Я резко перевел дыхание. Что-то в действии, описанном Илло, вызывало во мне инстинктивное отвращение. Девушка повернулась ко мне, и на лице ее не было маски. Рот строго сжат, в глазах огонек, словно семя гнева.
– Целительница идет туда, где в ней нуждаются. Какая разница – пострадало тело или сознание? – резко спросила она.
– Может, это и так. Но все же… Неужели ты согласна открыть все свои мысли другому человеку? Не думаю, чтобы многие ответили «да», если бы их об этом спросили.
Она долго молчала, потом медленно кивнула.
– Согласна, так ответит любой человек, но только не целительница. Сознание тоже можно исцелить, и если мы это знаем, то почему не использовать и здесь наш дар? Подумай об этом, Барт с'Лорн. Неужели ты бы хотел жить с поврежденным рассудком, бормоча что-то нечленораздельное, иногда впадая в такие приступы ярости, что можешь убить невиновного?
Как бы то ни было, Ката попыталась применить к этому человеку целительные способности своего разума. Я была там и помогала ей, поддерживая своей силой и волей. И у нее получалось. – В голосе Илло звучало возбуждение. – Говорю тебе, она сделала, что хотела. Потом… пришло… тень, тьма… оно ударило и этого человека, и Кату… так что она сама потеряла сознание. А человек кричал, что вокруг собрались чудовища и мучают его. Ката много часов пролежала без сознания. А когда пришла в себя, изменилась.
У нее появилось стремление, такие же сильное, как ее целительная способность. Она знала что-то такое, чем не могла с нами поделиться, даже со мной, когда я старалась поддержать ее. Она пошла к тому человеку и – убила его!
Я был так поражен, словно к нам пришла Тень. То, что сказала Илло, противоречит всем законам, всем доводам разума, самому разуму. Целительница не может убить. Она может использовать свои способности, чтобы предотвратить физическую опасности, но убить… нет!
– Это правда, – воскликнула девушка, словно я обвинил ее во лжи. – Я сама это видела. Убила и ушла из владения, ни с кем не разговаривая. И еще… что-то покрывало ее, словно дорожным плащом, и все встречные отворачивались и давали ей дорогу. И больше ее не видели и не слышали. Пока…
– Что пока? – поторопил я, потому что она ненадолго смолкла.
– Пока я не увидела сон. Думаю, она увидела в этом поврежденном сознании что-то настолько ужасное, что оно, оживая при стремлении исцелить, представляет угрозу всему, что движет целительницей. Вначале она бежала от него, но потом поняла, что оно проснулась из-за того, что она хотела сделать, и, может быть, она одна способна его устранить. Поэтому она стала действовать и устранила опасность. Но после этого должна была искать…
– Что искать? – Ее рассказ захватил меня. Ни один человек не знает мир целиком, не знает он и самого себя. То, что кажется святотатством, на самом деле может быть мужественным поступком, таким же ярким, как свечи на пиру.
– Искать ответ. Я попыталась найти ее, потому что боялась, что и она умрет. Дважды странствующие видели женщину, но никогда не приближались к ней настолько близко, чтобы окликнуть ее. Потом… Я была в поселке Стин, где ребенок сломал ногу. И тут увидела сон. Во сне ко мне пришла Ката, она стояла возле моей кровати, и я видела ее совершенно отчетливо.
Лицо у нее было озабоченное, как будто ей предстоит трудная задача, и она смотрела на меня. Это был зов, истинный зов, хотя пришел он таким способом, о каком я не слыхала. Я ждала два дня, пока не убедилась, что с ребенком все в порядке, а потом пошла на север…
– И ты думаешь, что это связано с Тенью?
Илло пожала плечами.
– Откуда мне знать? Но я по-прежнему слышу этот зов, и ведет он на север. Сначала я думала о единственном тронутом Тенью месте, которое мне знакомо, – о Роще Вура. Туда и собиралась идти, но, возможно, это место я совсем не знаю. А Мунго Таун тоже был под властью Тени.
– А что, по-твоему, делает или пытается сделать Ката?
– И этого я не знаю. Но не могу отказать ей, не могу не прислушаться к зову. Разве мы все не искали ответа на загадку Тени? Пятьдесят лет назад люди нашей крови поселились здесь. Первые годы – они были хорошими, ты ведь слышал много раз рассказы об этом. Их рассказывают всем детям. Потом… что-то произошло. Не сохранились записи, как и с чего началось. Один за другим северные владения и поселки попадали во власть Тени, умирали, умирали все, кроме таких, как ты и я, нескольких младенцев, которые родились уже на Вуре. Они выживали, но ничего не могли вспомнить. Если Ката нашла дорогу к ответу…
– Но такой поиск – безумие! – резко прервал я. – Ты ведь знаешь, что приносит Тень… Мой отец провел всю жизнь в поисках, и он знал.
– Что такое Тень? – Она задала вопрос, который постоянно задавал себе я сам. – Разве твой отец, как и Ката, не искал ответа. А ты охотно сопровождал его…
– Не повсюду. Он никогда не разрешал мне уходит к развалинам.
– Верно. Но всем, что узнал, он с тобой делился. Понимаешь, еще до этого сна я побывала в Портсити и попросила показать мне все его известные записи. Он очень мало там их оставил, только ответы на вопросы, которые время от времена задавали ему власти. Я слушала и смотрела. Наверно, он больше всех живущих на Вуре знал… А теперь знаешь ты.
– Но это очень немного. Не больше, чем можно прочесть в официальных лентах.
– Да, и в тех лентах, что ты прихватил с собой, – негромко ответила она. Руки ее лежали на коленях ладонями вверх, как будто она просила, чтобы в них что-то положили.
Почему я так цепляюсь за эти ленты? Я говорил себе, что они могут оказаться проводником – к чему? Не к Мунго, потому что мы никогда не возвращались туда. К ответу на мои собственные вопросы? Но я слышал их много раз и не приблизился к ответу.
– Не знаю! – слишком громко сказал я; и услышал, как громко в темноте вздохнул Витол, словно тоже хотел о чем-то спросить меня. – Не знаю ничего такого, чего нет на лентах.
– Ты был очень близок с отцом – разве он никогда не пытался разбудить твою память?
– Нет! – быстро и решительно ответил я. – Никогда не спрашивал сам и не разрешал врачам в Портсити, когда я был маленьким… – Это я помнил. Я всегда оставался в фургоне, когда отец вынужден был посещать эту крепость людей с иных планет. Спустя три года или чуть больше он впервые взял меня в город. Я каким-то образом понимал, что он за меня боится. Что он помнил из своих собственных инопланетных дней такого, что заставляло его тревожиться обо мне?
– Меня они испытывали, – сказала она, и в голосе ее прозвучала холодная нотка. – Решили, что у меня блокирована память…
– Но … но это же инопланетная техника! – возразил я. – Ты хочешь сказать, что Тень не с Вура?..
– Она с Вура, – уверенно ответила девушка. – Наверно, существует не один способ блокировать память ребенка, совсем маленького ребенка. Естественным образом это делает сильный ужас, может быть, некоторые лекарства, даже вмешательство такого человека, как целительница, но с дурными намерениями. Я думаю, твой отец знал или подозревал что-то. Поэтому он всегда ходил на поиски в защитном костюме. Откуда у него этот костюм? На Вуре их нет, ведь прошло несколько поколений с тех пор, как приземлился первый разведочный корабль и не нашел ничего угрожающего – тогда.
– Не знаю, где он его взял. Просто однажды распаковал и использовал.
– Использовал без необходимости – если его сообщения верны.
– Да.
Неожиданно она руками зажала уши. Потом наклонилась вперед, словно у нее заболел живот.
– Призыв! – громко воскликнула она. И в голосе ее звучал страх.
– Сейчас? – Я вскочил и, медленно поворачиваясь, смотрел в темноту.
Не слышно звуков жевания пасущихся гаров. Вместо этого я услышал стук копыт по земле, звук вызова, который бросает Витол, когда встречает быка из упряжки другого странствующего. Это одновременно и предупреждение, и признание равного статуса.
– Никогда он не был таким сильным… – она помолчала. – Мы правы, наша цель впереди.
– Я иду только для того, чтобы выполнить просьбу отца. – Собственный голос звучал в моих ушах безжизненно. Я не собирался участвовать в таинственных поисках целительницы, которая предала свой клан, убив человека. Я не хотел знать, что хранится за стенами моей памяти, даже если это то, что она ищет.
– Хорошо… – Боль и изумление исчезли из ее голоса. Луна еще не взошла, и я вместо девушки видел только бесформенное пятно. – Выполняй свой замысел, странствующий, как я буду выполнять свой. Но я все же верю, что перед нами одна дорога.
Я услышал шорох, словно девушка ложилась спать. Я тоже лег, хоть и не переставал тревожиться, укрылся одеялом, положил голову на свой дорожный мешок. Надо мной ярко и чисто горели звезды. Я подумал об инопланетниках, которые бродят среди звезд, как мы, странствующие, бродим по равнинам своей планеты. Они заключены в корабле, я лежу под открытым небом. Если их манят таинственные и странные загадки и события, то меня тоже, даже если я этого не хочу.
Гары снова принялись пастись. Казалось, то, что встревожило Витола, больше их не беспокоило. Я решительно отказался думать о теле, которое лежит на самодельных санях возле того места, где мы спим. Отца с нами больше нет…
Он никогда не следовал определенным религиозным обрядам, но тем не менее был верующим. А меня учил, что терпимость к верованиям других свойственна подлинно образованному человеку и что веру нельзя навязывать, ее нужно искать внутри самого себя. Но он верил также, что эта жизнь, нам известная, не единственная. Почему он так настаивал на том, чтобы его тело вернулось в место, которое он избегал все эти годы? Прошлым вечером я настолько оцепенел от утраты, что не задавал себе подобных вопросов. Но теперь начинал сознавать, что то, что я знал об отце, было, возможно, лишь малой его частью, и это вызвало у меня новый приступ горя.
Должно быть, этой ночью мне что-то снилось, потому что проснулся я с тяжелым сердцем, с болью в глазах и ощущением какой-то предстоящей опасности. Илло была не в лучшем настроении, и мы, сворачивая лагерь, почти не разговаривали. Нагрузив гаров, вышли. Но вначале я поднялся на вершину поросшего травой холма и осмотрел окрестности в бинокль.
Темная масса Чащобы прямо перед нами, она по-прежнему выглядит мрачной тучей, лежащей на горизонте. Непосредственно перед нами она как будто отступает дальше, и, сравнивая увиденное с картой, я подумал, что случайно или под каким-то неведомым влиянием выбрал маршрут верно. Мы направляемся прямо к Мунго.
Двигались мы быстро, потому что гары сразу пошли своим стремительным, пожирающим расстояние ходом. В пути они не опускали большие головы, чтобы схватить охапку травы. Витол шел впереди, остальные за ним, и мне пришлось делать шаги шире, чтобы не отставать. Витол легко тащил сани, которые качались из стороны в сторону, на мгновение застревали в траве, но легкое движение могучих плеч их тут же освобождало.
Солнце поднялось высоко, и мы раз или два останавливались, пили немного воды, сохраняя вторую канистру для гаров. Хоть я и странствующий и привык к переходам, вскоре я понял, что такого у меня еще не было. Но мне не хотелось замедлять ход. Если Илло влечет ее «призыв», меня тоже что-то подгоняет, требует скорости и снова скорости.
В середине дня мы невооруженным глазом разглядели руины Мунго. Ветер и дождь, бури, такие же сильные, как та, что застала нас на равнине, здесь были полноправными владыками. Стены развалились, и остатки некоторых домов выглядели как поросшие травой холмики. И окружала их темная растительность, та необычная, изуродованная растительность, которая всегда вырастает в местах, тронутых Тенью. Среди упавших строительных блоков и прогнивших балок росли неестественно искривленные деревья.
Здесь жизнь казалась ярче, чем на выжженных солнцем и обесцвеченных осенними ночными заморозками равнинах. Растительность на развалинах города по-прежнему темная, полная жизни, словно здесь другое время года. Но эта буйная растительности, эти искривленные деревья казались угрожающими.
Приближаясь к рухнувшим стенам, мы пошли медленней. Стало видно, что в зелени растительности есть черные пятна, как будто какая-то болезнь поразила разворачивающиеся листья.
Наконец гары остановились и выстроились в ряд, мордой в сторону населенных призраками руин. Я давно был знаком с такой реакцией – ни одно животное не подойдет к развалинам дальше определенного места. Только люди идут дальше; возможно, лишь мы настолько глупы, что идем туда.
Глава 6
– Целительница идет туда, где в ней нуждаются. Какая разница – пострадало тело или сознание? – резко спросила она.
– Может, это и так. Но все же… Неужели ты согласна открыть все свои мысли другому человеку? Не думаю, чтобы многие ответили «да», если бы их об этом спросили.
Она долго молчала, потом медленно кивнула.
– Согласна, так ответит любой человек, но только не целительница. Сознание тоже можно исцелить, и если мы это знаем, то почему не использовать и здесь наш дар? Подумай об этом, Барт с'Лорн. Неужели ты бы хотел жить с поврежденным рассудком, бормоча что-то нечленораздельное, иногда впадая в такие приступы ярости, что можешь убить невиновного?
Как бы то ни было, Ката попыталась применить к этому человеку целительные способности своего разума. Я была там и помогала ей, поддерживая своей силой и волей. И у нее получалось. – В голосе Илло звучало возбуждение. – Говорю тебе, она сделала, что хотела. Потом… пришло… тень, тьма… оно ударило и этого человека, и Кату… так что она сама потеряла сознание. А человек кричал, что вокруг собрались чудовища и мучают его. Ката много часов пролежала без сознания. А когда пришла в себя, изменилась.
У нее появилось стремление, такие же сильное, как ее целительная способность. Она знала что-то такое, чем не могла с нами поделиться, даже со мной, когда я старалась поддержать ее. Она пошла к тому человеку и – убила его!
Я был так поражен, словно к нам пришла Тень. То, что сказала Илло, противоречит всем законам, всем доводам разума, самому разуму. Целительница не может убить. Она может использовать свои способности, чтобы предотвратить физическую опасности, но убить… нет!
– Это правда, – воскликнула девушка, словно я обвинил ее во лжи. – Я сама это видела. Убила и ушла из владения, ни с кем не разговаривая. И еще… что-то покрывало ее, словно дорожным плащом, и все встречные отворачивались и давали ей дорогу. И больше ее не видели и не слышали. Пока…
– Что пока? – поторопил я, потому что она ненадолго смолкла.
– Пока я не увидела сон. Думаю, она увидела в этом поврежденном сознании что-то настолько ужасное, что оно, оживая при стремлении исцелить, представляет угрозу всему, что движет целительницей. Вначале она бежала от него, но потом поняла, что оно проснулась из-за того, что она хотела сделать, и, может быть, она одна способна его устранить. Поэтому она стала действовать и устранила опасность. Но после этого должна была искать…
– Что искать? – Ее рассказ захватил меня. Ни один человек не знает мир целиком, не знает он и самого себя. То, что кажется святотатством, на самом деле может быть мужественным поступком, таким же ярким, как свечи на пиру.
– Искать ответ. Я попыталась найти ее, потому что боялась, что и она умрет. Дважды странствующие видели женщину, но никогда не приближались к ней настолько близко, чтобы окликнуть ее. Потом… Я была в поселке Стин, где ребенок сломал ногу. И тут увидела сон. Во сне ко мне пришла Ката, она стояла возле моей кровати, и я видела ее совершенно отчетливо.
Лицо у нее было озабоченное, как будто ей предстоит трудная задача, и она смотрела на меня. Это был зов, истинный зов, хотя пришел он таким способом, о каком я не слыхала. Я ждала два дня, пока не убедилась, что с ребенком все в порядке, а потом пошла на север…
– И ты думаешь, что это связано с Тенью?
Илло пожала плечами.
– Откуда мне знать? Но я по-прежнему слышу этот зов, и ведет он на север. Сначала я думала о единственном тронутом Тенью месте, которое мне знакомо, – о Роще Вура. Туда и собиралась идти, но, возможно, это место я совсем не знаю. А Мунго Таун тоже был под властью Тени.
– А что, по-твоему, делает или пытается сделать Ката?
– И этого я не знаю. Но не могу отказать ей, не могу не прислушаться к зову. Разве мы все не искали ответа на загадку Тени? Пятьдесят лет назад люди нашей крови поселились здесь. Первые годы – они были хорошими, ты ведь слышал много раз рассказы об этом. Их рассказывают всем детям. Потом… что-то произошло. Не сохранились записи, как и с чего началось. Один за другим северные владения и поселки попадали во власть Тени, умирали, умирали все, кроме таких, как ты и я, нескольких младенцев, которые родились уже на Вуре. Они выживали, но ничего не могли вспомнить. Если Ката нашла дорогу к ответу…
– Но такой поиск – безумие! – резко прервал я. – Ты ведь знаешь, что приносит Тень… Мой отец провел всю жизнь в поисках, и он знал.
– Что такое Тень? – Она задала вопрос, который постоянно задавал себе я сам. – Разве твой отец, как и Ката, не искал ответа. А ты охотно сопровождал его…
– Не повсюду. Он никогда не разрешал мне уходит к развалинам.
– Верно. Но всем, что узнал, он с тобой делился. Понимаешь, еще до этого сна я побывала в Портсити и попросила показать мне все его известные записи. Он очень мало там их оставил, только ответы на вопросы, которые время от времена задавали ему власти. Я слушала и смотрела. Наверно, он больше всех живущих на Вуре знал… А теперь знаешь ты.
– Но это очень немного. Не больше, чем можно прочесть в официальных лентах.
– Да, и в тех лентах, что ты прихватил с собой, – негромко ответила она. Руки ее лежали на коленях ладонями вверх, как будто она просила, чтобы в них что-то положили.
Почему я так цепляюсь за эти ленты? Я говорил себе, что они могут оказаться проводником – к чему? Не к Мунго, потому что мы никогда не возвращались туда. К ответу на мои собственные вопросы? Но я слышал их много раз и не приблизился к ответу.
– Не знаю! – слишком громко сказал я; и услышал, как громко в темноте вздохнул Витол, словно тоже хотел о чем-то спросить меня. – Не знаю ничего такого, чего нет на лентах.
– Ты был очень близок с отцом – разве он никогда не пытался разбудить твою память?
– Нет! – быстро и решительно ответил я. – Никогда не спрашивал сам и не разрешал врачам в Портсити, когда я был маленьким… – Это я помнил. Я всегда оставался в фургоне, когда отец вынужден был посещать эту крепость людей с иных планет. Спустя три года или чуть больше он впервые взял меня в город. Я каким-то образом понимал, что он за меня боится. Что он помнил из своих собственных инопланетных дней такого, что заставляло его тревожиться обо мне?
– Меня они испытывали, – сказала она, и в голосе ее прозвучала холодная нотка. – Решили, что у меня блокирована память…
– Но … но это же инопланетная техника! – возразил я. – Ты хочешь сказать, что Тень не с Вура?..
– Она с Вура, – уверенно ответила девушка. – Наверно, существует не один способ блокировать память ребенка, совсем маленького ребенка. Естественным образом это делает сильный ужас, может быть, некоторые лекарства, даже вмешательство такого человека, как целительница, но с дурными намерениями. Я думаю, твой отец знал или подозревал что-то. Поэтому он всегда ходил на поиски в защитном костюме. Откуда у него этот костюм? На Вуре их нет, ведь прошло несколько поколений с тех пор, как приземлился первый разведочный корабль и не нашел ничего угрожающего – тогда.
– Не знаю, где он его взял. Просто однажды распаковал и использовал.
– Использовал без необходимости – если его сообщения верны.
– Да.
Неожиданно она руками зажала уши. Потом наклонилась вперед, словно у нее заболел живот.
– Призыв! – громко воскликнула она. И в голосе ее звучал страх.
– Сейчас? – Я вскочил и, медленно поворачиваясь, смотрел в темноту.
Не слышно звуков жевания пасущихся гаров. Вместо этого я услышал стук копыт по земле, звук вызова, который бросает Витол, когда встречает быка из упряжки другого странствующего. Это одновременно и предупреждение, и признание равного статуса.
– Никогда он не был таким сильным… – она помолчала. – Мы правы, наша цель впереди.
– Я иду только для того, чтобы выполнить просьбу отца. – Собственный голос звучал в моих ушах безжизненно. Я не собирался участвовать в таинственных поисках целительницы, которая предала свой клан, убив человека. Я не хотел знать, что хранится за стенами моей памяти, даже если это то, что она ищет.
– Хорошо… – Боль и изумление исчезли из ее голоса. Луна еще не взошла, и я вместо девушки видел только бесформенное пятно. – Выполняй свой замысел, странствующий, как я буду выполнять свой. Но я все же верю, что перед нами одна дорога.
Я услышал шорох, словно девушка ложилась спать. Я тоже лег, хоть и не переставал тревожиться, укрылся одеялом, положил голову на свой дорожный мешок. Надо мной ярко и чисто горели звезды. Я подумал об инопланетниках, которые бродят среди звезд, как мы, странствующие, бродим по равнинам своей планеты. Они заключены в корабле, я лежу под открытым небом. Если их манят таинственные и странные загадки и события, то меня тоже, даже если я этого не хочу.
Гары снова принялись пастись. Казалось, то, что встревожило Витола, больше их не беспокоило. Я решительно отказался думать о теле, которое лежит на самодельных санях возле того места, где мы спим. Отца с нами больше нет…
Он никогда не следовал определенным религиозным обрядам, но тем не менее был верующим. А меня учил, что терпимость к верованиям других свойственна подлинно образованному человеку и что веру нельзя навязывать, ее нужно искать внутри самого себя. Но он верил также, что эта жизнь, нам известная, не единственная. Почему он так настаивал на том, чтобы его тело вернулось в место, которое он избегал все эти годы? Прошлым вечером я настолько оцепенел от утраты, что не задавал себе подобных вопросов. Но теперь начинал сознавать, что то, что я знал об отце, было, возможно, лишь малой его частью, и это вызвало у меня новый приступ горя.
Должно быть, этой ночью мне что-то снилось, потому что проснулся я с тяжелым сердцем, с болью в глазах и ощущением какой-то предстоящей опасности. Илло была не в лучшем настроении, и мы, сворачивая лагерь, почти не разговаривали. Нагрузив гаров, вышли. Но вначале я поднялся на вершину поросшего травой холма и осмотрел окрестности в бинокль.
Темная масса Чащобы прямо перед нами, она по-прежнему выглядит мрачной тучей, лежащей на горизонте. Непосредственно перед нами она как будто отступает дальше, и, сравнивая увиденное с картой, я подумал, что случайно или под каким-то неведомым влиянием выбрал маршрут верно. Мы направляемся прямо к Мунго.
Двигались мы быстро, потому что гары сразу пошли своим стремительным, пожирающим расстояние ходом. В пути они не опускали большие головы, чтобы схватить охапку травы. Витол шел впереди, остальные за ним, и мне пришлось делать шаги шире, чтобы не отставать. Витол легко тащил сани, которые качались из стороны в сторону, на мгновение застревали в траве, но легкое движение могучих плеч их тут же освобождало.
Солнце поднялось высоко, и мы раз или два останавливались, пили немного воды, сохраняя вторую канистру для гаров. Хоть я и странствующий и привык к переходам, вскоре я понял, что такого у меня еще не было. Но мне не хотелось замедлять ход. Если Илло влечет ее «призыв», меня тоже что-то подгоняет, требует скорости и снова скорости.
В середине дня мы невооруженным глазом разглядели руины Мунго. Ветер и дождь, бури, такие же сильные, как та, что застала нас на равнине, здесь были полноправными владыками. Стены развалились, и остатки некоторых домов выглядели как поросшие травой холмики. И окружала их темная растительность, та необычная, изуродованная растительность, которая всегда вырастает в местах, тронутых Тенью. Среди упавших строительных блоков и прогнивших балок росли неестественно искривленные деревья.
Здесь жизнь казалась ярче, чем на выжженных солнцем и обесцвеченных осенними ночными заморозками равнинах. Растительность на развалинах города по-прежнему темная, полная жизни, словно здесь другое время года. Но эта буйная растительности, эти искривленные деревья казались угрожающими.
Приближаясь к рухнувшим стенам, мы пошли медленней. Стало видно, что в зелени растительности есть черные пятна, как будто какая-то болезнь поразила разворачивающиеся листья.
Наконец гары остановились и выстроились в ряд, мордой в сторону населенных призраками руин. Я давно был знаком с такой реакцией – ни одно животное не подойдет к развалинам дальше определенного места. Только люди идут дальше; возможно, лишь мы настолько глупы, что идем туда.
Глава 6
Проверив содержимое своего мешка и сняв с гаров поклажу, я развязал упряжь Витола. Илло помогала мне, не нарушая молчания, которое царило с тех пор, как я увидел свою цель. Она сказала, что это и ее цель, но я намерен был сам справиться с тяготами того путешествия, которое предпринял, выполняя клятву.
Хоть я не раз видел развалины, в которые уходил отец, и эти ничем от других не отличались, все же это место моего рождения, в котором я жил, пока не произошло нечто невероятное. Я откровенно боялся, но знал, что должен преодолеть этот страх.
Наконец я прямо посмотрел в глаза девушке. И сказал со всей властностью, какая была свойственна отцу:
– Это я должен сделать один.
Я был так уверен, что она станет возражать, что почувствовал даже разочарование, когда она сделала шаг назад, присоединяясь к гарам, и ответила:
– Да, это только твое дело.
Я взял в руки веревки саней, напряг все силы, чтобы тащить за собой тяжесть, и повернулся лицом к тому, что когда-то было человеческим поселением и в котором сейчас таилась неведомая угроза – все на Вуре считают ее нашим величайшим врагом. Близилась ночь, и мне хотелось покончить с делом до наступления темноты, хотя я прихватил с собой фонарик со свежим зарядом.
Требовались все силы и вся воля, чтобы тащить такой груз, поэтому я не оглядывался, сосредоточив энергию и мысли на одном – на необходимости побыстрее выполнить данное обещание. Чем ближе подходил я к тому, что когда-то было Мунго Тауном, тем сильнее где-то глубоко нарастала во мне паника. Но я не признавался себе в этом. Не только тяжесть и неудобство саней заставляли меня дышать учащенно, словно после долгого бега. Стиснув зубы, я продолжал тащить их, так что веревка врезалась в ладони и запястья. Эта боль подействовала на меня успокаивающе.
Растительность не представляла серьезного препятствия – в сущности прямо передо мной было нечто вроде прохода, как будто когда-то растения здесь срезали, чтобы образовалась тропа. Впрочем, такое предположение еще усилило мою тревогу. Но выбора не было: пришлось с тяжелым неудобным грузом углубляться в этот проход.
Вблизи мясистая растительность казалась еще более неестественной. Небольшие ветки ломались с шлепающим писком, а из тех растений, что были раздавлены санями, исходил острый запах, напоминающий то зловоние, которое принес ветер перед бурей.
Я старался дышать неглубоко. Запах не просто неприятный: я опасался, что он может оказаться ядовитым. Однако по мере того как я продвигался вперед, растительность редела, а руины, которые она покрывала, казались развалинами в меньшей степени. Когда-то здесь рядом с домами располагались небольшие сады с другими растениями, и сейчас в них, вопреки времени года, распустились цветы – широкие полоски цветков с такими яркими лепестками, каких я раньше не видел.
В них имелось странное сходство с теми маленькими цветочками, которые по-прежнему выращивают на юге. Только здесь другие цвета – ярко-оранжевый, ярко-алый, цвет пролитой крови.
Ветра не было, однако цветы двигались! Головки, которые казались слишком массивными для поддерживающих их стеблей, раскачивались, опускались и снова поднимались. Все цветы были широко раскрыты, и их темные центры имели неприятное сходство с… глазами.
Я постарался сдержать воображение и потащил свой груз дальше. Частично я выполнил свою клятву, но теперь чувствовал себя в затруднении. Где оставить сани… и то, что на них? Я медленно шел, оглядываясь по сторонам.
Память по-прежнему ничего мне не говорила. Я не мог сказать, в каком доме жил. Впрочем, здания вокруг казались почти нетронутыми, на них не было видно никаких следов бурь и времен года. Но где?..
Поскольку у меня не было никаких определенных ориентиров, я шел дальше. Сани становились все тяжелее, и мне приходилось прикладывать все больше сил. Поселок, по-видимому, построен по хорошо знакомому мне плану: улицы, расположенные под прямым углом друг к другу, с домами, поставленными на значительном удалении друг от друга, так что вокруг каждого дома достаточно места для сада. Если тут действительно использовался такой план, чуть дальше должен находиться центр поселка, где расположен зал собраний. Я решил, что лучше всего оставить сани в этом зале – ведь это сердце Мунго Тауна, каким видели его первопоселенцы.
Двери и окна одноэтажных зданий казались черными: единственным признаком разрушений было отсутствие привычного гласситового покрытия. Мне не хотелось заходить туда и смотреть, что там внутри. Я отводил взгляд от домов и смотрел на дорогу перед собой, потому что движение цветов становилось все более заметным.
Плечи болели, сани как будто все чаще застревали на камнях и запутывались в растениях, они упирались, тянули меня назад, как живое существо, которое ведут куда-то против воли. Приходилось останавливаться и с усилием высвобождать их. Еще немного…
Внезапно я споткнулся и упал. Инстинктивно вытянул руку, чтобы смягчить падение, и мясистые листья лопнули при моем прикосновении, испустив потоки сока. Я лежал лицом вниз и едва не кричал от боли: сок, коснувшийся кожи, жег, как кислота. Я видел, как за несколько секунд на теле появились волдыри. Липкая жидкость коснулась щеки и шеи с одной стороны, но, к счастью, не добралась до глаз.
Я с трудом встал и другой рукой взял висевшую на поясе фляжку с водой. Зубами вытащил пробку и стал поливать обожженную кожу, налил воды в ладонь и смочил горящую щеку и шею. Облегчение пришло почти так же быстро, как началась боль.
Убирайся отсюда – в моем сознании возник буквально крик – убирайся отсюда!
Я принялся пинками разбрасывать препятствия перед собой и тут же обнаружил, обо что споткнулся. На земле лежал бластер, в его металле виднелись дыры, но проделаны они не ржавчиной. Еще одним пинком я отбросил оружие в сторону. Потянул сани и вскоре остановился на площади перед залом собраний.
Только здесь не было двигающихся цветов и ядовитой растительности. Я стоял, недоверчиво озираясь. Если отец встречал такое в своих посещениях покинутых поселков, то ничего об этом не записал.
Я видел кости – множество скелетов, сложенных у стен здания. Словно все население поселка выстроили здесь безжалостные враги и сожгли залпами из бластеров. Мгновение мне даже было трудно представить себе возможность насильственной смерти в таких масштабах: мне приходилось и раньше встречаться со смертью, но никогда – с такой массовой бойней. Впрочем, никаких следов ожогов от лучей бластеров на костях не было – просто это было единственное известное мне оружие, которое может неожиданно и полностью истребить население целого поселка.
Я заставил себя двинуться вперед. Никаких других останков. Земля под скелетами была голая, без следов огня. Металлические предметы: пряжки, крючки с пояса поселенца, даже, может быть, украшения – ничего такого не видно…
Тела лежали в определенном порядке. Может, их собрали выжившие? Но, насколько мне известно, единственным выжившим был я, а пятилетнему ребенку такое не под силу. Может, отец или кто-то из вернувшихся позже так уложил мертвецов – но зачем?
Я миновал ряд скелетов и, взяв в руки фонарь, вошел в зал. Возможно, там удастся найти ответ. Несмотря на открытые ставни окон и исчезнувшую дверь, внутри было сумеречно. Я включил фонарь и провел лучом вдоль зала.
Ряды скамей, покрытых пылью. В дальнем конце возвышение, что-то типа сцены. Я знал, что так же устроены залы собраний во всех поселениях; это центр обучения, развлечений, регулярных сборов, на которых обсуждались важные для всех вопросы. В зале пусто…
Возвращаясь на открытый воздух, я слегка спотыкался. Быстро приближалась ночь. Меня охватило желание освободиться, выбраться из Мунго Тауна до наступления темноты. Собираются тени – Тень!
Но что такое Тень? Кто первым так назвал эту опасность? Этот назвавший должен был что-то знать, чтобы дать название угрозе. Сейчас я шел мимо ряда безымянных мертвецов. Только кости, дважды я заметил маленькие скелеты, принадлежавшие детям. Почему они умерли, а я выжил?
Не похоже на последствия эпидемии – в таком случае непогребенные тела были бы в домах. Нет, скорее напоминает казнь.
Эта мысль заставила меня забыть о страхе. Потому что казнь означает врага, чего-то такого, что имеет форму и сущность, с чем можно сразиться, заставить заплатить! Может, именно это искал все годы отец? Может, вернувшись, увидел мертвых и догадался, и этой догадки было достаточно, чтобы провести в поиске всю оставшуюся жизнь?
Но он ничего не нашел, а ведь он должен был знать больше меня. Если бы только он мне больше сказал! Я сжал обожженную ладонь в кулак. Мне необходимы действия, я хочу отомстить.
Дойдя до конца ряда скелетов, я направился к саням. Втащил их на голую утоптанную землю, на которой даже мои сапоги не оставляли следов. Осторожно поставил импровизированный транспорт вместе с его грузом рядом с остальными мертвецами.
Впервые я подумал, что у отца могла быть другая причина направить меня сюда – не просто для того, чтобы он покоился рядом с теми, кого знал в прошлом. (Какой из этих скелетов принадлежал моей матери? Я отшатнулся от этой мысли, как от удара.). Нет, он хотел, чтобы я увидел этот ужас и продолжил его поиск, когда он вынужден будет прекратить его. Если это так, то у него получилось. Хотя я всю жизнь слышал о Тенях и видел их действие на моем отце и других людях, опасность никогда не казалась мне такой реальной, как в этот момент.
Я торопливо пошел назад по пути, обозначенному разорванной растительностью. Мне хотелось побыстрей уйти из города. Но я был уверен, что вернусь – мне нужно знать! И я в этот момент понял, что приму участие в поиске Илло: если эта женщина, которую она ищет, эта целительница Ката может дать какие-то ответы, я должен их знать!
Пока меня не было, Илло не бездельничала. Она разбила маленький лагерь в ближайшем месте, куда соглашались подойти гары, даже нарезала траву для постелей, таких же, на каких мы провели предыдущую ночь. Здесь обычная трава равнин была не такой густой и высокой. Было даже заметно, что когда-то тут расстилались возделанные поля, и местами зерновые растения, уже пожелтевшие и готовые к сбору, еще вели доблестную борьбу с сорняками.
Хотя гары паслись, с особым удовольствием поедая остатки культурной растительности, я заметил, что они установили порядок, обычный для них вблизи руин. Два гара едят, третий стоит с поднятой головой и смотрит на развалины города. Они меняются на этой вахте с такой точностью, словно у них существует специальная договоренность, и всегда один гар остается на страже.
Видя проделанную Илло работу, я заторопился. Волдыри на коже снова жгли, и я хотел, чтобы она осмотрела ожоги. Она сразу заметила раны и, когда я рассказал, как это случилось, порылась в своем мешке и вытащила сосуд с зеленоватой мазью; тщательно промыв ожоги водой, она смазала их, и боль сразу прекратилась, а кожа начала терять красный цвет.
Вода нам необходима. У нас имелся запас в канистрах на спине одного из гаров, но этого недостаточно для нас и животных. Поселок должен иметь близкий источник воды. Хотя воду из него по трубам должны были подавать в дома, я ни за что не прикоснулся бы губами к жидкости в этом жилище мертвецов. Но сам источник должен находиться за пределами города. Я свистом подозвал Витола, и он подошел ко мне, пережевывая охапку зеленых стеблей.
Хорошо известно, что там, где человек, с его не слишком острыми чувствами, умрет от жажды, гары способны учуять воду. То, о чем я просил вожака гаров, он много раз проделывал в прошлом. Я дал ему понюхать воду в своей фляжке и рукой сделал знак «ищи». Еще немного пожевав свою жвачку, он проглотил ее и целенаправленно двинулся.
Я прихватил фляжку Илло и одну из канистр – она уже стала легкой, и я мог ее нести. Мы пересекли поля, на которых еще были заметны следы ирригационных канав – поселенцы рыли их в засушливые месяцы середины лета. Витол шел с высоко поднятой головой, широко раздувая ноздри. И когда мы подошли к тому, что когда-то служило резервуаром, громко фыркнул. Здесь вырыли когда-то глубокую яму, покрыли ее несколькими слоями пласты, получилась гладкая чаша, в которой было достаточно воды, чтобы отразился закат. Вода уходила в подземную трубу, которая, как я полагал, вела в поселок.
Очевидно, источником воды служат дожди и ручей, вода которого попадает в чашу через отверстие со стороны, противоположной поселку. Я сбросил сапоги, чтобы они не скользили по пласте, и подошел, чтобы наполнить наши контейнеры. Витол шумно напился. Вода прохладная и чистая, словно ключевая. Поскольку гар пил ее охотно, я решил, что она хорошая.
Хоть я не раз видел развалины, в которые уходил отец, и эти ничем от других не отличались, все же это место моего рождения, в котором я жил, пока не произошло нечто невероятное. Я откровенно боялся, но знал, что должен преодолеть этот страх.
Наконец я прямо посмотрел в глаза девушке. И сказал со всей властностью, какая была свойственна отцу:
– Это я должен сделать один.
Я был так уверен, что она станет возражать, что почувствовал даже разочарование, когда она сделала шаг назад, присоединяясь к гарам, и ответила:
– Да, это только твое дело.
Я взял в руки веревки саней, напряг все силы, чтобы тащить за собой тяжесть, и повернулся лицом к тому, что когда-то было человеческим поселением и в котором сейчас таилась неведомая угроза – все на Вуре считают ее нашим величайшим врагом. Близилась ночь, и мне хотелось покончить с делом до наступления темноты, хотя я прихватил с собой фонарик со свежим зарядом.
Требовались все силы и вся воля, чтобы тащить такой груз, поэтому я не оглядывался, сосредоточив энергию и мысли на одном – на необходимости побыстрее выполнить данное обещание. Чем ближе подходил я к тому, что когда-то было Мунго Тауном, тем сильнее где-то глубоко нарастала во мне паника. Но я не признавался себе в этом. Не только тяжесть и неудобство саней заставляли меня дышать учащенно, словно после долгого бега. Стиснув зубы, я продолжал тащить их, так что веревка врезалась в ладони и запястья. Эта боль подействовала на меня успокаивающе.
Растительность не представляла серьезного препятствия – в сущности прямо передо мной было нечто вроде прохода, как будто когда-то растения здесь срезали, чтобы образовалась тропа. Впрочем, такое предположение еще усилило мою тревогу. Но выбора не было: пришлось с тяжелым неудобным грузом углубляться в этот проход.
Вблизи мясистая растительность казалась еще более неестественной. Небольшие ветки ломались с шлепающим писком, а из тех растений, что были раздавлены санями, исходил острый запах, напоминающий то зловоние, которое принес ветер перед бурей.
Я старался дышать неглубоко. Запах не просто неприятный: я опасался, что он может оказаться ядовитым. Однако по мере того как я продвигался вперед, растительность редела, а руины, которые она покрывала, казались развалинами в меньшей степени. Когда-то здесь рядом с домами располагались небольшие сады с другими растениями, и сейчас в них, вопреки времени года, распустились цветы – широкие полоски цветков с такими яркими лепестками, каких я раньше не видел.
В них имелось странное сходство с теми маленькими цветочками, которые по-прежнему выращивают на юге. Только здесь другие цвета – ярко-оранжевый, ярко-алый, цвет пролитой крови.
Ветра не было, однако цветы двигались! Головки, которые казались слишком массивными для поддерживающих их стеблей, раскачивались, опускались и снова поднимались. Все цветы были широко раскрыты, и их темные центры имели неприятное сходство с… глазами.
Я постарался сдержать воображение и потащил свой груз дальше. Частично я выполнил свою клятву, но теперь чувствовал себя в затруднении. Где оставить сани… и то, что на них? Я медленно шел, оглядываясь по сторонам.
Память по-прежнему ничего мне не говорила. Я не мог сказать, в каком доме жил. Впрочем, здания вокруг казались почти нетронутыми, на них не было видно никаких следов бурь и времен года. Но где?..
Поскольку у меня не было никаких определенных ориентиров, я шел дальше. Сани становились все тяжелее, и мне приходилось прикладывать все больше сил. Поселок, по-видимому, построен по хорошо знакомому мне плану: улицы, расположенные под прямым углом друг к другу, с домами, поставленными на значительном удалении друг от друга, так что вокруг каждого дома достаточно места для сада. Если тут действительно использовался такой план, чуть дальше должен находиться центр поселка, где расположен зал собраний. Я решил, что лучше всего оставить сани в этом зале – ведь это сердце Мунго Тауна, каким видели его первопоселенцы.
Двери и окна одноэтажных зданий казались черными: единственным признаком разрушений было отсутствие привычного гласситового покрытия. Мне не хотелось заходить туда и смотреть, что там внутри. Я отводил взгляд от домов и смотрел на дорогу перед собой, потому что движение цветов становилось все более заметным.
Плечи болели, сани как будто все чаще застревали на камнях и запутывались в растениях, они упирались, тянули меня назад, как живое существо, которое ведут куда-то против воли. Приходилось останавливаться и с усилием высвобождать их. Еще немного…
Внезапно я споткнулся и упал. Инстинктивно вытянул руку, чтобы смягчить падение, и мясистые листья лопнули при моем прикосновении, испустив потоки сока. Я лежал лицом вниз и едва не кричал от боли: сок, коснувшийся кожи, жег, как кислота. Я видел, как за несколько секунд на теле появились волдыри. Липкая жидкость коснулась щеки и шеи с одной стороны, но, к счастью, не добралась до глаз.
Я с трудом встал и другой рукой взял висевшую на поясе фляжку с водой. Зубами вытащил пробку и стал поливать обожженную кожу, налил воды в ладонь и смочил горящую щеку и шею. Облегчение пришло почти так же быстро, как началась боль.
Убирайся отсюда – в моем сознании возник буквально крик – убирайся отсюда!
Я принялся пинками разбрасывать препятствия перед собой и тут же обнаружил, обо что споткнулся. На земле лежал бластер, в его металле виднелись дыры, но проделаны они не ржавчиной. Еще одним пинком я отбросил оружие в сторону. Потянул сани и вскоре остановился на площади перед залом собраний.
Только здесь не было двигающихся цветов и ядовитой растительности. Я стоял, недоверчиво озираясь. Если отец встречал такое в своих посещениях покинутых поселков, то ничего об этом не записал.
Я видел кости – множество скелетов, сложенных у стен здания. Словно все население поселка выстроили здесь безжалостные враги и сожгли залпами из бластеров. Мгновение мне даже было трудно представить себе возможность насильственной смерти в таких масштабах: мне приходилось и раньше встречаться со смертью, но никогда – с такой массовой бойней. Впрочем, никаких следов ожогов от лучей бластеров на костях не было – просто это было единственное известное мне оружие, которое может неожиданно и полностью истребить население целого поселка.
Я заставил себя двинуться вперед. Никаких других останков. Земля под скелетами была голая, без следов огня. Металлические предметы: пряжки, крючки с пояса поселенца, даже, может быть, украшения – ничего такого не видно…
Тела лежали в определенном порядке. Может, их собрали выжившие? Но, насколько мне известно, единственным выжившим был я, а пятилетнему ребенку такое не под силу. Может, отец или кто-то из вернувшихся позже так уложил мертвецов – но зачем?
Я миновал ряд скелетов и, взяв в руки фонарь, вошел в зал. Возможно, там удастся найти ответ. Несмотря на открытые ставни окон и исчезнувшую дверь, внутри было сумеречно. Я включил фонарь и провел лучом вдоль зала.
Ряды скамей, покрытых пылью. В дальнем конце возвышение, что-то типа сцены. Я знал, что так же устроены залы собраний во всех поселениях; это центр обучения, развлечений, регулярных сборов, на которых обсуждались важные для всех вопросы. В зале пусто…
Возвращаясь на открытый воздух, я слегка спотыкался. Быстро приближалась ночь. Меня охватило желание освободиться, выбраться из Мунго Тауна до наступления темноты. Собираются тени – Тень!
Но что такое Тень? Кто первым так назвал эту опасность? Этот назвавший должен был что-то знать, чтобы дать название угрозе. Сейчас я шел мимо ряда безымянных мертвецов. Только кости, дважды я заметил маленькие скелеты, принадлежавшие детям. Почему они умерли, а я выжил?
Не похоже на последствия эпидемии – в таком случае непогребенные тела были бы в домах. Нет, скорее напоминает казнь.
Эта мысль заставила меня забыть о страхе. Потому что казнь означает врага, чего-то такого, что имеет форму и сущность, с чем можно сразиться, заставить заплатить! Может, именно это искал все годы отец? Может, вернувшись, увидел мертвых и догадался, и этой догадки было достаточно, чтобы провести в поиске всю оставшуюся жизнь?
Но он ничего не нашел, а ведь он должен был знать больше меня. Если бы только он мне больше сказал! Я сжал обожженную ладонь в кулак. Мне необходимы действия, я хочу отомстить.
Дойдя до конца ряда скелетов, я направился к саням. Втащил их на голую утоптанную землю, на которой даже мои сапоги не оставляли следов. Осторожно поставил импровизированный транспорт вместе с его грузом рядом с остальными мертвецами.
Впервые я подумал, что у отца могла быть другая причина направить меня сюда – не просто для того, чтобы он покоился рядом с теми, кого знал в прошлом. (Какой из этих скелетов принадлежал моей матери? Я отшатнулся от этой мысли, как от удара.). Нет, он хотел, чтобы я увидел этот ужас и продолжил его поиск, когда он вынужден будет прекратить его. Если это так, то у него получилось. Хотя я всю жизнь слышал о Тенях и видел их действие на моем отце и других людях, опасность никогда не казалась мне такой реальной, как в этот момент.
Я торопливо пошел назад по пути, обозначенному разорванной растительностью. Мне хотелось побыстрей уйти из города. Но я был уверен, что вернусь – мне нужно знать! И я в этот момент понял, что приму участие в поиске Илло: если эта женщина, которую она ищет, эта целительница Ката может дать какие-то ответы, я должен их знать!
Пока меня не было, Илло не бездельничала. Она разбила маленький лагерь в ближайшем месте, куда соглашались подойти гары, даже нарезала траву для постелей, таких же, на каких мы провели предыдущую ночь. Здесь обычная трава равнин была не такой густой и высокой. Было даже заметно, что когда-то тут расстилались возделанные поля, и местами зерновые растения, уже пожелтевшие и готовые к сбору, еще вели доблестную борьбу с сорняками.
Хотя гары паслись, с особым удовольствием поедая остатки культурной растительности, я заметил, что они установили порядок, обычный для них вблизи руин. Два гара едят, третий стоит с поднятой головой и смотрит на развалины города. Они меняются на этой вахте с такой точностью, словно у них существует специальная договоренность, и всегда один гар остается на страже.
Видя проделанную Илло работу, я заторопился. Волдыри на коже снова жгли, и я хотел, чтобы она осмотрела ожоги. Она сразу заметила раны и, когда я рассказал, как это случилось, порылась в своем мешке и вытащила сосуд с зеленоватой мазью; тщательно промыв ожоги водой, она смазала их, и боль сразу прекратилась, а кожа начала терять красный цвет.
Вода нам необходима. У нас имелся запас в канистрах на спине одного из гаров, но этого недостаточно для нас и животных. Поселок должен иметь близкий источник воды. Хотя воду из него по трубам должны были подавать в дома, я ни за что не прикоснулся бы губами к жидкости в этом жилище мертвецов. Но сам источник должен находиться за пределами города. Я свистом подозвал Витола, и он подошел ко мне, пережевывая охапку зеленых стеблей.
Хорошо известно, что там, где человек, с его не слишком острыми чувствами, умрет от жажды, гары способны учуять воду. То, о чем я просил вожака гаров, он много раз проделывал в прошлом. Я дал ему понюхать воду в своей фляжке и рукой сделал знак «ищи». Еще немного пожевав свою жвачку, он проглотил ее и целенаправленно двинулся.
Я прихватил фляжку Илло и одну из канистр – она уже стала легкой, и я мог ее нести. Мы пересекли поля, на которых еще были заметны следы ирригационных канав – поселенцы рыли их в засушливые месяцы середины лета. Витол шел с высоко поднятой головой, широко раздувая ноздри. И когда мы подошли к тому, что когда-то служило резервуаром, громко фыркнул. Здесь вырыли когда-то глубокую яму, покрыли ее несколькими слоями пласты, получилась гладкая чаша, в которой было достаточно воды, чтобы отразился закат. Вода уходила в подземную трубу, которая, как я полагал, вела в поселок.
Очевидно, источником воды служат дожди и ручей, вода которого попадает в чашу через отверстие со стороны, противоположной поселку. Я сбросил сапоги, чтобы они не скользили по пласте, и подошел, чтобы наполнить наши контейнеры. Витол шумно напился. Вода прохладная и чистая, словно ключевая. Поскольку гар пил ее охотно, я решил, что она хорошая.