Страница:
На следующий день проводник повел нас сначала на север через бугристые пески на западную окраину оазиса, где оказались небольшие источники в ямках у подошвы тамарисковых бугров. К ним подходила большая дорога с юговостока, и мы могли притти к этой воде накануне, если бы проводник не сбился. Здесь, уже не доверяя ему, я велел налить оба бочонка водой, несмотря на его уверения, что мы к вечеру дойдем до воды. Предосторожность оказалась не лишней, потому что на закате солнца мы были вынуждены опять ночевать в безводном месте, так как проводник пропустил колодец, бывший в стороне от дороги, а дойти до следующего оазиса, видневшегося вдали, было уже поздно. В этот день мы шли то по бугристым пескам, то среди плоских холмов, и к вечеру вошли в большую впадину с сухим солончаком, буграми тамариска, зарослями осоки и дэрису и отдельными тополями. Попадались развалины сторожевых башен и отдельных фанз, доказывавшие, что местность прежде была населена. По той же впадине мы на следующий день сделали еще 18 верст до маленького оазиса Сыдун, возле которого и остановились, вблизи болотистого луга с двумя небольшими озерками. Впадина, пройденная за эти два дня, представляла собой дно второго озера, показанного на старых картах. Таким образом задача выяснить прежнее существование этих озер, ради которой я свернул с большой дороги, была решена. Отмечу кстати, что путешественник ГрумГржимайло, прошедший до меня по большой дороге, категорически отрицал наличие этих озер, которые, по его мнению, и не могли существовать по условиям местности; он доказывал, что старые карты были ошибочны. Между тем обнаруженные мною впадины, конечно, могли вмещать озера, длиной более 50 и шириной до 10 верст каждое, а состав почвы и растительность доказывали существование их и постепенное усыхание.
Последний переход по западной впадине шел вдоль ее северной окраины у подножия низкой столовой возвышенности. Когда последняя кончилась, дорога повернула на северозапад в пустыню у подножия Бейшаня. Хотя проводник уверял, что мы к вечеру непременно дойдем до воды, я велел повернуть на юг, где, судя по карте, должно было находиться русло большой реки Сулейхэ, знакомой нам по Наньшаню. Из отчета одного путешественника я знал, что от этой реки до первой воды в Бейшане считают 45 верст. Наш проводник дважды уже ошибался, и доверять ему было рискованно, тем более, что запасной воды у нас было мало, а солнце уже клонилось к закату.
Через 5 верст мы дошли до р. Сулейхэ. Впрочем, это была не та могучая река, которую мы видели в Наньшане, а речка, шириной в 6—10 м и глубиной на бродах не более 70 см. В дно впадины, представлявшей здесь неровную солонцовую степь с зарослями осоки, голыми глинистыми площадками и коегде буграми песка, русло речки было врезано оврагом, глубиной в 10 м. В стенках оврага была вскрыта толща тонкослоистого серого ила с раковинами пресноводных моллюсков, представлявшего озерное отложение —еще одно доказательство прежнего существования озера. В озерные осадки река могла врезаться только после исчезновения озера и, вероятно, вследствие того, что, в связи с ухудшением климата, уменьшилось количество воды в реке и понизился уровень того озера, в которое эта река впадает еще и теперь гораздо далее на запад. Поэтому падение реки увеличилось, она начала врезываться в прежнее дно озера и окончательно осушила это первое озеро, в которое прежде впадала и которое тогда имело еще сток в более западное. Можно думать, что осушение озер началось несколько столетий тому назад.
На берегу р. Сулейхэ мы простояли и следующий день. Проводник, взятый из Сучжоу, потерял мое доверие, и пускаться с ним в путь в безлюдный Бейшань, бедный водой, было рискованно. Я послал рабочего Паие в селения, расположенные выше по р. Сулейхэ, искать более надежного проводника. Он нашел китайца, знавшего дорогу в Хами, и привел его в наш лагерь. Мы срядились, старый проводник был отпущен, новый должен был явиться на следующий день.
С этой стоянки мы могли еще видеть Наньшань, именно низкую западную часть хр. Рихтгофена, позади которой поднимался более высокий Дасюэшань с снеговыми вершинами. Различимо было и ущелье, которым р. Сулейхэ прорывается, через хр. Рихтгофена.
Безводный переход в 45 верст до первого источника в Бейшане новый проводник предложил мне сделать в два приема: отправиться часа в четыре дня от р. Сулейхэ, напоив хорошо животных, итти до полуночи, сделать привал, не раскладывая палаток, часа на три и затем совершить до полудня следующего дня вторую половину перехода. Таким образом большую часть пути мы должны были выполнить ночью, рано утром и поздно вечером, избегая утомительной дневной жары. Проводник утверждал, что он не потеряет дорогу в темноте, так как уже не раз совершал этот переход.
Таким образом мы провели еще почти целый день на берегу р. Сулейхэ и тронулись в путь под вечер, миновали солонцовую степь, оставшуюся после исчезновения озера, и вышли на равнину, которая тянулась на север до горизонта, упираясь там в подножие первой цепи Бейшаня, которую я назвал хр. Пустынным, так как она туземного названия не имеет. Песчаноглинистая твердая почва равнины была усыпана мелким щебнем, почерневшим от пустынного загара. Коегде в почве были видны плоские впадины или мало заметные сухие русла; в тех и других попадались отдельные мелкие кустики, совершенно отсутствовавшие на промежуточных площадях. Изредка вблизи дороги, представлявшей несколько хорошо вытоптанных параллельных троп, белелись разрозненные кости или целые скелеты животных. Солнце спустилось к горизонту, длинные тени нашего каравана вытянулись на восток по пустыне, а горы впереди казались все такими же далекими. Быстро кончились сумерки, заблестели звезды, стало прохладно. Размеренным ровным шагом движется караван, позвякивает колокольчик на последнем верблюде, доказывая, что цепь не разорвалась. Мы — я, китаец Паие и тангут Гадиню, — едем позади каравана, который, сидя на своем ослике, ведет новый проводник. Ленточки тропинок слегка различимы и в темноте, но он, вероятно, проверяет себя по звездам, да и ослику нет оснований сворачивать с тропинки, потому что соблазна в виде корма по сторонам нет совершенно.
Так шли мы, подремывая в седле, до полуночи. Затем сделали привал, уложили верблюдов на землю, спустили с них вьюки, развели огонек из привезенного с собой аргала, вскипятили один чайник на всех, выпили чаю и улеглись на щебневой почве, чтобы поспать часа два. Чуть забрезжил восток, когда проводник уже поднял всех; лошадям дали по полведра воды из бочонков; зеленый тростник, нарезанный на берегу р. Сулейхэ, они и верблюды жевали все время.
Когда взошло солнце, мы уже отшагали несколько верст. Продолжалась та же пустыня, но щебень, усыпавший ее, стал крупнее, и коегде попадались целые обломки пород, вынесенные когдато, может быть, столетия тому назад, потоком воды после необычайного ливня. Потом появились выходы коренных пород — гранита на поверхности чуть заметных холмиков. В версте далее начались холмы предгорий хр. Пустынного, усыпанные щебнем и обломками, местами представлявшие и выходы гранита и других пород. За цепью холмов мы пересекли большую котловину с песчанощебневой почвой, сухими руслами и отдельными кустами, а затем вступили в извилистую долину с сухим руслом и кустами, окаймленную постепенно повышавшимися холмами, на которых обилие утесов доставило мне много работы, и я сильно отстал от каравана. Последний еще задолго до полудня остановился у ключей Улунчуань, вытекавших из небольших углублений на дне долины, окруженных зарослями тростника и выцветами соли. Вода ключей была заметно солоноватая, но корма для животных было достаточно. Местность имела уже 1605 м абс. высоты, от р. Сулейхэ мы незаметно поднялись на 400 м. Эта первая вода находилась уже севернее высшей части хр. Пустынного; водораздел долины, по которой мы шли, был совершенно незаметен.
Путешествие через Бейшань, богатое геологическими наблюдениями, представляло мало интереса и разнообразия в отношении ландшафтов и путевых впечатлений. Почти на всем протяжении мы ехали в течение двух недель по гористой местности, причем то пересекали отдельные горные цепи, то промежуточные между ними группы и цепи холмов и рассеянные среди них долины и котловины. Нигде не было ни высоких перевалов, ни тесных ущелий; дорога шла прямо или слегка извиваясь по долинам, сухим руслам, логам, незаметно переваливая из одной в другую. Воду мы имели ежедневно из колодцев или ключей, окруженных небольшими оазисами зарослей тростника, кустов, иногда тополей; вода часто была солоноватая. Корм для животных давали те же оазисы. Дорога, по которой мы шли, вероятно, мало посещаемая; мы не встретили ни одного каравана и ни одной юрты кочевников; зато попадались антилопы и в одной местности, в глубине Бейшаня, стадо куланов, давшее случай подновить запас провизии. В зависимости от расстояния между источниками воды мы делали то большие, то маленькие переходы.
Общий характер местности напомнил мне Центр. Монголию; Бейшань, подобно последней, нужно назвать холмистогористой полупустыней, в которой процессы разрушения и развевания господствуют. Благодаря им и крайне скудной растительности строение гор почти везде было совершенно ясно; мы могли видеть, как белый гранит внедряется неровной массой в серые гнейсы, а сам пересекается еще жилами темнозеленого диорита, и в каких разнообразных отношениях встречаются эти породы (рис. 92). Процессы разрушения были особенно наглядны в горах у колодцев Мыншуй, представлявших большой массив гранита, в котором выветривание создало бесчисленные карманы, впадины и целые ниши разной величины (рис. 93). Можно было проследить, как в нишах постепенно разъедается и разрушается свод, понижаются стенки и как, в конце концов, на месте холма остаются гребешки и кочки от стенок уничтоженных ниш (рис. 94). В этом месте я устроил дневку, чтобы изучить основательно ход развития этих форм разрушения твердой породы. По расспросам выяснилось, что в этих горах, но далеко в стороне от нашей дороги, западнее и восточнее, существовали серебряные и золотые рудники. Абс. высота местности сначала повышалась до 2000 м, а затем понизилась до 1350 м на северной окраине Бейшаня. Высота горных цепей над соседними долинами большей частью не превышала 200—300 м, редко достигая 400—500 м, Через 12 дней наш путь, шедший в общем на северозапад, резко повернул на запад. Мы миновали Бейшань и уже перед тем несколько дней на горизонте видели хр. Карлыктаг, восточный конец Вост. Тяньшаня, увенчанный несколькими вечноснеговыми вершинами. После поворота мы шли уже вдоль подножия этого хребта, представлявшего наклонную на юг пустыню, пересеченную сухими руслами, по которым росли кустарники; промежуточные площадки были совершенно лишены растительности и усыпаны щебнем, покрытым загаром пустыни, а вблизи русел отшлифованным песком. Первый переход в 50 верст по этому подножию был безводный, и его опять пришлось сделать в два приема с коротким привалом ночью.
Пустынное подножие хребта прерывалось оазисами, расположенными по речкам, выносившим воду из гор; здесь были поселки, пашни, деревья, тростник. Китайцев отчасти сменили уже таранчи — мусульмане Китайского Туркестана. На более обильной речке из Карлыктага расположен и оазис города Хами, в котором мы стояли на окраине, предпочитая палатки в тени деревьев постоялому двору в духоте города. Только корм для животных пришлось доставлять из города в виде снопов люцерны. Здесь мы отпустили проводника, взятого на р. Сулейхэ, и пригласили нового, так как вдоль подножия Вост. Тяньшаня от Хами до Турфана имеется несколько дорог и некоторые из них проходимы только зимой изза больших безводных переходов и сильных бурь, опасных для караванов.
Пересечение Бейшаня подтвердило вывод, сделанный мною уже в Вост. и Центр. Монголии и в Ордосе, именно, что в Центр. Азии лёсс образуется, но не накопляется, что степных котловин, заполненных лёссом, которые предполагал Рихтгофен, нигде нет, что везде выступают коренные породы, выветривающиеся и дающие пыль, которая выносится ветрами из пустыни и осаждается на окружающих ее горах и степях. Бейшань даже не содержал скоплений сыпучего песка, которые я видел в Центр. Монголии; здесь даже этот материал выветривания не мог накопляться в достаточном количестве, а выносился ветрами на югозапад — в хребет Куруктаг и к озеру Лобнору.
Глава шестнадцатая. Вдоль подножия Восточного Тяньшаня
Три участка подножия Тяньшаня. Оазисы первого участка и условия их появления. Бури этого участка. Долина бесов. Впадины второго участка. Солончаки и вымирающий лес. Признаки сильных бурь. Пустынный гагар. Черная пустыня пьедестала. Оазисы Чиктымтага и Пичана. Громадные пески Кумтаг. Впадина Люкчуна. Метеорологическая станция. Кяризы. Экскурсия в Сыркыптаг. Солончак Боджантэ. Экскурсия в Чольтаг. Жарданги. Хр. Джаргез. Впадина соляных озер. Оазис Урумчи.
Местность вдоль подножия Вост. Тяньшаня, по которой идет большая южная дорога (наньлу) из Хами в Турфан и Урумчи, распадается на три части различного характера. На первом участке от Хами до ст. Иванчуацзе дорога проходит вдали от гор по пьедесталу хребта через небольшие оазисы, расположенные по речкам и ключам, питающимся водой из гор. На втором участке от ст. Иванчуацзе до ст. Сииенчже дорога переходит с пьедестала, здесь безводного, вглубь гор, пролегая по впадинам между передовыми цепями, представляющим оазисы. На третьем участке дорога опять выходит на пьедестал, имеющий здесь другой характер, именно представляющий низкие параллельные цепи, по обе стороны которых имеется вода. Этот участок хорошо населен, тогда как остальные два, не богатые водой, особенно второй, имеют маленькие поселки или только отдельные постоялые дворы.
Нужно объяснить, что такое пьедестал горного хребта. В сухом климате временные потоки, образующиеся при ливнях в горах, выносят из ущелий и долин большое количество валунов, гальки, песка и ила, которые быстро отлагаются у подножия, где вода, растекаясь, просачивается в почву и теряет переносную силу. Из этих выносов малопомалу создается более или менее высокий и длинный пояс отложений с пологим уклоном к соседней долине, окаймляющий все подножие горного хребта и изборожденный сухими руслами временных потоков. Это и есть пьедестал горных цепей в сухом климате, который вдоль подножия высоких гор, а также горных цепей, не больших, но расположенных на большом расстояния друг от друга, достигает большой ширины и высоты. Небольшие горы нередко как бы утопают в продуктах своего разрушения, слагающих пьедестал, над которым они поднимаются очень резко. Мы уже видели такие пьедесталы в пустыне к западу и северу от р. Эцзингол (рис. 72), но Вост. Тяньшань отличается особенно высоким и широким пьедесталом.
По первому участку мы ехали шесть дней и еще день потеряли изза бури. Пьедестал Тяньшаня представляет степь с пологим уклоном на юг, пересекаемую сухими руслами, то редкими, то более частыми, на дне которых появляется в виде ключей вода и, вместе с ней, богатая растительность и население. Эта вода происходит из Тяньшаня в виде речек, которые вскоре по выходе из гор исчезают, так как их вода просачивается полностью в рыхлые наносы русел. Далее на юг, благодаря изменению уклона местности или перерыву толщи наносов выходами коренных пород, эта вода опять пробивается на поверхность (рис. 95). Поэтому и большая дорога проложена именно здесь, на определенном расстоянии от гор, а не ближе к последним, где воды в руслах еще нет, и не дальше от гор, где вода большею частью снова исчезает. На ключах раскинулись рощи, орошаемые пашни, поселки или отдельные фанзы таранчей или китайцев. В промежутках между ними местность представляла степь с песчаноглинистой почвой, более или менее густо усыпанной галькой и щебнем, покрытыми пустынным загаром; растительность скудная в виде кустиков. Рис. 96 показывает один из этих маленьких оазисов, именно Тигечуэ, где мы поставили палатки в тени громадной, вероятно, столетней ивы.
В сел. Ташкесэ на этом участке, на пьедестале Тяньшаня, у самой дороги выходят угленосные породы и расположена угольная копь. В ней трое рабочих добывали уголь, пласт которого залегал вблизи земной поверхности, в забое открытого разреза, а другие трое — в шахте, в конце этого разреза. Несколько рабочих выкачивали воду из этой шахты посредством восьми кожаных ведер, поднимаемых на вороте. Тут же, рядом с разрезом, видны были и жалкие жилища рабочих в виде землянок, сложенных из плит песчаника, смазанных глиной.
В сел. Ляодун, в конце этого участка, нас застигла сильная буря; мы раскинули палатки среди холмов возле селения, в небольшой впадине, где был корм для верблюдов. В этот день с утра дул порывистый ветер с юга, но к 3 час. дня его сменил резкий ветер с северосеверовостока, который к б час. вечера перешел в бурю. С началом этой бури белые тучи окутали гребень Тяньшаня и засели на нем, спустившись в верховья всех ущелий; хребет нахлобучил белую шапку, из которой на верхней половине хребта выпал снег. Буря продолжалась всю ночь и весь следующий день и достигала такой силы, что итти против ветра было совершенно невозможно. Моя палатка, выдержавшая два года путешествия и немало бурь, под напором ветра начала разрываться по швам, и мне пришлось переселиться на постоялый двор. Изза бури мы простояли целый день в Ляодуне. К закату солнца ветер резко ослабел и в сумерки прекратился. Эта буря не сопровождалась такой массой пыли, как в песках или в стране лёсса на южной окраине Центр. Азии; воздух был сравнительно чистый, очевидно, на степях подножия Тяньшаня ветер не находил много мелкого материала.
По словам жителей с. Ляодун, в этой местности бури не редки; весной и в июне из двух дней один бурный, летом и в сентябре из пяти дней один бурный, а позже осенью — из десяти дней один; только в январе — феврале бури редки. Бури эти налетают с севера и с северовостока и достигают такой силы, что трясутся стены глинобитных фанз. Ими вообще отличается вся местность у южного подножия Тяньшаня.
Особенно сильными бурями отличается местность к югу от второго участка подножия Тяньшаня, где большая дорога уходит в горы от безводия и бурь. Из Ляодуна и других мест первого участка имеются более короткие дороги в Люкчун и Турфан, пересекающие пустыню по прямой линии, но ими пользуются только зимой, когда бури редки, а воду может заменить снег или взятый с собой лед, и пользуются только немногие; вся эта местность уже много столетий тому назад была названа китайцами "долиной бесов". По китайским описаниям, эта долина известна сильными бурями, которые срывают крыши с домов (станционных строений, когдато существовавших по дорогам через эту местность), наполняют воздух камнями в яйцо величиной, опрокидывают самые тяжелые телеги и, развеяв рассыпавшиеся вещи, наконец уносят и телегу. Людей и скот, застигнутых в дороге, заносит так далеко, что и следов нельзя найти. Перед ветром слышен глухой шум, как перед землетрясением.
Жители Люкчуна также рассказывают о невероятной силе ветра, срывающего с гор щебень в таких массах, что кажется точно идет каменный дождь; шум и грохот заглушают рев верблюдов и крики человека и наводят ужас даже на бывалых людей. Никто не в силах удержаться на ногах, и даже арбы опрокидывает и уносит на десятки шагов. Известны случаи гибели целых караванов.
И всетаки, как сообщал путешественник Роборовский, не так давно через эту местность пролегала колесная дорога и на ключах и колодцах имелись, станции. В начале XIX века по этой дороге шел казенный караван из Пекина, везший серебро в Восточный Туркестан; его сопровождали войско и чиновники. Поднялась страшная буря и разметала весь караван; посланные на поиски отряды не нашли никаких следов. Тогда, по поручению богдыхана, все станции были разрушены, колодцы закиданы камнями, а дорога наказана бичеванием цепями и битьем палками, а чиновникам, войскам и всем едущим по казенным делам было строго запрещено пускаться по этому пути.
Существовала еще одна дорога, пролегавшая южнее по той же местности, но она была наказана указом богдыхана тем же способом еще раньше, также вследствие несчастий изза неистовых бурь. По ней совсем перестали ездить, и только во время дунганского восстания бежали туземцы из Хами в Люкчун, причем от жажды погибли сотни женщин и детей.
В конце ноября 1893 г. Роборовский прошел по первой дороге, видел разрушенные станции и засыпанные колодцы, кости верблюдов и лошадей, испытал бурю, во время которой галька, величиной в кедровый орех, поднятая ветром, больно била в лицо. Чтобы не унесло юрту, пришлось привязать ее к вьюкам. Он отметил, что обрывы гор, сложенные из красных глин, разрушены и расчленены ветрами на странные формы, не поддающиеся описанию; местность страшно изборождена, изрыта и расчленена на столовидные высоты и глубокие котловины.
Большую часть южной дороги прошел в сентябре годом позже член той же экспедиции Козлов и также отметил столовидные высоты из красных песчаников, образующие целые лабиринты, на стенах которых выдуты фигуры домов, животных, людей, китайских драконов и т. п.; одно такое место даже носит у туземцев название Сулгассар, т. е. фантастический город. Эти фантастические формы развевания, очевидно, и обусловили наименование местности долиной бесов.
В начале второго участка дорога, постепенно приблизившаяся по пьедесталу Тяньшаня к предгориям его, пересекает длинный отрог скалистых гор, протянувшийся на югозапад вглубь пустыни и состоящий из двух десятков отдельных гряд. Дорога проходит здесь по извилистому сухому ущелью с невысоким перевалом, за которым в ущелье северного склона расположена станция Чоглучай, состоящая из трех постоялых дворов. Вода имеется в колодце, но корма для животных в горах нет никакого, и проезжающие должны покупать его на постоялых дворах. Последние необходимы как убежище на случай бури, захватившей караван в этих горах, но мы ночевали на ключах, не доезжая этого отрога, проехали мимо станции, пересекли весь отрог и выехали затем в обширную впадину Дуниенчже, ограниченную с севера самим Тяньшанем, а с юга этим отрогом, выдвинутым с востока, и другим подобным же, подходящим с запада. В этой впадине расположен обширный солончак с зарослями тополей, разных кустов и тростника, песчаными буграми с тамариском и хармыком, а также отдельными холмами сыпучего песка по окраинам (рис. 97); в промежутках везде видна глинистая почва с выцветами солей. По восточной окраине впадины тополя явно вымирают, молодые деревья видны редко, старые имеют спирально скрученную древесину в уродливо толстых стволах с толстыми короткими сучьями и скудной листвой; попадается много совсем мертвых деревьев и их пней.
Путешественник ГрумГржимайло, проехавший ранее меня по этой дороге, написал в своем отчете, что громадный лес тополей, некогда покрывавший дно котловины, безжалостно истребляется. Он не обратил внимания на то, что пни достигают самой различной высоты, даже до 4—5 м, представляя в последнем случае весь ствол, иногда с остатками сучьев; лесорубы в подобной стране, вообще очень бедной лесами, не стали бы оставлять такие пни. Кроме того, на пнях нигде не видно следов топора или пилы. Человек не повинен в истреблении этого леса, который, впрочем, никогда не был громадным, а состоял из таких же сравнительно редко стоящих деревьев, как все рощи тополя на берегах рек и в оазисах Центр. Азии. Тополь в этой впадине естественно вымирает, так как она лишена стока и почва ее постепенно все больше и больше засолоняется приносом солей водами, стекающими с окружающих гор. Главное осолонение идет с востока, судя по вымиранию тополей с этой стороны; гибнут не только тополя, но и тамариск на буграх и тростник в зарослях.
Эта впадина достигает около 40—45 км длины с востока на запад и от 5 до 10 км ширины с севера на юг. В ее пределах находятся три станции дороги, и мы шли по ней три дня, останавливаясь вблизи станций среди рощ и зарослей. Солончак, рощи и заросли занимают ровную центральную часть дна впадины, окруженную пологим подъемом к окружающим горам, который представляет пустыню, усыпанную щебнем и галькой и почти лишенную всякой растительности. Большая дорога идет по этой пустыне близ окраины зарослей.