Страница:
По своей неопытности лаборнокцы почти всегда выбирали места для привалов на более высоких берегах, где и солнце палило нещадней, и грязи было столько, что все вымазывались в ней с ног до головы. Кроме того, подобное скопление людей приманивало тучи кровососов и орды маленьких желтоватых, в полоску, зверьков, которые погрызли все мешки. Они и солдат кусали. Два человека, отведав ядовитых плодов, мучились кровавыми поносами. Рыцари в полной мере, как и рядовые солдаты, несли тяготы похода — лодки не могли вместить просторные палатки и удобные кровати. Так и спали прямо на земле, на подстилках из травы или веток, укрывались плащами, ели из общего котла.
И когда в конце концов оборванные, измотанные до предела люди добрались до Лета, поселения вайвило, чьи хижины показались им прекраснее самых роскошных дворцов Дероргуилы, — туземцы отказались принять их. Они даже на остров ступить им запретили.
Флотилию лаборнокцев вайвило встретили на стремнине — перегородили своими боевыми каноэ реку. К просьбе принца предоставить им ночлег и отдых они отнеслись совершенно равнодушно. Глашатай объявил, что у них нет времени принимать гостей. Он пояснил, что в любой момент ожидается нападение глисмаков, деревня, мол, на осадном положении, так что пусть люди плывут своей дорогой. Ни проводниками, ни съестными припасами они их обеспечить не могут.
Сэр Ринутар принялся было поносить туземцев, а заодно и чертова Глашатая какого-то нелепого, дикого Закона бранными словами. Он угрожал, что они на своей шкуре испытают несокрушимую мощь великого Орогастуса, что лаборнокцы немедленно посредством Синего Голоса свяжутся с государственным министром и тот обрушит на их жилища кару небесную, если они не выполнят требования его светлости принца Антара.
Друг Ринутара лорд Карон, желая произвести на дикарей должное впечатление, вскочил на ноги в своей лодке, выхватил меч и вызвал Глашатая Састу-Ча на поединок. В ответ на это вайвило, не имевшие, на первый взгляд, никакого оружия, внезапно выдвинули маленькие катапульты и начали бомбардировать лодки лаборнокцев хорошо обточенными кусками кремния.
Принца и большинство рыцарей спасли доспехи (кроме разве что невезучего лорда Ринутара, поплатившегося глазом), но двадцать один человек из солдат, которые на этот раз исполняли обязанности гребцов и потому разоблачились до пояса, получили серьезные повреждения и ушибы. Лорд Карон во время обстрела, размахивая мечом, потерял равновесие, а поскольку дороден был сверх всякой меры, то опрокинул лодку и рухнул в желтоватую воду. Только и запомнился товарищам его нечленораздельный вскрик, потом тяжелые доспехи уволокли его на дно, и больше рыцаря никто не видел. Как и его товарища лорда Бидрика, находившегося в той же лодке. Синий Голос, который тоже плыл вместе с ними, выбрался на поверхность, закричал, засучил руками и ногами и быстро-быстро, по-собачьи поплыл к суденышку принца, куда его одной рукой втащил сэр Ованон. Три солдата-гребца, взывая о помощи, поплыли по течению. С трудом их удалось выловить, но лодка и все находившееся в ней имущество было потеряно безвозвратно.
Вайвило, кончив обстрел, флегматично наблюдали за этим происшествием.
— Уходите! — махнул рукой Глашатай Састу-Ча. — Мы не причиним вам вреда, если оставите эти места.
Принц Ангар шепотом сказал дрожащему Синему Голосу:
— Ну, теперь твой черед. Сотвори что-нибудь удивительное. Пусть туземцы поразевают рты. Внуши им, по крайней мере, страх перед нами.
— Никак не могу, ваша светлость, — развел руками колдун. — Все инструменты и приспособления утонули. Канули вместе с лордами Кароном и Бидриком. Кое-что осталось в Тассе, но как туда теперь доберешься!
— Отлично, — скривился принц и тотчас громко отдал приказание гребцам. — Все на весла. Продолжать движение.
Так постыдно разведывательный отряд оставил боевую позицию и поплыл вниз по реке. До самых сумерек гребцы яростно работали веслами, пока Антар не решил, что они, должно быть, оторвались от вайвило и теперь можно устроить привал. Кстати, и удобная бухточка подвернулась — лодки одна за другой начали сворачивать туда. Место действительно оказалось удачным: песчаный пляж, берег сух, дров вдоволь. Скоро там засветились костры…
Принц Антар устроил смотр личному составу. Семь солдат, наиболее пострадавших во время стычки с вайвило, были отобраны в отдельную группу.
— Завтра, — сказал принц, — вы и еще двое легкораненых на одной из лодок отправитесь в обратный путь, в Тасс. Передадите мастеру Эдзару, чтобы они дожидались нашего возвращения и под страхом смерти не смели никуда отлучаться, даже если мы не вернемся до начала сезона дождей.
По правде говоря, солдаты и рыцари, участвовавшие в походе, начали потихоньку высказывать недовольство, однако принц не обращал на эти перешептывания никакого внимания. Он призвал ученика чародея и приказал:
— Вызови своего черного хозяина, пусть он отыщет, где скрывается принцесса Анигель. Нам надо знать, куда завтра держать путь. Передай также государственному министру, чтобы он сообщил отцу, что я до конца исполню свой долг.
Он не стал выслушивать ответ Синего Голоса — повернулся и направился вдоль залитого лунным светом берега. Люди в лагере занялись хозяйственными делами, а Синий Голос удалился в ближайший лесок, где росли плакучие деревья, встал там на колени и впал в транс.
— Всемогущий мастер, ты меня слышишь?
— Я, Орогастус, слушаю тебя, Синий Голос.
— Увы, мой повелитель, наша экспедиция потерпела крупную неудачу. Вайвило не допустили нас в свое селение Лет. Оддлинги обстреляли нас из катапульт — это был настоящий каменный ливень. Лодка, в которой я плыл, утонула… Со всеми инструментами… Утонули лорды Карон и Бидрик — слишком тяжелы у них оказались доспехи. Ранены семь человек, они завтра будут отправлены в Тасс. Повезут их двое других, легкораненых… Сэру Ринутару выбили глаз во время обстрела…
Орогастус надолго задумался.
— Принц и другие семнадцать рыцарей здоровы? — наконец спросил он.
— Так точно, великий мастер. И двенадцать солдат. Хотя многие ходят с синяками и начинают роптать.
— Я определил, где находится принцесса. Ищите ее в устье маленькой речушки. Она собирается подниматься вверх. Завтра, утром… Когда речка обмелеет окончательно, пойдет пешком. От вашего лагеря до устья пять часов пути, если все — и рыцари, и солдаты — будут грести без передыха. Скажи принцу, что отряд должен выступить еще затемно и развить максимальную скорость. Добравшись до нее, держите ее в поле зрения, но не пытайтесь схватить, пока она не добудет талисман, который спрятан где-то поблизости.
— Я передам ваш приказ принцу.
— Обрадуй его — скажи, что его венценосный родитель почти полностью выздоровел. Далее: генерал Хэмил захватил принцессу Кадию, а также талисман, называемый Трехвеким Горящим Глазом.
— Мастер… — Голос заколебался. — Сегодня вечером, как только мы высадились, я почувствовал сильный мысленный удар. Это касается моего Красного брата… Такое впечатление, что с ним что-то случилось…
— Крепись, Синий Голос. Твой брат погиб на посту.
— О горе, горе!..
— Темные силы впитали его жизненную энергию и воздали ему честь. Теперь вы, два оставшихся Голоса, разделите невероятную награду, которая выпадет на вашу долю, когда мои планы осуществятся… Но вернемся к самому важному. Как насчет принца Ангара? Когда ты наконец разделаешься с ним?
— Я жду подходящего момента, всемогущий мастер. Уверен, что доблестный рыцарь Ринутар — человек, который пришелся вам по сердцу, — прекрасно справится с порученным заданием, и мы успешно доставим этот загадочный талисман. Надеюсь, как только дело будет сделано, вы примете его в число своих помощников.
Ментальный голос Орогастуса вновь приобрел жесткий, стальной тембр. С некоторой угрозой он произнес:
— Это очень важно, мой Голос, чтобы талисман принцессы Анигель был доставлен в целости и сохранности. Его ни в коем случае нельзя потерять.
— Господин, я понимаю…
— Талисман Кадии у нас, но обращение с ним небезопасно. Что касается принцессы Харамис, она уже в моих руках, и, думаю, этой же ночью все будет кончено. Но два талисмана мало что стоят сами по себе. Третий мне должен принести ты.
— Клянусь жизнью! — взвыл Голос, — Я положу его к вашим ногам. Если все пойдет, как задумано, принц Антар уже не встретит рассвет.
— Надеюсь. Прощай, Синий Голос.
Ученик чародея вернулся в лагерь кружным путем, обошел всю занятую территорию. Постоял возле походной кухни, где один из поваров готовил сухой паек для личного состава: овощи, кусок вяленого мяса. Другой пытался испечь в переносной печи свежий хлеб. Булки подгорали на глазах, от сушеного мяса тоже исходил не очень-то приятный аромат.
Заметив Антара, он смело подошел к нему и развязно окликнул:
— Эй, ваша светлость! Эта грязная шлюха примерно в восьми часах пути от нашего лагеря. Она уже возле конечного пункта своего путешествия и, может, завтра или в крайнем случае послезавтра найдет свой талисман…
Антар удивленно оглядел слугу колдуна. Его болтовня была не менее странной, чем наглая фамильярность. Таким принц Антар его никогда не видел — всегда вел себя тихо, как мышь, копошился сам по себе, постоянно был один, строил козни (не без того!), но на слова был очень скуп, а сегодня вдруг разговорился. Долго восхвалял небеса и Зото за то, что они вернули здоровье и жизнь его венценосному родителю. Бахвалился своим гнусным хозяином, который уже успел заполучить два других талисмана, — более того, принцесса Харамис сама явилась на гору Бром. О смерти Красного Голоса даже не заикнулся. Принц, сначала внимательно слушавший, потом принялся рассматривать берег и, в конце концов, совсем оставил его и направился к людям, чтобы разделить с ними скудный ужин.
Этой ночью страшная гроза обрушилась на Тассалейский лес — первая предвестница сезона дождей, до которого осталось шесть дней. Пограничной датой считался Праздник Трех Лун. Первые раскаты бухнувшего невдалеке грома подняли всех на ноги. За те несколько дней, что лаборнокцам пришлось провести на реке, они в какой-то мере освоили азы искусства выживания в этих местах. Первым делом солдаты бросились спасать лодки — вытащили их на берег, перевернули и укрыли под ними все свои припасы, да и сами залезли под днища. Казалось, все обойдется — не тут-то было' Через несколько минут замечательный песчаный пляж, приманивший их на ночлег, начал покрываться водой. Великий Мутар взбухал на глазах, течение становилось все стремительнее. Ругаясь и проклиная все на свете, лаборнокцы принялись перетаскивать лодки повыше, к покрытой растительностью террасе, а затем спасать припасы, связывать лодки. И так всю ночь… Молнии время от времени били в черную вскипающую воду, заставляя людей падать во взбаламученную грязь. К утру отряд был, словно после тяжелого боя — грязные, промокшие до нитки, измученные люди скопились на берегу. Страх и отчаяние поселились в каждом сердце.
Принц Антар чувствовал себя не лучше, к тому же он наглотался этой отвратительной воды. Однако мысли его в то хмурое утро были совсем о другом. С болью в душе он размышлял, как пережила эту страшную ночь принцесса Анигель.
Друг, окликнули ее риморики. Друг, поднимайся. Уже светает. Ты просила нас разбудить тебя затемно. Просыпайся!
Устроившаяся на ночь в огромном древесном дупле Анигель, услышав голоса животных, сладко потянулась, зевнула. Ночь она провела в тепле, на мягкой древесной трухе, которую обильно наточили жучки-короеды. Их потрескивания и шорохи и сейчас были отчетливо слышны — они трудились изо всех сил, чтобы этот лесной гигант побыстрее рухнул на землю, обратился в гнилушку и насытил собой почву. Так повелось испокон веков, так будет продолжаться вечно, в этом и заключена та хитрая правда, которую мы, люди, называем жизнью, подумала Анигель. Ах, если бы эти жуки работали поаккуратнее, а то всю — и, главное, волосы! — трухой засыпали. Правда, это неудобство было мизерной данью за теплый и удобный ночлег. За время путешествия принцесса научилась смирять гордыню и отыскивать каплю радости даже в ночевке, устроенной в дупле.
Ночью поблизости что-то гулко бухало, шумело. Сейчас вокруг приятно пахло влагой. На этой мысли она опять смежила веки, начала посапывать… Риморикам снова пришлось будить ее. Делать нечего, пора отправляться в дорогу. Анигель еще раз сладко потянулась. Ага, вот опять кольнуло… Дело в том, что, уже устроившись в дупле и почти заснув, она была разбужена сокрушительным ударом грома — со страху принцесса вцепилась в амулет и едва не вскрикнула. Он был обжигающе горяч. Более того, священный цветок, запечатанный внутри янтарной капельки, почти распустился. Она еще тогда подумала — значит, цель близка? И сейчас, лихорадочно выхватив амулет, она с трепетным ожиданием глянула на Триллиум. Так и есть — Трехголовое Чудовище где-то рядом.
Тогда в путь!
Она быстро расчесала волосы, отряхнула платье, достала бутылочку с митоном и кожаный мешочек, в котором хранила лист Священного Цветка, указывающий ей путь. Лист почти совсем высох и уже начал сворачиваться трубочкой, только у самого черенка был еще свеж, зелен и сочен. Золотистый след маршрута, по которому она двигалась от Нота, уменьшился до коротенького штришка, изогнутого к черенку.
Мы поймали рыбу, друг. Можешь отведать ее. Спустись и посмотри.
Собрав вещи, Анигель выбралась из дупла, спустилась на землю. Обе головы торчали рядом с лодкой — нос ее лежал на берегу. Крупная рыба вингу валялась на траве, у подножия дерева. Было еще сумрачно, крупные хлопья тумана висели между деревьями, пологом покрывали тихо струящиеся воды. Птицы помалкивали, и в полной тишине нежный слабый звук долетел до принцессы в своей первозданности ясно и отчетливо. Небо светлело на глазах, и не успела Анигель набрать первую горстку ягод, как большая белая птица первой подала голос. Бухта, в которой принцесса провела ночь, теперь заметно расширилась, поток раздался, покрыл берег. Это была большая удача — значит, сегодня она сможет подняться по течению много дальше. Вчера еще им попадались участки, где риморики буквально ползли по илистому дну.
— Спасибо, друзья, — набрав ягод, Анигель спустилась к воде, — сегодня у меня что-то нет аппетита. Мне хватит пирога с мясом, которым угостили меня вайвило, да вот этих ягод. Вряд ли удастся в такую сырость развести огонь. К тому же надо поскорее отправляться в дорогу.
Это верно, откликнулся один из римориков.
Другой сообщил:
Нам известно, что твои враги на большой скорости плывут по воде, которая стремится к морю. Наши сородичи поведали нам, что их злобе нет предела. Во время ночной грозы все они промокли до нитки и теперь еще более жаждут схватить тебя.
— Странно, — сказала Анигель, — я совсем не испытываю страха и ненависти, когда вспоминаю о лаборнокцах, — точнее, они пугают меня куда меньше, чем это нелепое Трехголовое Чудовище! Я даже не знаю, что это такое и как к нему подступиться. Я очень устала, плохо себя чувствую, мной владеет единственное желание — побыстрее бы закончилось это путешествие. Когда талисман будет у меня в руках… может, тогда придет черед опасаться лаборнокцев.
Риморики принялись мордами подталкивать лодку и, как только принцесса устроилась на скамье, развернули ее носом против течения и погнали вдоль берега.
Речка, которую вайвило называли Ковуко, петляла среди низин. Солнце уже встало, одолело верхушки деревьев, и где-то через час листва, густые заросли ягодников, редкие открытые мшистые поляны начали густо парить. Зной становился все более удушающим, и Анигель постепенно сбросила с себя почти всю одежду. Хорошо, что от Имму ей досталась белая широкополая шляпа. Мысли текли медленно и были очень странными. Почему, например, лесной народ обустраивал свои жилища с не меньшей роскошью, чем люди? Собственно, почти все в них — мебель, утварь, даже одежда — было куплено у ремесленников, тогда как ниссомы, наоборот, в быту признавали только предметы собственного изготовления. Столовые приборы из серебра, которыми пользовались вайвило, могли украсить любой знатный рувендианский или лаборнокский дом. Прибавьте сюда искусно сделанные лампы, заправляемые маслом, золотые подсвечники, обитую кожей мебель, проволочные коробочки для обжаривания зерен, вилки для тостов, картины и гобелены, детские игрушки, резные фигурки животных, ковры, арфы, мандолины и волынки, занавески, настольные игры, особенно доски для игры в кник-кнак, которую изобрели умельцы из Дайлекса, — чего ни коснись, все купленное, привозное. Састу-Ча, например, особенно гордился медной сидячей ванной, которой пользовались только он и его жена. Видно было, что желание Анигель искупаться в ней доставило им огромное удовольствие — как же, особа царской крови соизволила освятить овальный медный сосуд своим присутствием. Одежда, которую она надела после купания, принадлежала взрослым уже детям Састу-Ча. Те же буквально лопались от гордости, когда Анигель вышла к старейшинам в их нарядах. Причем никакого высокомерия они при этом не выказывали — вообще вайвило оказались очень деликатным, чистоплотным, чутким народом. Анигель просто влюбилась в них и готова была простить эту маленькую слабость — желание во всем подражать людям. Тем более, что жизнь на Великом Мутаре ничуть не походила на райскую. Это были суровые трудовые будни, выдержать напряжение которых могли только сильные, храбрые люди. Лесосплав — не детские игрушки, а все мужчины вайвило занимались именно этим промыслом. К тому же над поселением постоянно и неотвратимо висела угроза нападения глисмаков. Возможно, из этой вражды и родилась страсть во всем подражать людям, чтобы не походить на своих жестоких родственников. Силой от них отбиться было нельзя — глисмаки значительно превосходили вайвило числом. Значит, следовало действовать с помощью разума. С одной стороны, препятствовать тому, чтобы роды глисмаков объединились; с другой — постоянно совершенствовать военное искусство и вооружение. Но и здесь у лесного народа возникали серьезные проблемы. Как с печалью признался Састу-Ча, люди наложили запрет на продажу им оружия, хотя вайвило было чем расплатиться.
— И рувендиане, и лаборнокцы наотрез отказывают нам в этом, — пожаловался Глашатай. — Понятно, они ведут собственную политику…
Он не стал объяснять, в чем суть этой политики, но принцесса Анигель по кратком размышлении сама сделала правильные выводы.
Если вайвило получат современные мечи, стальные наконечники для копий и арбалеты, они раз и навсегда решат проблему глисмаков. Загонят их в такие чащи, откуда те нос побоятся высунуть. Тогда вайвило расширят сферу влияния вдоль по Великому Мутару до самого Вара и начнут напрямую торговать с агентами короля Фьоделона. Эта торговля будет намного более выгодной и легкой, чем с рувендианами и лаборнокцами. Тогда северные королевства практически останутся без строевого леса.
Анигель прикинула — стоит ли открывать карты перед Састу-Ча и объяснять ему, что экономические интересы есть экономические интересы. Потом решила, что в ее положении глупо темнить, и сообщила Састу-Ча все, о чем только что подумала. Тот был явно удивлен, но, догадавшись, что разговор пошел серьезный, государственный, вопросительно глянул на принцессу, ожидая продолжения. Пришлось Анигель изложить свою точку зрения.
— Мне кажется несправедливым отрицать право вашего народа на самооборону. В то же время моя страна лежит к северу от Мутарского порога и во многом зависит от поставок строевого леса из Тассалейских чащ. В подобных случаях обычно ищут взаимоприемлемое решение. На мой взгляд, по данному вопросу найти его нетрудно.
— Тогда вам, рувендианам, надо поскорее сделать это.
— К сожалению, — вздохнула Анигель, — наша семья больше не правит в тех местах. Вы знаете, что лаборнокцы сокрушили нас.
Састу-Ча задумчиво поиграл бровями.
— Сегодня они вас, завтра вы их… Вот, например, тот талисман, который ты ищешь. Может, он принесет вам спасение?
— Не вам, а нам… — поправила Анигель. Састу-Ча покивал, но не произнес ни звука.
— Да, что бы это могло значить — Трехголовое Чудовище? — выдержав паузу, спросила принцесса. — Вы действительно уверены, что я смогу приручить этого монстра и воспользоваться его силой для борьбы с врагами?
— Нет, — ответил Глашатай. — Если речь идет о том Трехголовом Чудовище, которое нам известно, то, как только тебе удастся отыскать его, все только и начнется.
Он замолчал, всем своим видом показывая, что не намерен распространяться на эту тему. Уже перед самым отправлением из Лета — принцесса собралась в дорогу с первыми лучами солнца, и провожал ее только Глашатай Закона, — Састу-Ча сказал:
— Скоро Праздник Трех Лун. Если ты ночью посмотришь в ясное небо, то увидишь, что они все сближаются и сближаются. Но раз в тысячелетие все три светила сливаются воедино, и тогда на небе вспыхивает Небесное Око. Если в этом году случится нечто подобное, значит, надо ждать чего-то невероятного! И это, может быть, связано с тобой, о, Лепесток Животворящего Триллиума!
Лодка, где находилась Анигель, по-прежнему двигалась вверх по Ковуко, и чем дальше, тем суше и светлее становился лес. То там, то здесь еще виднелись медно-золотистые стволы гигантских корабельных гонд, однако мшистые, сочно-зеленые низины, где выступала вода, сменились на обширные лужки и поляны с высокой — по пояс, а то и в человеческий рост, травой. Краснолесье поредело, стали попадаться суходолы, и река все чаще прижималась то к одному, то к другому берегу.
На глазах обсыхал подлесок, да и деревья пошли одно чуднее другого. Некоторые, пузатые у корней, прямо из земли выбрасывали широкие мясистые ланцетовидные листья. Кое-где мелькала ярко-пурпурная, вперемежку с зеленым, листва; в другом месте тот же изумрудный цвет был щедро смешан с золотом…
Наконец, на речном повороте одно из пузатых созданий явило себя во всей красе. Листья, выраставшие из корней, были темно-зеленые, раскидистые, ствол покрыт угловатыми чешуйками остриями вверх. На высоте примерно в пять элсов ствол ветвился, и каждый из побегов был густо усыпан мелкими пурпурно-зелеными листочками. Так вот откуда эти яркие пятна в лесу, решила принцесса, но еще более ее поразили запах, в который она погрузилась, проплывая мимо мыска, и, конечно, яркие цветы. Оставалось только разинуть рот и смотреть на это диковинное растение, которое одновременно и цвело, и давало плоды, чьи гроздья висели на тех же цветущих ветвях. Вершина дерева была украшена метелкой листьев, напоминавших те, что росли у подножия. Более экзотического экземпляра Анигель в жизни не видела. Издали дерево напоминало гигантский кубок, из которого струями выливалось доброе шипучее вино.
Принцесса не удержалась и попросила римориков притормозить, надеясь полакомиться аппетитными на вид фруктами.
Нет, друг, это будет твоя последняя еда.
— О, плоды ядовиты?
Нет, они очень вкусны. Дерево как раз и использует их, чтобы заманивать живые существа в ловушку.
Анигель бросило в дрожь — разве можно быть такой забывчивой. Ведь еще Састу-Ча предупреждал ее: «…Помни, деревья там так же прожорливы и ненасытны, как глисмаки».
— Они… Они могут съесть меня?
Они могут съесть кого угодно. Стоит только приблизиться к стволу, и эти листья у основания так спеленают свою жертву, что уже не вырваться.
Река заметно сузилась, и на берегах, а то и в русле, стали попадаться огромные валуны. Местами поток бил прямо в выходы скальных пород. Справа и слева вздымались пологие, поросшие лесом холмы. Наконец, риморики втолкнули лодку в некое подобие каньона. Тут только принцесса обратила внимание, что вокруг не слышно птичьего пения и за весь день ей на глаза не попалось ни одного животного. Вокруг стояла гулкая тишина, которую не нарушало даже монотонное журчание воды.
Очень странно…
В полдень риморики добрались до первого порога — осторожно провели лодку между двух скал и еще около часа толкали суденышко вверх по текущему в узких берегах ручью. Здесь уже было мелковато, и бедные животные, случалось, ползли на брюхе по галечному дну. Наконец, они оба, словно по команде, высунули из воды усатые морды и в один голос заявили:
Все, дальше для нас пути нет.
— Я вижу. Река совсем обмелела, и течение очень быстрое.
Анигель медленно облачилась в охотничий костюм вайвило. Лесные жители позаботились, чтобы гостья была снабжена в дорогу всем необходимым. Надела голубенькие сапожки, того же цвета кожаную тунику до колен, подпоясалась широким разукрашенным ремнем, на который подвесила тыквенную бутылочку и кожаный мешок. Одежда, впрочем, была ей маловата — из-под рукавов и ниже подола туники выступали кружева нижнего белья. Никакой охотник, конечно, не позволил бы себе такой вычурности, но Анигель это совсем не волновало — когда идешь, не зная куда, ищешь то, не знаю что, не очень-то будешь задумываться о приличиях. Главное, чтобы было удобно и надежно защищало тело. Готовясь к пешему переходу, она решила оставить в лодке шляпу Имму.
Наконец, принцесса завязала горловину дорожного мешка, проверила, на месте ли маленький кинжал, и обратилась к риморикам:
И когда в конце концов оборванные, измотанные до предела люди добрались до Лета, поселения вайвило, чьи хижины показались им прекраснее самых роскошных дворцов Дероргуилы, — туземцы отказались принять их. Они даже на остров ступить им запретили.
Флотилию лаборнокцев вайвило встретили на стремнине — перегородили своими боевыми каноэ реку. К просьбе принца предоставить им ночлег и отдых они отнеслись совершенно равнодушно. Глашатай объявил, что у них нет времени принимать гостей. Он пояснил, что в любой момент ожидается нападение глисмаков, деревня, мол, на осадном положении, так что пусть люди плывут своей дорогой. Ни проводниками, ни съестными припасами они их обеспечить не могут.
Сэр Ринутар принялся было поносить туземцев, а заодно и чертова Глашатая какого-то нелепого, дикого Закона бранными словами. Он угрожал, что они на своей шкуре испытают несокрушимую мощь великого Орогастуса, что лаборнокцы немедленно посредством Синего Голоса свяжутся с государственным министром и тот обрушит на их жилища кару небесную, если они не выполнят требования его светлости принца Антара.
Друг Ринутара лорд Карон, желая произвести на дикарей должное впечатление, вскочил на ноги в своей лодке, выхватил меч и вызвал Глашатая Састу-Ча на поединок. В ответ на это вайвило, не имевшие, на первый взгляд, никакого оружия, внезапно выдвинули маленькие катапульты и начали бомбардировать лодки лаборнокцев хорошо обточенными кусками кремния.
Принца и большинство рыцарей спасли доспехи (кроме разве что невезучего лорда Ринутара, поплатившегося глазом), но двадцать один человек из солдат, которые на этот раз исполняли обязанности гребцов и потому разоблачились до пояса, получили серьезные повреждения и ушибы. Лорд Карон во время обстрела, размахивая мечом, потерял равновесие, а поскольку дороден был сверх всякой меры, то опрокинул лодку и рухнул в желтоватую воду. Только и запомнился товарищам его нечленораздельный вскрик, потом тяжелые доспехи уволокли его на дно, и больше рыцаря никто не видел. Как и его товарища лорда Бидрика, находившегося в той же лодке. Синий Голос, который тоже плыл вместе с ними, выбрался на поверхность, закричал, засучил руками и ногами и быстро-быстро, по-собачьи поплыл к суденышку принца, куда его одной рукой втащил сэр Ованон. Три солдата-гребца, взывая о помощи, поплыли по течению. С трудом их удалось выловить, но лодка и все находившееся в ней имущество было потеряно безвозвратно.
Вайвило, кончив обстрел, флегматично наблюдали за этим происшествием.
— Уходите! — махнул рукой Глашатай Састу-Ча. — Мы не причиним вам вреда, если оставите эти места.
Принц Ангар шепотом сказал дрожащему Синему Голосу:
— Ну, теперь твой черед. Сотвори что-нибудь удивительное. Пусть туземцы поразевают рты. Внуши им, по крайней мере, страх перед нами.
— Никак не могу, ваша светлость, — развел руками колдун. — Все инструменты и приспособления утонули. Канули вместе с лордами Кароном и Бидриком. Кое-что осталось в Тассе, но как туда теперь доберешься!
— Отлично, — скривился принц и тотчас громко отдал приказание гребцам. — Все на весла. Продолжать движение.
Так постыдно разведывательный отряд оставил боевую позицию и поплыл вниз по реке. До самых сумерек гребцы яростно работали веслами, пока Антар не решил, что они, должно быть, оторвались от вайвило и теперь можно устроить привал. Кстати, и удобная бухточка подвернулась — лодки одна за другой начали сворачивать туда. Место действительно оказалось удачным: песчаный пляж, берег сух, дров вдоволь. Скоро там засветились костры…
Принц Антар устроил смотр личному составу. Семь солдат, наиболее пострадавших во время стычки с вайвило, были отобраны в отдельную группу.
— Завтра, — сказал принц, — вы и еще двое легкораненых на одной из лодок отправитесь в обратный путь, в Тасс. Передадите мастеру Эдзару, чтобы они дожидались нашего возвращения и под страхом смерти не смели никуда отлучаться, даже если мы не вернемся до начала сезона дождей.
По правде говоря, солдаты и рыцари, участвовавшие в походе, начали потихоньку высказывать недовольство, однако принц не обращал на эти перешептывания никакого внимания. Он призвал ученика чародея и приказал:
— Вызови своего черного хозяина, пусть он отыщет, где скрывается принцесса Анигель. Нам надо знать, куда завтра держать путь. Передай также государственному министру, чтобы он сообщил отцу, что я до конца исполню свой долг.
Он не стал выслушивать ответ Синего Голоса — повернулся и направился вдоль залитого лунным светом берега. Люди в лагере занялись хозяйственными делами, а Синий Голос удалился в ближайший лесок, где росли плакучие деревья, встал там на колени и впал в транс.
— Всемогущий мастер, ты меня слышишь?
— Я, Орогастус, слушаю тебя, Синий Голос.
— Увы, мой повелитель, наша экспедиция потерпела крупную неудачу. Вайвило не допустили нас в свое селение Лет. Оддлинги обстреляли нас из катапульт — это был настоящий каменный ливень. Лодка, в которой я плыл, утонула… Со всеми инструментами… Утонули лорды Карон и Бидрик — слишком тяжелы у них оказались доспехи. Ранены семь человек, они завтра будут отправлены в Тасс. Повезут их двое других, легкораненых… Сэру Ринутару выбили глаз во время обстрела…
Орогастус надолго задумался.
— Принц и другие семнадцать рыцарей здоровы? — наконец спросил он.
— Так точно, великий мастер. И двенадцать солдат. Хотя многие ходят с синяками и начинают роптать.
— Я определил, где находится принцесса. Ищите ее в устье маленькой речушки. Она собирается подниматься вверх. Завтра, утром… Когда речка обмелеет окончательно, пойдет пешком. От вашего лагеря до устья пять часов пути, если все — и рыцари, и солдаты — будут грести без передыха. Скажи принцу, что отряд должен выступить еще затемно и развить максимальную скорость. Добравшись до нее, держите ее в поле зрения, но не пытайтесь схватить, пока она не добудет талисман, который спрятан где-то поблизости.
— Я передам ваш приказ принцу.
— Обрадуй его — скажи, что его венценосный родитель почти полностью выздоровел. Далее: генерал Хэмил захватил принцессу Кадию, а также талисман, называемый Трехвеким Горящим Глазом.
— Мастер… — Голос заколебался. — Сегодня вечером, как только мы высадились, я почувствовал сильный мысленный удар. Это касается моего Красного брата… Такое впечатление, что с ним что-то случилось…
— Крепись, Синий Голос. Твой брат погиб на посту.
— О горе, горе!..
— Темные силы впитали его жизненную энергию и воздали ему честь. Теперь вы, два оставшихся Голоса, разделите невероятную награду, которая выпадет на вашу долю, когда мои планы осуществятся… Но вернемся к самому важному. Как насчет принца Ангара? Когда ты наконец разделаешься с ним?
— Я жду подходящего момента, всемогущий мастер. Уверен, что доблестный рыцарь Ринутар — человек, который пришелся вам по сердцу, — прекрасно справится с порученным заданием, и мы успешно доставим этот загадочный талисман. Надеюсь, как только дело будет сделано, вы примете его в число своих помощников.
Ментальный голос Орогастуса вновь приобрел жесткий, стальной тембр. С некоторой угрозой он произнес:
— Это очень важно, мой Голос, чтобы талисман принцессы Анигель был доставлен в целости и сохранности. Его ни в коем случае нельзя потерять.
— Господин, я понимаю…
— Талисман Кадии у нас, но обращение с ним небезопасно. Что касается принцессы Харамис, она уже в моих руках, и, думаю, этой же ночью все будет кончено. Но два талисмана мало что стоят сами по себе. Третий мне должен принести ты.
— Клянусь жизнью! — взвыл Голос, — Я положу его к вашим ногам. Если все пойдет, как задумано, принц Антар уже не встретит рассвет.
— Надеюсь. Прощай, Синий Голос.
Ученик чародея вернулся в лагерь кружным путем, обошел всю занятую территорию. Постоял возле походной кухни, где один из поваров готовил сухой паек для личного состава: овощи, кусок вяленого мяса. Другой пытался испечь в переносной печи свежий хлеб. Булки подгорали на глазах, от сушеного мяса тоже исходил не очень-то приятный аромат.
Заметив Антара, он смело подошел к нему и развязно окликнул:
— Эй, ваша светлость! Эта грязная шлюха примерно в восьми часах пути от нашего лагеря. Она уже возле конечного пункта своего путешествия и, может, завтра или в крайнем случае послезавтра найдет свой талисман…
Антар удивленно оглядел слугу колдуна. Его болтовня была не менее странной, чем наглая фамильярность. Таким принц Антар его никогда не видел — всегда вел себя тихо, как мышь, копошился сам по себе, постоянно был один, строил козни (не без того!), но на слова был очень скуп, а сегодня вдруг разговорился. Долго восхвалял небеса и Зото за то, что они вернули здоровье и жизнь его венценосному родителю. Бахвалился своим гнусным хозяином, который уже успел заполучить два других талисмана, — более того, принцесса Харамис сама явилась на гору Бром. О смерти Красного Голоса даже не заикнулся. Принц, сначала внимательно слушавший, потом принялся рассматривать берег и, в конце концов, совсем оставил его и направился к людям, чтобы разделить с ними скудный ужин.
Этой ночью страшная гроза обрушилась на Тассалейский лес — первая предвестница сезона дождей, до которого осталось шесть дней. Пограничной датой считался Праздник Трех Лун. Первые раскаты бухнувшего невдалеке грома подняли всех на ноги. За те несколько дней, что лаборнокцам пришлось провести на реке, они в какой-то мере освоили азы искусства выживания в этих местах. Первым делом солдаты бросились спасать лодки — вытащили их на берег, перевернули и укрыли под ними все свои припасы, да и сами залезли под днища. Казалось, все обойдется — не тут-то было' Через несколько минут замечательный песчаный пляж, приманивший их на ночлег, начал покрываться водой. Великий Мутар взбухал на глазах, течение становилось все стремительнее. Ругаясь и проклиная все на свете, лаборнокцы принялись перетаскивать лодки повыше, к покрытой растительностью террасе, а затем спасать припасы, связывать лодки. И так всю ночь… Молнии время от времени били в черную вскипающую воду, заставляя людей падать во взбаламученную грязь. К утру отряд был, словно после тяжелого боя — грязные, промокшие до нитки, измученные люди скопились на берегу. Страх и отчаяние поселились в каждом сердце.
Принц Антар чувствовал себя не лучше, к тому же он наглотался этой отвратительной воды. Однако мысли его в то хмурое утро были совсем о другом. С болью в душе он размышлял, как пережила эту страшную ночь принцесса Анигель.
Друг, окликнули ее риморики. Друг, поднимайся. Уже светает. Ты просила нас разбудить тебя затемно. Просыпайся!
Устроившаяся на ночь в огромном древесном дупле Анигель, услышав голоса животных, сладко потянулась, зевнула. Ночь она провела в тепле, на мягкой древесной трухе, которую обильно наточили жучки-короеды. Их потрескивания и шорохи и сейчас были отчетливо слышны — они трудились изо всех сил, чтобы этот лесной гигант побыстрее рухнул на землю, обратился в гнилушку и насытил собой почву. Так повелось испокон веков, так будет продолжаться вечно, в этом и заключена та хитрая правда, которую мы, люди, называем жизнью, подумала Анигель. Ах, если бы эти жуки работали поаккуратнее, а то всю — и, главное, волосы! — трухой засыпали. Правда, это неудобство было мизерной данью за теплый и удобный ночлег. За время путешествия принцесса научилась смирять гордыню и отыскивать каплю радости даже в ночевке, устроенной в дупле.
Ночью поблизости что-то гулко бухало, шумело. Сейчас вокруг приятно пахло влагой. На этой мысли она опять смежила веки, начала посапывать… Риморикам снова пришлось будить ее. Делать нечего, пора отправляться в дорогу. Анигель еще раз сладко потянулась. Ага, вот опять кольнуло… Дело в том, что, уже устроившись в дупле и почти заснув, она была разбужена сокрушительным ударом грома — со страху принцесса вцепилась в амулет и едва не вскрикнула. Он был обжигающе горяч. Более того, священный цветок, запечатанный внутри янтарной капельки, почти распустился. Она еще тогда подумала — значит, цель близка? И сейчас, лихорадочно выхватив амулет, она с трепетным ожиданием глянула на Триллиум. Так и есть — Трехголовое Чудовище где-то рядом.
Тогда в путь!
Она быстро расчесала волосы, отряхнула платье, достала бутылочку с митоном и кожаный мешочек, в котором хранила лист Священного Цветка, указывающий ей путь. Лист почти совсем высох и уже начал сворачиваться трубочкой, только у самого черенка был еще свеж, зелен и сочен. Золотистый след маршрута, по которому она двигалась от Нота, уменьшился до коротенького штришка, изогнутого к черенку.
Мы поймали рыбу, друг. Можешь отведать ее. Спустись и посмотри.
Собрав вещи, Анигель выбралась из дупла, спустилась на землю. Обе головы торчали рядом с лодкой — нос ее лежал на берегу. Крупная рыба вингу валялась на траве, у подножия дерева. Было еще сумрачно, крупные хлопья тумана висели между деревьями, пологом покрывали тихо струящиеся воды. Птицы помалкивали, и в полной тишине нежный слабый звук долетел до принцессы в своей первозданности ясно и отчетливо. Небо светлело на глазах, и не успела Анигель набрать первую горстку ягод, как большая белая птица первой подала голос. Бухта, в которой принцесса провела ночь, теперь заметно расширилась, поток раздался, покрыл берег. Это была большая удача — значит, сегодня она сможет подняться по течению много дальше. Вчера еще им попадались участки, где риморики буквально ползли по илистому дну.
— Спасибо, друзья, — набрав ягод, Анигель спустилась к воде, — сегодня у меня что-то нет аппетита. Мне хватит пирога с мясом, которым угостили меня вайвило, да вот этих ягод. Вряд ли удастся в такую сырость развести огонь. К тому же надо поскорее отправляться в дорогу.
Это верно, откликнулся один из римориков.
Другой сообщил:
Нам известно, что твои враги на большой скорости плывут по воде, которая стремится к морю. Наши сородичи поведали нам, что их злобе нет предела. Во время ночной грозы все они промокли до нитки и теперь еще более жаждут схватить тебя.
— Странно, — сказала Анигель, — я совсем не испытываю страха и ненависти, когда вспоминаю о лаборнокцах, — точнее, они пугают меня куда меньше, чем это нелепое Трехголовое Чудовище! Я даже не знаю, что это такое и как к нему подступиться. Я очень устала, плохо себя чувствую, мной владеет единственное желание — побыстрее бы закончилось это путешествие. Когда талисман будет у меня в руках… может, тогда придет черед опасаться лаборнокцев.
Риморики принялись мордами подталкивать лодку и, как только принцесса устроилась на скамье, развернули ее носом против течения и погнали вдоль берега.
Речка, которую вайвило называли Ковуко, петляла среди низин. Солнце уже встало, одолело верхушки деревьев, и где-то через час листва, густые заросли ягодников, редкие открытые мшистые поляны начали густо парить. Зной становился все более удушающим, и Анигель постепенно сбросила с себя почти всю одежду. Хорошо, что от Имму ей досталась белая широкополая шляпа. Мысли текли медленно и были очень странными. Почему, например, лесной народ обустраивал свои жилища с не меньшей роскошью, чем люди? Собственно, почти все в них — мебель, утварь, даже одежда — было куплено у ремесленников, тогда как ниссомы, наоборот, в быту признавали только предметы собственного изготовления. Столовые приборы из серебра, которыми пользовались вайвило, могли украсить любой знатный рувендианский или лаборнокский дом. Прибавьте сюда искусно сделанные лампы, заправляемые маслом, золотые подсвечники, обитую кожей мебель, проволочные коробочки для обжаривания зерен, вилки для тостов, картины и гобелены, детские игрушки, резные фигурки животных, ковры, арфы, мандолины и волынки, занавески, настольные игры, особенно доски для игры в кник-кнак, которую изобрели умельцы из Дайлекса, — чего ни коснись, все купленное, привозное. Састу-Ча, например, особенно гордился медной сидячей ванной, которой пользовались только он и его жена. Видно было, что желание Анигель искупаться в ней доставило им огромное удовольствие — как же, особа царской крови соизволила освятить овальный медный сосуд своим присутствием. Одежда, которую она надела после купания, принадлежала взрослым уже детям Састу-Ча. Те же буквально лопались от гордости, когда Анигель вышла к старейшинам в их нарядах. Причем никакого высокомерия они при этом не выказывали — вообще вайвило оказались очень деликатным, чистоплотным, чутким народом. Анигель просто влюбилась в них и готова была простить эту маленькую слабость — желание во всем подражать людям. Тем более, что жизнь на Великом Мутаре ничуть не походила на райскую. Это были суровые трудовые будни, выдержать напряжение которых могли только сильные, храбрые люди. Лесосплав — не детские игрушки, а все мужчины вайвило занимались именно этим промыслом. К тому же над поселением постоянно и неотвратимо висела угроза нападения глисмаков. Возможно, из этой вражды и родилась страсть во всем подражать людям, чтобы не походить на своих жестоких родственников. Силой от них отбиться было нельзя — глисмаки значительно превосходили вайвило числом. Значит, следовало действовать с помощью разума. С одной стороны, препятствовать тому, чтобы роды глисмаков объединились; с другой — постоянно совершенствовать военное искусство и вооружение. Но и здесь у лесного народа возникали серьезные проблемы. Как с печалью признался Састу-Ча, люди наложили запрет на продажу им оружия, хотя вайвило было чем расплатиться.
— И рувендиане, и лаборнокцы наотрез отказывают нам в этом, — пожаловался Глашатай. — Понятно, они ведут собственную политику…
Он не стал объяснять, в чем суть этой политики, но принцесса Анигель по кратком размышлении сама сделала правильные выводы.
Если вайвило получат современные мечи, стальные наконечники для копий и арбалеты, они раз и навсегда решат проблему глисмаков. Загонят их в такие чащи, откуда те нос побоятся высунуть. Тогда вайвило расширят сферу влияния вдоль по Великому Мутару до самого Вара и начнут напрямую торговать с агентами короля Фьоделона. Эта торговля будет намного более выгодной и легкой, чем с рувендианами и лаборнокцами. Тогда северные королевства практически останутся без строевого леса.
Анигель прикинула — стоит ли открывать карты перед Састу-Ча и объяснять ему, что экономические интересы есть экономические интересы. Потом решила, что в ее положении глупо темнить, и сообщила Састу-Ча все, о чем только что подумала. Тот был явно удивлен, но, догадавшись, что разговор пошел серьезный, государственный, вопросительно глянул на принцессу, ожидая продолжения. Пришлось Анигель изложить свою точку зрения.
— Мне кажется несправедливым отрицать право вашего народа на самооборону. В то же время моя страна лежит к северу от Мутарского порога и во многом зависит от поставок строевого леса из Тассалейских чащ. В подобных случаях обычно ищут взаимоприемлемое решение. На мой взгляд, по данному вопросу найти его нетрудно.
— Тогда вам, рувендианам, надо поскорее сделать это.
— К сожалению, — вздохнула Анигель, — наша семья больше не правит в тех местах. Вы знаете, что лаборнокцы сокрушили нас.
Састу-Ча задумчиво поиграл бровями.
— Сегодня они вас, завтра вы их… Вот, например, тот талисман, который ты ищешь. Может, он принесет вам спасение?
— Не вам, а нам… — поправила Анигель. Састу-Ча покивал, но не произнес ни звука.
— Да, что бы это могло значить — Трехголовое Чудовище? — выдержав паузу, спросила принцесса. — Вы действительно уверены, что я смогу приручить этого монстра и воспользоваться его силой для борьбы с врагами?
— Нет, — ответил Глашатай. — Если речь идет о том Трехголовом Чудовище, которое нам известно, то, как только тебе удастся отыскать его, все только и начнется.
Он замолчал, всем своим видом показывая, что не намерен распространяться на эту тему. Уже перед самым отправлением из Лета — принцесса собралась в дорогу с первыми лучами солнца, и провожал ее только Глашатай Закона, — Састу-Ча сказал:
— Скоро Праздник Трех Лун. Если ты ночью посмотришь в ясное небо, то увидишь, что они все сближаются и сближаются. Но раз в тысячелетие все три светила сливаются воедино, и тогда на небе вспыхивает Небесное Око. Если в этом году случится нечто подобное, значит, надо ждать чего-то невероятного! И это, может быть, связано с тобой, о, Лепесток Животворящего Триллиума!
Лодка, где находилась Анигель, по-прежнему двигалась вверх по Ковуко, и чем дальше, тем суше и светлее становился лес. То там, то здесь еще виднелись медно-золотистые стволы гигантских корабельных гонд, однако мшистые, сочно-зеленые низины, где выступала вода, сменились на обширные лужки и поляны с высокой — по пояс, а то и в человеческий рост, травой. Краснолесье поредело, стали попадаться суходолы, и река все чаще прижималась то к одному, то к другому берегу.
На глазах обсыхал подлесок, да и деревья пошли одно чуднее другого. Некоторые, пузатые у корней, прямо из земли выбрасывали широкие мясистые ланцетовидные листья. Кое-где мелькала ярко-пурпурная, вперемежку с зеленым, листва; в другом месте тот же изумрудный цвет был щедро смешан с золотом…
Наконец, на речном повороте одно из пузатых созданий явило себя во всей красе. Листья, выраставшие из корней, были темно-зеленые, раскидистые, ствол покрыт угловатыми чешуйками остриями вверх. На высоте примерно в пять элсов ствол ветвился, и каждый из побегов был густо усыпан мелкими пурпурно-зелеными листочками. Так вот откуда эти яркие пятна в лесу, решила принцесса, но еще более ее поразили запах, в который она погрузилась, проплывая мимо мыска, и, конечно, яркие цветы. Оставалось только разинуть рот и смотреть на это диковинное растение, которое одновременно и цвело, и давало плоды, чьи гроздья висели на тех же цветущих ветвях. Вершина дерева была украшена метелкой листьев, напоминавших те, что росли у подножия. Более экзотического экземпляра Анигель в жизни не видела. Издали дерево напоминало гигантский кубок, из которого струями выливалось доброе шипучее вино.
Принцесса не удержалась и попросила римориков притормозить, надеясь полакомиться аппетитными на вид фруктами.
Нет, друг, это будет твоя последняя еда.
— О, плоды ядовиты?
Нет, они очень вкусны. Дерево как раз и использует их, чтобы заманивать живые существа в ловушку.
Анигель бросило в дрожь — разве можно быть такой забывчивой. Ведь еще Састу-Ча предупреждал ее: «…Помни, деревья там так же прожорливы и ненасытны, как глисмаки».
— Они… Они могут съесть меня?
Они могут съесть кого угодно. Стоит только приблизиться к стволу, и эти листья у основания так спеленают свою жертву, что уже не вырваться.
Река заметно сузилась, и на берегах, а то и в русле, стали попадаться огромные валуны. Местами поток бил прямо в выходы скальных пород. Справа и слева вздымались пологие, поросшие лесом холмы. Наконец, риморики втолкнули лодку в некое подобие каньона. Тут только принцесса обратила внимание, что вокруг не слышно птичьего пения и за весь день ей на глаза не попалось ни одного животного. Вокруг стояла гулкая тишина, которую не нарушало даже монотонное журчание воды.
Очень странно…
В полдень риморики добрались до первого порога — осторожно провели лодку между двух скал и еще около часа толкали суденышко вверх по текущему в узких берегах ручью. Здесь уже было мелковато, и бедные животные, случалось, ползли на брюхе по галечному дну. Наконец, они оба, словно по команде, высунули из воды усатые морды и в один голос заявили:
Все, дальше для нас пути нет.
— Я вижу. Река совсем обмелела, и течение очень быстрое.
Анигель медленно облачилась в охотничий костюм вайвило. Лесные жители позаботились, чтобы гостья была снабжена в дорогу всем необходимым. Надела голубенькие сапожки, того же цвета кожаную тунику до колен, подпоясалась широким разукрашенным ремнем, на который подвесила тыквенную бутылочку и кожаный мешок. Одежда, впрочем, была ей маловата — из-под рукавов и ниже подола туники выступали кружева нижнего белья. Никакой охотник, конечно, не позволил бы себе такой вычурности, но Анигель это совсем не волновало — когда идешь, не зная куда, ищешь то, не знаю что, не очень-то будешь задумываться о приличиях. Главное, чтобы было удобно и надежно защищало тело. Готовясь к пешему переходу, она решила оставить в лодке шляпу Имму.
Наконец, принцесса завязала горловину дорожного мешка, проверила, на месте ли маленький кинжал, и обратилась к риморикам: