Страница:
Вот и сейчас, она чувствовала, как в верхней части груди появляется комок печали.
Нортон бережно достал с полки книгу и положил ее на стол: Кристина поняла, почему ее так обрадовала встреча с мистером Энрайтом. Он походил на деда темпераментом, непринужденным поведением и безграничным оптимизмом.
– В этом-то все и дело, – сказал Нортон, раскрывая фолиант, – Не один год потратил Эдвард, чтобы расшифровать в ней записи. Возил к именитым профессорам, ученым, платил большие деньги, но всегда возвращался ни с чем.
– Что в ней такого особенного? –спросила Кристина, притрагиваясь к пожелтевшей странице, испещренной текстом, буквы которого напоминали скорее скандинавские руны, чем обычную латиницу, – Откуда вообще взялась эта книга?
– Я умолчал об еще одной довольно веской причине, заставившей его купить Алтерионское поместье, ваш дом, – отозвался Нортон. Он рассеяно перелистал несколько страниц и взглянул на Кристину, – недалеко от побережья находится остров, Литтл-Сарбор, вы там бывали еще в детстве.
– Совсем не помню.
– Вам было лет пять, может быть шесть – в таком возрасте редко запоминаются подобные поездки. Остров совсем небольшой, миль двадцать шесть из одного конца в другой. Так вот, в начале восемнадцатого века там обосновалась религиозная секта, не похожая на аналогичные культы фанатиков Англии, да и прочих европейских стран. Обычно такие секты были основаны на христианстве – вечном противостоянии бога и сатаны – то есть даже отвратительные сборища дьяволопоклонников так или иначе придерживались христианской идеи мировоззрения, только выбирали они для служения темную сторону этого вероисповедания. Культ Литтл-Сарбора в корне отличался от всех мировых религий.
– Кому же поклонялась секта на острове? – спросила Кристина, – Она все еще существует?
– Что вы, – ответил Нортон, – История о том, как она окончила свое существование, вполне годиться для полноценного фильма ужасов. Я сам родился на Литтл-Сарборе, мальчишкой наслушался разных слухов и домыслов. В таком небольшом поселении, которое, к тому же, океан окружает со всех сторон, даже события столетней давности обсуждаются постоянно и подолгу.
Никто не знает, откуда они пришли, продолжил Нортон, закрывая книгу и прохаживаясь по комнате. Несколько лет назад здесь побывали даже представители телекомпании БиБиСи, хотели сделать сюжет про таинственных поселенцев, да так и уехали ни с чем – слишком мало информации они смогли раскопать об этом древнем культе. Около восьмидесяти лет адепты прожили бок о бок с коренными жителями острова, в северной его части. Огородили свое пространство стеной в три ярда высотой. Избегали любого общения с местными, но и не гнушались торговать или обмениваться с ними товарами. Все шло относительно гладко, пока в тысяча девятьсот шестнадцатом году в деревне Литтл-Сорбора не исчезло в одну ночь девять детей. Подозрение, понятное дело, сразу же пало на секту – куда еще могли пропасть дети на клочке суши, затерянном в океане? К тому же каждый житель деревни, несмотря на поддержание видимого нейтралитета к фанатикам, испытывал к ним еще и глубокую неприязнь – язычник, отрицающий существование бога и поклоняющийся неизвестной силе не мог рассчитывать на другое отношение. Население острова в пять десятков человек подошли к воротам, отделяющим владения секты.
– Это были мужчины с охотничьими винтовками, женщины с вилами и топорами, даже старики достали оружие – практически в каждой семье Литтл-Сарбора исчезло по ребенку. Представьте, что чувствовали эти люди, испуганно сгрудившиеся под каменной стеной, чтобы спасти близких, – сказал Нортон, приблизившись к окну. – Несчастные и не догадывались, что им по частям придется собирать то, что осталось от их детей.
– Какой ужас, – только и могла сказать Кристина, резким бессознательным движением отодвигая от себя книгу. Этот жест отвращения не укрылся от Нортона, он вставил фолиант в рамку и вернул его обратно на полку.
– Я не хотел вас пугать, – произнес он, – все это случилось давно. Даже в начале двадцатого века вся деревня могла погибнуть, заразившись пустяковой инфекцией – Первая Мировая забирала на фронт любого врача, в маленьких поселениях зачастую некому было делать прививки, а уж тем более заниматься больными. Поэтому кошмарный случай на Литтл-Сарборе не вызвал большого резонанса в обществе – слишком много людей гибло и на полях сражений, и в тылу. Смерть девяти подростков, как бы чудовищно это не звучало, не шла ни в какое сравнение с каждодневными многотысячными жертвами войны.
– Надеюсь, служители культа свое получили, – сказала Кристина. Неожиданно возникшее чувство мести, звеневшее в голосе, удивило ее саму.
– Я еще не закончил рассказ, – ответил ей Нортон, – Вы ведь знаете известную морскую историю о корабле “Мария Селеста”?
– Что-то слышала, – Кристина на мгновение задумалась, – То самое судно, на котором бесследно исчезли все люди?
– Именно, – подтвердил Нортон, – его нашли дрейфующим в океане, за сотни миль от положенного курса. На борту не было ни одного человека. Между тем, на столах оставалась нетронутой еда. В каютах на кровати лежали рассыпанные карты и дымящиеся трубки, словно пару мгновений назад здесь сидела веселая компания моряков: пили виски, играли в покер, шумно ругались. И “Мария Селеста” сияла, как будто только что сошла с доков пристани.
Те люди, которые сломали ворота и зашли на территорию религиозного сообщества, не нашли ни одного живого человека. Только девять изуродованных тел – последствие непостижимого, страшного ритуала. Бараки из глиняных кирпичей были абсолютно пусты. Две единственные лодки, принадлежащие секте – накрепко привязаны к вбитым в землю железным костылям. Да и покинуть остров в такой ураган убийцы попросту не могли – бушующий шторм разбил бы лодки в щепы еще у самого берега.
– Вот так северная часть Литтл-Сарбора повторила печальную судьбу “Марии Селесты”, – сказал Нортон, – Впрочем, исчезновение сектантов спасло их от неминуемой расплаты, попадись они тогда обезумевшей от горя толпе, смерть их была бы ужасной. Теперь понимаете, почему Эдвард Маклинн решил здесь обосноваться?
– Он не мог оставить подобный случай без внимания, – произнесла Кристина, – и я его вполне понимаю. У него получилось найти ответ?
– Нет, Кристина, – покачал головой Нортон, – он скупил на острове все, что принадлежало культу. Местные разгромили общину, уничтожили почти все, что было связано с язычниками. Однако некоторые предметы все же сохранились в подвалах особенно предприимчивых жителей.
Нортон подошел к секретеру и достал из нижней полки два свертка, завернутые в синее сукно. Аккуратно развернул ткань и положил перед Кристиной картину. Полотно два на три фута, написанное маслом. И когда девушка взглянула на холст, ей показалось, что земля с огромной скоростью уходит у нее из-под ног, а сердце так бешено колотится, словно готово вот-вот выпрыгнуть из груди.
Она увидела море, вздымающее над своей поверхностью огромные волны. Справа, на небрежно прорисованном побережье, стояли маленькие фигурки людей. Они сгрудились в кучу, протягивали руки в сторону океана, указывая на нечто, не поддающиеся объяснению ее здравого смысла. В глубинах моря сияли чуть зеленоватые огни, те самые огни, которые она видела прошедшей ночью. Здесь не было места бессмысленным совпадениям. В одно мгновение утренняя радость испарилась, уступив место судорожному страху.
– Все в порядке, Кристина? – встревожился Нортон, – вы сильно побледнели.
– Да, все нормально, – она глубоко вздохнула, пытаясь не выдать дрожащим голосом ошеломление, – Просто захотелось подышать свежим воздухом. Что это за огни?
– Островитяне называли это огнями Морского Дьявола. Они их страшно боялись, считали предзнаменованием грядущей катастрофы, – ответил Нортон, – некоторые говорят, перед убийством детей весь океан ими светился. Холст неизвестного художника, мы с Эдвардом каким-то чудом обнаружили его в ломбарде Литтл-Сарбора
Он снова завернул картину в сукно.
– Думаю, достаточно загружать вас событиями прошлого, – сказал он, – Есть за мной такой грех: очень уж люблю делиться с людьми своими старческими бесполезными знаниями.
– Что вы, история весьма интригующая, – рассеянно произнесла Кристина, покидая вместе с ним комнату. Она надеялась, что солнце развеет ее страхи, поможет найти здравые обьяснения тому, что она увидела на картине, и заставит забыть о странной незнакомке…
Это место… Это место убьет либо тебя, либо твою слабость.
…преследовавшей ее в недавнем сне.
Мысль о предстоящей ночи вызвала у нее необьяснимый ледяной укол страха. Как будто отдых за городом грозил перерости в нечто непостижимо страшное.
..4..
..5..
Нортон бережно достал с полки книгу и положил ее на стол: Кристина поняла, почему ее так обрадовала встреча с мистером Энрайтом. Он походил на деда темпераментом, непринужденным поведением и безграничным оптимизмом.
– В этом-то все и дело, – сказал Нортон, раскрывая фолиант, – Не один год потратил Эдвард, чтобы расшифровать в ней записи. Возил к именитым профессорам, ученым, платил большие деньги, но всегда возвращался ни с чем.
– Что в ней такого особенного? –спросила Кристина, притрагиваясь к пожелтевшей странице, испещренной текстом, буквы которого напоминали скорее скандинавские руны, чем обычную латиницу, – Откуда вообще взялась эта книга?
– Я умолчал об еще одной довольно веской причине, заставившей его купить Алтерионское поместье, ваш дом, – отозвался Нортон. Он рассеяно перелистал несколько страниц и взглянул на Кристину, – недалеко от побережья находится остров, Литтл-Сарбор, вы там бывали еще в детстве.
– Совсем не помню.
– Вам было лет пять, может быть шесть – в таком возрасте редко запоминаются подобные поездки. Остров совсем небольшой, миль двадцать шесть из одного конца в другой. Так вот, в начале восемнадцатого века там обосновалась религиозная секта, не похожая на аналогичные культы фанатиков Англии, да и прочих европейских стран. Обычно такие секты были основаны на христианстве – вечном противостоянии бога и сатаны – то есть даже отвратительные сборища дьяволопоклонников так или иначе придерживались христианской идеи мировоззрения, только выбирали они для служения темную сторону этого вероисповедания. Культ Литтл-Сарбора в корне отличался от всех мировых религий.
– Кому же поклонялась секта на острове? – спросила Кристина, – Она все еще существует?
– Что вы, – ответил Нортон, – История о том, как она окончила свое существование, вполне годиться для полноценного фильма ужасов. Я сам родился на Литтл-Сарборе, мальчишкой наслушался разных слухов и домыслов. В таком небольшом поселении, которое, к тому же, океан окружает со всех сторон, даже события столетней давности обсуждаются постоянно и подолгу.
Никто не знает, откуда они пришли, продолжил Нортон, закрывая книгу и прохаживаясь по комнате. Несколько лет назад здесь побывали даже представители телекомпании БиБиСи, хотели сделать сюжет про таинственных поселенцев, да так и уехали ни с чем – слишком мало информации они смогли раскопать об этом древнем культе. Около восьмидесяти лет адепты прожили бок о бок с коренными жителями острова, в северной его части. Огородили свое пространство стеной в три ярда высотой. Избегали любого общения с местными, но и не гнушались торговать или обмениваться с ними товарами. Все шло относительно гладко, пока в тысяча девятьсот шестнадцатом году в деревне Литтл-Сорбора не исчезло в одну ночь девять детей. Подозрение, понятное дело, сразу же пало на секту – куда еще могли пропасть дети на клочке суши, затерянном в океане? К тому же каждый житель деревни, несмотря на поддержание видимого нейтралитета к фанатикам, испытывал к ним еще и глубокую неприязнь – язычник, отрицающий существование бога и поклоняющийся неизвестной силе не мог рассчитывать на другое отношение. Население острова в пять десятков человек подошли к воротам, отделяющим владения секты.
– Это были мужчины с охотничьими винтовками, женщины с вилами и топорами, даже старики достали оружие – практически в каждой семье Литтл-Сарбора исчезло по ребенку. Представьте, что чувствовали эти люди, испуганно сгрудившиеся под каменной стеной, чтобы спасти близких, – сказал Нортон, приблизившись к окну. – Несчастные и не догадывались, что им по частям придется собирать то, что осталось от их детей.
– Какой ужас, – только и могла сказать Кристина, резким бессознательным движением отодвигая от себя книгу. Этот жест отвращения не укрылся от Нортона, он вставил фолиант в рамку и вернул его обратно на полку.
– Я не хотел вас пугать, – произнес он, – все это случилось давно. Даже в начале двадцатого века вся деревня могла погибнуть, заразившись пустяковой инфекцией – Первая Мировая забирала на фронт любого врача, в маленьких поселениях зачастую некому было делать прививки, а уж тем более заниматься больными. Поэтому кошмарный случай на Литтл-Сарборе не вызвал большого резонанса в обществе – слишком много людей гибло и на полях сражений, и в тылу. Смерть девяти подростков, как бы чудовищно это не звучало, не шла ни в какое сравнение с каждодневными многотысячными жертвами войны.
– Надеюсь, служители культа свое получили, – сказала Кристина. Неожиданно возникшее чувство мести, звеневшее в голосе, удивило ее саму.
– Я еще не закончил рассказ, – ответил ей Нортон, – Вы ведь знаете известную морскую историю о корабле “Мария Селеста”?
– Что-то слышала, – Кристина на мгновение задумалась, – То самое судно, на котором бесследно исчезли все люди?
– Именно, – подтвердил Нортон, – его нашли дрейфующим в океане, за сотни миль от положенного курса. На борту не было ни одного человека. Между тем, на столах оставалась нетронутой еда. В каютах на кровати лежали рассыпанные карты и дымящиеся трубки, словно пару мгновений назад здесь сидела веселая компания моряков: пили виски, играли в покер, шумно ругались. И “Мария Селеста” сияла, как будто только что сошла с доков пристани.
Те люди, которые сломали ворота и зашли на территорию религиозного сообщества, не нашли ни одного живого человека. Только девять изуродованных тел – последствие непостижимого, страшного ритуала. Бараки из глиняных кирпичей были абсолютно пусты. Две единственные лодки, принадлежащие секте – накрепко привязаны к вбитым в землю железным костылям. Да и покинуть остров в такой ураган убийцы попросту не могли – бушующий шторм разбил бы лодки в щепы еще у самого берега.
– Вот так северная часть Литтл-Сарбора повторила печальную судьбу “Марии Селесты”, – сказал Нортон, – Впрочем, исчезновение сектантов спасло их от неминуемой расплаты, попадись они тогда обезумевшей от горя толпе, смерть их была бы ужасной. Теперь понимаете, почему Эдвард Маклинн решил здесь обосноваться?
– Он не мог оставить подобный случай без внимания, – произнесла Кристина, – и я его вполне понимаю. У него получилось найти ответ?
– Нет, Кристина, – покачал головой Нортон, – он скупил на острове все, что принадлежало культу. Местные разгромили общину, уничтожили почти все, что было связано с язычниками. Однако некоторые предметы все же сохранились в подвалах особенно предприимчивых жителей.
Нортон подошел к секретеру и достал из нижней полки два свертка, завернутые в синее сукно. Аккуратно развернул ткань и положил перед Кристиной картину. Полотно два на три фута, написанное маслом. И когда девушка взглянула на холст, ей показалось, что земля с огромной скоростью уходит у нее из-под ног, а сердце так бешено колотится, словно готово вот-вот выпрыгнуть из груди.
Она увидела море, вздымающее над своей поверхностью огромные волны. Справа, на небрежно прорисованном побережье, стояли маленькие фигурки людей. Они сгрудились в кучу, протягивали руки в сторону океана, указывая на нечто, не поддающиеся объяснению ее здравого смысла. В глубинах моря сияли чуть зеленоватые огни, те самые огни, которые она видела прошедшей ночью. Здесь не было места бессмысленным совпадениям. В одно мгновение утренняя радость испарилась, уступив место судорожному страху.
– Все в порядке, Кристина? – встревожился Нортон, – вы сильно побледнели.
– Да, все нормально, – она глубоко вздохнула, пытаясь не выдать дрожащим голосом ошеломление, – Просто захотелось подышать свежим воздухом. Что это за огни?
– Островитяне называли это огнями Морского Дьявола. Они их страшно боялись, считали предзнаменованием грядущей катастрофы, – ответил Нортон, – некоторые говорят, перед убийством детей весь океан ими светился. Холст неизвестного художника, мы с Эдвардом каким-то чудом обнаружили его в ломбарде Литтл-Сарбора
Он снова завернул картину в сукно.
– Думаю, достаточно загружать вас событиями прошлого, – сказал он, – Есть за мной такой грех: очень уж люблю делиться с людьми своими старческими бесполезными знаниями.
– Что вы, история весьма интригующая, – рассеянно произнесла Кристина, покидая вместе с ним комнату. Она надеялась, что солнце развеет ее страхи, поможет найти здравые обьяснения тому, что она увидела на картине, и заставит забыть о странной незнакомке…
Это место… Это место убьет либо тебя, либо твою слабость.
…преследовавшей ее в недавнем сне.
Мысль о предстоящей ночи вызвала у нее необьяснимый ледяной укол страха. Как будто отдых за городом грозил перерости в нечто непостижимо страшное.
..4..
Осознание происходящего пришло к ней вместе с холодным прикосновением железа. И еще воздух, пропитанный тяжелым запахом сырой земли. Ненавистный запах, который мгновенно снял с нее последние остатки дремы. Она поднялась на ноги, левой рукой зацепилась за что-то острое и вскрикнула от неожиданной боли. Здесь было темно: Кристина разглядела смутные очертания тоннеля, ведущего в черную пустоту. Его стены укрепляли деревянные сваи, прогнившие до самого основания, потолок и пол покрывала натянутая железная сетка, оставившая на одежде ржавый причудливый узор. Сон, все это сон. Она помнила, как засыпала в то время, как по окну стучали капли дождя. Прекрасная погода к вечеру разразилась ливнем, и лишь звонок отца, его мягкий голос, помогли ей справиться с наплывшей хандрой. И вот сейчас, она снова видит невероятно реалистические порождения своего мозга. Место, похожее на древнюю штольню с затхлым запахом и тусклым светом керосиновых ламп. С бурыми потеками ржавчины на железных ячейках сетки, похожими на засохшую кровь. Словно по полу волочили безжизненные обмякшие тела людей.
– Все верно, – произнес за спиной знакомый голос, – Коридор Наказания. Через него отступники попадали в пыточные камеры.
Кристина вздрогнула от неожиданности, машинально обернулась на звук. Привыкшие к полумраку глаза ослепил огонь лампы – светильник держала девушка, как только Кристина подняла глаза, пытаясь увидеть ее лицо, незнакомка опустила лампу. Тот самый человек, что снился ей прошлой ночью, никаких сомнений. Девушка чуть выше нее, длинные черные волосы, черты лица теперь надежно скрывала тень.
– Посмотри на эти штыри, – сказала она, освещая длинные острые гвозди, усеивающие пол и стены через каждые полфута, – догадываешься, зачем они были нужны?
Кристина прикоснулась к руке в области пореза, на ладони остались пятна крови.
Кто ты? – Спросила Кристина, отступив назад. Земляной потолок, едва сдерживаемый сеткой, весьма ощутимо давил на психику.
Девушка проигнорировала ее вопрос. Она подошла ближе, заставив Кристину снова отшатнуться.
– Ты его слышишь? Слышишь его шаги?
И Кристина услышала. Звук был очень тихим, доносился издалека, рассеивался в скверной акустике штольни. Он никак не напоминал шаги. Скорее, был похож на звон цепей. Как будто кто-то тянет за собой десятки футов железных пут.
Мерзкий звук, сжимающий ее грудь в спазме страха.
– А вот теперь, самое время бежать, – прошептала девушка. Кристина была готова поклясться, что тень, скрывающая лицо незнакомки, прячет за собой жесткую улыбку. И колючие глаза, взирающие на нее с холодным интересом, – Если выживешь, узнаешь больше. Мир второго часа после полуночи не терпит промедления.
Она рассмеялась, бросила лампу ей под ноги и скрылась в темноте шахты. Там, откуда звон железа доносился все отчетливей. Интуиция Кристину никогда не подводила. В это мгновение, все ее существо, ее внутренний голос вопил о необходимости убраться подальше от этого места. Будь под ее ногами железнодорожные рельсы, а где-то сзади поезд надрывным ревом предупреждал бы о своем приближении, и тогда ее страх не шел бы ни в какое сравнение с ужасом, который вызывал далекий звук.
Она подняла лампу, огонек тревожно задергался, Кристина с замиранием сердца следила за его мерцанием. Окажись она в полной темноте, решимость выбраться отсюда была бы заглушена трепетом перед чернотой подземной штольни. Но огонь продолжал гореть ярким пятнышком на почерневшем фитиле, и Кристина сорвалась с места, сначала медленным осторожным шагом, потом все быстрее и быстрее, убегая прочь от того, что приближалось сзади. Приходилось постоянно останавливаться, освещать пол – железные гвозди в изобилии торчали из-под земли. На некоторых из них чернели темно-коричневые клочки, она догадывалась, что это такое, но запрещала себе думать об этом. На это попросту не оставалось сил. Дрожь в ногах усиливалась – услужливое воображение тотчас нарисовало картину падения на острые ржавые иглы, пронзающие тело. Она замедлила шаг, беспрестанно оглядываясь назад. Воздух в шахте становился все холоднее, ее прерывистое дыхание с каждым выдохом несло с собой клубки пара. Тоннель начинал сужаться, сетка вверху проседала под тяжестью земли и едва не касалась головы. Все походило на страшный сон. Штольня не заканчивалась, и за каждым извилистым поворотом тоннеля ее ждал такой же коридор, обнесенный железом и гнилым деревом. Походило на сон. Вот только сухие комки земли, вонзающиеся в голые ступни, вызывали вполне реальную боль. Легкие разрывало от долгой пробежки и ледяного воздуха. А бронзовая ручка лампы так и норовила выскользнуть из руки.
Узкий проход закончился внезапно, Кристина выбежала на деревянный помост, обрывающийся в пропасть – свет выхватил из темноты влажные каменистые стены, уходящие в бесконечные глубины земли. Своды из почерневшего пористого камня, похожие на ребра окаменевшего исполинского животного, поддерживали высокий потолок.
Она увидела небольшую платформу земли по другую сторону от пропасти, железная дверь, к которой она подводила, выглядела в ее глазах символом спасения. Поверни ручку и окажись в своей комнате, под теплым уютным одеялом. Там, где нет скребущего звука за спиной, который звучал все громче и громче, оповещая о приближении чего-то непостижимого. Чего-то, вызывающего у древнего инстинкта самосохранения удушливые волны страха. И этот путь, от помоста до двери, соединяла деревянная балка, длиной в сто футов и шириной не больше одного. Лишь промасленный канат, протянутый над ней так, что можно было держаться за него обеими руками, мог бы предотвратить падение в бездну. Мог… Если бы только онасмогла решиться на это. Перейти по узкому бревну, перекинутому через трещину в земле, которая, казалось, вела до самих ворот ада. Она вновь посмотрела себе под ноги, вниз, где свет лампы бессильно растворялся в темноте. Перебороть боязнь высоты и перебраться к двери не представлялось выполнимым. Кристина села на холодный камень, пытаясь отдышаться и привести мысли в порядок. Сердце бешено колотилось, предчувствуя беду.
Я останусь здесь, чтобы не произошло, подумала она, закрывая глаза и представляя себя в другом месте. Далеко отсюда. В туманном лондонском парке, возле столетних вязов под чугунными фонарями. Место, где Рони впервые ее поцеловал. С этим поцелуем, потом она неизбежно сравнивала все прежние, сравнила, и находила их лишенной десятой части тех ощущений, которые она получила в тот вечер. Тогда все казалось возможным. И теперь, в пугающе странном подземелье с запахом ржавого железа и земли, с обрывками человеческой кожи на острых металлических иглах, она почувствовала, как уменьшается, входит в границы ее контроля безумный страх. Мимолетное воспоминание придало сил, заставило иначе посмотреть на обреченное ожидание неминуемой трагедии. Она поставила лампу на пол, крепко схватилась за толстую веревку – она висела как раз на уровне вытянутых рук – и сделала первый шаг на балку. Отдалившись от помоста на несколько футов, она остановилась, сердце теперь не просто колотилось, оно выпрыгивало из груди. А сзади нарастало звяканье железа. Только теперь к нему добавился еще один сухой металлический звук – словно ломались сучья деревьев. На самом деле, это обламывались гвозди, усеивающие стены. Нечто, двигающееся по штольне вслед за ней, играючи переламывало толстые железные штыри.
Господи, когда же это закончится, думала Кристина, судорожно сжимая веревку и шаг за шагом одолевая кажущийся бесконечным путь к двери. Труднее всего было переставлять руги по заскорузлому канату, пальцы с трудом разжимались, не желая даже на одно мгновение потерять спасительную поверхность веревки. И еще, каждый раз, когда она глядела под ноги, чтобы идти дальше, ей приходилось видеть черную пустоту по обе стороны от балки. Чем дальше она удалялась от света лампы, тем труднее было рассмотреть среди наступающей темноты место, куда следовало поставить дрожащую ступню. В какой-то момент времени, она, в очередной раз передвинув ногу, с ужасом осознала, что провалилась в пустоту. Канат так сильно провис, что она ударилась об дерево внутренней стороной бедра. Это ощущение, то чувство, которое испытываешь, когда понимаешь, что спасительная балка под ногами исчезла, и ты висишь над бесконечной пропастью, окруженная мраком и хаосом страшных звуков. Это ощущение чуть было не заставило ее отпустить руки, раз и навсегда покончив с необходимостью что-то делать. Но желание выжить любой ценой все же оказалось сильнее. Полумертвая от пережитого страха, Кристина снова встала на холодное, чуть сырое дерево. До двери оставался жалкий десяток футов, однако ей показалось, что остаток пути она шла целую вечность. Ступив на землю, она долго стояла перед высокой железной дверью. По щекам текли слезы, и она не могла себя заставить отпустить канат. Руки словно примерзли к веревке, спасшей ей жизнь.
На двери был выбит символ в виде круга, поделенного на двенадцать равных частей. Похожий на часы. В одном из этих двенадцати участков находилась еще одна гравюра. Небольшое, в три дюйма высотой, изображение женщины, обнимающей ствол дерева. Отблески пламени лампы, висящей над дверью, отливались на ней темно-красными сполохами. Кристина дернула за ручку. Ничего не произошло. Дернула снова, сильнее, попытавшись провернуть ее в разные стороны. Дверь наглухо закрывала проход, куда бы он ни вел. Это оказалось для нее последним ударом, заставившим бессильно опуститься на холодный камень и разрыдаться, зажмуриваясь и закрывая уши руками. Все зря, и судорожный бег по штольне, и этот безумный поход над глубоким ущельем – все ради того, чтобы прийти к закрытой двери. Чертовой двери, вынуждающей ее оставаться на крошечном пятачке камня, когда из прохода начинало появляться нечто, все это время двигающееся вслед за ней.
Оставленная на помосте лампа тревожным огоньком горела на противоположной стороне пропасти. Позже Кристина подумала, что лучше бы она ее разбила, вылила горючую жидкость и бросила осколки на дно, чтобы темнота скрыла от нее страшное зрелище. Чтобы последующие ночи она смогла спать спокойно, не вздрагивая из-за воспоминаний об увиденном кошмаре. Но лампа продолжала освещать выход из штольни. Металл зазвенел совсем близко, потом раздался глухой удар, словно гигантское существо протиснулось через узкий каменный проход. И она его увидела, увидела образ, едва не лишивший ее рассудка. Огромное бесформенное тело вывалилось из шахты – тело исполинских размеров, лишь отдаленно напоминающее туловище человека. Через белесую складчатую кожу, через бугристые шишковатые мышцы и кости была пропущена сложнейшая система цепей: они пронзали, казалось, каждый дюйм живой плоти чудовища, свисали длинными ржавыми веревками и волочились за ним, издавая жуткое звяканье тысяч железных пазов. Непропорционально маленькая голова уродливым наростом торчала из необьятного тела. Голова ребенка-подростка, обтянутая отвратительной кожей, цвет которой напоминал брюхо морской рыбы. Невидящие глаза, подернутые мутной пленкой, шарили по всему пространству подземных сводов, и когда они останавливались на ней, Кристина готова была закричать от ужаса, но крик, парализуемый страхом, оставался где-то внутри. Монстр перевалился на самый край помоста, его мышцы вздулись, обнажив бледно-розовую плоть между переплетением цепей. Он широко открыл рот, усеянный двумя рядами мелких острых зубов – совсем как пасть у акулы, промелькнуло в ее голове – из его глотки вырвался пронзительный дикий вопль, от которого хотелось убежать, спрятаться и никогда больше не слышать этого звука, так похожего на крик ребенка. Многократно усиленный, с ржавыми нотками бесконечной тоски и ненависти. Так мог бы кричать заблудившийся в глубокой пещере малыш, понимающий в глубине души, что казавшийся таким всесильным мир взрослых не сможет его отыскать, не сможет спасти, и все что ему осталось – бродить в одиночестве по темным пустым коридорам в ожидании смерти. И Кристина тоже вскрикнула. Голова монстра в одно мгновение повернулась в ее сторону.
Господи, он меня услышал, подумала Кристина, чувствуя, как ноги становятся ватными, а по щекам текут слезы. Его ноздри расширились, втягивая в себя воздух – обманчиво легкое движение бугристой руки, и толстая цепь со свистом пронеслась над ее головой, ударив по стене и обрушив на нее поток пыли и мелких камней. Она прижалась к земле, кашляя от едкой пыли, забившейся в нос. Удар оставил на стене длинную борозду глубиной не менее пяти дюймов. Попади он в цель, ее бы перебило пополам. Кристина шарила руками в темноте, всхлипывала, пытаясь найти под столь маленькой площадкой камня, где она лежала, путь для спасения. Новый удар пришелся еще ниже, свист цепи, рассекающей затхлый подземный воздух, оглушил ее, снова посыпались отвалившиеся каменные куски. Один из них до крови рассек голову. Среди бушующего океана ужаса и паники вторглась мысль, что это все, конец, и, следующий полет цепи, конец которой выходил из того места на руке чудовища, где должны быть вены, станет для нее смертельным. Как можно скрыться от твари, чья кровь замещена железом?
Но интуиция не подвела девушку: внизу, на расстоянии вытянутой руки, она ощутила холодное прикосновение металла. Вбитый в стену крюк с привязанным канатом находился в точности под ней, не мешкая, не глядя в бездонную пропасть, она дотянулась до веревки, крепко схватила ее обеими руками и прыгнула вниз. Ладони обожгло трение, и в тот же миг чудовищной силы удар обрушился на площадку. Ту самую площадку, которую она покинула несколько секунд назад. Когда прекратилось осыпание каменных осколков, воцарилась тишина. Единственным звуком, доносящимся до ушей Кристины, было тихое сопение гиганта. Он слушал. И был готов убить любого, кто нарушит эту тишину.
Человек совершает по-настоящему отчаянные, смелые поступки лишь тогда, когда ему нечего терять. Кристина поняла это на собственном опыте, вцепившись в раскачивающийся канат и медленно спускаясь вниз, ожидая, что в любое мгновение ее дрожащие руки могут не выдержать и отпустить веревку. Или сдавленные спазмами страха легкие не вынесут ее кошмарного состояния, и она завопит во весь голос. И этот крик станет для нее последним – так как ни один канат на всем белом свете не выдержит столь сильного удара цепи. Все глубже и глубже погружалась она в темноту, в голове мелькнула мысль, что никакой это не сон, и нужно быть последним глупцом, чтобы назвать это безумие ночным сновидением. В тот же миг Кристина почувствовала, как ее хватает за пояс чья-то рука, тянет к себе. Ее пальцы разжались – она не успела даже вскрикнуть, повалившись на твердую землю. Она лежала на дне широкого прохода, вырубленного в стене. А напротив стояла та девушка, что встретила ее в длинном тоннеле штольни.
– О, я вижу с сомнениями покончено,– сказала незнакомка, разглядывая ее, распростертую на каменном полу, – Прекрасно.
Она подошла ближе, скрываясь в тени так, что ее лицо расплывалось темным неясным пятном.
– Ну что ж, Кристи,– прошептала она, – все только начинается.
– Все верно, – произнес за спиной знакомый голос, – Коридор Наказания. Через него отступники попадали в пыточные камеры.
Кристина вздрогнула от неожиданности, машинально обернулась на звук. Привыкшие к полумраку глаза ослепил огонь лампы – светильник держала девушка, как только Кристина подняла глаза, пытаясь увидеть ее лицо, незнакомка опустила лампу. Тот самый человек, что снился ей прошлой ночью, никаких сомнений. Девушка чуть выше нее, длинные черные волосы, черты лица теперь надежно скрывала тень.
– Посмотри на эти штыри, – сказала она, освещая длинные острые гвозди, усеивающие пол и стены через каждые полфута, – догадываешься, зачем они были нужны?
Кристина прикоснулась к руке в области пореза, на ладони остались пятна крови.
Кто ты? – Спросила Кристина, отступив назад. Земляной потолок, едва сдерживаемый сеткой, весьма ощутимо давил на психику.
Девушка проигнорировала ее вопрос. Она подошла ближе, заставив Кристину снова отшатнуться.
– Ты его слышишь? Слышишь его шаги?
И Кристина услышала. Звук был очень тихим, доносился издалека, рассеивался в скверной акустике штольни. Он никак не напоминал шаги. Скорее, был похож на звон цепей. Как будто кто-то тянет за собой десятки футов железных пут.
Мерзкий звук, сжимающий ее грудь в спазме страха.
– А вот теперь, самое время бежать, – прошептала девушка. Кристина была готова поклясться, что тень, скрывающая лицо незнакомки, прячет за собой жесткую улыбку. И колючие глаза, взирающие на нее с холодным интересом, – Если выживешь, узнаешь больше. Мир второго часа после полуночи не терпит промедления.
Она рассмеялась, бросила лампу ей под ноги и скрылась в темноте шахты. Там, откуда звон железа доносился все отчетливей. Интуиция Кристину никогда не подводила. В это мгновение, все ее существо, ее внутренний голос вопил о необходимости убраться подальше от этого места. Будь под ее ногами железнодорожные рельсы, а где-то сзади поезд надрывным ревом предупреждал бы о своем приближении, и тогда ее страх не шел бы ни в какое сравнение с ужасом, который вызывал далекий звук.
Она подняла лампу, огонек тревожно задергался, Кристина с замиранием сердца следила за его мерцанием. Окажись она в полной темноте, решимость выбраться отсюда была бы заглушена трепетом перед чернотой подземной штольни. Но огонь продолжал гореть ярким пятнышком на почерневшем фитиле, и Кристина сорвалась с места, сначала медленным осторожным шагом, потом все быстрее и быстрее, убегая прочь от того, что приближалось сзади. Приходилось постоянно останавливаться, освещать пол – железные гвозди в изобилии торчали из-под земли. На некоторых из них чернели темно-коричневые клочки, она догадывалась, что это такое, но запрещала себе думать об этом. На это попросту не оставалось сил. Дрожь в ногах усиливалась – услужливое воображение тотчас нарисовало картину падения на острые ржавые иглы, пронзающие тело. Она замедлила шаг, беспрестанно оглядываясь назад. Воздух в шахте становился все холоднее, ее прерывистое дыхание с каждым выдохом несло с собой клубки пара. Тоннель начинал сужаться, сетка вверху проседала под тяжестью земли и едва не касалась головы. Все походило на страшный сон. Штольня не заканчивалась, и за каждым извилистым поворотом тоннеля ее ждал такой же коридор, обнесенный железом и гнилым деревом. Походило на сон. Вот только сухие комки земли, вонзающиеся в голые ступни, вызывали вполне реальную боль. Легкие разрывало от долгой пробежки и ледяного воздуха. А бронзовая ручка лампы так и норовила выскользнуть из руки.
Узкий проход закончился внезапно, Кристина выбежала на деревянный помост, обрывающийся в пропасть – свет выхватил из темноты влажные каменистые стены, уходящие в бесконечные глубины земли. Своды из почерневшего пористого камня, похожие на ребра окаменевшего исполинского животного, поддерживали высокий потолок.
Она увидела небольшую платформу земли по другую сторону от пропасти, железная дверь, к которой она подводила, выглядела в ее глазах символом спасения. Поверни ручку и окажись в своей комнате, под теплым уютным одеялом. Там, где нет скребущего звука за спиной, который звучал все громче и громче, оповещая о приближении чего-то непостижимого. Чего-то, вызывающего у древнего инстинкта самосохранения удушливые волны страха. И этот путь, от помоста до двери, соединяла деревянная балка, длиной в сто футов и шириной не больше одного. Лишь промасленный канат, протянутый над ней так, что можно было держаться за него обеими руками, мог бы предотвратить падение в бездну. Мог… Если бы только онасмогла решиться на это. Перейти по узкому бревну, перекинутому через трещину в земле, которая, казалось, вела до самих ворот ада. Она вновь посмотрела себе под ноги, вниз, где свет лампы бессильно растворялся в темноте. Перебороть боязнь высоты и перебраться к двери не представлялось выполнимым. Кристина села на холодный камень, пытаясь отдышаться и привести мысли в порядок. Сердце бешено колотилось, предчувствуя беду.
Я останусь здесь, чтобы не произошло, подумала она, закрывая глаза и представляя себя в другом месте. Далеко отсюда. В туманном лондонском парке, возле столетних вязов под чугунными фонарями. Место, где Рони впервые ее поцеловал. С этим поцелуем, потом она неизбежно сравнивала все прежние, сравнила, и находила их лишенной десятой части тех ощущений, которые она получила в тот вечер. Тогда все казалось возможным. И теперь, в пугающе странном подземелье с запахом ржавого железа и земли, с обрывками человеческой кожи на острых металлических иглах, она почувствовала, как уменьшается, входит в границы ее контроля безумный страх. Мимолетное воспоминание придало сил, заставило иначе посмотреть на обреченное ожидание неминуемой трагедии. Она поставила лампу на пол, крепко схватилась за толстую веревку – она висела как раз на уровне вытянутых рук – и сделала первый шаг на балку. Отдалившись от помоста на несколько футов, она остановилась, сердце теперь не просто колотилось, оно выпрыгивало из груди. А сзади нарастало звяканье железа. Только теперь к нему добавился еще один сухой металлический звук – словно ломались сучья деревьев. На самом деле, это обламывались гвозди, усеивающие стены. Нечто, двигающееся по штольне вслед за ней, играючи переламывало толстые железные штыри.
Господи, когда же это закончится, думала Кристина, судорожно сжимая веревку и шаг за шагом одолевая кажущийся бесконечным путь к двери. Труднее всего было переставлять руги по заскорузлому канату, пальцы с трудом разжимались, не желая даже на одно мгновение потерять спасительную поверхность веревки. И еще, каждый раз, когда она глядела под ноги, чтобы идти дальше, ей приходилось видеть черную пустоту по обе стороны от балки. Чем дальше она удалялась от света лампы, тем труднее было рассмотреть среди наступающей темноты место, куда следовало поставить дрожащую ступню. В какой-то момент времени, она, в очередной раз передвинув ногу, с ужасом осознала, что провалилась в пустоту. Канат так сильно провис, что она ударилась об дерево внутренней стороной бедра. Это ощущение, то чувство, которое испытываешь, когда понимаешь, что спасительная балка под ногами исчезла, и ты висишь над бесконечной пропастью, окруженная мраком и хаосом страшных звуков. Это ощущение чуть было не заставило ее отпустить руки, раз и навсегда покончив с необходимостью что-то делать. Но желание выжить любой ценой все же оказалось сильнее. Полумертвая от пережитого страха, Кристина снова встала на холодное, чуть сырое дерево. До двери оставался жалкий десяток футов, однако ей показалось, что остаток пути она шла целую вечность. Ступив на землю, она долго стояла перед высокой железной дверью. По щекам текли слезы, и она не могла себя заставить отпустить канат. Руки словно примерзли к веревке, спасшей ей жизнь.
На двери был выбит символ в виде круга, поделенного на двенадцать равных частей. Похожий на часы. В одном из этих двенадцати участков находилась еще одна гравюра. Небольшое, в три дюйма высотой, изображение женщины, обнимающей ствол дерева. Отблески пламени лампы, висящей над дверью, отливались на ней темно-красными сполохами. Кристина дернула за ручку. Ничего не произошло. Дернула снова, сильнее, попытавшись провернуть ее в разные стороны. Дверь наглухо закрывала проход, куда бы он ни вел. Это оказалось для нее последним ударом, заставившим бессильно опуститься на холодный камень и разрыдаться, зажмуриваясь и закрывая уши руками. Все зря, и судорожный бег по штольне, и этот безумный поход над глубоким ущельем – все ради того, чтобы прийти к закрытой двери. Чертовой двери, вынуждающей ее оставаться на крошечном пятачке камня, когда из прохода начинало появляться нечто, все это время двигающееся вслед за ней.
Оставленная на помосте лампа тревожным огоньком горела на противоположной стороне пропасти. Позже Кристина подумала, что лучше бы она ее разбила, вылила горючую жидкость и бросила осколки на дно, чтобы темнота скрыла от нее страшное зрелище. Чтобы последующие ночи она смогла спать спокойно, не вздрагивая из-за воспоминаний об увиденном кошмаре. Но лампа продолжала освещать выход из штольни. Металл зазвенел совсем близко, потом раздался глухой удар, словно гигантское существо протиснулось через узкий каменный проход. И она его увидела, увидела образ, едва не лишивший ее рассудка. Огромное бесформенное тело вывалилось из шахты – тело исполинских размеров, лишь отдаленно напоминающее туловище человека. Через белесую складчатую кожу, через бугристые шишковатые мышцы и кости была пропущена сложнейшая система цепей: они пронзали, казалось, каждый дюйм живой плоти чудовища, свисали длинными ржавыми веревками и волочились за ним, издавая жуткое звяканье тысяч железных пазов. Непропорционально маленькая голова уродливым наростом торчала из необьятного тела. Голова ребенка-подростка, обтянутая отвратительной кожей, цвет которой напоминал брюхо морской рыбы. Невидящие глаза, подернутые мутной пленкой, шарили по всему пространству подземных сводов, и когда они останавливались на ней, Кристина готова была закричать от ужаса, но крик, парализуемый страхом, оставался где-то внутри. Монстр перевалился на самый край помоста, его мышцы вздулись, обнажив бледно-розовую плоть между переплетением цепей. Он широко открыл рот, усеянный двумя рядами мелких острых зубов – совсем как пасть у акулы, промелькнуло в ее голове – из его глотки вырвался пронзительный дикий вопль, от которого хотелось убежать, спрятаться и никогда больше не слышать этого звука, так похожего на крик ребенка. Многократно усиленный, с ржавыми нотками бесконечной тоски и ненависти. Так мог бы кричать заблудившийся в глубокой пещере малыш, понимающий в глубине души, что казавшийся таким всесильным мир взрослых не сможет его отыскать, не сможет спасти, и все что ему осталось – бродить в одиночестве по темным пустым коридорам в ожидании смерти. И Кристина тоже вскрикнула. Голова монстра в одно мгновение повернулась в ее сторону.
Господи, он меня услышал, подумала Кристина, чувствуя, как ноги становятся ватными, а по щекам текут слезы. Его ноздри расширились, втягивая в себя воздух – обманчиво легкое движение бугристой руки, и толстая цепь со свистом пронеслась над ее головой, ударив по стене и обрушив на нее поток пыли и мелких камней. Она прижалась к земле, кашляя от едкой пыли, забившейся в нос. Удар оставил на стене длинную борозду глубиной не менее пяти дюймов. Попади он в цель, ее бы перебило пополам. Кристина шарила руками в темноте, всхлипывала, пытаясь найти под столь маленькой площадкой камня, где она лежала, путь для спасения. Новый удар пришелся еще ниже, свист цепи, рассекающей затхлый подземный воздух, оглушил ее, снова посыпались отвалившиеся каменные куски. Один из них до крови рассек голову. Среди бушующего океана ужаса и паники вторглась мысль, что это все, конец, и, следующий полет цепи, конец которой выходил из того места на руке чудовища, где должны быть вены, станет для нее смертельным. Как можно скрыться от твари, чья кровь замещена железом?
Но интуиция не подвела девушку: внизу, на расстоянии вытянутой руки, она ощутила холодное прикосновение металла. Вбитый в стену крюк с привязанным канатом находился в точности под ней, не мешкая, не глядя в бездонную пропасть, она дотянулась до веревки, крепко схватила ее обеими руками и прыгнула вниз. Ладони обожгло трение, и в тот же миг чудовищной силы удар обрушился на площадку. Ту самую площадку, которую она покинула несколько секунд назад. Когда прекратилось осыпание каменных осколков, воцарилась тишина. Единственным звуком, доносящимся до ушей Кристины, было тихое сопение гиганта. Он слушал. И был готов убить любого, кто нарушит эту тишину.
Человек совершает по-настоящему отчаянные, смелые поступки лишь тогда, когда ему нечего терять. Кристина поняла это на собственном опыте, вцепившись в раскачивающийся канат и медленно спускаясь вниз, ожидая, что в любое мгновение ее дрожащие руки могут не выдержать и отпустить веревку. Или сдавленные спазмами страха легкие не вынесут ее кошмарного состояния, и она завопит во весь голос. И этот крик станет для нее последним – так как ни один канат на всем белом свете не выдержит столь сильного удара цепи. Все глубже и глубже погружалась она в темноту, в голове мелькнула мысль, что никакой это не сон, и нужно быть последним глупцом, чтобы назвать это безумие ночным сновидением. В тот же миг Кристина почувствовала, как ее хватает за пояс чья-то рука, тянет к себе. Ее пальцы разжались – она не успела даже вскрикнуть, повалившись на твердую землю. Она лежала на дне широкого прохода, вырубленного в стене. А напротив стояла та девушка, что встретила ее в длинном тоннеле штольни.
– О, я вижу с сомнениями покончено,– сказала незнакомка, разглядывая ее, распростертую на каменном полу, – Прекрасно.
Она подошла ближе, скрываясь в тени так, что ее лицо расплывалось темным неясным пятном.
– Ну что ж, Кристи,– прошептала она, – все только начинается.
..5..
Мышцы рук нестерпимо ныли, ладони обжигали свежие мозольные ожоги, оставленные веревкой. Звон в ушах напоминал гудение трансформатора. Кристина с трудом поднялась на ноги, чувствуя, как холод каменных плит все еще остается в теле.
– Здесь есть второй путь,– произнесла девушка, все так же оставаясь в тени, – три мили в обход пропасти. Каких-нибудь полчаса, и Цепень снова тебя найдет. Он очень голоден. И разъярен.
– Цепень? – переспросила Кристина, хотя ее разум отлично понял, о комговорила незнакомка, – Кто ты, и что я делаю в этом чертовом месте? Что вообще происходит?
Голос сорвался на крик, и она закашлялась, в горле першило от затхлого подземного воздуха. Вспышка гнева ее полностью опустошила. Коридор, где она оказалась, был более внушительных размеров, чем узкая шахта. Ровными прямыми линиями он уводил вглубь скалы, на стенах висели тлеющие факела, света которых едва хватало на освещение искусных каменных барельефов, покрывающих стены до самого потолка. Кристина взглянула на один из них и невольно отшатнулась. Неподвижные фигуры, высеченные на камне, изображали процесс казни. Человек в сутане занес длинный острый предмет над головой жертвы, лицо которой навеки застыло в гримасе страдания и страха. Была ли это игра света и тени, либо ее измученный рассудок спроецировал внутренние переживания на реальность, но в жертве она с ужасом узнала себя.
– Здесь есть второй путь,– произнесла девушка, все так же оставаясь в тени, – три мили в обход пропасти. Каких-нибудь полчаса, и Цепень снова тебя найдет. Он очень голоден. И разъярен.
– Цепень? – переспросила Кристина, хотя ее разум отлично понял, о комговорила незнакомка, – Кто ты, и что я делаю в этом чертовом месте? Что вообще происходит?
Голос сорвался на крик, и она закашлялась, в горле першило от затхлого подземного воздуха. Вспышка гнева ее полностью опустошила. Коридор, где она оказалась, был более внушительных размеров, чем узкая шахта. Ровными прямыми линиями он уводил вглубь скалы, на стенах висели тлеющие факела, света которых едва хватало на освещение искусных каменных барельефов, покрывающих стены до самого потолка. Кристина взглянула на один из них и невольно отшатнулась. Неподвижные фигуры, высеченные на камне, изображали процесс казни. Человек в сутане занес длинный острый предмет над головой жертвы, лицо которой навеки застыло в гримасе страдания и страха. Была ли это игра света и тени, либо ее измученный рассудок спроецировал внутренние переживания на реальность, но в жертве она с ужасом узнала себя.