Носенков Василий Романович
Им было по двадцать два

   Василий Романович Носенков
   ИМ БЫЛО
   ПО ДВАДЦАТЬ ДВА
   1
   Стоял апрель, и на улицах Ленинграда уже не было снега. Нева торопливо уносила в Финский залив последние остатки ладожского льда. В вершинах тополей среди оголенных сплетении веток чернели гнезда/ над ними с радостным криком носились грачи и вороны. На Неве, в ее рукавах, ловко объезжая льдины, тренировались гребцы. А на пляже у Петропавловской крепости с самого утра было людно.
   Петр Бадраков неторопливо снял с себя одежду, аккуратно сложил ее на одеяло. Затем так же медленно Сунул ноги в старые, задубевшие валенки и, щуря глаза, глянул на шпиль Петропавловского собора. Лучи утреннего солнца играли на его позолоте. Широкое крыло ангела застыло в безбрежной синеве неба. Ветра не было. День обещал быть хорошим, и Бадраков был доволен, что вырвал наконец у начальника положенный выходной. Он начад медленно прогуливаться вдоль высокой гранитной стеньг.
   Книжка стихотворений Твардовского была у него в руках, но стихи отошли сегодня на второй план. Смуглая студентка, которую Бадраков видел здесь неделю назад, владела его воображением.
   В тот раз компания из четырех девушек и двух парней играла в мяч. Бадраков незаметно вклинился в их жруг и оказался напротив черноволосой смуглой девушки. Было ли это случайно или он умышленно выбрал место напротив смуглянки, Петр и сам не мог понять. Ему было хорошо и весело. Как-то так получалось, что мяч от его рук все время летел на нее. Она делала красивые, расчетливые движения, принимая мяч, и каждый раз с-мущенно опускала глаза, когда взгляды их встречались. К обеду Бадраков уже знал, что вся компания учится на четвертом курсе Первого медицинского института, узнал имена девушек и ребят. Ее звали Инной.
   Во второй половине дня, когда солнце перекочевало за толстую крепостную стену, а с Невы потянул морозный ветерок, студенты собрались уходить. Не думая от них отставать, Бадраков тоже оделся. Когда он укладывал в чемоданчик одеяло и валенки, то почувствовал на себе чей-то взгляд. Не поворачивая головы, он посмотрел в сторону девушек Инна слегка покраснела и опустила голову.
   Компания пошла по берегу Невы к проспекту Добролюбова. Петру очень хотелось пойти с ними. Но какое-то чувство неловкости удерживало его.
   Коротко остриженная подвижная Катя, проходя мимо него, сказала:
   - Теперь до следующей пятницы. До свиданья.
   Вадраков постоял несколько минут, пока студенты не отошли на почтительное расстояние, и повернул в обратную сторону, к Кировскому мосту.
   Неторопливо шагал он по сырому песку, улыбался Неве, тяжелым каменным стенам крепости, своему будущему.
   Всю следующую неделю он думал о ней, пытался до мельчайших подробностей представить ее лицо. Но оно расплывалось, пряталось. Бадраков пришел к неожиданному для себя выводу, что никогда любовь не бывает так остра и нежна, как тогда, когда еще не высказана.
   Неделя тянулась бесконечно долго. И вот он снова ходит по пляжу, а сердце щемит радостно-робкое чувство ожидания. Кажется, что он давным-давно знает Инну.
   Иногда к его волнению примешивается ревность. А вдруг ему все только показалось? Или она сегодня не придет совсем, а если придет, то со своим парнем, или...
   Они пришли около одиннадцати. Вся компания, как и в прошлый раз. Бадраков увидел, что Инна оглядывается по сторонам. Он отвернулся к крепостной стене и ждал.
   Когда студенты оказались совсем рядом, Петр повернулся к ним лицом. Инна смотрела себе под ноги.
   - Петр уже здесь, - весело заговорил высокий студент, которого звали Володей.
   - Здесь. Привет, - ответил Бадраков, пожимая ребятам руки.
   С девушками он тоже поздоровался, промямлил "здрасьте" и поспешно отвернулся. Петр чувствовал, что получилось неловко, - ему хотелось бы обращаться с ними попроще, как это делали студенты, но так у него при всем желании не получалось.
   Перекидываясь шуточками, ребята и девушки стали раздеваться. Не успели они достать мяч, как Бадраков заметил молодого человека в зеленом пальто, и узких брюках. Он осторожно пробирался по песчаному берегу, высматривая кого-то. Это был закрепленный за Бадраковым на стажировку курсант средней школы милиции Эдик Снегирев.
   "Надо спрятаться. Имею же я, черт возьми, право использовать хоть один выходной по своему усмотрению, без вмешательства начальства?!" - подумал Петр и, вбирая голову в плечи, молча направился К летнему павильону, надеясь укрыться от глаз Снегирева за зеленой фанерной стенкой. Но было уже поздно. Наблюдательный курсант заметил Петра и, призывно помахивая рукой, громко, назвал его по фамилии.
   Путь к отступлению был отрезан.
   - Одевайтесь быстрой! - не обращая внимания на окружающих, кричал Эдик, подходя. - Там вас ждут!
   - Потише не можешь? - сверкнул глазами Бадраков.
   - Можно и потише, - присмирел Снегирев. - А вы "рыбачите", значит? Еще не сезон, - бегло окидывая любителей раннего загара, сообщил on. - Так себе, неходовая рыбешка: уклейка, плотва, селедка...
   - Говори, зачем пришел?
   - Вот это разговор, достойный подражанья! Убийство у нас на территории, сэр. Макарьев срочно послал за вами. Вы же Пинкертон, Холмс, Шейнин и Пронин, вместе взятые. Спустя полстолетия вам поставят памятник в Ленинграде, а издательства мира наводнят библиотеки детективной литературой о ваших...
   - Прекрати, - серьезно одернул его Бадраков.
   Раньше бы такое сообщение не вызвало у него никаких вопросов. Он сразу бы побежал в отделение. Но сегодня, впервые за шесть лет работы в уголовном розыске, он подумал о возможности избавления от вызова. Бадраков поковырял носком валенка сырой песок. Нога уперлась в промерзший слой.
   - Как... убийство?
   - Очень просто. В реке подо льдиной нашли труп молодого мужчины. На спине ножевые ранения, лицо обезображено, - стараясь сохранить хладнокровие, рассказывал практикант. И, немного подумав, добавил: - Между прочим, личность не установлена.
   Бадраков начал одеваться, думая, как объяснить своим новым знакомым такой поспешный уход. Но так ничего и не придумал. А если бы и придумал, не набрался смелости соврать в присутствии Инны. Он молча оделся и с виноватым лицом подошел к студентам:
   - Вот... срочно на работу вызывают.
   - Работа есть работа, - посочувствовал Владимир, ловко принимая посланный на него мяч.
   Остальные молчали. Только одна из девушек, поглядывая на Неву, сказала:
   - Погода устанавливается. Завтра в двенадцать, пожалуй, выберемся сюда.
   Ее никто не поддержал. Инна в мяч не играла. Она стояла у стены, подставив спину под слабые лучи солнца.
   Сейчас, уже одевшись, Бадраков без стеснения глянул в ее сторону. У нее были стройные ноги, узкие покатые плечи, волнистые черные волосы и нежная шея. Лица но было видно, а руки ее как-то неестественно опустились.
   - До свидания, - громко сказал Петр и поспешил за Снегиревым.
   Чтобы не показаться в глазах студентов лицом второстепенным, подчиненным этому щеголю, он неожиданно сильно толкнул Эдика в плечо, от чего тот чуть было не упал в песок, и первым зашагал вперед.
   - До завтра! - крикнули ему вслед студенты.
   Молча дошли они до угла крепостной стены, откуда можно было еще раз взглянуть на пляж. Петр выискал в толпе загорающих стройную фигурку Инны. Она стояла все там же, только повернулась к ним лицом. Хотелось помахать ей рукой, но при курсанте он не стал этого делать.
   Бадраков вдруг рассердился на Эдика, будто тот был виноват в срочном вызове его, Петра, на работу. Он долго косился на практиканта, придумывая подходящий повод к разговору, а за углом стены вдруг ни с того ни с сего спросил:
   - Слушай, Эдик, скажи честно, тебе нравятся стиляги?
   Курсант покраснел до ушей, а Бадраков продолжал:
   - Ну их вкусы, замашки, рейтузы вместо брюк, вихляющая походка, борода, страсть к заграничному...
   - Я не ездил за этими штанами на Бродвей, а купил их в ДЛТ, - обиделся Снегирев, принимая все замечания в свой адрес. - А раз их продают в государственных торговых точках, то, наверное, и носить можно...
   - Хорошо, - прервал его Бадраков, - оставим разговор о брюках. А вот ты девушек называешь плотвой и селедками. Это же самое обыкновенное хамство. Что ты на это скажешь?
   - Вообще - да. Но если называть вещи своими именами, то среди этих безобидных селедок окажется много настоящих щук и даже акул, вот что я скажу, - не сдавался курсант.
   - Да, чего-чего, а скромности тебе не занимать, - более миролюбиво заметил Бадраков.
   Они миновали деревянный мостик через Кронверкский пролив и вышлп на площадь Революции. Солнце уже стояло над деревьями парка,
   2
   Полупустой вагон трамвая с мягкими сиденьями располагал ко сну. Сначала Петр прикрыл глаза, пытаясь отчетливее представить себе лицо Инны. Затем он почувствовал, что веки. тяжелеют, пе подчиняются ему. Перед глазами всплыла девичья фигура в купальнике. Она смело протягивала навстречу ому руки, но какая-то сила по позволяла им соединиться. Наконец он с трудом преодолел невидимое препятствие и шагнул навстречу девушке.
   Теперь она удалялась в легкий утренний туман, улыбаясь, показывая ровные белые зубы. Он побежал за ней. И вдруг под ногами оказалась бездонная пропасть. Долго он летел в тумане, то задерживаясь, то вновь падая в бездну. Благополучно приземлился на берегу реки. Там, па желтом песке, лежал обнаженный труп с красивыми, как у мраморной статуи, руками. НоизвестЕО откуда появился курсант Снегирев и, широко улыбаясь, проговорил:
   "Вот видишь, а ты не верил". Вдруг одна мраморная рука ожила и больно толкнула Бадракова в бок. Оп вздрогнул от испуга, открыл глаза.
   - Вставай, приехали, - тормошил его Эдик.
   На набережной толпился народ. Милиционеры с трудом удерживали напиравшую толпу. Дпа крытых "газика" и серая "Победа" начальника управления были использованы в качестве своеобразных барьеров. Они преграждали путь пешеходам, шедшим от моста по набережной.
   За оцеплением сновали работники милиппи, прокуратуры, научно-технические и судебно-медищшские эксперты.
   Люди с профессионально-небрежным безразличием измеряли шестом и капроновой веревкой расстояние между берегом и осевшей на мели толстой льдиной. Высокий, сутулый мужчина в роговых очках на посиневшем носу делал наброски плана на желтоватом листе миллиметровки. Бадраков узнал в нем следователя городской прокуратуры. Ему, как видно, было поручено вести расследование этого дела.
   Курсант Снегирев с интересом всматривался в людей, толпившихся эа отоплением.
   - Послушайте, Петр Кириллович, почему на месте происшествия так много людей? - удивлялся он. - Они же мешают друг другу и, вполне вoзмoжнo caми тoгo нe желая, могут уничтожить доказательства, что услонит раскрытие преступления. Согласно закону...
   - Молодец, - отозвался неожиданно Бадраков, - по уголовному процессу я бы тебе поставил не более тройки.
   Не надо забивать, что кроме прямого закона существуют подзаконные акты, согласно которым все эти люди, - он принялся считать, загибая пальцы левой руки, - прокурор района, прокурор города, - начальник управления со своей "капеллой", начальник райотдела, начальник уголовного розыска, следователь - не только имеют право здесь присутствовать, но и обязаны это делать по закону. И попробуй не допусти их сюда!
   - Все равно это неправильно, - упрямо настаивал курсант. - Смотрите. Ведь только три-четыре человека фактически работают над раскрытием преступления, а пятнадцать мешают им. Они явно стирают возможные следы, сковывают инициативу рядовых работников своим присутствием и дают указания, которые и без того должны быть известны следователю.
   - А если не известны? - возразил было Бадраков.
   Но не стал продолжать разговор на эту тему, только улыбнулся и закон-чил: - Учат вас там правильно. А вот начнешь работать, сам узнаешь, что к чему.
   Разговаривая, они подходили к толпе. Слышались советы, критические замечания, остроты.
   - Глубже подо льдом багром шуруй, найдешь чтонибудь - Они не особенно расстраиваются. Разгуливают спокойненько, а человека зарезали.
   - Кого зарезали? - спрашивает подошедший гражданин.
   - Курицу, - ответил молодой голос.
   - С таким энтузиазмом им ввек не найти убийц!
   (Все почему-то были уверены, что убийц было много, а не один.)
   Выставив вперед правое плечо, Бадраков с трудом проталкивался к оцеплению. Эдик неотступно, как привязанный, шел за ним.
   Среднего роста, смуглолицый, в сером поношенном плаще, Бадраков был похож на кого угодно, только не на работника уголовного розыска. О Снегиреве нечего было и говорить.
   С большим трудом они достигли оцепления. Милиционер узнал Бадракова, козырнул и пропустил их. Из толпы любопытных полетели иронические реплики:
   - Главный прокурор города прибыл, не шумите, граждане!
   От реки к машине, на ходу снимая тонкие резиновые перчатки, шел судебно-медицинский эксперт. Слышно было, как он сказал следователю прокуратуры: "Не раньше минувшей ночи".
   Бадраков не без тщеславия подумал, что, и не присутствуя на осмотре, он знает не меньше их всех: найден труп мужчины, убит сегодня ночью, кто он неизвестно.
   Но присутствующие все же знали больше его. Им, например, было известно, что в кармане пиджака убитого была обнаружена газета и на ней, написанные карандашом, две цифры: "11-3". Пометка, вероятнее всего, сделана в почтовом отделении и означает номер дома и квартиры подписчика. Не знал Бадраков и того, что эксперт научно-технического отдела Нестеренко уже снял отпечатки пальцев с рук убитого, вывел дактоформулу и срочно уехал в картотеку управления. С минуты на минуту он сообщит по рации, был ли ранее известен органам милиции убитый или о нем никто ничего не знал.
   У "Победы" комиссара стояла группа людей. Среди них Бадраков заметил начальника своего отделения подполковника Саватеева и заместителя по оперативной части Макарьева. Подполковник стоял перед комиссаром по стойке "смирно" и после каждого заданного вопроса беспомощно смотрел на своего зама в ожидании выручки.
   Макарьев, как суфлер, вполголоса подсказывал Саватееву ответы. Все это очень не нравилось комиссару и раздражало его. То и дело он отворачивался в сторону, без надобности подносил к носу платок и ждал более точных ответов.
   Своим приходом Бадраков разрядил создавшуюся обстановку.
   - Вот оперуполномоченный по этому району пришел, - доложил майор из управления, обращаясь к комиссару.
   - Лейтенант милиции Бадраков, - представился Петр начальству.
   - Очень приятно, товарищ Бадраков, - сказал начальник управления, все еще сердито поглядывая в сторону Саватеева. - Вот тут твое начальство не знает, с чего начинать розыск преступника или преступников. Может, ты им подскажешь, кто в этом районе способен на эти, - он ткнул рукой в кузов машины, - "мокрые" дела?
   Бадраков смущенно посмотрел на Саватеева и Макарьева. Те, видно было по выражению лиц, надеялись на него.
   - Ермолов, по кличке Циклоп, может... может Скаредин - Серый. Потом совсем недавно вышел из заключения Морщипин, по кличке Морж. Правда, до сих пор, до понедельника по крайней мере, он в нашем районе не показывался. Я проверял.
   Другие фамилии начальник управления не дослушал.
   Из машины вышел оперативный работник и отдал ему листок бумаги с записью.
   - Передали по рации, товарищ комиссар!
   - Ну вот, с миру по нитке - голому рубашка, - начал комиссар. - Знали такого - Варакшина Михаила Григорьевича, двадцати двух лет?
   - Известен. У него отец инвалид, клетки для птиц на дому делает, - не задумываясь ответил Бадраков.
   - Да, это его сын, инвалида вашего, - вторично кивнул комиссар в сторону машины, где лежал труп. - Николаев, возглавьте оперативную группу, - приказал он сухощавому мужчине в модном коричневом пальто с широким поясом. - И, не теряя времени, за работу! О ходи расследования будете докладывать мне лично,
   3
   Завидовали овдовевшие солдатки Анне Морщининой, когда ее муж Захар вернулся с войны целым и невредимым. Не всем выпадало такое счастье. А демобилизованный старшина с жадностью набросился на работу. Истец сковавшиеся по крестьянскому труду руки месяца два не ведали покоя. Серая прогнившая крыша дома вскоре засияла белизной новой дранки. На месте развалившейся изгороди гордо встал новый забор с широкой калиткой.
   У колодца появился журавль с поднятым кверху, как у шлагбаума, брусом. Не обошел заботливый хозяин и скотину - выстроил новый просторный хлев, сарай для хранения сена. Отремонтировал баню.
   И думала первое время Анна, что счастью ее не будет конца.
   Но счастье молодой женщины оказалось кратковременным. Захар почему-то но пожелал работать в колхозе, погнался за "длинным" рублем и переехал в районный центр. Пригодилась армейская должность старшины, его сразу приняли на работу в райпотребсоюз заведующим складом. А месяца через три он сблизился с молоденькой продавщицей магазина и бросил семью.
   Такое неожиданное предательство взбесило Анну. Всю войну она ждала Захара, жила трудно, воспитывала единственного сыночка Лепю. А ради чего? Война кончилась.
   Мужа снова нет. В порыве гнева она пешком добралась до райцентра, ворвалась в магазин и крепко вцепилась в волосы продавщицы-разлучницы. Получился скандал.
   Продавцы других отделов и посетители с трудом оторвали Анну от соперницы. Она не помнила, как оказалась в милиции. Участковый уполномоченный зачитывал ей статью семьдесят четвертую Уголонпого кодекса, грозился посадить, но к вечеру отпустил с миром, взял предварительно обязательство впредь ЕС хулиганить в райцентре...
   Начались бесконечные хождения по начальству. Анна была уверена, что Захара должны вернуть в семью или в крайнем случае посадить за решетку. Она жаловалась, плакала, просила, требовала. Ей сочувствовали, обещали помочь, писали что-то, звонили по телефону, выясняли.
   Но все безрезультатно. Захар продолжал жить с крашеной продавщицей, а к Анне не возвращался. Кончилось дело тем, что народный суд узаконил их развод, присудив в пользу Анны алименты на воспитание сына.
   Случилось это еще в первый год после войны, когда многие женщины несли на своих плечах тяжелое бремя мужского труда. Казалось бы, горе Анны, по сравнению с горем других женщин, у которых в доме осталось по трое-четверо детей без отцов, выглядит не таким уж страшным. Но сама Анна смотрела на это иначе. Она считала себя обиженной намного больше других.
   - Кто погиб, того и ждать нечего. А каково мне?
   Характер у Анны и без того был вспыльчивый. Теперь же появилась какая-то необъяснимая злоба на всех окружающих. В любом незначительном слухе, хотя бы мимолетно ее касающемся, Анна находила факт, направленный против нее. Ругать кого-то стало для нее потребностью. Все равно, кто попадет под руку, ребенок или старик, - любого она оскорбит и обидит. И часто можно было услышать напутствие родителей, отправлявших гулять детей: "Смотрите, не балуйте на улице, сегодня Нюшка дома!"
   Правда, был в этом озлоблении молодой женщины один просвет. Она была до самозабвения ласкова и сыну. Ленька ходил по улице чисто одетым, нередко в его карманах, к зависти сверстников, оказывался кулечек с леденцами.
   Мальчик твердо усвоил материнскую привычку не терпеть возражений и по нескольку раз в день успевал подраться с ребятами. О расплате ему не приходилось думать: мать всегда оправдывала его поступки, когда соседи приходили с жалобами. Но стоило Леньке самому появиться дома с разбитым носом или в разорванной рубашке, как картина менялась: Анна быстро находила обидчиков и, минуя родителей, собственноручно чинила суд и расправу. Мальчик чувствовал такую защиту и злоупотреблйл ею.
   Однажды но весне в доме Морщининых заночевал уполномоченный конторы "Райзаготживсырье" Мелюшенко. Он периодически объезжал деревни на казенной лошади, скупая у колхозников шкуры домашних животных.
   Вечно угрюмая и озлобленная, Анна в этот вечер как бы просветлела. В некоторой степени ее самолюбие было удовлетворено: Мелюшенко предпочел ночевать не у кого-то, а именно у дее в доме. Где-то в душе затеплилась искра надежды. Она позаимствовала у соседей бутыль самогона, купила у рыбаков щуку и допоздна потчевала гостя, как на исповеди выкладывая ему все тяготы одиночества. На следующий день Мелюшенко объехал две деревни, а к вечеру опять завернул в знакомые ворота, Через неделю он приехал сюда с туго набитым мешком и объемистым чемоданом... Так у Анны появился второй муж, а у Леньки отчим.
   Уполномоченный сразу понял, что мальчишка совсем отбился от рук. Неоднократно после жалоб соседей и вызовов в школу он проводил с Ленькой длинные поучительные беседы. Однако тот продолжал своевольничать. Тогда
   Мелюшенко выпорол строптивого пасынка. В знак протеста Ленька ушел из дому. На второй день Анна нашла его на чердаке колхозного коровника и привела домой. Примирить пасынка с отчимом она не смогла. Ленька и не думал покоряться. Вскоре он из рогатки разбил окно в клубе. Над ним вновь нависла угроза наказания. Тогда он исчез из деревни совсем.
   Анна всполошилась. Она побежала в райцентр, написала заявление в милицию, расспрашивала людей. Все было напрасно. Ленька пропал бесследно.
   Вернулся он сам зимой, спустя полтора года. За время отсутствия вытянулся, повзрослел. Волосы коротко острижены, одет в серый костюмчик и пальто. Такую одежду Анна видела в городе на детдомовских. В разговоре выяснилось, что он действительно был в детском доме под Москвой, по, больше возвращаться туда не думает.
   - Почему, сынок? Там ведь учат, человеком станешь, - говорила Анна.
   - Нельзя мне туда, - с неохотой ответил Ленька. Увидев настороженный материнский взгляд, сознался: - Во время драки я нечаянно одного порезал. За это в колонию могут отправить.
   - Да разве тебя здесь не разыщут? - всплеснула руками испуганная мать.
   - Не найдут, - уверенно заявил Ленька, разделываясь с куском пахучей свинины. - Я в детдоме под чужой фамилией жил.
   Анна с опаской посмотрела на сына. Один бог знает, что из него выйдет.
   Остаться дома Ленька тоже отказался. На семейном совете решили отправить его в Ленинград: пусть поступит в ремесленное училище. В Ленинграде жила сестра Анны Евдокия. На первое время есть где остановиться, сестра работает дворником, имеет отдельную квартирку.
   Как было задумано, Ленька Морщинин вскоре приехал в Ленинград и поступил в ремесленное училище. Прописался в общежитии, а жил у тети Дуси. Теперь он щеголял в черной шинели с петлицами, открыто курил и к новым своим товарищам относился с явным пренебрежением.
   В доме, где он жил с тетушкой, все знали, что Моршинин постоянно ходит с ножом в кармане.
   Как-то вечером в парке Ленька решил испробовать финку в драке.
   Пострадавший лежал в больнице две недели. А Морщинин был помещен в детскую воспитательную колонию.
   После отбытия положенного срока наказания он возвратился к тете Дусе, прописался и поступил на завод учеником. Теперь это был коренастый широкоплечий крепыш с наглым взглядом и присущими уголовному миру манерами. Он плевал сквозь зубы, ходил вразвалку и при разговоре отчаянно жестикулировал руками. С гордостью назвал он ребятам свою тюремную кличку - Морж.
   Дружбу Морж водил с отъявленными хулиганами, карманными воришками, любителями кутежей и деоошеи.
   Однажды вечером он проходил по проспекту со своим дружком Семой Гордейчуком. Как правило, они никому пе уступали дороги. Молодой человек, как после выяснилось- студент, сделал им справедливое замечание на этот счет.
   - Что? - скривил губы вертлявый Гордейчук и, не раздумывая, ударил студента кулаком. Но студент, несмотря на свою невзрачную наружность, оказался боксером второго разряда, и Сема, отлетев метра на два в сторону, рухнул на панель. Тогда в дело вступил Морж.
   Он выждал, когда молодой человек нагнулся, чтобы помочь подняться Гордейчуку, подошел к нему вплотную и незаметно, предательски, вонзил студенту нож в живот...
   Спустя несколько часов за Морщининым закрылась тяжелая дверь камеры предварительного заключения, а через три дня он был в тюрьме.
   4
   Майор милиции Николаев собрал оперативных раоотников и дал каждому конкретное задание. Бадраков, как "хозяин" микрорайона, должен был проверить, в какой компании вращался в последнее время убитый, что расскажут о нем жильцы дома, где и когда видели его в последний раз.
   Николаев взял на себя самую ответственную миссию: он пошел прямо в квартиру Варакшиных. Кто знает, какие неожиданности можно встретить там? Может быть покойный стал жертвой семейных неурядиц, а может быть, о его смерти домашние и не подозревают. Во всяком случае прежде чем появляться там, нужно было подумать, подготовиться к любым неожиданностям, запастись всевозможными версиями и вариантами для разговора...
   Информация Бадракова была краткой. Три дня тому вазад Морщинин вернулся из мест заключения. Теперь, после судимости, он не имел права на прописку в Ленинграде. Заехал по пути повидаться с тетей Дусей, дружками. В первый же день Морщинин встретился с Варакшиным. Мишка не работал, был уволен с завода за прогулы.
   Соседи видели вчера вечером Морщинина, когда он нес в квартиру дворничихи полную сумку "московской", а поздно ночью из подвала доносились пьяные голоса гостей.
   Старый дом был построен с размахом. В просторной парадной, отделанной изразцами из зеленого кафеля, красовался роскошный камин. За огражденным железной сеткой лифтом была видна низенькая дверь в полуподвальное помещение. Когда-то, при частном домовладении, там ютились швейцар и дворник.