Нортон Андрэ & Мэтьюс Патришия
Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)

   Андре Нортон, Патришия Мэтьюс 
   Мы, женщины
   (Колдовской мир. Превращение)
   Моя благодарность доктору Сюзетте Хейден Элджин, изобретателю лаадана, языка, созданного женщинами и для женщин, за ее разрешение использовать этот язык в романе "Мы, женщины".
   Благодарю также Линду Лайпер за легенду, рассказанную Ароне чужаком в главе 13 "Жабы".
   Патришия Мэтьюс
   Летописец
   В нашей древней земле есть места, которые не только радуют глаз своей красотой, но могут послужить и ловушкой для неосторожных. Хотя Лормт (который я, Дуратан, не имеющий родичей, привык считать своим Большим Залом) полон знаний, собранных за бесчисленные годы, мы - те, кто ими интересуются - тем не менее понимаем, что есть тайны, так глубоко затерянные в веках, что их никогда не смогут найти. И если встречается упоминание о них, то следует понять: его значение будет ясно только тем, кто знаком с самой тайной.
   Мы живем во времена непрерывных перемен и порой не знаем, что принесет нам следующий день. Когда-то я был военным и должен был мгновенно вскакивать, услышав боевой рог. Сейчас я снова участвую в битвах, но гораздо менее явных. Некоторые из них происходят в освещенной лампой комнате за источенным временем столом, и оружие мое не игольное ружье, а хрупкие свитки пергамента или книги так слежались от времени, что их металлический или деревянный переплет склеил непрочные странички, и необходима величайшая осторожность при обращении с ними. И слишком часто почти невидимые строки на этих страницах оказываются на языке, неведомом в наши дни, и поэтому остаются загадкой даже для тех из нас, кто дольше других участвовал в поисках.
   После того как Поворот в южных горах обрушил две наши башни и прилегающие к ним стены, открыв тем самым многочисленные тайные помещения, полные записей, нас словно поглотило море знаний. Мы не успевали переписывать находки и находить для них свободное место. А какие сюрпризы в них скрываются, мы даже предположить не могли.
   Есть ученые, которые занимаются поиском по особой, узкой теме, но большинство, особенно престарелые, были просто ошеломлены новым богатством, и часто можно было видеть, как старик подбирал свиток, проглядывал его несколько минут, потом откладывал, чтобы взять другой или книгу, а потом застывал в оцепенении, как ребенок, перед которым слишком много сладостей на пиршественном столе.
   Но в этом скрывалась и опасность, и некоторые из нас хорошо это понимали. Нолар, обладавшая даром, но необученная, подтвердила это в своем рассказе о камне Коннард. Нас ожидали и другие необыкновенные открытия, которые предстояло сделать позже.
   Но начиналось все не со зловония зла, а скорее с вопроса, который давно интересовал Нолар.
   В течение нескольких лет после Поворота весна бывала поздней, а зимы тянулись дольше. Лормт изменился больше, чем просто от неожиданной потери башен и стен. Волшебницы никогда не интересовались тем, что у нас скрыто, и пока они правили в Эсткарпе, мало кто показывался на единственной дороге, которая связывала наше хранилище знаний с внешним миром.
   Вокруг нас, но не за нашими стенами, есть небольшие фермы, а дальше начинается кольцо леса. Иногда к нам приезжали торговцы и привозили то немногое, что мы не могли вырастить или сделать сами. В остальном все, что лежало за нашими узкими границами, приобретало очертания легенд и наших ученых просто не интересовало.
   Но когда Поворот снес окружающие нас леса, когда река Эс изменила свое течение, мир вокруг нас завертелся и преобразился. Первыми появились беженцы, хотя никто из них у нас не задерживался. За ними последовали искатели особых знаний. Долгое правление волшебниц кончилось, произошли и другие перемены. Заново открыли Эскор, эту старинную сказочную землю, из которой давным-давно пришел народ Древних. Там снова разгорелась война между вновь пробудившимся злом и теми, кто стоял на стороне Света. Мы слышали кое-что о сражениях на этой земле, но много лет не получали никаких подтверждений.
   Но зло пришло, и дважды появлялось оно вблизи Лормта. Началась иная битва, в которой я принял участие.
   Кемок Трегарт, который доказал ценность того, что хранится в Лормте, часто обращался к нашим записям. Так же поступали и другие, те, кто ясно понимал, что по-старому жить уже не получится, а новый образ жизни нужно создавать с мастерством, какое проявляет оружейник, творя верный меч. Люди приходили и уходили, среди них оказалось много таких, которые понимали, что во времена, когда требуется помощь и совет, разделенным знаниям нет цены.
   Так получилось, что запросы внешнего мира, касающиеся прошлого, удовлетворяли Квен, Нолар, я и Морфью, старый ученый, к которому подступиться было легче, чем к другим.
   В то же время до нас доходило много рассказов и слухов, которые заставили впервые задуматься о защитниках Лормта. Хаос вынес на поверхность людей без определенных занятий, и они быстро превращались в разбойников. К тому же то, что высвободилось в Эскоре, не всегда оставалось в его границах. Я снова оказался предводителем воинов, моим помощником стал Деррен из Карстена, а под нашей командой - отряд местных парней и немногих отбившихся от прежних сил пограничников. Мы постоянно рассылали разведчиков и часовых в окрестные холмы, хотя суровые зимы спасали нас от набегов.
   Я возвращался с первого за весну объезда часовых, когда увидел небольшой участок зелени, сохранившийся от прежнего леса. Воздух был такой ароматный, что я остановил своего пони, разглядывая землю. И увидел маленький кустик. Это растение называется полдень-и-полночь и растет оно только вблизи Лормта. Его головки с девятью лепестками кивали на ветру. Я слез с седла и захромал к растениям. Сорвал четыре стебелька и осторожно повез в Лормт. Я хотел отдать их Нолар как приветствие весны.
   Нолар была с Морфью. Лицо у нее казалось очень бледным, если не считать родимого пятна. Из-за этого пятна ее сторонились те, кто слишком туп, чтобы разглядеть за ним благородный и смелый характер девушки.
   - Конечно, ее путь к нам был слишком трудным, да и пришла она к нам еще совсем ребенком. К тому же она слишком часто слушала леди Нарет, - входя в кабинет Морфью, я услышал раздражение в голосе Нолар, - которая всегда держалась обособленно. В Ароне много доброго, много быстрой сообразительности, и она любит то, чем занимается. Я надеялась, что врожденные и воспитанные в ней предрассудки, горечь, которую она испытывала все прошлые годы, - все это может рассеяться. Я думаю, что мне она стала бы доверять. Главным образом, вероятно, потому что я женщина. У нас здесь так мало женщин. Поэтому она и стала прислушиваться к Нарет. Не могу иначе представить себе, как такая умная девочка, как Арона, могла поладить с такой высокомерной особой. А теперь Нарет так стара... Ну, я сделаю еще одну попытку, но она, к сожалению, перенимает манеры и взгляд на мир у Нарет...
   - Мне кажется, дочь моя, что Арона принадлежит к числу тех, кто не сумел измениться. Она считает, что любые перемены - это измена с ее стороны. В этих стенах много похожих на нее. Но ты ей нравишься. Я видел, как она смотрела на тебя во время одного из наших общих собраний. В ней явно происходит борьба,- медленно проговорил Морфью.
   - Но разве кто-нибудь другой держит при себе знания, не допуская к ним других? - возмутилась Нолар. - Я еще раз поговорю с ней, но если она снова скажет, что не желает ничем со мной делиться, только потому что я заодно с Дуратаном!.. - Нолар с такой силой ударила кулаком по столу, что чернильница перед Морфью подскочила.
   - А при чем тут Дуратан? - Я положил руку ей на плечо и протянул цветы. Мгновение она смотрела на них, потом рассмеялась, покачивая головой.
   - Не пытайся, Дуратан, заставить меня увидеть в ней то, чего нет. Это пустая трата времени. Арона так много может дать нам, и не только сама по себе, так как она умеет вести записи, сберегая прошлое, но и потому, что обладает рукописями одной из деревень фальконеров, знает множество легенд, которые открыли бы для нас немало закрытых дверей. Ты прекрасно знаешь, как это могло бы помочь Горному Соколу! - Она слегка вздохнула. - Я сделала вес, что могла, но попытаюсь опять, проверю, насколько она доверяет мне. Теперь, когда леди Нарет не может больше, причинить всем неприятности, возможно, что-то и изменится.
   Два дня спустя она пришла ко мне с горящими торжеством глазами.
   - Получилось! Арона позволила мне изучать ее сокровища, если я пообещаю, что буду делать это только сама. Так что я должна на время исчезнуть в женском мире, а тем временем у тебя появится возможность понять, чего я стою. Ведь меня не будет рядом.
   Она улыбнулась, приложила два пальца к своим губам, потом к моим. И исчезла, оставив после себя аромат полдня-и-полночи.
   МЫ, ЖЕНЩИНЫ
   Глава первая
   Ученая женщина из Лормта
   Одинокий всадник спускался к горной долине, его темный плащ и капюшон сливались с рыжеватой шерстью мула - еще одна тень на красновато-коричневом склоне. Изношенные кожаные седельные сумки едва вмешали немногие необходимые мелочи и смену одежды; четыре длинных кожаных цилиндра, прикрепленные к седлу, создавали впечатление, что всадник - лучник или вестник.
   Помощница ученых, охранявшая вход в Лормт, узнала в цилиндрах футляры для хранения рукописей. Однако седло на муле, хотя и изношенное и поблекшее, настоящее произведение искусства - подлинная работа Джомми, сына Эйны, если догадка Нолар верна. Стройный невысокий всадник в брюках, спешившийся у ворот и оглядывавшийся по сторонам, оказался однако не крестьянским парнем, а молодой женщиной с острыми чертами лица фальконера.
   Все тело Нолар задрожало от страха и гнева: приемная мать из народа фальконеров презирала и ненавидела ее за изуродованное родимым пятном лицо. Но эта женщина только облегченно взглянула на Нолар и произнесла:
   - Добрый день, сестра. Я Арона, дочь Бетиас, из деревни Риверэдж. Могу я увидеться с ученым? Но если возможно, не с он-ученым.
   - Меня зовут Нолар, из рода Мерони, - озадаченно ответила молодая ученица. Она мысленно перечисляла ученых женщин. Госпожа Рианна всегда доброжелательно встречала девушек, но она стара и просто дремлет на солнце. Нолар знала нескольких учениц, были также женщины немного постарше. Оставалось только одно имя; Нолар, вздохнув, крикнула и появился мальчик.
   - Посетительница к ученой леди Нарет, если та согласна, - объяснила ему Нолар.
   Мальчик откровенно уставился на Арону и спросил:
   - Женщина-фальконер?
   - Была, - отрезала Арона. - Прежние дни ушли навсегда. Я больше не хочу их возвращения. - Она обращалась непосредственно к Нолар, как бы забыв о существовании мальчика. - И я не хочу, чтобы наша история была утрачена из-за рарилха.
   Нолар удивленно повернулась к ней, Арона слегка улыбнулась.
   - Сознательный отказ от записей или искажение их. У он-писца странное представление о том, что важно, а что нет. - Она посмотрела Нолар в глаза и спросила напрямик: - Ты боишься меня? Почему ты смотришь на меня так мрачно?
   Нолар покраснела.
   - Прошу прощения, леди. Я... мой отец женился на женщине из вашего народа. Она...
   Брови Ароны поднялись.
   - Могу я узнать ее имя и клан? - полюбопытствовала она и затем задала еще несколько вопросов. Услышав ответ, женщина-фальконер присвистнула. Тетка Леннис-мельничихи! Весь этот род славится грубостью и высокомерием. А мой род известен гордостью и порывистостью; репутация Мари Ангхард известна даже чужакам.
   Теперь присвистнула Нолар.
   - Ангхард? Та самая, которая нянчила трех детей волшебницы?
   Теперь Арона улыбнулась шире, и все ее лицо просветлело.
   - Она самая. - Девушка достала из седельной сумки тряпку и гребень и принялась расчесывать мула, в то же время взглядом отыскивая воду. Мул уже щипал чахлую траву у ворот. Потом Арона снова рассмеялась. - Однажды мой двоюродный брат Джомми назвал своего мула моим именем. Потому что я бываю порой очень упрямой. Он думал, что я этого не узнаю.
   Девушки дружелюбно болтали, пока не вернулся мальчик.
   - Иди за мной, госпожа Арона, - произнес он. Она пошла за ним, ведя за собой мула. Отвела на конюшню .и оставила там его тем, кто заботится в Лормте о животных.
   Ученая леди Нарет была пожилой женщиной с пыльно-каштановыми волосами и пронзительными серыми глазами.
   - Садись, моя девочка, - пропела она, указав на вино на столике сбоку. Арона с благодарностью отхлебнула его. - Я поняла так, что у тебя есть для меня несколько свитков. Ты знаешь, что в них?
   Обиженная, Арона холодно буркнула:
   - Я сама написала и скопировала большинство из них. Я была писцом в нашей деревне, пока старейшие не решили отдать это место парню из беженцев, чтобы сохранить мир. Мы из деревни фальконеров у реки под утесом, а это рассказ о нашей жизни.
   Нарет рассматривала Арону, потом протянула ухоженную руку к свитку. Развернула его, нахмурилась и проворчала:
   - Тут нет ничего о жизни в Гнезде и вообще о фальконерах, но ведь ты их крови. Конечно, они держат своих женщин далеко от себя.
   По-настоящему рассердившись, Арона выпалила:
   - Хвала Богине, что мы их очень редко видим. Это рассказ о нашей жизни, а не их. У наших женщин своя жизнь, и родичи, и песни, и предания, и большая история. И очень мало того, что считают важным мужчины: войн и сражений. Вот почему я предпочитаю не разговаривать с он-ученым.
   Глаза Нарет холодно блеснули на бесстрастном бледном лице.
   - Успокойся! И скажи, какая особая мудрость в этих свитках оправдывает твое нелегкое путешествие в Лормт. Видишь ли, нас не интересуют рассказы о том, какая именно фальконерская женщина родила фальконеру сына, или сколько зерна было дано каждой женщине после уборки урожая, или кто кому вырвал волосы за внимание мужчины или за лишние ленты.
   Губы Ароны теперь побелели, а ее глаза сверкали. Напряженным голосом она сказала:
   - Мы никому из мужчин не рожаем сыновей. Мы рожаем детей себе, а мальчиков крадут у нас, как только они начинают ходить. Или даже раньше. Мы ничего не отдаем. Все, что мы имеем или имели, создано нашими собственными руками и разумом. И мы видим, как многое из созданного нами время от времени гибнет, когда фальконеры в своем безумии появляются у нас.
   Она задрала подбородок, и гордо произнесла:
   - Наши предания уходят за двадцать поколений, до самого Дальнего Берега, на котором мы процветали и были королевами. Только вторжение вооруженных мужчин в огромном количестве положило конец той жизни. Оказавшись в чужой земле, одинокие, когда наши собственные мужчины выступили против нас и обвинили в своих военных неудачах, мы строили новую жизнь, выживали, терпели и снова пришли к процветанию. Но я вижу, что даже Лормту это неинтересно! Прошу прощения, служанка ученых. Мне следовало бы догадаться.- И к своему полному ужасу, девушка-фальконер разразилась слезами.
   Леди Нарет, готовая выгнать девушку за ее беспримерную грубость, однако, не сделала этого. За ее равнодушной внешностью скрывался ум ученого, логичный, бесстрастный, отвлеченный.
   - Ты переутомилась и перевозбудилась, - проговорила она по-прежнему отчужденно. - Я прощаю тебе плохое поведение. Можешь жить гостьей в крыле, где живут наши девушки и женщины-ученые. Еда в столовой. Я прочту твои свитки и сама определю их ценность, а потом снова встречусь с тобой. Предупреждаю: больше никаких истерик в моем присутствии. Мы здесь прежде всего ученые, а не женщины.
   Арона посмотрела на нее. Леди Нарет коротко кивнула.
   - Спасибо, моя девочка. Можешь идти.
   Арона отправилась на поиски своей комнаты и столовой, а леди Нарет с сожалением подумала о своей учительнице ученой Рианне. Рианна принимала к себе под крыло всех бродячих девчонок, но не как мать. Она старалась сделать из них молодую версию самой себя. Она защищала их и очень горевала, когда они, подобно Нарет, уходили от нее, чтобы учиться у других ученых и заниматься рукописями.
   Все ученики Нарет были юноши. Она презирала девушек. Большинство из них слабые, тупые, покорные и застенчивые. Или слишком резкие и грубые, вечно в истерике из-за каких-то воображаемых оскорблений. И ежегодно кто-то из этих нерях осмеливался обвинить своего учителя в непристойных приставаниях. Таких приходилось возвращать в их общины.
   Ясно, что они с Ароной будут ссориться ежедневно, пока женщина-фальконер остается в Лормте. Однако долг перед общиной заставил Нарет прочесть свитки. Сверху лежало письмо - к ней, хотя ее имени там не было, - от Ароны. Почерк красивый и четкий. Заинтересовавшись, Нарет начала читать.
   КО ВСЕМ, КОГО ЭТО КАСАЕТСЯ
   Все отчеты о жизни фальконеров повествуют о мужчинах, их птицах и о жизни в высокогорных Гнездах. А что касается остального, то говорят: "Они держат своих женщин в особых деревнях. А также содержат собак на псарнях, лошадей в конюшнях и сыновей в яслях". Нет ли в этом утверждении чего-либо недостающего?
   Я, Арона, дочь Бетиас, из клана женщины-лисицы, из народа фальконеров, решила завершить эту запись. С незапамятных времен, с тех пор, как наемники салкары высадили нас на этих берегах, и даже еще раньше, у нас была своя жизнь, своя культура и свои традиции. У нас есть свои песни, свои предания, свои учителя и свои писцы. Я как раз такой писец.
   Мы пали, но не от силы и угнетения, а от мира и свободы. Возможно, это правильно, но я не могу не оплакивать жизнь, которая знакома мне с рождения. Во многих отношениях это была хорошая жизнь, гордая и свободная, несмотря на посещения фальконеров и их тяжелые последствия. Вот мой рассказ, чтобы эта история не была утрачена и не развеялась, как пыль.
   Арона, летописец
   Глава вторая
   Сокол кричит в ночи
   Луна Сокола, огромная и красная, встала над вершинами деревьев на востоке, сразу после полнолуния. На западе в кроваво-красных лучах заката возвышался Соколиный хребет. Женщины деревни Риверэдж собирались небольшими группами, из которых изгоняли детей, и напряженно перешептывались, поглядывая на утес, словно боясь что-то увидеть, и снова опуская глаза.
   Где фальконеры? В первое осеннее полнолуние всегда появлялись эти странные мужчины в шлемах, чтобы забрать подросших мальчиков и дать жизнь дочерям, которые будут расти в деревне. Старейшие и дети боязливо выглядывали из своих укрытий, готовые в любое мгновение снова спрятаться. Женщины-добровольцы детородного возраста, чьи имена были определены на летней лотерее, надевали свои вуали посещения и копались на огородах, делая быстрые нервные движения и почти не разговаривая.
   Худая нервная девушка с бронзовыми волосами и желтыми глазами отбросила непривычную вуаль и прошептала:
   - Расскажи мне снова, в последний раз, тетя Ната.
   Женщина рядом с ней в который раз взглянула на утес и негромко прошептала:
   - Они поправили дома посещения и нарубили нам дров. Обвели дома новыми канавами и после того, как несколько поколений не обращали внимания на это место, сделали все таким, словно мы по настоящему здесь живем. Почему, не сказали. А в записях что-нибудь говорится об этом?
   Девушка, по имени Арона, покачала головой и посмотрела в небо. На востоке, как почти всегда в осенние вечера, собрались грозовые тучи. Небо темнело. Ната, дочь Лорин, присматривавшая за юной хранительницей записей, взяла мотыгу и направилась к хижинам у дороги. Хижины были маленькие и жалкие, из бревен, обмазанных глиной, с примитивными, крытыми тростником крышами и небольшими каменными очагами у входа. Когда-то давно их соорудили фальконеры. Они, чужаки в этой земле, покинули деревню, чтобы искать свою судьбу. Некоторые говорили, что фальконеров изгнали за особенно дурное поведение. Арона сомневалась в этом.
   Она разожгла огонь, а тетя Ната тем временем наполнила водой старый керамический горшок с отбитыми краями. Они разложили на полу постель, которую обычно стелят животным на грубом земляном полу. Дежурный пастух нашел бы ее подходящей, но только из-за страха; многие девушки по этой же причине спят в лесу и в гораздо худших условиях. Приходить сюда нужно без оружия и украшений, не пить ни эль, ни пиво - все это делало пребывание в домах посещения чем-то вроде религиозного обряда. Арона говорила себе, что испытывает неудобство только от непривычности и дурных предчувствий. И на мгновение даже поверила в это.
   Они с тетей Натой поели сухой пищи из полевого рациона, запивая ее водой, умылись из своего единственного горшка и начали возносить благодарности Той, Что Бережет Женщин, когда необычный звук заставил их насторожиться. Арона подбежала к открытой двери хижины и выглянула. Высоко над ней и далеко отсюда часовой издал крик сокола.
   - Идут! - выкрикнула девушка, поворачиваясь от двери. - Уже близко!
   Она едва не опоздала. Топот копыт заглушил предупреждение часового. Арона торопливо накинула вуаль, сердце ее колотилось, она молила Богиню о защите. Над ней неясные фигуры всадников неслись по тропе между Соколиным утесом и этим местом встречи.
   Фальконеры, верхом, в металлических шлемах на голове, в куртках, обшитых металлическими пластинами, ворвались в деревню, словно их кони убегали от волков. С поясов мужчин свисали длинные кривые мясницкие ножи, а к седлам были прикреплены волчьи копья. Они соскочили с седел и мрачно и целеустремленно направились к хижинам. Ни слова не говоря, каждый из них брал девушку за плечо и толкал в хижину. Девушка, которую тщательно подготовили к этому во время посвящения, не кричала, хотя злилась, что должна терпеть насилие три раза подряд. Неужели так в чревах женщин появляются дочери? Неужели это центр их жизни, та тайна, которую ей так хотелось постичь?
   Но роды гораздо болезненней и длятся дольше. Да и сами фальконеры не наслаждались, делая детей. Они казались угнетенными и загнанными.
   Прежде чем последний фальконер справился со своей обязанностью, снова совсем близко прозвучал крик часового. Фальконеры в хижинах торопливо собрались к отъезду и выскочили, прихватив с собой двух женщин. В центре кольца хижин стоял фальконер в золотом шлеме.
   - Женщины, - резко и напряженно начал он. - Мы уходим. Оставьте у себя сыновей. Мы не можем взять их сейчас. Увидимся позже. Нам пора. - Он указал своим коротким страшным ножом. Девушка быстро пошла, почти побежала в сторону леса. Остальные женщины последовали за ней, при этом они расходились в разные стороны. Фальконер в центре добавил еще более громко и хрипло, своим неестественно глубоким голосом: - Мы должны это сделать. Враги не найдут вас. Простите.
   Он отдал приказ, и фальконеры верхом направились к хижинам и огородам. Они топтали все, что можно растоптать, срывали солому с крыш, рубили опорные столбы, а ошеломленные женщины в молчании следили за ними. Потом воины уехали на юг, не углубляясь в лес, туда, где находилась настоящая деревня.
   Как только исчез последний фальконер, Арона и другие молодые женщины подобрали юбки и побежали по потайной лесной тропе к своим удобным и безопасным домам под деревьями. Ната, дочь Лорин, издала крик - сигнал "все в порядке", потом другой - "возможны неприятности". Арона про себя подумала: "Какие неприятности?" Разве могут быть худшие враги, чем эти существа с птичьими лицами? Но тут она добежала до Дома Записей, бросилась на свою постель и заплакала, как будто ее укусила любимая собака.
   В деревне на Кедровой Вершине горели дом и кузница Моргата, как жертвенный костер разгневанного бога. Жена Моргата Хуана - нет, теперь его вдова - оглянулась с холма, на который взбежала, и зажала рукой рот младшей дочери. Деревья скрыли зрелище от женщин, а самих женщин от Псов Ализона. Но деревенская площадь была пуста.
   На глазах у Хуаны из домов начали выходить люди, они шли к кузнице, возле которой лежало несколько тел, неподвижных, как смерть. Почти все собравшиеся были одеты в юбки. Немногие мужчины среди них были стары или еще совсем молоды. Вдова кузнеца приложила палец к губам и прошептала:
   - Оставайся здесь, Леатрис, и не издавай ни звука. Если только не подойдут соседи. - Она немного подумала и добавила: - Если подойдут одни парни, не отвечай, даже если это соседи.
   - Я залезу на дерево, - пообещала Леатрис, испуганная и возбужденная словами матери.
   Хуана простонала:
   - Это неприлично и неженственно, но лучше, чем быть испорченной до брака, я думаю. - Это она говорила неохотно. - Я скоро вернусь. - В голосе ее снова прозвучала решительность. - Если не вернусь до заката, жди до рассвета и попытайся потом добраться до тети Маркиллы в Двойной долине. И, Леатрис, держись в пути боковых троп! - Как можно тише женщина начала спускаться с холма.
   Казалось, все женщины и все старики деревни на Кедровой Вершине собрались на площади, и женщины. Плакали так, что могли разбудить и мертвых. Хуана протиснулась сквозь толпу к кузнице, где на собственном горне лежал мертвый ее муж Моргат. И из-за чего? Хуана подавила рыдание. Солдаты потребовали, чтобы он подковал их лошадей и починил мечи и копья. Первое он охотно сделал, а второе - сказал, что он не умеет. И за это солдаты убили его, разграбили и сожгли дом.
   Женщина склонилась к его телу, заплакала при виде множества кровавых ран, прижалась ухом к его рту, потом к груди, прислушиваясь. Дыхания не было. Она коснулась руками его шеи. Руки покрылись кровью. Под тяжелым грубым воротником куртки горло кузнеца было перерезано.
   Теперь Хуана, как остальные, принялась вопить:
   - О, Моргат, зачем ты отказал им? Я ведь говорила тебе: сделай, что они просят, и пусть уходят. Я тебе говорила!