Нортон Мэри. Добывайки (сборник)

   – Н-но… – запинаясь, произнесла Кейт, – не можете же вы… я хочу сказать… – И у неё вдруг сделался такой вид, который вполне оправдывал то, что о ней говорили: вспыльчивая, своевольная, ну и всё остальное. – Это нечестно! – вскричала она. – Это обман! Это…
   На глазах у неё появились слёзы; она бросила на стол носок, вслед за ним штопальную иглу, лягнула ногой мешок с шерстяными клубками, лежавший возле неё на ковре.
   – Почему, Кейт? – Миссис Мей была искренне удивлена.
   – Ещё что-то должно же было произойти! – сердито закричала Кейт. – А крысолов? А полисмен? А…
   – И произошло, – сказала миссис Мей. – Очень многое произошло. Я как раз собиралась всё это тебе рассказать.
   – Тогда почему вы сказали, что это конец?
   – Потому, – проговорила миссис Мей (у неё всё ещё был удивлённый вид), – что брат никогда больше их не видел.
   – Тогда о чём же ещё рассказывать?
   – О том, – сказала Мей, – о чём есть что рассказать.
   Кейт с негодованием уставилась на неё.
   – Так рассказывайте же!
   Миссис Мей в свою очередь посмотрела на девочку.
   – Кейт, – сказала она, немного помолчав. – Истории никогда по-настоящему не кончаются. Они продолжаются до бесконечности. Просто в каком-то месте их перестают рассказывать.
   – Но не в таком месте! – сказала Кейт.
   – Ладно, вдень нитку в иголку, – сказала миссис Мей, – серую, шерстяную. И мы сошьём вместе эти квадраты. Я начну сверху, ты – снизу. Сперва серый квадрат, потом зелёный, потом розовый и так дальше…
   – Значит, на самом деле, – сердито сказала Кейт, пытаясь продеть толстую шерстяную нитку в маленькое игольное ушко, – он всё-таки их видел.
   – Нет, не видел, я не оговорилась. Ему неожиданно пришлось уехать… в конце той же недели… потому что в Индию шёл пароход и на нём плыли знакомые, которые обещали взять его с собой. А те три дня, что он ещё оставался в доме, миссис Драйвер продержала его взаперти.
   – Три дня! – воскликнула Кейт.
   – Да. Видимо, миссис Драйвер сказала тёте Софи, что он простудился. Она не хотела причинять ему зла, но она твёрдо решила избавиться от добываек, а брат мог помешать ей.
   – А ей это удалось? – спросила Кейт. – Я хочу сказать… они все пришли? И полисмен? И крысолов? И?..
   – Санитарный инспектор не приехал. Во всяком случае, пока брат был там. И им не удалось вызвать крысолова из города, но они нашли человека из местных. Полисмен пришёл… – Миссис Мей рассмеялась. – Эти три дня миссис Драйвер давала брату настоящий радиорепортаж о том, что происходит внизу. Она любила поворчать, а брат, запертый в своей комнате и больше ей не опасный, перестал быть для неё врагом. Она приносила ему в комнату еду и в первое же утро принесла на подносе всю игрушечную мебель и заставила поставить её обратно в кукольный дом. Вот тогда-то она и сказала ему про полисмена. Он говорил мне, что она была вне себя от злости. Ему даже жалко её стало.
   – Почему? – спросила Кейт.
   – Потому что полисмен оказался сыном Нелли Ранэйкр – Эрни, которого миссис Драйвер не раз гоняла в прежние времена из сада, когда он мальчишкой таскал яблоки с яблони, что растёт у ворот. «Подлый, трусливый, дрянной воришка, – сказала она про него брату. – Расселся у меня в кухне, как у себя дома, выложил на стол записную книжку и скалит зубы… Говорит, ему стукнул двадцать один год… Наглый, как не знаю что, откуда только такие берутся!..»
   – А он правда был, – спросила Кейт, глядя на неё во все глаза, – дрянной воришка?
   – Конечно, нет. Не больше, чем брат. Эрни Ранэйкр был прекрасный юноша с прямой осанкой и прямой душой, гордость всей полиции. И он вовсе не скалил зубы над миссис Драйвер, когда она рассказывала ему свою историю, просто когда она описывала Хомили, спящую в постели, он кинул на миссис Драйвер взрослый (как говорил потом Крэмпфирл) взгляд, казалось, он хотел ей сказать: «Сильнее разбавляйте её водой».
   – Кого – её? – спросила Кейт.
   – Старую добрую мадеру, наверно, – сказала миссис Мей. – И тётя Софи заподозрила то же самое: она страшно разгневалась, когда узнала, что миссис Драйвер видела нескольких человечков, а она сама после целого графинчика мадеры видела всего одного, ну от силы двух. Она велела Крэмпфирлу принести все ящики с мадерой из подвала к ней в комнату и составить их у стены в углу, где она сможет, сказала она, за ними приглядывать.
   – А кошку они достали? – спросила Кейт.
   – Да. Но от неё тоже было мало толку. Это был старый кот Крэмпфирла, рыжий с белыми пятнами. По словам миссис Драйвер, у него было только два желания – удрать из дома или забраться в кладовую, где хранили продукты. «Что там говорить о добывайках, – ворчала миссис Драйвер, ставя на стол тарелку с рыбным пирогом, который она принесла брату на второй завтрак, – им до этого кота далеко – добыл себе в кладовой рыбу и полгоршка сметаны». Но кот недолго пробыл в доме. Первое, что сделали фокстерьеры, которых привёл крысолов, это выгнали его оттуда. Ну и шум они подняли, рассказывал брат. Они гоняли кота по лестницам – вверх и вниз и по комнатам – взад и вперёд и так лаяли, что чуть не охрипли. Последнее, что видел брат из окна, – рыжее пятно, которое мчалось через рощу и дальнее поле, а за ним – терьеры, вся свора, как один.
   – Поймали они его?
   – Нет, – рассмеялась миссис Мей, – он ещё жил у Крэмпфирла, когда туда приехала я через год. Немного угрюмый и необщительный, но целый и невредимый.
   – Расскажите, что было, когда приехали вы.
   – О, я там недолго пробыла, – торопливо сказала миссис Мей, – а потом дом продали. Брат никогда больше туда не приезжал.
   Кейт подозрительно глядела на неё, покалывая нижнюю губу иголкой.
   – Значит, они так и не поймали добываек? – спросила она наконец.
   Миссис Мей отвела глаза.
   – Да нет, не поймали, но… – Она заколебалась. – То, что они сделали, было для бедного брата и того хуже.
   – Что они сделали?
   Миссис Мей отложила иглу и несколько минут молча смотрела на руки.
   – Я ненавидела этого крысолова, – внезапно сказала она.
   – А вы его разве знали?
   – Его все там знали. У него было бельмо на глазу. Его звали Рич Уильямс. Он и свиней колол, и… ну и всякие другие вещи делал… у него были ружьё, топор, лопата, кирка и приспособление с кузнечными мехами, чтобы выкуривать крыс. Я не знаю точно, чем он их выкуривал… он сам варил это ядовитое снадобье из трав или химикалий, но запах я помню; он долго ещё держался у амбаров и вообще всюду, где этот Рич Уильямс бывал. Можешь себе представить, что было с братом, когда на третий день – тот самый день, когда он должен был уезжать, – до него донёсся этот запах…
 
   Брат был уже одет и совсем готов в дорогу. Упакованные чемоданы стояли внизу в холле. Пришла миссис Драйвер, отперла дверь и повела его по коридору в спальню тёти Софи. Он стоял бледный, застывший, в пальто и перчатках возле её завешенной пологом кровати.
   – У тебя что – уже морская болезнь началась? – насмешливо спросила тётя Софи, глядя на него с высоты кровати.
   – Нет, – ответил он, – это от запаха.
   Тётя Софи принюхалась.
   – Что это за запах, Драйвер? – спросила она.
   – Там крысолов, миледи, – ответила миссис Драйвер, покраснев. – Там, в кухне…
   – Что?! – воскликнула тётя Софи. – Вы их выкуриваете?! – И она засмеялась. – О боже, о боже! – всхлипывала она. – Но если они вам не по вкусу, Драйвер, избавиться от них проще простого.
   – Как, миледи? – спросила миссис Драйвер, и даже её двойной подбородок и тот покраснел. Ей было очень неловко.
   Обессилев от смеха, тётя Софи помахала унизанной кольцами рукой.
   – Покрепче затыкайте бутылку пробкой, – выговорила она наконец и указала им кивком на дверь.
   Спускаясь по лестнице, они всё ещё слышали её смех.
   – Она в них не верит, – пробормотала миссис Драйвер и крепче ухватила брата за плечо. – Ну и глупо! Посмотрим, что она запоёт, когда я потом принесу их к ней в комнату на чистой газете, всех рядком по росту… – И миссис Драйвер без церемонии поволокла брата через холл.
   Куранты были сдвинуты с места, и брат сразу же заметил, что дыра в деревянной панели была законопачена. Входные двери, как обычно, стояли настежь, и в холл врывался солнечный свет. У двери, на коврике, стояли его чемоданы, поджариваясь на солнце. С фруктовых деревьев за дорожкой уже облетел цвет, и ветки покрылись крошечными светло-зелёными листочками, прозрачными на солнце.
   – Времени хоть отбавляй, – сказала миссис Драйвер, взглянув на часы, – кеб приедет не раньше половины четвёртого…
   – Часы стоят, – сказал брат.
   Миссис Драйвер обернулась. На ней была шляпа и парадное чёрное пальто, ведь она самолично везла его на станцию. Вид у неё был непривычный, словно она собралась идти в церковь.
   – Да, – сказала она; у неё открылся рот и тяжело обвисли щеки. – Верно, из-за того, что мы их сдвинули, – решила она. – Всё будет в порядке, когда их поставят на место. В понедельник придёт мистер Фриш. – И она снова крепко ухватила его повыше локтя и потащила дальше.
   – Куда мы идём? – спросил он, упираясь.
   – В кухню. У нас ещё есть минут десять. Разве ты не хочешь посмотреть, как их поймают?
   – Нет, – сказал он, – нет, – и вырвался от неё.
   Миссис Драйвер глядела на него, улыбаясь.
   – Ну а я хочу, – сказала она. – Хочу рассмотреть их получше. Он напускает под пол своё снадобье, и они выбегают наружу. Во всяком случае, так делают крысы. Но сперва, говорит он, надо заделать все выходы. – И её глаза вслед за глазами брата обратились к дыре под часами – она была замазана, словно бы серым тестом, а сверху был криво прилеплен кусок обёрточной бумаги.
   – Кто её нашёл? – спросил он.
   – Рич Уильямс. Это его работа.
   – Её можно расковырять, – сказал мальчик минуту спустя.
   Миссис Драйвер рассмеялась, на этот раз добродушно:
   – О нет, нельзя! И думать нечего. Накрепко зацементировано, целый цементный блок, да ещё поперёк железный лист от старой печки из оранжереи. Рич Уильямс с Крэмпфирлом целый день провозились до самого чая. Нам здесь больше таких фокусов не надо. Да ещё под курантами. Их не так-то просто сдвигать с места. Особенно если хочешь, чтобы они точно ходили. Видишь, где они стояли, – там, где на полу вроде бы подставка?
   Вот тут-то брат в первый и последний раз в жизни увидел это подножие из плитняка.
   – Ладно, пошли, – сказала миссис Драйвер и снова взяла его за руку. – Мы услышим кеб из кухни.
   Но когда они прошли в кухню через зелёную, обшитую байкой дверь, там было форменное столпотворение. Услышать отсюда, как подъезжает кеб, нечего было и думать.
   – Спокойно, спокойно, спокойно!.. – повторял громко и монотонно Крэмпфирл, удерживая на поводке тяжело дышащих и заливисто лающих терьеров крысолова. Полисмен тоже был там – Эрни, сын Нелли Ранэйкр. Он пришёл просто из интереса и стоял в стороне от прочих, сдвинув каску на затылок, с чашкой чая в руке. Лицо его было розовым от возбуждения, и он безостановочно мешал чай ложкой.
   – Пока не увижу – не поверю, – весело сказал он вошедшей миссис Драйвер.
   Там же был мальчик из деревни, с хорьком. Хорёк всё время пытался вылезти из кармана, рассказывал брат, а мальчик заталкивал его обратно. Сам Рич Уильямс сидел на корточках возле дыры. Он зажёг что-то под куском мешковины, и в кухне стояла страшная вонь. Вот он начал накачивать мехи, медленно и осторожно, напряжённо склонившись над ними, полностью уйдя в своё занятие.
   Брат стоял там как во сне. («Возможно, мне действительно всё это приснилось», – сказал он мне позднее… много позднее, когда мы уже были взрослыми людьми.) Он оглядел кухню. Увидел в окно залитые солнцем фруктовые деревья и ветку вишни, стоявшей на склоне; увидел пустые чашки на столе и торчащие из них ложки – одна чашка была без блюдца; увидел прислонённое к стене у самой зелёной двери снаряжение крысолова – связку кроличьих силков, два мешка, лопату, ружьё, кирку и его обтрёпанное пальто с заплатами из кожи.
   – Приготовьтесь! – раздался голос Рича Уильямса; голос дрожал от возбуждения, но головы Рич не повернул. – Приготовьтесь. Сейчас будет пора спускать собак.
   Миссис Драйвер выпустила руку брата и подошла поближе к дыре.
   – Назад, – сказал, не оборачиваясь, крысолов. – Мне нужно свободное место…
   И миссис Драйвер попятилась к столу. Она поставила рядом с ним стул и, сев, приподняла с полу ноги, но вновь их опустила, поймав смеющийся взгляд Эрни Ранэйкра.
 

 
   – Ничего, мамаша, – сказал он, вздёрнув бровь, – мы вас подсадим, когда будет надо.
   Кинув на него испепеляющий взгляд, миссис Драйвер схватила со стола три чашки и сердито зашаркала к буфетной. «Грязный, лживый, такой-растакой…» – ворчала она, проходя мимо брата. И при этих словах он вдруг ожил…
   Он быстро обежал взглядом кухню: все были поглощены ожиданием, все глаза были устремлены на крысолова… все, кроме глаз деревенского мальчишки, – он как раз доставал из кармана хорька. Брат потихоньку снял перчатки и стал пятиться медленно… медленно… к зелёной двери, не сводя глаз с группы вокруг дыры. На мгновение он остановился возле вещей крысолова и протянул настороженную, шарящую руку; наконец его пальцы сомкнулись на гладкой деревянной ручке, отполированной долгим употреблением; он быстро глянул вниз, чтобы не ошибиться, – да, как он и надеялся, это была кирка. Он прислонился к двери и чуть заметно надавил на неё спиной. Она послушно приоткрылась, бесшумно, как всегда. Никто не поднял головы.
   – Спокойно, – говорил крысолов, низко склоняясь над мехами, – надо немного подождать, пока дым заполнит всё подполье… там не очень-то хорошая вентиляция.
   Брат проскользнул в приоткрывшуюся дверь, и она снова со вздохом закрылась, заглушив шум. Несколько шагов он прошёл на цыпочках, затем пустился бегом.
   Вот он снова в залитом солнцем холле, вот и его чёмоданы на коврике у дверей. Он налетел на часы, и они пробили – бам-м! – звук был дрожащий и тревожный. Брат поднял кирку над головой и обрушил сбоку удар на дыру внизу панели. Бумага разорвалась, отлетело несколько кусков цемента, и кирка резко отскочила – он еле удержал её в руках. Да, там за цементом действительно было железо. Ещё удар. И ещё… Вся панель над дырой была в зазубринах, но кирка по-прежнему отскакивала назад. Бесполезно; руки, мокрые от пота, скользили по гладкому дереву ручки. Он остановился, чтобы перевести дыхание, и увидел подъезжающий кеб. Кеб был ещё на дороге позади живой изгороди в дальнем конце фруктового сада; скоро он подъедет к яблоне возле ворот, затем покатит по подъездной аллее к парадной двери. Брат взглянул на часы – они ровно тикали, возможно, в результате его толчка. Этот звук почему-то успокоил его, перестало так сильно стучать сердце; время – вот что было ему нужно, ещё немного времени. «Надо подождать, пока дым заполнит всё подполье, – сказал крысолов, – там не очень-то хорошая вентиляция».
   «Вентиляция» – спасительное слово. По-прежнему с киркой в руке брат выбежал из двери; на гравийной дорожке он споткнулся и чуть не упал, ручка кирки подскочила и больно ударила его по виску. Когда он подбежал к решётке, оттуда тонкой струйкой уже сочился дым, и ему показалось, что он увидел какое-то движение на фоне темноты между прутьями. Конечно, где же ещё им быть?! Но он не стал задерживаться, чтобы убедиться в этом. Позади уже слышался хруст гравия под колёсами и стук копыт. Брат был, как я уже говорила тебе, не очень большой и не очень сильный мальчик, и ему было всего девять лет (а не десять, как он похвастался Арриэтте), но он сумел освободить один край решётки всего двумя ударами кирки по кирпичу. Решётка повисла наискосок отверстия, казалось, она держится на одном гвозде. Брат поднялся на склон и, размахнувшись, со всей силы кинул кирку в траву за вишней. Он помнит, что, когда он бежал к кебу, спотыкаясь, задыхаясь и обливаясь потом, он подумал, что и это – пропажа кирки – приведёт в своё время к очередным неприятностям.

Глава двадцатая

   – Но как же! – воскликнула Кейт. – Значит, он не видел, выбрались ли они из подполья?..
   – Нет. Сразу же появилась миссис Драйвер; она была очень сердита, потому что они опаздывали на поезд. Она велела ему сейчас же садиться, она хочет успеть вернуться, сказала она, и посмотреть, «как они подохнут». Вот какая она была, эта миссис Драйвер.
   Несколько секунд Кейт молчала, глядя на пол.
   – Значит, это действительно конец, – сказала она.
   – Да, – ответила миссис Мей, – в некотором роде. Или начало…
   – Но, – Кейт подняла встревоженное лицо, – что, если им не удалось убежать, когда он оторвал решётку? Может быть, их всё же поймали?
   – О нет, им это удалось, – не задумываясь, сказала миссис Мей.
   – Откуда вы знаете?
   – Знаю, и всё, – сказала миссис Мей.
   – Но как они перебрались через поля? Где коровы, и вороны, и всякое другое?
   – Прошли их пешком, конечно. Семейство дяди Хендрири раньше их сделало это. Чего ни сделаешь, если твёрдо решился!
   – Бедная Хомили! Как она, должно быть, была расстроена.
   – Она и была расстроена, – сказала миссис Мей.
   – А откуда они знали дорогу?
   – Им надо было идти вдоль газопровода, – сказала миссис Мей. – Там есть что-то вроде насыпи через рощу и поля за ней. Понимаешь, когда рабочие выкопали канаву и уложили в неё трубу, она заняла место, и потом вся земля не уместилась обратно, получился небольшой вал.
   – Но бедная Хомили… она осталась без чая… и без мебели… и без всех её вещей. Как вы думаете, они захватили с собой что-нибудь?
   – О, люди всегда захватывают что-нибудь, – отрывисто сказала миссис Мей, – иногда самые неожиданные вещи… ты ведь читала о кораблекрушениях. – Она говорила теперь торопливо, словно устала рассказывать. – Осторожнее, девочка, рядом с серым не розовый, а зелёный. Тебе придётся всё отпороть.
   – Но, – продолжала с отчаянием в голосе Кейт, беря ножницы, – Хомили было, наверно, так неприятно явиться к Люпи бедной родственницей, бедной и разорительной.
   – Разорённой, – терпеливо поправила её миссис Мей, – и Люпи там не было, ты забыла. Люпи туда не вернулась. Хомили оказалась в своей стихии. Я так и вижу её. «Ох уж эти мне мужчины…» – сказала, верно, она и сразу же подвязала передник.
   – Разве там были одни мальчики?
   – Да. И Клавесины, и Куранты. И, наверно, они ужасно избаловали Арриэтту.
   – Но что они ели, как вы думаете? Гусениц?
   – О боже, девочка, конечно же, нет. У них была замечательная жизнь. Барсучьи норы – это целые квартиры… там масса жилых помещений, и переходов, и кладовых. Они, верно, собирали лесные орехи… лущили из колосьев зерно и складывали в кладовые, а потом мололи муку, в точности как люди… им даже сеять не нужно было, бери готовым. У них был мёд. Они могли делать чай, и цветочный, и липовый. И собирать ягоды шиповника и боярышника, и тёрн, и чернику, и лесную землянику. Мальчики могли удить в ручейках, а для них мальки – что для нас скумбрия. У них были птичьи яйца – столько, сколько душа пожелает, – для омлетов, пирогов и заварных кремов. Понимаешь, они скоро узнали, где что надо искать. И конечно, у них была зелень для салатов. Только подумай, какой превосходный салат можно приготовить из нежных побегов молодого боярышника – в детстве мы называли его бутерброд с сыром – со щавелем и одуванчиками, а если ещё приправить его тимьяном и диким чесноком! Не забывай – Хомили всегда хорошо готовила. Недаром же они жили под кухней.
   – Но их со всех сторон подстерегала опасность, – не сдавалась Кейт, – все эти ласки, и вороны, и горностаи, и все прочие твари.
   – Верно, – согласилась миссис Мей. – Им грозила опасность. Так же, как и всем нам. У них по крайней мере не было войн. А ты подумай о первых колонистах в Америке! Или о крестьянах, которые живут посреди саванны в Африке, где вокруг рыщут дикие звери, или о тех, что живут в джунглях Индии! Они понемногу знакомятся с повадками зверей. Даже кролик знает, когда лиса охотится, а когда нет; он может пробежать у неё под носом, если она сытно поела и нежится на солнце. Все дети Хендрири были мальчики, они должны были научиться охотиться, чтобы добывать пищу, научиться защищать себя. Я не думаю, чтобы Арриэтта или Хомили уходили далеко от дома.
   – Арриэтта уходила, – сказала Кейт.
   – Да, – согласилась, смеясь, миссис Мей. – Арриэтта, пожалуй, уходила.
   – Значит, у них было мясо? – сказала Кейт.
   – Да, иногда. Но добывайки – не убивайки. Я думаю, – сказала миссис Мей, – что, если горностай, скажем, убивал куропатку, они могли добыть её ногу или крыло.
   – А если лиса убивала кролика, они добывали его мех?
   – Да, на одеяла и шубы.
   – А какие на вкус ягоды боярышника, если их очистить от кожуры и испечь? – с блестящими от возбуждения глазами спросила Кейт. – Как печёный картофель?
   – Возможно, – ответила миссис Мей.
   – Но они не могли готовить в барсучьей норе. Я полагаю, они разводили костёр. А как зимой? Что они делали, чтобы не замёрзнуть?
   – Знаешь, что я думаю? – сказала миссис Мей; она отложила работу и немного наклонилась вперёд. – Я думаю, они использовали её, со всеми переходами и кладовыми, как огромный холл-лабиринт. Никто, кроме них, не знал, как пройти по всем галереям и переходам к их настоящему дому. Добывайки любят длинные коридоры и ворота, и они любят жить далеко от парадных дверей.
   – Где же тогда они жили?
   – Мне пришло в голову: а не могли они использовать газопровод? – сказала миссис Мей.
   – Да-да! – вскричала Кейт. – Я вижу, что вы имеете в виду.
   – Земля там мягкая, песчаная. Я думаю, они прошли через всю барсучью нору и вырыли большой круглый зал на одном уровне с газопроводом, а вокруг зала сделали маленькие комнатки, как каютки. И я думаю, – продолжала миссис Мей, – что они проделали в трубе три маленькие дырочки. Одну совсем малюсенькую, такую, что и не увидишь; и газ, который оттуда шёл, всегда горел. А две другие, побольше, с затычками; когда они хотели их зажечь, они вынимали затычки. Большие «горелки» зажигались от маленькой. Вот тебе и освещение, и огонь для готовки.
   – Но додумались ли они до этого?
   – Додумались. Они умные, – успокоила её миссис Мей, – слишком умные, чтобы жить рядом с газопроводом и не добыть немного газа. Не забывай, кто они.
   – Но им был нужен вентилятор.
   – О, – сказала миссис Мей, – у них и был вентилятор.
   – Откуда вы знаете? – спросила Кейт.
   – Потому что однажды, когда я там была, мне почудился запах тушёного мяса.
   – Ax! – взволнованно вскричала Кейт и, забравшись с коленями на табурет, перегнулась к миссис Мей. – Значит, вы всё-таки там были? Вот откуда вы всё это знаете. Вы их тоже видели!
   – Нет, нет, – сказала миссис Мей, немного отодвигаясь. – Я их никогда не видела. Ни разу!
   – Но вы там были? Вы что-то знаете! Вижу, что знаете.
   – Да, я там была, – миссис Мей посмотрела прямо в горящие нетерпением глаза Кейт; казалось, она была в нерешительности, чуть ли не чувствовала себя виноватой. – Хорошо, – согласилась она наконец, – я тебе расскажу, но я ни за что не ручаюсь. Я приехала туда как раз перед тем, как тётю Софи забрали в больницу. Я знала, что дом продадут, поэтому я… – Миссис Мей опять заколебалась, затем продолжала смущённо: – Я вынула всю мебель из кукольного дома, положила в наволочку и отнесла туда. И на свои карманные деньги купила кое-что… чай и кофейные зёрна… и соль, и перец, и гвоздику, и большой пакет сахара. И взяла целый ворох шёлковых лоскутков, которые остались, когда мы шили лоскутное одеяло. И немного рыбьих косточек на иголки. Я положила туда крошечный напёрсток, который был в моём куске рождественского пирога, и целый набор щипчиков и тарелочек из цветной фольги, которые были в коробке из-под шоколадных конфет…
   – Но вы их ни разу не видели?
   – Нет. Ни разу. Я просидела несколько часов на склоне под живой изгородью из боярышника. Мне очень нравился этот склон: отовсюду торчали перекрученные корни, в песке были ямки, там росли лесная фиалка, и первоцвет, и ранняя смолка. С самого верха склона было видно на много миль кругом – и поля, и леса, и долины, и извилистые просёлочные дороги, трубы большого дома.
   – Может быть, вы сидели не там, где надо.
   – Не думаю. Сидя так в траве, глядя на жуков и муравьёв, я нашла жёлудь; он был гладкий и сухой, сбоку у него была пробуравлена дырочка, а самая верхушка срезана…
   – Чайник! – воскликнула Кейт.
   – Думаю, что да. Я всё кругом обыскала, но носика из пёрышка так и не нашла. Тогда я принялась звать их, я кричала во все норки и дыры… как раньше брат. Но мне никто не ответил. А когда я пришла туда на следующий день, наволочка исчезла.
   – И всё, что в ней, тоже?
   – Да. То, что в ней, тоже. Я обшарила всё вокруг – вдруг увижу шёлковый лоскут или зёрнышко кофе. Но нет, я не нашла ничего. Конечно, там мог кто-нибудь проходить и унести наволочку со всем содержимым. Вот в тот день, – сказала миссис Мей, улыбаясь, – я и почуяла запах тушёного мяса.
   – А на который день, – спросила Кейт, – вы нашли дневник Арриэтты?
   Миссис Мей вновь положила шитьё.
   – Кейт, – начала она удивлённо, затем нерешительно улыбнулась. – Почему ты это спрашиваешь? – Щёки её порозовели.