Обер Брижит. Потрошитель

   Злобно на нее зыркнув, старый дурак снова уселся подле своей кислой топ-модели. В это время Мелани тщетно пыталась найти Дамьена, затаившегося где-то в туалете.
   Джоанна со вздохом прикончила свою текилу «бум-бум». С Камелем она особо и не гуляла. Той ночью он попросту затащил ее в тачку, сразу же после того как пай-девочка Мелани отправилась восвояси. Они остановились за Палм-Бич, на пустынной автостоянке. Но когда они собрались обратно, их развалюха больше не заводилась. Великодушный Камель вызвал по мобильнику такси и отправил Джоанну домой, прежде чем ее отец успел переполошить полицию. «Я постерегу тачку, — объяснил он ей. — Это же машина Дамьена… »
   Улыбнувшись, она помахала ему рукой из открытого окна. Отъезжая, она заметила, как рядом с Камелем, ослепив ее фарами, остановилась другая машина. «Ну вот, сейчас ему помогут», — зевнув, подумала она.
 
   Усаживаясь на место, Жан-Жан еще не знал, что беседовал с главным свидетелем. «А если мои близняшки вырастут и превратятся в двух идиоток по метр семьдесят ростом, проколотых всякой ерундой с головы до пят? — думал он. — Пусть только попробуют! В церковном приюте сгною!»
   Лола флегматично потягивала апельсиновый сок. Ей очень нравился этот джаз и шум вокруг, который мешал им поддерживать разговор. Жаль все-таки, что Жанно не закатили оплеуху. Вот бы смеху было!
   Лоран умирал со скуки. Мимо проходили смеющиеся галдящие компании. Из клацающей железной двери бара то и дело вырывались раскаты джаза. Он в сотый раз поменял радиостанцию и попытался со средоточиться на дебатах по поводу современной экономики.
 
   Марсель беспокойно ворочался во сне. Когда они входили в квартиру, там надрывался телефон. Он снял трубку. Мари Перен. В 23 часа! Ей одиноко. Как на счет того, чтобы посидеть где-нибудь?
   Он покосился на Надью, которая устанавливала гладильную доску перед телевизором.
   — Гм… просто я не один… — пробормотал Марсель, вокруг которого гоняли пакетик из-под чипсов.
   — Кто это? — спросила Надья.
   — Да так, коллега…
   — Что, теперь и по ночам будут трезвонить?
   — Я сейчас объясню…
   — У тебя что, кто-то есть? — удивилась Мари на другом конце провода.
   — Да, в своем роде…
   — Папа! Па-а-ап!
   — Ладно, пока. Развлекайтесь — у вас там, гляжу, не соскучишься…
   Он вздохнул и повесил трубку. Неожиданно ему захотелось остаться одному, посидеть где-нибудь на террасе и попить пива — без детей, которых нужно укладывать в постель, вообще без какой-либо расписанной наперед программы. Что это? Ностальгия по холостой жизни? По юности?
   Вскоре он забылся, но сон его был беспокойным: вездесущие сандалии священника, разбитое лицо юного Диаза и волны джазовой музыки, в которых тонут крики мальчика.
 
   Папа-Вскрой-Консервы проскользнул в темное прокуренное помещение и прищурился. Из репродукторов струилась «The Jumplin'Jive» Кэба Кэлловэя. Тихонько нащелкивая ритм, он двинулся к стойке. Там сидела ДЕВИЦА ТОГО, ИЗ «ШАВЕРМЫ». Вместе с другой девицей — ТОЙ, СО СТОЯНКИ. Когда он подходил к ТОМУ, ИЗ «ШАВЕРМЫ», он ясно разглядел ее в свете своих фар.
   Опасны ОБЕ ДЕВИЦЫ.
   Он облокотился о стойку рядом с Мелани и махнул бармену:
   — Одну кока-колу, пожалуйста.
   Никакого алкоголя. Алкоголь нельзя. Он — для ВЗРОСЛЫХ. К тому же от него БОЛЕЮТ и ДУРЕЮТ, а он не дурак.
   Глубоко вздохнув, он навесил улыбку:
   — Могу я вас чем-нибудь угостить, девушки?
   Девица с заколками смерила его пристальным взглядом. Да, комплексами этот старикашка в смокинге не страдает. Но, кажется, безобидный: рокерские очочки, бородка…
   — Мне текилу, пожалуйста. А тебе чего, Мелани?
   — Ничего. Спасибо.
   «Никогда не принимай выпивку от незнакомых мужчин, — заповедь мамы. — Все, что они хотят, — это вычерпать взамен твой энергетический источник».
   «ЧУЧЕЛО. Посмотрим на твой ВЫПЕНДРЕЖ, когда Папа-Вскрой-Консервы засадит тебе свой СПЕЦИАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ. Куда поглубже».
   Он улыбнулся и, не моргнув глазом, заказал текилу.
   — Вы музыкант? — спросила Джоанна.
   Ей-то откуда известно? Что, уже на хвост сели? Он нервно кивнул.
   — На чем играете?
   «На КИШКАХ!» — чуть было не ответил он.
   — На пианино.
   — Правда? Классику, что ли?
   — Когда как. Моцарта… Элтона Джона — по настроению.
   Ах, если бы Франсин слышала! Он поддерживает самый настоящий разговор, причем без единой ГЛУПОСТИ.
   СЛАВНАЯ Франсин, от которой он избавился с помощью своей верной Тележки, распихав самые здоровые куски по мусорным бакам, а части, которые по виду не распознать, разбросал по городским скверам, к вящей радости кошачьего народца.
   — Все кошек бездомных кормим? — еще проворчала соседка снизу, встретившись с ним на лестнице. — Лучше бы их стерилизовали!
   — Ну да, вместе с некоторыми болтушками… — сладко откликнулся он.
   Соседка пожала плечами и полезла в свою берлогу, откуда денно и нощно лучился голубоватый свет телевизора и несло хлорным отбеливателем. УЛИТКА замужем за слизняком.
   Он снова сосредоточился на девушках. «ШАВЕРМА» разглядывает танцплощадку; «СТОЯНКА» искоса поглядывает на него.
   — Терпеть не могу мужиков, которые клеят малолеток! — сказал Жан-Жан, указав на бородатого типа в смокинге, облокотившегося о стойку бара.
   — А он ничего… — заметила Лола.
   — Кто? Он? В этом ископаемом фраке?
   — Не знаю. По мне, так он классный.
   — Да и вид у него какой-то обколотый.
   — Это потому, что он бледный.
   — Не всем же по пляжам таскаться.
   — Что, простите?
   — Ничего, я хотела бы еще стаканчик, если это не дорого.
   Жан-Жан сделал знак гарсону. Вот, значит, кто ей нравится: анемичные пижоны, подсевшие на героин.
   Да и девицы, кажется, к нему неравнодушны. Особенно засранка с пирсингом.
   Будто почувствовав, что речь идет о нем, тип обернулся и посмотрел в глаза Жанно.
   Бог ты мой… Да это же он, Охотник. И только что опять кого-то разделал. Нутром чую.
   — Черные очки в ночном кабаке! — проворчал Жан-Жан, отвернувшись.
   — Может, у него глазная болезнь какая-нибудь, — предположила Лола.
   — Ну да, острый фигляроз!
   Брехун, куда тебе до женской интуиции! Ой, чего это она? Пошла куда-то?
   — Сейчас вернусь. Простите, — бросила Лола, на правившись к туалету.
   — Опять! Прямо фонтан какой-то! — процедил Жан-Жан. — Мало того что фригидна, так еще с недержанием!
   Этот вульгарный брюнет на него зырил. Он говорил о нем со своей спутницей — КРАСИВОЙ блондинкой. Кажется, он не в духе. Он хочет женщину, а женщина его не хочет. Об этом в ней говорит все: спина, руки, вообще все тело. Даже манера пить. Теперь он глядит на часы. Открывает бумажник, достает деньги расплатиться. Карточка какая-то с триколором. Что? ЛЕГАВЫЙ?
   Он почувствовал, что вот-вот ударится в панику. Как тогда, когда сжимаются стены и приходится КРИЧАТЬ.
   Нет, ни в коем случае — глоток кока-колы, еще и еще. Вот. Сглотнуть. Теперь — дыхание… Он просто пьет кока-колу, как ВСЕ, с двумя ДЕВУШКАМИ.
 
   Лола лихорадочно искала в сумке гигиенический тампон. Наконец-то! На два дня раньше срока. С тех пор как, поддавшись порыву, она перестала принимать противозачаточные пилюли, ее цикл совершенно расстроился.
   Опять! Как я это ненавижу: садиться, чтобы пописать! Ну чего она там копается? Ого! Кровищи-то! Кровищи! Ранена, что ли? Неужели и нас проткнули? Тьфу, идиот! У нее ж ее кап-кап-кап. Фу-фу-фу. Давненько я кровушки не пил. Всегда было интересно, как эти машинки фунциклируют. Вечный вопрос! Может, своими месячными излияниями они хищников и притягивают. Может, это у них знак какой. Хоп, уходим.
   Лола подсела к зевающему Жанно, который тут же к ней наклонился.
   Мужчина клонится к женщине. У него под мышкой что-то топорщится. Точно, ЛЕГАВЫЙ. За ним? Но как он узнал? Ведь про него никто не знает. Он вне всяких подозрений. ЛЕГАВЫЙ может быть здесь из-за наркотиков. Или чтобы поразвлечься с ХОЛОДНОЙ ЖЕНЩИНОЙ. ЛЕГАВЫЙ на него больше не смотрит. Он вздыхает и смотрит на грудь женщины.
   Он отпил кока-колы и вспомнил, как один-единственный раз случилось с ЖЕНЩИНОЙ у него. Он был еще молод и хотел ПОПРОБОВАТЬ. Все только об этом и говорили, а тут еще Грэнни переехала в свою громадную могилу в недрах сырой земли.
   Та женщина пользовалась теми же ДУХАМИ, что и Грэнни. Они пошли в машину, он лег на нее и попытался сделать как в кино, но женщина не вскрикивала и вообще ничего не делала, она была ПЬЯНОЙ и со смехом таращила глаза. Тут его тело стало напрягаться, это вытянулось, ему сделалось как-то БОЛЬНО, потом ему стало СТРАШНО — страшно погружаться в ее влажную дыру, но тут — хоп, и из него что-то брызнуло, он скрючился как в лихорадке, и все было КОНЧЕНО. Он поднялся, чтобы отойти, но она увидала его БУЛАВКИ и ЗАОРАЛА: «Какой КОШМАР!»
   Он наскоро натянул штаны, выскочил из машины и услышал ее смех, смех ГРЯЗНОЙ ПЬЯНИЦЫ.
   Тогда он решил, что будет любить их по-своему. На горячий манер Папы-Вскрой-Консервы. До самой глубины их НУТРА. Он стал покупать специальные журналы, смотреть определенные фильмы, слушать, как кричат женщины, когда их истязают. А затем брал свою ФОТОГРАФИЮ, вставал перед ней на колени и, не замечая впившихся в них кнопок, истово крестился и молился. Когда он ЕГО найдет, все будет кончено. ОН погладит его по головке и отведет к Грэнни.
   — Я пошла. Мне пора, — сказала Мелани.
   — Уже? — возмутилась Джоанна.
   — Да, пока.
   Спокойно. У него есть АДРЕС. Он навестит ее в другой раз. СКОРО.
   — Еще текилы?
   — С радостью. А вы что, не пьете?
   — Нет, у меня обет.
   Джоанна недоуменно уставилась на собеседника. Этот тип действительно был того.
   — Обет? Какой обет?
   — Я не могу сказать, пока его не выполню.
   — Вы что, смеетесь?!
   «Смеяться»? НИКОГДА.
   — Нет, я серьезно. — Он взглянул на часы. — Ладно, я пошел. Подбросить вас куда-нибудь?
   Она покачала головой:
   — Нет, у меня скутер. Спасибо.
   — Может, в другой раз?
   Она ничего не ответила и только улыбнулась, блеснув жемчужиной на розовом язычке.
   «А ведь у них родственные души», — подумал он и, не оборачиваясь, проследовал к выходу. Ей очень ПОНРАВИТСЯ Папа-Вскрой-Консервы.
   Джоанна неспеша допивала текилу. Она рассчитывала, что Дамьен подойдет к ней поболтать, но тот охмурял какую-то белобрысую бабу с размалеванными рыбьими губами.
 
   Лоран резко открыл глаза. Надо же — на несколько секунд отключился. Только на несколько секунд. Он зевнул и вгляделся в мрак на улице. Никого.
   Жан-Жан в очередной раз посмотрел на часы. Ладно, хватит попусту тратить время. Лола корчит из себя устрицу с закрытыми створками, а ему безумно хочется спать: в восемь начинают верещать и выяснять отношения близняшки, а у него голова будет раскалываться с перепоя.
   — Ну что, по домам? — провозгласил он, засовывая сдачу в карман.
   Не дождавшись окончания этой процедуры, Лола уже направилась к выходу. «Не скоро же ты собрался! Вот вам и субботний вечер! Легкий и радостный, как дождливое воскресенье!»
   Они вышли на улицу. Начинало светать. Мерье видел, как они сели в машину, которая буквально сорвалась с места, чиркнув шинами по асфальту. Что ж, пора и ему. Он включил зажигание, краем глаза отметил, что вышедшая из бара девушка садится на скутер, и машинально убедился в том, что за ней никто не последовал. Все хорошо. Можно ехать. Он включил передачу и помчался вперед. В зеркале заднего вида девчонка надевала шлем и трогалась с места. Зажегся зеленый свет, он повернул за угол и потерял ее из виду.
   Джоанна уже спускала скутер с тротуара, как вдруг на ее запястье легла чья-то рука. Стремглав обернувшись, она успела заметить смокинг и почувствовала, что в ее шею под шлемом что-то воткнулось. Нападавший обхватил ее руками и притянул к себе. Кричать было невозможно: ее лицо вжалось в грудь мужчины, как будто они обнимаются. Штуковина, впившаяся в горло, причиняла дикую боль. Рот наполнился какой-то жидкостью. «Кровь? — подумала она, ощущая, как из ее затылка вылезает острие. Кровь. Я ранена…»
   Мужчина оседлал скутер за ее спиной, прижал ее ладони к рулю и покатил оцепеневшую девушку вдоль тротуара. Повернув на смежный переулок, он остановился за громадным мусорным контейнером из серой пластмассы.
   Ее майка набухала от стекавшей изо рта крови. Мужчина взялся за торчащее из шеи острие и тихонько его повернул. Несмотря на пронзившую ее дикую боль, кричать она была не в силах. Попытавшись сопротивляться, Джоанна взмахнула руками, но он с легкостью перегнул ее через руль. Не осознавая тяжести своего ранения, она принялась молиться: «Только бы не изнасиловали!»
   Папа-Вскрой-Консервы залез во внутренний карман тщательно отглаженного пиджака и достал острый как бритва рыбацкий нож.
   Папа-Консервы-Вскрой,
   Пляс начинается твой.
   Полчаса спустя он уже заталкивал тело в мусорный бак, застегивал пиджак и пробирался вдоль стен к порту.
   Сделал ДЕЛО — гуляй смело!
   По пути ему попалась драная черная кошка, которая тут же прыснула под машину. Он присел на корточки: «Иди ко мне, киса, ну!» Под решетку радиатора шмякнулась горсть требухи. Из темноты моментально вылетела когтистая лапа и сцапала кусок кишки.
   Папа-Вскрой-Консервы улыбнулся, встал и под урчащее чавканье из-под капота пошел дальше.
 
   Сладко зевнув, Лола бросилась на кровать. Уф! Спасена! Волосатые лапы Похотливого Чудовища рыскали впустую. Она потянулась, сделала несколько пассов тай-цзы, чтобы расслабиться, поцеловала розового плюшевого мишку, заверив его, что он единственный мужчина в ее жизни — воспоминания о предыдущем мишке уже успели развеяться, — и заснула, представляя, как она налетает с мечом на Потрошителя и крошит его на равные аккуратные дольки.
   Баю-баю — вдаль, родная! В колыбели грез — морем кровавых слез.
   Тип-то, в очках черных, — да от него ж кровью разило, смертью: мне ль его не узнать — сладостный запах рыскающей смерти! Только вы ничего не чуете! Ну что ж, тогда отсыпайтесь. Завтра утром — ах-ах-ах! — вас ждет приятный сюрприз!
   Жан-Жан захрапел, едва его голова коснулась по душки. А разбуженная им жена, пытаясь заснуть, всю ночь ворочалась с боку на бок.
   Папа-Вскрой-Консервы скинул тяжелый от крови смокинг и швырнул его в пакет для мусора. Затем вытянулся на голом матрасе и, лязгая зубами, затрясся в страшном ознобе, который он, как правило, успокаивал, втыкая в себя кнопки.
   Не отпускал озноб и скорчившегося от боли в животе Иисуса. Его скрутило после того, как он увидел, что сделал убегавший человек с брошенной в мусорный бак девушкой. Иисуса тут же вывернуло наизнанку, и он со всех ног кинулся наутек — подальше от этого трупа. Он все бежал и бежал, с трясущимся на тощих плечах рюкзаком, бежал до потери дыхания — туда, к порту, к спасительному свету его фонарей, к ласковому свету пивных и пиццерий, бежал, не в силах остановить безостановочно крутящуюся в голове сцену.
 
   Он подошел в тот самый момент, когда человек приподнимал крышку помойки и заталкивал тело внутрь. В нем словно что-то щелкнуло: молчи, не шевелись, слейся с этой бездушной стеной.
   Конечно же, перед ним был кошмар его снов — человек с сияющими глазами, на сей раз в непроницаемых очках, отражавших желтый свет фонаря и бледное лицо юной покойницы.
   И вот теперь, сжавшись в комок возле фонтана, он смотрит, как тихо покачиваются яхты, и слушает тихое журчание воды, а руки, исполосованные шрамами, крепко сжимают Друга Бобо.

9

   Динь-динь-дон, динь-динь-дон.
   Марсель ошарашенно приоткрыл один глаз. За окном бесновались колокола. На часах — подаренном кем-то из малышей будильнике в виде «ламборгини» — уже десять!
   Выпутавшись из скомканных простыней, он натянул плавки, футболку и прошел на кухню.
   Никого. На банке с клубничным вареньем записка. Аккуратный почерк Надьи: «Мы на рынке. Будить не стали. Целую».
   Марсель отложил бумажку, зевнул и плеснул себе апельсинового соку. Как плохо сегодня спалось! Он по инерции сжевал персик, достал натуральный йогурт — есть, в общем-то, не хотелось. Какое-то тяжелое предчувствие. По пути в гостиную он едва не кувырнулся на подвернувшейся под пятку машинке. Крепко выругавшись, он включил радио и стал настраиваться на местную частоту. Истерический призыв скорее бежать за какой-то фигней… экстатическое заклинание потратить сто франков с гарантированным возвратом пятнадцати…
   Динь-дон, динь-дон
   Из-за возобновившегося колокольного звона он едва не пропустил информацию, скользнувшую между очередным обвинением какого-то министра и метеосводкой: «… ужасная находка в тупике по улице Габр: сегодня утром здесь в мусорном контейнере обнаружили тело девушки. На данный момент полиция воздерживается от всяких комментариев».
   Нутро будто ошпарило выпитым соком. Марсель выключил приемник и бросился одеваться, одновременно набирая номер полиции.
   — Полицейское управление. Слушаю вас.
   — Привет, это Блан. Тони, ты, что ли?
   — Здорово, Марсель! Как дела?
   — Отлично, скажи, что там с убитой девушкой?
   — Дрянь дело. Жанно рвет и мечет от бешенства, — прошептал Тони. — На девчонке-то живого места не осталось. Ее один тип нашел, когда мусор выносил.
   — Личность определили?
   — Да, при ней были все ее документы: некая Джоанна Кемпо, лицеистка. Едва шестнадцать исполнилось! Рядом ее скутер стоял — тоже весь в кровище. И деньги в сумке остались.
   — Есть зацепки?
   — Ничего! Об этом Жанно с парижанином у лифта болтали. Парижанин-то с такой мордой кривой явился! Должно быть, совсем не спал, бедолага!
   — Держи меня в курсе…
   — Ого, тебя уже инспектором назначили?
   — Как только меня им назначат, я тебя в Дюнкерк переведу.
   — Класс! Мидии по воскресеньям трескать? Ладно, тут народ появился. До скорого.
   Марсель чистил зубы и думал о девушке. Почему ее убили? Из-за денег? Нет — их не взяли. Из-за скутера? Он был на месте. Чтоб изнасиловать? Экспертиза покажет. Точно, чтоб изнасиловать, решил он, спускаясь по лестнице. На телевизоре белела записка: «Решил прогуляться. Буду к обеду! P.S.1. Никакого телевизора! Сделать все уроки! P.S.2. Не сделаете — пляж отменяется».
   Пять минут спустя он уже входил в комиссариат. Тони, низенький усатый здоровячок, ломал голову над графой декларации, касающейся телевизора.
   — Ты-то как, задекларировал? — спросил он у Марселя.
   — У меня нет телевизора, — ответил тот.
   — Ишь ты какой! А если домой заявятся?
   — Да говорю же — нет его у меня! Аквариум вместо него купил — гораздо интереснее и детей развивает. Плюс своя рыбка по воскресеньям, на рынок ходить не надо.
   — Дурак ты, Марсель, — прыснул Тони, прикрывшись декларацией.
   — Они наверху? — спросил тот, ткнув в потолок пальцем.
   — Срочное совещание. Даже Мартини позвонил. Только что с Жанно его соединял.
   — С другими убийствами связь усматривают?
   — Понятия не имею. Думаешь, тут перед лифтом пресс-конференция была? Примчались с вытянутыми мордами — и все. Даже Клаудиа Шифер.
   — Тинарелли?
   — Десять минут как влетела: волосы дыбом, блузон нараспашку…
   Марсель передернул плечами — сейчас в голове только сисек Тинарелли не хватало!
   — Дополнительной информации о жертве не поступало?
   — Ну достал! Гони сто франков — и слушай!
   — Что?
   — Сначала сто франков! — повторил Тони, приподнимая трубку коммутатора.
   Марсель порылся в кармане рубашки и протянул ему скомканную банкноту.
   — Тсс! — выпучив глаза, прошипел Тони, прижал трубку к его уху и нажал кнопку.
   — Это катастрофа! — орал в Марселево ухо Мартини. — Газетчики нас с дерьмом смешают!
   — Спокойно, патрон, мы его схватим! — защищался Жанно.
   — Вы что, хотите сказать, что это опять он, ваш хренов Потрошитель? Оставьте, Жанно. Подумайте о старых добрых насильниках.
   — Но… проблема в том, что ее разрезали надвое и выпотрошили, как и три предыдущие жертвы.
   Слух Марселя резанул скрежет фарфоровых зубов комиссара.
   — Нас поимели! — изрек он. — Как, штрафы еще не разучились выписывать?
   — Там все затоптано его следами! — жарко запротестовал Жанно. — Сорок второй размер. Мужские туфли, классические, на каучуковой подошве…
   — Жанно, — слащаво оборвал его Мартини, — где это вы видели, чтобы убийц задерживали исходя из того, какая у них обувь?! В романах?
   — Ну… по телевизору… — неуверенно предположил Жанно.
   — Вот именно. Мне плевать на размер его ботинок, выбранных где-нибудь в супермаркете из двухсот пяти десяти трех миллионов точно таких же пар. Меня интересуют отпечатки его пальцев, Жанно, цвет глаз, размер плавок, структура ДНК, фотография, фамилия… Вот что мне нужно!
   Бац!
   — Вот срань! — проворчал Жанно, бросив трубку.
   Тони затаил дыхание и поставил прочерк в графе
   «Телевизор». Первый шаг к пропасти безоглядной криминализации.
   — Спасибо, — поблагодарил Марсель задыхающегося от волнения «оборотня» Тони.
   Он подошел к автомату с прохладительными напитками, сунул в щель монету, выудил банку кока-колы и принялся лениво цедить ее, остановившись в проеме застекленной двери.
   Тот же самый убийца, и ни одной зацепки: кошмар!
   Значит, он не всех в море бросает. Методы, что ли, разнообразит? Интересно, как он работает — импульсивно или по определенному сценарию? Мужчин — в море, женщин — на помойку? Были ли у него еще женщины? Может, он насиловал свои жертвы в распоротый живот?
   Марсель подавил отрыжку от кока-колы. Хлопок по плечу. Жанно. Прорезанный глубокой морщиной лоб, горестные складки в углах губ.
   — Вы в курсе, Блан?
   — Да, шеф.
   — Этот говнюк у меня уже в заднице сидит!
   — Комиссар? — изумленно прошептал Марсель.
   — Да нет, Потрошитель! Такое свинство устроить! — добавил он, гадливо скуксившись. — Выпотрошил и все лицо изуродовал! А тут еще голова трещит…
   — А что ваша засада с Тинарелли? — форсировал деликатную тему Марсель, положившись на свои особые отношения с Жанно.
   — Швах! Причем с продолжением. Мы только что разбудили дудочника и выпытали наконец имя девицы, которую клеил Камель. Сказали, что будет молчать — сядет сегодня же после обеда. Так вот, он раскололся! И кем бы, вы думали, она оказалась?
   Тут Жанно выдержал театральную паузу, рассчитанную на изумленное «Ка-а-а-ак?»
   — Вот именно! Джо-ан-ной! — отчеканил он, уперев указательный палец в мощную грудь Марселя.
   — Так ведь Аллауи-то не мог ее убить! — удивился тот.
   — Ха! Ха! Смешно, Блан! Что, опять в ударе? Признавайтесь! Аллауи, конечно, не мог ее убить — с ней по какой-то причине мог расправиться убийца Аллауи. Может, она его видела!
   — На стоянке… — закончил Марсель, с треском раздавив банку из-под кока-колы.
   — Точно. Получается так: Мелани возвращается домой около двух. Полчаса спустя Камель цепляет Джоанну, и с тех пор о нем ни слуху ни духу, покуда на этого пловца не натыкаются в понедельник утром. Нет чтобы этот засранец раньше разговорился! — прорычал Жанно.
   — Думаете, он тут как-то замешан?
   — Скоро узнаем. Мы к нему через десять минут собираемся. Надеюсь, пока никуда не смоется.
 
   — А здорово в «Квантико» с сорок вторым номером подгадали? — гордо осведомился подоспевший из лифта Лоран, облаченный в белые с иголочки бермуды, из которых торчали такие бледненькие, такие тоненькие лодыжки, что у Марселя сердце сжалось от жалости.
   — Супер! Теперь только объявление в розыск по газетам рассылай! Куда там эта Тинарелли провалилась?
   — Она в туалете, — процедил Лоран.
   — Эх, женщины, женщины! Все бы им писать!
   И тут перед ними возникла Лола: сияющая, со свежим макияжем и крошечным пластырем на чуть припухшем носике. Солнце ласково осветило пышную шевелюру, задорно поигрывая в глубине ее огромных ясных глаз.
   Ну чего вылупились, волхвы с Востока?! Прям как диабетики на шоколадку!
   — Едем! — скомандовал Жанно, очнувшись от мимолетного ступора.
   Марсель, которому предстояла воскресная дегустация таджины^[31] с лимоном, с завистью смотрел на стажеров, проворно скрывшихся в «БМВ» шефа.
 
   В 12.15 Дамьен Феллегара безучастно провожал отъезжавших легавых. Ему по сто раз задавали одни и те же вопросы, перерыли все его башмаки, угрожали анализом крови, закрытием бара; он выложил все, что знал, и на прощание его знакомый коренастый брюнет назвал его куском дерьма.
   — Это из-за тебя ее убили, — плюнул легавый ему в лицо и сунул под нос свою гадостную фотографию. — Из-за тебя и твоей трусости с ней сделали это!
   Это. Как вообще было возможно это — то, что он увидел на фотографии с места преступления? Тип, сделавший это, конечно же, был под каким-то чудовищным демонским кайфом. Да-да, демон в человеческом обличье, конкурент Фредди Крюгера, вылезший из самого леденящего кошмара!
   Дамьен бросился на кровать и затрясся в рыданиях.
   — Итак, убийца не Феллегара, ибо у Феллегары нога сорокового размера, — кряхтел Мерье, залезая на заднее сиденье, после того как любезно уступил Лоле место спереди.
   — Новое в этом деле — «герыч», — отметил Жанно. — Теперь мы знаем, что им баловались Шукрун и малышка Джоанна. Да и причастность Диаза меня бы не удивила.
   — А как быть с Аллауи? Он-то не баловался! — возразила Лола, отодвигая голую коленку от рычага коробки передач.
   Жанно скептически отмахнулся. Связь убийств с наркотиками его одновременно удовлетворяла и успокаивала.