Страница:
– Чего только не бывает в жизни, – развел он в ответ руками. Марк не поверил ни одному его слову. Он видел перед собой хищника в камуфляже добрых улыбок и сердечных взглядов. Все было отработано по системе Станиславского, не меньше. Оставалось понять мотив, и чем быстрее, тем, по всей вероятности, безопаснее для окружающих. Он явно сюда ходит не для того, чтобы слушать лекции по натуропатии, если еще и принять во внимание комментарии Стаса.
– Да, иногда я думаю, что как только нарисуется более-менее свободное время, все брошу и улечу в Африку, – продолжил восхищаться Марк, – может, стоит начать с Восточной Африки, кто знает… Танзания, Кения, Эфиопия – невероятно интересно. А чем ты там занимаешься? Не миссионерством же? – Марк стрельнул главный вопрос.
– Да там чем хочешь, тем и занимайся – все двери открыты, – уклончиво ответил Анатолий.
– И что, ты никак не можешь определиться? – не отступал Марк.
– Пока решил заняться кофе. Там растет необыкновенно ароматный кофе. А если бы вы еще видели, в окружении какой красоты он растет! С удовольствием дал бы попробовать, но все запасы подошли к концу. Он пахнет арахисом, молочным шоколадом, иногда медом, иногда горным воздухом. Особенный кофе, очень особенный, – загадочно произнес Анатолий.
Марку показалось, что он ждал аплодисментов.
– Как тебе нравится? – воскликнула Лена. – Пахнет арахисом и молочным шоколадом!
– Есть люди, для которых хлорка пахнет сиренью и солнечным днем, – парировал Марк.
– Ты, мне кажется, не чувствуешь, о чем я говорю, – возразил Анатолий.
Марк поймал удивленный Ленин взгляд. Ему вдруг показалось, что она уже что-то себе надумала, какой-то план или, по крайней мере, наметки плана. Как будто она уже собирала чемоданы и раздумывала, уехать сразу или сначала попробовать и потом уже решить окончательно. Как будто он нащупал в ней то место, нажав на которое, можно радикально изменить всю жизнь. Но опасность была не в опытности, хитрости или очаровании Анатолия. Лена сама давно была готова к переменам. Марк почувствовал что-то тревожное. Или все-таки… Анатолий просто слишком близко к ней сел…
Нужно было понять, что этому молодцу нужно от Лены. Просто соблазнить? Не похоже. Давно бы уже позвал ее в другое место, подальше от работы и знакомых лиц. Или она не соглашается, или он немного в себе не уверен с такой, как Лена, или копает глубже. Но в том, что он был себе на уме, у Марка не было никаких сомнений.
– А что я должен чувствовать? – спросил Марк. – Я же не Лена.
– А Лена о своих чувствах ничего пока не заявляла, – возмутилась та, – разве что всегда любила эфиопский кофе.
– Неужели вы всё про Африку трете? Ну, ты, Анатолий, и мастер по возмущению спокойствия. Я как тебя увидел, сразу подумал, что ты тут неспроста! – подошел Гоша.
– Что значит неспроста? Не понял, – тут же отреагировал Анатолий.
– А я, знаете, сидел вчера на процедурах и придумал роскошный африканский фотороман.
– Да, вы тут время не теряли, – заметил Марк. – Можно подумать, я на три года уезжал. И что там в твоем романе? – ему нравились Гошины работы и сам Гоша тоже.
– Ну, можно, например, начать с Танзании, с побережья суахили. Это индийский океан, кто не помнит.
– Тут как раз это помнят, – пошутила Лена. – Крутой порт в древности. Там же всегда арабы торговали: слоновая кость, рог носорога, золото…
– Так, но не это главное. Не черепашьи панцири. Главное, самое доходное – это была работорговля. Город-порт Багамойо. «Здесь я оставляю свое сердце» в переводе с суахили. Я начал бы с этого места. С рынка рабов.
– Здрасте! Приехали! – воскликнул Анатолий.
– Нормально. Дальше, – тут же вставил Марк.
– На то, чтобы дойти пешком до побережья из глубины континента, уходило до шести месяцев. Рабы шли связанные по рукам с наложенными на шеи деревянными колодками. Больных убивали на месте. И вот самые сильные и крепкие ждали своей участи в этом порту. Тысячи обреченных. Мы их видим. Подземные туннели арабского форта переполнены рабами. Древние кандалы, впаянные в камни. Здесь кроется судьба континента, понимаете. Отсюда появились афроамериканцы, здесь в Багамойо их грузили в трюмы кораблей, уходивших на все четыре стороны. Потом я хочу показать природу. Ту несравненную красоту, откуда их увозили навсегда. И, в сущности, продолжают увозить.
– Тебе, что, жить надоело, художник? Ты знаешь, куда тебя может привести твой остросоциальный выбор? Ты понимаешь, что твоя жизнь там стоит сто долларов, если кто-то захочет ее прервать? – было заметно, что Анатолий слегка заволновался.
– Я знаю, – Гоше явно вопрос не понравился. – А сколько она стоит здесь? Намного дороже? При желании, не дай бог, каждый из нас это тоже может себе позволить. И еще я знаю, что правильная информация сама проторит себе дорожку. Дальше уже не моя забота. Мне надо только показать, даже не сказать. Ты думаешь, Марку легко? Или он ничем не рискует? Я что, не вижу, как он долбит в стену полного непонимания, нежелания пошевелить мозгами и разобраться в собственном здоровье? – Гоша посмотрел на Лену, – и еще я бы тебя там снял. Тебе понравится, я постараюсь.
– Очень многозначительно. Ты прямо просишься в экспедицию, – улыбнулась Лена. – Я еще никуда не еду.
– Начали с кофе, закончили «Хижиной Дяди Тома», – вставил Анатолий.
– А Марк, наверное, мечтал быть Айболитом.
– Я и сейчас мечтаю, – заметил Марк.
– Вы еще Пушкина приплетите, – Гоша уже пожалел, что рассказал про Багамойо.
– Итак, нас уже четверо, – подытожила Лена.
– Ну, может, еще и Стасик приклеится, – добавил он. – Вряд ли останется безучастным, когда его друзья такое творят.
– Ты странный, художник! – опять принялся за свое Анатолий. – Тебе обязательно в Танзанию надо ехать, чтобы обличать эксплуатацию и торговлю людьми? Ты на местную стройку не хочешь зайти?
– А ты много знаешь, куда я ходил и что я делал? Или ты все знаешь о том, что такое визуалка и творческий замысел? Или, может, я без тебя в Африку не могу поехать?
– Я не буду вмешиваться, не волнуйся.
– Сделай одолжение.
Анатолий неожиданно притих. Засобирался, стал звонить по телефону, отошел к выходу, потом сделал всем ручкой и был таков. Марк помахал ему в ответ, а сам подумал: «Осторожничает Остап».
8
9
– Да, иногда я думаю, что как только нарисуется более-менее свободное время, все брошу и улечу в Африку, – продолжил восхищаться Марк, – может, стоит начать с Восточной Африки, кто знает… Танзания, Кения, Эфиопия – невероятно интересно. А чем ты там занимаешься? Не миссионерством же? – Марк стрельнул главный вопрос.
– Да там чем хочешь, тем и занимайся – все двери открыты, – уклончиво ответил Анатолий.
– И что, ты никак не можешь определиться? – не отступал Марк.
– Пока решил заняться кофе. Там растет необыкновенно ароматный кофе. А если бы вы еще видели, в окружении какой красоты он растет! С удовольствием дал бы попробовать, но все запасы подошли к концу. Он пахнет арахисом, молочным шоколадом, иногда медом, иногда горным воздухом. Особенный кофе, очень особенный, – загадочно произнес Анатолий.
Марку показалось, что он ждал аплодисментов.
– Как тебе нравится? – воскликнула Лена. – Пахнет арахисом и молочным шоколадом!
– Есть люди, для которых хлорка пахнет сиренью и солнечным днем, – парировал Марк.
– Ты, мне кажется, не чувствуешь, о чем я говорю, – возразил Анатолий.
Марк поймал удивленный Ленин взгляд. Ему вдруг показалось, что она уже что-то себе надумала, какой-то план или, по крайней мере, наметки плана. Как будто она уже собирала чемоданы и раздумывала, уехать сразу или сначала попробовать и потом уже решить окончательно. Как будто он нащупал в ней то место, нажав на которое, можно радикально изменить всю жизнь. Но опасность была не в опытности, хитрости или очаровании Анатолия. Лена сама давно была готова к переменам. Марк почувствовал что-то тревожное. Или все-таки… Анатолий просто слишком близко к ней сел…
Нужно было понять, что этому молодцу нужно от Лены. Просто соблазнить? Не похоже. Давно бы уже позвал ее в другое место, подальше от работы и знакомых лиц. Или она не соглашается, или он немного в себе не уверен с такой, как Лена, или копает глубже. Но в том, что он был себе на уме, у Марка не было никаких сомнений.
– А что я должен чувствовать? – спросил Марк. – Я же не Лена.
– А Лена о своих чувствах ничего пока не заявляла, – возмутилась та, – разве что всегда любила эфиопский кофе.
– Неужели вы всё про Африку трете? Ну, ты, Анатолий, и мастер по возмущению спокойствия. Я как тебя увидел, сразу подумал, что ты тут неспроста! – подошел Гоша.
– Что значит неспроста? Не понял, – тут же отреагировал Анатолий.
– А я, знаете, сидел вчера на процедурах и придумал роскошный африканский фотороман.
– Да, вы тут время не теряли, – заметил Марк. – Можно подумать, я на три года уезжал. И что там в твоем романе? – ему нравились Гошины работы и сам Гоша тоже.
– Ну, можно, например, начать с Танзании, с побережья суахили. Это индийский океан, кто не помнит.
– Тут как раз это помнят, – пошутила Лена. – Крутой порт в древности. Там же всегда арабы торговали: слоновая кость, рог носорога, золото…
– Так, но не это главное. Не черепашьи панцири. Главное, самое доходное – это была работорговля. Город-порт Багамойо. «Здесь я оставляю свое сердце» в переводе с суахили. Я начал бы с этого места. С рынка рабов.
– Здрасте! Приехали! – воскликнул Анатолий.
– Нормально. Дальше, – тут же вставил Марк.
– На то, чтобы дойти пешком до побережья из глубины континента, уходило до шести месяцев. Рабы шли связанные по рукам с наложенными на шеи деревянными колодками. Больных убивали на месте. И вот самые сильные и крепкие ждали своей участи в этом порту. Тысячи обреченных. Мы их видим. Подземные туннели арабского форта переполнены рабами. Древние кандалы, впаянные в камни. Здесь кроется судьба континента, понимаете. Отсюда появились афроамериканцы, здесь в Багамойо их грузили в трюмы кораблей, уходивших на все четыре стороны. Потом я хочу показать природу. Ту несравненную красоту, откуда их увозили навсегда. И, в сущности, продолжают увозить.
– Тебе, что, жить надоело, художник? Ты знаешь, куда тебя может привести твой остросоциальный выбор? Ты понимаешь, что твоя жизнь там стоит сто долларов, если кто-то захочет ее прервать? – было заметно, что Анатолий слегка заволновался.
– Я знаю, – Гоше явно вопрос не понравился. – А сколько она стоит здесь? Намного дороже? При желании, не дай бог, каждый из нас это тоже может себе позволить. И еще я знаю, что правильная информация сама проторит себе дорожку. Дальше уже не моя забота. Мне надо только показать, даже не сказать. Ты думаешь, Марку легко? Или он ничем не рискует? Я что, не вижу, как он долбит в стену полного непонимания, нежелания пошевелить мозгами и разобраться в собственном здоровье? – Гоша посмотрел на Лену, – и еще я бы тебя там снял. Тебе понравится, я постараюсь.
– Очень многозначительно. Ты прямо просишься в экспедицию, – улыбнулась Лена. – Я еще никуда не еду.
– Начали с кофе, закончили «Хижиной Дяди Тома», – вставил Анатолий.
– А Марк, наверное, мечтал быть Айболитом.
– Я и сейчас мечтаю, – заметил Марк.
– Вы еще Пушкина приплетите, – Гоша уже пожалел, что рассказал про Багамойо.
– Итак, нас уже четверо, – подытожила Лена.
– Ну, может, еще и Стасик приклеится, – добавил он. – Вряд ли останется безучастным, когда его друзья такое творят.
– Ты странный, художник! – опять принялся за свое Анатолий. – Тебе обязательно в Танзанию надо ехать, чтобы обличать эксплуатацию и торговлю людьми? Ты на местную стройку не хочешь зайти?
– А ты много знаешь, куда я ходил и что я делал? Или ты все знаешь о том, что такое визуалка и творческий замысел? Или, может, я без тебя в Африку не могу поехать?
– Я не буду вмешиваться, не волнуйся.
– Сделай одолжение.
Анатолий неожиданно притих. Засобирался, стал звонить по телефону, отошел к выходу, потом сделал всем ручкой и был таков. Марк помахал ему в ответ, а сам подумал: «Осторожничает Остап».
8
Анатолий сидел на диване, положив ноги на журнальный столик и развернувшись лицом к телевизору. Привычка смотреть новости через русские источники на английском языке осталась еще со школы с газеты «Moscow News». Там всегда можно было получить краткое содержание случившегося с идеологическими разъяснениями для дураков-иностранцев. Сейчас на смену «Moscow News» пришел телевизионный канал «Russia Today» вместе с соответствующим сайтом. В этих новостях, как ему казалось, был чуть другой разворот происходящего, и там было намного меньше местной белиберды из жизни россиян, типа разбоев на дорогах, замерзающих пенсионеров в неремонтированных домах, обвалов снега на горных перевалах или плачевных урожаев в сельской местности. Канал вещал на Америку и раскрывал глаза совершенно обленившимся американцам и эмигрантам из бывшего СССР на российско-американо-западные отношения, развитие демократии в России, многообещающие прорывы нанотехнологий в не менее обещающем Сколково, но и прослыл вполне авторитетным рупором диссидентских выступлений самих американцев, говоривших прежде всего уже не о такой благополучной Америке. Что касается эмигрантов из бывшего СССР, то их в Штатах было предостаточно, и все они продолжали жить с русским телевидением и с русской поп-культурой.
Анатолий смотрел новости и попутно записывал мысли в блокнот, нумеруя каждую новую идею. Под номером три было написано: «Лена. Приглашение в Бурунди. Инносент». Жену тоже звали Леной, и он подумал, как такие диаметрально противоположные женщины могут носить одно и то же имя. Лена-жена была не только старше его самого со всеми вытекающими отсюда последствиями, щепетильна, мнительна и вдобавок еще по-своему религиозна, заставив его, еврея, покреститься, но и становилась очень тяжелым багажом на петляющей в гору тропинке очередного жизненного отрезка. Или даже не отрезка, а просто новой жизни, как ему хотелось верить. В этот раз он все рассчитает тщательно, не будет пить вообще, а значит, ошибок не допустит. У Лены-жены было двое взрослых детей, совершенно ни в чем не виноватых и имеющих право на жизнь, как все остальные люди, но Анатолию эти два отпрыска так осточертели и так не нравились ни внешне, ни внутренне, что он уже едва сдерживался. Но уходить пока было некуда, то есть он был еще к этому не готов. Он лишь начал серьезно готовиться.
В девяностые чем только он ни занимался, с какими сволочами только ни мутил, кого только ни подставлял – еле ноги унес. Остался без квартиры, без денег, без работы и без семьи. Жил на чердаках и вокзалах, пил водку, замерзал и горевал. Зато не попал в тюрьму и спас кое-какие органы на собственном теле от полного морального и физического разрушения. От многочисленных побоев, воровских и пьяных, какая разница, обзавелся шрамом на лбу, всегда ему напоминавшим, как летел с поезда на полном ходу в весенний сосново-березовый лес. Пережитое после такого голливудского трюка сотрясение мозга не могло пройти бесследно – он научился мечтать. Мечты бывают разные, но все они идеализируют цель и сулят счастье. А дальше по цепочке – что есть счастье? У Анатолия это было самоутверждение. Вот так, сидя у телевизора, делая вид, что слушает жену, он уносился в дрему возмездия. Затем, покружив, возвышался дальше в сферы геополитики, мирового закулисья, триллионов денег на собственных счетах, приятельских отношений с Уорреном Баффеттом и, ни больше ни меньше, с Биллом Гейтсом. Ему казалось, что он даже может их кое-чему научить, так как обладал непростым и неожиданным для них жизненным опытом. Тандем Баффета и Гейтса интересовал Анатолия своей нешуточной активностью в Африке.
Из Африки привозили алмазы. Заработать в девяностые можно было особо не утруждаясь и не имея больших денег. Проблема была в другом. Ни в одном бизнесе нельзя быть одному, есть партнеры, партнеры партнеров, подчиненные, в конце концов. Анатолий не мог работать с людьми. Здоровая обстановка в коллективе была органически чужда его пониманию делающих одно дело людей. Ему во всем мерещился сговор и левые деньги, а также неизбежный кидок и исчезновение какого-нибудь умника с наличностью. Он также не мог уступить, выслушать, признать что-либо, он не мог руководить и доносить свои мысли, а, главное, доверять и вовремя платить, все, что нужно, целиком. Деньги были его тайной патологией, устремлением, смыслом, болью, ненавистью. Сидеть на горе золотых монет и смотреть, как восходит солнце, – идеальная медитация. Сияние ослепляет, оно согревает и успокаивает. Как хорошо иметь кучу денег! Что может быть лучше? Какая-то доля микрона развела его судьбу с той, которой воспользовался Уоррен Баффетт. Наблюдая за миллиардером в новостях и в интернете, он так сильно вживался в его образ, в его выступления, что начинал слегка его копировать и даже цитировать: «Я на самом деле ношу дорогие костюмы, они просто на мне выглядят дешево». Почему-то эту фразу очень любил. Вычитал ее в инете и запомнил. Великая мудрость от Баффетта. Никогда не верил, что он безвозмездно передал три четверти своего состояния на благотворительность. Никогда, ни секунды. Да еще в фонд Билла и Мелинды Гейтс. Отдать безвозмездно в лапы своего конкурента 37 миллиардов баксов, этому кровожадному филантропу? Да ну! Потом прочитал про «Хороший клуб» и успокоился. Речь Гейтса «Обновляясь к нулю!» на закрытой конференции в калифорнийском городке Лонг-Бич под названием «ТЕD201 °Conference» быстро развеяла последние сомнения относительно его кумира. «Сначала мы получили население, – вживаясь все больше в роль премьер министра Господа Бога, читал Гейтс, – в мире сегодня 6,8 млрд. человек. Это число возрастет примерно до девяти миллиардов. Теперь мы действительно сделаем большую работу по новым вакцинам, здравоохранению, услугам в области репродуктивного здоровья, мы уменьшим его, возможно, на 10 или 15 процентов…»
Судя по всему, господа серьезно озаботились сокращением прироста населения на планете. Мало этого, они даже не особо шифруются. Это тоже благородная благотворительная работа, разве нет? Кто-то же должен заниматься уборкой помещения. Не бомбы же кидать. Вакцинация – емко, эффективно, тихо, экологично, грамотно, с использованием новейших технологий. Основать альянс, в данном случае ГАВИ (Глобальный альянс по вакцинации и иммунизации) в партнерстве со всемирным банком, ВОЗ и производителями вакцин. Цель – вакцинация каждого новорожденного ребенка в развивающемся мире. А потом можно и в неразвивающемся. Смотря по обстановке. Министра здравоохранения в Бурунди Анатолий еще не посещал. Доступность высших чиновников в подобных странах не представляет никакой сложности и стоит недорого. Он опять взял ручку и поставил новый пунктик в своих записях: «Вакцинация. Спид. Гепатит. Марк». Подумал и вместо «вакцинация» написал «малярия».
Исследования по евгенике, насколько он помнил, финансировались еще Рокфеллером, точнее, его фондом, с двадцатых годов прошлого века. Как еврея, его интересовала эта тема, потому что во время войны вся родня отца погибла в концентрационном лагере, как, кстати, и у отца Марка. Рокфеллер давал деньги институтам кайзера Вильгельма в Берлине и Мюнхене и во времена Третьего рейха, где вынашивали планы по разработке принудительной стерилизации населения в гитлеровской Германии в целях «очищения нации». А сейчас наводить порядок решили сразу на всей планете, и рост населения рассматривают как потенциально катастрофическую экологическую, социальную и промышленную угрозу. Итак, заработать можно на вакцинах и на органах. Так-так. Он написал еще один пунктик. Но еще есть AGRA (Альянс за зеленую революцию в Африке) во главе с Кофи Аннаном. Его знает брат Инносента. Огромные бабки агробизнеса ГМО. Надо спешить. Ну в «Хороший клуб» они, конечно, меня вряд ли примут. А можно и свой собственный сделать, поменьше.
В своих размышлениях-фантазиях у Анатолия не было преград и невыполнимых целей, и он прекрасно справлялся без всяких там наркотических стимуляторов. Ему казалось, что все просто и ясно – нужно только достать пару миллионов баксов, встретиться с нужными людьми, написать программу а-ля бизнес-план, говорить уверенным тоном и создавать видимость большого ума и кипучей деятельности. Он хотел только денег и спокойной жизни вдали от всего на берегу какого-нибудь водоема. Ему давно и сильно хотелось послать куда подальше надоевшую больную жену с ее выродками, уехать из Москвы наконец и заниматься всякого рода мелкими торговыми манипуляциями с камешками и легким кидаловом в качестве умственной гимнастики. Большие дела и большой бизнес были ему не по зубам. После тройного сальто с поезда голова периодически замыкалась и стирала отдельные эпизоды из памяти, а иногда хранила события по-своему.
Ох, эта красивая Лена со своими большими зелеными глазами! Высокая, стройная, с длинной шеей, волосами цвета зрелой пшеницы, длинными пальцами. Сама не знает, что она такое. Грудь второго размера, не больше. Как он любит. А главное – открытая, добрая, красивая морда. Ей всегда хорошо и всегда она шутит, сучка такая. Слизывает сливки всю жизнь, имеет себе в постели кого захочет. Ненавижу этих баловней судьбы. И еще и бабки есть…
Появившаяся из спальни жена с редкими короткими волосенками, синяками под водянистыми глазами непонятно какого цвета, кислой физиономией и в своем жутком синем халате с обвисшими карманами вызвала всплеск жалости вперемешку с гадливостью. Он уже очень давно к ней не прикасался. Дела разворачивались в сторону развода или хотя бы новой женщины. Он, конечно, был ей благодарен за то, что четыре года назад она протянула ему руку помощи, приютила, накормила, вернула в домашнюю обстановку с чистой постелью и завтраками. А кому она по большому счету такая нужна? С двумя оболтусами, без нормального заработка, с расшатанной нервной системой, больными почками, опухолью в груди? Мне точно не нужна. Разговаривал он с ней всегда тихо, вежливо и приветливо. То, что было у него внутри, было замалевано и совершенно непроницаемо.
– Что скажешь, голубка? – обратился Анатолий к жене.
Анатолий смотрел новости и попутно записывал мысли в блокнот, нумеруя каждую новую идею. Под номером три было написано: «Лена. Приглашение в Бурунди. Инносент». Жену тоже звали Леной, и он подумал, как такие диаметрально противоположные женщины могут носить одно и то же имя. Лена-жена была не только старше его самого со всеми вытекающими отсюда последствиями, щепетильна, мнительна и вдобавок еще по-своему религиозна, заставив его, еврея, покреститься, но и становилась очень тяжелым багажом на петляющей в гору тропинке очередного жизненного отрезка. Или даже не отрезка, а просто новой жизни, как ему хотелось верить. В этот раз он все рассчитает тщательно, не будет пить вообще, а значит, ошибок не допустит. У Лены-жены было двое взрослых детей, совершенно ни в чем не виноватых и имеющих право на жизнь, как все остальные люди, но Анатолию эти два отпрыска так осточертели и так не нравились ни внешне, ни внутренне, что он уже едва сдерживался. Но уходить пока было некуда, то есть он был еще к этому не готов. Он лишь начал серьезно готовиться.
В девяностые чем только он ни занимался, с какими сволочами только ни мутил, кого только ни подставлял – еле ноги унес. Остался без квартиры, без денег, без работы и без семьи. Жил на чердаках и вокзалах, пил водку, замерзал и горевал. Зато не попал в тюрьму и спас кое-какие органы на собственном теле от полного морального и физического разрушения. От многочисленных побоев, воровских и пьяных, какая разница, обзавелся шрамом на лбу, всегда ему напоминавшим, как летел с поезда на полном ходу в весенний сосново-березовый лес. Пережитое после такого голливудского трюка сотрясение мозга не могло пройти бесследно – он научился мечтать. Мечты бывают разные, но все они идеализируют цель и сулят счастье. А дальше по цепочке – что есть счастье? У Анатолия это было самоутверждение. Вот так, сидя у телевизора, делая вид, что слушает жену, он уносился в дрему возмездия. Затем, покружив, возвышался дальше в сферы геополитики, мирового закулисья, триллионов денег на собственных счетах, приятельских отношений с Уорреном Баффеттом и, ни больше ни меньше, с Биллом Гейтсом. Ему казалось, что он даже может их кое-чему научить, так как обладал непростым и неожиданным для них жизненным опытом. Тандем Баффета и Гейтса интересовал Анатолия своей нешуточной активностью в Африке.
Из Африки привозили алмазы. Заработать в девяностые можно было особо не утруждаясь и не имея больших денег. Проблема была в другом. Ни в одном бизнесе нельзя быть одному, есть партнеры, партнеры партнеров, подчиненные, в конце концов. Анатолий не мог работать с людьми. Здоровая обстановка в коллективе была органически чужда его пониманию делающих одно дело людей. Ему во всем мерещился сговор и левые деньги, а также неизбежный кидок и исчезновение какого-нибудь умника с наличностью. Он также не мог уступить, выслушать, признать что-либо, он не мог руководить и доносить свои мысли, а, главное, доверять и вовремя платить, все, что нужно, целиком. Деньги были его тайной патологией, устремлением, смыслом, болью, ненавистью. Сидеть на горе золотых монет и смотреть, как восходит солнце, – идеальная медитация. Сияние ослепляет, оно согревает и успокаивает. Как хорошо иметь кучу денег! Что может быть лучше? Какая-то доля микрона развела его судьбу с той, которой воспользовался Уоррен Баффетт. Наблюдая за миллиардером в новостях и в интернете, он так сильно вживался в его образ, в его выступления, что начинал слегка его копировать и даже цитировать: «Я на самом деле ношу дорогие костюмы, они просто на мне выглядят дешево». Почему-то эту фразу очень любил. Вычитал ее в инете и запомнил. Великая мудрость от Баффетта. Никогда не верил, что он безвозмездно передал три четверти своего состояния на благотворительность. Никогда, ни секунды. Да еще в фонд Билла и Мелинды Гейтс. Отдать безвозмездно в лапы своего конкурента 37 миллиардов баксов, этому кровожадному филантропу? Да ну! Потом прочитал про «Хороший клуб» и успокоился. Речь Гейтса «Обновляясь к нулю!» на закрытой конференции в калифорнийском городке Лонг-Бич под названием «ТЕD201 °Conference» быстро развеяла последние сомнения относительно его кумира. «Сначала мы получили население, – вживаясь все больше в роль премьер министра Господа Бога, читал Гейтс, – в мире сегодня 6,8 млрд. человек. Это число возрастет примерно до девяти миллиардов. Теперь мы действительно сделаем большую работу по новым вакцинам, здравоохранению, услугам в области репродуктивного здоровья, мы уменьшим его, возможно, на 10 или 15 процентов…»
Судя по всему, господа серьезно озаботились сокращением прироста населения на планете. Мало этого, они даже не особо шифруются. Это тоже благородная благотворительная работа, разве нет? Кто-то же должен заниматься уборкой помещения. Не бомбы же кидать. Вакцинация – емко, эффективно, тихо, экологично, грамотно, с использованием новейших технологий. Основать альянс, в данном случае ГАВИ (Глобальный альянс по вакцинации и иммунизации) в партнерстве со всемирным банком, ВОЗ и производителями вакцин. Цель – вакцинация каждого новорожденного ребенка в развивающемся мире. А потом можно и в неразвивающемся. Смотря по обстановке. Министра здравоохранения в Бурунди Анатолий еще не посещал. Доступность высших чиновников в подобных странах не представляет никакой сложности и стоит недорого. Он опять взял ручку и поставил новый пунктик в своих записях: «Вакцинация. Спид. Гепатит. Марк». Подумал и вместо «вакцинация» написал «малярия».
Исследования по евгенике, насколько он помнил, финансировались еще Рокфеллером, точнее, его фондом, с двадцатых годов прошлого века. Как еврея, его интересовала эта тема, потому что во время войны вся родня отца погибла в концентрационном лагере, как, кстати, и у отца Марка. Рокфеллер давал деньги институтам кайзера Вильгельма в Берлине и Мюнхене и во времена Третьего рейха, где вынашивали планы по разработке принудительной стерилизации населения в гитлеровской Германии в целях «очищения нации». А сейчас наводить порядок решили сразу на всей планете, и рост населения рассматривают как потенциально катастрофическую экологическую, социальную и промышленную угрозу. Итак, заработать можно на вакцинах и на органах. Так-так. Он написал еще один пунктик. Но еще есть AGRA (Альянс за зеленую революцию в Африке) во главе с Кофи Аннаном. Его знает брат Инносента. Огромные бабки агробизнеса ГМО. Надо спешить. Ну в «Хороший клуб» они, конечно, меня вряд ли примут. А можно и свой собственный сделать, поменьше.
В своих размышлениях-фантазиях у Анатолия не было преград и невыполнимых целей, и он прекрасно справлялся без всяких там наркотических стимуляторов. Ему казалось, что все просто и ясно – нужно только достать пару миллионов баксов, встретиться с нужными людьми, написать программу а-ля бизнес-план, говорить уверенным тоном и создавать видимость большого ума и кипучей деятельности. Он хотел только денег и спокойной жизни вдали от всего на берегу какого-нибудь водоема. Ему давно и сильно хотелось послать куда подальше надоевшую больную жену с ее выродками, уехать из Москвы наконец и заниматься всякого рода мелкими торговыми манипуляциями с камешками и легким кидаловом в качестве умственной гимнастики. Большие дела и большой бизнес были ему не по зубам. После тройного сальто с поезда голова периодически замыкалась и стирала отдельные эпизоды из памяти, а иногда хранила события по-своему.
Ох, эта красивая Лена со своими большими зелеными глазами! Высокая, стройная, с длинной шеей, волосами цвета зрелой пшеницы, длинными пальцами. Сама не знает, что она такое. Грудь второго размера, не больше. Как он любит. А главное – открытая, добрая, красивая морда. Ей всегда хорошо и всегда она шутит, сучка такая. Слизывает сливки всю жизнь, имеет себе в постели кого захочет. Ненавижу этих баловней судьбы. И еще и бабки есть…
Появившаяся из спальни жена с редкими короткими волосенками, синяками под водянистыми глазами непонятно какого цвета, кислой физиономией и в своем жутком синем халате с обвисшими карманами вызвала всплеск жалости вперемешку с гадливостью. Он уже очень давно к ней не прикасался. Дела разворачивались в сторону развода или хотя бы новой женщины. Он, конечно, был ей благодарен за то, что четыре года назад она протянула ему руку помощи, приютила, накормила, вернула в домашнюю обстановку с чистой постелью и завтраками. А кому она по большому счету такая нужна? С двумя оболтусами, без нормального заработка, с расшатанной нервной системой, больными почками, опухолью в груди? Мне точно не нужна. Разговаривал он с ней всегда тихо, вежливо и приветливо. То, что было у него внутри, было замалевано и совершенно непроницаемо.
– Что скажешь, голубка? – обратился Анатолий к жене.
9
Марк забрался в стеклянный бар башни «Swiss-отеля» поразмышлять поближе к Создателю. Пришел с портфелем, попросил холодного безалкогольного пива, но читать запланированный «кусок информации» сразу же передумал. Положил портфель в ноги и уставился на панораму. От жары казалось, что он не в Москве.
Сегодня был день рождения мамы. Она пережила отца всего на год с небольшим. Утром Марк был на кладбище, чего не делал очень давно. За могилами, к его удивлению, следили. Он постоял, как обычно, за оградой, потом положил пару красных гербер. Слева от родителей был похоронен дед – Находкин Марк Соломонович, 1906–1980. Дед был из Киева, рожденный на Подоле и живший на той же улице Бассейной, что и Голда Меир, будущий посол государства Израиль в Советском Союзе и впоследствии один из наиболее влиятельных еврейских политиков. Было еще одно похожее и крайне печальное обстоятельство, случившееся в их с Голдой судьбах: вся их многочисленная киевская родня погибла в сентябре 1941 года в Бабьем Яру. Сам же тридцатипятилетний Марк, находившийся в эвакуации с женой и маленьким сыном Лазарем, работал в военном госпитале Ташкента врачом-терапевтом. Не покладая рук, не высыпаясь, доходя до полного истощения – как все. Лекарств не хватало. Страдания солдат, фантомные боли, послеоперационные заражения, наркотические ломки вынуждали его искать выход. А выход был только в народной медицине: в настоях, отварах, маслах, в жившем в памяти наследии Авиценны. Дед договаривался с местными целителями, покупал змеиные настои, порошки, отдельно змеиный жир. Покупал, применял и учился.
Вторая причина, подтолкнувшая Марка Соломоновича обратиться к целителям, была его тяга ко всему таинственному и сверхъестественному, к истинной природе знания, не ограниченной научным контролем, а чаще научной политикой. Этого требовало его мировоззрение. Анализируя свою практику, он понимал, что каждый человек был уникален и лечению поддавался совершенно индивидуально. Многие погибали, имея, на первый взгляд, больше шансов на выздоровление, чем другие. Почему наука полностью игнорировала понятие «жизненной силы», некоей жизненной субстанции, называемой душой? С начала тридцатых годов Марк Соломонович стал активно интересоваться работами Гурвича о биополе человека и митогенетическом излучении.
После войны началась столичная жизнь и работа в Лечебно-санитарном управлении Кремля. Наступил июль 1951 года. Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», где было сказано о «безусловно существующей законспирированной группе врачей, выполняющей задания империалистических агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства». Стали искать доказательства злонамеренных козней кремлевских врачей, связи с английской разведкой, Еврейским антифашистским комитетом. Марка Соломоновича, как и всех его коллег, посадили явно для массовости мероприятия, назвав сионистом, окопавшимся в советской медицине. Просидел он совсем недолго – около двух месяцев, – пока 31 марта 1953 года Берия не утвердил постановление о прекращении уголовного преследования всех проходивших по нему подследственных. Все арестованные врачи были реабилитированы. Но история эта не могла пройти бесследно для Марка Соломоновича. Во-первых, отношение к нему государственных структур, обвинивших его в шпионаже, его, отдававшего все свои душевные и физические силы делу служения Советской Родине и спасению советских людей, пошатнуло непоколебимый до этого патриотизм. Во-вторых, в тюрьме он встретился с такими интересными людьми, наслушался столько нового, пугающе правдивого и верного о жизни и, главное, о науке, что вышел оттуда другим человеком. Он понял также, что научные исследования, которые приводят к открытиям и прорывам, очень часто не только забираются без объяснения причин или прекращаются, но могут стоить свободы или даже жизни ученому. Особенно это касалось медицины. Он узнал о большом фармацевтическом бизнесе Рокфеллера, основанном на обширнейшем исследовательском и экспериментальном материале фашистов в концентрационных лагерях, об излечении неизлечимых болезней, о запрещенных технологиях, об убийствах слишком успешных врачей. Узнал про нобелевского лауреата биохимика Отто Варбурга, который еще в тридцатых годах обнаружил, что ни один болезнетворный вирус, бактерии или грибки не могут жить в присутствии кислорода. То есть все они появляются в тех местах организма, где налицо плохое снабжение кислородом. Именно недостаток кислорода делает жидкости организма кислотными, и именно в кислой среде развиваются злокачественные клетки. Что самое любопытное, Варбург утверждал, что почти все болезни имеют первоосновой эту причину. Всем ученым, занимающимся вопросами рака, было давно известно, что рак не живет в щелочной среде. Если взять раковую опухоль и поместить ее в щелочную среду, то через три часа она будет мертва. Варбург говорил об этом с начала тридцатых годов, а уже в пятидесятые никто не хотел об этом слушать, потому что набирали силу совсем другие методы и технологии. А рака становилось все больше и больше.
Лазарь всегда внимательно слушал отца, но врачом не стал. Он не мог смотреть на страдания больных и их родственников, особенно матерей. Поступил на химический факультет Московского университета и пошел в науку. Женился на однокурснице – Тосе Осиповой. У нее были две толстые русые косы и родинка на левой щечке. Она была симпатичной девчонкой, а с возрастом стала необыкновенной женщиной. Подруга всей его жизни, от которой никогда не хотелось уйти, с которой он даже и не ссорился. Во-первых, всегда был занят, а во-вторых, его понимали, ни в чем не упрекали, а только помогали и любили.
Марк жил в такой идеальной семье, с такой внимательной, умной и красивой мамой Тосей – он иногда называл ее по имени, как отец, и ей это очень нравилось, – что как-то и не понял, что это исключительный случай и что у всех по-другому. Когда Наташа, его первая жена, начала его теребить за то, что он слишком много работает и слишком мало приносит денег, он решил, что она сумасшедшая. «Как это так, мало? А как же я могу меньше работать? Это же пациенты, я же не могу все бросить в шесть и пойти домой». Ей хотелось от брака другого, она начала даже посмеиваться над натуропатией, над его капельками и БАДами, ничего не понимая, просто потому, что все так говорили, что натуропатия – это глупости, как и вся остальная альтернативная медицина, и ничего это не лечит. Сыроедение ей казалось полным бредом, а бокал красного вина на ужин она считала полезным и питательным продуктом, правда, одним бокалом дело почти никогда не заканчивалось.
– Ты что, сбрендил, Маркуша? Как это производители вина подговорили докторов, что красное вино полезно?
– Алкоголь не может быть полезным, тем более сейчас, когда чистого винограда днем с огнем не найдешь. Польза ресвератрола1 ничтожна по сравнению с химикатами и пестицидами виноградного сырья. Да и потом, алкоголь уничтожает магнезию, приводит к старению и дает еще одну зависимость. Может быть, для тебя это звучит неубедительно, но пьющую и непьющую женщину видно за версту, как говорит моя мама.
1 Ресвератрол – это природный фитоалексин, выделяемый некоторыми растениями в качестве защитной реакции против паразитов, таких как бактерии или грибы.
В экспериментах с мышами и крысами были выявлены противоопухолевое, противовоспалительные, понижающие уровень сахара в крови, кардиопротекторные и другие положительные эффекты ресвератрола. Клинических испытаний для подтверждения подобных эффектов на людях практически не проводилось. Кроме того, был проведен ряд экспериментов в которых было показано влияние ресвератрола на увеличение продолжительность жизни некоторых беспозвоночных и коротко-живущих рыб, с другой стороны часть экспериментов не выявили данного.
Ресвератрол содержится в кожуре винограда и других фруктов, в какао и орехах. Также содержится в вине (в красном в среднем 0,2–5,8 мг/л, в белом содержание ниже).
– Ну, раз мама говорит, что тут спорить, – фыркнула Наташа.
С Наташей не сложилось по многим причинам, но главной было отсутствие уважения к его профессии. Он расстался с ней без сожаления.
Марк огляделся: многие в баре тоже пили пиво – ему хотелось слиться с сидящими людьми, почувствовать себя частью целого. Он редко мог вот так сидеть и ничего не делать. Бармен поставил тарелочку с маслинами и орешками, взмахнув накрашенными ресницами так, на всякий случай – Марк не мог интересовать его больше, чем обычный посетитель. Парень явно не ленился ходить в спортзал, платил стилистам и следил за модой. Хотя, что у них там модно, – непосвященным трудно разобраться. В нем была какая-то гибридность или нетипичность. Или он все еще стоял на распутье. Кто знает, откуда он приехал и сколько сил ему стоило осесть в Москве. И где его родители и что они знают о нем. Мать, наверное, догадывается, даже если он все скрывает и знакомит с фальшивой девушкой. Так хотелось ему сказать: «Послушай, парень, есть одна вещь, которую ты должен знать – никогда, ни при каких обстоятельствах не глотай сперму. Ее естественное место только в определенном месте у женщины, там есть природная защита, там она используется по назначению и приносит пользу. В желудке и в анальном отверстии ей делать нечего, она разрушает иммунную систему. Отсутствие иммунитета в кишечнике, где перерабатывается пища, создает благоприятные условия каким угодно бактериям, грибкам, вирусам, и весь этот зоопарк попадает в кровь. А отравленный человек всегда бледный и слабый – во всех смыслах. Знаю, что ты первый раз об этом слышишь, и весь мир плевать на это хотел. Но это давно уже не так. А после появления СПИДа – это архиважно. Так же важно, как презерватив». Но бармен уже стоял на другом конце стойки и улыбался, беседуя с новым знакомым в блестящем пиджаке. Марк пожалел, что не обладает телепатическими возможностями в той мере, в какой было бы достаточно, чтобы закачать ему свое короткое послание. Жаль, парень был симпатичный, на взлете жизни и еще колеблющийся, как показалось Марку.
Сегодня был день рождения мамы. Она пережила отца всего на год с небольшим. Утром Марк был на кладбище, чего не делал очень давно. За могилами, к его удивлению, следили. Он постоял, как обычно, за оградой, потом положил пару красных гербер. Слева от родителей был похоронен дед – Находкин Марк Соломонович, 1906–1980. Дед был из Киева, рожденный на Подоле и живший на той же улице Бассейной, что и Голда Меир, будущий посол государства Израиль в Советском Союзе и впоследствии один из наиболее влиятельных еврейских политиков. Было еще одно похожее и крайне печальное обстоятельство, случившееся в их с Голдой судьбах: вся их многочисленная киевская родня погибла в сентябре 1941 года в Бабьем Яру. Сам же тридцатипятилетний Марк, находившийся в эвакуации с женой и маленьким сыном Лазарем, работал в военном госпитале Ташкента врачом-терапевтом. Не покладая рук, не высыпаясь, доходя до полного истощения – как все. Лекарств не хватало. Страдания солдат, фантомные боли, послеоперационные заражения, наркотические ломки вынуждали его искать выход. А выход был только в народной медицине: в настоях, отварах, маслах, в жившем в памяти наследии Авиценны. Дед договаривался с местными целителями, покупал змеиные настои, порошки, отдельно змеиный жир. Покупал, применял и учился.
Вторая причина, подтолкнувшая Марка Соломоновича обратиться к целителям, была его тяга ко всему таинственному и сверхъестественному, к истинной природе знания, не ограниченной научным контролем, а чаще научной политикой. Этого требовало его мировоззрение. Анализируя свою практику, он понимал, что каждый человек был уникален и лечению поддавался совершенно индивидуально. Многие погибали, имея, на первый взгляд, больше шансов на выздоровление, чем другие. Почему наука полностью игнорировала понятие «жизненной силы», некоей жизненной субстанции, называемой душой? С начала тридцатых годов Марк Соломонович стал активно интересоваться работами Гурвича о биополе человека и митогенетическом излучении.
После войны началась столичная жизнь и работа в Лечебно-санитарном управлении Кремля. Наступил июль 1951 года. Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», где было сказано о «безусловно существующей законспирированной группе врачей, выполняющей задания империалистических агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства». Стали искать доказательства злонамеренных козней кремлевских врачей, связи с английской разведкой, Еврейским антифашистским комитетом. Марка Соломоновича, как и всех его коллег, посадили явно для массовости мероприятия, назвав сионистом, окопавшимся в советской медицине. Просидел он совсем недолго – около двух месяцев, – пока 31 марта 1953 года Берия не утвердил постановление о прекращении уголовного преследования всех проходивших по нему подследственных. Все арестованные врачи были реабилитированы. Но история эта не могла пройти бесследно для Марка Соломоновича. Во-первых, отношение к нему государственных структур, обвинивших его в шпионаже, его, отдававшего все свои душевные и физические силы делу служения Советской Родине и спасению советских людей, пошатнуло непоколебимый до этого патриотизм. Во-вторых, в тюрьме он встретился с такими интересными людьми, наслушался столько нового, пугающе правдивого и верного о жизни и, главное, о науке, что вышел оттуда другим человеком. Он понял также, что научные исследования, которые приводят к открытиям и прорывам, очень часто не только забираются без объяснения причин или прекращаются, но могут стоить свободы или даже жизни ученому. Особенно это касалось медицины. Он узнал о большом фармацевтическом бизнесе Рокфеллера, основанном на обширнейшем исследовательском и экспериментальном материале фашистов в концентрационных лагерях, об излечении неизлечимых болезней, о запрещенных технологиях, об убийствах слишком успешных врачей. Узнал про нобелевского лауреата биохимика Отто Варбурга, который еще в тридцатых годах обнаружил, что ни один болезнетворный вирус, бактерии или грибки не могут жить в присутствии кислорода. То есть все они появляются в тех местах организма, где налицо плохое снабжение кислородом. Именно недостаток кислорода делает жидкости организма кислотными, и именно в кислой среде развиваются злокачественные клетки. Что самое любопытное, Варбург утверждал, что почти все болезни имеют первоосновой эту причину. Всем ученым, занимающимся вопросами рака, было давно известно, что рак не живет в щелочной среде. Если взять раковую опухоль и поместить ее в щелочную среду, то через три часа она будет мертва. Варбург говорил об этом с начала тридцатых годов, а уже в пятидесятые никто не хотел об этом слушать, потому что набирали силу совсем другие методы и технологии. А рака становилось все больше и больше.
Лазарь всегда внимательно слушал отца, но врачом не стал. Он не мог смотреть на страдания больных и их родственников, особенно матерей. Поступил на химический факультет Московского университета и пошел в науку. Женился на однокурснице – Тосе Осиповой. У нее были две толстые русые косы и родинка на левой щечке. Она была симпатичной девчонкой, а с возрастом стала необыкновенной женщиной. Подруга всей его жизни, от которой никогда не хотелось уйти, с которой он даже и не ссорился. Во-первых, всегда был занят, а во-вторых, его понимали, ни в чем не упрекали, а только помогали и любили.
Марк жил в такой идеальной семье, с такой внимательной, умной и красивой мамой Тосей – он иногда называл ее по имени, как отец, и ей это очень нравилось, – что как-то и не понял, что это исключительный случай и что у всех по-другому. Когда Наташа, его первая жена, начала его теребить за то, что он слишком много работает и слишком мало приносит денег, он решил, что она сумасшедшая. «Как это так, мало? А как же я могу меньше работать? Это же пациенты, я же не могу все бросить в шесть и пойти домой». Ей хотелось от брака другого, она начала даже посмеиваться над натуропатией, над его капельками и БАДами, ничего не понимая, просто потому, что все так говорили, что натуропатия – это глупости, как и вся остальная альтернативная медицина, и ничего это не лечит. Сыроедение ей казалось полным бредом, а бокал красного вина на ужин она считала полезным и питательным продуктом, правда, одним бокалом дело почти никогда не заканчивалось.
– Ты что, сбрендил, Маркуша? Как это производители вина подговорили докторов, что красное вино полезно?
– Алкоголь не может быть полезным, тем более сейчас, когда чистого винограда днем с огнем не найдешь. Польза ресвератрола1 ничтожна по сравнению с химикатами и пестицидами виноградного сырья. Да и потом, алкоголь уничтожает магнезию, приводит к старению и дает еще одну зависимость. Может быть, для тебя это звучит неубедительно, но пьющую и непьющую женщину видно за версту, как говорит моя мама.
1 Ресвератрол – это природный фитоалексин, выделяемый некоторыми растениями в качестве защитной реакции против паразитов, таких как бактерии или грибы.
В экспериментах с мышами и крысами были выявлены противоопухолевое, противовоспалительные, понижающие уровень сахара в крови, кардиопротекторные и другие положительные эффекты ресвератрола. Клинических испытаний для подтверждения подобных эффектов на людях практически не проводилось. Кроме того, был проведен ряд экспериментов в которых было показано влияние ресвератрола на увеличение продолжительность жизни некоторых беспозвоночных и коротко-живущих рыб, с другой стороны часть экспериментов не выявили данного.
Ресвератрол содержится в кожуре винограда и других фруктов, в какао и орехах. Также содержится в вине (в красном в среднем 0,2–5,8 мг/л, в белом содержание ниже).
– Ну, раз мама говорит, что тут спорить, – фыркнула Наташа.
С Наташей не сложилось по многим причинам, но главной было отсутствие уважения к его профессии. Он расстался с ней без сожаления.
Марк огляделся: многие в баре тоже пили пиво – ему хотелось слиться с сидящими людьми, почувствовать себя частью целого. Он редко мог вот так сидеть и ничего не делать. Бармен поставил тарелочку с маслинами и орешками, взмахнув накрашенными ресницами так, на всякий случай – Марк не мог интересовать его больше, чем обычный посетитель. Парень явно не ленился ходить в спортзал, платил стилистам и следил за модой. Хотя, что у них там модно, – непосвященным трудно разобраться. В нем была какая-то гибридность или нетипичность. Или он все еще стоял на распутье. Кто знает, откуда он приехал и сколько сил ему стоило осесть в Москве. И где его родители и что они знают о нем. Мать, наверное, догадывается, даже если он все скрывает и знакомит с фальшивой девушкой. Так хотелось ему сказать: «Послушай, парень, есть одна вещь, которую ты должен знать – никогда, ни при каких обстоятельствах не глотай сперму. Ее естественное место только в определенном месте у женщины, там есть природная защита, там она используется по назначению и приносит пользу. В желудке и в анальном отверстии ей делать нечего, она разрушает иммунную систему. Отсутствие иммунитета в кишечнике, где перерабатывается пища, создает благоприятные условия каким угодно бактериям, грибкам, вирусам, и весь этот зоопарк попадает в кровь. А отравленный человек всегда бледный и слабый – во всех смыслах. Знаю, что ты первый раз об этом слышишь, и весь мир плевать на это хотел. Но это давно уже не так. А после появления СПИДа – это архиважно. Так же важно, как презерватив». Но бармен уже стоял на другом конце стойки и улыбался, беседуя с новым знакомым в блестящем пиджаке. Марк пожалел, что не обладает телепатическими возможностями в той мере, в какой было бы достаточно, чтобы закачать ему свое короткое послание. Жаль, парень был симпатичный, на взлете жизни и еще колеблющийся, как показалось Марку.