– «Даме» должно быть неприлично, если её дети не умеют прыгать через верёвку. Вот это, Витенька, действительно неприлично для приличной «дамы»!
   Я совсем не понимаю, совсем-совсем не понимаю: прилично – неприлично… И потом тётя Витя сказала, что Мамочка «дама» – это прилично или неприлично?! У меня всё запуталось и замоталось, как чулок утром – его сразу никогда не наденешь, надо сначала размотать. Дома всё спрошу у Мамочки. А сейчас буду прыгать то на одной ноге, то на другой!

Три поросёнка

   – Пахнет свежей поросятинкой, – говорит Папа, поднимает голову куда-то и нюхает.
   Я хватаю Анночку за руку, мы бежим в детскую, за нами бежит Эллочка, и мы быстро забираемся каждый на свою кровать – мы теперь Три поросёнка, и каждый сидит в своём доме. Входят Волк с Лисой. Лиса держит Волка за руку и так улыбается-улыбается, а Волк хмурится и всё время что-то нюхает. Лиса – это Мамочка, на ней мамочкины туфли, Мамочкино платье, это наша Мамочка, но она делает вид, что она Лиса, а Папа – Волк, поэтому лучше близко к краю кровати не подходить. Анночка сидит совсем у стены. Волк говорит:
   – Лиса, тебе не кажется, что мы сегодня отведаем нежной жареной поросятинки!
   – Конечно, отведаем, и очень скоро. – Лиса так улыбается, как будто она не наша Мамочка, а настоящая Лиса, а я не буду их бояться и кричу:
   – Ничего вы не отведаете, ничего! Совсем ничего не отведаете!
   Волк смотрит на Лису, Лиса смотрит на Волка.
   – По-моему, кто-то что-то пропищал, – говорит Волк.
   – Ах, – Лиса машет рукой, – это мышка пробежала!
   Волк с Лисой останавливаются около Анночкиной кровати. Волк нюхает и говорит:
   – Очень пахнет поросятинкой! И откуда здесь этот соломенный шалаш? Не было вчера здесь никакого шалаша!
   – Дорогой Волк, – говорит Лиса, смеётся и кладёт голову на плечо Волку, – в лесу так много разных шалашей!
   – Нет, я чую поросятину! – говорит Волк, хмурится ещё больше и говорит совсем не Папиным голосом: – Я сейчас как дуну! И вся солома улетит! И мы поймаем маленького очень вкусного поросёнка!
   Анночка сидит у стенки, голову опустила, чтобы её никто не видел.
   – Ой-ой, – кричит Лиса, – Волк, посмотри, – она поворачивает Волка лицом к окну и спиной к Анночкиной кровати, – посмотри, под кустом заяц сидит!
   Волк наклоняется, смотрит под кустом, то есть под окном, на самом деле под кустом, и говорит сердито:
   – Где он, я его не вижу!
   А я кричу Анночке тихо:
   – Беги скорей ко мне!
   Она голову подняла, смотрит то на меня, то на Лису с Волком и ко мне не бежит. Лиса говорит:
   – Ну как же ты не видишь, вот он, вот под кустом, вон ушки дрожат!
   Я кричу ещё сильнее:
   – Беги скорей ко мне! Беги!
   Анночка вскакивает, слезает со своей кровати, бежит ко мне, залезает на мою кровать и садится к стенке. Лиса недовольна и говорит Волку:
   – Ну вот, заяц убежал, вон его следы: раз, два, три, четыре, пять – и всё, нет зайца!
   – Подумаешь, какой-то заяц! – говорит Волк. – Поросятина вкуснее зайчатины! Мы сейчас как ду-нем! – И он поворачивается к Анночкиной кровати и Лису поворачивает. – Ду-нем! И поросёнка схватим! – И Волк дует: «Фуу-у!» Лиса радуется.
   – Как много соломы улетело, – говорит она Волку.
   Волк ещё дует: «Фу-у-у!» – и руки потирает.
   – Сейчас, сейчас мы его схватим! Он опять дует: «Фу-у-у!»
   – А где же поросёнок? – кричит Волк. – Где маленький вкусный поросёнок? Я есть хочу-у-у! Где он?!
   – Милый Волк, – говорит Лиса и гладит Волка по плечу, – куда мог деться этот маленький глупый поросёнок? Он здесь, в лесу, где-то рядом, давай поищем. – И Волк с Лисой идут к Бабусиной кровати, Лиса ищет под кроватью, а Волк нюхает воздух.
   Я шепчу Анночке:
   – Беги к Эллочке, пока они нас не видят!
   Она быстро слезает с моей кровати, бежит, залезает на Эллочкину кровать и садится в угол. Волк с Лисой стоят ко мне спиной, но Эллочка пальцем мне так машет, чтобы я за ними следила. Я смотрю: Лиса встала на коленки – ищет под кроватью, Волк ищет сверху, сердится, говорит:
   – Никого нет, никого нет!
   Стоит ко мне спиной и совсем меня не видит – пора бежать. Я спрыгиваю с кровати – и вдруг меня кто-то хватает и высоко поднимает! Меня Волк схватил! У него большие чёрные глаза, он прижимает меня к себе крепко-крепко и кричит:
   – А-а-а! Кто мне попался! Лиса, посмотри, кто мне попался в лапы!
   Анночка от страха лицо руками закрыла, Эллочка прижала руки к груди, а я очень сержусь: как он мог меня поймать, ведь он спиной стоял? И что теперь будет? Я колочу Волка изо всех сил руками и ногами.
   – Ой! – кричит вдруг Лиса. – Ой! Милый Волк, помоги, дерево упало и прищемило мне хвост! Помоги-и-и!
   – А как же поросёнок? Маленький вкусный поросёнок! – кричит Волк. – Он убежит, а я очень хочу есть, очень-очень!
   – Ничего у тебя не получится, противный ты Волчище! – кричу я и колочу его, колочу.
   – Волк, милый Волк, – Лиса говорит так, как будто она плачет, таким тихим голосом, – никуда он не денется, этот глупый поросёнок, – мы поймаем его через пять минут, а сейчас помоги мне! Я чувствую, что мой чудный, длинный, пушистый хвост сейчас оторвется! О-о-о, как мне больно!
   Мне вдруг так жалко Лису, а этот противный Волк почему ей не помогает! Волк ставит меня на пол, я бегу и залезаю на Эллочкину кровать – Анночка меня обнимает, а Эллочка кивает головой, она довольна, ведь её дом каменный, здесь с нами уже ничего не случится.
   – Спасибо тебе, дорогой Волк. – Лиса встаёт на ноги и обнимает Волка, он её тоже обнимает. – Если бы не ты, я бы осталась без своего дивного хвоста! А теперь давай искать этих маленьких вкусных поросят!
   Лиса быстро ходит по комнате и облизывается, Волк ходит за ней – он опять очень сердитый, всё нюхает-нюхает. А мы все вместе встаём к стенке на Эллочкиной кровати – её зовут «атаманка» – и поём:
 
Никакой на свете зверь,
Хитрый зверь, страшный зверь,
Не откроет эту дверь,
Эту дверь, эту дверь!
 
   – Лиса, ты слышала, кто-то пищал? – говорит Волк и вдруг останавливается прямо около нашего дома. – А-а-а! – кричит Волк. – Я чувствую, здесь так много нежной, вкусной поросятинки! Ты чувствуешь, Лиса? Сейчас мы с тобой очень вкусно пообедаем и поужинаем! – Он высоко поднимает руки, я смотрю на них – они большие и страшные.
   – Милый Волк, – говорит Лиса, – но как мы их оттуда достанем – дом-то каменный?
   – Пустяки! – машет рукой Волк. – Сейчас залезу на крышу и через трубу сразу попаду в дом!
   – А у нас под трубой стоит котёл с кипятком, – кричит Эллочка, – ты упадёшь в котел и сваришься, глупый Волчище!
   – Волк, милый Волк, у них же под трубой стоит котёл с кипятком, – говорит Лиса.
   – Да-да-да, совсем забыл, – говорит Волк, – но мы сделаем ещё проще! – И Волк вдруг улыбается.
   Анночка говорит «Ой-ой-ой!» и закрывает лицо руками. Я смотрю на Эллочку, она смотрит на меня.
   – Что он придумал? – спрашиваю я тихо.
   – Не знаю, – говорит Эллочка тоже тихо.
   – Всё очень просто, Лиса, я сейчас влезу на крышу, – Волк встаёт на цыпочки, – быстро разберу кусок крыши и залезу в дом! Какая легкая черепица, вот одну уже отодрал, бросаю вниз, вот вторую отодрал, третью!
   Я не знаю, что делать. Эллочка вдруг кричит:
   – Ты не имеешь права крышу разбирать! Не имеешь права разбирать!
   А Волк всё кидает и кидает вниз черепицы.
   – Совсем мало осталось, – говорит он весело. – И я залезу в дом!
   – Волк! Волк! – кричит Лиса, как будто она очень испугалась. – Ты слышишь этот ужасный звук?
   – Ничего я не слышу, – сердится Волк, – я крышу разбираю.
   – Волк, неужели ты не слышишь? Это лают собаки, кричат охотники, милый Волк, бежим скорее, иначе мы погибли!
   – Да-а, – хмурится Волк, – надо ноги уносить. А до этих потом доберёмся. Лиса хватает Волка за руку, и они убегают. Мы так радуемся, что хохочем и высоко прыгаем по кровати. Потом встаём к стенке и поём хором песенку Трёх поросят.
   Приходит Бабуся, стоит в дверях, руки на грудь положила – она очень любит слушать, как мы поём, и говорит, что, когда она слушает нас, у неё ангелы на душе поют. А я всё время забываю у неё спросить, кто такие ангелы? Приходит Мамочка – она тоже любит слушать, как мы поём, и всегда говорит, что мы поём хорошо и чисто. Потом приходит Папа, слушает нас и говорит: «Хор нищих!» Я не знаю, что это такое, но он всегда так говорит.
   – А теперь, девочки, обедать! – Мамочка берёт Анночку на руки, они смеются, Эллочка подходит к Папе и говорит:
   – Это нечестно, крышу разбирать.
   А я иду за Бабусей на кухню и спрашиваю:
   – Бабуся, скажи, пожалуйста, а вот Лиса – она хорошая или плохая?
   – Понимаешь, деточка, лиса – зверь, – говорит Бабуся, – а звери не бывают плохими или хорошими – они просто звери! Ну что вот тебе можно сказать про лису… лиса хитрая.
   – А что такое «хитрая»? – спрашиваю я.
   – Хитрость, – говорит мне Бабуся, – это, если о людях говорить, хитрость – это вот что: думать одно, а говорить совсем другое, это называется «обман». Хитрые люди всегда других людей, нехитрых, обманывают.
   – Зачем?! – удивляюсь я.
   – Им нужно, – говорит Бабуся, – что-нибудь получить или сделать, просто так у них не получается, тогда они получают это хитростью, обманом! Это плохо! Я хитрых людей не люблю! А лиса – она же не человек, она зверь, поэтому это и не хорошо и не плохо, она просто хитрая! Так что хитрость – это плохо, если ты человек!
   – А наша Мамочка, – говорю, – очень хорошая Лиса, она всегда нас спасает от Волка!
   – Да, – смеётся Бабуся, – ваша Мамочка самая замечательная Лиса на свете!

Что-то не так!

   Мы живём на даче – здесь очень много всего! Трава, цветы, шишки, деревья. Здесь есть тонкая высокая трава и толстая высокая трава – её зовут «лопухи». Я иду по маленькой траве и вдруг вижу: Эллочка стоит, ест пастилу и улыбается. Откуда у неё пастила, ведь дома пастилы нет – мне бы Бабуся дала, но она не дала, значит, нет. Где она взяла пастилу?
   – Где ты пастилу взяла? – спрашиваю Эллочку.
   – А я гуляла, гуляла и оказалась около дома наших хозяев, – говорит Эллочка и маленький-маленький кусочек откусывает от пастилы – я так не умею! И дальше рассказывает: – А около дома сидят на скамейке Старшая хозяйка и Младшая хозяйка, и они говорят, – и она опять улыбается совсем непонятно, – «Эллочка, как мы давно тебя не видели! Как ты поживаешь?» Я говорю: «Спасибо, хорошо!» Они меня начинают расспрашивать, как мы живём, как нам здесь нравится, я им рассказываю, – и тут Эллочка опять откусывает маленький кусочек пастилы. – Младшая хозяйка вдруг меня спрашивает: «Эллочка, а ты умеешь прыгать через верёвку?» Я говорю: «Конечно умею!» И Старшая хозяйка говорит: «Эллочка, хочешь, мы тебе покрутим, а ты попрыгаешь?» Я говорю: «Спасибо, с удовольствием!» Младшая хозяйка приносит длинную верёвку, они начинают мне крутить, а я прыгаю, они крутят, а я прыгаю! Я очень хорошо прыгала, потом они верёвку положили, и Младшая хозяйка принесла из дома пастилку. Она мне её даёт и говорит: «Угощайся, Эллочка!» Я взяла пастилку, сказала «Большое спасибо» и пошла домой! – И тут она пастилку съела совсем.
   Она опять улыбается так, что я начинаю сердиться, и уходит. Я стою, и мне очень хочется пастилку – она такая мягкая, такая сладкая, только Мороженый торт вкуснее. Но как мне её достать?! Прыгать через верёвку я тоже умею. Ещё когда мы были не на даче, Мамочка нас с Эллочкой научила прыгать через верёвку – я умею прыгать и так, и так, и назад, и двумя ногами, и на одной ноге! Надо пойти, найти их дом, они меня спросят: «Ниночка, а ты умеешь прыгать через верёвку?», а я скажу: «Конечно умею!» Потом я им попрыгаю, а они мне дадут пастилку! И я иду, иду через траву маленькую и большую, я не помню, где их дом, и вдруг – прямо к нему подошла.
   На скамейке рядом с домом сидит Старшая хозяйка, я подхожу поближе и говорю: «Здравствуйте!» Старшая хозяйка улыбается: – Здравствуй, Ниночка! – И кричит: – К нам Ниночка пришла!
   Из дома выходит Младшая хозяйка, тоже улыбается, разводит руки в стороны и говорит: – Как ты выросла, Ниночка, растёшь прямо не по дням, а по часам, мы тебя несколько дней всего не видели, а ты вон как уже выросла!
   Мне нравится, что я так выросла, я им улыбаюсь и говорю: – Я должна быстро расти, потому что я хочу быть такая, как Мамочка!
   Старшая хозяйка смеётся и говорит: – Присаживайся, Ниночка, сюда, со мной рядышком.
   Я залезаю на скамейку, сажусь рядом со Старшей хозяйкой, и рядом садится Младшая хозяйка, и я думаю: сейчас они меня спросят: «Ниночка, а ты умеешь через верёвку прыгать?», а я скажу: «Конечно, умею!» Потом я попрыгаю, и они мне дадут пастилку! И Старшая хозяйка спрашивает меня:
   – Ну как ты здесь живешь, как тебе здесь нравится? Я думаю: почему же они не спрашивают меня, умею ли я прыгать через верёвку, но отвечаю:
   – Мне здесь очень нравится, особенно мне нравятся лопухи!
   – Да что ты говоришь? Тебе лопухи нравятся? – Хозяйки очень удивляются и смеются.
   – Очень нравятся, – говорю, – они выше меня ростом, я сосчитала – их восемь. Хозяйки ничего не говорят и смотрят на меня. Потом Старшая хозяйка спрашивает:
   – А сколько тебе лет, Ниночка?
   – Мне три с половиной года, – говорю, – я уже большая, а Анночке полтора года – она ещё маленькая, но она умная, она с нами играет в Трёх поросят, в «Сонного Бегемота» и поёт! Я не знаю, что делать, мне кажется, что они совсем забыли про то, что надо спросить у меня, умею ли я прыгать! И про пастилку забыли!
   – Ниночка, а ты, значит, считать умеешь?! – говорит Младшая хозяйка. Они забыли, думаю я, надо самой сказать.
   – Умею, – говорю, – я умею считать до десяти. – Надо сказать, а то они не спросят, и я говорю: – А ещё умею прыгать через верёвку!
   Обе Хозяйки делают так вместе «Ох!». Старшая хозяйка говорит:
   – Неужели ты умеешь прыгать через верёвку?!
   – Конечно умею, – говорю, – я и вперёд умею, и назад, и на двух ногах, и на одной!
   – Тебя Эллочка научила? – спрашивает Младшая хозяйка.
   – Меня Мамочка научила, – говорю.
   – А если мы тебе покрутим, ты попрыгаешь? – говорит Младшая хозяйка.
   – Конечно, попрыгаю. – Я даже засмеялась от радости и думаю: я прыгать очень люблю, а потом мне ещё пастилку дадут! Младшая хозяйка приносит из дома длинную верёвку, они со Старшей хозяйкой крутят мне, а я прыгаю и так, и так, и с одной стороны впрыгиваю, и с другой, и на двух ногах прыгаю, и на одной ноге. Потом они больше не крутят, Младшая хозяйка идёт в дом, а Старшая хозяйка говорит:
   – Как ты, Ниночка, замечательно прыгаешь! Я никогда не видела, чтобы так интересно прыгали! Я говорю:
   – Это не я, это Мамочка так прыгает.
   Младшая хозяйка приходит из дома с пастилкой, даёт мне её и говорит:
   – Ниночка, ты ведь не откажешься от пастилки?
   – Спасибо, – говорю, – я совсем не откажусь, потому что я очень люблю пастилку. – И беру её.
   Хозяйки смеются и говорят:
   – Приходи к нам, Ниночка, почаще, мы с тобой посчитаем, покрутим тебе!
   – Спасибо, я приду, – говорю, машу им рукой и убегаю. Бегу, бегу и набегаю на куст. Я в него вхожу и ем пастилку. Пастилка очень вкусная, но что-то у меня в груди не так. Обычно у меня в груди что-то такое, что мне хочется прыгать, бегать, смеяться. А сейчас я пастилку ем, но в груди у меня что-то не так – я думаю о чем-то неприятном, мне не хочется думать, но я всё равно думаю. Я сначала не понимаю, что это такое неприятное? А потом понимаю: я понимаю, что я сделала хитрость! Я сделала её, чтобы получить пастилку. Эллочка получила пастилку правильно, а я неправильно, я хитрость сделала. Хитрость! Это очень неправильно. И мне стыдно! Я стою в кустах и не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел. Никому не скажу!

Мы летали

   К нам на дачу приехал Папа. Я о нем забыла, а когда он приехал, сразу вспомнила. И Папа привёз свой велосипед – дома он стоит в столовой за дверью у стены. Мне он нравится, у него такие большие колеса и громкий-громкий звонок. Но я никогда не видела, как Папа катается на велосипеде.
   А тут мы стоим на дорожке: Папа, Мамочка, велосипед и я. И Папа вдруг спрашивает:
   – Мартышка, хочешь на велосипеде покататься?
   Я от радости сразу даже не могу ответить. Мамочка смеётся, и я тогда быстро говорю:
   – Хочу!
   Папа говорит:
   – Мышка, подержи, пожалуйста.
   Мамочка держит велосипед за кривую палку, на которой висит звонок, Папа поднимает меня высоко и сажает на что-то мягкое, из-за моей спины кладёт руки на эту палку и говорит:
   – Сейчас, когда поедем, будешь держаться за мои руки, а если захочешь в звонок позвонить, скажешь, я тебе помогу.
   Я кладу свои руки на его, Папа ставит куда-то ногу, Мамочка говорит «Счастливо!», машет мне рукой, я киваю ей головой. Я высоко над землей, и в груди у меня такое чувство, как бывает перед тем, как начинается какое-то волшебство, я знаю – сейчас будет волшебство! Папа что-то делает, я не вижу, он сзади меня, – и мы полетели! Мы – летим! Мы летим мимо кустов, мимо лопухов – они, оказывается, совсем небольшие, мы пролетаем в открытую калитку и летим над кустами, над высокой травой, мы летим всё быстрее и быстрее! Мы летим рядом с речкой и вылетаем к жёлтому полю, летим над узенькой дорожкой среди жёлтой высокой травы. Трава бьёт меня по ногам – мне так хорошо, но мне не хочется ни кричать, ни хохотать, я хочу сейчас только летать!
   – Тебе удобно? – Папин голос сзади. Да, киваю я, и мы вдруг вылетаем на небольшую поляну, там внизу, под нами много цветов, мы пролетаем над ними и попадаем в лес. Мы летим по лесу, трясемся и летим, летим мимо деревьев и кустов, листья бьют меня по щекам и опять вылетаем к полю. Летим около поля, летим по дорожке над высокой травой, влетаем в открытую калитку, подлетаем к дому, на ступеньках стоит Мамочка, и мы останавливаемся. Мамочка подбегает к нам, берёт меня на руки и спрашивает:
   – Ну как покатались? – Мне так хорошо, что я ничего не могу сразу сказать. Мамочка говорит: – Посмотри, какое сиденье Папа привёз специально для вас из Москвы, – и поворачивает меня головой к велосипеду.
   Я вижу, а раньше не видела: на палке такое же сиденье, как у Папы, только маленькое, думаю, я на нём сейчас сидела и летала.
   – Ты в звонок звонила? – спрашивает Мамочка.
   – Нет, – говорю я и смотрю на Папу, он улыбается.
   – Почему? – удивляется Мамочка.
   – Не знаю, – говорю и улыбаюсь Папе.
   У нас дома очень много волшебства! Больше всех волшебства у Мамочки, у Бабуси тоже много, а у Папы было только одно волшебство – Железная дорога. Но, оказывается, у него есть ещё очень большое волшебство – с ним можно на велосипеде летать!

Синие Ноги и ангел

   Звенит звонок, Бабуся открывает дверь, и в прихожую входят Синие Ноги. В нашу комнату я уже не добегу, потому что я на кухне – и я сразу залезаю под стол.
   Я не люблю Синие Ноги. Бабуся сказала, что она наша Прабабушка. Я долго думала это слово и решила, что Прабабушка – это Бабушка, про которую просто рассказывают, а у меня есть своя, наша Бабуся. И ещё, эта Прабабушка так говорит, как будто плохо поёт!
   Синие Ноги и Бабуся идут на кухню – я всё вижу из-под стола.
   – Деточка, выходи, – говорит Бабуся. – Прабабушка пришла!
   А я не хочу её видеть и слышать… но Бабуся этого не знает.
   – Выходи, деточка, выходи, вылезай из-под стола, мы тебя видим, – говорит Бабуся.
   Я залезаю в самый угол и вся сжимаюсь – тогда меня, может, будет не видно.
   – Иди сюда, Нинусенька, иди, мое золотко, дай я тебя обниму-поцелую! – говорят Синие Ноги.
   А я не могу выйти, не могу вылезти, потому что мне очень не хочется, чтобы меня обнимали и целовали Синие Ноги.
   – Вылезай сейчас же, чертёнок ты эдакий, – говорит Бабуся и сама смеётся.
   Я очень удивляюсь: Бабуся никогда не называла меня «чертёнком».
   – Да что ты, Надёнка, – сердятся Синие Ноги, – что ты, разве можно ребеночка, ангельскую душу, чертёнком называть?!
   – Мама, пойдём в столовую, – говорит Бабуся, и они уходят.
   Я совсем не понимаю, что такое «надёнка» и про какую «маму» говорила Бабуся, но я смотрю из-под стола и всё вижу! Сначала они заходят в нашу комнату – там Синие Ноги будут обнимать и целовать Анночку. Как только они выходят из нашей комнаты и входят в столовую, я вылезаю из-под стола, бегу в нашу комнату и залезаю в стенной шкаф. Но двери пока не закрываю, а то там очень жарко.
   – Ты в шкафу будешь сидеть? – спрашивает Анночка.
   Она сидит на своей кровати с утёнком Тимом.
   – Да, – говорю я, – только дверь закрывать не буду.
   Я сижу на полу в стенном шкафу и разглядываю нашу комнату – она мне очень нравится, особенно комод, на нём стоит красивая высокая лампа. Мамочка говорит, что это китайская лампа для ночи, она стояла ещё в её детской комнате, потом там стоит немножко некруглое зеркало – оно стояло раньше, не знаю когда, у Бабуси. И ещё там стоит большая белая раковина – Бабуся прижмёт её к моему уху и говорит: послушай, послушай – там море шумит! А я ничего не слышу! Я всё разглядываю и про всё думаю, Анночку тоже разглядываю, она похожа на красивую картинку. Анночка говорит: по коридору кто-то идёт! Я быстро закрываю дверцы шкафа – сразу становится темно и жарко, темно мне не важно, но жарко мне не нравится! Я долго терплю, потом уже не могу и немножко открываю одну дверцу – и тут Анночка открывает обе дверцы. Я спрашиваю:
   – Синие Ноги ушли?
   – Ушли, – говорит Анночка.
   Она меня уже как-то выпускала из шкафа. Она такая умная и хорошая, ведь ей нет ещё двух лет. А я уже совсем взрослая – скоро будет мой день рождения, мне будет четыре года. Бабуся идёт мимо нашей комнаты на кухню, смотрит на меня и качает головой. Я иду за ней и спрашиваю:
   – Бабуся, почему Синие Ноги так долго?
   – Деточка, деточка, ну почему ты свою Прабабушку называешь Синие Ноги?! У неё совсем не синие ноги, а длинная синяя юбка.
   Мне кажется, что Бабуся немножко сердится.
   – Всё равно ноги синие, – говорю я и вдруг вспоминаю про «ангельскую душу», так Синие Ноги сказали, и как Бабуся говорит, что у неё ангелы на душе поют, когда она слушает, как мы поём хором. И я спрашиваю:
   – Бабуся, а что такое «ангельская душа»?
   Бабуся мне долго рассказывает про ангелов и ещё про что-то, и я понимаю, что ангелы очень хорошие, красивые и много хорошего делают для людей. Бабуся говорит:
   – Ты немножко подрастешь, и я тебе ещё много чего расскажу!
   – Спасибо, Бабуся, – говорю я и иду в столовую.
   Я Мамочку давно не видела – мы завтракали, и больше я её не видела. Иду мимо нашей комнаты. На маленьком стуле Анночка сидит с утёнком Тимом. Она куда-то смотрит и немножко улыбается. Я останавливаюсь, смотрю на неё, она меня не видит и сидит – совсем-совсем не шевелится. И вдруг я понимаю: Анночка – ангел! Я прохожу мимо нашей комнаты, останавливаюсь около двери в столовую, думаю про это. И вдруг я думаю: Анночка – ангел… но это немножко скучно!

День рождения – 20 ноября 1940 года

   Я открываю глаза – светло, ничего не понимаю, потом слышу: кто-то шепчется. Я приподнимаюсь. Рядом с кроватью, с подушкой, стул стоит – на нём много мешочков, завязанных красивыми ленточками, а на своей кровати Анночка сидит. И она кричит:
   – Поздравляю тебя, Ниночка, с днём рождения!
   И Эллочка кричит:
   – Поздравляю с днём рождения!
   Тут я понимаю: ведь у меня сегодня день рождения – мне сегодня стало четыре года. И стул стоит рядом, а на нём подарки. Но вчера ведь здесь никакого стула не было?! Я знаю: у нас дома очень много волшебства!
   – Спасибо, спасибо, – говорю я.
   Сажусь, машу Эллочке рукой, а она куда-то смотрит. И вижу: Анночка тоже куда-то смотрит – они обе смотрят туда, где окно. Я поворачиваю голову… О-о-й! Под окном стоит блестящая, чёрная с чем-то красным и золотым лошадка-качалка. Я понимаю: это тоже подарок, только он стоит там, потому что на стул поставить нельзя. Я смотрю на неё, ещё сказать ничего не успела – Эллочка раз-раз-раз, в ночной рубашке и босиком уже сидит и качается на лошадке. Я ложусь лицом к окну и смотрю, как Эллочка качается на лошадке-качалке. Анночка тоже смотрит.
   А Эллочка так здорово качается – высоко-высоко, раздва, раз-два! Мы с Анночкой смотрим, а Эллочка качается – раз-два, раз-два, раз-два, ТРЕСК… и качалка ломается. Анночка начинает плакать и сквозь слёзы стонет:
   – Ты зачем Ниночкин подарок сломала?
   А мне почему-то совсем не жалко лошадки-качалки. Я думаю: ну хорошо хоть Эллочка покачалась. Приходит Мамочка, я так рада её видеть и кричу:
   – Ма-моч-ка! Она обнимает меня, целует и говорит:
   – Поздравляю тебя, моя родная, ненаглядная девочка! Сажает меня к себе на колени и тут видит Эллочку на сломанной качалке. Мамочка говорит строгим голосом:
   – Эллочка, ты взрослая девочка, тебе уже почти семь лет, ты что, не понимаешь…
   Но дальше я сама не поняла. А Эллочка очень расстроилась, и я говорю:
   – Давайте подарки смотреть!
   Приходит Бабуся, поздравляет меня, целует, обнимает – у неё такие тёплые мягкие руки. Все собираются у меня на кровати, а Папа на работе, сейчас мы будем разворачивать по очереди каждый мешочек, развязывать красивые ленточки и думать: а что же там в мешочке?! Анночка ещё всхлипывает, я говорю:
   – А лошадку Папа починит – он очень любит всё чинить этой палкой, от которой противно пахнет!
   – Это паяльник! – смеётся Мамочка.

Новый год – 1941-й

   Я сижу в Красном уголке за большой тряпкой. Тряпка висит от самого потолка, и тут нет этого яркого-яркого света, от которого я не могу открыть глаза. А на ярком свету стоит большая, очень большая ёлка, и около неё все выступают – говорят стихотворения, поют, после этого всем дарят новогодние подарки. А за ёлкой, в темноте, сидят все родители и хлопают. Подходит Эллочка и спрашивает: