Страница:
— Лучше позвоните им и попросите, чтобы меня впустили.
Мистер Сперлинг выглянул из окна и сказал:
— В этом нет никакой необходимости, сэр. Там как раз прогуливается мистер Пеннифезер.
Таррант вопросительно поднял брови, но промолчал.
Шагая по дорожке, вымощенной кирпичом, он обратил внимание на долговязого худощавого субъекта, с ежиком светлых волос и в большом свитере, который, казалось, был связан из веревок. Таинственный незнакомец стоял спиной к реке и, похоже, делал дыхательные упражнения. Когда Таррант приблизился, субъект перестал размахивать руками и двинулся ему навстречу. На его лице с неправильными чертами возникла улыбка — несколько странная, но все же симпатичная.
— Привет! — жизнерадостно воскликнул он. — Вы, наверное, и есть сэр Джеральд Таррант?!
— Совершенно верно. Здравствуйте.
— А я Пеннифезер. Джайлз Пеннифезер. — Они обменялись рукопожатиями, и Пеннифезер продолжал: — Вышел подышать. После Африки так приятно ощутить зиму. А они там устроили кутерьму. — Он ткнул большим пальцем правой руки себе за спину. — Гоняются друг за другом по всему помещению. Жуткое дело… Интересно посмотреть, только потом делается страшновато. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
— Вполне, — сказал Таррант. — Мистер Сперлинг назвал вас доктором. Вы знакомый Вилли?
— Скорее уж Модести. Она подобрала меня в Танзании, когда я попал в переплет. Она была очень любезна. Вот уже две недели я живу у нее и ищу работу.
— Она действительно очень любезна, — отозвался Таррант, испытав легкое удивление. Если Пеннифезер уже две недели жил в пентхаузе Модести, это означало, что он ее нынешний… Ну да ладно. Он преодолел препятствие, выбрав старомодное слово «любовник». «Друг» казалось ему жеманным, а «молодой человек» пошлым.
Так или иначе, это он, как его ни назови. Странно… Таррант знал кое-кого из мужчин, вызывавших интерес Модести. Секретный агент Хаган. Американский магнат Джон Далл. Ученый Колльер, очень неглупый человек. Все они, конечно, отличались друг от друга, но этот особенно. В нем не было азарта Хагана, жесткого обаяния Далла, остроты интеллекта Колльера. В этом было что-то сумасбродное. И еще что-то занятное. Нет, не то слово. Так говорят о спаниеле. Скорее, симпатичное.
Неожиданно Пеннифезер произнес:
— Вообще-то я вышел, чтобы подумать немного о камне в желчном пузыре миссис Леггет, если это, конечно, камень. Так что не ждите меня, а проходите. Я оставил дверь открытой. — И он снова махнул рукой в сторону низкого здания.
— Спасибо, — сказал Таррант. — Надеюсь, мы еще увидимся. И еще надеюсь, вы плодотворно поразмышляете о камне миссис Леггет.
— Если у нее в желчном пузыре камень, — задумчиво добавил Пеннифезер.
Таррант двинулся дальше, а Пеннифезер застыл, сунув руки в карманы брюк. Серый свитер сидел на нем так, что напоминал своими большими складками носорожью шкуру. Таррант отворил дверь, испытав острое желание поскорее увидеть Модести.
В гостиной номера люкс отеля «Дорчестер» Адриан Шанс стоял у окна и смотрел вниз, на поток машин. Он сложил руки на груди и держался как-то напряженно. Джако замер в кресле с угрюмой миной. Брунель сидел на диване, переворачивая страницы утренней газеты.
— Вам стоит только приказать, — произнес Шанс. — Дайте нам сорок восемь часов, и они покойники.
— Так, — отозвался Брунель, рассеянно глядя на газетную страницу. — Предположим, вам улыбнется удача. Ну, и чего вы тем самым добьетесь?
Шанс повернулся в его сторону, не позволяя себе вспылить, хотя его так и подмывало дать волю ярости.
— Они умрут, — сказал он. — Разве этого мало?
Брунель с удивлением посмотрел на него.
— Что-то я тебя не понимаю, Адриан, — сказал он. — Как ты себе это представляешь? Блейз и Гарвин сидят на облаке в раю или на камне в аду и скрежещут зубами, потому что пали от твоей руки или от руки Джако? Нет, тут что-то не то. На мой взгляд, смерть просто отменяет возможность отомстить.
— Тогда дайте нам семьдесят два часа, — произнес Шанс. — Мы придумаем что-то позанятнее. Двадцать четыре часа в аду, а потом конец — разве плохо?
Джако что-то пробурчал в знак согласия. Брунель перевернул страницу.
Я не верю в то, что месть сама по себе может быть целью, — сказал он с легким раздражением. — Это неплодотворный путь. И конечно, я в принципе не против пытки, если она приносит позитивные результаты. Если бы вы могли вернуть то, что было в сейфе, я, безусловно, дал бы свое добро. Но теперь уже поздно. Теперь товар попал к Тарранту. Хорошо еще, что это никак не компрометирует нас.
— Но неужели, черт возьми, вы собираетесь махнуть рукой на то, что сделали Блейз с Гарвином? Неужели им такое сойдет с рук, а мы смиримся с поражением? — в голосе Шанса злость смешалась с обидой.
Брунель откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза, соединил кончики пальцев.
— Наше поражение уже случилось, — сказал он. — Они добились своего. Когда ты научишься быть реалистом, Адриан Шанс снова уставился в окно.
— Вы считали, что в сейфе документы будут в безопасности, — сказал он. — Вы полагали, они предпримут что-то очень тонкое. Они тонко пробили дыру в стене и уволокли сейф целиком и полностью. Тонкий ход, ничего не скажешь.
— Не надо путать тонкость идеи с тонкостью ее претворения в жизнь, — сказал Брунель. Он вдруг открыл глаза и добавил: — Кроме того, твой тон слишком дерзок, опасно дерзок. Ты меня понимаешь?
Лицо Шанса вдруг побледнело, а рука, поправлявшая серебристые волосы, на мгновение утратила уверенность.
— Прошу прощения, — сказал он и, усмехнувшись, добавил: — Я просто погорячился. Ну, так что же — мы просто вернемся домой и так ничего и не предпримем?
— Я этого не говорил. Да, Блейз действительно нас перехитрила. Это любопытно. Нам очень пригодился бы столь острый ум. Ее можно с успехом использовать…
— Использовать Блейз? — повторил Шанс, не веря своим ушам.
— А почему бы нет?
— Потому что она никогда не пойдет на союз с вами. Да и вообще ни с кем. — Шанс беспомощно зажестикулировал, как человек, который пытается сформулировать то, что известно каждому и так.
— Я не говорил о партнерских отношениях, — возразил Брунель. — Но мне кажется, она могла бы стать неплохой подчиненной.
— Блейз — вашей подчиненной? Это еще более невероятно! — Шанс сделал усилие, чтобы фраза прозвучала без той дерзости, которую Брунель охарактеризовал как опасную.
— Мне так не кажется. Я уверен, что можно заставить ее принять эту идею как неизбежность — и при этом не нанести ущерба ее ценным качествам. Разумеется, тут потребуется особая и довольно кропотливая работа по промыванию мозгов.
— Промывание мозгов? — повторил задумчиво Шанс, и впервые за это время напряжение оставило его. Он уставился в пространство, и на его лице показалась алчная улыбка. — А что, мне это, пожалуй, нравится. Неплохо… Хорошо бы сделать так, чтобы эта сучка лизала нам руки.
Брунель пристально посмотрел на него.
— Мне не хотелось бы лишать тебя удовольствия, Адриан, но слишком большая степень подчинения как раз наносит ущерб тем качествам, которые так интересуют меня. Поэтому не вздумай получить от нее удовольствие за мой счет.
— Но как вы хотите ее заарканить? — осведомился Джако.
— Для начала я хочу нанести ей визит, — сказал Брунель. — Тут нужно проявлять осторожность, но у меня есть одна-две идеи, которые могут дать плоды… Кроме того, там имеет место Пеннифезер, а потому я попробую в виде наживки предложить проект Новикова. Всегда полезно пытаться убить одним камнем двух птиц.
Шанс сел, погрузившись в свои раздумья, навеянные словами Брунеля.
— Вы думаете, Пеннифезер все-таки что-то знает? — спросил Брунеля Джако.
— Я в этом не сомневаюсь, — ровным тоном ответил Брунель. — Причем он может сам того не подозревать. Умирающие, находящиеся в бреду, несут всякий вздор. Новиков явно что-то говорил. А при этом присутствовал именно доктор Пеннифезер.
Раздался стук в дверь, и в гостиную вошла Лиза. На ней был черный костюм с золотой брошкой, белая блузка, а на руке замшевое пальто. На лице застыла та самая ничего не выражающая улыбочка, с которой она чаще всего и появлялась в обществе этих джентльменов. Возможно, только Брунель догадывался, что за улыбкой ничего не скрывается, но это его никоим образом не беспокоило.
С тех пор как на рассвете они переехали в отель, Лиза и словом не обмолвилась о том, что слышала ночью что-то странное и пугающее. Она давно уже взяла за правило помалкивать в таких случаях. Лиза четко выполняла инструкции Брунеля и смотрела на мир с этой самой бессмысленной улыбочкой.
— Я хочу выйти в магазин, купить косметики, — сказала она. — Можно?
— Конечно, моя дорогая, — добродушно отозвался Брунель. — Нам всем хочется, чтобы ты выглядела как можно привлекательней. Особенно теперь. — Он улыбнулся. — Помнишь, я говорил тебе о человеке по фамилии Гарвин?
— Да, помню, — у нее вдруг появилось неприятное ощущение в животе, но она и виду не подала.
— Отлично. Мы теперь выяснили, что наши подозрения оказались ненапрасными. Это очень плохой человек. Иначе говоря, Враг. — Брунель произнес слово с нажимом, как бы с заглавной буквы. — Поэтому я хочу, чтобы ты поближе познакомилась с ним, а потом уже объясню тебе, что делать дальше.
Лиза почувствовала, что по коже у нее побежали мурашки. Брунель скажет ей, что делать дальше, а потом зазвучат Голоса и подтвердят его слова. Враг Брунеля — это обязательно и Враг Голосов. Лиза могла спорить, умолять, даже оказывать сопротивление Брунелю, но как можно сопротивляться Голосам? Они не слышали, они не отвечали, они только распоряжались. И что бы они ни приказывали ей, как бы чудовищно все это ни выглядело, ей оставалось только беспрекословно подчиняться. Иначе они могли довести ее до сумасшествия.
Пытаясь ухватиться за что-то реальное, настоящее, она стала вспоминать содержание книги, которую сейчас читала. Это был исторический роман — мелодрама из семнадцатого века, с героиней которого она себя отождествляла. Поэтому она позволила лишь крошечному уголку своего сознания отреагировать на безумие мира Брунеля. Она только сказала:
— Вы знаете его вкусы? Вы знаете, чего он хочет от женщины?
— У меня нет никакой информации на этот счет, — ответил Брунель, — но я полагаюсь на тебя, Лиза. А теперь беги. Потом я тебе объясню, как и где ты его можешь найти.
Она вышла в коридор, прошла к лифту, нажала кнопку. Ожидая лифт, она была Джинни, дочерью пуритан, влюбленной в роялиста, за которым охотились люди Кромвеля. Она разрывалась между любовью и долгом.
Между тем в гостиной Адриан Шанс говорил:
— Гарвин сразу поймет, что Лизу подсунули ему вы. Даже если он не в курсе, ему расскажет об этой Фрейзер. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто такая эта альбиноска…
— Вот именно, — кивнул Брунель. — Но я и хочу, чтобы Гарвин сразу догадался, что Лизу послал ему я. — Маленькая фигурка поднялась с дивана, плавно двинулась к окну. — Когда мы займемся укрощением Блейз, нам придется все очень точно рассчитать. Для начала необходимо сбить ее с толку. Правильное чередование потрясений. То теплота и радушие, то жестокость. Да, это будет презанятный эксперимент.
Джако засмеялся, но Брунель пропустил этот смех мимо ушей, продолжая говорить задумчивым тоном:
— Гарвину, конечно, придется сойти со сцены. В нужный момент, разумеется. Сойти эффектно. Это очень ценный кадр, и мне крайне не хотелось бы так легко отказываться от его услуг, но надо быть реалистами. Вместе они представляют слишком могучую связку. — Он закурил сигарету и повторил: — Да, Гарвину придется уйти.
Глава 5
Мистер Сперлинг выглянул из окна и сказал:
— В этом нет никакой необходимости, сэр. Там как раз прогуливается мистер Пеннифезер.
Таррант вопросительно поднял брови, но промолчал.
Шагая по дорожке, вымощенной кирпичом, он обратил внимание на долговязого худощавого субъекта, с ежиком светлых волос и в большом свитере, который, казалось, был связан из веревок. Таинственный незнакомец стоял спиной к реке и, похоже, делал дыхательные упражнения. Когда Таррант приблизился, субъект перестал размахивать руками и двинулся ему навстречу. На его лице с неправильными чертами возникла улыбка — несколько странная, но все же симпатичная.
— Привет! — жизнерадостно воскликнул он. — Вы, наверное, и есть сэр Джеральд Таррант?!
— Совершенно верно. Здравствуйте.
— А я Пеннифезер. Джайлз Пеннифезер. — Они обменялись рукопожатиями, и Пеннифезер продолжал: — Вышел подышать. После Африки так приятно ощутить зиму. А они там устроили кутерьму. — Он ткнул большим пальцем правой руки себе за спину. — Гоняются друг за другом по всему помещению. Жуткое дело… Интересно посмотреть, только потом делается страшновато. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
— Вполне, — сказал Таррант. — Мистер Сперлинг назвал вас доктором. Вы знакомый Вилли?
— Скорее уж Модести. Она подобрала меня в Танзании, когда я попал в переплет. Она была очень любезна. Вот уже две недели я живу у нее и ищу работу.
— Она действительно очень любезна, — отозвался Таррант, испытав легкое удивление. Если Пеннифезер уже две недели жил в пентхаузе Модести, это означало, что он ее нынешний… Ну да ладно. Он преодолел препятствие, выбрав старомодное слово «любовник». «Друг» казалось ему жеманным, а «молодой человек» пошлым.
Так или иначе, это он, как его ни назови. Странно… Таррант знал кое-кого из мужчин, вызывавших интерес Модести. Секретный агент Хаган. Американский магнат Джон Далл. Ученый Колльер, очень неглупый человек. Все они, конечно, отличались друг от друга, но этот особенно. В нем не было азарта Хагана, жесткого обаяния Далла, остроты интеллекта Колльера. В этом было что-то сумасбродное. И еще что-то занятное. Нет, не то слово. Так говорят о спаниеле. Скорее, симпатичное.
Неожиданно Пеннифезер произнес:
— Вообще-то я вышел, чтобы подумать немного о камне в желчном пузыре миссис Леггет, если это, конечно, камень. Так что не ждите меня, а проходите. Я оставил дверь открытой. — И он снова махнул рукой в сторону низкого здания.
— Спасибо, — сказал Таррант. — Надеюсь, мы еще увидимся. И еще надеюсь, вы плодотворно поразмышляете о камне миссис Леггет.
— Если у нее в желчном пузыре камень, — задумчиво добавил Пеннифезер.
Таррант двинулся дальше, а Пеннифезер застыл, сунув руки в карманы брюк. Серый свитер сидел на нем так, что напоминал своими большими складками носорожью шкуру. Таррант отворил дверь, испытав острое желание поскорее увидеть Модести.
В гостиной номера люкс отеля «Дорчестер» Адриан Шанс стоял у окна и смотрел вниз, на поток машин. Он сложил руки на груди и держался как-то напряженно. Джако замер в кресле с угрюмой миной. Брунель сидел на диване, переворачивая страницы утренней газеты.
— Вам стоит только приказать, — произнес Шанс. — Дайте нам сорок восемь часов, и они покойники.
— Так, — отозвался Брунель, рассеянно глядя на газетную страницу. — Предположим, вам улыбнется удача. Ну, и чего вы тем самым добьетесь?
Шанс повернулся в его сторону, не позволяя себе вспылить, хотя его так и подмывало дать волю ярости.
— Они умрут, — сказал он. — Разве этого мало?
Брунель с удивлением посмотрел на него.
— Что-то я тебя не понимаю, Адриан, — сказал он. — Как ты себе это представляешь? Блейз и Гарвин сидят на облаке в раю или на камне в аду и скрежещут зубами, потому что пали от твоей руки или от руки Джако? Нет, тут что-то не то. На мой взгляд, смерть просто отменяет возможность отомстить.
— Тогда дайте нам семьдесят два часа, — произнес Шанс. — Мы придумаем что-то позанятнее. Двадцать четыре часа в аду, а потом конец — разве плохо?
Джако что-то пробурчал в знак согласия. Брунель перевернул страницу.
Я не верю в то, что месть сама по себе может быть целью, — сказал он с легким раздражением. — Это неплодотворный путь. И конечно, я в принципе не против пытки, если она приносит позитивные результаты. Если бы вы могли вернуть то, что было в сейфе, я, безусловно, дал бы свое добро. Но теперь уже поздно. Теперь товар попал к Тарранту. Хорошо еще, что это никак не компрометирует нас.
— Но неужели, черт возьми, вы собираетесь махнуть рукой на то, что сделали Блейз с Гарвином? Неужели им такое сойдет с рук, а мы смиримся с поражением? — в голосе Шанса злость смешалась с обидой.
Брунель откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза, соединил кончики пальцев.
— Наше поражение уже случилось, — сказал он. — Они добились своего. Когда ты научишься быть реалистом, Адриан Шанс снова уставился в окно.
— Вы считали, что в сейфе документы будут в безопасности, — сказал он. — Вы полагали, они предпримут что-то очень тонкое. Они тонко пробили дыру в стене и уволокли сейф целиком и полностью. Тонкий ход, ничего не скажешь.
— Не надо путать тонкость идеи с тонкостью ее претворения в жизнь, — сказал Брунель. Он вдруг открыл глаза и добавил: — Кроме того, твой тон слишком дерзок, опасно дерзок. Ты меня понимаешь?
Лицо Шанса вдруг побледнело, а рука, поправлявшая серебристые волосы, на мгновение утратила уверенность.
— Прошу прощения, — сказал он и, усмехнувшись, добавил: — Я просто погорячился. Ну, так что же — мы просто вернемся домой и так ничего и не предпримем?
— Я этого не говорил. Да, Блейз действительно нас перехитрила. Это любопытно. Нам очень пригодился бы столь острый ум. Ее можно с успехом использовать…
— Использовать Блейз? — повторил Шанс, не веря своим ушам.
— А почему бы нет?
— Потому что она никогда не пойдет на союз с вами. Да и вообще ни с кем. — Шанс беспомощно зажестикулировал, как человек, который пытается сформулировать то, что известно каждому и так.
— Я не говорил о партнерских отношениях, — возразил Брунель. — Но мне кажется, она могла бы стать неплохой подчиненной.
— Блейз — вашей подчиненной? Это еще более невероятно! — Шанс сделал усилие, чтобы фраза прозвучала без той дерзости, которую Брунель охарактеризовал как опасную.
— Мне так не кажется. Я уверен, что можно заставить ее принять эту идею как неизбежность — и при этом не нанести ущерба ее ценным качествам. Разумеется, тут потребуется особая и довольно кропотливая работа по промыванию мозгов.
— Промывание мозгов? — повторил задумчиво Шанс, и впервые за это время напряжение оставило его. Он уставился в пространство, и на его лице показалась алчная улыбка. — А что, мне это, пожалуй, нравится. Неплохо… Хорошо бы сделать так, чтобы эта сучка лизала нам руки.
Брунель пристально посмотрел на него.
— Мне не хотелось бы лишать тебя удовольствия, Адриан, но слишком большая степень подчинения как раз наносит ущерб тем качествам, которые так интересуют меня. Поэтому не вздумай получить от нее удовольствие за мой счет.
— Но как вы хотите ее заарканить? — осведомился Джако.
— Для начала я хочу нанести ей визит, — сказал Брунель. — Тут нужно проявлять осторожность, но у меня есть одна-две идеи, которые могут дать плоды… Кроме того, там имеет место Пеннифезер, а потому я попробую в виде наживки предложить проект Новикова. Всегда полезно пытаться убить одним камнем двух птиц.
Шанс сел, погрузившись в свои раздумья, навеянные словами Брунеля.
— Вы думаете, Пеннифезер все-таки что-то знает? — спросил Брунеля Джако.
— Я в этом не сомневаюсь, — ровным тоном ответил Брунель. — Причем он может сам того не подозревать. Умирающие, находящиеся в бреду, несут всякий вздор. Новиков явно что-то говорил. А при этом присутствовал именно доктор Пеннифезер.
Раздался стук в дверь, и в гостиную вошла Лиза. На ней был черный костюм с золотой брошкой, белая блузка, а на руке замшевое пальто. На лице застыла та самая ничего не выражающая улыбочка, с которой она чаще всего и появлялась в обществе этих джентльменов. Возможно, только Брунель догадывался, что за улыбкой ничего не скрывается, но это его никоим образом не беспокоило.
С тех пор как на рассвете они переехали в отель, Лиза и словом не обмолвилась о том, что слышала ночью что-то странное и пугающее. Она давно уже взяла за правило помалкивать в таких случаях. Лиза четко выполняла инструкции Брунеля и смотрела на мир с этой самой бессмысленной улыбочкой.
— Я хочу выйти в магазин, купить косметики, — сказала она. — Можно?
— Конечно, моя дорогая, — добродушно отозвался Брунель. — Нам всем хочется, чтобы ты выглядела как можно привлекательней. Особенно теперь. — Он улыбнулся. — Помнишь, я говорил тебе о человеке по фамилии Гарвин?
— Да, помню, — у нее вдруг появилось неприятное ощущение в животе, но она и виду не подала.
— Отлично. Мы теперь выяснили, что наши подозрения оказались ненапрасными. Это очень плохой человек. Иначе говоря, Враг. — Брунель произнес слово с нажимом, как бы с заглавной буквы. — Поэтому я хочу, чтобы ты поближе познакомилась с ним, а потом уже объясню тебе, что делать дальше.
Лиза почувствовала, что по коже у нее побежали мурашки. Брунель скажет ей, что делать дальше, а потом зазвучат Голоса и подтвердят его слова. Враг Брунеля — это обязательно и Враг Голосов. Лиза могла спорить, умолять, даже оказывать сопротивление Брунелю, но как можно сопротивляться Голосам? Они не слышали, они не отвечали, они только распоряжались. И что бы они ни приказывали ей, как бы чудовищно все это ни выглядело, ей оставалось только беспрекословно подчиняться. Иначе они могли довести ее до сумасшествия.
Пытаясь ухватиться за что-то реальное, настоящее, она стала вспоминать содержание книги, которую сейчас читала. Это был исторический роман — мелодрама из семнадцатого века, с героиней которого она себя отождествляла. Поэтому она позволила лишь крошечному уголку своего сознания отреагировать на безумие мира Брунеля. Она только сказала:
— Вы знаете его вкусы? Вы знаете, чего он хочет от женщины?
— У меня нет никакой информации на этот счет, — ответил Брунель, — но я полагаюсь на тебя, Лиза. А теперь беги. Потом я тебе объясню, как и где ты его можешь найти.
Она вышла в коридор, прошла к лифту, нажала кнопку. Ожидая лифт, она была Джинни, дочерью пуритан, влюбленной в роялиста, за которым охотились люди Кромвеля. Она разрывалась между любовью и долгом.
Между тем в гостиной Адриан Шанс говорил:
— Гарвин сразу поймет, что Лизу подсунули ему вы. Даже если он не в курсе, ему расскажет об этой Фрейзер. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто такая эта альбиноска…
— Вот именно, — кивнул Брунель. — Но я и хочу, чтобы Гарвин сразу догадался, что Лизу послал ему я. — Маленькая фигурка поднялась с дивана, плавно двинулась к окну. — Когда мы займемся укрощением Блейз, нам придется все очень точно рассчитать. Для начала необходимо сбить ее с толку. Правильное чередование потрясений. То теплота и радушие, то жестокость. Да, это будет презанятный эксперимент.
Джако засмеялся, но Брунель пропустил этот смех мимо ушей, продолжая говорить задумчивым тоном:
— Гарвину, конечно, придется сойти со сцены. В нужный момент, разумеется. Сойти эффектно. Это очень ценный кадр, и мне крайне не хотелось бы так легко отказываться от его услуг, но надо быть реалистами. Вместе они представляют слишком могучую связку. — Он закурил сигарету и повторил: — Да, Гарвину придется уйти.
Глава 5
Приоткрыв внутреннюю дверь, Таррант оказался в потемках. Зал был лишен окон, и только в дальнем конце мерцали лампы дневного света, отчего он освещался наподобие сцены. Из радиоприемника доносились звуки музыки — Кол Портер. Модести в леотарде[1] упражнялась на перекладине.
Таррант, затаив дыхание, стал следить за ней. Из всех видов спорта ему особенно нравилась женская гимнастика. Ему казалось, что она особенно отчетливо выявляет все лучшее в женском теле, требуя совершенной координации движений, сочетания силы и грации.
Таррант впервые видел, как Модести работает на этом снаряде, и с огромным удовольствием зафиксировал в сознании, как она сделала стойку на руках, перехват и обратное сальто. Модести действовала без видимых усилий, словно играючи, но постепенно наращивала мощь. Обороты…
Одно движение плавно переходило в следующее. Затем, сделав эффектное сальто, Модести соскочила, легко приземлившись на мат, и, подойдя к радиоприемнику, стала крутить ручку настройки.
Таррант оставался в своем убежище, с легким смущением пользуясь положением наблюдателя, которого не видит наблюдаемый. Насколько он мог судить, Модести не выказывала признаков волнения или напряжения, напротив, она выглядела очень свежей и молодой, как это порой бывало после весьма изнурительных предприятий. Тарранту это вдруг показалось странным. Если верить Фрейзеру, записку от которого ему вручили в аэропорту, Модести Блейз находилась на «Мельнице» и срочно хотела его видеть. Да, «срочно» было не из тех слов, которыми она бросалась. Это могло означать, что ей нужно его содействие, и потому он, не заезжая никуда, отправился прямиком в пивную Вилли, решив, что Брунель и сингапурские документы могут и подождать. Тем более что все равно он не мог проявлять особой активности. Он был слишком многим обязан Модести и был бы счастлив хоть отчасти вернуть долг.
Тем временем Модести еще повернула ручку настройки, и зал наполнился звуками музыки из балета «Синяя птица». Из-за перегородки появился Вилли Гарвин. На нем были белые брюки и тенниска, а в руках он держал два шлема, похожие на те, что надевают фехтовальщики, и еще какие-то защитные щитки.
Он глянул на Модести и заметил:
— В балете я признаю только прыжки. Все остальное для меня — сплошная загадка. Ума не приложу, где надо смеяться, а где нет.
— Бездушный насмешник, — сказала Модести с улыбкой и откинула со лба мокрую прядь.
— Ну, а как тебе это? — осведомился Вилли и взмыл в воздух.
Он пронесся по залу, взлетая и кружась. Еще один прыжок — и его ноги сделали серию бризе. Это была отличная пародия, а выражение блаженства на загорелом грубоватом лице Вилли лишь подчеркивало комический эффект.
Модести зааплодировала, а когда музыка изменилась, сделала серьезную мину и, словно на пуантах, устремилась вперед, раскинув по сторонам руки и наклонив вперед голову на длинной грациозной шее.
— Ну держись, — сказал Вилли и устремился за ней, продемонстрировав серию неплохих кабриолей. Модести изобразила испуг, зажмурилась в притворном ужасе, сделала пируэт и, повернувшись к Вилли лицом, стала пятиться назад. Вилли же медленно наступал, всем своим видом изображая великий гнев. Их руки и тела проделывали все классические движения, но с тем легким преувеличением, что и составляет соль высокой комедии.
Вилли закрутил Модести, обхватил за талию сзади и поднял в воздух. Модести приняла ту позу с расставленными и согнутыми в коленях ногами, которую Таррант, старый балетоман, всегда полагал весьма двусмысленной. Вилли медленно опустил ее, она коснулась коленями пола, но сделала вид, что не может подняться, и на ее лице снова появилось выражение паники. Вилли отскочил назад, выполнил фуэте, потом вернулся к Модести, взял ее за уши указательным и большим пальцами, изящно отставив в сторону мизинцы, потом легким движением поставил ее на ноги. После чего они снова закружились в серии прыжков, пируэтов, поддержек, весело пародируя основные элементы классического балета.
Тарранту вдруг стало совсем стыдно. Как-никак он самым нахальным образом подглядывал, шпионил и стал свидетелем игры, не предназначавшейся для постороннего взора. Они разыгрывали эту замечательную комедию исключительно друг для друга. Но упоительный азарт и веселый задор исполнителей, богатство и озорство фантазии исторгли из груди Тарранта вздох удовольствия и заставили забыть о чувстве неловкости. Все это было так прекрасно, что он запретил себе портить наслаждение соображениями этикета и морали. Он стоял в темном углу и, уже не стесняясь, любовался спектаклем.
Закончилась очередная часть балета. Вилли как раз подхватил Модести, и поскольку они оказались в непосредственной близости от перекладины, он сказал: «Гоп!» и метнул ее к снаряду. Модести ухватилась за перекладину, сделала перехват, потом описала полукруг и приземлилась лицом к Вилли. Тот рассмеялся и сказал:
— Кавалерственная дама Марго явно не подозревает об этом куске.
— Ты должен поставить этот эпизод, Вилли, — сказала Модести, приглаживая волосы. Лицо ее все еще светилось весельем.
— Не хочу вызывать зависть Рудольфа[2], — отозвался Вилли, прошел туда, где оставил маски и сказал: — Ну, поработаем с этими палками?
Таррант тихо сделал шаг назад, потом опять появился в проеме, нарочито громко хлопнув дверью. Снова оказавшись в зале, он сказал:
— Доброе утро.
— Доброе утро, сэр Джеральд, — сказала Модести и двинулась к гостю, а Вилли последовал за ней. — Вы прибыли несколько раньше, чем мы предполагали. И это отлично. Хотите кофе? Или чего-нибудь съесть?
— Ничего не хочу, спасибо, — сказал сэр Джеральд и поцеловал руку Модести.
— Добро пожаловать, сэр Джеральд, — сказал Вилли, помогая гостю снять пальто. — Быстро вы добрались, ничего не скажешь.
— Самолет не опоздал, и я поехал прямо из Хитроу, — сказал Таррант. — Фрейзер послал мне записку, где было сказано, что вы хотите срочно видеть меня.
Модести и Вилли переглянулись, потом она сказала:
— Фрейзер — выдумщик, и вы это отлично знаете. Мы действительно очень хотели вас увидеть, но мы думали, вы сперва заедете к себе в офис, а потом уж, когда вам будет удобно, появитесь у нас.
Таррант пожал плечами и сказал:
— Я всегда давал Фрейзеру возможность проявить инициативу, и он, видать, сам установил степень срочности. Ну, в чем ваша проблема?
— Проблема? Фрейзер упомянул о наших проблемах?
Таррант нахмурился.
— Из текста записки я сделал такой вывод. Я подумал, что вам требуется моя помощь…
Модести улыбнулась:
— Присаживайтесь, сэр Джеральд. А ты, Вилли, доставь те штучки.
Таррант сел и, положив руки на колени, стал поочередно смотреть на Модести и Вилли. Они улыбались, и он с абсурдно трогательным удивлением осознал, что они улыбаются прежде всего потому, что рады видеть его. Он провел пальцем по усам. Они получили немало шрамов, отстаивая его интересы. Как удивительно, что после всего этого они еще сохранили хорошее к нему отношение. Он произнес чуть резко:
— Ну так в чем дело?
— Минуточку, — сказала Модести и двинулась к мастерской Вилли. Она скрылась за дверью, а Вилли сказал:
— Вообще-то мы хотели устроить все чин чином. С пирогом и свечками. Но мы не ожидали вас раньше ленча, поэтому уж не взыщите…
— Пирог, свечи? О чем вы, Вилли?
— Я про наш подарок к вашему дню рождения. Принцесса все думала, что бы такое преподнести. Две недели только и говорила об этом.
— Мой день рождения? Сегодня? — Таррант уставился в потолок. — Все верно… Но, право, в мои годы как-то уже неудобно отмечать дни рождения…
Из мастерской появилась Модести с коричневым конвертом в руке, заклеенным клейкой лентой.
— Как ни странно, — сказала она, — лично я понятия не имею, когда у меня день рождения, поэтому и отмечаю его три раза в году. — Она положила конверт на колени Тарранту и сказала: — К сожалению, не в праздничной упаковке, но что поделаешь? — Она обняла Вилли за талию и добавила: — От нас с Вилли с любовью.
Таррант пощупал пакет. Книга? Редкий экземпляр? Нет, что-то очень гибкое для книги. Без переплета. Он сказал:
— Когда я был гораздо моложе, то всегда старался угадать, что под подарочной упаковкой…
— На этот раз я бы не рискнул гадать, — ухмыльнулся Вилли. — Принцесса долго выбирала подарок, и это кое-что специально для вас. Одно могу сказать: там все настоящее.
Таррант извлек из кармана перочинный ножичек и просунул лезвие под клапан конверта. Про себя он мрачно подумал, что это, конечно, очень мило с их стороны, но, скорее, подарок следует рассматривать как прощальный. Конечно, когда покатится его голова, правительство выдаст ему конверт с энной суммой в фунтах, но все же этот подарок был ему гораздо милее.
Когда он освободил содержимое конверта, то увидел пачку листков — бумага была плохого качества, линованная и исписанная круглым почерком фиолетовыми чернилами. Но как только он прочитал первые же слова, пульс его участился. Он первый раз видел эти документы, но отлично знал, что они собой представляют. Фрейзер подробно описал их ему после визита к Брунелю.
Таррант в задумчивости уставился на листки в руке. Он с удовольствием отметил, что его пальцы не дрожали, и поднял голову.
— Тут все настоящее, — сказал Вилли. — Это оригиналы.
— Боже правый! — медленно произнес Таррант. — Во сколько же это вам обошлось?
Вилли рассмеялся, а Модести сказала:
— Очень бестактный вопрос, когда вам делают подарок. Но мы их не покупали. Мы их украли.
— Так дешевле, — невозмутимо заметил Вилли.
— Из дома Брунеля? Из его сейфа? Боже, но это же невозможно. Мы рассматривали самые разные варианты… — Таррант осекся, посмотрел на бумаги, потом, сделав над собой усилие, собрался с мыслями. Отложив сингапурские документы, он встал, поцеловал Модести в обе щеки, затем крепко пожал руку Вилли. — Спасибо за чудесный подарок, — сказал он. — Огромное спасибо! Лучшего подарка на мой день рождения придумать невозможно. Ну что, можно приступить к ритуальному сожжению?
— Электропечь включена, — возвестил Вилли и направился к мастерской. Там Таррант взял щипцами сингапурские бумаги и, отправив их в маленькую печку, с удовлетворением смотрел, как они превращаются в пепел.
— Надеюсь, вы представляете, что я сейчас испытываю, — сказал он. — Но словами этого не выразить.
— Мы рады, что доставили вам удовольствие, — сказала Модести, взяла его под руку, и они вернулись в гимнастический зал.
Снова усаживаясь, Таррант спросил:
— Небось это Фрейзер вас впутал в это дело?
— Нет, пожалуйста, не сердитесь на него. Мы обедали с ним в «Легенде» и спросили, что, по его мнению, лучше всего подарить вам на день рождения. Там же случайно оказался Брунель. Фрейзер упомянул о бумагах — в качестве мрачной шутки. Ну, а мы ухватились за идею…
— Но как же вам удалось?.. Мы даже не обсуждали эту проблему…
— Я все думала, узнаете ли вы сразу по прилете о случившемся, но похоже, вы не читали утренние газеты.
— Нет. Фрейзер обычно всегда посылает их мне с шофером, но сегодня почему-то их там не оказалось… — Таррант замолчал, потом снова заговорил. — Ну, теперь-то мне все понятно. В газетах было напечатано нечто, способное пролить свет на эту тайну… А Фрейзер решил не портить сюрприза…
Модести улыбнулась.
— Наверное, потому-то он и отправил записку, в которой просил вас срочно ехать на «Мельницу». Что ж, в Джеке просыпается человеческое начало.
— Я знаю, как вы не любите рассказывать о собственных подвигах, — сказал Таррант. — Мне никогда не удавалось услышать ничего конкретнее голой сути. Но может, на сей раз вы сделаете исключение? Как-никак у меня ведь день рождения…
Из мастерской появился Вилли с утренними газетами. Он молча положил их на столик рядом с Таррантом.
— Читайте, — сказал он. — И пусть вас не пугают фразы насчет того, что полиция изучает все следы. Мы позаботились о том, что все указатели ведут в тупики. Ну, Принцесса, начнем?
Они оставили Тарранта наедине с газетами, а сами стали облачаться в фехтовальные костюмы. Какое-то время Таррант смотрел на них, толком не понимая, что они делают, потом взял верхнюю газету. На первой странице красовалась фотография — кран со стальным шаром, а чуть дальше — стена дома с огромной дырой. Заголовок вещал: ВОТ ТАК СНОС! ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ В СЕРДЦЕ ЛОНДОНА.
Таррант чуть не ахнул, затем медленно-медленно вдохнул, выдохнул и стал читать заметку.
В принципе репортажи во всех газетах мало чем отличались друг от друга, но Таррант внимательно прочитал их все. Да, у него оставалось мало вопросов. Вернее, у него вообще не осталось никаких вопросов. Фрейзер явно позаботился о том, чтобы никто не мог вычислить, для каких целей и кем нанимались кран, экскаватор, красный фургон, да и маршрут отхода был явно разработан с его участием. Стало быть, все детали он сможет выяснить чуть позже.
Газеты именовали Брунеля «иностранным бизнесменом», а сам он сделал заявление, что в сейфе не находилось ничего ценного и что сейф был установлен предыдущим владельцем дома. Сам он в общем-то почти не пользовался сейфом — хранил в нем небольшие суммы наличными, и следовательно, воры явно просчитались, ожидая богатого улова. Что ж, Тарранта эта версия вполне удовлетворяла, хотя ему стало любопытно: какие еще бумаги, кроме сингапурских, находились в стальном хранилище.
Таррант, затаив дыхание, стал следить за ней. Из всех видов спорта ему особенно нравилась женская гимнастика. Ему казалось, что она особенно отчетливо выявляет все лучшее в женском теле, требуя совершенной координации движений, сочетания силы и грации.
Таррант впервые видел, как Модести работает на этом снаряде, и с огромным удовольствием зафиксировал в сознании, как она сделала стойку на руках, перехват и обратное сальто. Модести действовала без видимых усилий, словно играючи, но постепенно наращивала мощь. Обороты…
Одно движение плавно переходило в следующее. Затем, сделав эффектное сальто, Модести соскочила, легко приземлившись на мат, и, подойдя к радиоприемнику, стала крутить ручку настройки.
Таррант оставался в своем убежище, с легким смущением пользуясь положением наблюдателя, которого не видит наблюдаемый. Насколько он мог судить, Модести не выказывала признаков волнения или напряжения, напротив, она выглядела очень свежей и молодой, как это порой бывало после весьма изнурительных предприятий. Тарранту это вдруг показалось странным. Если верить Фрейзеру, записку от которого ему вручили в аэропорту, Модести Блейз находилась на «Мельнице» и срочно хотела его видеть. Да, «срочно» было не из тех слов, которыми она бросалась. Это могло означать, что ей нужно его содействие, и потому он, не заезжая никуда, отправился прямиком в пивную Вилли, решив, что Брунель и сингапурские документы могут и подождать. Тем более что все равно он не мог проявлять особой активности. Он был слишком многим обязан Модести и был бы счастлив хоть отчасти вернуть долг.
Тем временем Модести еще повернула ручку настройки, и зал наполнился звуками музыки из балета «Синяя птица». Из-за перегородки появился Вилли Гарвин. На нем были белые брюки и тенниска, а в руках он держал два шлема, похожие на те, что надевают фехтовальщики, и еще какие-то защитные щитки.
Он глянул на Модести и заметил:
— В балете я признаю только прыжки. Все остальное для меня — сплошная загадка. Ума не приложу, где надо смеяться, а где нет.
— Бездушный насмешник, — сказала Модести с улыбкой и откинула со лба мокрую прядь.
— Ну, а как тебе это? — осведомился Вилли и взмыл в воздух.
Он пронесся по залу, взлетая и кружась. Еще один прыжок — и его ноги сделали серию бризе. Это была отличная пародия, а выражение блаженства на загорелом грубоватом лице Вилли лишь подчеркивало комический эффект.
Модести зааплодировала, а когда музыка изменилась, сделала серьезную мину и, словно на пуантах, устремилась вперед, раскинув по сторонам руки и наклонив вперед голову на длинной грациозной шее.
— Ну держись, — сказал Вилли и устремился за ней, продемонстрировав серию неплохих кабриолей. Модести изобразила испуг, зажмурилась в притворном ужасе, сделала пируэт и, повернувшись к Вилли лицом, стала пятиться назад. Вилли же медленно наступал, всем своим видом изображая великий гнев. Их руки и тела проделывали все классические движения, но с тем легким преувеличением, что и составляет соль высокой комедии.
Вилли закрутил Модести, обхватил за талию сзади и поднял в воздух. Модести приняла ту позу с расставленными и согнутыми в коленях ногами, которую Таррант, старый балетоман, всегда полагал весьма двусмысленной. Вилли медленно опустил ее, она коснулась коленями пола, но сделала вид, что не может подняться, и на ее лице снова появилось выражение паники. Вилли отскочил назад, выполнил фуэте, потом вернулся к Модести, взял ее за уши указательным и большим пальцами, изящно отставив в сторону мизинцы, потом легким движением поставил ее на ноги. После чего они снова закружились в серии прыжков, пируэтов, поддержек, весело пародируя основные элементы классического балета.
Тарранту вдруг стало совсем стыдно. Как-никак он самым нахальным образом подглядывал, шпионил и стал свидетелем игры, не предназначавшейся для постороннего взора. Они разыгрывали эту замечательную комедию исключительно друг для друга. Но упоительный азарт и веселый задор исполнителей, богатство и озорство фантазии исторгли из груди Тарранта вздох удовольствия и заставили забыть о чувстве неловкости. Все это было так прекрасно, что он запретил себе портить наслаждение соображениями этикета и морали. Он стоял в темном углу и, уже не стесняясь, любовался спектаклем.
Закончилась очередная часть балета. Вилли как раз подхватил Модести, и поскольку они оказались в непосредственной близости от перекладины, он сказал: «Гоп!» и метнул ее к снаряду. Модести ухватилась за перекладину, сделала перехват, потом описала полукруг и приземлилась лицом к Вилли. Тот рассмеялся и сказал:
— Кавалерственная дама Марго явно не подозревает об этом куске.
— Ты должен поставить этот эпизод, Вилли, — сказала Модести, приглаживая волосы. Лицо ее все еще светилось весельем.
— Не хочу вызывать зависть Рудольфа[2], — отозвался Вилли, прошел туда, где оставил маски и сказал: — Ну, поработаем с этими палками?
Таррант тихо сделал шаг назад, потом опять появился в проеме, нарочито громко хлопнув дверью. Снова оказавшись в зале, он сказал:
— Доброе утро.
— Доброе утро, сэр Джеральд, — сказала Модести и двинулась к гостю, а Вилли последовал за ней. — Вы прибыли несколько раньше, чем мы предполагали. И это отлично. Хотите кофе? Или чего-нибудь съесть?
— Ничего не хочу, спасибо, — сказал сэр Джеральд и поцеловал руку Модести.
— Добро пожаловать, сэр Джеральд, — сказал Вилли, помогая гостю снять пальто. — Быстро вы добрались, ничего не скажешь.
— Самолет не опоздал, и я поехал прямо из Хитроу, — сказал Таррант. — Фрейзер послал мне записку, где было сказано, что вы хотите срочно видеть меня.
Модести и Вилли переглянулись, потом она сказала:
— Фрейзер — выдумщик, и вы это отлично знаете. Мы действительно очень хотели вас увидеть, но мы думали, вы сперва заедете к себе в офис, а потом уж, когда вам будет удобно, появитесь у нас.
Таррант пожал плечами и сказал:
— Я всегда давал Фрейзеру возможность проявить инициативу, и он, видать, сам установил степень срочности. Ну, в чем ваша проблема?
— Проблема? Фрейзер упомянул о наших проблемах?
Таррант нахмурился.
— Из текста записки я сделал такой вывод. Я подумал, что вам требуется моя помощь…
Модести улыбнулась:
— Присаживайтесь, сэр Джеральд. А ты, Вилли, доставь те штучки.
Таррант сел и, положив руки на колени, стал поочередно смотреть на Модести и Вилли. Они улыбались, и он с абсурдно трогательным удивлением осознал, что они улыбаются прежде всего потому, что рады видеть его. Он провел пальцем по усам. Они получили немало шрамов, отстаивая его интересы. Как удивительно, что после всего этого они еще сохранили хорошее к нему отношение. Он произнес чуть резко:
— Ну так в чем дело?
— Минуточку, — сказала Модести и двинулась к мастерской Вилли. Она скрылась за дверью, а Вилли сказал:
— Вообще-то мы хотели устроить все чин чином. С пирогом и свечками. Но мы не ожидали вас раньше ленча, поэтому уж не взыщите…
— Пирог, свечи? О чем вы, Вилли?
— Я про наш подарок к вашему дню рождения. Принцесса все думала, что бы такое преподнести. Две недели только и говорила об этом.
— Мой день рождения? Сегодня? — Таррант уставился в потолок. — Все верно… Но, право, в мои годы как-то уже неудобно отмечать дни рождения…
Из мастерской появилась Модести с коричневым конвертом в руке, заклеенным клейкой лентой.
— Как ни странно, — сказала она, — лично я понятия не имею, когда у меня день рождения, поэтому и отмечаю его три раза в году. — Она положила конверт на колени Тарранту и сказала: — К сожалению, не в праздничной упаковке, но что поделаешь? — Она обняла Вилли за талию и добавила: — От нас с Вилли с любовью.
Таррант пощупал пакет. Книга? Редкий экземпляр? Нет, что-то очень гибкое для книги. Без переплета. Он сказал:
— Когда я был гораздо моложе, то всегда старался угадать, что под подарочной упаковкой…
— На этот раз я бы не рискнул гадать, — ухмыльнулся Вилли. — Принцесса долго выбирала подарок, и это кое-что специально для вас. Одно могу сказать: там все настоящее.
Таррант извлек из кармана перочинный ножичек и просунул лезвие под клапан конверта. Про себя он мрачно подумал, что это, конечно, очень мило с их стороны, но, скорее, подарок следует рассматривать как прощальный. Конечно, когда покатится его голова, правительство выдаст ему конверт с энной суммой в фунтах, но все же этот подарок был ему гораздо милее.
Когда он освободил содержимое конверта, то увидел пачку листков — бумага была плохого качества, линованная и исписанная круглым почерком фиолетовыми чернилами. Но как только он прочитал первые же слова, пульс его участился. Он первый раз видел эти документы, но отлично знал, что они собой представляют. Фрейзер подробно описал их ему после визита к Брунелю.
Таррант в задумчивости уставился на листки в руке. Он с удовольствием отметил, что его пальцы не дрожали, и поднял голову.
— Тут все настоящее, — сказал Вилли. — Это оригиналы.
— Боже правый! — медленно произнес Таррант. — Во сколько же это вам обошлось?
Вилли рассмеялся, а Модести сказала:
— Очень бестактный вопрос, когда вам делают подарок. Но мы их не покупали. Мы их украли.
— Так дешевле, — невозмутимо заметил Вилли.
— Из дома Брунеля? Из его сейфа? Боже, но это же невозможно. Мы рассматривали самые разные варианты… — Таррант осекся, посмотрел на бумаги, потом, сделав над собой усилие, собрался с мыслями. Отложив сингапурские документы, он встал, поцеловал Модести в обе щеки, затем крепко пожал руку Вилли. — Спасибо за чудесный подарок, — сказал он. — Огромное спасибо! Лучшего подарка на мой день рождения придумать невозможно. Ну что, можно приступить к ритуальному сожжению?
— Электропечь включена, — возвестил Вилли и направился к мастерской. Там Таррант взял щипцами сингапурские бумаги и, отправив их в маленькую печку, с удовлетворением смотрел, как они превращаются в пепел.
— Надеюсь, вы представляете, что я сейчас испытываю, — сказал он. — Но словами этого не выразить.
— Мы рады, что доставили вам удовольствие, — сказала Модести, взяла его под руку, и они вернулись в гимнастический зал.
Снова усаживаясь, Таррант спросил:
— Небось это Фрейзер вас впутал в это дело?
— Нет, пожалуйста, не сердитесь на него. Мы обедали с ним в «Легенде» и спросили, что, по его мнению, лучше всего подарить вам на день рождения. Там же случайно оказался Брунель. Фрейзер упомянул о бумагах — в качестве мрачной шутки. Ну, а мы ухватились за идею…
— Но как же вам удалось?.. Мы даже не обсуждали эту проблему…
— Я все думала, узнаете ли вы сразу по прилете о случившемся, но похоже, вы не читали утренние газеты.
— Нет. Фрейзер обычно всегда посылает их мне с шофером, но сегодня почему-то их там не оказалось… — Таррант замолчал, потом снова заговорил. — Ну, теперь-то мне все понятно. В газетах было напечатано нечто, способное пролить свет на эту тайну… А Фрейзер решил не портить сюрприза…
Модести улыбнулась.
— Наверное, потому-то он и отправил записку, в которой просил вас срочно ехать на «Мельницу». Что ж, в Джеке просыпается человеческое начало.
— Я знаю, как вы не любите рассказывать о собственных подвигах, — сказал Таррант. — Мне никогда не удавалось услышать ничего конкретнее голой сути. Но может, на сей раз вы сделаете исключение? Как-никак у меня ведь день рождения…
Из мастерской появился Вилли с утренними газетами. Он молча положил их на столик рядом с Таррантом.
— Читайте, — сказал он. — И пусть вас не пугают фразы насчет того, что полиция изучает все следы. Мы позаботились о том, что все указатели ведут в тупики. Ну, Принцесса, начнем?
Они оставили Тарранта наедине с газетами, а сами стали облачаться в фехтовальные костюмы. Какое-то время Таррант смотрел на них, толком не понимая, что они делают, потом взял верхнюю газету. На первой странице красовалась фотография — кран со стальным шаром, а чуть дальше — стена дома с огромной дырой. Заголовок вещал: ВОТ ТАК СНОС! ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ В СЕРДЦЕ ЛОНДОНА.
Таррант чуть не ахнул, затем медленно-медленно вдохнул, выдохнул и стал читать заметку.
В принципе репортажи во всех газетах мало чем отличались друг от друга, но Таррант внимательно прочитал их все. Да, у него оставалось мало вопросов. Вернее, у него вообще не осталось никаких вопросов. Фрейзер явно позаботился о том, чтобы никто не мог вычислить, для каких целей и кем нанимались кран, экскаватор, красный фургон, да и маршрут отхода был явно разработан с его участием. Стало быть, все детали он сможет выяснить чуть позже.
Газеты именовали Брунеля «иностранным бизнесменом», а сам он сделал заявление, что в сейфе не находилось ничего ценного и что сейф был установлен предыдущим владельцем дома. Сам он в общем-то почти не пользовался сейфом — хранил в нем небольшие суммы наличными, и следовательно, воры явно просчитались, ожидая богатого улова. Что ж, Тарранта эта версия вполне удовлетворяла, хотя ему стало любопытно: какие еще бумаги, кроме сингапурских, находились в стальном хранилище.