Илья НОВАК
КЛИНКИ СВЕРКАЮТ ЯРКО
ПРОЛОГ
Не люблю лепреконов. Лично мне они ничего плохого не сделали, просто никогда не знаешь, как с ними себя вести. Гномы, орки, эльфы и гоблины — с этими расами все понятно, у каждой свои особенности, ставшие уже привычными. А у лепреконов неправильная, ненормальная натура, из-за этого в их присутствии я почти всегда нервничаю. Вот и сейчас, сидя на носу лодки, я то и дело поглядывал назад, на братьев Грецки, разместившихся ближе к корме с удилищами в руках.
Вообще-то, их трое: Яни, Арка и Агати, но в лодке сидели только старший и средний, Яни с Аркой. Казалось бы, руководить должен старший, как у всех остальных заведено, ан нет — братьями верховодил отсутствующий Агати.
Лодка покачивалась на волнах примерно в трех сотнях локтей от пристани. Туман низко стелился над черной водой, порт был почти неразличим — лишь светились расплывчатые пятна огней да торговая баржа темнела в сумерках. Ветра почти не ощущалось, тишина, только мелкие волны тихо плескались о борт. Лодка сидела в воде глубоко, слишком глубоко для такой легкой посудины, в которой к тому же находились всего трое.
— Плывут, — произнес Агати, откладывая удилище. — Джа, слышишь?
— Слышу, — откликнулся я. — Это сторожевой катер.
И точно — из сумерек возникла темная масса, зашумело водяное колесо, скрипнули ванты, и нос катера навис над лодкой.
— Кто здесь? — произнес, перегибаясь через борт, бравый таможенник, известный всему порту орк по имени Монголу Гоб.
Лепреконы промолчали, я же, поднявшись во весь рост так, что мое лицо оказалось напротив лица Монголу, ответил:
— Это я. Узнаешь? Со мной Грецки, мы тут… — Я повел рукой в сторону сваленных на дне лодки удилищ, большой корзины с еще живой рыбой и другой, поменьше, измазанной кровью и требухой — с рыбой, уже выпотрошенной.
— Рыбку ловите? — уточнил Монголу и грузно спрыгнул в лодку.
Я заметил, что с палубы катера на нас глядят еще несколько орков из команды, все как на подбор здоровые, все с оружием.
Лодка закачалась и еще глубже погрузилась в воду. Я уселся, вытянув ноги. На мне были парусиновые штаны, ботинки на толстой подошве, рубаха и куртка с меховой подкладкой. Хотя ветра и нет, к вечеру похолодало. Запахнувшись, я сунул руки под куртку.
— Корабля тут не видали неподалеку? — спросил таможенник, перешагивая через мои ноги и заглядывая в корзины.
— Это какого корабля? — удивился я.
— Быстрого, однако. — Орк обутой в огромный сапог ногой пихнул корзину так, что та перевернулась, и носком поворошил рыбьи потроха. — И маленького. Такого, что в темноте его почти и не разглядеть. И без огней на палубе. Мы смотрим — что-то вроде как мелькнуло в тумане, погнались за ним, да без толку. Возвращаемся — а тут вы. Подозрительно, однако. Может, вы этот корабль и поджидаете? А может, даже успели с него товар получить? А ну-ка покажите товар…
— Брось, Монголу, — откликнулся я. — Какой товар, о чем ты? Где он, по-твоему, у меня за пазухой? И вообще, стали бы мы вот так, в открытую…
Он перебил:
— Я откуда знаю? Может, и стали бы. А вы чего молчите? — грозно обратился таможенник к лепреконам. — Языки проглотили? Я ж вас знаю, жулье мелкое, с каких это пор вы рыбалкой заинтересовались? Что провозите без положенных пошлин?
Услышав шум на палубе катера, я оглянулся — двое орков-матросов встали на носу со взведенными самострелами в руках. Самострелы у них были эплейского производства, гораздо мощнее оружия, которое делали гномы и люди. При провозе в город они облагались очень большим налогом, потому что сами эплейцы продавали их задешево. Самострелы до сих пор могли позволить себе лишь стража Протектора да охранники самых богатых баронов. Еще Микоэль Неклон, первый городской маг, вооружал ими своих ищеек.
Несмотря на прохладу, по моему лбу потекла капля пота, и я быстро, пока таможенник не обернулся и не заметил, смахнул ее.
Яни пожал плечами и встал. Монголу был на голову выше меня, а лепреконы — на две головы ниже, так что нос Яни оказался как раз на высоте объемистого брюха орка. Старший Грецки распахнул курточку, демонстрируя таможеннику, что под ней ничего не спрятано, и пробормотал:
— Ловим рыбу часто мы. На ужин кушать рыбку любит младшенький наш, Агати.
— Рыбку кушать… — передразнил Монголу, поморщился и плюнул за борт. — Вот скажи мне, карла, почему лепреконы такие… неправильные? Даже говорить толком не можете, все у вас наоборот… — Он с омерзением подергал за отворот куртки, надетой на Яни шиворот-навыворот, подкладкой наружу. — А где Агати? Почему с вами не поплыл?
— Дома спит, — произнес я. — Он захворал малость.
— Чем это он, однако, захворал? — подозрительно переспросил Монголу, оборачиваясь.
— Понятия не имею. У них болячки все какие-то ненормальные, ты ж знаешь.
— Это да… — согласился он и вдруг рявкнул на Арку: — Так, а это что?
Лепрекон покосился на пару привязанных к борту лодки веревок, концы которых исчезали в воде. Привстав, Яни вцепился в них обеими руками, широко расставил короткие ножки, поднатужился и потянул.
Некоторое время таможенник наблюдал за сетью, которая начала показываться из воды, за серебристыми тельцами трепыхающихся в ней рыб, затем, увидев большие куски чего-то темно-красного, облепленного водорослями, шумно вздохнул.
— Мясо! — произнес он. — Мясо у вас там стухшее, в сетке! Джанки! — Таможенник растерянно повернулся ко мне. — Вы сдурели совсем? Кто это гнилое мясо в сеть кладет?
Над лодкой в самом деле начал распространяться дух испортившегося мяса. Вытащив одну руку из-под куртки и зажав нос пальцами, я откликнулся:
— Меня не спрашивай. Это их идея.
— Ловим ската, — произнес Яни, когда орк грозно повернулся к нему. — Идет на мясо хорошо скат.
— Во придурки! — взревел, хватаясь за голову, Монголу, известный в прибрежном районе энтузиаст рыбной ловли. — Когда это скат на сгнившее мясо летом шел-то? Ну карлы, ну извращенцы! — Зажав нос, он тяжело потопал прочь от кормы, наступил мне на ногу, ухватился за протянутую руку матроса и взобрался на катер. — Отчаливаем!
Лодка качнулась, зачерпнув воды, и я вцепился в борта.
— Скат — на гнилое мясо?! — донесся из сумерек возмущенный голос Монголу. — Уроды! На мясо сом идет. И не летом, а весной. И только на мелководье! И не на мясо, а на сыр заплесневевший! Воры, бандюги, контрабандисты, вот и занимались бы своим делом, так нет — ската на мясо летом ловить вздумали! — Зашумело гребное колесо, катер начал отплывать, а голос таможенника все звучал и звучал, постепенно стихая: — Не, ты слышал, Газабой, ската на мясо летом?.. Идиоты…
Вытащив руку из-под куртки, где у меня висели кожаные ножны с коротким, тонким и очень острым стилетом, я сказал братьям Грецки:
— Все, гребите.
Лодка уткнулась носом в торговую баржу как раз там, где располагалась лавка лепреконов. Агати уже поджидал нас — я различил на фоне звездного неба его голову, потом раздался скрип, и рядом со мной опустился привязанный к толстой веревке крюк.
— Цепляй, — сказал Агати.
— Поверните, — приказал я Арке и Яни. — Так не дотянуться.
Они развернули лодку; я, волоча за собой крюк, перебрался к корме и зацепил его за сеть. Братья тем временем выбрасывали в воду рыбьи потроха из корзины. Когда с этим было покончено, я перебрался на баржу и помог Агати вращать рукоять лебедки. Раздался шум льющейся воды, когда груз, лежащий в сетке, показался над волнами. Веревка натянулась; Яни с Аркой вцепились в большой сверток парусины, перетянутый крепкими шнурами, и перевалили его через борт.
Спустя минуту груз оказался наверху. Мы находились в узком закутке между задней стеной лепреконской лавки и бортом баржи. В стене был люк, через который в воду выбрасывался мусор, и сверток пролез в него. Вообще-то, торговая баржа, громоздкое плавучее сооружение, стоящее на вечном приколе в порту города Кадиллицы, не предназначалась для того, чтобы к ней пришвартовывались лодки — это даже запрещалось. Уже давным-давно баржу использовали как портовый вариант обычного рынка. Широкая и длинная, по краям — лавки, посередине — проход. Лавка лепреконов располагалась на корме баржи, в месте, куда не всякий покупатель добредал. Но Грецки торговля и не интересовала, лавка была лишь прикрытием, ширмой для тех Дел, которыми они обычно занимались.
Агати, пихая перед собой сверток, через люк пролез внутрь, а мы с Яни и Аркой спрыгнули обратно в лодку, которая теперь сидела в воде гораздо выше. Лепреконы взялись за весла и в два счета подгребли к берегу.
На пристани возле сторожки, охраняющей проход на торговую баржу, сидели два охранника. Наверное, они уже успели получить указания от Монголу, потому что, как только мы, привязав лодку, вылезли на пристань с корзинами и удилищами, оба встали и подошли к нам.
— Как рыбалка? — спросил один, приглядываясь к корзинам. — Ската-то изловили?
— На мясо? — вставил второй, ухмыльнулся и подтолкнул первого в бок.
— На гнилое, — добавил первый и тоже ухмыльнулся. Лепреконы что-то заворчали на своем вывернутом наречии — у них хватило ума изображать оскорбленных в лучших чувствах рыбаков, а я равнодушно ответил:
— Ската нет, зато мелочи всякой полная корзина. А вы все спите, а?
— Кто спит? — откликнулся стражник. — Этой ночью движение — прямо небывалое. Гномы туда-сюда снуют, к празднику готовятся, а только что какой-то эльф прибыл.
— Что за эльф? — поинтересовался я, думая о своем.
— Важный такой, одет хорошо, как будто и не эльф вовсе. Спросил, где можно переночевать…
— Эй, Яни! — так громко, чтобы слышали стражники, обратился я к старшему Грецки. — Поздно уже на постоялый двор идти. Я у вас переночую, да? Найдется в вашей лавке для меня кровать?
— Постелем на полу матрас тебе, — равнодушно откликнулся он.
Я повернулся к стражникам:
— Так что я тут останусь.
Они пожали плечами и сняли замок с цепи, перекрывающей проход на баржу.
— У вас теперь много хлопот будет, — заметил я, когда мы с лепреконами прошли мимо стражников. — Большой Прилив ведь скоро?
— Послезавтра, — откликнулся стражник. — Гномы уже приезжать начали, портовые трактиры забиты.
— Ага… — сказал я, не поворачивая головы.
Мы с лепреконами двинулись по широкому темному проходу между стенами лавок, все окна и двери которых были закрыты. Кое-кто из торговцев имел дома на берегу и приходил сюда только днем, а те, что победнее, так и ночевали в лавках. Здесь было темно, от тусклого света горевшего возле сторожки факела по проходу расползались наши длинные тени.
Баржа не качалась — она была широкой и тяжелой, казалось, что мы идем не по плавучему сооружению, а по обычному причалу. Спустя пяток минут я различил приоткрытую дверь лавки Грецки и вслед за лепреконами вошел внутрь. Яни с Аркой, волоча за собой корзины и удилища, тут же куда-то утопали, а я побрел по коридору, из которого попал в обширную комнату.
Я огляделся. Это еще одно свойство лепреконов — с теми помещениями, в которых они долго живут, начинают происходить такие странные штуки, что оторопь берет. Впереди горела свеча. Ее свет медленно пульсировал, то съеживался в раскаленное чечевичное зернышко, то расплывался бледно-оранжевым пятном, и тогда по пыльному серому пространству, по лабиринту, наполненному какими-то громоздкими предметами с неясными очертаниями, протягивались смутные, неверные тени. Я обошел длинный стол, заваленный контрабандными товарами, перелез через несколько мешков, протиснулся между широкими деревянными столбами… и увидел Грецки, всех троих, присевших на корточки возле расстеленного на деревянном полу большого куска парусины. Тут стояла еще одна свеча, в ее свете матово мерцали составные части самострелов — тех самых, эплейских.
Опасное дело. Настолько опасное, что пока еще никто не решался контрабандой провезти в Кадиллицы эплейские самострелы. Кое-кому это могло совсем не понравиться. Опасное, да. Но и выгодное.
Младший, Агати, поднял голову. Из зубов его торчала короткая трубка, чашечка которой была повернута книзу.
— На телеге с сеном гном приедет утром, — молвил Агати, глядя на меня. — Для Большого Прилива празднования якобы товар покупать. В сене самострелы спрячем, на берег перевезем. Есть уже покупатели.
— Слышал, две штуки хочет взять Пен Галат; — откликнулся я. — Орки из Капища тоже просили. А кто еще?
— Возьмет полдесятка Ван Берг Дерен.
— Что, сам Большой Ван? — удивился я. — Это вы крутого покупателя нашли, братцы.
— Нужны срочно деньги тебе, Джанки?
— Ну… — Я пожал плечами. — Не так чтобы очень. А что?
— Появилось дело крупное у нас. Не хватает наличных. Долю свою нам одолжи, продадим самострелы когда. — Агати достал из кармана пергамент, поверхность которого тускло светилась. — Проценты под. Бумагу долговую тебе дадим. Отдаем всегда долги мы, знаешь ты.
Я присел на корточки рядом с ним. Световой островок, в котором находились лепреконы, я и парусина с самострелами, был окружен морем клубящихся теней, наполнявших лавку. Размышляя, взглянул на пергамент. Это правда — если лепреконы подпишут долговой пергамент, собственная магия не позволит им нарушить слово и не вернуть долг.
— А когда отдадите? — спросил я.
— Денег дашь если — уедем сразу дней на несколько мы. Отдадим, как только вернемся. Не будет нас пока, ты, главное, никуда не встревай. Нет сейчас Протектора в Кадиллицах, но все равно — не высовывайся. Узнает если Микоэль Неклон, самострелы эплейские провезли мы что… Сматываться быстро придется города из…
Вообще-то, их трое: Яни, Арка и Агати, но в лодке сидели только старший и средний, Яни с Аркой. Казалось бы, руководить должен старший, как у всех остальных заведено, ан нет — братьями верховодил отсутствующий Агати.
Лодка покачивалась на волнах примерно в трех сотнях локтей от пристани. Туман низко стелился над черной водой, порт был почти неразличим — лишь светились расплывчатые пятна огней да торговая баржа темнела в сумерках. Ветра почти не ощущалось, тишина, только мелкие волны тихо плескались о борт. Лодка сидела в воде глубоко, слишком глубоко для такой легкой посудины, в которой к тому же находились всего трое.
— Плывут, — произнес Агати, откладывая удилище. — Джа, слышишь?
— Слышу, — откликнулся я. — Это сторожевой катер.
И точно — из сумерек возникла темная масса, зашумело водяное колесо, скрипнули ванты, и нос катера навис над лодкой.
— Кто здесь? — произнес, перегибаясь через борт, бравый таможенник, известный всему порту орк по имени Монголу Гоб.
Лепреконы промолчали, я же, поднявшись во весь рост так, что мое лицо оказалось напротив лица Монголу, ответил:
— Это я. Узнаешь? Со мной Грецки, мы тут… — Я повел рукой в сторону сваленных на дне лодки удилищ, большой корзины с еще живой рыбой и другой, поменьше, измазанной кровью и требухой — с рыбой, уже выпотрошенной.
— Рыбку ловите? — уточнил Монголу и грузно спрыгнул в лодку.
Я заметил, что с палубы катера на нас глядят еще несколько орков из команды, все как на подбор здоровые, все с оружием.
Лодка закачалась и еще глубже погрузилась в воду. Я уселся, вытянув ноги. На мне были парусиновые штаны, ботинки на толстой подошве, рубаха и куртка с меховой подкладкой. Хотя ветра и нет, к вечеру похолодало. Запахнувшись, я сунул руки под куртку.
— Корабля тут не видали неподалеку? — спросил таможенник, перешагивая через мои ноги и заглядывая в корзины.
— Это какого корабля? — удивился я.
— Быстрого, однако. — Орк обутой в огромный сапог ногой пихнул корзину так, что та перевернулась, и носком поворошил рыбьи потроха. — И маленького. Такого, что в темноте его почти и не разглядеть. И без огней на палубе. Мы смотрим — что-то вроде как мелькнуло в тумане, погнались за ним, да без толку. Возвращаемся — а тут вы. Подозрительно, однако. Может, вы этот корабль и поджидаете? А может, даже успели с него товар получить? А ну-ка покажите товар…
— Брось, Монголу, — откликнулся я. — Какой товар, о чем ты? Где он, по-твоему, у меня за пазухой? И вообще, стали бы мы вот так, в открытую…
Он перебил:
— Я откуда знаю? Может, и стали бы. А вы чего молчите? — грозно обратился таможенник к лепреконам. — Языки проглотили? Я ж вас знаю, жулье мелкое, с каких это пор вы рыбалкой заинтересовались? Что провозите без положенных пошлин?
Услышав шум на палубе катера, я оглянулся — двое орков-матросов встали на носу со взведенными самострелами в руках. Самострелы у них были эплейского производства, гораздо мощнее оружия, которое делали гномы и люди. При провозе в город они облагались очень большим налогом, потому что сами эплейцы продавали их задешево. Самострелы до сих пор могли позволить себе лишь стража Протектора да охранники самых богатых баронов. Еще Микоэль Неклон, первый городской маг, вооружал ими своих ищеек.
Несмотря на прохладу, по моему лбу потекла капля пота, и я быстро, пока таможенник не обернулся и не заметил, смахнул ее.
Яни пожал плечами и встал. Монголу был на голову выше меня, а лепреконы — на две головы ниже, так что нос Яни оказался как раз на высоте объемистого брюха орка. Старший Грецки распахнул курточку, демонстрируя таможеннику, что под ней ничего не спрятано, и пробормотал:
— Ловим рыбу часто мы. На ужин кушать рыбку любит младшенький наш, Агати.
— Рыбку кушать… — передразнил Монголу, поморщился и плюнул за борт. — Вот скажи мне, карла, почему лепреконы такие… неправильные? Даже говорить толком не можете, все у вас наоборот… — Он с омерзением подергал за отворот куртки, надетой на Яни шиворот-навыворот, подкладкой наружу. — А где Агати? Почему с вами не поплыл?
— Дома спит, — произнес я. — Он захворал малость.
— Чем это он, однако, захворал? — подозрительно переспросил Монголу, оборачиваясь.
— Понятия не имею. У них болячки все какие-то ненормальные, ты ж знаешь.
— Это да… — согласился он и вдруг рявкнул на Арку: — Так, а это что?
Лепрекон покосился на пару привязанных к борту лодки веревок, концы которых исчезали в воде. Привстав, Яни вцепился в них обеими руками, широко расставил короткие ножки, поднатужился и потянул.
Некоторое время таможенник наблюдал за сетью, которая начала показываться из воды, за серебристыми тельцами трепыхающихся в ней рыб, затем, увидев большие куски чего-то темно-красного, облепленного водорослями, шумно вздохнул.
— Мясо! — произнес он. — Мясо у вас там стухшее, в сетке! Джанки! — Таможенник растерянно повернулся ко мне. — Вы сдурели совсем? Кто это гнилое мясо в сеть кладет?
Над лодкой в самом деле начал распространяться дух испортившегося мяса. Вытащив одну руку из-под куртки и зажав нос пальцами, я откликнулся:
— Меня не спрашивай. Это их идея.
— Ловим ската, — произнес Яни, когда орк грозно повернулся к нему. — Идет на мясо хорошо скат.
— Во придурки! — взревел, хватаясь за голову, Монголу, известный в прибрежном районе энтузиаст рыбной ловли. — Когда это скат на сгнившее мясо летом шел-то? Ну карлы, ну извращенцы! — Зажав нос, он тяжело потопал прочь от кормы, наступил мне на ногу, ухватился за протянутую руку матроса и взобрался на катер. — Отчаливаем!
Лодка качнулась, зачерпнув воды, и я вцепился в борта.
— Скат — на гнилое мясо?! — донесся из сумерек возмущенный голос Монголу. — Уроды! На мясо сом идет. И не летом, а весной. И только на мелководье! И не на мясо, а на сыр заплесневевший! Воры, бандюги, контрабандисты, вот и занимались бы своим делом, так нет — ската на мясо летом ловить вздумали! — Зашумело гребное колесо, катер начал отплывать, а голос таможенника все звучал и звучал, постепенно стихая: — Не, ты слышал, Газабой, ската на мясо летом?.. Идиоты…
Вытащив руку из-под куртки, где у меня висели кожаные ножны с коротким, тонким и очень острым стилетом, я сказал братьям Грецки:
— Все, гребите.
Лодка уткнулась носом в торговую баржу как раз там, где располагалась лавка лепреконов. Агати уже поджидал нас — я различил на фоне звездного неба его голову, потом раздался скрип, и рядом со мной опустился привязанный к толстой веревке крюк.
— Цепляй, — сказал Агати.
— Поверните, — приказал я Арке и Яни. — Так не дотянуться.
Они развернули лодку; я, волоча за собой крюк, перебрался к корме и зацепил его за сеть. Братья тем временем выбрасывали в воду рыбьи потроха из корзины. Когда с этим было покончено, я перебрался на баржу и помог Агати вращать рукоять лебедки. Раздался шум льющейся воды, когда груз, лежащий в сетке, показался над волнами. Веревка натянулась; Яни с Аркой вцепились в большой сверток парусины, перетянутый крепкими шнурами, и перевалили его через борт.
Спустя минуту груз оказался наверху. Мы находились в узком закутке между задней стеной лепреконской лавки и бортом баржи. В стене был люк, через который в воду выбрасывался мусор, и сверток пролез в него. Вообще-то, торговая баржа, громоздкое плавучее сооружение, стоящее на вечном приколе в порту города Кадиллицы, не предназначалась для того, чтобы к ней пришвартовывались лодки — это даже запрещалось. Уже давным-давно баржу использовали как портовый вариант обычного рынка. Широкая и длинная, по краям — лавки, посередине — проход. Лавка лепреконов располагалась на корме баржи, в месте, куда не всякий покупатель добредал. Но Грецки торговля и не интересовала, лавка была лишь прикрытием, ширмой для тех Дел, которыми они обычно занимались.
Агати, пихая перед собой сверток, через люк пролез внутрь, а мы с Яни и Аркой спрыгнули обратно в лодку, которая теперь сидела в воде гораздо выше. Лепреконы взялись за весла и в два счета подгребли к берегу.
На пристани возле сторожки, охраняющей проход на торговую баржу, сидели два охранника. Наверное, они уже успели получить указания от Монголу, потому что, как только мы, привязав лодку, вылезли на пристань с корзинами и удилищами, оба встали и подошли к нам.
— Как рыбалка? — спросил один, приглядываясь к корзинам. — Ската-то изловили?
— На мясо? — вставил второй, ухмыльнулся и подтолкнул первого в бок.
— На гнилое, — добавил первый и тоже ухмыльнулся. Лепреконы что-то заворчали на своем вывернутом наречии — у них хватило ума изображать оскорбленных в лучших чувствах рыбаков, а я равнодушно ответил:
— Ската нет, зато мелочи всякой полная корзина. А вы все спите, а?
— Кто спит? — откликнулся стражник. — Этой ночью движение — прямо небывалое. Гномы туда-сюда снуют, к празднику готовятся, а только что какой-то эльф прибыл.
— Что за эльф? — поинтересовался я, думая о своем.
— Важный такой, одет хорошо, как будто и не эльф вовсе. Спросил, где можно переночевать…
— Эй, Яни! — так громко, чтобы слышали стражники, обратился я к старшему Грецки. — Поздно уже на постоялый двор идти. Я у вас переночую, да? Найдется в вашей лавке для меня кровать?
— Постелем на полу матрас тебе, — равнодушно откликнулся он.
Я повернулся к стражникам:
— Так что я тут останусь.
Они пожали плечами и сняли замок с цепи, перекрывающей проход на баржу.
— У вас теперь много хлопот будет, — заметил я, когда мы с лепреконами прошли мимо стражников. — Большой Прилив ведь скоро?
— Послезавтра, — откликнулся стражник. — Гномы уже приезжать начали, портовые трактиры забиты.
— Ага… — сказал я, не поворачивая головы.
Мы с лепреконами двинулись по широкому темному проходу между стенами лавок, все окна и двери которых были закрыты. Кое-кто из торговцев имел дома на берегу и приходил сюда только днем, а те, что победнее, так и ночевали в лавках. Здесь было темно, от тусклого света горевшего возле сторожки факела по проходу расползались наши длинные тени.
Баржа не качалась — она была широкой и тяжелой, казалось, что мы идем не по плавучему сооружению, а по обычному причалу. Спустя пяток минут я различил приоткрытую дверь лавки Грецки и вслед за лепреконами вошел внутрь. Яни с Аркой, волоча за собой корзины и удилища, тут же куда-то утопали, а я побрел по коридору, из которого попал в обширную комнату.
Я огляделся. Это еще одно свойство лепреконов — с теми помещениями, в которых они долго живут, начинают происходить такие странные штуки, что оторопь берет. Впереди горела свеча. Ее свет медленно пульсировал, то съеживался в раскаленное чечевичное зернышко, то расплывался бледно-оранжевым пятном, и тогда по пыльному серому пространству, по лабиринту, наполненному какими-то громоздкими предметами с неясными очертаниями, протягивались смутные, неверные тени. Я обошел длинный стол, заваленный контрабандными товарами, перелез через несколько мешков, протиснулся между широкими деревянными столбами… и увидел Грецки, всех троих, присевших на корточки возле расстеленного на деревянном полу большого куска парусины. Тут стояла еще одна свеча, в ее свете матово мерцали составные части самострелов — тех самых, эплейских.
Опасное дело. Настолько опасное, что пока еще никто не решался контрабандой провезти в Кадиллицы эплейские самострелы. Кое-кому это могло совсем не понравиться. Опасное, да. Но и выгодное.
Младший, Агати, поднял голову. Из зубов его торчала короткая трубка, чашечка которой была повернута книзу.
— На телеге с сеном гном приедет утром, — молвил Агати, глядя на меня. — Для Большого Прилива празднования якобы товар покупать. В сене самострелы спрячем, на берег перевезем. Есть уже покупатели.
— Слышал, две штуки хочет взять Пен Галат; — откликнулся я. — Орки из Капища тоже просили. А кто еще?
— Возьмет полдесятка Ван Берг Дерен.
— Что, сам Большой Ван? — удивился я. — Это вы крутого покупателя нашли, братцы.
— Нужны срочно деньги тебе, Джанки?
— Ну… — Я пожал плечами. — Не так чтобы очень. А что?
— Появилось дело крупное у нас. Не хватает наличных. Долю свою нам одолжи, продадим самострелы когда. — Агати достал из кармана пергамент, поверхность которого тускло светилась. — Проценты под. Бумагу долговую тебе дадим. Отдаем всегда долги мы, знаешь ты.
Я присел на корточки рядом с ним. Световой островок, в котором находились лепреконы, я и парусина с самострелами, был окружен морем клубящихся теней, наполнявших лавку. Размышляя, взглянул на пергамент. Это правда — если лепреконы подпишут долговой пергамент, собственная магия не позволит им нарушить слово и не вернуть долг.
— А когда отдадите? — спросил я.
— Денег дашь если — уедем сразу дней на несколько мы. Отдадим, как только вернемся. Не будет нас пока, ты, главное, никуда не встревай. Нет сейчас Протектора в Кадиллицах, но все равно — не высовывайся. Узнает если Микоэль Неклон, самострелы эплейские провезли мы что… Сматываться быстро придется города из…
Часть первая
ВСЕГО ЛИШЬ ГРЯЗНЫЙ ЭЛЬФ
Разговор. «Облако»
1
Из города надо было сматываться, и побыстрее. Раздумывая над этим, я стоял у стены портового склада и разглядывал рынок гномов. Шум здесь стоял, как на главной городской площади перед появлением Протектора, хозяина Кадиллиц. По рынку шествовала небольшая процессия: пятеро гоблинов из охраны Протектора, а между ними трое невзрачных дядек в серых плащах. Лица ничем не примечательные, выделяются только розовые родимые пятна между бровей. Ищейки Микоэля Неклона, первого городского колдуна, шли, внимательно глядя по сторонам. У Неклона, как и у Протектора, были свои причины искать меня.Я стоял неподвижно, лишь костяшками пальцев постукивал по стене. Ищейки и гоблины-охранники, вооруженные небольшими и очень дорогими самострелами эплейского производства, вскоре скрылись из виду. Искали они меня или просто шли куда-то по своим делам, я не знал. Но беспокойство не отпускало. Я пошел в обход базара и тут же наткнулся на эплейца, «каменного человека» или попросту каменного — здорового, как и все они, темнокожего и с тупоумным лицом. Он что-то проворчал, но я не ответил, думая о своем.
Они будут следить. Я хорошо знаю город, но бесконечно прятаться невозможно. Или сам ошибусь где-нибудь и попадусь, или заложит кто. Врагов-то хватает.
Длительное путешествие — вот что сейчас необходимо. По морю, вокруг корсарского Архипелага, до континента Полумесяца… Но нужны наличные. Если б знать, что у дела с лепреконами Грецки будут такие последствия! Мы неплохо заработали, моей доли хватило бы, чтоб убраться из Кадиллиц и зажить в свое удовольствие. Но я-то полагал, что все на том и закончится — и одолжил большую часть своей доли лепреконам. Я получил от них долговое обязательство, все как положено, и знал, что Грецки вернут долг с процентами. Но как раз сейчас они уехали куда-то за товаром, для покупки которого и одолжили эти деньги.
Мы нарушили привилегию, самострелы после нашей аферы стали для многих легкодоступны. И каким-то образом хозяин Кадиллиц узнал об этом. Кто-то из тех, кто купил оружие, заложил нас — если бы знать кто…
Протектора пока нет в городе, а власти колдуна Микоэля Неклона не хватало на то, чтобы организовать большую облаву. Он мог только приказать своим ищейкам не упускать меня из виду. Но когда хозяин вернется… Перекрыть все ворота, поставить усиленную стражу в порту — и конец Джанки Дэви.
— Джанки!
Я обернулся.
Мамаша Лапута, троллиха. Наверное, самая богатая в городе — бордель «Облако» приносит ей хороший доход.
— Привет, Джа. — Она ухмыльнулась. — Не протолкнуться от гномов, а?
— Так ведь Большой Прилив скоро.
Послезавтра в Кадиллицах должен состояться главный гномий праздник, сюда уже начали съезжаться недомерки из окрестных поселений. Вся городская община и множество гостей собирались праздновать День Прилива. По их преданию, ровно пятьсот лет назад первые гномы высадились на континенте, и уже сейчас гномий анклав Кадиллиц был переполнен, да и в портовых трактирах почти не осталось свободных комнат.
— Куда топаешь?
Внешность у мамаши удачная. Вся она в пупырышках, на зеленом лице выделяются круглые и большие, как блюдца, глаза. В улыбке видны желтые клыки. Лапута обычно носит кожаный комбинезон и фуфайку с закатанными до локтей рукавами. Завитые волосы крупными колечками торчат во все стороны. Привлекательная, короче, внешность — для троллихи.
— Да так, — ответил я, — гуляю просто. А что?
Лапута настороженно глянула по сторонам. Портовый район, вечер, народу вокруг почти нет, только пьяные голоса и звон доносятся из ближайшего трактира. Но она все равно придвинулась поближе и постаралась умерить голос, который у нее от природы гулкий, даже какой-то грохочущий.
— Тебя ж сейчас из-за этих самострелов ищут, Джа? А то тут один… клиент имеется. Перетолковать с тобой хочет.
— Именно со мной? А в чем дело?
— Ну, не конкретно с тобой, а просто ему нужен кто-то соображающий. Я ему тебя и присоветовала. В чем дело — пусть он сам тебе скажет. Мне чего лезть? Так что, будешь с ним говорить?
Я подумал и решил, что буду. Неизвестно еще, что там за дело, но вдруг появится возможность убраться из города?
Я сказал об этом мамаше, и она провела меня на второй этаж своего «Облака», в комнату, где нас поджидал…
Вежливо улыбнувшись, я кивнул ему, развернулся в дверях и подтолкнул Лапуту обратно.
— Мамаша, — прошипел я ей на ухо в коридоре. — Ты чё, родная? Это твой клиент?
— Ага, — кивнула она. — Ничего себе паренек, а?
— «Ничего себе»? Да это ж эльф какой-то! На беса мне с эльфом толковать-то?
— Удивляюсь я на тебя, Джа. Ты когда расистом заделался?
Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул:
— Мамаша, ты меня знаешь. Против эльфов ничего не имею. Но дела с ними вести… Они ж… они…
— Чего они? — спросила троллиха.
— Ненадежные.
Она прищурилась.
— Все?
— Ну… почти все.
— Значит-таки не все? Сдается мне, по крайней мере один эльф из тех, с которыми ты хорошо знаком, вполне надежен, э? Слушай, тебе деньги, вообще-то, нужны? Срочно? Ты поговори с ним просто. Может, он чего интересного предложит. А нет — так отвалишь, и все дела. У этого хмыря монеты есть. Солидный он для эльфа. Ты посмотри, как он одет. Не всякий эльф может нацепить на себя…
— Да не хочу я на него смотреть! — перебил я, но тут меня в свою очередь перебил эльф.
— Джанки Дэви! — донеслось из комнаты. — Так вы войдете?
Лапута ухмыльнулась мне в лицо, положила могучие длани на мои плечи, развернула и подтолкнула в комнату. Я сделал шаг, и дверь за спиной закрылась.
Одет он и вправду был неплохо для эльфа. Дорогой кафтан с меховой оторочкой, ярко-синие шаровары с лампасами… Может, это какой-то эльфийский старшина или даже князь? Нет, вряд ли настоящий князь придет сюда, в портовый бордель. Под кафтаном виднелась золотая цепочка с медальоном. В руках у эльфа был сложенный веер. Никогда раньше я не видел эльфов с веерами. Длинный, тяжелый, наверное с красивым узором…
— Вы садитесь, — предложил он. На столе стояла бутылка с двумя стаканами, и эльф наполнил их. — Эта троллиха сказала, что человек вы надежный и умелый. Мне как раз такой и нужен. Меня зовут Атлас Макинтош. Рад знакомству.
Я не сдержался и брякнул, усаживаясь:
— А я не очень.
Эльф умолк, шевеля бровями. Лицо у него было чересчур подвижное — сначала брови зашевелились, потом нахмурился лоб, дернулась левая щека, и тонкие бледные губы скривились. Закрытый веер, пощелкивая, медленно закачался из стороны в сторону.
Эльф-пустынник, с некоторым удивлением понял я, разглядев его глаза с желтыми зрачками. Пустынники — малочисленное племя, в отличие от диких горных бродяг и равнинных эльфов. Те путешествовали таборами, а пустынников редко кто видел. Теперь они совсем исчезли, я слышал даже, что окончательно вымерли. Выходит — не окончательно.
— Ну да… — сказал он и захихикал, тихо и довольно противно. Веер перестал качаться. — То есть я хотел спросить, вы занятой человек, Джанки?
Я сморщился и отставил стакан.
— Ага. Очень. Вот как раз сейчас сильно спешу. Спасибо за выпивку, Макинтош. Дела, дела… — Я неопределенно помахал рукой и начал вставать. Он моргнул и вдруг положил ладонь мне на плечо.
— Нет, вы все-таки выслушайте. Я не буду темнить, сразу расскажу, что к чему. Тут очень крупное дело, Джанки. У вас ведь есть метка?.. — Атлас Макинтош кивнул на мое правое запястье. — Одному не справиться, я ведь никого в этом городе не знаю…
Несколько секунд я раздумывал, затем покосился на его руку — он тут же убрал ее — и нехотя сел.
— Ну, давай. — буркнул я. — Вываливай все, не жалей меня. Только быстро, лады?
Он выпил, откинулся на стуле и заговорил:
— Нас осталось всего пятеро, когда мы наткнулись на это место. Лето выдалось особенно жарким, помните позапрошлогоднюю засуху? Мы уже почти достигли того края пустыни Хич, что неподалеку от вашего города, когда наткнулись на гномов. Гномы в пустыне, представляете? Но вначале мы увидели стены, довольно высокие, а потом выяснилось, что в песке скрыты ловушки. Магические. С одним из наших такая ловушка сделала нечто… нечто страшное. Не хочу вспоминать, мне это до сих пор снится…
— Сломала шею? — предположил я. — Нет? А, наверное, обварила.
Веер дернулся.
— Его кожа слезла полосами! Там стоял явственный дух магии. Защитная магия окружала постройку, очень плотная. Один из наших имел метку и мог проникать в Патину, но он ничего не успел. В стене открылся проход, оттуда выскочили гномы, хорошо вооруженный отряд, и мы стали убегать.
Почему-то я смотрел не на его лицо, а на сложенный веер. Тот будто слушал хозяина и по-своему отвечал — покачивался сильнее, когда эльф повышал голос, и замирал, когда он успокаивался.
— …Отрядом командовал один очень крупный для гнома, почти великан, с черной повязкой на глазу и шрамами на лбу. Он…
— Э! — перебил я. — Еще раз. Одноглазый гном-великан? А это не… — Я замолчал, удивляясь догадке, неожиданно пришедшей в голову. — Но он же погиб вроде… Ладно, продолжайте.
— Спасся только я, да и то потому, что наступила ночь. Всех остальных они убили. Последних представителей моего племени, понимаете? Теперь я остался один. И я не мог так этого бросить. В том здании… базе… там было что-то охраняемое хорошо вооруженными гномами.
А еще ловушки, частью — магические, частью — материальные. Но что именно они охраняли? Я занимался этим больше года. Я… я успел разбогатеть за это время, заработал на… определенных торговых операциях. Морских.
Однажды я встретил матроса-орка, он рассказал, что служил на корабле. Этот корабль как-то выполнял рейс по заказу высокого одноглазого гнома со шрамом на лбу. Вместе с гномом плыли два колдуна-охранника, они везли какую-то шкатулку и очень ее берегли. Они высадились на берег где-то в этом районе и, по словам орка, отправились в сторону пустыни. Были и другие сведения. Какие-то я узнавал случайно, другие покупал. Вы знаете, что не так давно убили Рамзу Полукота? Его сжег в поединке какой-то аскетский шаман, но дело не в том. Рамза — он взломщик, пират и маг, специалист по штурмовым заклинаниям. Он их частично сам создавал, частично пиратски снимал с чужих точек в Патине. Из его дома в ночь после убийства, до того, как там успели появиться городские стражники, пропали все заклинания, созданные и украденные Рамзой за последний год. Одиночные заклинания, понимаете? Он никогда не пытался распространить их через Патину. Наоборот, скрывал от других.
Я нанял колдуна. Довольно неумелого, но он имел доступ в Патину. Он переворошил для меня кучу слухов, разузнал кое-что. Что вызывало особое удивление? Гномы никогда не живут в пустынях, правильно? И откуда взялось хорошо охраняемое здание? В общем, я понял, что к чему. Там, в Хич, находится тайная база гномов, куда они собирают со всего континента новые боевые заклинания. Наступательная магия стоит дорого, не так ли? Конечно, то, что добывают, размножают и перепродают пираты, дешевле, но оно и хуже работает. При копировании часто что-то нарушается… Но дело в том, что на этой базе — совершенно новые образчики высокой магии. Их еще никто не успел скопировать, они не попались на глаза взломщикам. Представляете, сколько это стоит?..
Атлас Макинтош смотрел на меня, его глаза блестели. Я сидел и почесывал крупное родимое пятно на правом запястье. Свою метку для входа в Патину.
— И долго вы этим занимались?
— О да! Я потратил очень много средств и времени. Но все должно окупиться. По моим подсчетам, цена накопленных на базе заклинаний приближается к… Я не знаю точную сумму, но это больше десяти тысяч.