Страница:
– Мне отчего-то вспомнились непонятные обстоятельства гибели Восьмой звездной Лебедя, – сказал он. – Космонавты сообщили, что на планете гаснут радиосигналы. Больше мы ничего о них не знаем.
Элма посмотрела в иллюминатор. Внешний термометр показывал 108 градусов жары за бортом ракеты.
– Жить здесь могут только убежденные чудаки, – сказал Нильс. – На планете отсутствует вода. То, что мы приняли за джунгли, был кристаллический лес. Мы попали в мертвое царство кристаллов.
Астронавты надели скафандры и открыли люк.
Пестрая пустыня с кристаллическими кустарниками простиралась на все четыре стороны. Астронавты набрали стеклянного песка для анализа. Нильс отломил от низкого искрошенного кустика полупрозрачный сучок. Ничего живого не было кругом.
– Необходимо подготовить вездеход, – сказал Элме Нильс.
Андрей тем временем осмотрел ракету. Повреждений не было. Вышел из строя только один амортизатор.
Андрей вернулся в кабину, и глаза его стали круглыми от удивления. Все в ракете было перевернуто вверх дном. Кто-то невидимый хозяйничал здесь, когда астронавты вышли.
– Нильс! Нильс! – закричал он. – У нас гости!
Нильс вскочил в люк и огляделся – исчезли все мелкие металлические предметы, оставленные на полу.
Астронавты столкнулись с новыми формами жизни. До сих пор людям был известен лишь мир живых существ, имевших сходство с земными. А здесь им встретилось совсем другое. И по всей вероятности, это был разумный мир. Однако поведение невидимых существ оставалось загадочным.
В пустыне царило безмолвие. В блестящем, металлического цвета небе не летали ни птицы, ни насекомые. И тем не менее здесь что-то было.
Вот не то вблизи, не то на горизонте затрепетали прозрачные тени. Они не были ни темными, ни светлыми, но глядеть на них долго было невозможно: начинало резать глаза даже сквозь фильтры шлема. Элма увидела, как из затрепетавшей реки воздуха возникло нечто. Оно катилось к ракете, как большая капля ртути, и ослепительно сверкало.
Рука Элмы судорожно стала нащупывать излучатель. Футляр был пуст – Нильс предусмотрительно забрал у нее оружие.
Существо, вернее нечто, так как существом это невообразимое порождение чужого мира назвать было невозможно, замерло перед астронавтами. У него не было глаз, но Элма чувствовала на себе его взгляд.
Нечто шевельнулось, и Элма услышала в шлемофоне звуки, похожие на звон. Звон то усиливался, то притихал, то повышался, то понижался. И нечто вздрагивало и светилось.
Элма подавила чувство страха и омерзения, стала на колени. Острым пальцем своей стальной перчатки начертила на песке схему атома углерода.
Нечто дернулось, начало расходиться лучами по песку, стало прозрачным, бесцветным и затем исчезло.
Элма тщетно искала его глазами. Космическая лингвистика не предполагала в отношениях между представителями различных миров ничего, кроме обоюдного желания понять друг друга. Земная жизнь была формой существования белкового вещества. И существо, по-видимому, поняло это.
Страшнее всего было то, что обитатели планеты были невидимы. Они могли проникать всюду, сливаться с цветом окружающих предметов.
Нильс растерянно смотрел в пустоту. Андрей хмурил лохматые брови и нервно кусал губы.
– По-моему, этот дурацкий тюк ровно ничего не понял, – буркнул Нильс.
– Почему же он тогда исчез? – спросила Элма.
– Черт его знает. Вероятно, испугался неизвестности.
– Перестаньте, – поморщился Андрей. Его лицо покрылось розовыми пятнами.
Элма смутилась, часто и растерянно заморгала глазами.
Нильс невнятно и зло что-то проворчал в ответ.
Когда Андрей и Нильс восстановили поврежденный амортизатор, Элма запустила двигатель вездехода. Завыла турбина, всасывая горячий воздух Терролакса, и машина понеслась вперед.
Элма остановила вездеход у края причудливого кристаллического леса. Астронавты вышли.
Свет голубой звезды дробился и ломался в граненых ветках, отшлифованных стволах, сверкающих изломах. Здесь жили и трепетали все краски, все оттенки. Лес был так ярок, что его непрерывное мерцание утомляло глаза.
Астронавты проверили по звезде направление на белую башню, и вездеход пошел сквозь кристаллические дебри.
– Какое ужасное царство мертвой красоты, – сказала Элма. – Ничего живого, и вдруг… Как странно. Скажите, Нильс, как, по-вашему, может эволюция привести к таким формам жизни?
– Организм должен обмениваться веществами и энергией с окружающей средой. А вы видите, какая здесь окружающая среда?
– Что же тогда? – сбоку взглянул на него Андрей.
– Значит, разумная жизнь возникает не в процессе эволюции, – обернулась к биологу Элма.
– Вздор! – возмущенно ответил Нильс.
– Раньше вы говорили, что разумная жизнь – вздор. По-моему, даже самые общие ваши определения жизни не охватывают всех ее проявлений.
– Перестаньте, Элма, – сказал Андрей. – Вы просто забываете, где находитесь…
Белая башня появилась внезапно. Она возвышалась над кристаллическим лесом, чудовищно огромная, странная и зловещая, без дверей и окон. Башня уходила в стальное небо, словно исполинская колонна, гладкая, прямоугольная. Верх ее заметно склонился в сторону. Казалось, башня вот-вот рассыплется. На верху башни на страшной высоте двигались сверкающие бесформенные существа, укладывали плоские белые блоки. Вся башня была сложена из таких блоков.
– Вавилон, черт побери, – хрипло проговорил Нильс. – Это же цивилизация.
– Да? А что бы вы сказали, если бы они эту башню строили начиная с крыши? – насмешливо спросил Андрей.
– Это невозможно.
– Тут все возможно. Разве то, что они делают, менее нелепо?
Вездеход развернулся у подножия башни, и космонавты увидели целые горы разбитых плит. Видимо, одна такая башня уже рухнула, и существа строили другую, точно такую же., Они поднимались вверх по составленным из блоков лестницам. Стройка чем-то немного напоминала разоренный муравейник. Чуть в стороне был вырыт котлован. В нем копошилась серая масса. Существа, похожие на наполненные какой-то жидкостью мешки, ползали, прыгали, громоздились. В котлован не проникали прямые лучи звезды, и шкура существ не светилась, а казалась серой. Вот из котлована выбрались два мешка. Они неуклюже тащили тяжелый блок. Скользили на осыпи, скатывались вниз и снова упорно карабкались вверх.
Андрей долго и внимательно смотрел в котлован, потом медленно проговорил:
– Они обтесывают камни украденными у нас предметами. Назначение металла им известно, но его здесь почему-то нет.
Серебристо-серые мешки не обращали никакого внимания на космонавтов. Они, не останавливаясь, не отдыхая, делали свое дело.
– Посмотрите! – показала Элма в завал белых разбитых блоков.
Там неподвижно лежал серый мешок. Астронавты направились к нему. Мешок лежал под стеной башни. Кругом валялись измельченные острые куски плит. Мешок, как видно, сорвался со стены и разбился насмерть.
Астронавты перенесли мешок в кабину вездехода, положили на пол перед пультом управления и закрыли люк.
– Не кончилось бы это плохо для нас, – сказала Элма.
– По-моему, его гибель не произвела на других никакого впечатления, – ответил Нильс, – осматривая вместе с Андреем мешок.
В ракете Нильс произвел вскрытие. Твердую, как сталь, шкуру пришлось резать ультразвуковым ножом. Внутри была студенистая масса. Нильс осмотрел срез этой массы в электронный микроскоп. Увидел целую систему молекулярных мембран, мельчайших протоков, весь сложнейший механизм клетки. Студенистая масса была связана паутиной прожилок. Нильс осмотрел эти прожилки и изумленно поднял глаза на ’ Андрея:
– Металл. Вы посмотрите, это же металл!
Прожилки вели в глубь мешка. В центре помещался цилиндр. От бесчисленных контактов его шли металлические нервы.
Астронавты переглянулись.
Внутри мешка была замкнутая биологическая система, изолированная от внешней среды сверхплотной шкурой.
– Значит, не жизнь, – сказала Элма.
– Ошибаетесь, это жизнь, – возразил Нильс. – Форма мешка – далеко не нелепость. Он течет по раскаленной почве, как плазма, он может существовать и при колоссально высоких температурах и при низких, вплоть до абсолютного нуля. Он может выдерживать мощное тяготение планет гигантов, может существовать в ядовитой атмосфере. Наконец, он может почти полностью отражать свет и становиться невидимым, если ему угрожает опасность. Энергии при движении он расходует ничтожно мало. Сверхмощный аккумулятор, что вмонтирован в цилиндр, очевидно, может питать этот мешок сотни лет.
– И все-таки ими должны управлять люди, а людей здесь нет, – заметил Андрей.
– Как знать, – ответил Нильс. – Может быть, мы их просто не видим.
Заканчивался первый день работы астронавтов на Терролаксе. Медленно заходило за горизонт жгучее странное светило.
Через несколько дней астронавты добрались до ближайшей возвышенности. С нее увидели вдали какой-то темный конус.
Захлебывался мотор вездехода, валившего кристаллический лес. Неподалеку от конуса астронавты вышли из машины и направились сквозь заросли. Здесь, как видно, много лет уже никто не ходил. Под ногами со стеклянным треском лопались опавшие кристаллические ветки.
Конус казался заброшенным. Пугал сплошной чернотой открытый прямоугольный люк. Астронавты вступили под гулкие своды.
– Андрей, взгляните сюда, – тихо проговорил Нильс. – Посмотрите, это же остатки двери.
Действительно, справа виднелись обглоданные остатки массивной двери, оплетенные серой паутиной. Нильс долго осматривал паутину.
– Это металлическая моль, – прошептал он и коснулся остатков двери. Металл посыпался легким беззвучным прахом. – Все чаще тревожные сигналы о металлической моли доходят из космоса. Не завезти бы это на Землю.
Внутренность конуса тоже густо оплела паутина пожирающей металл моли. Справа и слева вздымались остатки каких-то металлических конструкций, исковерканные рваные остатки гигантской трубы, нагромождения пластмассы.
– Корабль. Это же съеденный металлической молью космический корабль! – выкрикнула Элма.
Андрей ничего не ответил. Он первый ступил на перекинутый над нижними отсеками мостик, тоже обвитый паутиной. Источенный металл крошился и сыпался, как пудра, а паутина была необычайно прочна. Андрей, балансируя над глубоким провалом, перебрался к пульту управления чужой ракеты. За ним перешли Нильс и Элма.
Астронавты увидели затянутый паутиной полукруглый пульт. Приборы громоздились внизу и вверху, им, казалось, было тесно, и они словно искали выхода.
И вдруг Андрей попятился назад. Дрогнул узкий клин света его фонаря. Ясно было: рука Андрея отчего-то утратила свою твердость.
Элма осветила пульт и вскрикнула. Справа в кресле сидел человек. Сидел склонившись над какими-то приборами. Узкие плечи его были опущены.
Астронавты подошли ближе и увидели, что человек весь был затянут тончайшей пленкой серой паутины. Металлическая моль съела его скафандр. Высохшая рука человека лежала на пластмассовом рычажке какого-то причудливого прибора.
Элма заглянула в лицо человека. Брови его были опушены тончайшими перышками. Высокий лоб четко делился вертикальной впадиной на две неравные части, левая была значительно больше правой. На лице застыло жесткое и горькое выражение.
Элма подняла с пола белую плитку величиной с ладонь. Плитка делилась на лепестки. Не оставалось сомнений, что это записная книжка погибшего.
Лепестки были испещрены небрежными чертежами, рисунками, ярусами значков. Вот рисунок женского лица. Вот опять это же лицо, но в головном уборе. Видимо, об этой женщине думал перед смертью погибший и по памяти рисовал ее лицо. Но еще чаше повторялась какая-то формула, какие-то чередовавшиеся в определенной последовательности мелкие значки.
Андрей смотрел в записную книжку через плечо Элмы, положив стальную ладонь на плечо девушки.
Элма перевернула несколько страниц. Снова та же формула.
– Чего хотели эти люди, и что с ними произошло? – спросила Элма.
– Люди погибли, а биомашины продолжают работать, – ответил Нильс. – Они строят башню, пока она не развалится, а затем принимаются за ту же самую работу.
– Какая страшная планета, – осматривая расширенными глазами серую паутину, сказала Элма.
– Они погибли, значит, против металлической моли нет средств борьбы, – медленно проговорил Андрей. – Мы не должны возвращаться на корабль. Но как передать капитану, что посадка на Терролакс грозит неизбежной гибелью?
– Вы думаете, что моль за пять лет пожрет наши скафандры и выведет из строя ракету? – хмуро спросил Нильс.
– Да.
– Мне кажется, капитан не посадит “Геос” на планету, а вышлет сюда ракету. И экипаж ракеты сообщит о нашей гибели.
– А что дальше? – недобро улыбнулся Андрей.
– “Геос” снимется и уйдет в мировое пространство, оставив на Терролаксе обреченных. – Нильс смотрел прямо перед собой жестким холодным взглядом.
– Планета, с которой не возвращаются, – глухо сказал Андрей.
Тем временем Элма пристально рассматривала какую-то запись на одном из лепестков книжки. Это была та же формула, но с какими-то дополнениями, обведенная двойной рамкой. Элма была химиком и космическим лингвистом и понимала, что расшифровать ее хоть и чрезвычайно трудно, но не безнадежно. Времени было более чем достаточно. Она взяла книжку и положила ее в карман скафандра.
Вездеход по проложенному пути понесся назад к ракете. Элма сразу же составила программу для электронного мозга. Чтобы расшифровать формулу, предстояло перебрать несметное множество вариантов.
Прошел год. В броне скафандров все более углублялись и затягивались паутиной коричневые язвы.
Тонкой пленкой паутины уже была затянута броня ракеты. Андрей и Нильс с помощью пока еще действовавших универсальных роботов выкладывали в пустыне из кремниевых плит огромное слово “смерть” с таким расчетом, чтобы его заметили астронавты и не сели на Терролакс. Элма исследовала книги звездных людей и уже свободно владела их математическим языком. Это было так увлекательно, что она забывала и о времени и о зловещей металлической моли, вгрызавшейся в ее скафандр. Новый огромный мир открывался перед ней.
Звездный человек не вел дневника. Он записывал лишь результаты лабораторных исследований металлической моли. День за днем он все ближе подходил к тайне этого космического страшилища, более грозного, чем любые чудовища. Среди лабораторных бумаг Элма нашла листок, исписанный необычными значками. Электронный мозг ракеты, уже пораженный металлической молью, стал все чаще ошибаться. Элма с трудом прочитала часть записи: “…я ошибся. Защитная эмаль моего скафандра не может предохранив металл от моли. Я, видимо, погибну скорее, чем смогу ее победить. И потом уже никто не решится ступить на эту землю. Там считают, что нет сил, способных противостоять металлической моли. Но если бы люди знали, как я близок к победе. Мои лаборатории вышли из строя. Я не могу продолжать исследований. Строительство изолятора идет бесконтрольно. Приближается конец…”
Элма показала расшифрованную запись Андрею и Нильсу. Нильс заметно сдал и постарел. Лицо его было темным и измученным. Но держался он по-прежнему уверенно и спокойно.
– Что же вы предлагаете, Элма? – устало прислонившись к стене, спросил он.
– Мы должны завершить его дело. Он специально сюда летел, чтобы покончить с металлической молью…
– Элма, – не глядя на Нильса, сказал Андрей, – вы ничего не добьетесь. Все ваши знания сейчас бесполезны. Главное, мы должны успеть выложить плитами предупреждающий об опасности знак.
– Как сказать. Кое-чего я уже добилась. – Элма подняла в вытянутой руке тонкую пробирку с зеленой пылью.
– Что это?
– Ржавчина металлической моли. Это ее формула была в записной книжке погибшего, но он не успел довести свою работу до конца. Дело в том, что металлическая моль получает энергию не только за счет окисления металла…
Мне удалось получить некоторое количество металлической моли. И меня поразила плотность ее вещества. Если бы в эту пробирку поместить лишь один кубический сантиметр моли, пробирка весила бы столько же, сколько весит наш корабль.
Нильс поежился.
– Я привык иметь дело с жизнью. А ваша моль, насколько я понимаю, что-то совсем другое.
– Совершенно верно, – обрадовалась Элма. – Вернее, это жизнь неживой материи. Поэтому она так опасна и поэтому борьба с ней почти невозможна.
– Жизнь, Элма, это жизнь, – мягко возразил Нильс. А это, пожалуйста, называйте как-нибудь иначе.
– И что же вы конкретно знаете? – жестко спросил Андрей,
Элма молча посмотрела на него. Потом опустила глаза, чуть улыбнулась и ответила:
– Моль состоит из мезовещества. Пожирание металла– это не только химическая, это еще и ядерная реакция. Чтобы жить, простите, чтобы перемещаться, металлической моли при ее чудовищном весе нужна колоссальная энергия. Звездный человек записал формулу ржавчины металлической моли. Но уже не смог получить ее. Я думаю, будет целесообразнее, если вы мне поможете, а не я вам. Как видите, я получила ржавчину. Вы представляете, что будет, если мы победим металлическую моль?
– А вы представляете, что будет, если на Терролакс сядет “Геос?” Такая возможность не исключена.
– Капитан не посадит корабль на Терролакс.
– Мы рискуем жизнью тех, кто прилетит сюда искать и спасать нас. А что сюда прилетят, вы так же хорошо знаете, как и я.
– Но Андрей, – Элма умоляюще протянула к нему руку. – “Геос” уйдет в мировое пространство и никогда не узнает, что мы открыли. Для них недоступны будут кладовые чужого звездного корабля. Если даже мы не успеем справиться с металлической молью, это сделают те, кто прилетит после нас. Мы сами ведь ничего не знаем об открытой нами цивилизации…
– Ты должен согласиться с этим, Андрей. Это большая ответственность перед человечеством. Мы ведь впервые нашли следы аналогичного нам разумного мира. И если “Геос” уйдет…
– Замолчите!
– Андрей! – Элма бросилась к нему. – Андрей, я хочу увидеть Землю. Я верю, что мы победим металлическую моль.
– Единственное, что я могу позволить, – тусклым голосом ответил Андрей, – это предоставить вам возможность продолжать исследования. А мы с Нильсом сократим время сна и отдыха, чтобы завершить работу до нашей гибели.
– Андрей, мы занимаемся бессмысленным делом, – сказал Нильс.
Лицо Андрея стало серым.
– Начальник экспедиции я. Я несу ответственность за все, – резко ответил он.
Нильс хмуро отвернулся.
Элма спала в лаборатории. Просыпаясь, сразу же принималась за работу. С огромным трудом полученную зеленую пыль она тончайшим слоем нанесла на скафандр Андрея, когда космонавт спал. Девушка увидела, как глубоко источена голубая броня.
Она долго смотрела на широкие ровные брови спящего Андрея. Он всегда умел спокойно спать. Иногда Элме казалось, что он изгнал из себя все человеческое. Черты его лица, крупные и немного грубоватые, были исполнены мужества и чистоты. Сколько еще они будут жить в ненавистной, изглоданной молью скорлупе скафандров? Может быть, не так уж много. Попытки наплавить металл на источенные места ни к чему не привели. Паутина не связывалась ни с чем и была совершенно несокрушима.
Первым погиб Нильс. В момент укладки кремниевой плиты он вдруг застыл на месте, словно изваяние. Какие-то неизвестные бактерии Терролакса имели такую активность, что поражали человека мгновенно. Человек сразу же стекленел, застывал навсегда в той позе, в какой его настигала смерть.
Элма нанесла тончайший слой плесени на наиболее источенные места своего скафандра. Но моль действовала все активнее и активнее. Наконец Элме удалось найти причину активности моли, и это дало ей ключ к открытию совершенно нового способа получения зеленой плесени.
Она сидела в чужом звездном корабле рядом с погибшим звездным человеком и едва не плача от счастья записала в его книжке новую формулу уже земными знаками.
Металлическая моль была побеждена. Но в то же мгновение тело девушки пронзили тысячи огненных игл. В глазах заклубилось ослепительное пламя и погасло.
Когда Андрей вошел в лабораторию, Элма неподвижно сидела за столом рядом со звездным человеком. Он все понял. Опустился перед Элмой на колени. Глаза девушки были широко открыты, на лице застыла судорога страдания.
Андрей посмотрел в ее записную книжку, увидел новую формулу и понял, что Элма спасла его ценой своей жизни. Перевернул страницу блокнота и увидел свое лицо. Элма изобразила его легкими штрихами. На следующей странице был такой же рисунок. Элма никогда ничем не показывала, что любит его.
Андрей вышел и медленно побрел в чужую раскаленную пустыню. Он поплатился самым дорогим из-за своего неверия в силу человеческой мысли. Теперь ему одному предстояло разрушить выложенное из кремниевых плит слово “смерть”, одному дождаться прибытия “Геоса”, а может быть, и людей другого мира.
ЖЕНА С ПЕРИОСА
Элма посмотрела в иллюминатор. Внешний термометр показывал 108 градусов жары за бортом ракеты.
– Жить здесь могут только убежденные чудаки, – сказал Нильс. – На планете отсутствует вода. То, что мы приняли за джунгли, был кристаллический лес. Мы попали в мертвое царство кристаллов.
Астронавты надели скафандры и открыли люк.
Пестрая пустыня с кристаллическими кустарниками простиралась на все четыре стороны. Астронавты набрали стеклянного песка для анализа. Нильс отломил от низкого искрошенного кустика полупрозрачный сучок. Ничего живого не было кругом.
– Необходимо подготовить вездеход, – сказал Элме Нильс.
Андрей тем временем осмотрел ракету. Повреждений не было. Вышел из строя только один амортизатор.
Андрей вернулся в кабину, и глаза его стали круглыми от удивления. Все в ракете было перевернуто вверх дном. Кто-то невидимый хозяйничал здесь, когда астронавты вышли.
– Нильс! Нильс! – закричал он. – У нас гости!
Нильс вскочил в люк и огляделся – исчезли все мелкие металлические предметы, оставленные на полу.
Астронавты столкнулись с новыми формами жизни. До сих пор людям был известен лишь мир живых существ, имевших сходство с земными. А здесь им встретилось совсем другое. И по всей вероятности, это был разумный мир. Однако поведение невидимых существ оставалось загадочным.
В пустыне царило безмолвие. В блестящем, металлического цвета небе не летали ни птицы, ни насекомые. И тем не менее здесь что-то было.
Вот не то вблизи, не то на горизонте затрепетали прозрачные тени. Они не были ни темными, ни светлыми, но глядеть на них долго было невозможно: начинало резать глаза даже сквозь фильтры шлема. Элма увидела, как из затрепетавшей реки воздуха возникло нечто. Оно катилось к ракете, как большая капля ртути, и ослепительно сверкало.
Рука Элмы судорожно стала нащупывать излучатель. Футляр был пуст – Нильс предусмотрительно забрал у нее оружие.
Существо, вернее нечто, так как существом это невообразимое порождение чужого мира назвать было невозможно, замерло перед астронавтами. У него не было глаз, но Элма чувствовала на себе его взгляд.
Нечто шевельнулось, и Элма услышала в шлемофоне звуки, похожие на звон. Звон то усиливался, то притихал, то повышался, то понижался. И нечто вздрагивало и светилось.
Элма подавила чувство страха и омерзения, стала на колени. Острым пальцем своей стальной перчатки начертила на песке схему атома углерода.
Нечто дернулось, начало расходиться лучами по песку, стало прозрачным, бесцветным и затем исчезло.
Элма тщетно искала его глазами. Космическая лингвистика не предполагала в отношениях между представителями различных миров ничего, кроме обоюдного желания понять друг друга. Земная жизнь была формой существования белкового вещества. И существо, по-видимому, поняло это.
Страшнее всего было то, что обитатели планеты были невидимы. Они могли проникать всюду, сливаться с цветом окружающих предметов.
Нильс растерянно смотрел в пустоту. Андрей хмурил лохматые брови и нервно кусал губы.
– По-моему, этот дурацкий тюк ровно ничего не понял, – буркнул Нильс.
– Почему же он тогда исчез? – спросила Элма.
– Черт его знает. Вероятно, испугался неизвестности.
– Перестаньте, – поморщился Андрей. Его лицо покрылось розовыми пятнами.
Элма смутилась, часто и растерянно заморгала глазами.
Нильс невнятно и зло что-то проворчал в ответ.
Когда Андрей и Нильс восстановили поврежденный амортизатор, Элма запустила двигатель вездехода. Завыла турбина, всасывая горячий воздух Терролакса, и машина понеслась вперед.
Элма остановила вездеход у края причудливого кристаллического леса. Астронавты вышли.
Свет голубой звезды дробился и ломался в граненых ветках, отшлифованных стволах, сверкающих изломах. Здесь жили и трепетали все краски, все оттенки. Лес был так ярок, что его непрерывное мерцание утомляло глаза.
Астронавты проверили по звезде направление на белую башню, и вездеход пошел сквозь кристаллические дебри.
– Какое ужасное царство мертвой красоты, – сказала Элма. – Ничего живого, и вдруг… Как странно. Скажите, Нильс, как, по-вашему, может эволюция привести к таким формам жизни?
– Организм должен обмениваться веществами и энергией с окружающей средой. А вы видите, какая здесь окружающая среда?
– Что же тогда? – сбоку взглянул на него Андрей.
– Значит, разумная жизнь возникает не в процессе эволюции, – обернулась к биологу Элма.
– Вздор! – возмущенно ответил Нильс.
– Раньше вы говорили, что разумная жизнь – вздор. По-моему, даже самые общие ваши определения жизни не охватывают всех ее проявлений.
– Перестаньте, Элма, – сказал Андрей. – Вы просто забываете, где находитесь…
Белая башня появилась внезапно. Она возвышалась над кристаллическим лесом, чудовищно огромная, странная и зловещая, без дверей и окон. Башня уходила в стальное небо, словно исполинская колонна, гладкая, прямоугольная. Верх ее заметно склонился в сторону. Казалось, башня вот-вот рассыплется. На верху башни на страшной высоте двигались сверкающие бесформенные существа, укладывали плоские белые блоки. Вся башня была сложена из таких блоков.
– Вавилон, черт побери, – хрипло проговорил Нильс. – Это же цивилизация.
– Да? А что бы вы сказали, если бы они эту башню строили начиная с крыши? – насмешливо спросил Андрей.
– Это невозможно.
– Тут все возможно. Разве то, что они делают, менее нелепо?
Вездеход развернулся у подножия башни, и космонавты увидели целые горы разбитых плит. Видимо, одна такая башня уже рухнула, и существа строили другую, точно такую же., Они поднимались вверх по составленным из блоков лестницам. Стройка чем-то немного напоминала разоренный муравейник. Чуть в стороне был вырыт котлован. В нем копошилась серая масса. Существа, похожие на наполненные какой-то жидкостью мешки, ползали, прыгали, громоздились. В котлован не проникали прямые лучи звезды, и шкура существ не светилась, а казалась серой. Вот из котлована выбрались два мешка. Они неуклюже тащили тяжелый блок. Скользили на осыпи, скатывались вниз и снова упорно карабкались вверх.
Андрей долго и внимательно смотрел в котлован, потом медленно проговорил:
– Они обтесывают камни украденными у нас предметами. Назначение металла им известно, но его здесь почему-то нет.
Серебристо-серые мешки не обращали никакого внимания на космонавтов. Они, не останавливаясь, не отдыхая, делали свое дело.
– Посмотрите! – показала Элма в завал белых разбитых блоков.
Там неподвижно лежал серый мешок. Астронавты направились к нему. Мешок лежал под стеной башни. Кругом валялись измельченные острые куски плит. Мешок, как видно, сорвался со стены и разбился насмерть.
Астронавты перенесли мешок в кабину вездехода, положили на пол перед пультом управления и закрыли люк.
– Не кончилось бы это плохо для нас, – сказала Элма.
– По-моему, его гибель не произвела на других никакого впечатления, – ответил Нильс, – осматривая вместе с Андреем мешок.
В ракете Нильс произвел вскрытие. Твердую, как сталь, шкуру пришлось резать ультразвуковым ножом. Внутри была студенистая масса. Нильс осмотрел срез этой массы в электронный микроскоп. Увидел целую систему молекулярных мембран, мельчайших протоков, весь сложнейший механизм клетки. Студенистая масса была связана паутиной прожилок. Нильс осмотрел эти прожилки и изумленно поднял глаза на ’ Андрея:
– Металл. Вы посмотрите, это же металл!
Прожилки вели в глубь мешка. В центре помещался цилиндр. От бесчисленных контактов его шли металлические нервы.
Астронавты переглянулись.
Внутри мешка была замкнутая биологическая система, изолированная от внешней среды сверхплотной шкурой.
– Значит, не жизнь, – сказала Элма.
– Ошибаетесь, это жизнь, – возразил Нильс. – Форма мешка – далеко не нелепость. Он течет по раскаленной почве, как плазма, он может существовать и при колоссально высоких температурах и при низких, вплоть до абсолютного нуля. Он может выдерживать мощное тяготение планет гигантов, может существовать в ядовитой атмосфере. Наконец, он может почти полностью отражать свет и становиться невидимым, если ему угрожает опасность. Энергии при движении он расходует ничтожно мало. Сверхмощный аккумулятор, что вмонтирован в цилиндр, очевидно, может питать этот мешок сотни лет.
– И все-таки ими должны управлять люди, а людей здесь нет, – заметил Андрей.
– Как знать, – ответил Нильс. – Может быть, мы их просто не видим.
Заканчивался первый день работы астронавтов на Терролаксе. Медленно заходило за горизонт жгучее странное светило.
Через несколько дней астронавты добрались до ближайшей возвышенности. С нее увидели вдали какой-то темный конус.
Захлебывался мотор вездехода, валившего кристаллический лес. Неподалеку от конуса астронавты вышли из машины и направились сквозь заросли. Здесь, как видно, много лет уже никто не ходил. Под ногами со стеклянным треском лопались опавшие кристаллические ветки.
Конус казался заброшенным. Пугал сплошной чернотой открытый прямоугольный люк. Астронавты вступили под гулкие своды.
– Андрей, взгляните сюда, – тихо проговорил Нильс. – Посмотрите, это же остатки двери.
Действительно, справа виднелись обглоданные остатки массивной двери, оплетенные серой паутиной. Нильс долго осматривал паутину.
– Это металлическая моль, – прошептал он и коснулся остатков двери. Металл посыпался легким беззвучным прахом. – Все чаще тревожные сигналы о металлической моли доходят из космоса. Не завезти бы это на Землю.
Внутренность конуса тоже густо оплела паутина пожирающей металл моли. Справа и слева вздымались остатки каких-то металлических конструкций, исковерканные рваные остатки гигантской трубы, нагромождения пластмассы.
– Корабль. Это же съеденный металлической молью космический корабль! – выкрикнула Элма.
Андрей ничего не ответил. Он первый ступил на перекинутый над нижними отсеками мостик, тоже обвитый паутиной. Источенный металл крошился и сыпался, как пудра, а паутина была необычайно прочна. Андрей, балансируя над глубоким провалом, перебрался к пульту управления чужой ракеты. За ним перешли Нильс и Элма.
Астронавты увидели затянутый паутиной полукруглый пульт. Приборы громоздились внизу и вверху, им, казалось, было тесно, и они словно искали выхода.
И вдруг Андрей попятился назад. Дрогнул узкий клин света его фонаря. Ясно было: рука Андрея отчего-то утратила свою твердость.
Элма осветила пульт и вскрикнула. Справа в кресле сидел человек. Сидел склонившись над какими-то приборами. Узкие плечи его были опущены.
Астронавты подошли ближе и увидели, что человек весь был затянут тончайшей пленкой серой паутины. Металлическая моль съела его скафандр. Высохшая рука человека лежала на пластмассовом рычажке какого-то причудливого прибора.
Элма заглянула в лицо человека. Брови его были опушены тончайшими перышками. Высокий лоб четко делился вертикальной впадиной на две неравные части, левая была значительно больше правой. На лице застыло жесткое и горькое выражение.
Элма подняла с пола белую плитку величиной с ладонь. Плитка делилась на лепестки. Не оставалось сомнений, что это записная книжка погибшего.
Лепестки были испещрены небрежными чертежами, рисунками, ярусами значков. Вот рисунок женского лица. Вот опять это же лицо, но в головном уборе. Видимо, об этой женщине думал перед смертью погибший и по памяти рисовал ее лицо. Но еще чаше повторялась какая-то формула, какие-то чередовавшиеся в определенной последовательности мелкие значки.
Андрей смотрел в записную книжку через плечо Элмы, положив стальную ладонь на плечо девушки.
Элма перевернула несколько страниц. Снова та же формула.
– Чего хотели эти люди, и что с ними произошло? – спросила Элма.
– Люди погибли, а биомашины продолжают работать, – ответил Нильс. – Они строят башню, пока она не развалится, а затем принимаются за ту же самую работу.
– Какая страшная планета, – осматривая расширенными глазами серую паутину, сказала Элма.
– Они погибли, значит, против металлической моли нет средств борьбы, – медленно проговорил Андрей. – Мы не должны возвращаться на корабль. Но как передать капитану, что посадка на Терролакс грозит неизбежной гибелью?
– Вы думаете, что моль за пять лет пожрет наши скафандры и выведет из строя ракету? – хмуро спросил Нильс.
– Да.
– Мне кажется, капитан не посадит “Геос” на планету, а вышлет сюда ракету. И экипаж ракеты сообщит о нашей гибели.
– А что дальше? – недобро улыбнулся Андрей.
– “Геос” снимется и уйдет в мировое пространство, оставив на Терролаксе обреченных. – Нильс смотрел прямо перед собой жестким холодным взглядом.
– Планета, с которой не возвращаются, – глухо сказал Андрей.
Тем временем Элма пристально рассматривала какую-то запись на одном из лепестков книжки. Это была та же формула, но с какими-то дополнениями, обведенная двойной рамкой. Элма была химиком и космическим лингвистом и понимала, что расшифровать ее хоть и чрезвычайно трудно, но не безнадежно. Времени было более чем достаточно. Она взяла книжку и положила ее в карман скафандра.
Вездеход по проложенному пути понесся назад к ракете. Элма сразу же составила программу для электронного мозга. Чтобы расшифровать формулу, предстояло перебрать несметное множество вариантов.
Прошел год. В броне скафандров все более углублялись и затягивались паутиной коричневые язвы.
Тонкой пленкой паутины уже была затянута броня ракеты. Андрей и Нильс с помощью пока еще действовавших универсальных роботов выкладывали в пустыне из кремниевых плит огромное слово “смерть” с таким расчетом, чтобы его заметили астронавты и не сели на Терролакс. Элма исследовала книги звездных людей и уже свободно владела их математическим языком. Это было так увлекательно, что она забывала и о времени и о зловещей металлической моли, вгрызавшейся в ее скафандр. Новый огромный мир открывался перед ней.
Звездный человек не вел дневника. Он записывал лишь результаты лабораторных исследований металлической моли. День за днем он все ближе подходил к тайне этого космического страшилища, более грозного, чем любые чудовища. Среди лабораторных бумаг Элма нашла листок, исписанный необычными значками. Электронный мозг ракеты, уже пораженный металлической молью, стал все чаще ошибаться. Элма с трудом прочитала часть записи: “…я ошибся. Защитная эмаль моего скафандра не может предохранив металл от моли. Я, видимо, погибну скорее, чем смогу ее победить. И потом уже никто не решится ступить на эту землю. Там считают, что нет сил, способных противостоять металлической моли. Но если бы люди знали, как я близок к победе. Мои лаборатории вышли из строя. Я не могу продолжать исследований. Строительство изолятора идет бесконтрольно. Приближается конец…”
Элма показала расшифрованную запись Андрею и Нильсу. Нильс заметно сдал и постарел. Лицо его было темным и измученным. Но держался он по-прежнему уверенно и спокойно.
– Что же вы предлагаете, Элма? – устало прислонившись к стене, спросил он.
– Мы должны завершить его дело. Он специально сюда летел, чтобы покончить с металлической молью…
– Элма, – не глядя на Нильса, сказал Андрей, – вы ничего не добьетесь. Все ваши знания сейчас бесполезны. Главное, мы должны успеть выложить плитами предупреждающий об опасности знак.
– Как сказать. Кое-чего я уже добилась. – Элма подняла в вытянутой руке тонкую пробирку с зеленой пылью.
– Что это?
– Ржавчина металлической моли. Это ее формула была в записной книжке погибшего, но он не успел довести свою работу до конца. Дело в том, что металлическая моль получает энергию не только за счет окисления металла…
Мне удалось получить некоторое количество металлической моли. И меня поразила плотность ее вещества. Если бы в эту пробирку поместить лишь один кубический сантиметр моли, пробирка весила бы столько же, сколько весит наш корабль.
Нильс поежился.
– Я привык иметь дело с жизнью. А ваша моль, насколько я понимаю, что-то совсем другое.
– Совершенно верно, – обрадовалась Элма. – Вернее, это жизнь неживой материи. Поэтому она так опасна и поэтому борьба с ней почти невозможна.
– Жизнь, Элма, это жизнь, – мягко возразил Нильс. А это, пожалуйста, называйте как-нибудь иначе.
– И что же вы конкретно знаете? – жестко спросил Андрей,
Элма молча посмотрела на него. Потом опустила глаза, чуть улыбнулась и ответила:
– Моль состоит из мезовещества. Пожирание металла– это не только химическая, это еще и ядерная реакция. Чтобы жить, простите, чтобы перемещаться, металлической моли при ее чудовищном весе нужна колоссальная энергия. Звездный человек записал формулу ржавчины металлической моли. Но уже не смог получить ее. Я думаю, будет целесообразнее, если вы мне поможете, а не я вам. Как видите, я получила ржавчину. Вы представляете, что будет, если мы победим металлическую моль?
– А вы представляете, что будет, если на Терролакс сядет “Геос?” Такая возможность не исключена.
– Капитан не посадит корабль на Терролакс.
– Мы рискуем жизнью тех, кто прилетит сюда искать и спасать нас. А что сюда прилетят, вы так же хорошо знаете, как и я.
– Но Андрей, – Элма умоляюще протянула к нему руку. – “Геос” уйдет в мировое пространство и никогда не узнает, что мы открыли. Для них недоступны будут кладовые чужого звездного корабля. Если даже мы не успеем справиться с металлической молью, это сделают те, кто прилетит после нас. Мы сами ведь ничего не знаем об открытой нами цивилизации…
– Ты должен согласиться с этим, Андрей. Это большая ответственность перед человечеством. Мы ведь впервые нашли следы аналогичного нам разумного мира. И если “Геос” уйдет…
– Замолчите!
– Андрей! – Элма бросилась к нему. – Андрей, я хочу увидеть Землю. Я верю, что мы победим металлическую моль.
– Единственное, что я могу позволить, – тусклым голосом ответил Андрей, – это предоставить вам возможность продолжать исследования. А мы с Нильсом сократим время сна и отдыха, чтобы завершить работу до нашей гибели.
– Андрей, мы занимаемся бессмысленным делом, – сказал Нильс.
Лицо Андрея стало серым.
– Начальник экспедиции я. Я несу ответственность за все, – резко ответил он.
Нильс хмуро отвернулся.
Элма спала в лаборатории. Просыпаясь, сразу же принималась за работу. С огромным трудом полученную зеленую пыль она тончайшим слоем нанесла на скафандр Андрея, когда космонавт спал. Девушка увидела, как глубоко источена голубая броня.
Она долго смотрела на широкие ровные брови спящего Андрея. Он всегда умел спокойно спать. Иногда Элме казалось, что он изгнал из себя все человеческое. Черты его лица, крупные и немного грубоватые, были исполнены мужества и чистоты. Сколько еще они будут жить в ненавистной, изглоданной молью скорлупе скафандров? Может быть, не так уж много. Попытки наплавить металл на источенные места ни к чему не привели. Паутина не связывалась ни с чем и была совершенно несокрушима.
Первым погиб Нильс. В момент укладки кремниевой плиты он вдруг застыл на месте, словно изваяние. Какие-то неизвестные бактерии Терролакса имели такую активность, что поражали человека мгновенно. Человек сразу же стекленел, застывал навсегда в той позе, в какой его настигала смерть.
Элма нанесла тончайший слой плесени на наиболее источенные места своего скафандра. Но моль действовала все активнее и активнее. Наконец Элме удалось найти причину активности моли, и это дало ей ключ к открытию совершенно нового способа получения зеленой плесени.
Она сидела в чужом звездном корабле рядом с погибшим звездным человеком и едва не плача от счастья записала в его книжке новую формулу уже земными знаками.
Металлическая моль была побеждена. Но в то же мгновение тело девушки пронзили тысячи огненных игл. В глазах заклубилось ослепительное пламя и погасло.
Когда Андрей вошел в лабораторию, Элма неподвижно сидела за столом рядом со звездным человеком. Он все понял. Опустился перед Элмой на колени. Глаза девушки были широко открыты, на лице застыла судорога страдания.
Андрей посмотрел в ее записную книжку, увидел новую формулу и понял, что Элма спасла его ценой своей жизни. Перевернул страницу блокнота и увидел свое лицо. Элма изобразила его легкими штрихами. На следующей странице был такой же рисунок. Элма никогда ничем не показывала, что любит его.
Андрей вышел и медленно побрел в чужую раскаленную пустыню. Он поплатился самым дорогим из-за своего неверия в силу человеческой мысли. Теперь ему одному предстояло разрушить выложенное из кремниевых плит слово “смерть”, одному дождаться прибытия “Геоса”, а может быть, и людей другого мира.
ЖЕНА С ПЕРИОСА
Алексей узнавал членов экипажа по походке, по дыханию и по каким-то только ему ведомым приметам.
Вот послышались тяжелые плотные шаги штурмана корабля Василия Васильевича Васильева и его глуховатый чуть насмешливый голос:
– Ну, Алеша, теперь скоро.
Корабль сотрясался в завихрениях гравитации звезды Периоса.
– Да, я что-то такое уже давно стал ощущать… Василий Васильевич долго молча смотрел на него,
и Алексею это было неприятно. Он не любил, когда его рассматривали. Люди не подозревали, что он всегда отлично это чувствовал.
Донесся протяжный далекий свист. Алексей ощутил легкую дурноту:
– Какое сильное, однако, у нее тяготение, – хмурясь сказал он.
И в тот же миг вспыхнул мощный рев позитронного двигателя.
Когда раздался сигнал готовности к посадке, все замерло. Алексей ясно чувствовал, как все озабочены. Говорили коротко, быстро. Все чаще звучали резкие властные слова команд. Что-то не ладилось. Василий Васильевич поссорился с молодым физиком Робертом Тенли и зло сказал ему странные слова: “Желаю тебе жены с Периоса”.
Периос был планетой, куда сейчас приближался корабль, чтобы пополнить запас антивещества и передать Алексея знаменитым медикам этой планеты. Лишь они могли вернуть ему глаза.
Перед посадкой Алексей в полном одиночестве ходил по своей каюте и курил. И никто ему не говорил, что это вредно.
Тяжелый сплошной мрак теснил его сейчас с необычайной силой. Он ходил в этом мраке, бесшумно ступая по упруго-твердому полу. Красивые золотисто-серые глаза его неподвижно смотрели куда-то поверх всего, ни на чем не задерживаясь. Ничто не привлекало их внимания. Ничто не могло нарушить их жуткого оцепенения.
Быть слепым среди яркого, ликующего мира. Родиться слепым в век счастья! Никто не знает, с каким безмолвным ожесточением он курит дурманящий табак.
Могущественна земная медицина. Сто пятьдесят лет и больше живет человек. Сто лет человек молод и полон сил. А Алексею еще нет тридцати, впереди целое столетие этого черного мрака.
Люди давно уподобились богам, и все-таки люди не боги. Со слепотой Алексея они не могли ничего поделать.
И тогда короткие молнии устремились в космос. В сгустках энергии ринулся в пространство зов о помощи. Алексей тогда и сам еще не знал о своей трагедии.
Спустя двадцать лет с далекого Периоса пришел короткий ответ: “Прилетайте”.
В сердце Алексея вспыхнула надежда.
Но шли годы полета, и он заметил, что члены экипажа никогда при нем не говорили о людях Периоса, словно их не существовало. Вначале это настораживало Алексея, потом стало беспокоить.
Несколько раз он пытался спросить об этом у штурмана корабля Васильева, но тот вначале отшучивался, потом сказал:
– Очень мало они отличаются от нас, Алеша.
– Все же отличаются?
– Да… немного. Впрочем, ведь ты людей никогда не видел, и для тебя эта разница будет просто непонятна.
– Василий Васильевич, – –Алексей схватил штурмана за руку, – скажи, сколько у них пальцев на руках?
– Как сколько? Разумеется пять. Не волнуйся, Алеша. – Василий Васильевич похлопал Алексея по плечу и ушел.
Тогда Алексей немного успокоился. А теперь его испугали и взволновали странные слова штурмана: “Желаю тебе жены с Периоса”.
“А почему бы и нет? – подумал Алексей. – Почему? Их цивилизация значительно опередила земную Корабль унесет с Периоса великие открытия, произведения искусства, достижения физики, биологии, многих и многих наук. Почему же Роберт Тенли не может увезти с Периоса жену? На земле еще нет инопланетных людей”.
Во всех передатчиках прозвучали сухие слова командира звездолета: “Периос. Двигатель – ноль”.
Корабль лег в дрейф. На космодром Периоса опустилась небольшая ракета. Василий Васильевич передал Алексея людям чужой планеты и сказал ему на прощание:
– Звездолет уходит к Земле через полгода. Они говорят, что за это время успеют сделать тебе операцию.
Они – люди Периоса, люди другого мира, увели Алексея. До него долетел уже далекий голос Василия Васильевича:
– Не волнуйся, Алеша! Все будет хорошо.
Он слышал неведомые голоса, немного похожие на переливы ветра. Ноздри щекотал яркий аромат. Воздух был плотен и влажен. Чужая планета. Мир, который он не может видеть. Алексей вонзил пальцы в ладони. От охватившего его волнения он задохнулся, лихорадочно вытер платком влажный лоб. Чужая машина мерно покачивала его, и он чувствовал, как она стремительно и беззвучно неслась вперед.
Вот послышались тяжелые плотные шаги штурмана корабля Василия Васильевича Васильева и его глуховатый чуть насмешливый голос:
– Ну, Алеша, теперь скоро.
Корабль сотрясался в завихрениях гравитации звезды Периоса.
– Да, я что-то такое уже давно стал ощущать… Василий Васильевич долго молча смотрел на него,
и Алексею это было неприятно. Он не любил, когда его рассматривали. Люди не подозревали, что он всегда отлично это чувствовал.
Донесся протяжный далекий свист. Алексей ощутил легкую дурноту:
– Какое сильное, однако, у нее тяготение, – хмурясь сказал он.
И в тот же миг вспыхнул мощный рев позитронного двигателя.
Когда раздался сигнал готовности к посадке, все замерло. Алексей ясно чувствовал, как все озабочены. Говорили коротко, быстро. Все чаще звучали резкие властные слова команд. Что-то не ладилось. Василий Васильевич поссорился с молодым физиком Робертом Тенли и зло сказал ему странные слова: “Желаю тебе жены с Периоса”.
Периос был планетой, куда сейчас приближался корабль, чтобы пополнить запас антивещества и передать Алексея знаменитым медикам этой планеты. Лишь они могли вернуть ему глаза.
Перед посадкой Алексей в полном одиночестве ходил по своей каюте и курил. И никто ему не говорил, что это вредно.
Тяжелый сплошной мрак теснил его сейчас с необычайной силой. Он ходил в этом мраке, бесшумно ступая по упруго-твердому полу. Красивые золотисто-серые глаза его неподвижно смотрели куда-то поверх всего, ни на чем не задерживаясь. Ничто не привлекало их внимания. Ничто не могло нарушить их жуткого оцепенения.
Быть слепым среди яркого, ликующего мира. Родиться слепым в век счастья! Никто не знает, с каким безмолвным ожесточением он курит дурманящий табак.
Могущественна земная медицина. Сто пятьдесят лет и больше живет человек. Сто лет человек молод и полон сил. А Алексею еще нет тридцати, впереди целое столетие этого черного мрака.
Люди давно уподобились богам, и все-таки люди не боги. Со слепотой Алексея они не могли ничего поделать.
И тогда короткие молнии устремились в космос. В сгустках энергии ринулся в пространство зов о помощи. Алексей тогда и сам еще не знал о своей трагедии.
Спустя двадцать лет с далекого Периоса пришел короткий ответ: “Прилетайте”.
В сердце Алексея вспыхнула надежда.
Но шли годы полета, и он заметил, что члены экипажа никогда при нем не говорили о людях Периоса, словно их не существовало. Вначале это настораживало Алексея, потом стало беспокоить.
Несколько раз он пытался спросить об этом у штурмана корабля Васильева, но тот вначале отшучивался, потом сказал:
– Очень мало они отличаются от нас, Алеша.
– Все же отличаются?
– Да… немного. Впрочем, ведь ты людей никогда не видел, и для тебя эта разница будет просто непонятна.
– Василий Васильевич, – –Алексей схватил штурмана за руку, – скажи, сколько у них пальцев на руках?
– Как сколько? Разумеется пять. Не волнуйся, Алеша. – Василий Васильевич похлопал Алексея по плечу и ушел.
Тогда Алексей немного успокоился. А теперь его испугали и взволновали странные слова штурмана: “Желаю тебе жены с Периоса”.
“А почему бы и нет? – подумал Алексей. – Почему? Их цивилизация значительно опередила земную Корабль унесет с Периоса великие открытия, произведения искусства, достижения физики, биологии, многих и многих наук. Почему же Роберт Тенли не может увезти с Периоса жену? На земле еще нет инопланетных людей”.
Во всех передатчиках прозвучали сухие слова командира звездолета: “Периос. Двигатель – ноль”.
Корабль лег в дрейф. На космодром Периоса опустилась небольшая ракета. Василий Васильевич передал Алексея людям чужой планеты и сказал ему на прощание:
– Звездолет уходит к Земле через полгода. Они говорят, что за это время успеют сделать тебе операцию.
Они – люди Периоса, люди другого мира, увели Алексея. До него долетел уже далекий голос Василия Васильевича:
– Не волнуйся, Алеша! Все будет хорошо.
Он слышал неведомые голоса, немного похожие на переливы ветра. Ноздри щекотал яркий аромат. Воздух был плотен и влажен. Чужая планета. Мир, который он не может видеть. Алексей вонзил пальцы в ладони. От охватившего его волнения он задохнулся, лихорадочно вытер платком влажный лоб. Чужая машина мерно покачивала его, и он чувствовал, как она стремительно и беззвучно неслась вперед.