– Но он не хочет править, – буквально взмолился Майкл Карл. – Он никогда не хотел приезжать в Морванию, его практически силой притащили сюда.
   – Я же сказал, – повторил американец, – что он недостоин своего долга. Он эгоист, как и вся его семья.
   Майкл Карл напряженно думал. Он эгоист? На самом ли деле его долг править этой страной? Станет ли он дезертиром, если уедет из Морвании по подложному паспорту и оставит страну генералу, графу и их приспешникам? Он никогда не смотрел на проблему с этой стороны.
   Эриксон продолжал говорить.
   – У него есть и ещё обязанности, у этого принца. Его двоюродный брат, законный правитель, умер в горах – и как?
   – Черный Стефан, – сразу ответил Майкл Карл. Хоть в этом он был уверен. Но американец только покачал головой.
   – Как вы думаете, зачем я потащился в горы? – спросил он и сам же ответил на свой вопрос: – Потому что услышал странные вещи об этом принце Ульрихе Карле. Не знаю, знакомы ли вы с законами Морвании, но вот что произошло. Если король внезапно умирает и наследник в течение семи дней не предъявляет своих претензий на трон, власть на год переходит к Совету Дворянства. К концу этого года наследник должен предъявить свои права на трон, иначе будет найден другой наследник.
   – А почему Ульрих Карл не предъявил свои права?
   – Ему… помешали.
   – Каким образом?
   – Помешали некоторые приближенные. Он охотился, когда был убит его дед, старый король. Новость дошла до принца, и он направился в Рейн, но по пути исчез, и власть перешла к Совету Дворянства.
   – Но что случилось? – опросил Майкл Карл.
   Американец ответил одним словом:
   – Убийство!
   – Черный Стефан… – опять начал юноша, он был в недоумении.
   – Черный Стефан не имеет к этому никакого отношения, – почти свирепо прорычал американец. – На самом деле… – он не закончил фразу.
   – Совет… – робко предположил Майкл Карл.
   – Совет, – мрачно согласился американец. – Видите ли, – объяснил он спустя некоторое время, – я был знаком с Ульрихом Карлом.
   Они ехали в молчании. Майкл Карл хмуро смотрел на ветровое стекло. Теперь почему-то ему не так легко было думать о том, как он оставит крест и ускользнет в Америку. Должно быть, Ульрих Карл был неплохим человеком; почему-то Майклу Карлу казалось, что друг его нового друга должен быть хорошим человеком. А когда Фрэнк Эриксон говорит об Ульрихе Карле, хочется пойти и застрелить генерала, графа и весь остальной Совет.
   Дорога снова начала подниматься, равнины остались позади. Как и обещал Эриксон, плохие дороги кончились, и теперь машина быстро шла по гладкому бетону.
   – Рейн за горой, – сообщил Эриксон в начале очередного подъема. – Вскоре мы остановимся для проверки паспортов, – добавил он немного погоди. – Не забудьте, вы тупой парень, которого я подобрал в горах.
   Они остановились у белого дома на повороте дороги. При звуках мотора из дома вышел солдат в черной форме; к своему ужасу, Майкл Карл узнал мундир своей гвардии. А что, если этот солдат видел его портрет?
   Он как можно глубже забился на сидение и был благодарен тому, что Эриксон отделяет его от инспектора.
   – Ваш паспорт? – солдат приятно улыбнулся и протянул руку за пачкой документов.
   – Это ваш шофер? – он попытался лучше разглядеть Майкла Карла, но словно случайно американец в тот же момент наклонился, и солдат смог увидеть только зеленую ливрею.
   Он просмотрел бумаги и вернул их.
   – Лучше держите их поблизости, сэр. По пути к городу вас остановят патрули.
   – А что случилось? – спросил американец.
   Солдат нахмурился.
   – Спрашивать запрещено, – коротко ответил он и махнул рукой, чтобы они проезжали.
   – Значит, так и не сообщили, что произошло с наследным принцем, – Майкл Карл почувствовал возбуждение.
   – Не смеют. Если что-то случится и с этим наследником, власть окончательно перейдет к Совету, и этим воспользуются коммунисты. Наверняка сейчас тайком продолжают искать принца, надеясь, что найдут, прежде чем новость распространится, – объяснил американец.
   Тогда у него сейчас наилучшая возможность, подумал Майкл Карл. Открыто искать его не решаются. Он хотел, чтобы Оборотня схватили. Обычно он никому не желал зла, но у него не осталось братских чувств к Оборотню после встречи с ним в зале замка в горах.
   Эриксон затормозил машину и остановился на лесной поляне.
   – Смотрите, – приказал он.
   Далеко внизу у подножия высокого скалистого холма вилась река, в ней тысячи раз отражались шпили и башни серого города, построенного на холме сотни лет назад. Над самим городом возвышался королевский крепостной замок, и у них на глазах на вершине башни подняли разноцветный флаг; он затрепетал на ветру.
   – Город Рейн, – негромко проговорил американец со странной ноткой в голосе.
   Майкл Карл смотрел вниз, разглядывая каждую подробность. Он решил, что американец прав: Рейн обладает очарованием, делающим его подобным волшебным сказочным городам, о которых упоминал журналист.
   – Через час мы пересечем старый мост, – сказал наконец Эриксон, включая мотор. – Ну, что вы думаете о Рейне?
   – Прекрасный город, – серьезно ответил юноша.
   Они двинулись вниз по горной дороге и впервые встретили на ней других путников. Дорога контрастов, соединяющая старый мир с новым. Маленький спортивный автомобиль новейшей модели, за рулем которого сидел смеющийся офицер, отчаянно сигналил, пока ему не уступила дорогу двухколесная повозка, запряженная быками; автомобиль пронесся мимо крестьянина в алой куртке и круглой шапке, который тащил на рынок в Рейн тяжелый мешок. Все это крайне возбуждало.
   Никакой патруль их не остановил, и быстрее, чем через час, обещанный Эриксоном, они увидели мост. Когда машина подъехала к старинной каменной обочине, солдат на посту вытянулся.
   – Он приветствует герб на дверце машины, а не нас, – сообщил американец Майклу Карлу. – Как я говорил, у этих людей средневековое мышление. Машина принадлежит моему другу, знатному землевладельцу и дворянину. А часовой, вероятно, родом из его владений.
   – Посмотрите на эти цветы! – юноша даже высунулся из дверцы, чтобы разглядеть получше. Сбоку от моста вся площадь была покрыта, как радугой, синими, фиолетовыми, оранжевыми, розовыми, алыми цветами. Среди них крестьянские девушки, сами похожие на букеты в своих ярких юбках и шалях, деловито поправляли цветы, готовили их к продаже.
   – Старый цветочный рынок, – с улыбкой пояснил Эриксон. – Ежедневно здесь уже более ста лет торгуют цветами. Конечно, площадь и сейчас хороша, но летом эта будет одно из прекраснейших мест города.
   – А вообще, мне здесь все напоминает Париж времен трех мушкетеров, – Эриксон указал на оштукатуренные, с высокими крышами дома. – Представьте себе, как они едут по этим улицам на встречу с гвардейцами кардинала.
   – А это овощной рынок, – сказал он немного спустя, когда они выехали на заполненную народом площадь. Как и цветочный рынок, она сверкала алыми, золотыми и красными красками ранних овощей. – Сейчас не очень ярко, но месяц спустя глаз не оторвешь. Неплохо было бы взглянуть и на птичий рынок, но туда мы не сможем проехать. Когда станете ходить, сходим.
   Они миновали овощной рынок и запетляли вверх и вниз по темным улочкам, пока Майкл Карл окончательно не заблудился. Неожиданно они выехали на весьма впечатляющую площадь, над которой доминировал большой кафедральный собор.
   – Кафедральная площадь, – провозгласил американец. – Нам обязательно нужно будет посетить его, – он указал на собор.
   В глубине души Майкл Карл считал, что времени для прогулок у него не найдется, да он и не посмеет выходить открыто. Принц посмотрел на собор. Внушительное зрелище, но, вероятно, вблизи он его никогда не увидит. Конечно, он никак не мог предвидеть Битвы на ступенях кафедрального собора.
   От Кафедральной площади они двинулись по улице с массивными домами. Над каждой дверью подмигивали поблекшие геральдические чудовища; везде семейные гербы, обветрившиеся во время сильных зимних бурь. Тогда ветер дует из Нижнего города.
   – Приехали.
   Машина наконец остановилась у дома в глубине улицы. Как будто поджидая их появления, из двери появился, как чертик из табакерки, круглый маленький человечек с коротко подстриженными седыми волосами и торопливо засеменил навстречу.
   – Доминде, доминде! – возбужденно восклицал он, потирая руки.
   – Здравствуй, Жан, как у нас дела? – спросил Эриксон, быстро выходя из машины.
   – Очень хорошо, доминде, – улыбнулся маленький человек.
   – Отлично. Позови Брека и Канду. С моим другом произошел несчастный случай, и ему нужно помочь войти.
   – Конечно-конечно, доминде, – маленький человек закудахтал, как наседка, с жалостью взглянул на Майкла Карла и повернулся к дому. И почти сразу же вернулся, как деловитый пыхтящий буксир, за которым плыли несколько шестифутовых пароходов-слуг.
   С помощью Брека и Канды Майкла Карла перенесли в библиотеку и удобно устроили у открытого огня в камине. Все ещё несколько ошеломленный величественным зрелищем напудренных париков и богатых ливрей слуг, роскошью помещений, в которых оказался, Майкл Карл ожидал, что будет дальше.
   Показался Жан в сопровождении Канды с подносом.
   – Я подумал, доминде, – робко проговорил Жан, – что с дороги вы захотите подкрепиться.
   Молчаливый Канда поставил поднос на стол, слуги поклонились. Эриксон наклонился, рассматривая поднос.
   – Кофе… и молоко. Это, должно быть, для вас. Жан никогда не посмел бы принести мне молоко, – он улыбнулся Майклу Карлу, и гость улыбнулся ему в ответ.
   – Вероятно, вы рассчитываете, что я покраснею и взорвусь из-за того, что Жан считает меня настолько молодым, чтобы пить молоко. Ничего подобного. Так что вполне можете налить мне молоко, мистер Мужчина.
   Майкл Карл пил молоко из высокого стакана, а американец тем временем просматривал пачку писем на столе. Делал он это очень небрежно, конверты просто бросал на пол, хотя рядом стояла корзина для бумаг. Юноша смотрел на это несколько неодобрительно.
   – Что я делаю не так? – неожиданно спросил Эриксон. Майкл Карл покраснел, поняв, что смотрит на хозяина.
   – Я просто думал, – сказал он смущенно, – что сделал бы со мной мой опекун, если бы я так разбрасывал бумаги. Хотя не отрицаю, что иногда приятно так поступать.
   – Вы очень аккуратный человек, Джон Стефенсон, – заметил американец. Во взгляде его скользнула улыбка. – Но видите ли, я привык к тому, что разбрасываю вещи и кто-то всегда подбирает их. Может, если бы у меня был ваш опекун вместо… – он спохватился.
   – Вам бы не понравился мой опекун… – начал Майкл Карл, чтобы прервать паузу. А сам думал, что собирался сказать Эриксон.
   – Кстати, это кое-что напомнило мне. Вам стоит телеграфировать опекуну, что у вас все в порядке. Он, вероятно, узнает из газет о пленении наследного принца, и будет беспокоиться.
   – Мой опекун, – правдиво ответил Майкл Карл, – умыл руки, когда я отправился в путь.
   Эриксон удивленно посмотрел на гостя.
   – С трудом могу поверить, но, наверное, так оно и есть. А теперь вы ляжете в постель.
   – Но ещё нет даже полудня, – возразил Майкл Карл.
   – Ваши ноги должны отдохнуть.
   Снова были призваны Брек и Канда, и Майкл Карл оказался в комнате, которая, по его мнению, подошла бы для железнодорожного вокзала, но была великовата для спальни. Несмотря на все свои протесты,
   пятнадцать минут спустя юноша полусидел-полулежал в огромной постели, где поместился бы и небольшой паровоз. Осмотр показал, что в постели можно отгородиться от комнаты занавесками.
   – Как вам здесь нравится? – спросил американец от двери. Он прошел по комнате и положил на кровать пару книг и три самых красных яблока, каких только приходилось видеть Майклу Карлу. – Занятие для вас, – заметил он, видя, что гость разглядывает принесенное.
   – Очень хорошо, – ответил юноша, оглядывать. – Но не кажется ли вам, что тут все чуть великовато?
   – Ну, это совсем маленькая комната сравнительно с королевской спальней во дворце. Я думаю, там могли бы состояться маневры всей армии.
   Из двери показалась седая голова Жана.
   – Доминде, – покорным голосом позвал он, – вас просят к телефону.
   – Простите. Если что-нибудь понадобится, звоните, – Эриксон показал на бархатный шнур над кроватью и торопливо вышел.
   Майкл Карл взял книги. «История крепости Рейн», – прочел он вслух. – «История династии Карлофф-Рейнских».
   Он положил книги и неуверенно нахмурился. Неужели американец… о чем-то догадался? Почему он так внезапно покинул гостиницу, хотя Майкл Карл был уверен, что там они в полной безопасности? И к чему эта речь о долге королевской особы? Он словно знал, что беглый принц собирается… дезертировать. А теперь эти книги о Рейне и Карлоффых. Майкл Карл покачал головой. Ну, он не будет беспокоиться о будущем. По крайней мере, пока не будет.
   Юноша откинулся на подушку, выбрал самое красное твердое яблоко, раскрыл «Историю крепости Рейн» и начал читать.

Глава шестая

    Случайное открытие и подземный ход
   – Ну, как дела?
   Майкл Карл виновато оторвался от сооружения башни из апельсиновых корок.
   – Думаю, – серьезно ответил он.
   Он уже два дня ходил по дому, конечно, прихрамывая. Со времени же поразительного приключения в горах прошла уже целая неделя.
   – Вы всегда так мрачно хмуритесь, когда думаете? – спросил Эриксон.
   – А я хмурюсь? – удивился Майкл Карл.
   – Если не верите, подойдите к зеркалу и посмотрите. А о чем вы думаете?
   – Как незаметно вернуть крест.
   – Вы собираетесь вернуть его?
   Майкл Карл подтвердил;
   – Конечно. Как же иначе?
   Американец посмотрел в сторону.
   – О, мне просто пришло в голову. Я подумал, что вы захотите вернуть его хозяину, когда того выкупят.
   – Не хочу снова видеть наследного принца, – негромко пробормотал Майкл Карл, снова занявшись апельсиновыми корками.
   – Вы уверены? – голос американца звучал странно, и юноша снова подумал, а что на самом деле знает его хозяин.
   – Да, – твердо ответил Майкл Карл и взмахом руки разрушил свою башню.
   – А что вы собираетесь делать сегодня? – немного погодя спросил Эриксон. В голосе его промелькнуло еле слышное разочарование, словно он искал что-то, надеялся найти, но не смог. Майкл Карл испытал странное ощущение вины, но он не собирался отказываться от недавно обретенной свободы, чтобы не разочаровывать своего друга. Если американец надеялся на это…
   – Не знаю, – беззаботно ответил он. – Обычные дела. Я не очень многое сейчас могу.
   – Я буду занят в библиотеке. Хорошо бы вам прогуляться.
   Юноша покачал головой.
   – Меня слишком многие знают, это рискованно. Попробую сегодня вечером, когда стемнеет. Возьму книги в библиотеке. Вас ведь сегодня нельзя там тревожить?
   – Да. Знаете, Джон, из вас получился бы отличный секретарь. Я хотел бы уговорить вас остаться. Никогда не разобрался бы в материалах о моравийских ведьмах, если бы не вы.
   Майкл Карл сложил салфетку и встал.
   – Мой дорогой сэр, я глубоко польщен, – сказал он, отлично повторив поклон с щелканьем каблуками своего адъютанта. – А теперь за работу. Я, как обычно, буду в прихожей, если понадоблюсь.
   Американец восхищенно улыбнулся.
   – Пытаетесь расшевелить старика? Торопитесь уйти от стола, надеясь, что пристыдите меня и тоже заставите заняться работой? Как-нибудь утром я откажусь вам повиноваться и просто останусь сидеть за столом и пить кофе. Интересно, когда я на вас не смотрю, вы тоже бываете заняты?
   – Загляните и увидите, – предложил юноша.
   Эриксон покачал головой.
   – Не могу: скрипучие половицы все равно вас предупредят. Просмотрите почту и ответьте, как обычно. Терпеть не могу писать письма, а вам, кажется, это нравится, так что можете ответить и на мои. Не прерывайте меня, если только не загорится дворец или что-нибудь в этом роде. И не позволяйте Жану плакаться. Вы с ним справитесь. А о кресте лучше пока не думать.
   Старый слуга поджидал юношу в кабинете.
   – Доброе утро, доминде, – он робко улыбнулся и попятился, низко кланяясь в ответ на приветствие Майкла Карла.
   Почта была разложена на две пачки: личная и деловая, но сегодня утром интерес Майкла Карла вызвал длинный зеленый конверт. Эриксон говорил ему о таких конвертах, но юноша увидел такой впервые. Их доставляет не почта, а посыльный; их нельзя открывать, а нужно передавать американцу нераспечатанными.
   Думая об этом, Майкл Карл для надежности спрятал конверт в ящик стола и занялся остальной почтой. Как справедливо заметил хозяин, юноше нравилось писать письма, может быть, потому, что ему никогда не приходилось этого делать раньше, и у него вырабатывалось чутье в этом трудном деле. Он, казалось, инстинктивно знал, что сказать и как.
   Его часто удивлял объем почты американца. Поступало множество писем от очень странных людей. Казалось, все знают, что Эриксон собирает интересные и необычные сведения о стране и её обычаях; он как будто задумал написать путеводитель по Морвании, и все стремятся помочь ему в этом.
   Конеторговец в сегодняшней утренней почте рассказывал о необычных особенностях своего дела в северных горах. Он показался образованным и наблюдательным человеком, и Майкл Карл наслаждался его письмом; прочитав, он поместил его в папку «Для хранения»; американец хранил множество папок с такими письмами и выписками.
   Следующее же корявое малограмотное письмо с приложенной грубой картой рассказывало о малоизвестном проходе в горах Лауб, после тщательного изучения оно присоединилось к письму конеторговца вместе с аккуратной и грамотной копией, подколотой к оригиналу.
   Несколько рекламных проспектов Майкл Карл отложил в сторону: он уже знал, что хоть американец позволяет ему отвечать почти на все письма, он не разрешает выбрасывать ни одного, пока сам его не просмотрит.
   Вскоре письма были распечатаны, к каждому прикреплен черновик ответа, потому что машинка находилась в библиотеке, а до полудня входить туда было нельзя. Майкл Карл считал, что по утрам Эриксон работает над своей книгой, потому что он всегда уходил в библиотеку в девять утра и не выходил до двенадцати; все это время дверь была заперта изнутри, и входить туда не разрешалось.
   Юноша аккуратно сложил письма и перешел к книгам. По предложению американца, он изучал горный диалект морванийского языка и каждое утро занимался с Кандой, происходившим родом с гор. К тому же он читал книги по истории Рейна. Книги, которые принес ему тогда в постель американец, породили у Майкла Карла желание получше ознакомиться с историей древней столицы Морвании.
   Он глубоко погрузился в тайны неправильных глаголов, когда в комнату нерешительно вошел Жан.
   – Доминде, доминде, Эриксон ушел. Он передал, что, если хотите, можете воспользоваться библиотекой.
   Майкл Карл взглянул на часы на каминной доске.
   – Но ещё только десять тридцать, – удивленно пробормотал он. Эриксон раньше всегда оставался в библиотеке до двенадцати.
   – Доминде неожиданно вызвали.
   – Хорошо, – Майкл Карл отложил книгу и сложил бумаги.
   В библиотеке, несмотря на теплый майский день, в камине подыхал огонь: каменные дома, прижимавшиеся спинами к скале крепости, сохраняли сырость и холод даже летом. Юноша разложил бумаги на столе американца: какую бы неаккуратность ни проявлял Эриксон во многих отношениях, стол у него всегда был идеально чист. Впрочем, Майкл Карл подозревал, что, уходя, Эриксон просто сбрасывает с него все в один из ящиков.
   Пальцы его летали над клавиатурой машинки. Работа на машинке – одно из современных занятий, которому, по какому-то капризу полковника, его обучили. Вероятно, полковник сделал это, потому что только его воспитанник мог разобрать свои каракули. Часы пробили половину двенадцатого, когда он закончил последнее письмо и разложил все бумаги на столе в ожидании неразборчивой подписи Эриксона.
   Оставалось уложить в нужные папки письмо конеторговца и горца и составить список писем, пришедших на этой неделе. Майкл Карл как раз занимался этим, когда Жан пригласил его на ланч. И только проходя через прихожую в столовую, юноша вспомнил о письме в зеленом конверте.
   Ящик стола, вероятно, не самое надежное место. Майкл Карл взял письмо и осмотрелся. Наверное, лучше будет взять его с собой… Сапоги! Не впервые приходилось ему что-то прятать за голенищами сапог. Он по-прежнему носил большие сапоги Генриха, но тем лучше. Юноша сунул письмо в зеленом конверте за голенище сапога для верховой езды.
   На нем также по-прежнему были зеленые брюки и камзол, которые ему дали в гостинице Короны. Одежда Эриксона ему не подошла, а в этой он походил и на секретаря и на шофера.
   Сытый, полусонный и довольный миром, Майкл Карл отправился назад в библиотеку. Теперь ему никто не помешает до четырех часов пополудни, когда явится Жан с чаем. Эриксон тогда нальет себе чашку, хотя никогда не пьет чай, и будет рассказывать гостю интересные вещи о своей работе. Наконец чай остынет, и Эриксон с отвращением прикажет убрать его. За все это время юноша ни разу не видел, чтобы американец пил чай.
   Список недельной почты был закончен, аккуратно скопирован и лег на стол Эриксона в ожидании его внимания. Майкл Карл освободился для своих лингвистических занятий. Юноша выработал свой метод изучения неправильных глаголов, которым и воспользовался сегодня. Он три или четыре раза произносил слово, глядя в книгу. Потом книга откладывалась. Майкл Карл смотрел на стену и пытался представить себе глагол буква за буквой, написанный на полированной поверхности.
   – И-а-г… Что там дальше? – Майкл Карл устоял от искушения заглянуть в книгу и начала снова: – И-а-г…
   Но глагол никак не хотел возникать перед глазами. Наверное, тень в углу панели отвлекла внимание. Странно, но у других панелей никаких теней в углах не было видно.
   Майкл Карл отложил книгу и пересек комнату. Тень на панели вызвала у него любопытство. Да ведь часть стены выдается вперед! Кончиками пальцев юноша ухватился за край и потянул. Та поддалась, и вся панель бесшумно ушла в сторону, как дверь.
   Должно быть, это был тот самый потайной ход, о котором ему говорил Эриксон. Не раздумывая, Майкл Карл прошел в него. На полке за входом лежал фонарик. Значит, Эриксон или кто-то другой в доме пользуются этим ходом. И пользуются часто, если оставили здесь свет.
   Майкл Карл вспомнил многие обстоятельства, удивлявшие его, например, прекрасное знание Эриксоном дворца и его обитателей. Он колебался. Стоит ли ему идти по проходу и узнавать его тайны? Если бы Эриксон хотел, чтобы гость что-то знал, он бы и сам рассказал!
   И тут юноша вспомнил о кресте. Разве может найтись лучший способ тайно возвратить его? Майкл Карл осмотрел вход изнутри, убедившись, что сможет открыть его, и взял фонарик. Когда панель закрылась за ним, он испытал странное возбуждение. Снова начинались приключения.
   Несколько ярдов проход шел прямо, потом показались узкие ступени, ведущие вверх. Майкл Карл с сомнением посмотрев на них; ноги все ещё могут подвести его, если их перенапрячь. Но возбуждение заставило его попытаться.
   Воздух в проходе был холодный, но свежий; никакой влажности, которая в представлении Майкла Карла всегда связывалась с подземными ходами. Должно быть, он пробирался внутри самой горы, где-то между Пала Хорн и дворцовой крепостью.
   Лестница неожиданно прервалась небольшой площадкой. Справа в стене была дверь, а в ней на дюйм выше уровня глаз Майкла Карла – глазок. Пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть в него. Но увидел юноша только густую тьму, а далекий шум воды заставлял думать, что эта дверь ведет в древние темницы.
   После этой двери лестницу ничто не прерывало, и наконец Майкл Карл выбрался на самый верх, в длинный узкий коридор. Светлая щелка справа опять подсказала наличие ещё одной двери с глазком. На этот раз юноша увидел длинный коридор с мраморными ступенями и алым ковром: от такого великолепия дух захватывало. Майкл Карл решил, что коридор ведет к тронному залу.
   У двери в дальнем конце коридора замерли два напудренных лакея, далеко превосходящие Брека и Канду великолепием; взад и вперед деревянно расхаживал часовой. Майкл Карл немного подождал, но часовой продолжал все так же расхаживать, лакеи стояли неподвижно, поэтому принц пошел дальше.
   B следующий глазок он увидел, по-видимому, оружейную. Ему очень захотелось открыть дверь, войти на одну-две секунды и осмотреть старинные мечи и ружья в стойках, но благоразумие победило. От оружейной лестница снова повела вверх. Майкл Карл решил, что в этом тайном проходе слишком много лестниц.
   Когда луч света выдал следующий глазок, юноша понятия не имел, где оказался. Потайная дверь располагалась как будто выше пола, и поле зрения частично закрывала спинка высокого кресла. И тут Майкл Карл понял, что находится в тронном зале, за самим троном.
   Зал был пуст, и на этот раз любопытство победило. Майкл Карл нажал на рычаг сбоку двери, и та открылась. Он удивился, как бесшумно это произошло, пока не заметил, что рука, которой он брался за рычаг, вся в масле, Дверь недавно смазывали. Конечно, американец может сюда приходить и уходить, когда ему вздумается. Майкл Карл вошел, оставив дверь приоткрытой; он вставил в щель складку толстого бархатного занавеса, чтобы помешать той закрыться.