— Да, — тепло поддержал ее муж, — ты стал одним из нас, и мы никуда тебя не отпустим!
Вечером на тропе, ведущей из бухты, появился Стюарт в сопровождении Пегги и ее отца, старого Типау. Ити-Ити отправился на корабль за Кристианом и своей племянницей. Мы со Стюартом и его возлюбленной пошли пройтись по берегу, оставив старика посплетничать в доме.
Волны Тихого океана лениво ласкали песок. Мы молча сели на берегу, прекрасный вечер словно околдовал нас своею тишиной и покоем.
Сумерки уже почти превратились в ночь, когда Стюарт вдруг сказал:
— Вот они!
Покачиваясь на волнах, по морю тенью скользила лодка. Она быстро приближалась, и вскоре нос ее зашуршал по песку. Из лодки выскочил Кристиан и, повернувшись к Маймити, которая была с ним, помог ей вылезти. Кивнув нам и сказав, чтобы мы подождали его на берегу, он проследовал за Ити-Ити в дом. Повинуясь просьбе Стюарта, туда же поспешила и Пегги.
Фигура Кристиана на тускло освещенном берегу глубоко тронула меня. Нетрудно было представить его чувства накануне расставания с Таити. Вскоре позади нас зашуршали кусты, и мы услышали мягкие шаги по песку. Мы поднялись навстречу Кристиану, однако он усадил нас обратно и, сев рядом, отбросил в сторону шапку и провел рукой по густым темным волосам.
— Мы видимся в последний раз, — отрывисто заговорил он после долгого молчания. — Отплытие завтра утром, как только поднимется ветер… Историю бунта я вам рассказал; помните, что в ответе за него я один. По всей вероятности, Блай и те, что с ним, давно погибли — утонули или убиты дикарями. О Блае я не сожалею, но вот мысль об остальных — невинных людях — гнетет мою совесть. Обстоятельства вам известны, они объясняют, быть может, даже до некоторой степени извиняют меня, но не оправдывают. Мои планы вы знаете. Тихий океан — самый большой на земле, островам на нем нет числа. На одном из них — на севере или на юге, на востоке или на западе отсюда — мы поселимся, а корабль уничтожим. Нас вы больше не увидите, обещаю.
Снова наступила тишина, которую нарушал лишь тихий шорох прибоя; где-то вдалеке захныкал проснувшийся ребенок.
— Рано или поздно, — продолжал Кристиан, — английский корабль бросит здесь якорь. Мне бы хотелось, чтобы вы сразу сами сдались его командиру, — вы оба и те, кто не принимал участия в мятеже. Вы невиновны, вам ничего не будет. Что же до остальных — пусть поступают как знают. Раз они отказались последовать за мной, я умываю руки… Некоторое время назад, Байэм, в трудную минуту, я просил вас навестить моего отца, если не вернусь домой. Зовут его Чарльз Кристиан, живет он в Мейрлендклире, в графстве Камберленд. Пусть кто-нибудь из вас зайдет к нему и расскажет всю правду о бунте, может, тогда он не станет судить меня слишком строго. Вы сможете сделать это для меня?
Кристиан встал, мы со Стюартом вскочили на ноги. Я первый пожал Кристиану руку.
— Да, — проговорил я и хотел продолжить, но Кристиан повернулся в сторону дома и позвал:
— Маймити!
Она, по-видимому, ждала. Мы увидели, как легкая белая фигурка появилась в пальмовых зарослях. За нею шли гребцы. Девушка подошла, молча обняла меня, затем Стюарта и прыгнула в каноэ. Кристиан последний раз пожал нам руки.
— Благослови вас Бог! — проговорил он.
Когда на рассвете я вышел на берег, чтобы искупаться, —» Баунти» стоял с поднятыми парусами; бушприт его был устремлен на север. Поднимался восточный ветер.
Глава XII. Теани
Вечером на тропе, ведущей из бухты, появился Стюарт в сопровождении Пегги и ее отца, старого Типау. Ити-Ити отправился на корабль за Кристианом и своей племянницей. Мы со Стюартом и его возлюбленной пошли пройтись по берегу, оставив старика посплетничать в доме.
Волны Тихого океана лениво ласкали песок. Мы молча сели на берегу, прекрасный вечер словно околдовал нас своею тишиной и покоем.
Сумерки уже почти превратились в ночь, когда Стюарт вдруг сказал:
— Вот они!
Покачиваясь на волнах, по морю тенью скользила лодка. Она быстро приближалась, и вскоре нос ее зашуршал по песку. Из лодки выскочил Кристиан и, повернувшись к Маймити, которая была с ним, помог ей вылезти. Кивнув нам и сказав, чтобы мы подождали его на берегу, он проследовал за Ити-Ити в дом. Повинуясь просьбе Стюарта, туда же поспешила и Пегги.
Фигура Кристиана на тускло освещенном берегу глубоко тронула меня. Нетрудно было представить его чувства накануне расставания с Таити. Вскоре позади нас зашуршали кусты, и мы услышали мягкие шаги по песку. Мы поднялись навстречу Кристиану, однако он усадил нас обратно и, сев рядом, отбросил в сторону шапку и провел рукой по густым темным волосам.
— Мы видимся в последний раз, — отрывисто заговорил он после долгого молчания. — Отплытие завтра утром, как только поднимется ветер… Историю бунта я вам рассказал; помните, что в ответе за него я один. По всей вероятности, Блай и те, что с ним, давно погибли — утонули или убиты дикарями. О Блае я не сожалею, но вот мысль об остальных — невинных людях — гнетет мою совесть. Обстоятельства вам известны, они объясняют, быть может, даже до некоторой степени извиняют меня, но не оправдывают. Мои планы вы знаете. Тихий океан — самый большой на земле, островам на нем нет числа. На одном из них — на севере или на юге, на востоке или на западе отсюда — мы поселимся, а корабль уничтожим. Нас вы больше не увидите, обещаю.
Снова наступила тишина, которую нарушал лишь тихий шорох прибоя; где-то вдалеке захныкал проснувшийся ребенок.
— Рано или поздно, — продолжал Кристиан, — английский корабль бросит здесь якорь. Мне бы хотелось, чтобы вы сразу сами сдались его командиру, — вы оба и те, кто не принимал участия в мятеже. Вы невиновны, вам ничего не будет. Что же до остальных — пусть поступают как знают. Раз они отказались последовать за мной, я умываю руки… Некоторое время назад, Байэм, в трудную минуту, я просил вас навестить моего отца, если не вернусь домой. Зовут его Чарльз Кристиан, живет он в Мейрлендклире, в графстве Камберленд. Пусть кто-нибудь из вас зайдет к нему и расскажет всю правду о бунте, может, тогда он не станет судить меня слишком строго. Вы сможете сделать это для меня?
Кристиан встал, мы со Стюартом вскочили на ноги. Я первый пожал Кристиану руку.
— Да, — проговорил я и хотел продолжить, но Кристиан повернулся в сторону дома и позвал:
— Маймити!
Она, по-видимому, ждала. Мы увидели, как легкая белая фигурка появилась в пальмовых зарослях. За нею шли гребцы. Девушка подошла, молча обняла меня, затем Стюарта и прыгнула в каноэ. Кристиан последний раз пожал нам руки.
— Благослови вас Бог! — проговорил он.
Когда на рассвете я вышел на берег, чтобы искупаться, —» Баунти» стоял с поднятыми парусами; бушприт его был устремлен на север. Поднимался восточный ветер.
Глава XII. Теани
Как-то утром, дней через десять после ухода «Баунти», я отправился вдоль извилистого берега в сторону мыса Венеры. На самой оконечности мыса, огражденная рифовым барьером, лежит одна из самых красивых бухточек этого острова. Ее давно облюбовали туземные мореплаватели, которым хотелось иногда переночевать на берегу. Вода в ней всегда спокойна и необычайно чиста, а глубины достаточно, чтобы довольно большое судно могло подойти совсем близко к берегу.
Я любил бывать там на рассвете: из бухточки открывается прекрасный вид на побережье. Я обрадовался, что на этот раз там никого нет, и, устроившись на высокой дюне, стал смотреть на восток, где заблестели первые краски зари. Вдруг какой-то звук привлек мое внимание: в проходе между рифами двигалось большое парусное каноэ. Оно быстро подошло к берегу, и гребцы сбросили в воду каменный якорь. По размеру и довольно многочисленному экипажу судна я понял, что на нем, видимо, находятся какие-то важные персоны, но их не было видно: они еще спали под кормовым тентом. Несколько туземцев сошли на берег и принялись разводить костер; две женщины не спеша прошли вдоль пляжа и скрылись из виду.
Солнце уже поднялось над морем, когда я, незамеченный путешественниками, поднялся и направился к широкой реке, впадавшей в море на западной стороне мыса. Река называлась Вайпупу; при впадении она образовывала глубокий чистый затон, в котором я любил купаться, — спокойное живописное место.
Сбросив с плеч легкую накидку, я бросился в воду и лениво поплыл по течению. Высоко над головой пела птица, чем-то напоминавшая английского соловья. Вдруг на берегу, среди узловатых корней старого дерева, я увидел прекрасную, словно русалка, девушку. Видимо, когда я проплывал мимо, она услыхала всплеск и, обернувшись, увидала меня. Я сразу узнал ее — это была Теани, дочь одного из вождей, которую я уже как-то видел на туземном празднике. Никаких признаков смущения она не проявила: в те дни знатной девушке нечего было опасаться ни днем, ни ночью. Грубое слово в ее адрес стоило бы обидчику смерти, а насилие стало бы причиной опустошительной войны.
— Да живешь ты долгие годы! — поздоровался я по туземному обычаю и повернулся в воде против течения.
— И ты тоже! — улыбнулась Теани. — Я знаю, кто ты! Ты — Байэм, тайо Ити-Ити!
— Верно! — ответил я и постарался продлить разговор: — А хочешь, я скажу кто ты? Ты — Теани, родственница Поино. Я видел, как ты танцевала на празднике!
— Ах, видел? И что же, я хорошо танцевала? — спросила она и громко рассмеялась.
— Так хорошо, что тот вечер я не могу забыть!
— Ареро мона! — насмешливо воскликнула она, что означает «сладкий язык», — так на Таити называют льстецов.
— Так хорошо, — будто бы не слыша, продолжал я, — что я спросил у Ити-Ити: «Кто эта девушка, что красивее всех девушек на Таити и может сравниться лишь с богинею танца?»
— Ареро мона! — снова насмешливо проговорила она, но ее щеки вспыхнули румянцем. — Послушай, — сменила она тему, — давай посмотрим, кто проплывет дальше под водой — ты или я?
Вскочив на ноги, она нырнула с таким искусством, что брызг почти не было. Вцепившись в корень, на котором сидела Теани, я ждал. Ярдах в пятидесяти от меня река делала поворот; наконец уже из-за поворота раздался голос девушки:
— Эй! Теперь твоя очередь!
Я нырнул и поплыл по течению на глубине примерно в сажень. Двигаясь дальше и дальше, я был полон решимости победить: ведь в воде я чувствовал себя как рыба. Когда, наконец, легкие мои больше выдержать не могли, я вынырнул, уверенный, что выиграл. Музыкальный, словно журчание ручейка, смех раздался впереди: протерев глаза, я увидел, что девушка сидит на корне дерева ярдах в десяти от меня.
— Ты доплыла до этого места ? — огорченно спросил я.
— Я не обманываю.
— Давай отдохнем немного, и я попробую снова.
Я сел рядом с нею и откинул с лица мокрые волосы. Не сговариваясь, мы повернулись друг к другу; глаза Теани улыбались. Вдруг она резко отвернулась, и мое сердце забилось сильнее. Рука ее лежала рядом с моей; я осторожно накрыл ее ладонью и легонько пожал. Теани нагнула голову, глядя в чистую воду. Мы долго молчали.
— Теани! — наконец промолвил я и взял ее руку в свои.
Она не ответила, но медленно подняла голову и поглядела мне в глаза. И вдруг, не произнося ни слова, она прильнула ко мне. Сердце мое забилось так сильно, что я не мог говорить. Первой нарушила молчание девушка.
— Байэм, у тебя есть жена? — спросила она, ласково поглаживая меня по мокрым волосам.
— Нет.
— А у меня нет мужа.
В этот миг ниже по течению раздался женский голос:
— Теани! Теани!
Девушка крикнула в ответ, что скоро придет, и повернулась ко мне:
— Это служанка, которая сошла со мною на берег. Я велела ей ждать у самого устья, пока я купаюсь.
— Вы приплыли из Тетиароа? — спросил я, обнимая ее за талию.
— Нет, я была с дядей в Раиатеа. Мы плыли два дня и две ночи.
— А кто твой дядя?
— Ты не знаешь? — удивленно и недоверчиво спросила девушка.
— Нет.
— А говоришь на нашем языке, словно один из нас! Странные вы люди — англичане. Мой дядя — Веиатуа, большой вождь из Таиарапу.
— Я часто слышал о нем.
— А ты — вождь у себя в стране?
— Да, но очень небольшой.
— Я это знала! Знала, Как только увидела тебя! Ити-Ити не выбрал бы себе в тайо простолюдина.
Мы снова замолчали.
— Теани! — позвал я.
Она подняла голову, и я крепко поцеловал ее в губы. Обратно к бухточке мы возвращались, взявшись за руки. Сзади шла служанка с округлившимися от удивления глазами.
Когда мы подошли к берегу, Веиатуа завтракал. Это был старик с благородной осанкой, густыми седыми волосами, добродушный и вместе с тем величественный. Все его тело покрывала очень красивая и затейливая татуировка. При виде меня Веиатуа и глазом не повел.
— Завтрак тебя ждет на каноэ, Теани, — сказал он. — А кто этот молодой человек?
— Это тайо Ити-Ити, его зовут Байэм.
— Я слышал о нем.
Любезно повернувшись ко мне, вождь предложил разделить с ним завтрак. Я сел рядом и стал отвечать на его вопросы о Ити-Ити и «Баунти». Он удивился моему знанию таитянского языка, и я рассказал ему о своем задании.
— И теперь ты и другие поселились на Таити и будете среди нас жить? — спросил Веиатуа.
— Во всяком случае долго, — ответил я. — Возможно, когда года через два или три сюда придет английский корабль, нам скажут, что король Георг велит возвращаться.
— Правильно, — согласился старый вождь, — короля нужно слушаться.
Наконец Теани сошла на берег; в своих белоснежных одеждах она выступала во главе своих прислужниц с таким достоинством, что с нею едва ли могла бы сравниться какая-либо шестнадцатилетняя англичанка. Вождь кивнул и встал:
— Теперь пойдем в дом моего родича, — проговорил он.
Перед ним присел на корточки дюжий крепкий мужчина. Веиатуа легко сел ему на плечи, тот встал и пошел. В те дни большим вождям не разрешалось ходить пешком по земле, принадлежащей простолюдинам: ступив на их землю, вождь делал ее своей собственностью.
Ити-Ити встретил нас у двери; он сбросил накидку и, обнаженный по пояс, выступил навстречу другу. Нас ждал завтрак, и хотя Веиатуа только что весьма плотно поел, он выразил желание позавтракать еще раз. Теани и Ина хорошо знали друг друга; им было о чем поговорить. По взглядам, которые время от времени бросала на меня Ина, я понял, что Теани рассказывает ей о нашей встрече на реке.
Около полудня, когда все нашли себе местечко в тени и улеглись на циновках вздремнуть, я увидел, что мой тайо бодрствует. Он сидел на берегу под своим любимым гибискусом. Я рассказал ему о встрече с девушкой и признался, что полюбил ее.
— Почему бы тебе не жениться на ней, если она согласится? — спросил Ити-Ити, когда я кончил.
— Думаю, согласится, но что скажут ее родители?
— У нее нет родителей, они оба умерли.
— Тогда Веиатуа.
— Ты ему нравишься.
— Прекрасно. Но, предположим, мы поженимся, а потом придет английский корабль, и мне прикажут возвращаться домой, что тогда?
Мой тайо в отчаянии пожал своими массивными плечами:
— Все вы, англичане, на один лад! Вы делаете себя несчастными, думая о том, что может никогда и не случиться. Разве не достаточно нам сегодняшнего дня? Зачем вам думать о завтрашнем и о послезавтрашнем? Да прежде чем придет другой корабль, может пройти двадцать, тридцать лет! Довольно этих разговоров!
Я не смог сдержать улыбки, услышав этот поток философских рассуждений, не лишенных смысла, который называют «здравым», хотя встречается он довольно редко. Таитяне не знают беспокойства о будущем, в их языке нет слова, соответствующего этому понятию.
Я подумал, что Ити-Ити, безусловно, прав: раз мне суждено долго жить среди туземцев, я должен принять их точку зрения.
— Ты — мой тайо, — заговорил я, — замолвишь за меня словечко перед Веиатуа? Скажи ему, что я очень люблю его племянницу и хочу на ней жениться.
— С радостью! — воскликнул вождь и похлопал меня по спине. — А теперь дай мне вздремнуть.
Теани проснулась раньше других; я нашел ее на пустынном пляже. Она поспешила ко мне.
— Любимая, — сказал я, — я разговаривал со своим тайо, и он обещал попросить у Веиатуа твоей руки. Я поступил правильно?
— Я говорила с дядей, — улыбаясь, ответила Теани. — Я сказала, что хочу, чтобы ты стал моим мужем. Он спросил, хочешь ли ты этого, а я ответила, что это неважно, главное, что этого хочу я. «Ты желаешь, чтобы я объявил Ити-Ити войну и похитил твоего друга?» — спросил он. «Да, — ответила я, — если дойдет до этого!» Он с любовью посмотрел на меня и сказал: «Разве я отказывал тебе в чем-нибудь, голубка, с тех пор, как умерла твоя мать? Этот твой Байэм — англичанин, но он мужчина, а разве может мужчина отвергнуть тебя?» Скажи, мой дядя прав?
— Несомненно! — ответил я, нежно пожимая ей руку.
Когда мы вернулись домой, солнце уже шло к закату. Двое вождей, отослав своих слуг, беседовали между собой.
— Вот и они! — завидев нас, воскликнул Веиатуа.
— И очень довольны друг другом, — заметил мой тайо и обратился ко мне: — Веиатуа дал свое согласие на брак, но с одним условием: большую часть времени вы должны проводить в Таутира. Разлука с племянницей была бы для него слишком тяжела. Ты должен понять его, Байэм. Но вы будете часто навещать старого Ити-Ити!
— Свадьбу сыграем, не откладывая, у меня в доме, — сказал вождь Таиарапу. — Ты можешь отплыть с нами завтра, а Ити-Ити и Ина поплывут следом в своем каноэ. Они будут представлять твою семью в храме. Можете считать себя помолвленными.
Я встал и направился к дому и вскоре возвратился с браслетом и ожерельем, купленными когда-то в Лондоне. Протянув их Веиатуа, я пояснил:
— Мой подарок Теани, если позволишь.
— Это для нее большая радость; ни у одной девушки на наших островах нет таких вещей. Я видел золото и знаю, что оно очень дорогое и не ржавеет, как железо. Королевский дар, Байэм! Что мы можем подарить тебе взамен?
— Вот что! — ответил я и, повесив ожерелье на шею Теани, обнял ее за плечи, словно собираясь ее унести.
— Хороший ответ! — одобрительно усмехнулся Веиатуа. — А Теани — королевский подарок. Семьдесят три поколения назад ее предки были богами! Где еще ты найдешь такую девушку?
На следующее утро люди Веиатуа отнесли в каноэ мои пожитки, и мы отправились в путь. В Таутира, где жил вождь, мы прибыли в середине этого же дня. Нас встретили члены его семейства, жрец храма, вознесший божествам благодарственную молитву за то, что они охраняли Веиатуа от опасностей моря, а также толпа подданных, любивших вождя за справедливость и доброту.
Ити-Ити с дочерью прибыли на следующий день, а еще через день мы с Теани, пройдя через многочисленные церемонии бракосочетания, стали мужем и женой. Веиатуа подарил нам прекрасный дом на берегу, неподалеку от его собственного. Дом этот был недавно построен для какого-то вождя низшего ранга, но тот с радостью покинул его, узнав, что Веиатуа хочет поселить в нем своего зятя.
Примерно через месяц после свадьбы мы отправились в Матаваи в гости к моему тайо. Мне очень хотелось повидаться с Ити-Ити, равно как и с моими друзьями с «Баунти». Расстояние в пятьдесят миль мы прошли менее чем за пять часов и днем уже были на месте.
— Твои друзья строят корабль, — сообщил за обедом Ити-Ити. — Главные там Моррисон в Миллворд, остальные им помогают. Они уже заложили киль и поставили штевни. Работают они на мысу, у моря.
Ближе к вечеру Ина, ее отец, Теани и я пошли взглянуть на маленькую верфь. Ярдах в ста от берега Моррисон нашел для нее поросшую травой поляну, окаймленную высокими хлебными деревьями. На траве сидела кучка туземцев, наблюдавших за работой белых людей. Они проявляли к ней неподдельный интерес и, поскольку им разрешили быть зрителями, сочли своим долгом снабжать корабельных мастеров едой. Среди туземцев находился и вождь Теина, которому принадлежала эта земля. Он любезно с нами поздоровался, и в этот миг Моррисон поднял глаза и увидел меня. Отложив тесло, он утер пот и сердечно пожал мне руку.
— Мы слышали о твоей женитьбе, — проговорил он. — Желаю счастья.
Я познакомил его с Теани. Когда он пожимал ей руку, к нам подошел Том Эллисон и спросил:
— Как вы находите наш корабль, мистер Байэм? Он только тридцать футов длиной, но мистер Моррисон надеется добраться на нем до Батавии. Мы уже даже назвали его «Решимость». Ей-богу, решимость и в самом деле нужна, чтобы построить корабль без гвоздей, нужных инструментов и досок!
Моряки работали с рвением: кого подгоняло желание вернуться в Англию, кого — боязнь того, что корабль из Англии придет прежде, чем они достроят свой.
На закате плотники отложили инструмент, и я, отправив Теани с Иной и Ити-Ити домой, пошел вместе с Моррисоном и Миллвордом к ним. Они жили у воина по имени Поино; неподалеку стоял дом, где жил Стюарт.
Когда я к нему пришел, он копался в саду, который успел за это время разбить. Едва мы с ним поздоровались, как Пегги позвала нас в дом. Не прошло и получаса, как вместе с подоспевшим Эллисоном мы сели за ужин. Пегги ушла на женскую половину, а старый Типаи предпочел есть в одиночестве.
— Сколько времени вам нужно, чтобы построить судно? — спросил я у Моррисона.
— Полгода, а то и больше. Работа идет медленно, очень мало инструментов.
— Вы надеетесь доплыть на нем до Батавии?
— Да, а оттуда сможем добраться домой на каком-нибудь голландском корабле. Поплывем впятером — Норман, Макинтош, Маспратт, Берн и я. Стюарт и Коулман предпочитают остаться здесь и дожидаться корабля из Англии.
— Я тоже, — отозвался я. — В Таутира мне живется хорошо, к тому же я рад возможности продолжить работу над словарем.
— Что до меня, — вмешался Стюарт, — мне нравится на Таити, и я вовсе не хочу утонуть.
— Типун тебе на язык! — воскликнул Моррисон. — На нашем маленьком суденышке можно будет обойти вокруг света!
— Вы не рассказали Байэму о нас, — вставил Эллисон, — Мы надеемся создать собственное маленькое царство. Мистер Моррисон обещал доставить нас на какой-нибудь островок к западу отсюда.
— Это лучшее, что они могут сделать, — проговорил Моррисон. — Я попробую найти для них остров с дружественно настроенными туземцами. Поплывут Том и с ним Миллворд, Беркитт, Хиллбрандт и Саммер. Черчилль намерен остаться здесь, хотя в случае чего виселицы ему не избежать. Дик Скиннер считает своим долгом сдаться в плен и понести наказание. Что же касается Томпсона, то это просто скотина, и брать его к себе на судно я не собираюсь.
— А где Беркитт? — спросил я.
— Они с Маспраттом живут в Папара, — ответил Стюарт.
— Они предложили нам свою помощь, — добавил Моррисон, — но оба ничего не умеют.
За разговорами мы засиделись далеко за полночь. Когда я отправился домой, уже взошла луна.
На следующее утро мне представился случай вспомнить слова Моррисона о Томпсоне, самом глупом и мерзком человеке из всей команды «Баунти». В последнее время он подружился с Черчиллем, и почти все время они проводили, плавая вокруг острова на маленьком каноэ с полотняным парусом. Томпсон туземцев терпеть не мог и не доверял им, поэтому без заряженного мушкета на берег не выходил.
Идя вдоль берега, я наткнулся на эту парочку; они жарили на углях поросенка.
— Позавтракайте с нами, мистер Байэм, — гостеприимно предложил Черчилль.
— Черт бы тебя побрал, Черчилль, — сердито пробурчал Томпсон. — Нечего отдавать ему жратву, нам самим не хватит.
— Попридержи-ка язык! — разозлился Черчилль. — Мистер Байэм — мой друг! Поучись у туземцев, как себя вести, или мне придется вбить это тебе в башку!
Томпсон поднялся, отошел на несколько шагов и с угрюмым видом сел на песок, зажав мушкет между колен. Так как я уже завтракал, то, поблагодарив Черчилля, пошел было дальше, но увидел, что невдалеке от нас дюжина гребцов вытаскивает на берег большое каноэ, а его хозяин с женой направляются в нашу сторону. Мужчина нес на руках трехлетнего ребенка. Они остановились у каноэ Черчилля и, выразив восхищение его полотняным парусом, поздоровались. Женщина оперлась на гик, чтобы получше рассмотреть, как пришит ликтрос, но в этот миг раздался хриплый голос Томпсона:
— А ну-ка проваливайте отсюда!
Ничего не понимая, туземцы в недоумении смотрели на него. Томпсон снова крикнул:
— Убирайтесь, черт вас раздери!
Таитяне вопросительно посмотрели на нас, и не успел Черчилль раскрыть рот, как Томпсон вдруг поднял мушкет и выстрелил. Пуля прошила ребенка и отца; они замертво упали на песок, обливаясь кровью. Женщина закричала, из дома начали выбегать люди.
Черчилль вскочил и бросился к Томпсону. Сильным ударом он свалил убийцу наземь, схватил мушкет, взял Томпсона под мышки и потащил к каноэ. Перевалив безжизненное тело моряка через борт он прыгнул в каноэ и оттолкнулся от берега. Когда собравшаяся толпа сообразила, что к чему, суденышко уже быстро удалялось от берега.
Я бросился к умирающему отцу и его дочери, однако сразу увидел, что помочь им ничем нельзя. Минут через пять оба скончались. Гребцы с каноэ, вооружившись большими камнями, уже приближались ко мне, когда появился Ити-Ити. Он сразу понял, что произошло, и, подняв руку, утихомирил ропот.
— Этот человек — мой тайо и виновен не больше вашего, — произнес он. — Зачем вы стоите тут и треплете языками, словно женщины? У вас ведь есть оружие! Садитесь в свое каноэ! Я знаю человека, убившего вашего хозяина, это вонючий пес, и ни один англичанин не поднимет руку в его защиту.
Они тотчас же пустились в погоню, однако, как я узнал позже, догнать беглецов не смогли. Трагедия закончилась через две недели, когда мы с Теани уже вернулись домой.
Опасаясь высаживаться на западном побережье Таити и стремясь отойти от Матаваи как можно дальше, Черчилль добрался до Таутира, где Веиатуа, считая его своим другом, оказал ему радушный прием. Однако слава Томпсона бежала впереди него, и он увидел, что и здесь все относятся к нему с опаской и презрением. Черчиллю и самому до смерти надоел его компаньон, и он только и думал, как бы от него избавиться. Он признался мне в этом, когда в день нашего возвращения зашел меня проведать.
— Еще немного, и я убью его! — проговорил он. — Виселица — это для него слишком почетно! Но черт меня побери, если я смогу хладнокровно застрелить человека! Дурак я был, что не оставил его на Матаваи!
— Туземцы быстро бы с ним расправились, — заметил я.
— Вот было бы славно! Я уже больше не могу. Сегодня я ему сказал, пусть забирает каноэ и катится отсюда ко всем чертям!
— Предоставь это туземцам, — посоветовал я. — Если бы не ты, они давно бы уже с ним покончили.
— Ладно. Смотри-ка, вот и он!
В полукабельтове от нас, зажав мушкет между колен, сидел Томпсон.
— Он почти сошел с ума, — проворчал Черчилль. — У вас есть мушкет, Байэм, — зарядите его и держите под рукой, пока он здесь.
— Вы собираетесь побыть в Таутира? — после паузы спросил я.
— Да, мне понравился старый вождь, ваш тесть, а я, кажется, понравился ему. Он просит, чтобы я помог ему в небольшой войне, которую он затевает. Обещает за это немного земли. Пойдемте, пора в дом.
Веиатуа пригласил нас присутствовать на ночном празднике с танцамя, подобный я видел когда-то в Тетиароа. Нам с Теани и Черчиллем отвели удобные места среди зрителей, и мы уселись.
Едва барабаны зарокотали, как сзади послышался крик и сразу за ним оружейный выстрел. Черчилль было вскочил, но тут же опустился на землю, захрипел и выронил из рук мушкет. Среди общего крика и смятения раздался мощный голос Веиатуа:
— Убейте его! Убейте!
И в неверном свете факелов я увидел, как Томпсон вырвался из толпы и огромными прыжками устремился в сторону моря, сжимая в руке свой мушкет. Атуануи, предводитель воинов, схватил с земли большой камень и швырнул своей могучей рукой в беглеца. Камень угодил Томпсону в спину, и тот упал. В следующую секунду воин вскочил на убийцу верхом и тем же самым камнем размозжил ему череп. Когда я вернулся домой, Черчилль был мертв.
15 августа 1790 года у нас родилась дочь Элен. Она получила также родовое имя Теани и длинный титул, который я, честно говоря, не могу вспомнить, но я окрестил ее именем своей матери. Дочь была очень хорошенькая, с красивыми и необычными глазами. Поскольку это был наш первенец, ее рождение послужило поводом для разнообразных церемоний.
1790 год был самым счастливым, и, быть может, поэтому показался мне самым коротким в жизни. Неплохо начался и 1791 — ый; прошел январь, за ним февраль, а в марте Теани уплыла вместе со своим дядей на другую оконечность острова, чтобы участвовать в каком-то религиозном празднике. Меня утомляли таитянские церемонии такого рода, и я решил остаться дома со своим шурином Туаху.
Когда пришел корабль, жена отсутствовала дома уже больше недели. Накануне мы с Туаху были на ночном празднике с танцами, поэтому когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Рядом со мною стоял Туаху.
Я любил бывать там на рассвете: из бухточки открывается прекрасный вид на побережье. Я обрадовался, что на этот раз там никого нет, и, устроившись на высокой дюне, стал смотреть на восток, где заблестели первые краски зари. Вдруг какой-то звук привлек мое внимание: в проходе между рифами двигалось большое парусное каноэ. Оно быстро подошло к берегу, и гребцы сбросили в воду каменный якорь. По размеру и довольно многочисленному экипажу судна я понял, что на нем, видимо, находятся какие-то важные персоны, но их не было видно: они еще спали под кормовым тентом. Несколько туземцев сошли на берег и принялись разводить костер; две женщины не спеша прошли вдоль пляжа и скрылись из виду.
Солнце уже поднялось над морем, когда я, незамеченный путешественниками, поднялся и направился к широкой реке, впадавшей в море на западной стороне мыса. Река называлась Вайпупу; при впадении она образовывала глубокий чистый затон, в котором я любил купаться, — спокойное живописное место.
Сбросив с плеч легкую накидку, я бросился в воду и лениво поплыл по течению. Высоко над головой пела птица, чем-то напоминавшая английского соловья. Вдруг на берегу, среди узловатых корней старого дерева, я увидел прекрасную, словно русалка, девушку. Видимо, когда я проплывал мимо, она услыхала всплеск и, обернувшись, увидала меня. Я сразу узнал ее — это была Теани, дочь одного из вождей, которую я уже как-то видел на туземном празднике. Никаких признаков смущения она не проявила: в те дни знатной девушке нечего было опасаться ни днем, ни ночью. Грубое слово в ее адрес стоило бы обидчику смерти, а насилие стало бы причиной опустошительной войны.
— Да живешь ты долгие годы! — поздоровался я по туземному обычаю и повернулся в воде против течения.
— И ты тоже! — улыбнулась Теани. — Я знаю, кто ты! Ты — Байэм, тайо Ити-Ити!
— Верно! — ответил я и постарался продлить разговор: — А хочешь, я скажу кто ты? Ты — Теани, родственница Поино. Я видел, как ты танцевала на празднике!
— Ах, видел? И что же, я хорошо танцевала? — спросила она и громко рассмеялась.
— Так хорошо, что тот вечер я не могу забыть!
— Ареро мона! — насмешливо воскликнула она, что означает «сладкий язык», — так на Таити называют льстецов.
— Так хорошо, — будто бы не слыша, продолжал я, — что я спросил у Ити-Ити: «Кто эта девушка, что красивее всех девушек на Таити и может сравниться лишь с богинею танца?»
— Ареро мона! — снова насмешливо проговорила она, но ее щеки вспыхнули румянцем. — Послушай, — сменила она тему, — давай посмотрим, кто проплывет дальше под водой — ты или я?
Вскочив на ноги, она нырнула с таким искусством, что брызг почти не было. Вцепившись в корень, на котором сидела Теани, я ждал. Ярдах в пятидесяти от меня река делала поворот; наконец уже из-за поворота раздался голос девушки:
— Эй! Теперь твоя очередь!
Я нырнул и поплыл по течению на глубине примерно в сажень. Двигаясь дальше и дальше, я был полон решимости победить: ведь в воде я чувствовал себя как рыба. Когда, наконец, легкие мои больше выдержать не могли, я вынырнул, уверенный, что выиграл. Музыкальный, словно журчание ручейка, смех раздался впереди: протерев глаза, я увидел, что девушка сидит на корне дерева ярдах в десяти от меня.
— Ты доплыла до этого места ? — огорченно спросил я.
— Я не обманываю.
— Давай отдохнем немного, и я попробую снова.
Я сел рядом с нею и откинул с лица мокрые волосы. Не сговариваясь, мы повернулись друг к другу; глаза Теани улыбались. Вдруг она резко отвернулась, и мое сердце забилось сильнее. Рука ее лежала рядом с моей; я осторожно накрыл ее ладонью и легонько пожал. Теани нагнула голову, глядя в чистую воду. Мы долго молчали.
— Теани! — наконец промолвил я и взял ее руку в свои.
Она не ответила, но медленно подняла голову и поглядела мне в глаза. И вдруг, не произнося ни слова, она прильнула ко мне. Сердце мое забилось так сильно, что я не мог говорить. Первой нарушила молчание девушка.
— Байэм, у тебя есть жена? — спросила она, ласково поглаживая меня по мокрым волосам.
— Нет.
— А у меня нет мужа.
В этот миг ниже по течению раздался женский голос:
— Теани! Теани!
Девушка крикнула в ответ, что скоро придет, и повернулась ко мне:
— Это служанка, которая сошла со мною на берег. Я велела ей ждать у самого устья, пока я купаюсь.
— Вы приплыли из Тетиароа? — спросил я, обнимая ее за талию.
— Нет, я была с дядей в Раиатеа. Мы плыли два дня и две ночи.
— А кто твой дядя?
— Ты не знаешь? — удивленно и недоверчиво спросила девушка.
— Нет.
— А говоришь на нашем языке, словно один из нас! Странные вы люди — англичане. Мой дядя — Веиатуа, большой вождь из Таиарапу.
— Я часто слышал о нем.
— А ты — вождь у себя в стране?
— Да, но очень небольшой.
— Я это знала! Знала, Как только увидела тебя! Ити-Ити не выбрал бы себе в тайо простолюдина.
Мы снова замолчали.
— Теани! — позвал я.
Она подняла голову, и я крепко поцеловал ее в губы. Обратно к бухточке мы возвращались, взявшись за руки. Сзади шла служанка с округлившимися от удивления глазами.
Когда мы подошли к берегу, Веиатуа завтракал. Это был старик с благородной осанкой, густыми седыми волосами, добродушный и вместе с тем величественный. Все его тело покрывала очень красивая и затейливая татуировка. При виде меня Веиатуа и глазом не повел.
— Завтрак тебя ждет на каноэ, Теани, — сказал он. — А кто этот молодой человек?
— Это тайо Ити-Ити, его зовут Байэм.
— Я слышал о нем.
Любезно повернувшись ко мне, вождь предложил разделить с ним завтрак. Я сел рядом и стал отвечать на его вопросы о Ити-Ити и «Баунти». Он удивился моему знанию таитянского языка, и я рассказал ему о своем задании.
— И теперь ты и другие поселились на Таити и будете среди нас жить? — спросил Веиатуа.
— Во всяком случае долго, — ответил я. — Возможно, когда года через два или три сюда придет английский корабль, нам скажут, что король Георг велит возвращаться.
— Правильно, — согласился старый вождь, — короля нужно слушаться.
Наконец Теани сошла на берег; в своих белоснежных одеждах она выступала во главе своих прислужниц с таким достоинством, что с нею едва ли могла бы сравниться какая-либо шестнадцатилетняя англичанка. Вождь кивнул и встал:
— Теперь пойдем в дом моего родича, — проговорил он.
Перед ним присел на корточки дюжий крепкий мужчина. Веиатуа легко сел ему на плечи, тот встал и пошел. В те дни большим вождям не разрешалось ходить пешком по земле, принадлежащей простолюдинам: ступив на их землю, вождь делал ее своей собственностью.
Ити-Ити встретил нас у двери; он сбросил накидку и, обнаженный по пояс, выступил навстречу другу. Нас ждал завтрак, и хотя Веиатуа только что весьма плотно поел, он выразил желание позавтракать еще раз. Теани и Ина хорошо знали друг друга; им было о чем поговорить. По взглядам, которые время от времени бросала на меня Ина, я понял, что Теани рассказывает ей о нашей встрече на реке.
Около полудня, когда все нашли себе местечко в тени и улеглись на циновках вздремнуть, я увидел, что мой тайо бодрствует. Он сидел на берегу под своим любимым гибискусом. Я рассказал ему о встрече с девушкой и признался, что полюбил ее.
— Почему бы тебе не жениться на ней, если она согласится? — спросил Ити-Ити, когда я кончил.
— Думаю, согласится, но что скажут ее родители?
— У нее нет родителей, они оба умерли.
— Тогда Веиатуа.
— Ты ему нравишься.
— Прекрасно. Но, предположим, мы поженимся, а потом придет английский корабль, и мне прикажут возвращаться домой, что тогда?
Мой тайо в отчаянии пожал своими массивными плечами:
— Все вы, англичане, на один лад! Вы делаете себя несчастными, думая о том, что может никогда и не случиться. Разве не достаточно нам сегодняшнего дня? Зачем вам думать о завтрашнем и о послезавтрашнем? Да прежде чем придет другой корабль, может пройти двадцать, тридцать лет! Довольно этих разговоров!
Я не смог сдержать улыбки, услышав этот поток философских рассуждений, не лишенных смысла, который называют «здравым», хотя встречается он довольно редко. Таитяне не знают беспокойства о будущем, в их языке нет слова, соответствующего этому понятию.
Я подумал, что Ити-Ити, безусловно, прав: раз мне суждено долго жить среди туземцев, я должен принять их точку зрения.
— Ты — мой тайо, — заговорил я, — замолвишь за меня словечко перед Веиатуа? Скажи ему, что я очень люблю его племянницу и хочу на ней жениться.
— С радостью! — воскликнул вождь и похлопал меня по спине. — А теперь дай мне вздремнуть.
Теани проснулась раньше других; я нашел ее на пустынном пляже. Она поспешила ко мне.
— Любимая, — сказал я, — я разговаривал со своим тайо, и он обещал попросить у Веиатуа твоей руки. Я поступил правильно?
— Я говорила с дядей, — улыбаясь, ответила Теани. — Я сказала, что хочу, чтобы ты стал моим мужем. Он спросил, хочешь ли ты этого, а я ответила, что это неважно, главное, что этого хочу я. «Ты желаешь, чтобы я объявил Ити-Ити войну и похитил твоего друга?» — спросил он. «Да, — ответила я, — если дойдет до этого!» Он с любовью посмотрел на меня и сказал: «Разве я отказывал тебе в чем-нибудь, голубка, с тех пор, как умерла твоя мать? Этот твой Байэм — англичанин, но он мужчина, а разве может мужчина отвергнуть тебя?» Скажи, мой дядя прав?
— Несомненно! — ответил я, нежно пожимая ей руку.
Когда мы вернулись домой, солнце уже шло к закату. Двое вождей, отослав своих слуг, беседовали между собой.
— Вот и они! — завидев нас, воскликнул Веиатуа.
— И очень довольны друг другом, — заметил мой тайо и обратился ко мне: — Веиатуа дал свое согласие на брак, но с одним условием: большую часть времени вы должны проводить в Таутира. Разлука с племянницей была бы для него слишком тяжела. Ты должен понять его, Байэм. Но вы будете часто навещать старого Ити-Ити!
— Свадьбу сыграем, не откладывая, у меня в доме, — сказал вождь Таиарапу. — Ты можешь отплыть с нами завтра, а Ити-Ити и Ина поплывут следом в своем каноэ. Они будут представлять твою семью в храме. Можете считать себя помолвленными.
Я встал и направился к дому и вскоре возвратился с браслетом и ожерельем, купленными когда-то в Лондоне. Протянув их Веиатуа, я пояснил:
— Мой подарок Теани, если позволишь.
— Это для нее большая радость; ни у одной девушки на наших островах нет таких вещей. Я видел золото и знаю, что оно очень дорогое и не ржавеет, как железо. Королевский дар, Байэм! Что мы можем подарить тебе взамен?
— Вот что! — ответил я и, повесив ожерелье на шею Теани, обнял ее за плечи, словно собираясь ее унести.
— Хороший ответ! — одобрительно усмехнулся Веиатуа. — А Теани — королевский подарок. Семьдесят три поколения назад ее предки были богами! Где еще ты найдешь такую девушку?
На следующее утро люди Веиатуа отнесли в каноэ мои пожитки, и мы отправились в путь. В Таутира, где жил вождь, мы прибыли в середине этого же дня. Нас встретили члены его семейства, жрец храма, вознесший божествам благодарственную молитву за то, что они охраняли Веиатуа от опасностей моря, а также толпа подданных, любивших вождя за справедливость и доброту.
Ити-Ити с дочерью прибыли на следующий день, а еще через день мы с Теани, пройдя через многочисленные церемонии бракосочетания, стали мужем и женой. Веиатуа подарил нам прекрасный дом на берегу, неподалеку от его собственного. Дом этот был недавно построен для какого-то вождя низшего ранга, но тот с радостью покинул его, узнав, что Веиатуа хочет поселить в нем своего зятя.
Примерно через месяц после свадьбы мы отправились в Матаваи в гости к моему тайо. Мне очень хотелось повидаться с Ити-Ити, равно как и с моими друзьями с «Баунти». Расстояние в пятьдесят миль мы прошли менее чем за пять часов и днем уже были на месте.
— Твои друзья строят корабль, — сообщил за обедом Ити-Ити. — Главные там Моррисон в Миллворд, остальные им помогают. Они уже заложили киль и поставили штевни. Работают они на мысу, у моря.
Ближе к вечеру Ина, ее отец, Теани и я пошли взглянуть на маленькую верфь. Ярдах в ста от берега Моррисон нашел для нее поросшую травой поляну, окаймленную высокими хлебными деревьями. На траве сидела кучка туземцев, наблюдавших за работой белых людей. Они проявляли к ней неподдельный интерес и, поскольку им разрешили быть зрителями, сочли своим долгом снабжать корабельных мастеров едой. Среди туземцев находился и вождь Теина, которому принадлежала эта земля. Он любезно с нами поздоровался, и в этот миг Моррисон поднял глаза и увидел меня. Отложив тесло, он утер пот и сердечно пожал мне руку.
— Мы слышали о твоей женитьбе, — проговорил он. — Желаю счастья.
Я познакомил его с Теани. Когда он пожимал ей руку, к нам подошел Том Эллисон и спросил:
— Как вы находите наш корабль, мистер Байэм? Он только тридцать футов длиной, но мистер Моррисон надеется добраться на нем до Батавии. Мы уже даже назвали его «Решимость». Ей-богу, решимость и в самом деле нужна, чтобы построить корабль без гвоздей, нужных инструментов и досок!
Моряки работали с рвением: кого подгоняло желание вернуться в Англию, кого — боязнь того, что корабль из Англии придет прежде, чем они достроят свой.
На закате плотники отложили инструмент, и я, отправив Теани с Иной и Ити-Ити домой, пошел вместе с Моррисоном и Миллвордом к ним. Они жили у воина по имени Поино; неподалеку стоял дом, где жил Стюарт.
Когда я к нему пришел, он копался в саду, который успел за это время разбить. Едва мы с ним поздоровались, как Пегги позвала нас в дом. Не прошло и получаса, как вместе с подоспевшим Эллисоном мы сели за ужин. Пегги ушла на женскую половину, а старый Типаи предпочел есть в одиночестве.
— Сколько времени вам нужно, чтобы построить судно? — спросил я у Моррисона.
— Полгода, а то и больше. Работа идет медленно, очень мало инструментов.
— Вы надеетесь доплыть на нем до Батавии?
— Да, а оттуда сможем добраться домой на каком-нибудь голландском корабле. Поплывем впятером — Норман, Макинтош, Маспратт, Берн и я. Стюарт и Коулман предпочитают остаться здесь и дожидаться корабля из Англии.
— Я тоже, — отозвался я. — В Таутира мне живется хорошо, к тому же я рад возможности продолжить работу над словарем.
— Что до меня, — вмешался Стюарт, — мне нравится на Таити, и я вовсе не хочу утонуть.
— Типун тебе на язык! — воскликнул Моррисон. — На нашем маленьком суденышке можно будет обойти вокруг света!
— Вы не рассказали Байэму о нас, — вставил Эллисон, — Мы надеемся создать собственное маленькое царство. Мистер Моррисон обещал доставить нас на какой-нибудь островок к западу отсюда.
— Это лучшее, что они могут сделать, — проговорил Моррисон. — Я попробую найти для них остров с дружественно настроенными туземцами. Поплывут Том и с ним Миллворд, Беркитт, Хиллбрандт и Саммер. Черчилль намерен остаться здесь, хотя в случае чего виселицы ему не избежать. Дик Скиннер считает своим долгом сдаться в плен и понести наказание. Что же касается Томпсона, то это просто скотина, и брать его к себе на судно я не собираюсь.
— А где Беркитт? — спросил я.
— Они с Маспраттом живут в Папара, — ответил Стюарт.
— Они предложили нам свою помощь, — добавил Моррисон, — но оба ничего не умеют.
За разговорами мы засиделись далеко за полночь. Когда я отправился домой, уже взошла луна.
На следующее утро мне представился случай вспомнить слова Моррисона о Томпсоне, самом глупом и мерзком человеке из всей команды «Баунти». В последнее время он подружился с Черчиллем, и почти все время они проводили, плавая вокруг острова на маленьком каноэ с полотняным парусом. Томпсон туземцев терпеть не мог и не доверял им, поэтому без заряженного мушкета на берег не выходил.
Идя вдоль берега, я наткнулся на эту парочку; они жарили на углях поросенка.
— Позавтракайте с нами, мистер Байэм, — гостеприимно предложил Черчилль.
— Черт бы тебя побрал, Черчилль, — сердито пробурчал Томпсон. — Нечего отдавать ему жратву, нам самим не хватит.
— Попридержи-ка язык! — разозлился Черчилль. — Мистер Байэм — мой друг! Поучись у туземцев, как себя вести, или мне придется вбить это тебе в башку!
Томпсон поднялся, отошел на несколько шагов и с угрюмым видом сел на песок, зажав мушкет между колен. Так как я уже завтракал, то, поблагодарив Черчилля, пошел было дальше, но увидел, что невдалеке от нас дюжина гребцов вытаскивает на берег большое каноэ, а его хозяин с женой направляются в нашу сторону. Мужчина нес на руках трехлетнего ребенка. Они остановились у каноэ Черчилля и, выразив восхищение его полотняным парусом, поздоровались. Женщина оперлась на гик, чтобы получше рассмотреть, как пришит ликтрос, но в этот миг раздался хриплый голос Томпсона:
— А ну-ка проваливайте отсюда!
Ничего не понимая, туземцы в недоумении смотрели на него. Томпсон снова крикнул:
— Убирайтесь, черт вас раздери!
Таитяне вопросительно посмотрели на нас, и не успел Черчилль раскрыть рот, как Томпсон вдруг поднял мушкет и выстрелил. Пуля прошила ребенка и отца; они замертво упали на песок, обливаясь кровью. Женщина закричала, из дома начали выбегать люди.
Черчилль вскочил и бросился к Томпсону. Сильным ударом он свалил убийцу наземь, схватил мушкет, взял Томпсона под мышки и потащил к каноэ. Перевалив безжизненное тело моряка через борт он прыгнул в каноэ и оттолкнулся от берега. Когда собравшаяся толпа сообразила, что к чему, суденышко уже быстро удалялось от берега.
Я бросился к умирающему отцу и его дочери, однако сразу увидел, что помочь им ничем нельзя. Минут через пять оба скончались. Гребцы с каноэ, вооружившись большими камнями, уже приближались ко мне, когда появился Ити-Ити. Он сразу понял, что произошло, и, подняв руку, утихомирил ропот.
— Этот человек — мой тайо и виновен не больше вашего, — произнес он. — Зачем вы стоите тут и треплете языками, словно женщины? У вас ведь есть оружие! Садитесь в свое каноэ! Я знаю человека, убившего вашего хозяина, это вонючий пес, и ни один англичанин не поднимет руку в его защиту.
Они тотчас же пустились в погоню, однако, как я узнал позже, догнать беглецов не смогли. Трагедия закончилась через две недели, когда мы с Теани уже вернулись домой.
Опасаясь высаживаться на западном побережье Таити и стремясь отойти от Матаваи как можно дальше, Черчилль добрался до Таутира, где Веиатуа, считая его своим другом, оказал ему радушный прием. Однако слава Томпсона бежала впереди него, и он увидел, что и здесь все относятся к нему с опаской и презрением. Черчиллю и самому до смерти надоел его компаньон, и он только и думал, как бы от него избавиться. Он признался мне в этом, когда в день нашего возвращения зашел меня проведать.
— Еще немного, и я убью его! — проговорил он. — Виселица — это для него слишком почетно! Но черт меня побери, если я смогу хладнокровно застрелить человека! Дурак я был, что не оставил его на Матаваи!
— Туземцы быстро бы с ним расправились, — заметил я.
— Вот было бы славно! Я уже больше не могу. Сегодня я ему сказал, пусть забирает каноэ и катится отсюда ко всем чертям!
— Предоставь это туземцам, — посоветовал я. — Если бы не ты, они давно бы уже с ним покончили.
— Ладно. Смотри-ка, вот и он!
В полукабельтове от нас, зажав мушкет между колен, сидел Томпсон.
— Он почти сошел с ума, — проворчал Черчилль. — У вас есть мушкет, Байэм, — зарядите его и держите под рукой, пока он здесь.
— Вы собираетесь побыть в Таутира? — после паузы спросил я.
— Да, мне понравился старый вождь, ваш тесть, а я, кажется, понравился ему. Он просит, чтобы я помог ему в небольшой войне, которую он затевает. Обещает за это немного земли. Пойдемте, пора в дом.
Веиатуа пригласил нас присутствовать на ночном празднике с танцамя, подобный я видел когда-то в Тетиароа. Нам с Теани и Черчиллем отвели удобные места среди зрителей, и мы уселись.
Едва барабаны зарокотали, как сзади послышался крик и сразу за ним оружейный выстрел. Черчилль было вскочил, но тут же опустился на землю, захрипел и выронил из рук мушкет. Среди общего крика и смятения раздался мощный голос Веиатуа:
— Убейте его! Убейте!
И в неверном свете факелов я увидел, как Томпсон вырвался из толпы и огромными прыжками устремился в сторону моря, сжимая в руке свой мушкет. Атуануи, предводитель воинов, схватил с земли большой камень и швырнул своей могучей рукой в беглеца. Камень угодил Томпсону в спину, и тот упал. В следующую секунду воин вскочил на убийцу верхом и тем же самым камнем размозжил ему череп. Когда я вернулся домой, Черчилль был мертв.
15 августа 1790 года у нас родилась дочь Элен. Она получила также родовое имя Теани и длинный титул, который я, честно говоря, не могу вспомнить, но я окрестил ее именем своей матери. Дочь была очень хорошенькая, с красивыми и необычными глазами. Поскольку это был наш первенец, ее рождение послужило поводом для разнообразных церемоний.
1790 год был самым счастливым, и, быть может, поэтому показался мне самым коротким в жизни. Неплохо начался и 1791 — ый; прошел январь, за ним февраль, а в марте Теани уплыла вместе со своим дядей на другую оконечность острова, чтобы участвовать в каком-то религиозном празднике. Меня утомляли таитянские церемонии такого рода, и я решил остаться дома со своим шурином Туаху.
Когда пришел корабль, жена отсутствовала дома уже больше недели. Накануне мы с Туаху были на ночном празднике с танцами, поэтому когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Рядом со мною стоял Туаху.