— Дорогие друзья, что вы собираетесь делать? Куда ляжет ваш путь? Ваш дом так далеко отсюда, что я просто в толк не возьму, как вы доберетесь туда. Я постоянно буду вас вспоминать. А не могли бы вы навсегда остаться в этом лесу?
   Здесь нет ни одного нашего сородича. Только очень дальние. Мы будем ждать тебя здесь у лодки, пока ты не отыщешь талисман. Разве что спустимся чуть ниже… А потом вместе вернемся на родину.
   Слезы благодарности хлынули из глаз Анигель. Она встала на колени и с удовольствием чмокнула их в усатые мокрые морды. Потом они разделили митон…
   Уже отойдя на несколько десятков шагов, она услышала их эхом отозвавшийся в скалистом каньоне рев. Она обернулась и помахала им рукой. Прошагав еще немного, принцесса наткнулась на тропинку, ведущую вверх, к истоку реки. Она вздохнула — значит, так тому и быть!

ГЛАВА 33

   Такую головную боль Харамис никогда не испытывала. Ломило не только в висках и в затылке, но, казалось, в самом центре головы находился раскаленный факел. Наконец, она не выдержала, села в постели и обеими руками сжала череп. Что толку проклинать себя, требовать кары. С дураками не беседуют, над ними смеются. Сколько Харамис ни пыталась вспомнить, что случилось с ней прошлой ночью, ничего не получалось.
   Это его работа! Это он, словно камнем, придавил ее волю! Он обманул и заманил в ловушку! Я попалась, как муха в лигнитову паутину. Даже Кадия вряд ли когда-нибудь была так безрассудна, а Анигель так глупа. Боже, до чего раскалывается голова!
   С трудом она оглядела свою темницу. Дальняя стена каморки была задрапирована несколькими гобеленами, между которыми уныло светились два узких длинных оконца. Тусклый дневной свет едва сочился в комнату. На улице падал снег — густые слипшиеся хлопья медленно опускались за стеклом, до которого нельзя было добраться. Перед рамами была вделана металлическая решетка. Две другие стены были обшиты панелями красного дерева; на них, в высоко укрепленных подсвечниках, горели длинные восковые свечи; чуть ниже висела картина, изображавшая необычный и незнакомый пейзаж. В маленьком камине, полость которого была выложена цветной плиткой, горел огонь. Однако тепло в помещении создавала маленькая жаровня, стоявшая у кровати. Харамис посмотрела на дверь. Створки сколочены из толстых, хорошо подогнанных досок из гонды с вырезанными на них звездами, вверху и внизу — наличники из толстых полос железа, петли и массивный замок.
   Она закрыта? Это место ее заключения?
   Кровать мягкая, удобная, под пологом, приятные на ощупь простыни, парчовые портьеры…
   Харамис вспомнила, как Орогастус привел ее сюда, когда она чуть не упала в обморок. Сначала они долго сидели у камина в большой гостиной, беседовали, потягивали теплое пахучее бренди. Потом — да-да! — ей стало плохо, и маг привел ее сюда; когда уходил, почему-то рассмеялся у порога, замок за ним щелкнул — она осталась одна и горько, бурно разрыдалась. Она села на край кровати, почувствовала головокружение, с трудом сняла верхнюю одежду и тотчас провалилась в черноту.
   Неужели он подмешал ей яд? Он пытался отравить ее, чтобы овладеть талисманом?
   Она подняла руку — пальцы дрожали, — пощупала. Нет, талисман на груди, подвешен на золотой цепочке. Вот он', Волшебный Скипетр. Трехкрылый Диск…
   Благодарю вас, Владыки воздуха!
   В дверь постучали.
   — Уходите! — слабо вскрикнула она. — Будьте милосердны, я хочу покончить счеты с жизнью. Можете вы, наконец, оставить меня в покое?
   — Харамис, пока вы живы, — мягко попросил Орогастус, — откройте, пожалуйста, дверь.
   — Вы же сами закрыли меня, негодяй!
   — Взгляните на стол, который стоит у камина.
   С трудом, обхватив голову руками, чтобы она не разлетелась на куски, принцесса подняла глаза, взглянула на стол. Мельком увидела валявшийся на коврике перед кроватью меховой воротник, на скамье — брошенное впопыхах платье: складки черного вельвета странно посверкивали в свете пламени. Харамис так и не поняла, что за предмет лежит на столе, — принялась машинально одеваться и только потом подошла поближе к камину, чтобы разглядеть, на что же указывал Орогастус.
   Изящный, с резными гнутыми ножками столик был придвинут к стене, рядом — обитое бордовой кожей кресло. На столе — сплетенная из серебряной проволоки корзинка со свежими булочками, золотая подставка, где красовались хрустальные вазочки с разного сорта вареньями. Аромат стоял необыкновенный. Тут же, на аккуратно сложенной салфетке, — большой бронзовый ключ.
   — Впустите меня, пожалуйста, — попросил волшебник. — До меня только сейчас дошло, что вы очень страдаете: клянусь, я не имею к этому никакого отношения.
   Он лжет? Почему? Она должна быть крайне осторожна. С другой стороны, что бы он теперь ни вытворял с ней, хуже, чем сейчас, не будет. Она нащупала ключ, направилась к двери, мало что различая перед собой, и после нескольких безуспешных попыток попасть в скважину, наконец, сумела вставить ключ. Повернула два раза…
   Орогастус потянул ручку на себя, створка открылась, но войти он не мог — Харамис стояла в проеме. Волшебник сегодня вырядился во все белое. «К чему бы это?» — мелькнуло у принцессы в голове, и она покачнулась. Орогастус успел подхватить ее, помог добраться до кресла. Харамис буквально рухнула в мягкую кожаную полость.
   — Вы и сами без особых хлопот могли бы открыть дверь, — с усилием выговорила она. — И не отпирайтесь! Для этого вам даже не надо использовать молнию, с помощью которой вы взяли Цитадель. Вы или кто-нибудь из ваших демонов уже успел проникнуть в комнату — разжег огонь в камине, накрыл стол.
   Орогастус, ни слова не говоря, снял с огня чайник и налил в чашку горячую пахучую жидкость. Это был чай дарси — аромат сразу распространился по всей комнате.
   — Здесь в башне у меня нет ни слуг, ни подручных демонов, хотя, конечно — не смею отрицать, — это я развел огонь, приготовил угощение. Так сказать, магия на бытовом уровне — очень удобная, должен заметить, штука. Полагаю, что и с замком я бы справился, но это вряд ли способствовало бы нашей дружбе. Неужели вы считаете меня таким пошлым типом, который будет испытывать злорадство при виде страданий юной, красивой девушки? Может, вы считаете, что у меня есть рога и хвост и мое самое большое развлечение — это засадить кого-нибудь в подвал замка Бром и радостно потирать руки? Кстати, если желаете, я могу показать вам эти подвалы — там намного интереснее, чем здесь. Теперь выпейте, пожалуйста, чаю и немного закусите — вот это мое требование вы должны исполнить неукоснительно. Уверен, вам сразу станет легче. Потом, если почувствуете себя лучше, мы можем вернуться в библиотеку в главной башне и продолжить нашу захватывающую беседу.
   Харамис строго взглянула на него.
   — А если я откажусь принять ваше гостеприимство? Он опустил голову — лицо его попало в густую тень.
   — Ваш ламмергейер отдыхает на верхушке этой башни. Если вы так настаиваете, можете выйти в коридор, добраться до балкона. Там, правда, много снега и все обледенело, но улететь можно… если, конечно, вам именно этого хочется.
   Он решительно встал и вышел из комнаты. Мягко притворил за собой дверь…
   Харамис поднялась, подошла к ближайшему окну. Сквозь снегопад смутно виднелись окрестности — силуэты гор, склон, на котором черной щелястой пастью выделялась расселина, отделявшая замок Бром от окружающего мира. Как же он добирается до своего логова? Вон там по склону вьется дорога, упирается в провал, а дальше? По воздуху летать он не может, это точно. Вот еще загадка — о чем они говорили прошлой ночью?
   События минувших дней всплывали в памяти с трудом, вразброд, постепенно обретая некую — истинную, навеянную? — последовательность. Как прошлым вечером она прилетела в замок, Харамис помнила отчетливо — Орогастус темным силуэтом выделялся в освещенном ровным сильным светом проеме крепостных ворот. Был он в черном плаще, капюшон откинут, лицо приветливое, словно он наконец дождался приезда желанного гостя. Поразили ее его волосы — изжелта-белые, как облака летним ранним утром. Вообще он ничем не напоминал злого колдуна — скорее, гостеприимный лорд, от всей души радующийся встрече. Ага, глаза у него искрились — это она хорошо запомнила; когда она оказалась поближе, ей удалось разглядеть, что они вполне человеческие, даже цвет приятный — глубокой чистой воды. Уже в замке она внимательнее изучила его наряд. Скинув плащ, Орогастус остался в свободно ниспадающей подпоясанной тунике. На шее — платиновая цепь с крупными фигурными звеньями, узкие брюки, мягкие домашние туфли. Вся одежда, кроме плаща, — белая. Без единого пятнышка.
   Да, на цепи висел медальон… на нем какой-то знак. Сейчас, сейчас… Да — многолучевая звезда.
   Но все это было потом, когда ламмергейер перелетел на среднюю башню (кстати, по первоначальному впечатлению, башня в замке была одна-единственная, высоченная, со шпилем, а те две, что почти прилепились к ней, не были видны), а сначала Харамис поразила расщелина, обрывавшаяся вниз лиги на полторы. Как же ее преодолеть?
   Вопросы, вопросы! В этом таинственном месте скрывалась масса вопросов…
   Вчера Орогастус вел себя, как радушный хозяин, — был вежлив, весел, шутлив. Или играл эту роль? Он провел ее по замку — показал солярий, музыкальную комнату (чем немало удивил ее), богатую библиотеку и даже свой кабинет. Потом они устроились в гостиной, стол был сервирован на двоих. Орогастус мысленно развел огонь в камине, зажег свечи, стоявшие на столе. За окнами бушевала снежная буря, а здесь было тихо, тепло…
   Орогастус приготовил к встрече простенький ужин — похвастался, что все сделал сам. После ужина они устроились на ковре у камина, Орогастус угостил Харамис сладким ароматным бренди.
   — Что же я рассказала ему? — испугалась она, но, как ни пыталась, ничего не могла вспомнить.
   Она вернулась к столу, съела булочку, попила чаю…
   Тут только она заметила, что в комнате есть еще одна дверь, узкая, неприметная. Принцесса заглянула в соседнее помещение. Там была устроена ванная, тесная, но очень разумно спроектированная. Освещалась она странным светильником в виде раковины, излучавшим ровный мягкий свет. Он вспыхнул сразу, как только она вошла в комнату. Две стены и пол были выложены светло-зеленой плиткой, теплой на ощупь. По-видимому, замок Бром обогревался так же, как дома виспи. На третьей стене выделялось высокое, в золотой раме, зеркало, к нему был приделан туалетный столик, где лежали золотые гребешки и щетки, разноцветное душистое мыло, несколько пудрениц, стояли хрустальные сосуды с косметикой и бутылочки с ароматной водой. Горячая и холодная вода лилась в выложенную зеленоватым камнем ванну — настолько широкую, что в ней можно было плавать. Вода лилась сама по себе и отключилась сразу, как только ванна наполнилась. Туалет был устроен очень необычно — в маленькой нише стоял ватерклозет. Харамис слышала о подобном приспособлении, но никогда его не видела.
   Принцесса с нескрываемым удовольствием скользнула в теплую воду, но, даже купаясь, не расставалась с талисманом.
   Приняв ванну и позавтракав, она заплела косу, потом долго изучала себя в зеркале. Делать было нечего — нарядившись, она отправилась в гостиную. Орогастуса там не оказалось — он устроился в библиотеке, где внимательно изучал огромную книгу, делая при этом какие-то записи на светящейся дощечке странным, невиданным пером. Когда она вошла, он отметил страницу кожаной закладкой и закрыл книгу, затем коснулся пальцем дощечки — та сразу потускнела, и все записанное исчезло.
   — Я не хотела вас отвлекать, — она смутилась. — Если желаете, можете продолжать занятия, а я с вашего разрешения посмотрела бы какие-нибудь книги. В вашей библиотеке есть раритеты, которых я до сих пор не встречала.
   — Ваша склонность к наукам, принцесса, известна всему Полуострову. Именно по этой причине мой венценосный сеньор решил просить вашей руки.
   Харамис не выдержала и рассмеялась.
   — Эта причина — единственная? — Она наклонилась и заглянула в удивительную дощечку. — Что это? Я видела, как вы там что-то записывали, а теперь поверхность совершенно чистая.
   Маг пожал плечами.
   — Это изобретение Исчезнувших, оно подчиняется особым заклинаниям.
   — Очень странно, — сказала Харамис. — Чувствуется, что магия здесь ни при чем. Просто это какое-то устройство.
   Орогастус подозрительно глянул на нее, и девушка тут же сменила тему.
   — Вы обещали показать мне много необычных вещей.
   — Хорошо.
   Харамис как бы невзначай взяла дощечку.
   — Интересно, какое же заклинание требуется, чтобы оживить ее?
   — В другой раз объясню, — ответил Орогастус и попытался вернуть вещицу, однако Харамис крепко ухватилась за нее, потащила к себе — маг, не ожидая сопротивления, уступил, и тускло светящееся устройство неожиданно коснулось талисмана у принцессы на груди. Волшебный скипетр родил искру, она ударила в дощечку, и та сразу погасла.
   Харамис, перепугавшись, тут же вернула ее магу. О, нет, тревожно подумала она, я не хотела, но он же не поверит. Ни за что не поверит!..
   Орогастус с большим трудом сдерживался, но, по-видимому, очень дорогой для него предмет не оживал.
   — Все погибло, — сквозь зубы процедил он, нажал пальцем в нескольких местах — напрасно. Маг с укором взглянул на принцессу.
   Харамис невольно шагнула назад и машинально спрятала скипетр в складках платья.
   — Что погибло? — спросила она, потом вдруг выпрямилась и беззаботным, но достаточно решительным голосом сама себе ответила: — Невелика потеря. Вот моих родителей, погибших по вашей воле, уже не вернешь.
   Орогастус как-то сник, промолчал, отвел глаза.
   Харамис опасливо, пару раз бросив на него косые взгляды, стараясь обойти подальше, приблизилась к окну. Метель бушевала по-прежнему. Дикая пляска снежинок пробудила в ней горькие воспоминания. В завывании ветра ей послышались отзвуки зовущих к решительному штурму боевых рогов и фанфар, заглушаемые грозным ревом многотысячной толпы солдат, бросившихся в проломы в стенах Цитадели. Взгляд ее на мгновение выхватил одну из бешено несущихся снежинок, но тут же потерял ее в сонме подруг — осталось только ощущение растерянности перед неисчислимостью их рядов, безликостью частиц, покрывавших горы белоснежным ковром. Так же и лаборнокцы — навалились скопом, разметали прежнюю жизнь, а тот ветер, что принес их на земли Рувенды, был рожден здесь, в этом на удивление уютном логове. От того, что тут есть ванна и мягкая постель, оно не перестает быть логовом. Слезы хлынули у нее из глаз.
   — Харамис…
   Она резко оборвала его.
   — Какая же я идиотка! Вы заманили меня сюда с помощью своего черного искусства, воспользовались моей молодостью и неопытностью. Вы сумели подавить мои страхи, заставили забыть, кто я, где мои корни. И кто же я теперь?
   Орогастус подошел к ней, положил руку на плечо, повернул к себе. Заговорил печально, почти неслышно, глядя прямо в глаза — в зрачках его Харамис, уже сдаваясь, заметила слабые проблески. Его глаза словно заискрились, словно метелица заглянула туда и завертелась, закружилась…
   — Харамис, я бы очень хотел, чтобы вы вспомнили, как я поцеловал вашу руку. Я влюбился в вас сразу, с первого взгляда, еще в ту мирную пору, когда этот грязный Волтрик показал мне ваш портрет. Можете ли вы представить мои изумление и радость, когда я узнал, что вы именно тот человек, с которым я должен поделиться знаниями. Помните, я говорил вам, что мы, маги, не выбираем своих преемников — за нас это делают судьба и боги, но тот выбор, который выпал на мою долю, озарил мне жизнь. Это случается так редко…
   — Вы являетесь врагом Великой Волшебницы, защитницы нашего дома. Сколько лет она оберегала нашу землю от врагов! Попробуйте опровергнуть этот очевидный факт! Вы посягнули на великое равновесие, удерживающее мир от гибели, дерзко качнули чаши вселенских весов. Вы исполняете волю Темных сил. Вы преданы им душой и телом. Вам нужна не я, а мой талисман. Так же, впрочем, вы собираетесь ограбить и моих сестер…
   Он поцеловал ее…
   Попав в его объятия, Харамис несколько мгновений не могла шевельнуться. Его губы были мягки и теплы, и сладкая волна побежала по телу. Закружилась голова — уголок книги, лежавшей на столе, вдруг начал двоиться и поплыл…
   Поплыло все — единственное, за что можно было ухватиться, был он. Харамис вцепилась в него, обняла обеими руками. Талисман на ее груди вдруг запылал жгучим огнем, и принцесса почувствовала, как ее члены начали наполняться животворящей энергией, почувствовала прилив сил. Затем этот жгучий огонь проник в ее кровь — она ощутила себя готовым вспыхнуть факелом.
   Его голос раздался прямо в ее сознании.
   Мы с тобой властелины, Харамис! Мы рождены, чтобы указывать звездам, как им вершить свой ход. Те, кто уверяет тебя, что я — слуга Зла, что само Зло воплотилось во мне, — лгут. Совсем нет. Просто я дерзаю идти до конца в поисках знаний и правды — только они способны наделить человека силой и радостью. Это и твой путь. Только слушай меня. Если желаешь, я могу объяснить, почему погибли твои бедные родители, почему я понудил Волтрика на завоевание Рувенды, почему его воины охотятся на тебя и твоих сестер. Позволь, я объясню тебе, что на самом деле представляет из себя Триединый Скипетр Власти! Только тогда ты сможешь верно рассудить, принять ту или иную точку зрения. Твой разум родствен моему. Да, я призвал тебя — и сотня лиг мне не помеха. Но ты явилась по своей воле! Ты отдавала себе отчет в том, что делаешь. Ты знаешь, что я люблю тебя. Теперь и ты наберись смелости и раздели со мной любовь. Сейчас, Харамис. Сейчас же!
   Харамис вздрогнула, подняла голову и мягко высвободилась из его объятий. Тело ее волновалось и пылало, душа была в смятении.
   — Что вы сделали со мной?
   — Харамис, ты тоже любишь меня. Твое тело желает меня, пусть даже сердце противится…
   — Нет! Нет!
   И в то же мгновение она вновь прижалась к нему.
   — Мне холодно. Я так замерзла… — простонала она.
   За окнами взвыла вьюга, рой снежинок ударил в стекло. Оно задрожало… Еще один бросок. Боже, они рвутся в комнату, чтобы овладеть мной, осыпать белизной, дохнуть стужей, которая погасит разгоревшийся внутри огонь. В окне мелькнул образ умирающей Белой Дамы, она увидела свое отражение в черном льде.
   Увидела его.
   — Давайте пройдем в ваш кабинет, — едва слышно сказала она. — Там намного теплее. Там мы и поговорим.
   Этой ночью, оставшись одна в своей спальне, она, засыпая, вспомнила родителей и неожиданно отчаянно вскрикнула.

ГЛАВА 34

   Анигель неторопливо, не сворачивая и не останавливаясь, поднималась вверх по тропке к истоку реки Ковуко. В узкой расщелине звенел небольшой ручеек, вокруг лежали холмы. Склоны их становились все круче. Взобравшись на один из них, Анигель, переведя дух, осмотрела широкое плоскогорье. Вид этот был непривычен для человека, родившегося и выросшего в пропитанной болотными испарениями низине, однако больше всего Анигель в этом нехоженом месте удивляла растительность, как бы созданная небом не на пользу, а во вред людям. Ожидания необычного теснились в груди, сердечко билось часто, взволнованно… А тут еще прошлой ночью опять приснился пугающий сон — тот, прежний, когда она пыталась догнать маму, королеву Каланту, и ей это никак не удавалось, а когда удалось, что-то разбудило ее. Спросонья она долго вертела головой, вслушивалась в звон речных струй — дрема не возвращалась. Пели птички.. Там, внизу, еще пели птички, а здесь царила пустота: ни пичужки, ни землеройки какой-нибудь. В чистых холодных ручьях даже не было рыбы. Если прибавить, что тропинка, по которой она шла, очень напоминала привидевшуюся во сне, можно сообразить, почему юная принцесса была готова ко всему. Поэтому, вероятно, и шла с необыкновенной для себя решительностью, сердечко полнилось мужеством… Здесь, в реальной жизни — даже при условии, 4i о это именно та тропка, — мамы не было. Мама лежала в могиле. Боже, только несколько дней миновало, а кажется — вечность! Корона теперь у Харамис — она является наследницей. Если, конечно, еще жива…
   Радовало, что — хвала Владыкам воздуха! — в здешних местах пузатые, похожие на кубки, деревья попадались довольно редко. Правда, появились другие незнакомые породы. На всякий случай принцесса обходила их стороной.
   Эти деревья, на первый взгляд, казались вполне безобидными — высокие, стройные, в шапке маслянисто поблескивающих листьев. Стволы от подножия до вершины испещрены овальными дуплами примерно в эле высотой. Этакие вертикально расположенные рты… Их края усыпаны острыми, длинными, словно полированными шипами, напоминающими клыки… Эти древесные пасти постоянно то открывались, то закрывались — впечатление было такое, будто дерево дышит. Нудная гнусавая мелодия звучала вокруг — то плотоядные омерзительные создания подавали голос. Они показались Анигель куда страшнее тех пузанов, что росли на равнине. Зевающие рты словно подманивали добычу — особенно энергично они двигались, когда поблизости проходила девушка. Деревья ощущали ее присутствие, звали ее!
   — Владыки воздуха, что за ужасы здесь творятся! — не выдержав, воскликнула Анигель. Да, в этих краях нельзя выпускать амулет из рук, и она вцепилась в него так, что пальцы сводило. И все шла, шла, озираясь по сторонам, обходя эти чудища.
   Страх охватил ее внезапно — она даже не сразу догадалась, в чем дело. На несколько мгновений зажмурилась, потрясла головой, а когда открыла глаза и огляделась, едва заметная тропинка, натоптанная непонятно кем, исчезла.
   Она вернулась назад, сунулась влево, вправо — напрасно! Под ногами — вьюны с листьями странной формы, кустики осоки, камни… Когда же она ухитрилась потерять единственную ниточку? Что теперь делать? Прожорливые деревья вокруг нее загундосили веселей, протяжней, их дурацкие рты начали торопливо открываться и закрываться. Как же, сейчас полезу! Не дождетесь! Она на мгновение ожесточилась — надо же, какие нахалы! Обрадовались, заелозили!
   Ладно, как же быть? Принцесса хотела сесть на землю, но, подозрительно осмотрев камни под ногами, не рискнула опуститься.
   — Белая Дама! — во весь голос воскликнула она. — Помоги!
   Амулет внутри ее кулачка резко потеплел. Она выпустила его, и янтарная капелька, покачиваясь на золотой цепочке, неожиданно ярко засветилась. Куда сильнее, чем дневной свет. Жуткие древесные создания одновременно как бы вздохнули, зажужжали, потом протяжный стон вырвался из их отверстых ртов:
   Лист. Брось его…
   Вот тут Анигель безвольно села на землю, вжав голову в плечи, осторожно посмотрела по сторонам.
   — Что? — дрожащим голосом спросила она. — Что вы сказали?
   Опять тот же стон.
   Листок Черного Триллиума… Освободи его… Брось на землю…
   — Белая Дама, это вы? — едва владея губами, вымолвила она, а сама тем временем, суетливо дергая за завязки, открыла кожаный мешок.
   Облака над головой скрыли солнце. Лес и холмы поблекли. В речной долине стало сумрачно. Принцесса почувствовала, что резко похолодало, озноб пробрал ее до костей.
   Но лист…
   Он высох окончательно, побурел, только самый кончик черешка все еще оставался золотым — вернее, искрящимся, жарко пылающим даже при свете сумеречного дня.
   Принцесса швырнула его… Вытянулась, встала на цыпочки и подбросила вверх и вперед. Ветра не было, однако листок воспарил, потом скользнул к ручью. Не сводя с него завороженных глаз, Анигель последовала за ним. Листок полетел быстрее, принцесса тоже прибавила шаг, потом перешла на бег. Выше, выше! По склону холма — он становился все круче и круче, почва на глазах освобождалась от камней, тучнела… Анигель боялась потерять из вида золотую искорку и мчалась за ней, не разбирая дороги.
   Вот и ручеек иссяк — она добралась до истока. Вокруг лежали огромные мшистые валуны. Очень высоко, на умопомрачительной высоте бил ключ… Анигель запрокинула голову, приложила к глазам руку. Вода, обрушиваясь на землю, разбивалась в тончайшую серебристую пыль, которая орошала стоявшее рядом с водопадом исполинское дерево. Такого гиганта она в жизни не встречала. Все другие старые деревья казались карликами по сравнению с ним. Что-то вроде травы… Наверное, и тридцать человек не смогли бы обхватить его ствол. Видом своим оно было подобно тем хищным деревьям, что встречали ее у края плоскогорья, однако у этого лесного чуда было только одно отверстие на стволе, расположенное меж двух неохватных корней, выпирающих из земли. Для такого исполина было совсем невелико…
   Принцесса Анигель застыла перед ним, не в силах не то что с места сойти — пальчиком пошевелить! Наконец, посмотрев наверх, она увидела, что кроной своей дерево почти касается уступа, с которого падала вода. И вместо одной кроны у него их было три.
   Анигель все-таки заставила себя сойти с места и приблизиться к дуплу, чьи створки, усыпанные зеленоватыми шипами, начали лихорадочно закрываться и открываться. Все быстрее и быстрее… Вокруг слышалось низкое тревожное гудение. Вот что странно — внутри захлопывающегося и распахивающегося рта что-то светилось. Золотистое сияние было сходно по тону с пылающим во всю мощь амулетом.
   Трехголовое Чудовище держало в лапах ее талисман. Оно часто дышало, вид у него был перепуганный.
   — Ты боишься меня? — удивившись, спросила Анигель. — Ты меня боишься?!