Страница:
Последние два дня характеризуются вечерними процессиями, напоминающими наш карнавал. Группы замаскированных и музыкантов ходят по улицам, заворачивают в дома и получают угощение. Последний вечер оканчивается процессиями с разноцветными фонарями разной формы и величины, прикрепленными к палкам, особенно часто изображающими части тела дракона. Сочетание восьми фонарей, из которых первый имеет форму головы дракона, средние — его туловища и последние — его хвоста, особенно замечательно; покачиваньем палок имитируются змееобразные изгибы чудовища, плывущего над головами восхищенной толпы.
Интересно отметить, что, наблюдая уличную толпу во время новогодних праздников в Хойсяне, я ни разу не видел пьяных, которые составляли обязательную и отталкивающую черту праздничных дней в городах и селах царской России. Китайцы в массе народ трезвый, а напившийся на какойнибудь пирушке субъект никогда не показывается на улице. Вообще за все время путешествия я не видел на улицах пьяного китайца.
Г, Хойсянь расположен в долине небольшой речки Шамынхэ у северного подножия одной из цепей Цзиньлиншаня, называемой Лаолин. В этой цепи имеются месторождения железной руды, и в нескольких местах находятся маленькие заводы, изготовляющие чугунные котлы и горшки и железные изделия. Проведя первую неделю нового года в миссии, мы 13го февраля ст. ст. продолжали путь и поднялись на перевал через Лаолин, достигающий около 350 м высоты над городом. С него мы спустились в долину рч. Сихэ, которая на следующий день вывела нас в долину р. Дунхэ, покинутую нами перед своротом к г. Хойсянь, к сел. Пейшуйдянь, вниз от которого эта река становится судоходной для плоскодонных лодок. Поэтому здесь кончается вьючный транспорт с севера (и начинается с юга), и товары, идущие на юг, главным образом табак провинции Ганьсу, чугун и железо заводов в Лаолине, плывут дальше на лодках по р. Дунхэ через южные цепи Цзиньлиншаня. Это плаванье не вполне безопасное, так как река все время течет по ущелью с очень крутыми склонами, и русло ее не свободно от камней, но китайские лодочники хорошо справляются с этими препятствиями.
Наш путь для вьючных животных отклонялся от ущелья реки, переваливая через более или менее высокие цепи и придерживаясь долин небольших речек, густо населенных и возделанных. Селения попадались через каждые 3—5 км, но большею частью были маленькие, так как ни дно долин, ни скалистые склоны не давали простора для земледельцев. Глаза радовали рощи бамбука, туи, кипарисов, веерных пальм и других вечнозеленых деревьев, сочная зелень полей и огородов и расчлененные скалистые склоны, на которых коегде возвышались живописные кумирни, семейные кладбища в рощах, отдельные фанзы и деревья.
Первый перевал на этом пути через цепь Даляншань достигал 1460 м абс. высоты и до 900 м над дном соседних долин; вершины цепи поднимались еще на 300 м выше. Вся она покрыта лесом. Обилие последнего объяснило существование небольшого железного заводика на южном склоне, перерабатывавшего железный и чугунный лом на древесном топливе в маленьких горнах. На ночлеге в этом селе мы могли наблюдать весь процесс кустарной плавки и примитивные приспособления заводика.
На следующий день мы миновали г. Лоян, расположенный на берегу р. Дунхэ или Пейшуйцзянь, а затем надолго отклонились на восток от этой реки, уходящей в длинное и глубокое ущелье, и попали даже в бассейн р. Ханьцзянь.
По мере нашего движения на юг исчезал покров лёсса; на северном склоне Цзиньлиншаня он достигал еще мощности в 20—30 м и образовывал террасы, на южном склоне он становился все тоньше и тоньше, терял свой характерный облик и после г. Хойсяна, наконец, исчез.
Это отразилось и на постройках: лёсс — самый дешевый материал для возведения глинобитных стен, для изготовления сырцового и обожженного кирпича. На южном склоне Цзиньлиншаня, где лёсс исчез, китайские дома оказались уже сложенными из местного камня, и это (а также теснота долин, ценность каждого ровного участка земли для земледелия) сразу отразилось на типе постоялых дворов. Вместо обширных дворов с рядом комнат для проезжих и большими навесами для животных появились тесные дворики с небольшим навесом для животных и одной комнатой для всех людей, иногда просто большим каном под тем же навесом рядом с яслями для животных. Это было понятно: так как в Южном Китае большая часть грузов передвигается на людях, то большие навесы для животных не нужны, а партия носильщиков ночует целой компанией в одной комнате.
Но для меня эти условия были неудобны: я не мог работать по вечерам — писать дневник, просматривать и этикетировать собранные образчики пород и вычерчивать карту в общей комнате на кане, в тесноте среди толпы носильщиков, крикливых и назойливо любопытных. Приходилось требовать себе отдельную комнату. Хозяин постоялого двора иногда уступал свое тесное и пахучее помещение возле кухни; в других случаях приходилось довольствоваться частью сарая или загородкой, служившей жильем нескольким козам или свиньям, или же чердаком дома и искупать спокойствие для работы холодом, так как в таких помещениях не было топившегося кана, а свою походную печку я оставил в Сяочао, как равно и палатку. В густо населенном Китае хотя иногда и найдется место для палатки на какомнибудь пустыре, но подножного корма для животных нет, и им все равно нужен постоялый двор, поэтому палатка и печка составляли лишний груз.
Второе неудобство путешествия по Южному Китаю представляло отсутствие хлеба; в Северном всегда можно было запасти в городах и крупных селах печеные лепешки или вареные на пару булочки. На юге первое место в питании занимает рис, и вместо хлеба продают вареный рис, завернутый в крупный лист какогото растения. В Северном Китае почти везде можно было купить мясо, главным образом баранину, для своего стола. В Южном в продаже была только свинина, которая приедается гораздо скорее; приходилось разнообразить свой стол, покупая иногда свиные ноги или уши вместо мяса. Китайская свинья низкорослая, черная с длинными висячими ушами, которые в вареном виде представляют своеобразное и вкусное блюдо.
Когда я расставался с начальником экспедиции Г. Н. Потаниным год тому назад в Пекине, было условлено, что я после года работы в Северном Китае приеду на восточную окраину Тибета, где Потанин должен был оставаться все время, чтобы встретиться с ним в Сычуани и связать наши маршруты и наблюдения. Но уже в Хойсяне я получил известие, что осенью умерла А. В. Потанина и что Григорий Николаевич, потрясенный и расстроенный ее смертью, прервал путешествие и уехал из Китая. Поэтому уже не было надобности итти вглубь провинции Сычуань, строение которой было изучено Рихтгофеном. Я решил довести свои исследования только до границы этой провинции и затем повернуть назад, на север, чтобы пересечь Цзиньлиншань по новой линии в западной части, ни одним геологом еще не посещенной, тогда как выполненное мною первое пересечение совпадало частью с маршрутом Рихтгофена, частью с маршрутом геолога Лочи.
После большого крюка, который сделал наш маршрут, огибая длинное ущелье р. Цзялинцзянь вниз от г. Лоян, мы вышли на эту реку у г. Чжаодянь и еще два дня шли на юг по ее долине, уже достаточно широкой в понизившихся южных цепях хребта, в которых были старинные каменноугольные копи. Ниже г. Гуаньюань в р. Цзялинцзянь впадает справа большая р. Пейшуйцзянь, вверх по которой идет большая дорога через города Цзечжоу и Минчжоу в Ланьчжоу, куда весной должны были. прибыть верблюды, оставленные на отдых в Сяочао. Поэтому мы переправились на большой лодке через р. Цзялинцзянь, достигающую здесь около 100 м ширины и до 2 м глубины, и повернули на север. В этой местности, уже принадлежащей провинции Сычуань и защищенной с севера массой Цзиньлиншаня, было еще теплее. Хотя шла только вторая половина февраля, но уже цвели фруктовые деревья; ива распускала молодые листья, а на пашнях горох, пшеница и мак поднялись уже на целый фут над землей.
Но уже на второй день мы убедились, что термин "большая дорога" приложим к этому пути только с оговоркой "для носильщиков". В этом селении, где мы собирались ночевать, все тесные постоялые дворы были заняты носильщиками и углевозами, и пришлось итти дальше вверх по ущелью реки. По крутым склонам везде был густой кустарник, утесы, осыпи камня, коегде миниатюрные пашни. Нас захватили сумерки, и в темноте одна из вьючных лошадей свалилась с узкой тропы, к счастью, с небольшой высоты и в кусты. Пока ее развьючивали и вытаскивали, стало совсем темно, и итти дальше по неизвестной дороге было рискованно. Нужно заметить, что в пределах собственно Китая я не нанимал особых проводников: возчики, хозяева повозок и животных, знали дорогу или, как в данном случае, узнавали ее по расспросам. Карты, хотя и не подробные, и компас позволяли ориентироваться, а, в случае сомнения, почти везде встречались проезжие пли местные жители, у которых можно было спросить дорогу.
По соседству мы заметили на склоне ущелья отдельную фанзу, хозяева которой, после долгих переговоров, пустили нас ночевать. Они же сообщили нам, что до следующего селения, до которого было 13 верст, пройти с вьючными животными нельзя изза тесноты тропы, высеченной в скалах ущелья, и очень крутых подъемов и спусков. Узнали мы также, что и дальше, вплоть до г. Пикоу в 5—6 днях пути, все грузы передвигаются только носильщиками по подобным тропам или в лодках по реке. Последний способ связан, при движении бечевой вверх по течению, с большой потерей времени. Лодку надо было нанять уже в устье Пейшуйцзяня, и кроме того, сидя в лодке, я мог бы осматривать обнажения, столь многочисленные в ущелье, только изредка, при остановках для отдыха.
Пришлось собирать из соседних фанз, разбросанных по склонам, десять китайских крестьян, которые за очень скромное вознаграждение в 200 чох на человека согласились перенести весь багаж до следующего селения. Вслед за ними, порожняком шли наши вьючные лошади и мы сами, ведя в поводу верховых лошадей.
В течение нескольких дней пришлось прибегать к найму носильщиков для трудных участков пути; один раз удалось нанять для багажа на целый день лодку, которую тянули вверх по реке, тогда как лошади и люди каравана шли порожняком по дороге. Последняя то лепилась по обрывам скал над рекой, местами в виде балконов на бревнах, заткнутых в расселины утесов, то поднималась высоко на склоны, представляя иногда каменные ступени в полметра высоты, на которые взбираться для навьюченного животного было бы трудно. Приходилось удивляться, что большая дорога, существующая много столетий, все еще оставалась почти в первобытном состоянии.
Наконец, у большого селения Пикоу кончилось низовое ущелье Пейшуйцзяня, пересекающее южные цепи Цзиньлиншаня. От реки отделились два большие притока, и долина ее стала шире. Хотя она все еще пересекала высокие горы, но дорога нигде уже не представляла мест, непроходимых для вьючных животных. Всетаки грузы и здесь шли в обе стороны, главным образом, на людях; караваны вьючных животных начали встречаться только за г. Цзечжоу, из которого ведут также дороги на запад в Тибет, на восток в Хойсянь и на северовосток через северные цепи Цзиньлина. Южнее г. Цзечжоу, на склонах гор, появился опять лёсс, южная природа кончилась, пальмы и бамбук исчезли, и стало холоднее. Вместе с лёссом появились и выцветы солей на дне долины, на обрывах лёсса и галечников и даже на обнажениях коренных пород. Коегде из лёсса добывали примитивным способом соль, поливая его многократно водой и выпаривая полученный рассол. Появились также глинобитные дома и более просторные постоялые дворы; теснота и неудобства ночлегов Южного Китая кончились, хотя гористая местность все еще продолжалась. Селения попрежнему встречались часто, дно долины и склоны были возделаны везде, где представлялась малейшая возможность.
На шестой день пути, за г. Цзечжоу, мы поднялись по вершине р. Пейшуй на перевал через хр. Ялиншань, достигавший 2800 м абс. высоты, и спустились к г. Минчжоу, в долину р. Таохэ, впадающей уже в Желтую реку; таким образом мы очутились теперь уже на северном склоне Цзиньлина и ушли из бассейна Голубой реки. С перевала видна была на юге горная цепь с высокими скалистыми вершинами, покрытыми снегом; это был хр. Миншань, который мы незаметно пересекли еще по ущелью Пейшуйцзяня, выше г. Цзечжоу.
Северные цепи Цзиньлина на этом пересечении занимали гораздо большее пространство, чем на восточном. От Минчжоу мы пересекали их еще в течение целой недели вплоть до г. Ланьчжоу, причем первые из них достигали большой высоты, отличались крутыми, живописными формами скалистых вершин (рис. 85) и были покрыты лесами из березы, осины, ели, сосны и даже кедра, вообще деревьев, знакомых мне по Сибири, с которыми встретиться здесь, на окраине Тибета и под 35° сев. широты, было и приятно, и удивительно. Я даже устроил дневку для отдыха в маленьком уединенном поселке Махо среди лесистых гор хр. Сяошань.
Но за г. Дидаочжоу эти высокие и живописные горы кончились, долина р. Таохэ, представлявшая в горах глубокие ущелья, которые дорога огибала высоко по склонам или обходила по боковым долинам, расширилась, лёсс стал господствующим, и последние дни пути по Ланьчжоу пролегали уже по типичной для сев. Китая лёссовой стране, расчлененной оврагами. Затем р. Таохэ уклонилась на запад, и дорога поднялась на хр. Гуаньшань, покрытый лёссом. С него мы спустились прямо к г. Ланьчжоу и опять заехали в бельгийскую миссию. Было уже 21е марта, и два пересечения Цзиньлиншаня заняли свыше двух месяцев; они дали много наблюдений по геологии и некоторое знакомство с природой, населением и условиями жизни в Южном Китае.
В Ланьчжоу я нашел письма с родины. Географическое общество, получившее мой отчет о путешествии в Наньшань, продлило срок моего путешествия еще на полгода с тем, чтобы я попытался проникнуть в Средний Наньшань, и переводило мне добавочные средства. Поэтому из Ланьчжоу, по прибытии верблюдов, зимовавших в Сяочао, я направился опять по большой дороге в Сучжоу, но, чтобы не повторять полностью прошлогодний маршрут, я выполнил несколько крупных отклонений в ту и другую сторону. Сделанные на них наблюдения уже включены в гл. VII. Этот переезд занял почти шесть недель и дал мне новое пересечение Вост. Наньшаня, знакомство с окраиной Алашанской пустыни и с передовой цепью Наньшаня между г. Ганьчжоу и Сучжоу.
Глава четырнадцатая. Опять вглубь Наньшаня
Вверх по долине р. Цзинфохэ. Высохшее озеро. Цепь перевалов. В осадном положении. Золотые прииски и приискатели. Китайцыохотники. Перевал через Толайшань. У охотников. Еще снеговые хребты. Долина р. Сулейхэ. Приключение охотников. Вниз по р. Сулейхэ. Минеральный источник. Дикие яки и грифы. Обратный путь через те же хребты. Последний перевал. Спуск в Сучжоу.
В половине мая 1894 г. я опять прибыл в Сучжоу, чтобы, согласно предложению Географического общества, снова попытаться проникнуть в среднюю часть горной системы Наньшаня, куда не удалось попасть в предыдущем году. Прошлогодний опыт показал мне, что в высоких горах верблюды мало пригодны, особенно летом, когда они линяют до гола и страдают от дождя и холода. Поэтому я оставил верблюдов на отдых в окрестностях Сучжоу, а прикупил лошадей и двух ослов. Меня сопровождали только трое — монгол Паие, китаец Хаопетулу, в качестве рабочих, и китаецпроводник. Последний знал дорогу только до золотых приисков, расположенных за хр. Рихтгофена в первой продольной долине горной системы и ежегодно посещаемых китайцами, но я надеялся, что среди золотоискателей найдется человек, знающий местность дальше вглубь Наньшаня.
В конце мая мы вышли из Сучжоу, но не на запад, как в прошлом году, а на восток и у городка Цзинфосы, в 90 ли от Сучжоу, повернули на юг вглубь Наньшаня. Дорога шла по ущелью небольшой речки Цзинфохэ. Вместе с нами двигались и артели золотоискателей китайцев, направлявшиеся на прииски; одни шли пешком, другие ехали верхом на ослах, лошадях или мулах, но все были загружены своим походным имуществом, начиная с толстой соломенной цыновки для постели и кончая разобранным вашгердом (деревянным прибором для промывки золота), деревянным ящичным мехом для раздувания огня и железными граблями. Они скоро опередили нас, так как меня задерживал осмотр многочисленных обнажений на склонах, а торопиться не было надобности.
На второй день мы дошли до верховий речки, представлявших обсохшее ложе довольно большого моренного озера; речка, вытекавшая из него, успела размыть морену, которая прежде подпруживала ее, вода озера вытекла, и, благодаря этому, открылась дорога вглубь Наньшаня. Пока озеро существовало, туда не было пути по крутым склонам его берегов, а другие речки этой части Наньшаня текут, как мы узнали и частью убедились сами, по непроходимым ущельям. Перед озером мы перевалили через четыре высокие морены, которые нагромоздил ледник, когдато спускавшийся в эту долину с главной цепи хребта. Эта цепь замыкала с юга впадину озера, поднимаясь до 4800 м и представляла ряд острых пиков, покрытых снегом на 500— 600 м высоты.
Неужели нам придется карабкаться на эту цепь, отыскивая перевал на крутых седловинах между вершинами? думалось мне, пока мы шли по дну озера, представлявшему то голые площадки серого ила, то мокрые лужайки с низкой травкой. Здесь в горах весна едва начиналась, судя по почкам на кустах; внизу в Сучжоу все уже зеленело, и было жарко и пыльно.
Но лезть прямо на главную цепь не пришлось. Вдоль ее северного склона залегает широкий пояс более мягких горных пород, в который врезаны довольно глубокие седловины. Тропа с бывшего озера резко повернула влево и поднялась на седловину, за которой оказались верховья другой речки, но без озера.
На следующий день мы миновали еще два подобных перевала в этом поясе, разделяющие верховья отдельных речек, прорывающихся ущельями через передовые гряды, и заночевали в третьей котловине, где я сделал дневку, чтобы осмотреть начало ущелья, прорыва речки на север. Осмотр показал, что пройти по ущелью вниз невозможно даже пешком: дно его имеет всего 2—3 сажени ширины и занято руслом реки, заваленным крупными глыбами камня, покрытыми еще льдом.
Во время дневки с севера налетели черные тучи и повалил снег, продолжавшийся весь вечер, всю ночь и весь следующий день. Итти в метель по крутым перевалам, не видя тропы, было невозможно. Мы попали в ловушку и должны были ждать перемены погоды. Невольно вспомнился известный рассказ БретГарта о путешественниках, засыпанных снегом в какихто горах Америки, пробывших в осаде целый месяц, в конце которого некоторые умерли от истощения, а другие прибегли к людоедству. Такая перспектива нам, конечно, не угрожала, припасов у нас было еще много, а затем оставалось еще семь лошадей и два осла, трупы которых должны были сохраниться под снегом и дать большой запас пищи. Кроме того, было начало лета, и нельзя было думать, что ненастье затянется надолго. Никакой работы не было, так как все обнажения в котловине скрылись под снегом, а вершины гор — в тучах. Поэтому я коротал досуг чтением, вынул из походной библиотечки карманное издание романа Вальтер Скотта, завернулся в доху и углубился в описание красот шотландских горных озер, лесов и скал и похождений героев и героинь.
К ночи второго дня небо очистилось, грянул мороз, выплыла полная луна, и снеговые склоны, обступившие котловину со всех сторон, заблестели миллионами искр, а над ними высились черные гряды скал с зубцами и башнями, на которых снег не мог удержаться. Рабочие уже спали в своей палатке, и ночную тишину нарушал только шопот речки среди снеговых толщ и, по временам, грохот камней, оторванных морозом от скал и слетавших вниз (рис. 86).
На следующий день яркое солнце быстро согнало снег со дна котловины и нижней части склонов, но на перевал Дасюэлин мы поднимались еще по глубокому снегу, делая большие зигзаги на крутом подъеме. Этот перевал достигал 4070 м абс. высоты и был самый высокий из пройденных нами в эти дни. С него мы спустились в долину р. Машуйхэ, которая прорывает главную гряду хребта и представляет поэтому неожиданно удобный путь дальше. В ее верховьях мы еще через день поднялись на перевал Цзинпиндабан в 4200 м, расположенный уже на южном склоне хр. Рихтгофена и на водоразделе между реками Хуншуй и Хыйхэ, текущими (первая на запад, вторая на восток) по продольной долине между этим хребтом и следующим. Последний, называемый Толайшань, предстал пред нами в виде длинной цепи острых пиков, покрытых снегом (рис. 87).
На перевале весна едва началась, снег сошел, но красная почва была вся пропитана водой и превращена в полужидкую каменистую кашу. Наши животные вязли на каждом шагу. Немного спустившись к одной из вершин р. Хуншуй, мы остановились. Проводник не знал дороги дальше; здесь и по верховьям р. Хыйхэ были золотые прииски, до которых он был нанят. Предстояло искать нового проводника среди золотоискателей. Это оказалось нелегко. Пришедшие перед нами китайцы разбрелись по своим участкам в разных логах и долинках и были заняты ремонтом своих жилищ, состоявших из глинобитных стен с крышей из принесенной с собой дабы8, расчисткой водопроводных канав и сбором помета диких яков (аргала) на топливо. Яки водятся здесь зимой, но с появлением людей уходят за Толайшань. Не будь этих животных, золотоискателям пришлось бы приносить с собой также запас топлива, так как леса по близости нет и даже колючие кусты облепихи попадаются редко на дне долин. В этой дикой и труднодоступной местности золотой промысел долго еще останется кустарным.
Мои рабочиекитайцы обошли ряд землянок, но везде узнали, что приискатели знают только ту дорогу, по которой пришли, и за хребтом Толайшань никто из них не бывал. Сплингерд, осматривавший както этот золотоносный район, сообщил мне, что на лето сюда приходит от 2000 до 3000 человек. Каждой артели из 12 чел. отводится участок в 60 двойных шагов длины и 18 ширины; за 2 месяца такая артель может намыть 10—15 лан (унций) золота, которое оценивается в 12 лан серебра за 1 лан шлихового золота. Золото большей частью очень мелкое, как отруби.
В поисках проводника мы спустились по приисковому району в долину самой р. Хуншуй, так как наверху корм для животных был слишком скудный. Положение становилось затруднительным. Итти без проводника через высокий хр. Толайшань было рискованно и оставалось только итти на восток, в долину р. Хыйхэ, где, по слухам, кочевали мирные тангуты, среди которых мог найтись проводник на юг.
К нашему счастью, в наш стан приехали два китайцаохотника, которые привезли для продажи приискателям мясо и шкуры диких яков. Они согласились провести нас через Толайшань к стану своей артели, среди членов которой могли найтись проводники и дальше на юг. Эти охотники представляли редкое исключение среди китайцев, которые охотой вообще не занимаются. Благодаря им мне удалось провести исследования Среднего Наньшаня до четвертой цепи в районе их охоты, но дальше на юг за эту цепь и они не проникали, так как там расположены уже владения диких тангутов. Охотники преследовали, главным образом, диких яков изза их мяса и прочных шкур, которые продавали золотоискателям; не брезгали они впрочем и куланами, антилопами и медведями, если яки не попадались, и осенью увозили в Сучжоу на продажу шкуры, рога и хвосты диких яков, шкуры куланов и антилоп.
Этот золотоносный район имел своеобразный характер; золото содержалось здесь в красных третичных отложениях, с которыми мы уже встречались в Вост. Наньшане, на окраине Цайдама, возле Ланьчжоу и в долине р. Сининхэ, но там эти отложения не содержали золота, и было очевидно, что здесь, на высоком водоразделе между реками Хыйхэ и Хуншуй, они получили россыпное золото из размытых более древних пород, что подтверждалось и мелкостью золота. Но золотоискатели добывали и промывали не третичные отложения, а еще более молодые четвертичные галечники, которые получили золото при размыве третичных; при этом, вероятно, получалась концентрация золота, т. е. несколько более богатые россыпи.
С двумя охотниками мы направились сначала вниз по р. Хуншуй, которая оправдывала свое имя (хун — красный, шуй — вода), так как ее вода была мутная и красная от размываемых ею третичных отложений. Но вскоре река повернула на север и скрылась в непроходимом ущелье, промытом ею через весь хр. Рихтгофена, из которого она выходит уже под именем Линшуй и орошает оазис Сучжоу. Поэтому тропа перевалила через небольшой водораздел в вершину р. Дабейхэ, текущей по той же продольной долине между хребтами Рихтгофена и Толайшань и затем также прорывающейся ущельем через первый хребет: мы ее также видели уже за хребтом, в глубоком каньоне южнее крепости Цзяюйгуань. Но тропа скоро повернула на юг вверх по одному из истоков этой реки, поднимаясь на перевал через Толайшань.