, в то время как остальные настреляли 0. Вот уж не зря
говорят: если талант, так уж во всем.
Я особо подробно про лагеря-то, которые мы еще называли Жопой, не хочу
расписывать, это уже отражено в мировой литературе, в частности, в тех же "7
шагах в прошлое".
Запор.
Запор не тот, что в жопе, как вы уже поняли, а тот, что после Жопы.
Запор -- это город на Украине. Еще мы называли его Запарижье.
...Иногда идешь, а твой рот чего-нибудь поет. Несусветное. Мозг играет,
изощряется. Подберет, манда, какой-нибудь мотив и давай его гонять на разные
слова. Вот например:
Твое влагалище, большое как градирня,
Напоминает мне осенние трусы.
А я люблю тебя, игрушка заводная,
А я люблю тебя, медведик мой простой.
Ну что это такое?! Хуйня чистой воды, за которую всякому человеку
должно быть стыдно. А вот поди ж ты, имеет право на существование:
искусство. И ничего не поделаешь. Плетью обуха...
Мы приехали в Запор ранним утром, в 7 часов утра после "войны". Уже
будучи лейтенантами. И поперлись устраиваться в общагу.
Это была середина августа. Ну, лето! Юг. Тепло. Днепр. Пляж. А нужно
было, напротив, устраиваться на работу простыми рабочими. А не хотелось.