Страница:
Отпустив край занавеси, Уттобрик побрел назад, к кровати, казавшейся ему сейчас чем-то вроде убежища. На полочке у постели его внимание привлек портрет; он зажег новую свечу от одной из почти догоревших, уселся в кресло и близко поднес к глазам миниатюрное изображение дочери.
В глубине души герцог был уверен, что придворные художники всегда льстят своим моделям — в чем, собственно, нет ничего удивительного. Однако Вазул уверил его, что в данном случае это не так, — кроме того, Махарт действительно напоминала свою мать, последнюю представительницу ныне угасшего рода… Уттобрик смотрел на мягкие пышные каштановые волосы и треугольное, сужающееся к подбородку лицо (маленький подбородок девушка безусловно унаследовала от него). В уголках полных губ девушки таилась легкая улыбка. Большие, неожиданно ярко-зеленые глаза, длинные ресницы, тонкие брови… да, это уже не лицо ребенка; кроме того, если кисть живописца не лгала, его дочь можно считать красавицей.
Но красота — это еще не все; красота может на время привлечь внимание мужчины; однако умный человек — тот, кто сумеет угодить герцогу, — наверняка и сам будет хотеть большего, нежели хорошенькое личико и внимание молодой госпожи. Ему нужно другое приданое…
Уттобрик с досадой швырнул миниатюру на стол. Да, такого человека мало принять при дворе, недостаточно ему и простой герцогской милости. По-другому не получается: в день свадьбы Махарт ее жених будет объявлен законным наследником.
Маленький человечек, сидевший в кресле с высокой спинкой, вздохнул. Мыслимо ли это осуществить? Боги благословили короля Хокнера сыновьями, это верно, они даже немного перестарались. Отчего бы королю не подумать о будущем третьего или, скажем, четвертого сына: Кроненгред — весьма и весьма достойный приз! Заключив этот брак, можно будет потом кое-что спокойно изменить. Солдаты Хокнера томятся в бездействии, а это значит, что дело следует найти, — иначе, оглядевшись вокруг, они начнут сами принимать решения.
Уттобрик, нахмурившись, посмотрел на стопку донесений, угрожающе кренившуюся набок: жалобы купцов звучали все громче и настойчивее. Разумеется, он знал, как это опасно — отзывать стражников с западной границы и с горных территорий. А когда принц, отпрыск правящего дома, приведет с собой достаточное количество солдат, положение легко будет исправить.
Если только… Если только у них хватит на это времени! Сайлана, — тут его передернуло, — вечно Сайлана и ее приспешники! Даже Вазулу до сих пор не удалось ввести в ее ближайшее окружение ни одного из своих великолепных шпионов — и потому неизвестно, что предпримет госпожа Сайлана, если в один далеко не прекрасный день они встретятся лицом к лицу в открытом противостоянии. Дочь Вубрика по закону не могла предъявить права на трон, однако у нее был сын, Барбрик, — центр той паутины интриг, которую плела Сайлана…
Но когда его дочь станет супругой принца из Правящего Дома, который при необходимости призовет на помощь войска самого Хокнера, любому, даже Сайлане, придется серьезно задуматься, прежде чем допустить даже мысль о возможном предательстве. Уттобрик покосился на миниатюру. Он никогда не понимал женщин. Мать Махарт он увидел в первый раз в день их свадьбы; она была вполне честна в отношениях с ним, однако Уттобрик не мог избавиться от ощущения, что его жена ведет некую тайную жизнь, где ему нет места. Впрочем, это никогда особенно не волновало Уттобрика. А после чума положила конец всем сомнениям и подозрениям. То, что его дочь выжила, было простой случайностью, некой шуткой судьбы.
Уттобрик не ожидал никаких проблем с Махарт. Все эти годы за девушкой следили так пристально, что вряд ли хоть один молодой человек успел привлечь ее внимание, не говоря уж о том, чтобы серьезно заинтересовать. Сама мысль о том, что она станет принцессой Правящего Дома, должна воодушевить ее настолько, что девушка с радостью согласится. Да, так и следует сделать; Уттобрик вызовет Вазула…
Герцог вздрогнул, услышав осторожный стук в дверь, и в мгновение ока оказался на ногах, не спуская глаз с меча, который, в соответствии с требованиями придворного церемониала, лежал на особой подушечке в ногах его кровати. Тем не менее Уттобрику пришлось прочистить горло, прежде чем он сумел хрипло произнести единственное слово: «Войдите!»
Дверь открылась — не слишком широко, как раз достаточно для того, чтобы высокий худой человек в длинном облачении проскользнул внутрь. В неярком свете тускло мерцали шитье одежд и украшенная драгоценными камнями золотая цепь; свисавшая с нее печать покачивалась почти на уровне пояса.
— В чем дело, Вазул?
То, что канцлер решил явиться к герцогу рано утром, являлось нарушением всех правил; очевидно, на то были серьезные причины. Но неожиданный посетитель плотно закрыл за собой дверь, не торопясь с ответом.
— Каково ваше решение, ваша светлость?
Лицо говорящего почти невозможно было различить в утреннем сумраке; мрачной тенью он нависал над замершим у стола Уттобриком (герцог с трудом переносил превосходство в росте своего канцлера).
— И ты пришел ко мне в столь ранний час лишь для того, чтобы узнать это? — с раздражением отозвался герцог.
— Время никогда не работает на людей; люди находятся в подчинении у времени. — Канцлер и ближайший советник герцога обладал великолепным глубоким баритоном — голосом прирожденного оратора, способным увлечь за собой. — А время уходит, ваша светлость. Нетопырь не вернулся.
— Схвачен?
Вазул пожал плечами.
— Кто знает? Но прежде он никогда не опаздывал со своими донесениями. Его мысли и разум защищены настолько, насколько это было возможно сделать, однако мы не знаем, какими средствами располагают они. Есть указания на то, что ее светлость в последний год поддерживала отношения с некоторыми известными нам личностями за морем. Но это означает, ваша светлость, что нам необходимо действовать, причем без промедления.
Теперь канцлер стоял в свете свечи, дававшем возможность как следует рассмотреть его. Он был настолько худ, что выглядел почти изможденным, поэтому алое облачение с вышитым на груди герцогским гербом казалось слишком тяжелым для его костлявых плеч; волосы канцлера были подстрижены, как у воина, лицо украшала короткая бородка, а светло-серые глаза сверкали, словно полированная сталь клинка. Герцог доверял Вазулу только потому, что знал наверняка: это человек вознесся вместе с ним — и вместе с ним падет. Канцлер отличался острым, изворотливым умом, временами казалось, что он способен угадывать будущее — или, по крайней мере, видеть в нем знаки грядущих бедствий.
— Но если Нетопырь не явился с докладом… — медленно начал герцог.
— … можно ли считать это тревожным знаком? — Канцлер пожал плечами. — Потому что я знаю его так же хорошо, как и вы, ваша светлость. Он — лучший из тех, кто стал нашими глазами и ушами, и те сведения, которые он доставлял, всегда были точными. Нам известно, что два дня назад Нетопырь пересек границу, — такие сведения поступали от наших людей. Еще вчера на закате он должен был явиться с донесением. Что бы ни явилось причиной задержки, «оно» находится в ваших владениях, ваша светлость, возможно, здесь, в Кроненгреде.
Уттобрик, сдвинув брови, вернулся к креслу, жестом указав своему нежданному посетителю на точно такое же, напротив. Однако прежде, чем опуститься на мягкие подушки, Вазул зажег три свечи в канделябре, чтобы собеседники могли хорошо видеть лица друг друга.
— Значит, теперь неизвестно, осуществим ли наш план, — проговорил герцог, моргая и щурясь от света. — Он должен был сообщить нам, что думает об этом Хокнер. Как же нам теперь поступить: высказать наше предложение королю открыто? А что, если по какому-то капризу — ведь мы оба знаем, что у него бывают и такие настроения, — он сочтет это шуткой, причем неподобающей?
Закончив говорить, Уттобрик откинулся на спинку кресла. Он лишь дважды встречался с Хокнером, впервые — на своей собственной свадьбе, и оба раза чувствовал, как теряется в тени короля, ощущая себя лакеем, ожидавшим королевской милости; а ведь герцогство Кронен не было частью Оберстрэнда, королевства Хокнера, более того — никогда ею и не являлось…
По плечу канцлера прошла волна какого-то странного движения, перекатившись на правую руку; и наконец из-под края широкого алого рукава, украшенного тяжелой вышивкой, показалась узкая черная голова. Мех странного существа был таким черным, что разглядеть заостренную хищную мордочку, казалось, почти невозможно: только изредка свет свечей вспыхивал в черных же глазах. Герцог с неприязнью следил за зверьком с длинным гибким телом, короткими лапками и острыми когтями; он ненавидел это существо, но что-то мешало ему запретить канцлеру держать его при себе.
Любимица Вазула, усевшись на задние лапы, принялась вылизывать мех на груди. Уттобрику стоило немалых усилий забыть о присутствии странного существа и возвратиться к тому вопросу, который они обсуждали раньше.
— Так что мне делать — как просителю обратиться к Хокнеру через лорда Первефера? Но наш посол — глупец, и доверять ему…
— Нет, пока этого делать не стоит. — Вазул рассеянно поглаживал зверька по гибкой спине. — Ваша светлость уже говорили с леди Махарт? Она уже в том возрасте, когда задумываются о прекрасном принце и замужестве.
— Стоит только позволить, она бы трещала без умолку как сорока, — резко бросил герцог. — Махарт наверняка разболтает все… как ее? Леди Зуте? А тогда об этом узнают все.
— Однако, — продолжал канцлер, — я вовсе не имел в виду, что нужно рассказать ей все; я думаю, нужно просто поговорить с ней о замужестве. Может быть, такие слухи заставят сторонников леди Сайланы покинуть свои норы — кто знает? Это принесло бы нам немалую пользу…
Герцог задумчиво покусывал ноготь; его взгляд переходил с лица канцлера на горы бумаг на столе. Да, если им удастся немного расшевелить болото, возможно, удастся извлечь на поверхность что-нибудь нужное.
— Что ж, хорошо, — сказал он наконец. — Зовите Барриса; думаю, можно сразу приступить к делу.
Канцлер протянул руку к колокольчику, которым герцог вызывал своего доверенного слугу. В последнее время склонить Уттобрика к принятию нужных решений становилось все легче, однако самоуверенность — великий грех.
Гул большого колокола ворвался в чудесный сон, разбив его вдребезги. Махарт никогда не покидала древних стен, но сегодня ночью ей удалось ускользнуть из своей башни в удивительное место, которое с трудом она могла вспомнить при пробуждении, — туда, где на огромном поле чуть покачивались под ветром удивительные цветы, похожие на сияющие драгоценные камни…
Ну, конечно! Сейчас из маленькой курильницы на краю туалетного столика уже не поднимались струйки ароматного дыма; тем не менее, раскинув руки и потянувшись, Махарт едва не замурлыкала от удовольствия, как дворцовые кошки, которых держали, чтобы в замке не плодились грызуны.
Эта Халвайс, что создает ароматы, дарующие такие спокойные и умиротворяющие сны, — воистину ГоспожаТравница! Ее называют владычицей ароматов столь могущественных, что они могут привлекать или отвращать сердца людей. Взгляд Махарт скользнул по множеству причудливых флаконов и бутылочек, выстроившихся в ряд перед зеркалом ее туалетного столика. Каждый раз в день Зимнего Солнцеворота отец неизменно преподносил ей в подарок что-нибудь новое, похоже, полагая, что флаконы с духами и благовониями — прекрасная замена куклам, в которые Махарт играла в детстве; впрочем, достаточно долго он дарил именно кукол, пока кто-то — наверняка Вазул — не намекнул ему, что девочка, вообще-то, уже выросла…
Махарт не стала звонить в колокольчик, вызывавший ее служанку Джулту. Вместо этого она, высвободившись из уютного кокона одеял, сунула ноги в отороченные мехом туфли, дошла до столика и опустилась на скамью. Наклонившись к погасшей курильнице, девушка с наслаждением вдохнула слабый аромат.
Свечи почти не оплавились; быстрым движением она зажгла все четыре и, подавшись вперед, принялась изучать свое отражение в большом зеркале. Да, тусклый каштановый оттенок волос, заплетенных на ночь в косы, явно не был ее лучшим украшением. Повезло Зуте — ее длинные блестящие волосы так похожи на ленты черного шелка. Но… но и ее внешность нельзя назвать заурядной! Пожалуй, впервые в жизни дочь герцога позволила себе поверить в это.
Кроме флаконов на столике стояли коробочки с пудрами и кремами. Махарт знала, что Зута щедро пользуется ими, но пока не решалась попробовать, всякий раз вспоминая о болтливых служанках, обсуждавших каждый шаг своих господ у них за спиной. Не менее этого она боялась насмешливости фрейлины, которая, впрочем, по доброте своей не скажет правды… Что бы она делала без Зуты!
Часто девушке казалось, что ее фрейлине с самого рождения уже известно все то, чему ей, Махарт, еще только предстоит научиться. Она всегда говорила то, что нужно, действовала с природным изяществом, быстро и искусно исправляла все промахи, которые совершала ее госпожа. Хотя иногда… иногда Махарт хотелось, чтобы рядом с ней по-прежнему была нянюшка, которая знала ее мать и служила ей. Но она уже давно покинула дворец, получив щедрую пенсию, и теперь жила в Бреста, где заботилась о своих внуках. Ее место заняла Зута, поражавшая Махарт своей искушенностью, несмотря на то что была старше дочери герцога всего на три года. Чума лишила ее родителей, но нынешнее положение высокородной сироты, казалось, вполне устраивало Зуту.
Именно любимая фрейлина рассказала Махарт о Халвайс. Если бы когда-нибудь она смогла встретиться с этой создательницей чудесных снов, с госпожой чудесных ароматов!.. Но нет; она так устала… так устала! Уголки губ Махарт поползли вниз: сказывалось утомление последних нескольких месяцев. Ее тяготил установленный порядок жизни, иногда ей казалось, что она задыхается в роскоши дворцовых покоев. Если бы случайно, несколько лет назад, бродя по бесконечным коридорам, Махарт не наткнулась на библиотеку, что знала бы она о мире, окружавшем кокон, созданный вокруг нее отцом?
Перелистывая страницу за страницей, девушка переносилась в дальние страны, встречалась со странными зверями и народами, открывала для себя историю Кронена. Ее отец никогда не заходил в библиотеку; наверняка эти стены не видели и леди Сайлану, хотя время от времени кто-нибудь из ее слуг оказывался здесь в поисках какой-нибудь книги — всегда среди тех, что хранились на самых дальних полках, и тяжелые, переплетенные в кожу фолианты оставляли на их одежде следы вековой пыли.
Конечно, у Махарт оставались еще ежедневные прогулки, однако они всегда были ограничены крохотным садом, из которого на это время изгонялись даже садовники. Трапезы герцогской дочери проходили в царственном великолепии огромного пустого зала; ее отец ел поспешно, почти с жадностью, по временам приглашая разделить их уединение Вазула, но ни тот ни другой не обращали на Махарт ни малейшего внимания.
Девушка сама настаивала на том, чтобы Зута побольше общалась с другими придворными дамами. Сплетни, которые приносила верная наперсница, помогали Махарт развеяться. Но разумеется, в круг приближенных госпожи Сайланы Зута не была вхожа, и хотя двор Сайланы заметно уменьшился со времен смерти старого герцога, у его дочери по-прежнему были свои приверженцы.
Махарт видела Барбрика, сына Сайланы, лишь издалека, и он не произвел на нее особого впечатления. Шаркающая походка и глупый визгливый смех мало соответствовали тому, кто мог бы достойно представлять Кронен… хотя, с другой стороны, был ли так уж этого достоин ее собственный отец?
За трапезой нынешний герцог сидел под портретом своего предшественника и дальнего родича, и всякий раз Махарт невольно сравнивала эти два лица, отмечая все большую противоположность. Да, покойный герцог мог затмить любого из тех мужчин, которых Махарт когда-либо доводилось встречать. Пожалуй, только капитан дворцовой стражи Рэнгл напоминал покойного герцога — твердо очерченным подбородком, привычкой всегда высоко держать голову, осанкой истинного воина. Действительно ли Вубрик был столь властным и величественным или лишь старался произвести такое впечатление на своих подданных?
Махарт продолжала разглядывать свое отражение в зеркале. Себе не имело смысла лгать, но… неужели в глазах остальных она выглядит таким же ничтожеством, как и ее отец? Если у дочери герцога отнять высокое положение, станет ли хоть кто-нибудь кланяться ей, говорить комплименты — пусть даже затасканные и плоские, как истертые монетки?
В задумчивости Махарт потерла лоб. Никогда прежде у нее не возникало столько вопросов; никогда — до этого утра, словно привидевшийся ей чудесный сон ярким светом озарил какой-то уголок ее разума, прежде пребывавший в сумрачном покое.
Склонившись к курильнице, девушка попыталась уловить хотя бы слабый след ночного аромата, когда тихий стук в дверь дал ей понять, что она больше не одна — и что в этом не-одиночестве ей предстоит пребывать до конца этого долгого дня.
Конечно же, это была Джулта, чьи мягкие бесшумные движения странно не соответствовали вечно напряженной и прямой осанке; женщина, умевшая выражать все свои мысли и чувства одним движением губ или еле заметным изгибом брови. Зута рассказывала, что среди слуг Джулта ведет себя столь же ровно и спокойно, отличаясь немногословностью, сколь и со своей хозяйкой; иногда она словно исчезала среди узоров выцветших от времени гобеленов.
Джулта поставила на стол серебряный поднос и налила из серебряного же чайника утренний настой трав, который должен был придать Махарт сил перед новым днем.
— Ваша милость хорошо почивали?
— Как всегда, Джулта.
— Его светлость передает, что желает видеть вашу милость в своем кабинете прежде, чем прозвонит Второй Колокол.
— Хорошо, — кивнула Махарт, отхлебнув травяного чая. Что ж, по крайней мере этот день начался необычно. Она могла по пальцам пересчитать те случаи, когда отец вызывал ее к себе. — Я надену «виноградное» платье, Джулта.
Служанка уже открывала дверцу высокого платяного шкафа. «Виноградное» платье — цвета зеленой листвы с вышитыми по подолу и рукавам серебряными виноградными лозами — всегда придавало Махарт уверенность; сегодня же яркая зелень ткани, казалось, разогнала вековые тени, гнездившиеся по углам комнаты, напомнив девушке о широком поле и цветах, искрившихся подобно драгоценным камням.
Она терпеливо перенесла процедуру причесывания. Вчера Зута предложила ей попробовать новый вариант прически — разделив волосы на две равные части, заплести в косы и уложить наподобие раковин над ушами, охватив каждую сеточкой из серебряных нитей и закрепив шпильками. В остальном ритуал умывания и одевания прошел как обычно. Джулта молчала — как всегда, — предоставив Махарт размышлять о чем угодно.
Что же такого она натворила, если отец не только вспомнил, что у него есть дочь, но и решил вызвать ее к себе для разговора в столь ранний час?.. Нет, совесть Махарт была совершено чиста; а значит, ответ на этот вопрос крылся не в прошлых проступках. Сегодняшняя беседа, наверное, коснется ее будущего.
Махарт как раз достала из ларца с драгоценностями, который держала перед ней предупредительная Джулта, простое ожерелье из серебряных листьев, которое всегда надевала со своим любимым зеленым платьем, когда в дверь постучали. Девушке было позволено самой застегнуть ожерелье на шее: Джулта направилась к дверям и впустила в комнату Зуту. Сегодня фрейлина и подруга Махарт также появилась необычно рано. И, как всегда в ее присутствии, Махарт почувствовала себя невзрачной. Платье Зуты, сшитое из темно-синего атласа того же оттенка, что и глаза, прятавшиеся в тени длинных черных ресниц, облегало стройную фигуру так плотно, что казалось — под ним вовсе нет сорочки; однако вырез платья был не таким глубоким, как у дам из свиты госпожи Сайланы, а волосы почти полностью скрывала шитая золотом шапочка. Фрейлина присела в реверансе и поднялась, улыбнувшись Махарт.
— Вижу, мой выбор благовоний оказался правильным, ваша милость. Сегодня вы выглядите посвежевшей, — она перевела взгляд с лица дочери герцога на курильницу.
— Верно, — согласилась девушка, — все было именно так, как ты обещала, Зута. Госпожа Травница владеет великим искусством… Как бы я хотела, — продолжала она, даже не задумавшись, стоило ли это говорить, — а почему, собственно, нет? — посетить ее знаменитую лавку!
Нахмурившись, Зута еле заметно покачала головой:
— Нет, ваша милость. Если вам хочется узнать больше о том, что может предложить Халвайс, призовите ее к себе и прикажите ей принести образцы снадобий — если, конечно, его светлость позволит. В конце концов, он ведь разрешает вам самой выбирать лучшие материи для своих платьев у мастера Горджиаса? А разве он не подарил вам на именины духи с запахом моховой лилии — те, у которых такой чудесный аромат? Напомните ему об этом, когда будете просить о встрече с госпожой Травницей — ведь эти духи тоже приготовила она. А теперь… что вам угодно?
Она остановилась у дверей в ожидании. Махарт подумала, не взглянуть ли последний раз в зеркало, но решила этого не делать.
— Его светлость хочет, чтобы я пришла в его кабинет прежде, чем прозвонит Второй Колокол.
На мгновение ей показалось, что с губ подруги готов сорваться вопрос; но даже если ее доверенной фрейлине и хотелось узнать, чем вызвано это необычное требование герцога, она не сделала этого: Зуте хорошо были известны требования этикета.
Махарт в одиночестве направилась вниз по лестнице в более оживленную часть замка. Стражники, которых девушка едва замечала, вытягивались по стойке «смирно», когда она проходила мимо. Но вот наконец покои герцога; стражник, ударив в пол древком церемониального копья, распахнул перед Махарт дверь, торжественно объявив:
— Ее милость леди Махарт!
Глубоко вздохнув, девушка переступила порог кабинета. Тяжелые шторы на окнах были подняты, и неяркий дневной свет смешивался с пламенем горевших на столе свечей. Отец был не один; рядом с ним, склонившись в церемонном поклоне, стоял Вазул.
Глаза Махарт расширились от удивления, однако она присела перед его светлостью герцогом в привычно-глубоком реверансе. Канцлер присутствует при ее встрече с отцом? Еще одна загадка…
— Да будет ваш день добрым, отец, и да пребудет с вами удача. — Девушка про себя с радостью отметила, что голос прозвучал достаточно спокойно и ровно.
— Да-да… — Уттобрик нетерпеливо взмахнул рукой; во всем его облике чувствовалось раздражение, однако при этом он как-то странно смотрел на дочь — словно бы перед ним вдруг оказалась не Махарт, а какое-то незнакомое странное существо.
— Садись, — он жестом указал в сторону кресла, которое предупредительно пододвинул ей канцлер.
Махарт послушно села, однако чувство неловкости от этого, кажется, только усилилось. Чего же они от нее хотят?.. Однако никаких сомнений в том, что Вазул имеет к этому самое непосредственное отношение.
— Тебе уже достаточно много лет. — Уттобрик шелестел разложенными на столе бумагами, беспорядочно передвигая их, словно бы искал среди писем и документов нужный текст. — Достаточно много для того, чтобы выйти замуж.
Махарт стиснула сложенные на коленях руки: что ж, в этом вопросе никакого выбора у нее не будет.
Герцог молчал, выжидательно глядя на дочь.
— Да, отец.
Вероятно, именно этого ответа он от нее и ждал, поскольку продолжил:
— Ты — женщина, поэтому ничего не смыслишь в искусстве управления государством. Однако есть одна вещь, которую тебе следует понимать, поскольку она касается безопасности герцогства. Как ты знаешь, я не являюсь прямым наследником герцогского трона, однако судьба возвысила меня, когда прежний герцог и все прочие прямые наследники герцогства Кронен по мужской линии были унесены чумой. По закону власть не могла перейти к высокородной госпоже Сайлане, поскольку женщины не правят; власть также не могла перейти к ее сыну, — рот герцога скривился, словно бы ему хотелось прибавить несколько не слишком лестных слов по поводу Барбрика, — поскольку я остался жив. Однако хотя судьба благосклонна ко мне, но не во всем. Моя жена родила мне только одного ребенка, дочь.
Махарт подумала, что из уст отца это прозвучало так, будто мать (которую она едва помнила) устроила все это нарочно, желая как можно сильнее досадить Уттобрику.
— А теперь послушай внимательно то, что разыскал канцлер, переворошив множество сводов законов, — поскольку в старинных указах встречаются такие повороты и нюансы, которые могут привести нас к верному решению.
При этих словах Вазул подошел к окну, словно ему непременно нужно было привлечь к себе внимание Махарт и удержать его. Сначала Махарт показалось, что у канцлера одно плечо выше другого; но потом она поняла, что на плече у него сидит совершенно черный зверь, всегда сопровождавший Вазула — и тихо ненавидимый всем двором.
— Во времена правления герцога Катбрика Второго, — голос канцлера звучал интригующе, Махарт с удивлением поняла, что с нетерпением ждет продолжения, — возникла подобная ситуация. У герцога была только дочь, высокородная госпожа Ротанна, а отпрыском мужеского пола был дальний родственник герцога, опозоривший себя недостойными деяниями. Герцог Катбрик обратился к Дому Звезды. Избранные молились за него, и наконец настоятельнице было послано видение. Прочие также видели луч серебряного света, но лишь настоятельница лицезрела того, кто стоял в этом луче. И Живущий среди Звезд дал ответ: если леди Ротанна обручится с тем, кто будет равен ей по крови, с тем, кто придет в Кронен не чужаком, но как тот, кто готов провести здесь всю жизнь, тогда герцог, будь-то после свадьбы или же когда настанут его последние дни, может объявить своего зятя сыном по крови, чтобы смог тот наследовать трон. И искали они такого человека, и нашли его в Арсене, в землях за морем, в ссылке, ибо великий завоеватель Ланти изгнал его из принадлежавших ему земель, а его королевство отошло к Империи.
В глубине души герцог был уверен, что придворные художники всегда льстят своим моделям — в чем, собственно, нет ничего удивительного. Однако Вазул уверил его, что в данном случае это не так, — кроме того, Махарт действительно напоминала свою мать, последнюю представительницу ныне угасшего рода… Уттобрик смотрел на мягкие пышные каштановые волосы и треугольное, сужающееся к подбородку лицо (маленький подбородок девушка безусловно унаследовала от него). В уголках полных губ девушки таилась легкая улыбка. Большие, неожиданно ярко-зеленые глаза, длинные ресницы, тонкие брови… да, это уже не лицо ребенка; кроме того, если кисть живописца не лгала, его дочь можно считать красавицей.
Но красота — это еще не все; красота может на время привлечь внимание мужчины; однако умный человек — тот, кто сумеет угодить герцогу, — наверняка и сам будет хотеть большего, нежели хорошенькое личико и внимание молодой госпожи. Ему нужно другое приданое…
Уттобрик с досадой швырнул миниатюру на стол. Да, такого человека мало принять при дворе, недостаточно ему и простой герцогской милости. По-другому не получается: в день свадьбы Махарт ее жених будет объявлен законным наследником.
Маленький человечек, сидевший в кресле с высокой спинкой, вздохнул. Мыслимо ли это осуществить? Боги благословили короля Хокнера сыновьями, это верно, они даже немного перестарались. Отчего бы королю не подумать о будущем третьего или, скажем, четвертого сына: Кроненгред — весьма и весьма достойный приз! Заключив этот брак, можно будет потом кое-что спокойно изменить. Солдаты Хокнера томятся в бездействии, а это значит, что дело следует найти, — иначе, оглядевшись вокруг, они начнут сами принимать решения.
Уттобрик, нахмурившись, посмотрел на стопку донесений, угрожающе кренившуюся набок: жалобы купцов звучали все громче и настойчивее. Разумеется, он знал, как это опасно — отзывать стражников с западной границы и с горных территорий. А когда принц, отпрыск правящего дома, приведет с собой достаточное количество солдат, положение легко будет исправить.
Если только… Если только у них хватит на это времени! Сайлана, — тут его передернуло, — вечно Сайлана и ее приспешники! Даже Вазулу до сих пор не удалось ввести в ее ближайшее окружение ни одного из своих великолепных шпионов — и потому неизвестно, что предпримет госпожа Сайлана, если в один далеко не прекрасный день они встретятся лицом к лицу в открытом противостоянии. Дочь Вубрика по закону не могла предъявить права на трон, однако у нее был сын, Барбрик, — центр той паутины интриг, которую плела Сайлана…
Но когда его дочь станет супругой принца из Правящего Дома, который при необходимости призовет на помощь войска самого Хокнера, любому, даже Сайлане, придется серьезно задуматься, прежде чем допустить даже мысль о возможном предательстве. Уттобрик покосился на миниатюру. Он никогда не понимал женщин. Мать Махарт он увидел в первый раз в день их свадьбы; она была вполне честна в отношениях с ним, однако Уттобрик не мог избавиться от ощущения, что его жена ведет некую тайную жизнь, где ему нет места. Впрочем, это никогда особенно не волновало Уттобрика. А после чума положила конец всем сомнениям и подозрениям. То, что его дочь выжила, было простой случайностью, некой шуткой судьбы.
Уттобрик не ожидал никаких проблем с Махарт. Все эти годы за девушкой следили так пристально, что вряд ли хоть один молодой человек успел привлечь ее внимание, не говоря уж о том, чтобы серьезно заинтересовать. Сама мысль о том, что она станет принцессой Правящего Дома, должна воодушевить ее настолько, что девушка с радостью согласится. Да, так и следует сделать; Уттобрик вызовет Вазула…
Герцог вздрогнул, услышав осторожный стук в дверь, и в мгновение ока оказался на ногах, не спуская глаз с меча, который, в соответствии с требованиями придворного церемониала, лежал на особой подушечке в ногах его кровати. Тем не менее Уттобрику пришлось прочистить горло, прежде чем он сумел хрипло произнести единственное слово: «Войдите!»
Дверь открылась — не слишком широко, как раз достаточно для того, чтобы высокий худой человек в длинном облачении проскользнул внутрь. В неярком свете тускло мерцали шитье одежд и украшенная драгоценными камнями золотая цепь; свисавшая с нее печать покачивалась почти на уровне пояса.
— В чем дело, Вазул?
То, что канцлер решил явиться к герцогу рано утром, являлось нарушением всех правил; очевидно, на то были серьезные причины. Но неожиданный посетитель плотно закрыл за собой дверь, не торопясь с ответом.
— Каково ваше решение, ваша светлость?
Лицо говорящего почти невозможно было различить в утреннем сумраке; мрачной тенью он нависал над замершим у стола Уттобриком (герцог с трудом переносил превосходство в росте своего канцлера).
— И ты пришел ко мне в столь ранний час лишь для того, чтобы узнать это? — с раздражением отозвался герцог.
— Время никогда не работает на людей; люди находятся в подчинении у времени. — Канцлер и ближайший советник герцога обладал великолепным глубоким баритоном — голосом прирожденного оратора, способным увлечь за собой. — А время уходит, ваша светлость. Нетопырь не вернулся.
— Схвачен?
Вазул пожал плечами.
— Кто знает? Но прежде он никогда не опаздывал со своими донесениями. Его мысли и разум защищены настолько, насколько это было возможно сделать, однако мы не знаем, какими средствами располагают они. Есть указания на то, что ее светлость в последний год поддерживала отношения с некоторыми известными нам личностями за морем. Но это означает, ваша светлость, что нам необходимо действовать, причем без промедления.
Теперь канцлер стоял в свете свечи, дававшем возможность как следует рассмотреть его. Он был настолько худ, что выглядел почти изможденным, поэтому алое облачение с вышитым на груди герцогским гербом казалось слишком тяжелым для его костлявых плеч; волосы канцлера были подстрижены, как у воина, лицо украшала короткая бородка, а светло-серые глаза сверкали, словно полированная сталь клинка. Герцог доверял Вазулу только потому, что знал наверняка: это человек вознесся вместе с ним — и вместе с ним падет. Канцлер отличался острым, изворотливым умом, временами казалось, что он способен угадывать будущее — или, по крайней мере, видеть в нем знаки грядущих бедствий.
— Но если Нетопырь не явился с докладом… — медленно начал герцог.
— … можно ли считать это тревожным знаком? — Канцлер пожал плечами. — Потому что я знаю его так же хорошо, как и вы, ваша светлость. Он — лучший из тех, кто стал нашими глазами и ушами, и те сведения, которые он доставлял, всегда были точными. Нам известно, что два дня назад Нетопырь пересек границу, — такие сведения поступали от наших людей. Еще вчера на закате он должен был явиться с донесением. Что бы ни явилось причиной задержки, «оно» находится в ваших владениях, ваша светлость, возможно, здесь, в Кроненгреде.
Уттобрик, сдвинув брови, вернулся к креслу, жестом указав своему нежданному посетителю на точно такое же, напротив. Однако прежде, чем опуститься на мягкие подушки, Вазул зажег три свечи в канделябре, чтобы собеседники могли хорошо видеть лица друг друга.
— Значит, теперь неизвестно, осуществим ли наш план, — проговорил герцог, моргая и щурясь от света. — Он должен был сообщить нам, что думает об этом Хокнер. Как же нам теперь поступить: высказать наше предложение королю открыто? А что, если по какому-то капризу — ведь мы оба знаем, что у него бывают и такие настроения, — он сочтет это шуткой, причем неподобающей?
Закончив говорить, Уттобрик откинулся на спинку кресла. Он лишь дважды встречался с Хокнером, впервые — на своей собственной свадьбе, и оба раза чувствовал, как теряется в тени короля, ощущая себя лакеем, ожидавшим королевской милости; а ведь герцогство Кронен не было частью Оберстрэнда, королевства Хокнера, более того — никогда ею и не являлось…
По плечу канцлера прошла волна какого-то странного движения, перекатившись на правую руку; и наконец из-под края широкого алого рукава, украшенного тяжелой вышивкой, показалась узкая черная голова. Мех странного существа был таким черным, что разглядеть заостренную хищную мордочку, казалось, почти невозможно: только изредка свет свечей вспыхивал в черных же глазах. Герцог с неприязнью следил за зверьком с длинным гибким телом, короткими лапками и острыми когтями; он ненавидел это существо, но что-то мешало ему запретить канцлеру держать его при себе.
Любимица Вазула, усевшись на задние лапы, принялась вылизывать мех на груди. Уттобрику стоило немалых усилий забыть о присутствии странного существа и возвратиться к тому вопросу, который они обсуждали раньше.
— Так что мне делать — как просителю обратиться к Хокнеру через лорда Первефера? Но наш посол — глупец, и доверять ему…
— Нет, пока этого делать не стоит. — Вазул рассеянно поглаживал зверька по гибкой спине. — Ваша светлость уже говорили с леди Махарт? Она уже в том возрасте, когда задумываются о прекрасном принце и замужестве.
— Стоит только позволить, она бы трещала без умолку как сорока, — резко бросил герцог. — Махарт наверняка разболтает все… как ее? Леди Зуте? А тогда об этом узнают все.
— Однако, — продолжал канцлер, — я вовсе не имел в виду, что нужно рассказать ей все; я думаю, нужно просто поговорить с ней о замужестве. Может быть, такие слухи заставят сторонников леди Сайланы покинуть свои норы — кто знает? Это принесло бы нам немалую пользу…
Герцог задумчиво покусывал ноготь; его взгляд переходил с лица канцлера на горы бумаг на столе. Да, если им удастся немного расшевелить болото, возможно, удастся извлечь на поверхность что-нибудь нужное.
— Что ж, хорошо, — сказал он наконец. — Зовите Барриса; думаю, можно сразу приступить к делу.
Канцлер протянул руку к колокольчику, которым герцог вызывал своего доверенного слугу. В последнее время склонить Уттобрика к принятию нужных решений становилось все легче, однако самоуверенность — великий грех.
Гул большого колокола ворвался в чудесный сон, разбив его вдребезги. Махарт никогда не покидала древних стен, но сегодня ночью ей удалось ускользнуть из своей башни в удивительное место, которое с трудом она могла вспомнить при пробуждении, — туда, где на огромном поле чуть покачивались под ветром удивительные цветы, похожие на сияющие драгоценные камни…
Ну, конечно! Сейчас из маленькой курильницы на краю туалетного столика уже не поднимались струйки ароматного дыма; тем не менее, раскинув руки и потянувшись, Махарт едва не замурлыкала от удовольствия, как дворцовые кошки, которых держали, чтобы в замке не плодились грызуны.
Эта Халвайс, что создает ароматы, дарующие такие спокойные и умиротворяющие сны, — воистину ГоспожаТравница! Ее называют владычицей ароматов столь могущественных, что они могут привлекать или отвращать сердца людей. Взгляд Махарт скользнул по множеству причудливых флаконов и бутылочек, выстроившихся в ряд перед зеркалом ее туалетного столика. Каждый раз в день Зимнего Солнцеворота отец неизменно преподносил ей в подарок что-нибудь новое, похоже, полагая, что флаконы с духами и благовониями — прекрасная замена куклам, в которые Махарт играла в детстве; впрочем, достаточно долго он дарил именно кукол, пока кто-то — наверняка Вазул — не намекнул ему, что девочка, вообще-то, уже выросла…
Махарт не стала звонить в колокольчик, вызывавший ее служанку Джулту. Вместо этого она, высвободившись из уютного кокона одеял, сунула ноги в отороченные мехом туфли, дошла до столика и опустилась на скамью. Наклонившись к погасшей курильнице, девушка с наслаждением вдохнула слабый аромат.
Свечи почти не оплавились; быстрым движением она зажгла все четыре и, подавшись вперед, принялась изучать свое отражение в большом зеркале. Да, тусклый каштановый оттенок волос, заплетенных на ночь в косы, явно не был ее лучшим украшением. Повезло Зуте — ее длинные блестящие волосы так похожи на ленты черного шелка. Но… но и ее внешность нельзя назвать заурядной! Пожалуй, впервые в жизни дочь герцога позволила себе поверить в это.
Кроме флаконов на столике стояли коробочки с пудрами и кремами. Махарт знала, что Зута щедро пользуется ими, но пока не решалась попробовать, всякий раз вспоминая о болтливых служанках, обсуждавших каждый шаг своих господ у них за спиной. Не менее этого она боялась насмешливости фрейлины, которая, впрочем, по доброте своей не скажет правды… Что бы она делала без Зуты!
Часто девушке казалось, что ее фрейлине с самого рождения уже известно все то, чему ей, Махарт, еще только предстоит научиться. Она всегда говорила то, что нужно, действовала с природным изяществом, быстро и искусно исправляла все промахи, которые совершала ее госпожа. Хотя иногда… иногда Махарт хотелось, чтобы рядом с ней по-прежнему была нянюшка, которая знала ее мать и служила ей. Но она уже давно покинула дворец, получив щедрую пенсию, и теперь жила в Бреста, где заботилась о своих внуках. Ее место заняла Зута, поражавшая Махарт своей искушенностью, несмотря на то что была старше дочери герцога всего на три года. Чума лишила ее родителей, но нынешнее положение высокородной сироты, казалось, вполне устраивало Зуту.
Именно любимая фрейлина рассказала Махарт о Халвайс. Если бы когда-нибудь она смогла встретиться с этой создательницей чудесных снов, с госпожой чудесных ароматов!.. Но нет; она так устала… так устала! Уголки губ Махарт поползли вниз: сказывалось утомление последних нескольких месяцев. Ее тяготил установленный порядок жизни, иногда ей казалось, что она задыхается в роскоши дворцовых покоев. Если бы случайно, несколько лет назад, бродя по бесконечным коридорам, Махарт не наткнулась на библиотеку, что знала бы она о мире, окружавшем кокон, созданный вокруг нее отцом?
Перелистывая страницу за страницей, девушка переносилась в дальние страны, встречалась со странными зверями и народами, открывала для себя историю Кронена. Ее отец никогда не заходил в библиотеку; наверняка эти стены не видели и леди Сайлану, хотя время от времени кто-нибудь из ее слуг оказывался здесь в поисках какой-нибудь книги — всегда среди тех, что хранились на самых дальних полках, и тяжелые, переплетенные в кожу фолианты оставляли на их одежде следы вековой пыли.
Конечно, у Махарт оставались еще ежедневные прогулки, однако они всегда были ограничены крохотным садом, из которого на это время изгонялись даже садовники. Трапезы герцогской дочери проходили в царственном великолепии огромного пустого зала; ее отец ел поспешно, почти с жадностью, по временам приглашая разделить их уединение Вазула, но ни тот ни другой не обращали на Махарт ни малейшего внимания.
Девушка сама настаивала на том, чтобы Зута побольше общалась с другими придворными дамами. Сплетни, которые приносила верная наперсница, помогали Махарт развеяться. Но разумеется, в круг приближенных госпожи Сайланы Зута не была вхожа, и хотя двор Сайланы заметно уменьшился со времен смерти старого герцога, у его дочери по-прежнему были свои приверженцы.
Махарт видела Барбрика, сына Сайланы, лишь издалека, и он не произвел на нее особого впечатления. Шаркающая походка и глупый визгливый смех мало соответствовали тому, кто мог бы достойно представлять Кронен… хотя, с другой стороны, был ли так уж этого достоин ее собственный отец?
За трапезой нынешний герцог сидел под портретом своего предшественника и дальнего родича, и всякий раз Махарт невольно сравнивала эти два лица, отмечая все большую противоположность. Да, покойный герцог мог затмить любого из тех мужчин, которых Махарт когда-либо доводилось встречать. Пожалуй, только капитан дворцовой стражи Рэнгл напоминал покойного герцога — твердо очерченным подбородком, привычкой всегда высоко держать голову, осанкой истинного воина. Действительно ли Вубрик был столь властным и величественным или лишь старался произвести такое впечатление на своих подданных?
Махарт продолжала разглядывать свое отражение в зеркале. Себе не имело смысла лгать, но… неужели в глазах остальных она выглядит таким же ничтожеством, как и ее отец? Если у дочери герцога отнять высокое положение, станет ли хоть кто-нибудь кланяться ей, говорить комплименты — пусть даже затасканные и плоские, как истертые монетки?
В задумчивости Махарт потерла лоб. Никогда прежде у нее не возникало столько вопросов; никогда — до этого утра, словно привидевшийся ей чудесный сон ярким светом озарил какой-то уголок ее разума, прежде пребывавший в сумрачном покое.
Склонившись к курильнице, девушка попыталась уловить хотя бы слабый след ночного аромата, когда тихий стук в дверь дал ей понять, что она больше не одна — и что в этом не-одиночестве ей предстоит пребывать до конца этого долгого дня.
Конечно же, это была Джулта, чьи мягкие бесшумные движения странно не соответствовали вечно напряженной и прямой осанке; женщина, умевшая выражать все свои мысли и чувства одним движением губ или еле заметным изгибом брови. Зута рассказывала, что среди слуг Джулта ведет себя столь же ровно и спокойно, отличаясь немногословностью, сколь и со своей хозяйкой; иногда она словно исчезала среди узоров выцветших от времени гобеленов.
Джулта поставила на стол серебряный поднос и налила из серебряного же чайника утренний настой трав, который должен был придать Махарт сил перед новым днем.
— Ваша милость хорошо почивали?
— Как всегда, Джулта.
— Его светлость передает, что желает видеть вашу милость в своем кабинете прежде, чем прозвонит Второй Колокол.
— Хорошо, — кивнула Махарт, отхлебнув травяного чая. Что ж, по крайней мере этот день начался необычно. Она могла по пальцам пересчитать те случаи, когда отец вызывал ее к себе. — Я надену «виноградное» платье, Джулта.
Служанка уже открывала дверцу высокого платяного шкафа. «Виноградное» платье — цвета зеленой листвы с вышитыми по подолу и рукавам серебряными виноградными лозами — всегда придавало Махарт уверенность; сегодня же яркая зелень ткани, казалось, разогнала вековые тени, гнездившиеся по углам комнаты, напомнив девушке о широком поле и цветах, искрившихся подобно драгоценным камням.
Она терпеливо перенесла процедуру причесывания. Вчера Зута предложила ей попробовать новый вариант прически — разделив волосы на две равные части, заплести в косы и уложить наподобие раковин над ушами, охватив каждую сеточкой из серебряных нитей и закрепив шпильками. В остальном ритуал умывания и одевания прошел как обычно. Джулта молчала — как всегда, — предоставив Махарт размышлять о чем угодно.
Что же такого она натворила, если отец не только вспомнил, что у него есть дочь, но и решил вызвать ее к себе для разговора в столь ранний час?.. Нет, совесть Махарт была совершено чиста; а значит, ответ на этот вопрос крылся не в прошлых проступках. Сегодняшняя беседа, наверное, коснется ее будущего.
Махарт как раз достала из ларца с драгоценностями, который держала перед ней предупредительная Джулта, простое ожерелье из серебряных листьев, которое всегда надевала со своим любимым зеленым платьем, когда в дверь постучали. Девушке было позволено самой застегнуть ожерелье на шее: Джулта направилась к дверям и впустила в комнату Зуту. Сегодня фрейлина и подруга Махарт также появилась необычно рано. И, как всегда в ее присутствии, Махарт почувствовала себя невзрачной. Платье Зуты, сшитое из темно-синего атласа того же оттенка, что и глаза, прятавшиеся в тени длинных черных ресниц, облегало стройную фигуру так плотно, что казалось — под ним вовсе нет сорочки; однако вырез платья был не таким глубоким, как у дам из свиты госпожи Сайланы, а волосы почти полностью скрывала шитая золотом шапочка. Фрейлина присела в реверансе и поднялась, улыбнувшись Махарт.
— Вижу, мой выбор благовоний оказался правильным, ваша милость. Сегодня вы выглядите посвежевшей, — она перевела взгляд с лица дочери герцога на курильницу.
— Верно, — согласилась девушка, — все было именно так, как ты обещала, Зута. Госпожа Травница владеет великим искусством… Как бы я хотела, — продолжала она, даже не задумавшись, стоило ли это говорить, — а почему, собственно, нет? — посетить ее знаменитую лавку!
Нахмурившись, Зута еле заметно покачала головой:
— Нет, ваша милость. Если вам хочется узнать больше о том, что может предложить Халвайс, призовите ее к себе и прикажите ей принести образцы снадобий — если, конечно, его светлость позволит. В конце концов, он ведь разрешает вам самой выбирать лучшие материи для своих платьев у мастера Горджиаса? А разве он не подарил вам на именины духи с запахом моховой лилии — те, у которых такой чудесный аромат? Напомните ему об этом, когда будете просить о встрече с госпожой Травницей — ведь эти духи тоже приготовила она. А теперь… что вам угодно?
Она остановилась у дверей в ожидании. Махарт подумала, не взглянуть ли последний раз в зеркало, но решила этого не делать.
— Его светлость хочет, чтобы я пришла в его кабинет прежде, чем прозвонит Второй Колокол.
На мгновение ей показалось, что с губ подруги готов сорваться вопрос; но даже если ее доверенной фрейлине и хотелось узнать, чем вызвано это необычное требование герцога, она не сделала этого: Зуте хорошо были известны требования этикета.
Махарт в одиночестве направилась вниз по лестнице в более оживленную часть замка. Стражники, которых девушка едва замечала, вытягивались по стойке «смирно», когда она проходила мимо. Но вот наконец покои герцога; стражник, ударив в пол древком церемониального копья, распахнул перед Махарт дверь, торжественно объявив:
— Ее милость леди Махарт!
Глубоко вздохнув, девушка переступила порог кабинета. Тяжелые шторы на окнах были подняты, и неяркий дневной свет смешивался с пламенем горевших на столе свечей. Отец был не один; рядом с ним, склонившись в церемонном поклоне, стоял Вазул.
Глаза Махарт расширились от удивления, однако она присела перед его светлостью герцогом в привычно-глубоком реверансе. Канцлер присутствует при ее встрече с отцом? Еще одна загадка…
— Да будет ваш день добрым, отец, и да пребудет с вами удача. — Девушка про себя с радостью отметила, что голос прозвучал достаточно спокойно и ровно.
— Да-да… — Уттобрик нетерпеливо взмахнул рукой; во всем его облике чувствовалось раздражение, однако при этом он как-то странно смотрел на дочь — словно бы перед ним вдруг оказалась не Махарт, а какое-то незнакомое странное существо.
— Садись, — он жестом указал в сторону кресла, которое предупредительно пододвинул ей канцлер.
Махарт послушно села, однако чувство неловкости от этого, кажется, только усилилось. Чего же они от нее хотят?.. Однако никаких сомнений в том, что Вазул имеет к этому самое непосредственное отношение.
— Тебе уже достаточно много лет. — Уттобрик шелестел разложенными на столе бумагами, беспорядочно передвигая их, словно бы искал среди писем и документов нужный текст. — Достаточно много для того, чтобы выйти замуж.
Махарт стиснула сложенные на коленях руки: что ж, в этом вопросе никакого выбора у нее не будет.
Герцог молчал, выжидательно глядя на дочь.
— Да, отец.
Вероятно, именно этого ответа он от нее и ждал, поскольку продолжил:
— Ты — женщина, поэтому ничего не смыслишь в искусстве управления государством. Однако есть одна вещь, которую тебе следует понимать, поскольку она касается безопасности герцогства. Как ты знаешь, я не являюсь прямым наследником герцогского трона, однако судьба возвысила меня, когда прежний герцог и все прочие прямые наследники герцогства Кронен по мужской линии были унесены чумой. По закону власть не могла перейти к высокородной госпоже Сайлане, поскольку женщины не правят; власть также не могла перейти к ее сыну, — рот герцога скривился, словно бы ему хотелось прибавить несколько не слишком лестных слов по поводу Барбрика, — поскольку я остался жив. Однако хотя судьба благосклонна ко мне, но не во всем. Моя жена родила мне только одного ребенка, дочь.
Махарт подумала, что из уст отца это прозвучало так, будто мать (которую она едва помнила) устроила все это нарочно, желая как можно сильнее досадить Уттобрику.
— А теперь послушай внимательно то, что разыскал канцлер, переворошив множество сводов законов, — поскольку в старинных указах встречаются такие повороты и нюансы, которые могут привести нас к верному решению.
При этих словах Вазул подошел к окну, словно ему непременно нужно было привлечь к себе внимание Махарт и удержать его. Сначала Махарт показалось, что у канцлера одно плечо выше другого; но потом она поняла, что на плече у него сидит совершенно черный зверь, всегда сопровождавший Вазула — и тихо ненавидимый всем двором.
— Во времена правления герцога Катбрика Второго, — голос канцлера звучал интригующе, Махарт с удивлением поняла, что с нетерпением ждет продолжения, — возникла подобная ситуация. У герцога была только дочь, высокородная госпожа Ротанна, а отпрыском мужеского пола был дальний родственник герцога, опозоривший себя недостойными деяниями. Герцог Катбрик обратился к Дому Звезды. Избранные молились за него, и наконец настоятельнице было послано видение. Прочие также видели луч серебряного света, но лишь настоятельница лицезрела того, кто стоял в этом луче. И Живущий среди Звезд дал ответ: если леди Ротанна обручится с тем, кто будет равен ей по крови, с тем, кто придет в Кронен не чужаком, но как тот, кто готов провести здесь всю жизнь, тогда герцог, будь-то после свадьбы или же когда настанут его последние дни, может объявить своего зятя сыном по крови, чтобы смог тот наследовать трон. И искали они такого человека, и нашли его в Арсене, в землях за морем, в ссылке, ибо великий завоеватель Ланти изгнал его из принадлежавших ему земель, а его королевство отошло к Империи.