Тем временем черный цветок, обозначившийся на клубящемся серовато-жемчужном экране, вновь изменил форму. Изображение расширилось, расплылось, обернулось тремя бутонами. Они медленно раскрылись — три волшебных ока предстали перед изумленными лаборнокцами.
   И опять никто из врагов не заметил странных метаморфоз, происходивших у них на глазах. По крайней мере никто, даже Хэмил, не выразил удивления, никто не вскрикнул, не указал на ворота рукой. Может ли такое быть? Неужели ей открылась способность различать то, чего не видят другие? Но как не заметить такую смену изображений? Это был не праздный вопрос. От него, смекнула Кадия, зависит ее жизнь. Если они слепы, а она видит суть, то это во многом меняет ее положение. Непонятно, откуда возникла мысль о возможности трех уровней зрения. Казалось, ватные волны тупой боли, усталости начинают рассеиваться. Жар, исходящий от священного талисмана, все увеличивался, но энергии от него больше не прибывало.
   Кто-то сзади резко толкнул ее в спину. Она еще успела обернуться и заметить, что Хэмил отдал конец веревки солдату, и тот пинками погнал ее вперед. Наконец, чьи-то сильные руки схватили ее за предплечья и впихнули в оглушающую непроглядную тьму.
   Кадия упала лицом вниз, не в состоянии не только встать, но даже шевельнуться. Ни единого лучика, ни капли дневного света не проникало сюда — в пространство, которое располагалось за воротами и охранялось изваяниями синдон.
   Принцесса открыла рот — ей не хватало воздуха, однако через несколько минут, надышавшись прохладным свежим ветерком, обдувавшим лицо, она ощутила, что чувство унизительной беспомощности, испытанное ею среди толпы этих грязных, заросших оборванцев, которых только в насмешку можно было назвать армией, внезапно рассеялось. У нее стало легко и спокойно на душе. Словно связанные затекшие руки, петля на шее были не более чем досадными помехами, пустяками, на которые не стоило обращать внимание. Она ловко перекатилась на спину, попыталась встать. С первого раза не получилось — мешал меч. В конце концов, изогнувшись всем телом, она сумела подняться на ноги. Тьма вокруг стояла кромешная — ни единого проблеска, искорки. И тишина такая же — гулкая, непроницаемая… Однако страха ни перед тьмой, ни перед безмолвием не было. Он улетучился сам по себе — она стала сильным свободным человеком.
   Девушка сделала несколько шагов вперед, непроизвольно отвела назад плечи — постаралась одной лопаткой достать другую. В тот же миг меч выскользнул из-под ремней и упал возле ее ног. Она даже вздрогнула от неожиданности, сначала не поверив самой себе, — руки ее оказались свободными. Разрезанные ремни съехали на колени. Кадия освободилась от них, торопливо скинула петлю с шеи. На всякий случай пощупала, что творится под ногами. Пальцы нащупали ровную твердую поверхность — какие-то песчинки, мелкие камешки, по-видимому, занесенные из внешнего мира. Но чем дальше во тьму, тем поверхность становилась более скользкой, и неожиданно она против воли поехала вперед, едва успев выставить затекшую руку.
   Наконец она заметила проблеск света — прямо возле себя. Это светился амулет. Она достала его из-под одежды, и янтарная капелька тускло загорелась во мраке. Лучи его едва расталкивали тьму, но и этого света хватило, чтобы внимательно смотреть под ноги и шагать более уверенно. Усталости как не бывало, тело наполнилось энергичной легкостью, ноги ступали словно сами собой. Скоро она услышала звонкое журчание струящейся воды и тотчас повернула в ту сторону. Принцесса сильно настрадалась от жажды.
   Руки постепенно оживали. Кадия осторожно подвигала сначала одной, потом, перехватив меч, другой, кровь быстрее побежала по жилам, она почувствовала неприятное пощипывание в оживающих пальцах, а в следующий момент — сильный удар по ребрам. В тусклом свете волшебного амулета принцесса разглядела носок сапога. От удивления она зажмурилась, потом открыла глаза — темнота вокруг нее сменилась серой покачивающейся мутью.
   — Ну и упрямая эта сучка, генерал.
   Три неясные фигуры обступили ее. Руки вновь оказались связанными. Она лежала в пыли, меч совсем рядом, но добраться до рукояти было невозможно.
   — Как вы думаете, сколько король заплатит за ее голову?
   Вопрос этот задал арбалетчик, стоявший справа от нее, — один из тех, кому Хэмил приказал стрелять в туманную завесу ворот.
   — Это спасло бы нас от многих бед, — заключил он.
   — Возможно, ты и прав, парень. Но эта шлюха может еще пригодиться. К тому же я не думаю, что Орогастуса устроит ее голова, а уж с кем-кем, но с ним я ссориться не хочу.
   — Она знает, как выбраться отсюда?
   — Может, знает, а может, и нет. В любом случае мы сможем использовать ее, чтобы проверять все опасные места. Ну и принцесса — ха-ха! Она сейчас больше похожа на проститутку, что сшивались возле нашего барака в Койве, или того хуже. Смотрите-ка, зашевелилась.
   Кадию поставили на ноги — она кое-как пришла в себя. Неожиданно обнаружила, что сжимает в кулаке рукоять меча. Тупо удивилась, почему ей позволили взяться за оружие, потом так же смутно родилось объяснение: они не то что отобрать — прикоснуться к нему боятся.
   Гладкая стена тускло светилась. Ей только что померещился звон струящейся воды. Почему так медленно ворочаются мысли? Впечатление такое, будто голова представляет собой опорожненный сосуд, и все приказы, разговоры долетают словно из иного мира.
   Вот и фонтан — значит, звуки падающей воды ей не приснились. На другой стороне фонтана — лестница, ведущая куда-то вверх, во тьму. Куда она ведет? На ступенях отпечатались следы, от них исходит красноватое сияние. Или это ей тоже чудится?
   Хэмил без колебаний показал на лестницу.
   — Вперед!
   Он поставил сапог точно на отпечаток, но, прежде чем он ступил на следующее светящееся пятно, вокруг что-то неуловимо изменилось. Он чуть повернул голову и приказал:
   — Ее — вперед! Да гоните вы эту дрянь!
   Воины тут же тычками погнали принцессу вперед, вверх по лестнице. Следом из какого-то небытия, мертвящего мрака надвинулось мордастое, с кровоподтеками, заросшее бородой лицо Хэмила. Он коротко спросил:
   — Что там? Ловушка? — Перехватив веревку у арбалетчиков, он принялся толкать Кадию, понуждая ее переставлять ноги со ступеньки на ступеньку.
   Она достигла клубящейся тьмы, нависающей над лестницей, сунула туда голову.
   Святой Триллиум! Кадия вскрикнула. В глаза ей ударил сноп света, но ни капельки не ослепил. Тотчас лезвие меча, за рукоять которого она держалась и который по-прежнему торчал за спиной, накалилось так, что принцесса почувствовала боль от ожога. Но она не могла ни отодвинуть, ни переместить клинок. Тут же она услышала изумленный всхлип Хэмила.
   Кадия уже наполовину погрузилась в нависающий над лестницей мрак. В этот момент кроваво светящиеся следы, указывающие ей путь, исчезли. Перед глазами на шестой, скрытой тьмой и невидимой лаборнокцами ступени, возник серебряный круг с Черным Триллиумом в центре. Она наступила на него и почувствовала себя свободной. Теперь каждый ее шаг оставлял отпечаток волшебного цветка. Тьма рассеялась, и генерал, заметив, что кровавые следы исчезли и на смену им пришли изображения священного растения, вновь вскрикнул от изумления. С каждым шагом вверх у Кадии прибавлялось сил. В сердце разгоралась ярость, теперь она почувствовала уверенность — стоит ей повернуться, и она сможет поразить этих трех негодяев. Прежде всего Хэмила.
   Ни в коем случае!
   Наученная горьким опытом, принцесса с легкостью обуздала себя. Она уже наделала столько ошибок, столько раз безрассудно бросалась на врага! Теперь любой промах мог стоить жизни. Эти трое далеко не простачки — каждый из них мастерски обращается с оружием. Особенно Хэмил… Ей уже доводилось видеть, как он владеет мечом. Скритеков он рубил, как капусту! Два других держали в руках заряженные арбалеты — им хватит времени, чтобы всадить в нее каленую стрелу. К тому же они глаз с нее не спускают и, наверное, предполагают, что она способна выкинуть какой-нибудь фортель. Волшебный меч, конечно, Могучее оружие — вон как распалился! — но нельзя терять голову. Следует покорно сносить тычки и ждать удобной минуты. Во внезапности — ее спасение.
   Наконец они поднялись наверх и попали в длинный, с высоким потолком зал. По трем его стенам бегали красные огоньки. Никакого фонтана здесь не было — посередине был установлен объемистый, похоже, сделанный из металла постамент, светившийся разноцветными гирляндами. Из него, словно из удобренной земли, росло высокое растение, стебель которого заканчивался гигантской черной почкой. Или бутоном…
   Хэмил шагнул вперед, чтобы поближе разглядеть удивительное растение. Правую руку он держал на рукоятке меча. Он и здесь не изменил себе — по-прежнему вел себя нагло, дерзко, а ведь он оказался в самом сердце враждебного ему мира. Одним словом, вояка до мозга костей… Тут ему не на что было рассчитывать, грубая сила в этом странном городе — не помощница, однако вся его поза, удары сапогом по постаменту показывали, что ему даже в голову не приходит, будто на свете есть силы, перед которыми он и его жестокие подчиненные — букашки. Дай такому волю — и он затопчет все живое на земле. Эта мысль окончательно вывела Кадию из оцепенения. Теперь она полностью готова к бою. Неужели Хэмил, подобно Красному Голосу, верил в собственную неуязвимость, в неодолимую мощь тех штучек Орогастуса, которые якобы нельзя было победить?
   Генерал, не говоря ни слова, глянул через плечо. Оба арбалетчика тотчас подошли и встали рядом с Кадией.
   — Я слышал, — в голосе Хэмила послышались какие-то новые, доверительные нотки, — что сила требует крови. Она ею питается. Это место, безусловно, является обителью силы. Отрубите ей руку, сжимающую рукоять, — пусть ее кровь окропит это место.
   Солдаты взяли Кадию за плечи и толкнули к Хэмилу.
   — Я, — голос генерала окреп, — человек, требующий крови. Я привык платить кровью за то, что мне нравится, что я хочу взять.
   Острием меча Хэмил указал на удивительное растение. Оно на глазах вздрогнуло, и бутон тут же раскрылся. Яркий сноп света поглотил цветок. Или это не цветок, а что-то похожее на изваяние синдоны? Разобрать было трудно.
   Да сейчас и не до этого. Кадия заметила, что оба ее стража расслабились, и, рванувшись вперед, мгновенно освободилась от них. Спряталась за постаментом… Лезвие волшебного меча стало ярко-зеленым.
   Изменился и тон алеющих на стенах огоньков, сплетающихся в диковинные световые сети. Столб огня вырвался из бутона — и лица арбалетчиков странно побагровели, черты их исказились, и, вместо того чтобы броситься на Кадию, они попятились, принялись загораживать глаза руками. Что же они там увидели, мелькнуло у Кадии, но вверх посмотреть она не решилась — нельзя ни на мгновение оставлять врагов без наблюдения.
   Лицо Хэмила тоже потемнело. От гнева? Точно! Он вдруг взревел, что-то выкрикнул на лаборнокском наречии, однако даже шага вперед не сделал. Кадия уже было приготовилась отразить нападение, но генерал и с места не стронулся. Более того, сопровождавшие его воины в диком страхе бросились наутек.
   Это было поразительное зрелище! С солдатами творилось что-то странное — чем дальше они убегали, тем ярче становилось свечение вокруг их тел. То же произошло и с генералом, но, не в пример своим подчиненным, он, сделав ложный выпад, попытался нанести Кадии решающий удар. Девушка между тем буквально полнилась силой, которую неутомимо вливал в нее волшебный меч. Она легко отбила выпад врага, но в следующее мгновение и на нее, и на генерала Хэмила навалилась странная грузная тяжесть, спеленала конечности, затуманила голову. Теперь, чтобы поднять меч, требовались неимоверные усилия, но особенно худо пришлось генералу. Мужчина он был массивный, большого роста. Кадии с огромным трудом удалось сделать выпад — острие меча коснулось горла лаборнокца.
   Хэмил издал истошный вопль, откинул голову, затем, к совершенному изумлению Кадии, резво развернулся и рысью бросился вон из зала. Гулкие его шаги, дребезжание доспехов и какие-то жалкие всхлипы раздались на лестнице, потом топот переместился куда-то вдаль.
   Принцесса опустила меч — она двинуться не могла… Неожиданно сверху упала капля крови, брызги коснулись руки, сжимающей оружие. Она подняла голову.
   Глаза были открыты…
   Багряная дымка, висевшая в зале, растаяла. Обозначился выход из этого таинственного вытянутого в длину помещения. Что-то непонятное творилось и с ее талисманом — он словно заплясал в руке, и Кадия, повинуясь внушенному чем-то или кем-то порыву, подняла его рукоятью вверх.
   Все три бутона на набалдашнике раскрылись, все три ока смотрели вверх, под сводчатый потолок, где горели их три более крупных собрата. Тонкие лучики связали глаза попарно — сияние было ослепляюще, золотисто, словно в комнате внезапно распахнули окно и в лицо Кадии ударил сноп солнечного света.
   Свечение быстро угасло. Теперь три вознесенных ввысь ока внимательно смотрели на нее — ласково, дружески. Она тоже заглянула в их глубину… В следующее мгновение столб огня над чудесным цветком окончательно исчез.
   Приказ был ясен — он шел из сердца болотистой, несчастной, полной страхов и тайн земли. Рувенда выстонала этот приказ, дала силы, напутствие. Теперь вперед — и Кадия бросилась к лестнице.
   Сбегая вниз, она еще успела разглядеть, что свет в зале окончательно погас, серая вековая дымка снова висела там. Уже на последней ступеньке принцесса услышала дикие крики, отчаянную ругань, лязг железа, топот сотен ног. Она, не раздумывая, нырнула в беспросветную мглу и выскочила из нее под скрещенными мечами, которыми безжизненные синдоны защищали вход в таинственный город.
   У самых ворот, под высокой стеной, разгоралась битва. Колонна лаборнокцев была атакована с трех сторон. Из зарослей кустарника, с опушек в чужаков летели дротики, поражавшие солдат в незащищенные места. Тут же с обеих сторон выскочили уйзгу и, потешно подпрыгивая, пританцовывая на ходу, бросились врукопашную. Среди лаборнокцев Кадия успела разглядеть и отряд скритеков, визжащих так, что уши закладывало. Хэмил — плащ на нем был изодран в клочья — сражался с на удивление рослым уйзгу, пытавшимся достать врага копьем. Генерал ловким ударом выбил оружие из рук оддлинга и уже занес было меч, чтобы сразить его, но тут же лицом к лицу сошелся с Кадией, которая мгновенно приняла боевую стойку.
   Потом Кадия не раз говорила — даже клялась, — что тот бой ей никогда не забыть. На что могла рассчитывать плохо обученная девчонка в стычке с опытным, хорошо вооруженным бойцом? Хэмил был одним из лучших фехтовальщиков в армии лаборнокцев, уступая в мастерстве разве только принцу Антару. Однако вселившийся в нее дух борьбы, боевое вдохновение, решительность и ловкость на какое-то время уравняли их шансы. Ей даже удалось развернуть генерала спиной к уйзгу, который попытался поразить врага копьем. Однако Хэмил выказал невероятную прыть — успел отразить нападение оддлинга, при этом, поймав его на ложном движении, едва уловимым взмахом срезал тому голову и сразу повернулся к Кадии. Ему хватило двух выпадов, чтобы заставить принцессу отступить. Он, по-видимому, успел все рассчитать и погнал ее именно туда, куда ему требовалось. Принцесса не заметила препятствия и споткнулась о мертвое тело. При падении она едва не выронила меч, однако успела схватить его за лезвие и, когда Хэмил занес руку для последнего удара, выставила вперед рукоять и закричала:
   — Ты сам хотел этого! Гляди, человек, питающийся кровью!
   Очи на набалдашнике открылись — Хэмила качнуло, он выронил меч. Глаза на рукояти полыхнули огнем, из них вырвалось адское пламя. Колени у генерала подогнулись — он застонал, а потом вскрикнул так, что принцессу бросило в дрожь.
   С Хэмилом случилось то же, что с Голосом. Кадия, как завороженная, смотрела на кучку пылающих углей, принявших форму человеческого тела. Реальность вернулась к ней несколько мгновений спустя — победными возгласами уйзгу, паническими криками лаборнокцев, визгом топителей. Враги не выдержали напора оддлингов и бросились к реке, к оставленному утром лагерю.
   Один из скритеков наскочил на Кадию — в тот же миг из набалдашника ударил луч света, и нападавший зашатался. Он разделил участь генерала.
   — Госпожа Меча…
   Кадия обернулась на зов — к ней подполз раненый ниссом.
   — Джеган! — вырвалось у нее.
   И тут же кто-то мысленно окликнул принцессу.
   Доченька!
   Голос явился из неимоверной дали, он был полон боли и раскаяния. Как только раненый застонал, голос деликатно умолк.
   Кадия подняла голову, огляделась по сторонам. На туманной завесе, прикрывавшей вход в таинственный город, серебрился Триллиум. Над головами синдон развевались световые вымпелы. Или ей это только мерещится?
   Кадия неожиданно для самой себя зарыдала. Возможно, когда-нибудь, через много лет, явятся другие, которые спасут народы Рувенды, — так уже случилось однажды на Гиблых Топях много-много лет назад. Она о них ничего не знает. Она и своего будущего не знает — верит только, что родина будет свободна. Раньше или позже, ее ли усилиями, или стараниями ее потомков. Это неважно… Главное сейчас — сделать все, что она может. Даже больше…
   Я… Я должна довести дело до конца, подумала она.
   Так тому и быть, — ответил тихий, явившийся издалека голос.
   Но для этого мне самой надо измениться.
   Ты изменишься.
   Я многое должна изучить, многим овладеть.
   Помех не будет.
   Что нас ждет впереди?
   Ответа не последовало. Итак, ей позволили заглянуть в нечто, не доступное обыкновенному человеку, что лежит за пределами нашего понимания. Ей показали краешек запредельного мира — возможно, указали путь туда… Харамис жаждала этого. Пытались найти силу, с помощью которой можно пробить туда брешь, и Хэмил, и Волтрик, и Орогастус… Но все они искали то, чего не существовало или, возможно, что не дается в грязные руки. Тьма уже осквернила ту силу, которая движет миром.
   Слезы потекли по ее ободранному, в кровоподтеках, лицу. По-прежнему она сжимала в руке талисман. С укором подумала о том, что ее безрассудству и наивности нет предела — кто же распахнет ей дверь в будущее, кроме нее самой? Но для этого надо прожить жизнь. А минуты вдохновенного прозрения или случайного провидчества даром не даются. Вот, например, генерал Хэмил, жаждавший крови, — поле жертвоприношений лежало перед ней. Оно было обильно полито кровью.
   Никому не дано, усмехнулась она, безнаказанно проникнуть в грядущее.
   Никому!
   Ее удел — исполнение долга. Вот ее будущее!
   Наконец она обратила внимание, что звуки битвы стихли, странная тишина спустилась на землю. Взор прояснился. Неподалеку, выстроившись по родам и племенам, стояли оддлинги — ниссомы и уйзгу. Впереди всех — Джеган с рукой на перевязи. Заметив, что принцесса Кадия из королевского рода Рувенды смотрит на них, они издали приветственный клич и начали потрясать оружием. Это был победный салют. Перед ней плотными рядами стояли воины, сумевшие переступить через заветы предков, впервые за тысячи лет решительно встав на тропу войны. Отныне у них у всех — одна цель, один вождь, потому что, подумала Кадия, ее воля, ее призыв к сопротивлению сплотили их.
   Кровь быстрее побежала по жилам. Теперь она не одна, теперь ей не надо прятаться в болотах, теперь у нее есть армия — отряд, стоявший перед ней, составлял лишь малую толику тех несметных дружин, которые собирались по всей Рувенде.
   — Время пришло, — сказала она. — Выбор сделан!
   Принцесса негромко вымолвила эти слова, но ее услышали в самых дальних рядах. Кадия вскинула меч и отсалютовала своему войску — всем, кто оставил родные хижины и на лодках, плотах, пешком, в одиночку и группами отправился в путь. Всем, кто перед дорогой проверил оружие, подточил острия дротиков, смазал свежим ядом стрелы для духовых трубок, уложил в вещмешок припасы, поцеловал родных и зашагал, заработал веслом, запел боевую песню. Кадия едва разбирала ее смысл, но в ней говорилось о том, что разлука будет недолгой, враг будет повержен, в замки Рувенды вернутся мир и спокойствие. Она не подпевала своим воинам, выстроенным на поле первой победы, — она высоко держала меч, и его ярко-зеленый клинок поблескивал в лучах полуденного солнца.

ГЛАВА 36

   После того как принц Антар был представлен риморикам и ознакомился с их возможностями, он решил, что наибольшей скорости передвижения можно добиться, если использовать две плоскодонки, на которых лаборнокцы добрались до Ковуко, и лодчонку вайвило, принадлежащую Анигель. Запасов следовало взять самую малость. Никто в лагере не лег спать, пока из рваных кожаных плащей не была изготовлена новая сбруя для водяных животных — впрочем, когда сборы и приготовления закончились, на сон еще оставалось часов пять.
   Пока риморики точно знали направление движения, вожжи были не нужны. Они по очереди толкали суденышки по достаточно узкой речушке, однако, когда флотилия через три часа достигла Великого Мутара, Анигель надела сбрую. Теперь риморики тянули караван, где первой располагалась лодка принцессы, а за ней тянулись две плоскодонки. Рыцари, стараясь помочь зверям, гребли изо всех сил. В передней лодке находились поочередно управлявшие римориками принц Антар и Анигель, а также тяжелораненый лорд Пенапат и Синий Голос, который выказал полное неумение грести, — возможно, намеренно. Ни Антар, ни Анигель не спорили — им важно было держать прислужника колдуна под постоянным присмотром. Вообще, чем больше общались между собой особы королевской крови, тем свободнее чувствовали себя друг с другом. Один понимал другого без слов, хотя и поговорить им было о чем. Синий Голос вел себя тихо, не отходил от страдающего Пенапата, которого уложили на корме. Лицо его представляло сплошную кровавую маску…
   Риморики так усердно тащили караван, что к вечеру добрались до излучины главного рукава, за которым должен был открыться Лет. Между тем над джунглями опять собиралась гроза. Солнце, уже клонившееся к верхушкам деревьев, быстро затянуло словно намалеванной чернилами, набухшей влагой тучей. Приближающаяся гроза еще больше прибавила гребцам резвости.
   Однако опередить глисмаков им не удалось.
   — Владыки воздуха, что же это! Не может такого быть! — воскликнула Анигель, когда над лесом в той стороне, где находился Лет, показался густой столб дыма.
   Принц Антар натянул поводья, но лодки по инерции еще двигались вперед.
   — Голос! — неожиданно громко, так, что даже лорд Пенапат вздрогнул, заорал принц. — Ну-ка взгляни, что там творится?
   Анигель тронула его за руку и прошептала:
   — Не зови его. Я сама попытаюсь.
   Синий Голос удивленно уставился на принцессу, которая закрыла глаза и в тот же момент стала, как каменная. Лицо ее — красивое, спокойное — совершенно не изменилось, глазницы не потемнели, как это случалось с учеником Орогастуса, когда он впадал в транс.
   Прошло несколько минут. Наконец Анигель открыла глаза.
   — Глисмаки атакуют селение со стороны берега. Бой начался около часа назад. Не могу сказать, та ли это орда, что напала на вас, или другая. По численности это войско раза в три превышает то, что встретилось нам на Ковуко… Многие дома уже пылают… Я видела Глашатая Састу-Ча и попыталась связаться с ним. — Она сделала паузу, потом добавила: — Попытаюсь еще раз. — И снова закрыла глаза.
   Принц и Синий Голос замерли в ожидании. Сэр Пенапат вдруг сказал:
   — Если нам предстоит вступить в бой, вы можете рассчитывать на меня. Я сделаю все, что смогу. Даже с одним глазом, с недействующими рукой и ногой я устрою хорошую взбучку этим негодяям. Надо же, они осмелились покуситься на самое дорогое, что у меня есть, — на мое тело. Принц невольно улыбнулся.
   — Я верю, Пени. За это ты будешь мстить, не щадя живота своего. — Антар печально улыбнулся. — Только боюсь, наш героизм некому будет оценить. Сколько нас? Горсточка. Если эти мерзавцы уже успели захватить Лет, то что толку от наших мечей!
   Принцесса Анигель открыла глаза.
   — Састу-Ча благодарит за предложение оказать помощь, однако теперь мы вряд ли чем сможем помочь. Началась рукопашная, сожжено около трети домов. Он подумывает о сдаче — так уже не раз бывало. Когда глисмаки одерживали верх, они брали огромный выкуп и на несколько недель оставляли вайвило в покое.
   — Но, принцесса, — запротестовал Синий Голос, — в ваших руках огромная сила, вы можете спасти их. Если только вы решитесь, все будет кончено в несколько минут…
   — Заткнись, ты, мошенник без рода, без племени, — оборвал его принц. — Как ты можешь в таком тоне обращаться к нашей госпоже!
   — Не надо, принц, — остановила его Анигель. — Это уж слишком. — Затем она прикусила нижнюю губу и изучающе посмотрела на колдуна. Тот даже присел…
   — А что? — наконец сказала принцесса. — Он прав. Я обязана помочь несчастным вайвило. По крайней мере, они не пытались меня съесть. И чем обернется для королевства разорение Лета? Не знаю, хватит ли у меня смелости вызвать с помощью талисмана эти чудовищные силы… Если только мне удастся почувствовать те же ненависть и отвращение, что и тогда, при виде содеянного этими дикими людьми… В ту минуту меня переполняло желание наказать — нет, уничтожить этого вождя. Я была так неосторожна.