Нортон Андрэ. Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)

   - Дома мне говорили, что учение только для священников и детей благородных. Не для таких, как мы. Мама, наверно, не разрешит мне, но я попробую ее уговорить. Если ваш учитель близко, я был бы рад поговорить с ним.
   Арона снова нахмурилась, пытаясь понять.
   - Он-жрица не хотел тебя учить? Ты кажешься умным. Давай я отведу тебя в Священный Дом, к госпоже Бирке. Это наша жрица.
   Брови Эгила взлетели вверх.
   - С радостью! Знаешь, Арона, - тебя ведь Арона зовут? - для девчонки ты очень умна. Ты не такая, как все, но многие девчонки, которые считают себя красавицами, все бы отдали за такие щеки и волосы. Интересно - вот какое слово мне хочется употребить. Интересно!
   "У этой девушки необыкновенно низкий голос, - подумала Арона, - и приятный к тому же. Но какая балаболка! Она... или он... как правильно? как будто хочет подружиться с ней, но при этом разговаривает так, словно взрослая с несмышленышем. Сколько ей лет? Судя по росту, не меньше восемнадцати. Но у нее совсем нет грудей и такие короткие волосы. Может, она больна?" Конечно, девушка, которая так чувствительна к красоте других, должна ценить и свою красоту. Но вот замечание об уме в такой молодой девушке совсем не понравилось юной хранительнице записей. Она привыкла к тому, что в своем семействе считается старшей и самой умной. "У меня появилась соперница, - почувствовала она. - Но, возможно, и подруга".
   Они пришли на ферму Священного Двора, и Арона остановилась.
   - Ты любишь книги? - неожиданно спросила она.
   - Да! Да, люблю... когда найду хоть одну.
   - И красоту любишь. Это я вижу.
   - Конечно! - Эгил широко улыбнулся. Неожиданно его лицо нависло над ней, и Эгил поцеловал ее, но не так, как целуют детей и родственников, а каким-то особым поцелуем. Этот необычный поцелуй очаровал, но и испугал Арону. Она отскочила и посмотрела удивленно.
   - Что... почему... Эгил, что это? Даже лучшие друзья так не делают!
   Эгил серьезно поклонился. Такого жеста Арона тоже никогда не видела.
   - Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа Арона. Я искренне надеюсь, что мы станем близкими друзьями. - Дверь открылась, и он снова поклонился.
   Арона исчезла в Доме Записей. Жрица кивнула, приглашая войти. "Не только балаболка, - размышляла девушка об Эгиле, - но и гладкая скользкая змея. Интересно, что ей от меня нужно?"
   Арона и Эгил понимали друг друга меньше, чем оба считали; Нориэль и семья Хуаны вообще не понимали друг друга. Нориэль знала это, но не беспокоилась. Она отвела небольшую группу к дому у кузницы и махнула рукой, указывая на сеновал, кухню, главную комнату и свою спальню возле кухни.
   Когда Нориэль показала, чтобы дети шли ночевать наверх, Хуана устроила истерический припадок. Нориэль пожала плечами: может быть, Леатрис и Осеберг вместе слишком шумят. Хуана распорядилась, чтобы Леатрис шла спать наверх, а Осеберг остался в большой комнате, потом долго и печально смотрела на единственную кровать в ней и с жалобами взобралась на сеновал.
   Утром Нориэль весело поздоровалась с ней. Конечно ее чужаки говорили и понимали ее не лучше несмышленого ребенка, но ведь женщины все равно разговаривают с младенцами, и со временем те учатся их понимать. Нориэль умылась, показала, где все находится, и отправилась на двор за дровами. Хуана нерешительно стояла на пороге кухни. Нориэль знаком подозвала ее и показала на дрова. Хуана поколебалась, потом велела Осебергу помочь Нориэль.
   Затем Нориэль знаками показала, что нужно набрать воды из колодца, и позвала Леатрис помочь ей. А Осебергу сунула в руки стопку тарелок. Сердце Хуаны упало. Достаточно плохо, что она сама стала работницей в чужом доме. Но чтобы ее сын выполнял женскую работу! Как низко они упали! И она молча заплакала.
   Нориэль налила воды в большой керамический котел и поставила его на очаг, добавила немного сухого растолченного зерна и знаком велела Хуане размешивать. Осеберг передал тарелки Леатрис и сел, дожидаясь, пока ему подадут есть. Нориэль сделала к нему два больших шага и жестом велела встать. Дала нож, сухие фрукты и показала, что их нужно очистить. Хуана в гневе раскрыла рот, потом вспомнила, что она нищая, живущая здесь из милости, застонала и повесила голову.
   Нориэль от всего сердца жалела чужаков, одиноких и бездомных. Чтобы отвлечься и начать разговор, она указала на себя.
   - Нориэль, - произнесла она и указала на Хуану.
   Леатрис ответила:
   - Мама.
   - Мама, - повторила Нориэль. Хуана подняла голову и вытерла глаза.
   - Хуана, - уточнила Леатрис. Потом указала на себя: - Леатрис. - И на брата. - Осеберг.
   - Леатрис. Леатрис, дочь Хуаны. Осеберг, дочь Хуаны, - улыбнулась довольная Нориэль.
   Хуана ахнула и распрямилась, глядя на рослую жену кузнеца с поганым ртом.
   - Он не Осеберг кто-то такой Хуаны, как ты говоришь! - взорвалась она. - Я беспорочная вдова. И ты должна знать, что это законные дети их отца, у нас был честный брак. Как ты смеешь! Хоть мы и нищие...
   Нориэль вопросительно посмотрела на Леатрис, которая показала на себя и пояснила:
   - Леатрис, дочь Моргата. - Она пыталась произносить слова, как это делала Нориэль. Потом она показала на брата и сказала на своем языке: Осеберг, сын Моргата. - Чтобы объяснить яснее, она высоко подняла руки и показала на воображаемого человека. - Моргат, мой отец, - объяснила она. Потом провела воображаемым ножом по горлу, и глаза ее заполнились слезами.Моргат, - простонала она и всхлипнула.
   Нориэль обняла девушку. Ах! Их мать по рождению мертва, кажется, убита фальконерами или кем-то еще, а Хуана их приемная мать и хочет, чтобы ее сестру-подругу не забывали. Нориэль обняла и Хуану и вздохнула:
   - Мне жаль. - Ей хотелось бы иметь три руки, чтобы обнять и Осеберга, чтобы утешить эту девочку, которая стоит, повернувшись к ним спиной и опустив плечи, словно отказавшись от утешения. Что ж, они ведь действительно среди чужих.
   - Осеберг, дочь Моргата, - проговорила Нориэль и поманила его к себе. Подросток повиновался, на глаза тоже навернулись слезы. Хуана резко сделала замечание:
   - Большие мальчики не плачут, Осеберг, а ты отныне единственный мужчина и глава семьи.
   - О, мама, оставь его в покое! - возразила Леатрис. Нориэль, ничего не понявшая из этого разговора, вздохнула. "Мокрая курица", - прозвала она Хуану. Осеберг просто еще ребенок. У Леатрис как будто имеется здравый смысл. Нориэль налила похлебки в чашки и передала ближайшей из своих гостий для раздачи всем. Осеберг взял первую чашку и сразу начал есть. Нориэль возмутилась:
   - Осеберг, дочь Моргата! Покажи, как ты воспитана!
   Парень удивленно поднял голову. "Как избалована", - подумала Нориэль и жестом показала, чтобы он передал чашку.
   Как бы то ни было, а завтрак был роздан и съеден. Но когда все встали из-за стола и Осеберг, ни слова не говоря, направился к двери, Нориэль остановила его. Указав на посуду, она знаком велела убрать ее. Осеберг с неохотой убрал свою посуду, Леатрис и Хуана сделали то же самое, а Хуана принялась мыть тарелки, строго приказав Леатрис помочь ей. Осеберг вслед за Нориэль пошел в кузницу.
   Хуана вздохнула. Они с дочерью работницы в доме жены кузнеца. Единственный человек здесь, который, кроме старух, умеет говорить по-человечески, - нахальная рыжеволосая шлюха Арона, и даже ее сын должен выполнять работу слуги. Да, их ждут тяжелые времена.
   Внизу у мельницы схлестнулись две непреодолимые силы.
   - Красиво говорит! - фыркнула Леннис, подбоченясь. - Да пусть эта Эгил, дочь Лизы, будет сама Офелис, сочинительница песен. Это все равно Джомми, а я скорее допущу в дом гремучую змею, чем Джомми. Ты меня слышала?
   Губы Асты, дочери Леннис, задрожали, у нее в этом была большая практика.
   - Мама, - укоризненно проговорила она, - ты только посмотри на этих бедных детей и их так много работающую мать. Ты видишь, какая умница Сорен? У нас снова будет малыш в доме, - подольщалась она, - и без всех этих неприятностей, тебе не нужно его самой рожать. - Девушка взяла на руки золотоволосого младенца из семьи беженцев и принялась укачивать его.
   Леннис протянула руку и быстрым движением сорвала с ребенка одеяло.
   - Еще один Джомми! - провозгласила она и злобно набросилась на свою младшую дочь. - Что с тобой, противная девчонка? - яростно спросила она. - У тебя извращенное стремление к зверям, которые убили твою бабушку и насиловали мать?
   Она суженными глазами смотрела на дочь. Ей не впервые пришло в голову, что часто в конце концов все получается, как того хочет Аста, как бы сильно ни возражала мать.
   - И никаких штучек, молодая особа, - проворчала она.
   - Мама! - Громкий крик из другой комнаты отвлек мельничиху, которая тут же забыла об Асте и отправилась посмотреть, что случилось с Ролдин. Ворвавшись в кухню, она с гневом уставилась на эту красиво говорящую Эгил, которая своими грязными руками обнимал ее старшую! Этот Джомми, которого зовут Эгил, что-то непонятное лепетал Ролдин.
   Быстро, прежде чем непристойные слова перешли в грязные действия, Леннис ударила Эгила в ухо и снова угрожающе подняла руку.
   Вместо того, чтобы отступить, как всегда поступает в таких случаях он-дочь Джомми, или истерически расплакаться, как он это делал в детстве, Эгил стоял прямо и смотрел ей в глаза. И не получив разрешения говорить неслыханное дело! - залопотал что-то. Потом, видя, что она не понимает, указал на свою сестру. Потом на Ролдин и сильно ущипнул себя за руку. Он собирался ущипнуть Ролдин!
   - Вон! - закричала Леннис и сделала широкий жест, включающий и Эгила, и плачущего в углу ребенка. В комнату вбежали Лиза и остальные ее дети.
   Леннис указала на Эгила, потом на дверь.
   - Убери отсюда эту тварь, - процедила она. Потом, смягчившись, добавила, указывая на маленькую Ханну:
   - Ты можешь остаться.
   Эгил повернулся к матери. Они стали говорить на своем непонятном языке, немного добавила и плачущая Ханна. Затем Эгил положил матери на плечо руку и что-то сердито сказал. Смысл был ясен: "Мы уходим".
   - Уходи, неблагодарная женщина! - завопила им вслед Леннис. - Я сжалилась над вами, дала вам приюти еду, а вы так мне отплатили!
   Эгил повернулся и что-то произнес. Леннис в гневе посмотрела на Лизу.
   - Ты стоишь, - закричала она, - и позволяешь этой твари говорить за себя, словно сама безмозглая? Позволь тебе сказать: я сразу поставила бы своих дочерей на место, если бы они попытались говорить за меня, их мать! Глаза ее снова сузились, а на лице появилась торжествующая улыбка. Безмозглые! Конечно! Если вы предпочитаете умереть с голоду, чем пользоваться моей добротой, можете уходить. - Она снова повернулась к Асте. - А что касается тебя, молодая женщина...
   Арона провела весь день в комнате записей, согнувшись над свитками и занося все подробности неожиданного вторжения. Ей с трудом удавалось записывать имена незнакомцев, она вспоминала их произношение и передавала фонетически, по звукам. Кто пришел, когда, с кем. Перо ее затупилось, она своим маленьким ножом очинила новое; оно тоже притупилось, и Арона отправилась в птичник, чтобы найти еще одно. Чернила сгустились, а плечи начали ныть.
   Закончив первый лист, она встала и прищурившись посмотрела на запад, был золотой солнечный полдень. А работа по дому не сделана! Со вздохом она направилась к поленнице и взяла достаточно дров, чтобы разжечь очаг. Потом набрала в колодце воды, чтобы Марис могла сварить обед для них и заполнить корытца для животных. Позже нужно будет подоить корову, но вот птиц кто-то уже накормил и собрал яйца. Нужно прополоть огород, хотя с этим можно подождать до завтра. Однако полить его необходимо сегодня же.
   Она вытаскивала из колодца ведро за ведром - вначале брызгала на листочки, потом поливала корни. Затем подмела пол, отобрала овощи и положила их на кухонный стол для Марис. И отправилась в деревню, чтобы посмотреть, что там происходит.
   Идя по знакомой тропе от Дома Записей к дому ее матери-плотника, Арона старалась не обращать внимания на слабую боль в нижней части живота. Ее мать, Бетис, дочь Ангхары, сидела на крыльце и болтала со своей давней подругой Нориэль, кузнечихой. Арона улыбнулась при виде кузнечихи и окликнула ее:
   - Здравствуй, тетя Нориэль. - С пяти лет она любила кузнечиху.
   Как-то раз, когда маленькой Ароне разрешили чинить одежду драгоценными металлическими иглами, а не костяными, как всем детям, она совершила ужасную провинность. Потеряла иголку! Арона искала ее всеми способами, каким ее научили, но прежде чем признаться кому-нибудь, испробовала еще один. Она заметила, как некоторые предметы, если их потереть о кошачью шерсть, притягивали к себе волосы и нитки. Побежав в кухню, она взяла один из драгоценных стеклянных стаканов матери и потерла его о шкуру Смоки, дочери Пэтчи, самой послушной из всех кошек. Затем пошла со стаканом в комнату, чтобы найти иглу.
   Мать отругала ее за то, что она играет, вместо того чтобы шить. Никто из взрослых не понял ее объяснений, и ее снова отругали за то, что она играет, потеряв иголку. Позвали кузнечиху. Она делает металлические предметы и умеет находить их.
   К радости Ароны, ритуал, которым пользовалась для поисков кузнечиха, оказался таким же необычным, как и изобретенный девочкой способ стекла и шкуры. Нориэль достала из кармана маленькую подкову, потерла ее о металлический брусок, который был у нее в другом кармане, и потом провела подковой по деревянному полу. Подковка Нориэль отыскала иглу в щели пола.
   Когда тетя Ната и мама отправились на кухню налить эль и приготовить печенье для кузнечихи, как требовала вежливость, Арона подобралась к страшной женщине и рассказала ей о кошачьей шерсти. Кузнечиха не только внимательно выслушала ее, на нее этот рассказ произвел сильное впечатление.
   - Она очень У-М-Н-А, - по буквам сказала она старшим родственникам Ароны. - Я с удовольствием взяла бы ее в подмастерья, если ей хватит силы. Но потом печально добавила: - Но это слишком - просить, чтобы женщина пожертвовала свою дочь Искусству.
   - Но почему твоя подмастерье должна отказываться от детей? полюбопытствовала Арона, сочувственно взяв Нориэль за руку.
   Нориэль поднесла палец к слезинке, неожиданно появившейся у нее на глазах.
   - Я очень сильна, и фальконерам это не нравится. Они убивают слишком сильных женщин, - откровенно объяснила она. - Поэтому я должна держаться от них подальше. Ведь только они могут дать нам дочерей. Деревня просила меня пойти на это, а я люблю металл и потому согласилась. Но это очень тяжело.
   Арона обняла женщину.
   - Я буду твоей дочерью, и мамы тоже, и тети Наты, если они мне разрешат, - пообещала она. И так и было в течение всех этих лет.
   Но сегодня Нориэль выглядела так, словно последние два дня у нее были очень нелегкими, а тети Наты нигде не видно. Рядом с матерью Ароны сидела женщина из пришелиц - Элен. Она вслушивалась в каждое слово. Как она может это делать, не зная языка, Арона не понимала.
   - Как твои чужаки, тетя Нориэль? - поинтересовалась Арона, присаживаясь на крыльцо, как взрослая.
   Нориэль усмехнулась.
   - Эта Хуана! Суетлива, как мокрая курица, всегда из-за чего-нибудь готова взлететь к вершинам деревьев. Опекает Леатрис, как наседка на яйцах, и гоняет ее, как приставалу и сплетницу.
   - А твоя новая подмастерье? - Арона почему-то очень интересовалась детьми этих пришелиц. Ей хотелось получше понять их. - Как я рада, что ты наконец нашла себе помощницу! Как ты думаешь, у нее получится?
   Нориэль покачала своей обвязанной шарфом головой и рассмеялась.
   - Осеберг хорошо работает у горна, - поделилась она, - но невероятная зазнайка. Ничего нельзя показать этой девушке: ее прежняя госпожа Моргат делала это гораздо лучше. В некоторых случаях это даже правда но заставить Осеберг слушать - все равно что заставлять мула. Иногда мне кажется, что она избалована, как принцесса, - продолжала кузнечиха. - Мать пользуется ее силой, как и готовностью Леатрис помочь. Но - Арона! - даже когда ясно, что ты будешь жрицей или хранительницей записей, разве твоя семья выделяет тебя? Разрешает не работать? Как будто то, что тебе предстоит делать, гораздо важнее и тебя нельзя утруждать остальным.
   Арона присвистнула.
   - Она такая испорченная?
   - Такая испорченная, - подтвердила Нориэль. - Хотя и очень хорошая работница. - Ее широкие плечи затряслись от хохота. - Ну, я учу ее хорошим манерам. Может быть, из нее получится даже неплохая повариха и домохозяйка, хотя научить ее шить, очевидно, невозможно. Мать даже не собирается это делать! Когда я попыталась научить ее дочь, Хуана снова устроила припадок. Как я смею делать это, если не получилось у самой матери? - Она откинула голову и захохотала.
   Арона усмехнулась, потом тоже рассмеялась, вспомнив свое столкновение с Эгилом. Из соседней двери показалась Ната, дочь Лорин. Она скривила нос.
   - Эта Леннис! - взорвалась она.
   - А что она сделала? - с искренней тревогой спросила мать Ароны.
   - Выгнала в ночь своих гостей-чужаков. И рассказывает что-то невероятное: будто они приставали к ее дочерям, - кисло протянула Ната. Старшая дочь незнакомки говорит другое. Объясняет, что Ролдин ущипнула ее сестру, а Леннис побила их обеих. Должна признаться, что я скорее поверю чужакам. - Сделав это поразительное заявление, она закуталась в шаль. - Я пообещала найти им другое место, прежде чем вмешаются моя мать и другие старейшие. А что у нас на ужин?
   Цыплята, приготовленные необычным способом. Элен высокомерно улыбнулась, когда все набросились на еду. "Она действительно оказалась великолепной поварихой", - восхитилась Арона, взяв вторую порцию, потом третью. Куски окунались в масло и поджаривались на нем, как жареный хлеб. В качестве гарнира - мелко нарезанная репа в соусе с запахом цыплят. Новая идея и очень-очень приятная.
   Арона снова почувствовала спазмы внизу живота. Ей теперь четырнадцать лет, и она подозревала, что это такое. Итак, ужасная ночь в гостевом доме не принесла плодов. Дело не в том, что она хотела ребенка. Пока она еще только ученица, а не хранительница записей. У ее матери, сестер и теть всегда найдется место для еще одной дочери, но это не то же самое, что иметь собственное хозяйство.
   Ей не с кем будет делить ребенка. Вот в чем проблема. В деревне, где у всех девушек с детства есть лучшие подруги - правда, они часто меняются, она оказалась слишком умна, слишком любопытна, слишком остра на язык и интересовалась тем, что остальным было неинтересно. Есть несколько девушек, которые ей нравятся, она им тоже нравится, но они никогда не были особенно близки.
   Эгил умна и интересуется тем же, что и она. Конечно, Эгил ведет себя странно, и это тревожило Арону.
   Но может быть, в конце концов они с Эгил станут сестрами-подругами. Это было бы хорошо. Она оставила записи неоконченными! Извинившись, Арона заспешила:
   - Спасибо, мама и все остальные, но у меня дела в Доме Записей. Еще светло. Вы разрешите мне уйти?
   - Конечно, дорогая, - согласилась Бетиас. Элен тоже что-то пробормотала.
   Арона побежала по тропе к Дому Записей и столкнулась с Эгилом. Он схватил ее за руку.
   - Куда ты торопишься? - вступил он в разговор.
   - В Дом Записей, и если видишь, что я тороплюсь, то не нужно меня хватать, - раздраженно выпалила она. Он выглядел так, словно готов поспорить. Она схватила его за пальцы. - Не дразни меня, Эгил! Скоро стемнеет, а у меня еще много работы. - Он не собирался ее отпускать. - О, Эгил, тетя Ната как раз сейчас подыскивает новый дом для твоей семьи, вспомнила она и подумала, не придется ли ей вырываться. К ее облегчению, он выпустил ее руку и поклонился, сказав:
   - Спасибо. - И убежал.
   Арона вернулась в знакомую комнату записей и зажгла свечу.
   "Ролдин, дочь Ленине, обвинила Э-гилл, дочь Лизы, в нападении на свою сестру. Она предъявила это обвинение Нате, дочери Лорил, которая рассказала, что Лиза и Ленине ссорились из-за этого и Лиза ушла из Дома Леннис вместе с детьми. Они хотят новый дом. И просят об этом Нату, дочь Лорин. Э-гилл хочет ходить в школу".
   Арона посидела, думая о теме следующей записи, потом неохотно решила, что все, касающееся чужаков, записывать, на случай если впоследствии старейшим придется выносить суждение.
   "...Э-гилл также без всякой причины поцеловала Арону, дочь Бетиас, хранительницу записей, потом извинилась, но причины так и не объяснила, только сказала, что хочет с ней подружиться. Э-гилл также схватила ее за руки, хотя она торопилась по серьезному делу. Это грубый поступок. У них совсем другие манеры. Никто не знает, насколько они отличаются от наших".
   Она заткнула чернильницу, подвесила свиток за утолки, чтобы он просох за ночь, и приготовилась ложиться. Ее предположение оказалось верным: ребенка у нее не будет. Конечно, впереди еще годы и новые посещения фальконеров. Возможно, если она захочет ребенка, ей в этом поможет Эгил. Это гораздо лучше, чем новое посещение фальконеров. Эгил станет прекрасной подругой, когда удастся научить ее хорошим манерам. ' Приятно будет иметь подругу, с которой можно поговорить. Может быть... Когда-нибудь...
   Эгил, сын пекаря, задумчиво смотрел вслед Ароне. Нет, конечно, она особенная. Даже этот деревенщина Осеберг, сын кузнеца, не сводит с нее глаз. И распускает руки, если верно то, что слышал Эгил. Жаль, что он не подумал об этом, до того как ее поцеловать. Ну ничего, еще не все потеряно.
   Осеберг уверен, что в этой деревне, где так много женщин и совсем нет мужчин, они получат любую девушку, какую захотят. Он не думает о том, что эти девушки привыкли к взрослым мужчинам, а не к мальчишкам, к тому же эти мужчины фальконеры. Конечно, у них есть преимущество: они здесь постоянно, а фальконеры наведываются редко. С другой стороны, они могут показаться девушкам слишком банальными по сравнению с далекими и загадочными фальконерами.
   Арона даже не оглянулась на Эгила. Это неудивительно. Бездомный и безземельный, без денег, он чужак этой деревне. Ему сначала нужно стать кем-то. К счастью, их интересы совпадают. Ему нравится читать, писать, хранить записи, а она совершенно явно серьезно относится к своему делу, слишком серьезно. Арона посчитает деревенского хранителя записей достойным человеком. Если он станет деревенским хранителем, она подумает о нем.
   Он пошел, насвистывая, планируя свои действия, потом начал мечтать о любви Ароны - в таких подробностях, которые заставили бы покраснеть старейших. Вначале нужно позаботиться о матери и малышах. Потом завоевать место Ароны. А после этого - и саму Арону.
   Глава четвертая
   Дело старейших
   Тяжелые темные тучи повисли в небе, и земля дрожала под ногами. Марис, дочь Гайды, хранительница записей, часто отсутствовала, а когда была в Доме Записей, почти не разговаривала. Смотрела на стену, выходящую на Соколиный утес, ела то, что перед ней ставили, молча убирала со стола, потом опять-таки без единого слова запиралась в комнате для записей. И спустя несколько часов выходила оттуда с Пыльными руками.
   Арона должна была записывать имена чужаков, куда поместили, и она боялась, что делает это неправильно.
   - Госпожа Марис, - позвала она. Потом громче: - Госпожа Марис!
   Хранительница подняла голову.
   - Да? - очнулась она.
   Арона сунула ей в руки свою последнюю запись и ждала, дрожа.
   - Посмотрю позже, - пообещала Марис, откладывая рукопись и снова глядя на запад.
   Может быть, ее хозяйка больна? Арона думала поговорить с целительницей, но вместо этого поставила греть воду для мытья посуды и на травяной чай. Потом пришлось прибираться в курятнике и отнести птичий помет в компостную яму, оттуда - в огород, который всю неделю простоял заброшенным. Арона пропалывала овощи, когда через заднюю дверь вышла госпожа Марис.
   - Ты не хуже меня говоришь на языке чужаков, -начала она. - Не поможешь ли Эгил, дочери Лизы, в ее новом доме?
   Арона выпрямилась и бросила сорняк на груду уже выдернутых. Марис продолжала:
   - И, дорогая, ты должна пользоваться окончаниями мужского рода, если знаешь, что речь идет об он-дочери. Сможешь поправить запись, когда умоешься: Эгил не торопится.
   - Госпожа, а разве разумно поселять он-девушку отдельно? - спросила Арона. - Госпожа Нориэль очень хорошо воспитывает свою новую подмастерье и не разрешает ей жить отдельно.
   Госпожа Марис поморгала своими подслеповатыми голубыми глазами.
   - Но, дорогая, они другие, - возразила она. - Иди мойся.
   Она снова стала хранительницей!
   - Проклятая он-девушка! - жалобно проныла Арона на своем языке, доставая ведро с водой из колодца.
   - Ну, не такие уж мы плохие, - весело заметил на своем языке Эгил откуда-то из-за ее спины. Он перехватил у нее веревку, добавив: - Давай-ка я.
   Ведро дернулось, расплескав воду. Эгил осторожно по пожил руки ей на плечи, но сразу одернул их и пошел с ней к дому, неся ведро.
   - Тебе не следует напрягать глаза над этими "проклятыми записями", сказал он, используя негативное окончание деревенского языка в слове из своего родного языка. - Мне хочется посмотреть на твой огород.
   Эти два заявления ничего не значили, но Арона почувствовала, как волоски у нее на руках встают дыбом. Она вздрогнула. Он с любопытством посмотрел на нее; она пожала плечами.
   - Кто-то прошел по моей могиле, - пробормотала она и оставила его на пороге. Не решаясь сказать, что у призрака внешность Эгила.
   Марис всегда настаивала, чтобы Арона оставляла много места между словами для возможных поправок. Девушка тщательно вставила окончание "-ид" после каждого существительного и прилагательного, которые, как она знала, относятся к мальчикам. Несколько раз ей пришлось счищать чернила и переписывать, делая надпись более мелким почерком. Наконец, гордясь своей работой, она распрямилась и понесла показывать свиток Марис.