ткани. Хотя каждый кусок ткани тщательно протирался перед
пропиткой, все равно не годилось держать ее в такой грязи.
Без малейшего сомнения, нам надо было разнести станки
подальше друг от друга.
Старого Лесту мы нашли на краю поляны, наблюдавшего за
сборкой трех новых станков.
Шуга оторвал его от работы и оттащил его подальше от
станков.
- Я должен поговорить с тобой, - начал он.
- О чем? Видишь же - я очень занят. - Говоря с нами, Леста
не переставал вертеться на месте и рычать на суетящихся
подмастерьев.
- Ладно, - сказал Шуга. - Я произвел некоторые
вычисления...
- О! Нет! Больше никаких вычислений!
- Они касаются воздушной ткани. Мы не можем ткать ее, не
обижая Воск-Нотца - Бога Ветра. Но мы можем ткать ее, если
будем читать заклинания примирения над каждым куском ткани и
над каждым станком...
- Я не могу себе это позволить, - застонал Леста. - Здесь и
без того столько магии, что у меня начали вылезать волосы.
- Мы рискуем нарваться на удар смерча.
- Это было бы неплохо, - ответил раздраженно старый ткач. -
У меня, по крайней мере, выдалось хоть немного спокойного
времени. Вон, взгляни. Видишь эти станки? На каждом из них
работают разные ткачи и каждый из них поклоняется своему богу.
Тут и Таккер - бог названия, и Каф - бог драконов, и Эйн - бог
причин. Тут собралось больше богов, чем мне приходилось в жизни
слышать! И каждый из этих ткачей требует, чтобы его ткань была
выткана в особой манере, посвящена его любимому богу!
- Но... но, - в замешательстве забормотал я. - У Пурпурного
будет припадок...
- Это точно, - согласился Леста. - Ткань должна быть
изготовлена строго по образцу. Она должна быть по возможности
наиболее плотной. Она не должна быть ни атласной тканью, ни
саржей, ни какой-нибудь ерундистикой - она должна быть просто
воздушной тканью! Так нет же... Видишь людей, вон там? Они
укладываются, чтобы вернуться в свою деревню. Они, надо же, не
желают ткать ничего, кроме сатина. Они боятся обидеть
Моханторга - бога-человека, бога... понятия не имею чего он там
бог! И таким вот образом мы каждый день теряем, по крайней
мере, пятерых ткачей.
Леста повернулся к нам.
- Вы понимаете что происходит? Они крадут секрет нашей
воздушной ткани! Они приходят, работают с неделю, а затем
выдумывают какой-нибудь предлог, чтобы сбежать назад, в свою
деревню. Я не в силах удержать здесь рабочих. - Он застонал и
присел на бревно. - А-ах! Лучше бы я никогда не слышал о
воздушной ткани!
- Дела! - согласился я. - Тебе, Шуга, действительно надо
принять меры...
- Конечно, конечно, - выкрикнул Шуга. - Ни одному из ткачей
не позволялось приблизиться к станку, не открыв по крайней
мере, двух слогов своего секретного имени в качестве гарантии.
Но ничего из этого не получилось. Они заявили, что клятва перед
богом во много раз крепче и важнее, чем клятва человека
человеку, и они правы.
- Хм, - произнес Шуга. - Кажется, я могу кое в чем помочь.
Леста поднял голову.
- Это просто, - продолжал волшебник. - Мы должны посвятить
свою ткань Воск-Нотцу. Всякий, кто надумает ткать ее без моего
благословения, или ткать в других видах и местах, будет
рисковать навлечь на себя его гнев.
- А как насчет тех, кто хочет уйти? - спросил Леста с
надеждой.
Шуга покачал головой.
- Это не страшно. Мы можем связать их более крепкой
клятвой...
- Более крепкой клятвой, чем клятва богу?
- Определенно! Как насчет клятвы о безволосии?
- Это как?
- Очень просто - если они нарушат клятву, все их волосы
вылезут.
- О! - произнес Леста, он немного подумал над этим и
просветлел.
- Давайте попробуем, - согласился он. - Хуже от этого уже
не будет.
Когда я уходил, они ругались из-за гонорара Шуге за
изгнание всех остальных богов из ткани.

    ГЛАВА СЕДЬМАЯ



Я решил навестить Пурпурного в его гнезде. Он был очень
доволен ходом работ. Удовлетворенная ухмылка проглядывала
сквозь черную щетину, покрывшую его подбородок. И он игриво
похлопал свой животик. Некоторыми повадками он напоминал мне
здешнего черного кабана. Я рассказал ему об уходе ткачей. Он
задумчиво кивал, когда я сообщил ему о намерении Шуги.
- Да, - согласился Пурпурный, - это очень умно. Но я не
беспокоюсь о тех, кто ушел. Они вскоре вернутся.
- Но почему?
Пурпурный объяснил с невинным видом:
- Потому что у нас почти все прядильные установки на
острове. Где они возьмут достаточно нитей для своих станков?
Он посмеялся, довольный своей хитростью.
- Они будут счастливы, если сумеют сделать хотя бы кусок
воздушной ткани.
- Да, ты прав, - сказал я, хотя совершенно ничего не понял.
- И еще одно... У нас единственные на острова костяные
зубья. Они не смогут изготовить такую тонкую ткань, как наша.
Они вернутся.
Он похлопал меня по плечу.
- Идем, мне надо подняться на скалу и посмотреть, как
движется работа.
- Я немного пройдусь с тобой, - сказал я. - Есть еще ряд
вопросов, которые нам надо решить.
Я рассказал о шуме и грязи, созданных скоплением станков в
одном месте, вблизи друг от друга.
- Это скверно, - согласился он. - И для материи и для
людей. - Мы должны раздвинуть их. Возможно, некоторые придется
перенести в другое место. Мы должны любой ценой защитить ткань
от грязи. Я сам организую это.
- Я уже сказал Лесте, - сообщил я. - Он не возражает. По
крайней мере, не больше, чем обычно.
- Хорошо.
Мы запыхались, поднимаясь по склону в верхнюю деревню. Я
сказал:
- Еще одна проблема, Пурпурный. Некоторые начали
поговаривать о плате за работу. Они боятся, что у тебя не
хватит заклинаний, чтобы рассчитаться с ними за их труд. Честно
говоря, даже я недоумеваю, Пурпурный. Каким образом ты намерен
выполнить свои обещания.
- Угу, - согласился Пурпурный. - Надо им дать какие-нибудь
символы или еще что-то в этом духе.
- Волшебные символы?
Он задумчиво кивнул.
- Да, можно назвать их так.
- И что они будут делать?
- Ну, каждый символ будет обещанием, Лэнт, обещанием
будущего заклинания. Каждый может хранить его или обменять, или
реализовать попозже, когда у меня будет времени побольше.
Я обдумывал это предложение.
- Так их понадобится очень много, верно?
- Да. Я прикидываю, может попросить Белиса Горшечника...
- Нет, подожди! У меня идея получше!
Мой мозг напряженно работал. Мои подмастерья уже хорошо
освоили работу по кости. Они наделали комплектов зубьев больше
чем достаточно, чтобы удовлетворить потребности всех
существующих станков и даже тех, что будут построены в
ближайшие пять дней. Мне не нравилось, что они болтаются без
дела, а у меня все еще оставалось сто двадцать восемь ребер от
скелета, подобранных по дороге.
Я сказал:
- Почему бы тебе не разрешить нарезать мне их из кости?
Кость имеет душу, а глина нет. К тому же моим подмастерьям как
раз нечего делать.
Пурпурный неторопливо кивнул:
- Хорошая идея, Лэнт. Мы сможем выдавать по волшебному
символу за каждый день работы.
- Нет, не пойдет, - возразил я. - По одному за каждые пять
дней работы. Так делает Шуга и от этого его заклинания делаются
еще ценнее. Отработал руку дней - заработал заклинание.
Он пожал плечами.
- Хорошо, Лэнт. Начинай вырезать.
Я был в восторге. Он пошел выше на скалу, а я тут же
поспешил в верхнюю деревню загонять моих подмастерьев за
работу. Мы разрежем каждое ребро на тысячу - если не больше -
узеньких долек и закрасим полученные кругляши давленным соком
черных ягод. После немногих экспериментов я выяснил, что мы
можем использовать те же режущие нити, которые применяли при
изготовлении зубьев. Нити были натянуты на жесткую раму. Убрав
одну сторону рамы мы могли отрезать по несколько долек сразу от
конца каждого ребра. Позже мы сообразили, что рамка еще
большего размера, с увеличенным числом нитей сможет нарезать за
один раз еще больше долек. В самом деле не было причины, чтобы
нить была закреплена именно в жесткой рамке, для такого вида
работ. Я сразу же представил, по меньшей мере, шесть способов
отрезания костяных ломтиков. Один из самых эффективных состоял
в том, чтобы набросить нить на ребро и тянуть ее взад-вперед.
Таким образом кость разрезалась сразу, с нескольких сторон.
Пока мы обсуждали этот способ, рядом остановились Вилвил и
Орбур. Они направлялись на скалу и каждый нес связку прочных
бамбуковых стволов. Я рассказал им о своем проекте, и они
задумчиво закивали.
- Пожалуй, мы сможем построить тебе устройство для срезания
еще большего числа ломтиков за один раз. Мы приделаем рукоятки,
шкивы и работать на нем будут двое подмастерьев. Думается, с
его помощью возможно будет протягивать пятьдесят нитей
одновременно.
- Отлично, отлично, - потирал я руки. - И как скоро я его
получу?
- Как только нам предоставится возможность его сделать.
Сперва мы должны закончить раму летающей машины. Сосна слишком
тяжела, мы собираемся вновь попробовать бамбук.
- А это значит, что раму придется строить заново, -
вздохнул Орбур.
Они взвалили свой груз на плечи и потащили его наверх.

    ГЛАВА ВОСЬМАЯ



Было уже далеко за полночь, и я окончательно выбился из
сил. Красное солнце близилось к закату. Я устал, все тело
немилосердно болело, но в то же время я удовлетворенно улыбался
из-за проделанной работы.
Пока я тащился по покрытому черной травой склону к своему
дому, то думал об удовольствиях, ожидавших меня там: горячая
вода, да возможен и кусочек пищи получше, массаж, нежный и
согревающий. Можно было позволить женщинам умастить мой мех
душистыми маслами, слишком давно я не позволял себе такой
роскоши. И, возможно, если я буду в настроении - то, ради чего
и создаются семьи, и, разумеется, со второй женой. Первая с
каждым днем становится все грузнее и полнее. Возможно, также
теплое расчесывание, - мечтал я. Я уже ощущал прикосновение
гребней. Я ускорил шаг. Дерево моего гнезда гостеприимно
замаячило впереди.
Жен своих я застал посреди жуткой ссоры. Первая жена -
старшая, сидела в слезах, вторая жена свирепо глядела на
первую.
- Ума у тебя! - заорал я на нее. - Ты не должна нервировать
мою первую жену - она родила мне двоих сыновей, а ты пока не
родила никого!
Женщина озлобленно сверкала глазами.
- Иди подай мне кнут, - приказал я.
Вторая жена ответила:
- Ты можешь исхлестать меня, мой хозяин, но ты не можешь
изменить того, что есть. Что есть - то есть.
За такое неуважение она должна поплатиться. Мужчине,
который не может управляться с женой, лучше вообще не делать
такого шага, как жениться. Я шагнул к своей первой жене, обняв
руками ее раздавшуюся фигуру.
- В чем дело, моя первая жена?
Она произнесла сквозь слезы:
- Эта... эта женщина... она...
Моя вторая жена надменно перебила ее:
- Я тебе больше не "эта женщина", я - Катэ!
- Катэ? Что такое Катэ?
- Катэ - это мое имя. У меня теперь есть имя. Мне его дал
Пурпурный.
- Что?! Ты осмелилась заиметь имя? Ни у одной женщины нет
имени!
- А у меня есть! Мне его дал Пурпурный.
- Он не имел права!
- Имел - он волшебник. Не так ли? Он пришел сегодня на
скалу, где мы пряли, и он разговаривал с нами. Он спросил, как
нас зовут? Когда мы сказали ему, что у нас нет имен, он
предложил дать их нам. И он благословил их к тому же! Теперь мы
имеем освященные имена!
Ну вот, этот глупец навлечет гибель на всех нас! Нет ничего
опаснее женщины, ставшей надменной. Мы не должны были позволять
им учиться прясть. А теперь он им дал еще и имена! Имена - надо
же придумать! Уж не считает ли он женщин равных мужчинам и в
других отношениях? А я даже спросить его об этом побоюсь. Ведь
он может ответить - да!
И такого дождаться от волшебника! Надо сразу же сообщить об
этом Шуге! Других мужчин тоже необходимо поставить в
известность.
А Пурпурного необходимо наказать. Если женщина получит имя,
ее можно проклясть благодаря магии, таящейся в имени. Мужчина
достаточно силен, чтобы нести на себе такую ответственность и
сумеет избежать этого проклятия. Но женщина - как может женщина
хотя бы понять опасность? Они будут в таком восторге от
полученных имен, что помчатся трубить об этом первому же
встречному. Все это пронеслось у меня в голове мгновенно.
Моя первая жена поглядела на меня со слезами на глазах.
- Дай мне имя, муж мой. Я тоже хочу быть кем-то.
Я выскочил наружу. Деревня бурлила от смятения. Небо было
красным, затянутым дымкой, мужчины собирались кучками и
выкрикивали разную чушь. Как будто они посмеют напасть на
волшебника!
Пилг Крикун взобрался на высокий пень домашнего дерева и
вопил перед остальными:
- Процессию с факелами... снимем богохульство!
У Пилга даже жены теперь не было. На что же он теперь
жалуется?
Нет, все зашло слишком далеко - здесь требуется разумный
голос. Я взобрался на пень позади Пилга и оттолкнул его в
сторону. Пилг закачался, размахивая руками. Я набрал побольше
воздуха в легкие и загремел:
- Слушайте меня, жители...
Но вокруг было все слишком шумно н суматошно. Неожиданно
собравшиеся пошли прочь. Появились горящие факелы, багряное
пламя освещало черные безумные головы. Я спрыгнул с пня и
протолкался сквозь толпу.
Ну куда пропал Шуга, он так нужен! И мне, мне одному
предстояло остановить их, когда они двинутся к реке, в
направлении гнезда Пурпурного...
Я пытался пробиться к самому началу толпы, так чтобы меня
могли видеть.
- Послушайте меня! Послушайте вашего Главу!
Но тут толпа из нижней деревни ворвалась в нашу - и больше
уже ничего нельзя было сделать. Ни человеческий голос, ни голос
демона не услышали бы в таком реве.

    ГЛАВА ДЕВЯТАЯ



Толпа превратилась в разъяренный поток людей, замышляющих
убийство. Я все еще пытался пробиться вперед, надеясь свернуть
их в сторону, как-то отвлечь...
А затем мы вывалились на берег реки, и Пурпурный был там.
Он стоял на коленях позади объемистого горшка Белиса, крепко
прижимая к груди мешок - надутый мешок, размером с небольшую
женщину. И тут толпа повалила к нему, он удивленно повернулся и
выпустил ношу.
Мешок поплыл вверх.
Жители словно наткнулись на бегу на каменную стену. Они
резко остановились, затем застонали, словно в агонии. Мешок
Пурпурного медленно поднимался вверх, в темно-красное небо.
Мешок, сшитый из воздушной ткани, казался непрочным, блестящим,
ярким и отражал свет факелов. Он кружился, пританцовывал пока
поднимался...
- Лэнт! - закричал Пурпурный. - Что случилось? Почему они
здесь?
Я оторвал глаза от мешка с газом.
- Пурпурный... зачем ты дал женщинам имена?
- А почему бы и нет? - он казался смущенным. - Не могу же я
все время обращаться с каждой из них: "Эй ты!" Не так ли?
Где-то за моей спиной раздались стоны. Но я не счел нужным
поворачиваться.
Пурпурный продолжал:
- Мне было трудно поддерживать порядок, Лэнт. Их здесь
слишком много. Я хочу сказать, что трудно запомнить, что
женщину зовут "жена Трона", но она оскорблялась, если я забывал
уточнить: "вторая жена Трона".
- Третья! - вспомнил я.
- Третья! Вот видишь! Мне это мешало. Поэтому я дал
некоторым из них имена: Катэ, Анна, Джуди, Урсула, Карен,
Марианна, Лен, Соня... Это намного все облегчает.
- Облегчает?!
Я оглянулся. Большинство собравшихся, видимо, осталось. Они
только сдвинулись теснее и выше поднялись факелы.
Другие тоже не убежали, они просто отступили в темноту,
пока Пурпурный и я разговаривали. Я еще раз посмотрел в небо,
но летучий мешок уже исчез.
- Облегчает? - повторил я. - Они пришли сюда, чтобы тебя
сжечь, Пурпурный.
- Гм, - произнес он, но вроде бы не поверил. - А где мой
баллон? Он был здесь минуту назад... я его держал...
- Ты имеешь в виду тот мешок, что поднялся в небо?
Лицо его загорелось.
- Он поднялся? Неужели все получилось?
Я с трудом сглотнул и произнес:
- Это действительно получилось. - Он взволнованно уставился
вверх, потом снова на меня.
- А-а... ты сказал, сжечь меня?
Я снова кивнул.
Но это, вроде, ничуть его не обеспокоило. Он все еще
продолжал коситься на небо. Совсем свихнулся со своим баллоном.
- За что? - поинтересовался он. - За то, что я дал женщинам
имена?
- Пурпурный - ты волшебник. Ты должен был знать, что
делаешь. Я хочу сказать, что ты дал им имена при всех, так что
все слышали и любая женщина, которая прядет, теперь знает имя
любой другой прядущей женщины, верно?
- Конечно. Ну и что?
Я застонал.
- А то, что они используют магию друг против друга. Магия -
слишком большая сила, чтобы давать ее в руки глупцам и
женщинам. Они станут слишком высокого мнения о себе. Пурпурный,
сперва ты дал им профессию, теперь ты дал им и имена. Того и
гляди, они начнут думать, что они не хуже мужчин.
- Тебя это тан беспокоит? - понимающе спросил он. - Ладно.
Лэнт, чего ты от меня хочешь? Чтобы я забрал имена назад?
- А ты можешь?
- Конечно. Я сделаю это для тебя. Я запомню вместо этого
имена их мужей и их номера, лишь бы был мир.
Я не мог поверить, что он так легко, так небрежно от этого
откажется. Так же небрежно, как он дал им имена... Я
нерешительно повторил.
- Конечно, - засмеялся Пурпурный. - Или я по твоему Плут?
Он гулко захохотал, показывая зубы. Деревенские тихо
застонали и придвинулись поближе друг к другу. Пурпурный опять
наклонился к своему горшку с водой и начал возиться с
проводами. Я наблюдал за тем, как он прикрепил еще один кусок
ткани к горлышку сосуда.
- Еще один воздушный мешок?
- Что? Ах, да... Другой баллон. - Он разгладил ткань
руками. - Сегодня мы сделали первые мешки...
Мешок начал медленно приподниматься. Пурпурный держал его
так, чтобы он надувался ровнее.
- Наблюдай, - сказал он. - Он надувается водородом.
Наблюдай!
Я шагнул поближе, удивляясь самому себе. Позади меня
небольшая кучка мужчин, тех, кто еще остался - тоже
придвинулась вперед. Мешок сделался упругим и пухлым почти по
всей длине. Мы глядели на него, а он остановился все круглее.
Мне казалось, что я прямо слышу, как пузыри выплывают из воды,
проходят по горлышку и раздувают мешок. Пурпурный пристально
следил за ним. Наконец, он снял мешок с горлышка, завязал и
отпустил.
Мешок поплыл прямо на толпу.
- Получилось! Получилось! - крикнул Пурпурный. Он даже
приплясывал от восторга.
Мы подались назад, когда эта штуковина подобралась поближе.
Пилг оказался к мешку ближе всех. Он выставил свой факел перед
собой, как бы обороняясь им. Мешок не обращал внимания на
угрозу, подплывал все ближе и ближе. И вдруг...
Возник шар пламени! Яркая оранжевая вспышка жара и пламени.
Ослепительный свет!
Я не знал, что потом было. Большинство из нас каким-то
образом добрались домой. Но Форд Копальщик взбежал прямо на
утес. А Пилга Крикуна вообще никто не смог отыскать.

    ГЛАВА ДЕСЯТАЯ



Но неприятности тан просто не кончились. Когда Пурпурный
сообщил женщинам, что они больше не будут носить имена,
поднялся такой плач и вой, что кто-то мог подумать, что все
мужчины деревни одновременно колотят своих жен. И действительно
, многие начали бить своих жен ради того лишь, чтобы все это
прекратить, но рук оприкладство только усугубило неистовство
женщин. Что ж, скоро стало ясно, что мы имеем дело со стихийным
мятежом. Выглядело это совсем просто - женщины отказывались
работать, готовить пищу и даже делать то, ради чего создаются
семьи. До тех пор, пока мы не позволим им снова носить имена.
- Нет! - заявил я своим женам. - Старые обычаи лучше. Если
я позволю вам иметь имена, то боги разгневаются.
- Лэнт, возлюбленный наш хозяин и преданный муж...
- Не уговаривайте, - заявил я. - Никаких имен не будет!
- А тогда не будет того, ради чего создаются семьи, -
сказали они и захихикали.
Я посмотрел на своих жен. Первую - я купил еще не
избавившись от юношеского меха. Она прожила со мной много лет,
родила двух замечательных сыновей и одну дочь. Она была
преданна и хорошо знала мои привычки. Теперь она уже не была
такой гладенькой и лоснящейся, как некогда, но я все же не
намеревался пока отсылать ее к группе старых женщин. Нет, она
удивительно хорошо подходила для выполнения своих обязанностей,
связанных с ведением домашнего хозяйства. Вторая - гладенькая и
изящная. Совсем молоденькая и в женах всего три цикла. Она
рожала мне только дочерей, была испорченной и крикливой. И я
неожиданно почувствовал, что жалею о потере третьей жены, самой
скромной и самой сладкой жены. Она мало говорила, даже тогда,
когда другие задирали ее, но она же была самой нежной. Она
родила мне одного сына, но и она и сын погибли при разрушении
старой деревни. Я уже подумывал о возможности взять новую жену
- третью. Но тогда мне придется прогнать этих двух, если они
собираются и дальше быть такими непокорными. К тому же в округе
полно женщин. Они будут прыгать от счастья, выйти замуж за
такого мужчину, как я.
Да, но большинство привлекательных женщин были уже замужем.
Остались только самые капризные и крикливые - и даже наиболее
миловидные из них не были особенно симпатичными. К тому же если
многие начнут рассуждать как я, то на женщин возникнет такой
спрос, что кое-что останется вообще без женщин. Мысль поменять
своих жен на чьих-то других, мне тоже приходила в голову, но
кому же захочется получить жен с дурными привычками? Нет, мне
следует держаться этих женщин...
Но то - ради чего создаются семьи? Можно, конечно,
попытаться взять их силой. Но они, наверно, начнут строить
такие гримасы и делать такие ужасные выражения лица, что
никакого удовольствия не получишь. Нет, следует быть хозяином в
своем доме. Если они не покоряться моим желаниям, то следует их
прогнать и найти новых жен. Само собой, можно подобрать
кого-нибудь в деревне. В конце концов, разве я не Глава...
Но большинство бунтовщиц как раз и относились к группе
незамужних женщин. Именно из них получились лучшие прядильщицы
- и как раз они-то и вопили больше других, требуя имен. Но
наверняка, наверняка же найдется хотя бы одна, а то и две,
которые променяют желание иметь имена на честь вести мое
хозяйство и воспитыват ь моих детей. Наверняка найдется хотя бы
одна, любящая делать то, ради чего создаются семьи...
Я ошибся.
Слишком многим мужчинам пришла в голову та ее мысль -
слишком многие мужчины воспылали вдруг страстным желанием. А
женщины воспылали желанием иметь имена.
Мы созвали еще одно экстренное собрание.
Поднялся Хинк и сказал:
- Я предлагаю, чтобы мы как следует поколотили своих жен.
Пусть знают, что мы не разрешим им никаких имен и не позволим
бунтовать...
Раздался хор одобрения. Ясное дело, идея всем понравилась.
Но тут мужчина из нижней деревни покачал головой и возразил:
- Не выйдет, Хинк. Мы уже наказывали своих жен, но они все
равно не работают. Им захотелось имен и никакими колотушками из
них этого не выбить.
- Но это не разумно!
- Женщины так не думают!
- Но мы-то способны! Вот и думайте. Побои только усиливают
их недовольство.
Мы задумались... И наконец пришли к соглашению, что можно
достичь компромисса за счет значимости.
Решение предложил Пурпурный. Женщины могли получить имена,
но имена используемые только для идентификации. Это будут
неосвещенные имена, лишенные религиозного значения. Просто
слова, которые произносят, чтобы знать о какой женщине идет
разговор. Другими словами, на женские имена не будет
распространено влияние богов!
Шуга разворчался по поводу этого решения - что-то о
недопонимании основ современной магии. Он сказал:
- По своему определению имена являются частью предмета,
который именуют. Вы не можете разделять их. Цветок - это цветок
и только цветок.
- Чепуха, Шуга, - цветок и под другими именами остается
цветком.
- Вот и нет, Лэнт - он только потому цветок, что мы назвали
его заранее цветком. Если он не будет цветком, он станет чем-то
еще. Он станет всем, чем ты его назовешь!
- Но пахнуть он будет?
Мы отклонились от темы.
- Сожалею, Шуга, но имена назад не возьмешь. Все, что мы
сможем сделать, это снять с них благословение. Сделай женщин
защищенными от проклятий. Пусть их имена останутся
бессмысленными наборами звуков.
- Только и всего, Лэнт! Но все слова наделены смыслом,
знаем мы его или нет. Не может быть слов, которые были бы
одновременно определенными символами предметов, именно каковыми
они и являются. Когда Пурпурный говорит, что мы должны снять
благословение с имен, то он говорит глупость. С имен
благословение снять невозможно.
- Гм, - произнес я. - Но Пурпурный думает по-другому.
- Пурпурный думает по-другому? А кто здесь волшебник? Я или
Пурпурный?
- Пурпурный, - коротко ответил я.
Шуга уставился на меня.
- Ну, это ведь его территория.
Шуга зарычал и начал рыться в своей сумке с волшебными
амулетами.
Я сказал:
- Шуга, ты такой же искусный, как и он - наверняка должен
быть какой-то способ.
Волшебник нахмурился.
- Хм, да, - сказал он, подумав. - Пожалуй, я просто
благословлю каждую женщину одним и тем же именем.
Следовательно, ни одна из них не посмеет проклясть другую,
потому что в таком случае она проклянет и себя саму.
- Шуга, ты великолепен!
- Ага, - скромно согласился он. - Я такой.
На следующий день он пошел и назвал всех - Мисс. Были
отменены Катэ, Анна, Урсула, Джуди, Соня... Теперь здесь
остались одни Миссы. Мисс Фроуна, Мисс Гортина, Мисс Лэнта.
Решение проблем было полным. Мужчины были счастливы,
женщины были счастливы... Все Мисс были счастливы и, что самое
замечательное, они снова начали прясть, работать и делать то,
ради чего создаются семьи.
Пурпурный мог звать их как хочет. Это не имело значения.