Именно тогда мы осознали (говоря «мы», я имею в виду себя и Аннет), что это дети людей, которые много поколений были узкими специалистами и привыкли работать умственно, а не физически. Первые поселенцы Бельтана были отобраны за знания, и хотя их потомкам не хватало первоклассного обучения, получаемого на других планетах, они унаследовали образ мышления и привычку к поиску информации. Тед избрал технику и упрямо изучал ее, ему помогал Эмрис. Они проводили много времени в подземном складе, изучали инструкции к машинам, разбирали моторы, которые мы не могли использовать, и снова собирали их. Думаю, это была очень полезная тренировка. Аннет склонна была к биологии. Она собрала и прочла все ленты, касавшиеся мутантов, каждую свободную минуту она погружалась в них, а Гита, интересовавшаяся общими, а не специальными проблемами, стала нашим библиотекарем и вела информационные записи.
К моему удивлению, Прита выбрала медицину, придя к ней через интерес к лекарственным травам, который у нее всегда был. Сабиана занимали роботы и уборка урожая. Теперь он заинтересовался агротехникой. Айфорс не проявлял каких-то отчетливых склонностей. Он много и разнообразно читал, и я подумал, что он следует примеру Гиты. Дайнан тоже еще не сделал выбора, но усердно изучал то, что мы ему советовали. Я не упоминаю Дагни — это было наше постоянное горе. В течение осени продолжалось медленное улучшение ее состояния. Прита и Аннет проводили с ней многие часы, но регрессии происходили так часто, что и более терпеливые воспитатели пришли бы в отчаяние. Гита снова и снова проигрывала детские записи, и мы радовались, когда Дагни отзывалась на них. Но казалось, какая-то важная часть ее мозга функционирует неверно. Мы начинали радоваться улучшениям, а она тут же вновь уходила в беспамятство.
Думаю, она так и не поняла, что случилось и почему она живет за толстыми стенами Батта, а не дома. Она не проявляла любопытства — это казалось Аннет самым зловещим симптомом. Осенью она стала часто простужаться и проводила большую часть времени в постели, кашляя, ненадолго засыпая. Аппетита у нее не было. Иногда ее приходилось кормить с ложечки, она упрямо отворачивала голову от Аннет или Приты, пытавшихся накормить ее супом. В каждом помещении Батта были нагреватели, мы с Тедом возились с ними, используя все инструменты, какие могли найти. Но когда дожди сменились снегом, в комнатах стало холодно. Теперь Дагни не вставала, и я заметил, что она все меньше сидит в постели, облокотившись на подушки. Нас приводило в отчаяние, что не хватает знаний, чтобы помочь ей. Мы могли дать ей лишь заботу и любовь.
Конец наступил в середине зимы. Однажды утром Дагни как будто пришла в себя. Дайнан провел с ней много времени, но наконец, обеспокоенный, пришел к Аннет и спросил, что ему сказать сестре: она хочет домой и спрашивает, где ее родители. С необычной для его возраста мудростью брат-близнец объяснил ей, что они находятся в другом поселке по делу, связанному с работой лаборатории. На время Дагни успокоилась. Но сейчас она вновь волнуется и просится к родителям. Дайнан, помнивший, как она в таких же обстоятельствах убежала в ледяную пещеру, встревожился ее настойчивостью. Аннет обнаружила, что Дагни сидит на краю кровати, закутавшись в одеяло, и готова бежать. Приход Аннет успокоил девочку, и она согласилась снова лечь; лекарство она принимала только вместе с Дайнаном. Возбужденное состояние перешло в глубокий сон; больше Дагни не проснулась. Мы похоронили ее, как когда-то Лугарда: земля была скована морозом. Лазером я высек имя и даты жизни; впрочем, мы потеряли счет времени и считали не дни, а сезоны. Мы ведь так и не узнали, сколько дней провели в пещерах.
Так мы потеряли второго — после Лугарда — члена нашей группы. И так мала была эта группа, что хоть Дагни почти не принимала участия в нашей жизни, после ее смерти образовалась брешь, которую нечем было заполнить. Аннет, Тед, Гита и я много работали, чтобы и остальные были постоянно заняты. Мы отпраздновали День Середины Зимы, как можно тщательнее вычислив эту дату. Мы надеялись, что дети не станут сравнивать наш праздник с прошлогодним. Аннет приготовила вкусный обед с инопланетными приправами, которые она сейчас расходовала крайне бережно. После обеда Гита подошла ко мне и протянула небольшой сверток. В нем оказалась дудочка — не такая, как у Лугарда. Ей не хватало волшебства. Но Гита сунула ее мне в руки, и я увидел, что все смотрят на меня.
И вот я, игравший когда-то в беззаботные дни детства на тростниковой дудочке, но никогда после того, как услышал Лугарда, поднес дудочку к губам, вначале неуверенно, потому что давно не играл. Но потом ноту за нотой припомнил одну из походных песен. Вначале получалось с трудом, потом легче. Аннет подхватила мелодию, остальные — за ней, их голоса заглушили звуки моей дудочки — возможно, к лучшему. Когда песня кончилась, Гита сказала:
— Не надо больше слов, Вир… только мелодию.
Это меня подбодрило, и я осмелился на серию журчащих нот, которые исполнял когда-то у костра — тогда мы были всего лишь бродягами, а не последними уцелевшими на планете людьми. Я сыграл мелодию до конца, а они напряженно слушали, как будто моя музыка открывала дорогу к лучшим дням. После Дня Середины Зимы холода усилились. Мы дрожали и возились с нагревателями, почти не выходя из Батта, хотя иногда случались дни с ярким солнцем на ослепительно белом снегу. В Батте было безопасно, но меня начала тревожить мысль, что придется отсюда переселяться. Возвращаться в поселок не хотелось. Там слишком много воспоминаний. Стоило обдумать устройство нового, нашего собственного поселка у порта. Конечно, я не надеялся восстановить космический маяк. С другой стороны, если хаос, вызванный войной, не продлится так долго, как предсказывал Лугард, и кто-то снова будет устанавливать контакт с Бельтаном, то приземлится корабль в порту. Обнаружив, что порт пуст, осмотрев ближайшие поселки, экипаж корабля вряд ли двинется дальше в поисках уцелевших жителей планеты.
В конце концов я упомянул об этом на одном из еженедельных советов. Ни одно из зданий порта мы не могли сделать таким же неприступным, как Батт. И потребует это многолетней работы.
Сабиан с энергией, которой я от него не ожидал, напомнил, что нужно заниматься и сельским хозяйством. Хотя мы, даже с помощью роботов, не можем возделывать все ранее окультуренные земли, но основные виды продуктов надо выращивать. Поля располагались ближе к порту, чем к Батту. Запрограммированные роботы основную работу выполняют сами. Мы не забывали и о мутантах. Единственным свидетельством, что они не потеряли к нам интерес, оставались следы на снегу вокруг Батта (мы даже не были уверены, что следы оставлены мутантами, а не обычными животными). Но мы не хотели быть внезапно отрезанными от крепости.
Итак, было решено, что я полечу в порт и осмотрю его в поисках небольшого здания, пригодного для наших целей. Со мной отправится Эмрис, он поднимет флиттер, пока я буду заниматься разведкой. Мы старались обезопасить наше самое ценное имущество.
Мы вылетели ранним утром. День обещал быть ясным. В прошедшие два дня дули теплые ветры. Снег в сугробах вокруг лавовых гребней подтаял. Я думал о том, когда мы сможем заняться пещерами. Может, только через годы. Кратчайший путь к порту вел через возделываемые земли, покрытые снегом. Мы свернули в сторону от Кинвета. В порту один из кораблей беженцев все еще стоял носом к звездам, но второй, у которого были повреждены дюзы, упал, пробив носом стену пакгауза. На всем белом поле и на молчаливых улицах не было ни одного следа. Мы сделали круг, и я выбрал небольшой дом в дальнем конце поля, где в добрые старые времена жил комендант порта. Дом построили одновременно с портом, он был сложен из больших камней и почти так же прочен, как Батт. Я выбрался из кабины, и Эмрис немедленно взлетел. Он будет кружить надо мною, пока я осматриваю жилище.
Пожалуй, подойдет, решил я. К счастью, дом не занимали после отлета последнего коменданта, поэтому здесь не было и смерти. Мы сможем, как и в Батте, заблокировать входную дверь и окна первого этажа и установить снаружи подъемную лестницу к верхним помещениям. Трудная работа, займет целый год. В назначенное время сел Эмрис, он был чрезвычайно возбужден.
— На севере, Вир, город!
Город! Беженцы? Или поселенцы, бежавшие из своих домов?
— Покажи! — потребовал я.
Он послушно нажал курсоуказатель. Если можно назвать городом разбросанные хижины, то это город. Обитатели его высыпали наружу, заслышав шум снижающегося флиттера.
— Вверх и прочь!
Реакция Эмриса, к счастью, была мгновенной. Я видел достаточно, чтобы понять, что мы чуть не оказались в положении человека, сунувшего палку в осиное гнездо.
— Это… это мутанты! — недоверчиво сказал Эмрис, когда флиттер поднялся и полетел в сторону. — Но у них дома. Что же готовили в лабораториях?
За те немногие мгновения, пока мы парили над беспорядочной мешаниной хижин, я насчитал по крайней мере три вида — все травоядные, но три разных вида, живущих рядом вполне мирно. Может, это справедливо только для травоядных? А хищники или всеядные? Сколько еще подобных «поселков» разбросано вокруг? Во всяком случае, хоть я и был уверен, что кентавры запустили роботов-уборщиков прошлым летом, они не могли пользоваться нашим транспортом из-за устройства тел, — и потому не будут нас преследовать.
Но поселок мутантов в непосредственной близости от порта противоречил нашим планам переселения. Придется оставлять послание на случай прилета спасательной экспедиции. И я твердо решил это сделать. Не потому, что сохранял хотя бы слабую надежду на такое прибытие. Просто нужно поддерживать веру в жизнь за пределами Бельтана, в жизнь нашего рода.
И теперь мы живем в крепости и, когда выходим, берем оружие. Мы сохраняем жалкие остатки человеческой цивилизации, бережем знания и пытаемся улучшить обучение. Заботимся о машинах, зная слишком хорошо, что их не хватит даже до конца нашей жизни. Мы сознаем, что те в нашей маленькой колонии, что придут за нами, будут спускаться все ниже и ниже по лестнице цивилизации и, может быть, со временем встретят тех, кто поднимается по этой лестнице.
Прошло уже три года с того дня, как мы вслед за угрюмым дудочником Гриссом Лугардом оказались в безопасности его пещер. Два года назад мы с Аннет стояли перед лицом всего нашего маленького общества, давая клятву совместной жизни. Этой весной — еще не стаял снег — родился наш сын Грисс, первый из поколения, которое никогда не увидит звезд. Если, конечно, не случится чудо. Мы больше никого не потеряли, хотя в период уборки урожая Сабиан и Эмрис отбили нападение мутантов — на этот раз хищников, отдаленных потомков собаки. Гита надеется, что когда-нибудь мы сможем установить контакты с некоторыми видами. Она считает освобождение мутантов из клеток началом таких взаимоотношений и хотела бы отправиться за горы для встречи с истробенами. Но на это мы не решаемся: нас слишком мало. Потеря одного члена ставит в опасное положение всю колонию. Поселок мутантов у порта процветает. Мутанты управляли роботами на полях уже два сезона. Затем роботы вышли из строя. По настоянию Аннет и Гиты, в знак дружбы мы с Тедом ночью слетали туда и починили машины, пустив их утром в работу. И хотя мы оставили в знак мира продовольствие, особенно куски соли, мутанты ничем не ответили. Они по-прежнему шпионят за нами, и мы всегда выходим парами, но не убиваем, пользуемся станнерами. Мы с Тедом проводим долгие дни в порту, восстанавливая маяк и отбирая ленты. Надеемся, что наша установка сработает, если поблизости появятся корабли. Упавший корабль ржавеет, а тот, что стоит, наклонился. Будь мы подготовлены, могли бы взлететь в нем — но куда?
Похоже, пророчество Лугарда о конце межзвездной цивилизации оправдывается. После кораблей беженцев никто не посещал Бельтан. И вряд ли посетит, разве что в начале новой эры, когда где-то на другой планете человечество выберется из варварства, овладеет древними знаниями и ринется в космос. Если при этом будет вновь открыт Бельтан, мы надеемся, что найдут эту запись и другие, которые мы будем вести, пока у нас есть ленты Зексро. Закончив очередную ленту, мы ставим ее на постоянную запись в порту. Так прилетевшие узнают, как для нас кончился один мир и начался другой. Тут кончается моя часть рассказа. Мы решили, что запись продолжит Гита. Завтра я отправляюсь в порт и помещу свой рассказ в память машины.
Опять время жатвы. Мы будем следить за полями мутантов, помогать им, если сможем, надеясь на прорыв и на дружбу наших рас. В ином случае наше будущее темно, как пещеры, через которые мы прошли. Но мы нашли выход к свету. И каждый день молимся, чтобы это случилось вновь.
К моему удивлению, Прита выбрала медицину, придя к ней через интерес к лекарственным травам, который у нее всегда был. Сабиана занимали роботы и уборка урожая. Теперь он заинтересовался агротехникой. Айфорс не проявлял каких-то отчетливых склонностей. Он много и разнообразно читал, и я подумал, что он следует примеру Гиты. Дайнан тоже еще не сделал выбора, но усердно изучал то, что мы ему советовали. Я не упоминаю Дагни — это было наше постоянное горе. В течение осени продолжалось медленное улучшение ее состояния. Прита и Аннет проводили с ней многие часы, но регрессии происходили так часто, что и более терпеливые воспитатели пришли бы в отчаяние. Гита снова и снова проигрывала детские записи, и мы радовались, когда Дагни отзывалась на них. Но казалось, какая-то важная часть ее мозга функционирует неверно. Мы начинали радоваться улучшениям, а она тут же вновь уходила в беспамятство.
Думаю, она так и не поняла, что случилось и почему она живет за толстыми стенами Батта, а не дома. Она не проявляла любопытства — это казалось Аннет самым зловещим симптомом. Осенью она стала часто простужаться и проводила большую часть времени в постели, кашляя, ненадолго засыпая. Аппетита у нее не было. Иногда ее приходилось кормить с ложечки, она упрямо отворачивала голову от Аннет или Приты, пытавшихся накормить ее супом. В каждом помещении Батта были нагреватели, мы с Тедом возились с ними, используя все инструменты, какие могли найти. Но когда дожди сменились снегом, в комнатах стало холодно. Теперь Дагни не вставала, и я заметил, что она все меньше сидит в постели, облокотившись на подушки. Нас приводило в отчаяние, что не хватает знаний, чтобы помочь ей. Мы могли дать ей лишь заботу и любовь.
Конец наступил в середине зимы. Однажды утром Дагни как будто пришла в себя. Дайнан провел с ней много времени, но наконец, обеспокоенный, пришел к Аннет и спросил, что ему сказать сестре: она хочет домой и спрашивает, где ее родители. С необычной для его возраста мудростью брат-близнец объяснил ей, что они находятся в другом поселке по делу, связанному с работой лаборатории. На время Дагни успокоилась. Но сейчас она вновь волнуется и просится к родителям. Дайнан, помнивший, как она в таких же обстоятельствах убежала в ледяную пещеру, встревожился ее настойчивостью. Аннет обнаружила, что Дагни сидит на краю кровати, закутавшись в одеяло, и готова бежать. Приход Аннет успокоил девочку, и она согласилась снова лечь; лекарство она принимала только вместе с Дайнаном. Возбужденное состояние перешло в глубокий сон; больше Дагни не проснулась. Мы похоронили ее, как когда-то Лугарда: земля была скована морозом. Лазером я высек имя и даты жизни; впрочем, мы потеряли счет времени и считали не дни, а сезоны. Мы ведь так и не узнали, сколько дней провели в пещерах.
Так мы потеряли второго — после Лугарда — члена нашей группы. И так мала была эта группа, что хоть Дагни почти не принимала участия в нашей жизни, после ее смерти образовалась брешь, которую нечем было заполнить. Аннет, Тед, Гита и я много работали, чтобы и остальные были постоянно заняты. Мы отпраздновали День Середины Зимы, как можно тщательнее вычислив эту дату. Мы надеялись, что дети не станут сравнивать наш праздник с прошлогодним. Аннет приготовила вкусный обед с инопланетными приправами, которые она сейчас расходовала крайне бережно. После обеда Гита подошла ко мне и протянула небольшой сверток. В нем оказалась дудочка — не такая, как у Лугарда. Ей не хватало волшебства. Но Гита сунула ее мне в руки, и я увидел, что все смотрят на меня.
И вот я, игравший когда-то в беззаботные дни детства на тростниковой дудочке, но никогда после того, как услышал Лугарда, поднес дудочку к губам, вначале неуверенно, потому что давно не играл. Но потом ноту за нотой припомнил одну из походных песен. Вначале получалось с трудом, потом легче. Аннет подхватила мелодию, остальные — за ней, их голоса заглушили звуки моей дудочки — возможно, к лучшему. Когда песня кончилась, Гита сказала:
— Не надо больше слов, Вир… только мелодию.
Это меня подбодрило, и я осмелился на серию журчащих нот, которые исполнял когда-то у костра — тогда мы были всего лишь бродягами, а не последними уцелевшими на планете людьми. Я сыграл мелодию до конца, а они напряженно слушали, как будто моя музыка открывала дорогу к лучшим дням. После Дня Середины Зимы холода усилились. Мы дрожали и возились с нагревателями, почти не выходя из Батта, хотя иногда случались дни с ярким солнцем на ослепительно белом снегу. В Батте было безопасно, но меня начала тревожить мысль, что придется отсюда переселяться. Возвращаться в поселок не хотелось. Там слишком много воспоминаний. Стоило обдумать устройство нового, нашего собственного поселка у порта. Конечно, я не надеялся восстановить космический маяк. С другой стороны, если хаос, вызванный войной, не продлится так долго, как предсказывал Лугард, и кто-то снова будет устанавливать контакт с Бельтаном, то приземлится корабль в порту. Обнаружив, что порт пуст, осмотрев ближайшие поселки, экипаж корабля вряд ли двинется дальше в поисках уцелевших жителей планеты.
В конце концов я упомянул об этом на одном из еженедельных советов. Ни одно из зданий порта мы не могли сделать таким же неприступным, как Батт. И потребует это многолетней работы.
Сабиан с энергией, которой я от него не ожидал, напомнил, что нужно заниматься и сельским хозяйством. Хотя мы, даже с помощью роботов, не можем возделывать все ранее окультуренные земли, но основные виды продуктов надо выращивать. Поля располагались ближе к порту, чем к Батту. Запрограммированные роботы основную работу выполняют сами. Мы не забывали и о мутантах. Единственным свидетельством, что они не потеряли к нам интерес, оставались следы на снегу вокруг Батта (мы даже не были уверены, что следы оставлены мутантами, а не обычными животными). Но мы не хотели быть внезапно отрезанными от крепости.
Итак, было решено, что я полечу в порт и осмотрю его в поисках небольшого здания, пригодного для наших целей. Со мной отправится Эмрис, он поднимет флиттер, пока я буду заниматься разведкой. Мы старались обезопасить наше самое ценное имущество.
Мы вылетели ранним утром. День обещал быть ясным. В прошедшие два дня дули теплые ветры. Снег в сугробах вокруг лавовых гребней подтаял. Я думал о том, когда мы сможем заняться пещерами. Может, только через годы. Кратчайший путь к порту вел через возделываемые земли, покрытые снегом. Мы свернули в сторону от Кинвета. В порту один из кораблей беженцев все еще стоял носом к звездам, но второй, у которого были повреждены дюзы, упал, пробив носом стену пакгауза. На всем белом поле и на молчаливых улицах не было ни одного следа. Мы сделали круг, и я выбрал небольшой дом в дальнем конце поля, где в добрые старые времена жил комендант порта. Дом построили одновременно с портом, он был сложен из больших камней и почти так же прочен, как Батт. Я выбрался из кабины, и Эмрис немедленно взлетел. Он будет кружить надо мною, пока я осматриваю жилище.
Пожалуй, подойдет, решил я. К счастью, дом не занимали после отлета последнего коменданта, поэтому здесь не было и смерти. Мы сможем, как и в Батте, заблокировать входную дверь и окна первого этажа и установить снаружи подъемную лестницу к верхним помещениям. Трудная работа, займет целый год. В назначенное время сел Эмрис, он был чрезвычайно возбужден.
— На севере, Вир, город!
Город! Беженцы? Или поселенцы, бежавшие из своих домов?
— Покажи! — потребовал я.
Он послушно нажал курсоуказатель. Если можно назвать городом разбросанные хижины, то это город. Обитатели его высыпали наружу, заслышав шум снижающегося флиттера.
— Вверх и прочь!
Реакция Эмриса, к счастью, была мгновенной. Я видел достаточно, чтобы понять, что мы чуть не оказались в положении человека, сунувшего палку в осиное гнездо.
— Это… это мутанты! — недоверчиво сказал Эмрис, когда флиттер поднялся и полетел в сторону. — Но у них дома. Что же готовили в лабораториях?
За те немногие мгновения, пока мы парили над беспорядочной мешаниной хижин, я насчитал по крайней мере три вида — все травоядные, но три разных вида, живущих рядом вполне мирно. Может, это справедливо только для травоядных? А хищники или всеядные? Сколько еще подобных «поселков» разбросано вокруг? Во всяком случае, хоть я и был уверен, что кентавры запустили роботов-уборщиков прошлым летом, они не могли пользоваться нашим транспортом из-за устройства тел, — и потому не будут нас преследовать.
Но поселок мутантов в непосредственной близости от порта противоречил нашим планам переселения. Придется оставлять послание на случай прилета спасательной экспедиции. И я твердо решил это сделать. Не потому, что сохранял хотя бы слабую надежду на такое прибытие. Просто нужно поддерживать веру в жизнь за пределами Бельтана, в жизнь нашего рода.
И теперь мы живем в крепости и, когда выходим, берем оружие. Мы сохраняем жалкие остатки человеческой цивилизации, бережем знания и пытаемся улучшить обучение. Заботимся о машинах, зная слишком хорошо, что их не хватит даже до конца нашей жизни. Мы сознаем, что те в нашей маленькой колонии, что придут за нами, будут спускаться все ниже и ниже по лестнице цивилизации и, может быть, со временем встретят тех, кто поднимается по этой лестнице.
Прошло уже три года с того дня, как мы вслед за угрюмым дудочником Гриссом Лугардом оказались в безопасности его пещер. Два года назад мы с Аннет стояли перед лицом всего нашего маленького общества, давая клятву совместной жизни. Этой весной — еще не стаял снег — родился наш сын Грисс, первый из поколения, которое никогда не увидит звезд. Если, конечно, не случится чудо. Мы больше никого не потеряли, хотя в период уборки урожая Сабиан и Эмрис отбили нападение мутантов — на этот раз хищников, отдаленных потомков собаки. Гита надеется, что когда-нибудь мы сможем установить контакты с некоторыми видами. Она считает освобождение мутантов из клеток началом таких взаимоотношений и хотела бы отправиться за горы для встречи с истробенами. Но на это мы не решаемся: нас слишком мало. Потеря одного члена ставит в опасное положение всю колонию. Поселок мутантов у порта процветает. Мутанты управляли роботами на полях уже два сезона. Затем роботы вышли из строя. По настоянию Аннет и Гиты, в знак дружбы мы с Тедом ночью слетали туда и починили машины, пустив их утром в работу. И хотя мы оставили в знак мира продовольствие, особенно куски соли, мутанты ничем не ответили. Они по-прежнему шпионят за нами, и мы всегда выходим парами, но не убиваем, пользуемся станнерами. Мы с Тедом проводим долгие дни в порту, восстанавливая маяк и отбирая ленты. Надеемся, что наша установка сработает, если поблизости появятся корабли. Упавший корабль ржавеет, а тот, что стоит, наклонился. Будь мы подготовлены, могли бы взлететь в нем — но куда?
Похоже, пророчество Лугарда о конце межзвездной цивилизации оправдывается. После кораблей беженцев никто не посещал Бельтан. И вряд ли посетит, разве что в начале новой эры, когда где-то на другой планете человечество выберется из варварства, овладеет древними знаниями и ринется в космос. Если при этом будет вновь открыт Бельтан, мы надеемся, что найдут эту запись и другие, которые мы будем вести, пока у нас есть ленты Зексро. Закончив очередную ленту, мы ставим ее на постоянную запись в порту. Так прилетевшие узнают, как для нас кончился один мир и начался другой. Тут кончается моя часть рассказа. Мы решили, что запись продолжит Гита. Завтра я отправляюсь в порт и помещу свой рассказ в память машины.
Опять время жатвы. Мы будем следить за полями мутантов, помогать им, если сможем, надеясь на прорыв и на дружбу наших рас. В ином случае наше будущее темно, как пещеры, через которые мы прошли. Но мы нашли выход к свету. И каждый день молимся, чтобы это случилось вновь.