Страница:
Нарывчики на его лице предательски побагровели. Не иначе как я ненароком задел больное место.
- Ты по делу или как?
- Да вот шел мимо, вспомнил про тебя. Дай, думаю, загляну. Ты ж говорил, что у Кузи остановишься.
- Ну заглянул. Дальше что?
Герась пропустил мою реплику мимо ушей.
- Чаи гоняешь?
- А ты против?
- Да нет... Может, угостишь?
- Перебьешься.
Мне не было жалко чая. Да и ему он был ни к чему. Просто шло взаимное прощупывание: он хотел убедиться, что я по-прежнему нуждаюсь в его услугах, а я намеревался внушить, что стремление к контакту с моей стороны не столь уж велико.
- Перебьешься, - повторил я.
- Что-то ты сегодня больно суровый, - насторожился он. - К чему бы это?
- Все к тому же. Давай ближе к делу. А нет - проваливай. Нечего из себя козырного туза корчить.
В компании мальчиков, которыми верховодил на толчке, Герась, понятное дело, привык к более почтительному обращению и теперь, обескураженный холодным приемом, перебирал в уме инструкции, полученные от хозяина. То, что он всего лишь марионетка, действиями которой управляют на расстоянии, уже не вызывало у меня сомнений. Доказательством тому был вчерашний обыск.
- Слушай, - выдавил он после глубокого раздумья, - да ты никак нашел, что искал?
- Не твоя забота. - Важно было не перегнуть палку, она и без того угрожающе потрескивала. - С вами найдешь, только языками трепать умеете.
У него внутри что-то сработало, точно кассовый аппарат выдал чек на покупку, и он малость приободрился:
- Не нашел?
- Я этого не говорил.
Однако Герась предпочитал обходиться без дипломатических тонкостей:
- Не финти, отвечай прямо: нужен тебе покупатель или нет?
- Ну, допустим, нужен.
- А без "допустим"?
- Нужен.
- Тогда собирайся, - тоном, не допускающим возражений, сказал он. Да поживей. Там разберемся.
* * *
- Одну минуточку, молодые люди! - Давешняя старушка, дремавшая у медицинских весов, завидев нас, встрепенулась и помахала зажатыми в кулачке лотерейными билетами. - Не желаете приобрести? Через неделю тираж!
Герась на ходу выудил из кармана горсть мелочи и остановился, отсчитывая монеты:
- Давай, бабка, авось у тебя рука легкая.
- Легкая, легкая, - согласно закивала старушка, протягивая сложенные веером билеты.
Герась, зажмурившись, вытянул наугад три штуки.
- А ты ж чего, сынок? - спросила она и посмотрела поверх допотопных очков молодыми не по возрасту глазами. - Бери. Или снова торопишься?
- Тороплюсь, бабушка, - сказал я. - В другой раз непременно возьму.
- Пошли, пошли, кончай трепаться. - Герась спрятал билеты в карман. Опаздываем.
Мы в темпе отмахали три квартала и свернули в безлюдный переулок, полого спускающийся к набережной. Он был нешироким, почти лишенным растительности. В просвете между крайними домами виднелась пепельно-серая полоска моря.
- Далеко еще? - спросил я.
- Уже пришли, - сказал Герась и направился к бару "Страус", вывеска которого висела поперек тротуара.
Он уверенно распахнул тяжелую дверь с медными поперечными полосами, с висевшей на гвозде трафареткой "Закрыто" и пропустил меня вперед.
В прохладном помещении мягко жужжал вентилятор. День стоял пасмурный, и внутри было сумрачно. Даже темно. Свет горел лишь в противоположном от входа углу. Там, на расположенных позади стойки полках, красовались сигаретные блоки, всевозможные вымпелы, пластинки, портреты эстрадных звезд - короче, целый иконостас для молящихся на подобные культовые причиндалы, а вместо лампадки горел розовый фонарь, освещавший многоярусную батарею разнокалиберных бутылок.
Под Герасем взвизгнуло обтянутое кожей сиденье. На этот звук, раздвинув бамбуковую занавеску, вышел худощавый парень в полосатой майке и широченных, усыпанных звездами подтяжках.
- Как дела, Витек? - приветствовал его Герась.
- О'кэй, - односложно ответил тот, пережевывая жевательную резинку.
- Клиента вот привел - наш кадр. Знакомься...
Витек бросил мимолетный взгляд, и я понял, что с этой секунды моя долговязая фигура, лицо, включая форму носа и разрез глаз, прочно отпечатались в его памяти. Что ж, будем считать, знакомство состоялось - я ведь тоже на память не жалуюсь.
- Мы не опоздали?
Бармен вопросу не удивился - надо полагать, знал, зачем мы пришли и кто нам нужен.
- Придется подождать, - сказал он, жестом приглашая меня сесть на высокий, обитый красной кожей табурет. - Вам кофе?
- Да, покрепче, - сказал Герась. - Чтоб с пенкой.
- И бутерброд с ветчиной, - добавил я, различив в полутьме поднос с едой. - Можно два.
Витек, не переставая двигать челюстями, поколдовал над кофеваркой, поставил перед нами чашечки величиной с наперсток, два стакана с водой и блюдце с бутербродами, после чего удалился, прошелестев бамбуковой занавеской.
- Музыку вруби! - крикнул вдогонку Герась.
Витек не откликнулся, но немного погодя из невидимых колонок заструился высокий медоточивый голос Демиса Русоса. Он, как водится, пел о солнце, о море, о неземной любви к красавице Афродите.
- Годится, - одобрил мой спутник и небрежно кинул на стойку пачку с золотым тиснением. - Кури.
Я отказался.
- Это же "Данхил", чудик! - поднял он брови. - Такие в магазине не купишь.
- Не имеет значения. Бросил. - Я принялся за декорированный петрушкой ломтик ветчины.
- Ну как знаешь... - Он спрятал пачку в нагрудный карман. Отхлебнул из чашки. - А погода сегодня ничтяк, не жарко.
Ох уж эти мне светские разговоры! Я попробовал кофе и запил его глотком холодной воды. Получилось очень недурно.
- Так откуда ты, говоришь, приехал? - спросил Герась.
- Говорю, что издалека. А что?
- Да так, любопытно.
- Про летающие тарелки слышал?
- Ну?
- Так вот я оттуда. Прибыл для налаживания контактов с братьями по разуму.
Он осклабился:
- С тобой не соскучишься.
- Очень этому рад, - сказал я, польщенный.
- Надолго к нам?
- Надолго.
- Дело или так, проветриться?
- Дело. Или так, проветриться. Выбирай, что больше нравится.
- Нет, я серьезно.
- Ах, серьезно. Ну, если серьезно, на работу вот думаю устраиваться.
- На работу? - заинтересовался он. - И куда?
За последние дни приходилось столько врать, что для разнообразия я позволил себе сказать правду:
- В милицию.
Он поперхнулся. По-моему, первым его побуждением было бежать сломя голову, однако встроенный в тесную черепную коробку механизм вновь сработал и выдал шпаргалку. Герась тупо уставился в чашку, потом на мой недоеденный бутерброд и наконец вымолвил:
- Ну шуточки у тебя! Меня аж в пот бросило. - Посидел в раздумье. Черт с тобой, не хочешь - не говори. Мне лично наплевать.
"А кому не наплевать?" - чуть было не спросил я.
- Давай так, - продолжал он, желая, по-видимому, обрести твердую почву под ногами, - давай по существу. Ты говорил, что у тебя есть валюта?
- Говорил.
- Я нашел покупателя, правильно?
- Пока я его не вижу.
- Он подойдет. - Герась посмотрел на "сейку", скрепленную на запястье необъятным по длине браслетом. - Должен подойти. Обещал. Но наперед нам с тобой надо кое-что обсудить.
- Что именно ты хочешь обсудить?
- Я о своей доле. Сколько ты мне отвалишь?
Да, изящным такой подход не назовешь!
- За что? - спросил я.
- Как за что? - оскорбился он. - Ты что ж, воображаешь, что я за красивые глаза стараюсь?
- А ты стараешься?
- Не морочь голову! Гони монету! Иначе...
- Что иначе? - Я облокотился о стойку. - Ты меня за кого принимаешь? За благотворительный комитет? Я даром деньги не плачу.
- Как это даром?
- А так. Где твой покупатель?
- Я же сказал, придет.
- Вот когда придет, тогда и обсуждать будем. Кстати, на который час вы с ним условились?
- На двенадцать.
- На двенадцать?! - искренне возмутился я. - Ты что, издеваешься? Уже час дня!
- Не час, а без четверти, - поправил он. - А если и час. Сказано ждать, значит, будем ждать.
- И до каких пор?
- Хоть до вечера.
Не зная, пригодится мне это или нет, я решил воспользоваться случаем, чтобы набить себе цену. К тому же опоздание вполне могло быть подстроено специально, как и вчерашняя слежка. Если не самим Герасем, то его хозяином.
- Ну нет, ребята, играйте в эти игры без меня. - Я встал.
- Ты куда? - Он встал тоже.
- Неважно. Так серьезные дела не делаются. Заруби себе это на носу и дружку своему передай. А мне здесь больше делать нечего. Пока. Привет семье.
И с чувством оскорбленного достоинства я направился к выходу из бара. По моим расчетам, Герась должен был не мешкая ринуться следом. Но он этого не сделал, во всяком случае, не торопился. Я успел дойти до угла, прежде чем услышал за спиной его учащенное дыхание.
Знать бы, на что ушли эти минуты! На совещание с барменом? С самим хозяином, который все время находился где-то рядом, за бамбуковой занавеской, и подслушивал наш разговор - недаром в помещении была этакая темень. А может, Витек и есть хозяин и ему не понравился наш спор с Герасем?
"Ну-ну, не сгущай краски, - осадил я себя. - Вспомни Русоса. Если бы вас подслушивали, то наверняка выключили бы музыку. Какое ж подслушивание при таком шуме!"
- Слышь, как тебя, подожди... - Герась догнал меня и дернул за рукав рубашки. Физиономия у него при этом была просительная и вроде как виноватая.
- Ну, что еще?
- Дай передохнуть... - Его грудь вздымалась, усиленно поглощая кислород, а глаза в узких, как бойницы, прорезях были беспокойны и трусоваты. - Сейчас... сейчас мы с тобой на тропу пойдем...
- На какую еще тропу?
- На обыкновенную... Маршрут есть такой. Стас по нему курсирует...
2
- Ох, засекут меня, ох, засекут... - бубнил Герась не переставая.
Он крепко приуныл, мой покровитель, и, думается, не без причины: позволив мне уйти из бара, он таки нарушил данные свыше инструкции. А тут еще гонорар за посредничество уплывал из-под пальцев. Есть от чего прийти в отчаяние.
- Чует мое сердце, влипну, ох, влипну...
Сопровождаемые его негромкими жалобными стенаниями, мы дошли до драматического театра и остановились под аркой у главного входа.
Даже отдаленно не представляя, как выглядит человек, которого караулим, не зная, предстанет ли он перед нами в бескозырке или, скажем, проедет мимо в кресле на колесиках, я тем не менее подверг ревностному осмотру всех, кто находился на площади перед театром. Их было немного на этом голом и пустынном в дневные часы пятачке: ватага мальчишек-велосипедистов, две-три парочки, спутавшие день с ночью и страстно обнимающиеся на виду у впавших в полудрему пенсионеров, да женщина с коляской - в Стасы никто из них явно не годился.
"Неужто снова облапошили? - подумал я, зараженный пессимизмом своего спутника. - Неужто опять, сам того не желая, я лью воду на чужую мельницу?"
- Засекут, как пить дать, засекут, - продолжал тянуть свою грустную арию Герась. - Я ж на учете. Меня в милиции как облупленного знают. А тут иностранцев полно...
- Где ты видишь иностранцев? - не выдержал я.
- Где-где, - передразнил он. - "Интурист" рядом. До "тропы" рукой подать. Мне б за километр обходить, а я суюсь прямо в пекло...
- Ладно, не скули.
- Конечно, тебе-то что, тебя здесь никто не знает. И карточки твоей в милиции нет...
- Нет, так будет. Связался на свою голову. Ну где она, "тропа" твоя хваленая? Идем, что ли?
- Подождем еще немного, а? - предложил он неуверенно и тут же, себе противореча, махнул рукой: - А, была не была, не век же здесь торчать. Пошли... - И двинулся через мощенную брусчаткой площадь.
В рощице, неподалеку от театра, действительно было помноголюдней. И тропа была. Да не одна, а с полдюжины. Тенистые, уложенные дерном, они петляли в душистых зарослях рододендрона, между увешанных мелкой листвой эвкалиптов и вели вдоль берега в лощину, где располагался гостиничный комплекс "Интуриста". Оттуда и валила сюда иностранная публика в поисках тишины и прохлады.
Не успели мы сделать и четырех десятков шагов по этому утопавшему в зелени Эдему, как идущий впереди Герась резко тормознул и шарахнулся вправо, совершив одновременно разворот на полных сто восемьдесят градусов.
- Стой! - скомандовал он.
По инерции я сделал шаг-другой в том же направлении.
- Стой, говорю! - прошипел он свирепо. - И не таращься в ту сторону! Не видишь, Стас клиента обрабатывает.
Навстречу нам по одной из боковых тропинок шел высокий пожилой мужчина в белой тенниске, подрезанных до колен хлопчатобумажных брюках и шлепанцах на босу ногу. Рядом с ним семенил среднего роста малый с круглым румяным лицом и, энергично помогая себе руками, что-то ему втолковывал. Это и был, как я понял, "Стас, обрабатывающий клиента".
Они прошли совсем близко, однако ничего, кроме обрывка фразы, произнесенной на скверном, искаженном до неузнаваемости немецком, я не разобрал.
- Он что, языки знает, твой приятель?
- Заткнись! - Герась дождался, пока оба скрылись за деревьями, и лишь затем сообщил: - Самоучка он. И по-немецки, и по-английски шпарит, будь здоров! - И уж совсем по-свойски поделился: - Во работает, гад! Который сезон на "тропе", а ни разу не попался. А спроси, почему?
- Почему? - откликнулся я.
- Нюх собачий. Он иностранцев этих за версту как рентгеном схватывает, знает, кто чем дышит: кто позагорать приехал, а кто чемодан порастрясти. Глаз у него наметанный. Ну и языки, конечно. Светлая голова! "Ладу" на этом деле поимел последней модели - уметь надо! Железный кадр! За ним не пропадешь! - Истощив запас комплиментов, он бухнулся на стоявшую поблизости скамью. - Хорошо, что не разминулись. Я ж говорю, ты везунчик.
Хотел бы и я так считать, только вот оснований пока не имелось. Мы прождали десять минут, и еще столько же. Герась пообмяк, растекся по скамейке своими могучими телесами, вроде вздремнул даже. А я вернулся к тому месту из немановского "Энигматика", на котором застрял во вторник, сидя на набережной. Но и теперь ничего путного не получалось, больно заковыристая была вещица.
Наконец Стас вынырнул из-за дальнего поворота дорожки.
Он приостановился, будто принюхиваясь, покрутил головой и направился к нам ленивой походкой человека, которому некуда и незачем спешить.
Герася со скамейки как ветром сдуло.
- Ну что, Стасик, с уловом? - заискивающе осведомился он, когда расстояние сократилось до пределов слышимости.
- А ты почему здесь? - Стас был недоволен и не скрывал этого. - Я тебе где велел находиться?
Герась указал на меня глазами: мол, не при постороннем же выяснять этот сугубо частный вопрос, подхватил его под локоть и отвел в сторонку. Он был значительно выше ростом и, чтобы вещать в снисходительно подставленное ухо, вынужден был согнуться в три погибели.
Стас слушал не прерывая. Потом задал ряд вопросов. И, заручившись исчерпывающей информацией о моей особе, вернулся, чтобы проверить ее по первоисточнику.
- Тебя как зовут? - начал он с азов.
- Владимир.
- Фамилия?
- Миклухо-Маклай, - не сморгнув, ответил я.
Стас скользнул по мне тусклым, ничего не выражающим взглядом.
- У тебя ко мне дело?
- Поговорим, там видно будет. - Я решил держаться прежнего курса на сдержанность - чем несговорчивей партнер, тем меньше подозрений он вызывает, тем больше к нему доверия. Прием, известный со времен строительства египетских пирамид.
- Что ж, поговорим. - Стас подал Герасю знак, и тот крупной рысью удалился в противоположную от моря сторону. - У меня пятнадцать минут. Свободных. Думаю, нам хватит.
Он присел рядом, закинул ногу на ногу, и я заметил маленькую аккуратную штопку на его безукоризненно выглаженных брюках. Очевидно, к одежде, как и ко времени, он относился предельно экономно.
- Ну давай, Вальдемар, выкладывай.
- Собственно, я думал, ты в курсе. Твой ассистент поднял меня из постели, сказал, что в двенадцать...
- Я не о том, - остановил он меня.
- О чем же?
- Кто ты? Что ты? Откуда?
В любом разговоре рано или поздно определяется лидер, тем более в таком, как наш. Последние полчаса инициативой владел я. Теперь функции нападающего взял на себя Стас, и мне пришлось перейти к активной обороне. Но я был не в претензии.
- Автобиографию, значит? Так бы и сказал. Тебе как, с подробностями или в сокращенном виде? Устно? Или, может, письменно? Характеристику представить, справку с места жительства?
Он растянул губы в улыбке, отчего лицо сделалось совсем круглым - не лицо, а лучащийся простодушием шар. Ну вылитый колобок из финальной сцены с лисицей!
- Герась предупредил, что ты парень с юмором. Это неплохо. Но... Улыбка сползла с его лица, будто ее там и не было. - ...Но я не Герась. Ты не клоун. И мы не в цирке. Не так ли? - Стас выдержал паузу, ожидая возражений, но таковых не последовало, и он тронулся дальше. - Я задал вопрос. Ты на него не ответил. Почему? - Еще одна многозначительная пауза. - Уточним для начала. Чтобы потом не путаться. Кто кому нужен? Я тебе или ты мне?
- Я считал, что взаимно. А иначе не к чему и огород городить.
- Согласен. И все же я тебя совсем не знаю.
Похоже, игра в "а ты кто такой?" была особенно популярной в их компании. И я не стал отступать от ее несложных правил.
- Но и я тебя тоже не знаю.
- Не уверен, - как бы между прочим обронил Стас.
В это время мимо нас неторопливой походкой продефилировала женщина со скучающим, ярко накрашенным лицом. Я дождался, пока она исчезнет в конце тропинки, и лишь тогда сказал:
- Тебе не кажется, что было бы намного лучше, если бы мы приступили прямо к делу? Сколько можно ходить вокруг да около?
Он кивнул, давая понять, что согласен и что ему тоже досадно тратить драгоценные минуты на пустячные препирательства, да что поделаешь - надо.
- Ну хорошо, а валюта у тебя откуда?
- Нашел, украл - какая разница?
- Разница есть. И большая, - возразил он.
- Не усложняй. По мне: встретились и разбежались - куда проще. Разве не так?
- Так-то оно так. Но почему я должен тебе верить?
- Верить, между прочим, легче, чем не верить, - изрек я подходящую к случаю истину. - Не так хлопотно.
- Да ты, Вальдемар, философ. А поконкретней можно?
- Можно и поконкретней: тебе придется мне поверить - у тебя просто нет другого выхода.
- Это в каком смысле? - Реакция у него была отменная. Совсем как у зверька, мгновенно фиксирующего малейший намек на опасность. Даже если опасность мнимая.
- В прямом. Я, например, сказал, что меня зовут Владимир. А мог сказать, что герцог Бекингем. И в том и в другом случае ты будешь сомневаться. Выходит, я прав: тебе нужна справка. Дай тебе справку, ты характеристику потребуешь, рекомендации, а у меня их нет. Какой же выход? Вот ты спрашиваешь, где я взял валюту? Я говорю, нашел. Тебя это не устраивает, но ничего другого я тебе не скажу. Поверишь - будем говорить дальше, не поверишь - распростимся до новых встреч, я ведь ни на чем не настаиваю.
- Интересно рассуждаешь. - Его выпуклые, не то серые, не то бледно-зеленые глаза, смотревшие до сих пор вяло и безразлично, на миг стали жесткими, злыми, и вновь проступило сходство со зверьком, хитрым и осторожным.
Он хотел что-то добавить, но тут на тропинке вновь появилась женщина. Она поравнялась с нами и, уперев руки в бока, глуховатым голосом спросила:
- Который час, мальчики?
Стас поднялся с лавки, подошел к ней вплотную и шепнул что-то на ухо.
- Скотина! - взвизгнула она и как ужаленная с крейсерской скоростью понеслась по дорожке к "Интуристу".
- Я слушаю. - Стас вернулся на скамейку и как ни в чем не бывало принял прежнюю позу.
- А чего слушать, я все сказал. Выводы делай сам, не маленький.
Могло показаться, что я избрал слишком крутую, рискованную линию. По сути же, я не рисковал совсем. Либо Стас замешан в историю с "Лотосом", и тогда в силу неизвестных мне причин сам во мне заинтересован и не выпустит прежде, чем не попытается использовать в своих целях. Либо я ошибся, и никакого отношения к смерти Кузнецова он не имеет, а может, и вообще его не знает. Тогда и подавно незачем с ним миндальничать: чем раньше мы расстанемся, тем лучше. В ближайшие дни им займутся другие люди и по другому поводу, уж я об этом позабочусь.
А пока требовалось создать видимость, что меня занимает исключительно сделка, о которой говорил Герасю, одна только сделка, и ничего больше. Это единственный способ заставить Стаса раскрыть карты.
- Мне не доверие твое нужно, а дело сделать. И как можно скорей. У меня времени в обрез, а вы второй день резину тянете, родословную мою выясняете, будто я спаниель с подмоченной репутацией. Что ты, что помощничек твой. Как не надоест? Я же у вас документы не спрашиваю!
- И напрасно, - желчно заметил Стас. - А вдруг я из милиции, что тогда?
- Это ты-то?
- А что, не похож?
Мне вспомнился вчерашний обыск, сомнения, которыми так и не поделился с Симаковым.
- Не хотелось затевать этот разговор, да ты сам напрашиваешься. Из милиции, говоришь? А кто устроил за мной слежку? Кто приставил ко мне этого ублюдка? Кто влез в чужую квартиру и перевернул в ней все вверх дном?! Да ты сам милиции боишься больше, чем я. Думаешь, не знаю, что вы искали на Приморской?
Признаться, я не рассчитывал, что застану его врасплох, но, кажется, именно так оно и случилось.
- Это не я! - выпалил он быстро, но как бы в опровержение слов на его круглых мучнистых щеках выступили розовые пятна. - Не был я у Кузи. Не был, и точка.
Если у меня и были сомнения, они исчезли раньше, чем он закончил фразу. После короткого "не был я у Кузи" я понял: мне действительно крупно повезло. Стас участвовал в обыске, по крайней мере о нем знал. И как ни быстротечна была последовавшая за его репликой секунда, я успел отметить и выделить главное: он назвал Сергея не по имени, не по фамилии, а уменьшительным Кузя. Одно это с лихвой окупало и дежурство на "сходняке", и неудачу с Тофиком, и малоприятное общение с Герасем. Сидевший рядом со мной человек не только был знаком с покойным - он находился с ним в достаточно близких отношениях. Что и требовалось доказать.
Неизвестно, о чем думал Стас. Создавшаяся ситуация вряд ли его устраивала. Он понимал, что дал маху, и стремился исправить свою оплошность:
- Повторяю, я там не был. Но, предположим, ты прав. Подчеркиваю предположим. Что же, по-твоему, мы там искали?
Версия, возникшая вчера во время уборки квартиры, как говорится, приказала долго жить, но Стас ожидал ответа, и мне пришлось к ней возвратиться.
- Валюту вы там искали. Валюту! Я сказал Герасю, что приехал с большой суммой. Он передал тебе. Ты и соблазнился. Весь дом перерыл, думал, что я ее на Приморской прячу. Нашел дурака...
- У тебя все? - Пятна исчезли. Щеки приобрели прежний мучнистый оттенок. Взгляд Стаса подернулся дымкой, что свидетельствовало о вновь обретенном душевном равновесии. - Что-то мы отвлеклись. Может, нам и говорить-то не о чем, а, Вальдемар?
- Может, и не о чем, - не стал спорить я.
- Много у тебя валюты?
- Немало.
- А точнее? - спросил он.
- Сначала скажи, какой суммой ты располагаешь?
- Тебя купить хватит. - Вопрос ему явно не понравился. Он постучал по циферблату часов. - В нашем распоряжении осталось семь минут. Ни секундой больше.
Речь шла о дутых величинах, и мне в конечном счете было безразлично, с какой цифры открывать торги.
- Скажем так: есть у тебя в обороте десять тысяч?
- Десять? - переспросил он.
- Десять-двенадцать.
Он нервно почесал переносицу.
- А ты не мог бы назвать более точную цифру? Сколько у тебя всего?
- Всего тысяч пятнадцать.
- Пятнадцать, - как эхо отозвался Стас.
Он опустил голову и погрузился в задумчивость, а я подумал, что это могло означать конец удачи и начало той самой дорожки, что ведет никуда.
- Все в марках? - спросил он минутой позже.
Я не сразу сообразил, о чем он.
- Я спрашиваю, все в марках? - В его голосе появились новые нотки, которых раньше не было.
- Нет, фунты, кроны, доллары.
Стас поднял голову. Он улыбался. Если бы существовала в природе сказка о колобке, пообедавшем лисицей, то я мог бы похвастать, что видел его живьем - до того сытая и самодовольная была у него физиономия.
- Слушай внимательно, Вальдемар, - сказал он, придвинувшись вплотную и впервые открыто посмотрев мне в лицо. - Ты парень неглупый. Многое понимаешь. Но не все. Это естественно. Всего не знаю даже я. Хотя, должен бы знать. Не так ли? - Он выставил перед собой ладонь, как бы упреждая мой протест. - Впрочем, это ваши с Кузей дела. Я в них не вмешиваюсь. Не буду тебя пугать, ты, вижу, не из пугливых. И торопить не буду. Просто предупреждаю: пути назад у тебя нет. Кузя свернул шею. Но я, как видишь, жив. И с этим тебе придется считаться. Отныне мы связаны одной веревочкой. Мне не обойтись без тебя. А тебе без меня. Ты обязан это понять. Понять и смириться. Вот все, что от тебя требуется. Детали мы еще обсудим. Позже. А пока подумай. Взвесь. И жди. Я дам о себе знать.
Выплеснув на меня всю эту абракадабру, он встал и, не оглядываясь, пошел по тропинке.
Ошеломленный, сбитый с толку, я смотрел ему вслед и не знал, радоваться мне или огорчаться.
Едва Стас скрылся за поворотом, как из растущих неподалеку кустов рододендрона, обламывая ветки, вывалился Герась. Только его-то мне и недоставало.
- Ну что, приятель, заждался? - спросил я, но он не был создан для сантиментов, его волновал чисто меркантильный вопрос.
- Рассчитываться будем или как? - промычал он, стряхивая с себя розовые лепестки.
- А что у нас сегодня?
- Четверг.
- Но вчера не было дождичка. Так что приходи в следующий. А сейчас, извини, мне некогда.
- Ты же обещал! - застонал Герась, оскорбленный, и вдруг припал к моему уху, как сделал это ровно четверть часа назад со Стасом. - Слушай, ты же Кузей интересовался. Я тебе о нем такое скажу, чего тебе о нем никто не скажет.
- Ты по делу или как?
- Да вот шел мимо, вспомнил про тебя. Дай, думаю, загляну. Ты ж говорил, что у Кузи остановишься.
- Ну заглянул. Дальше что?
Герась пропустил мою реплику мимо ушей.
- Чаи гоняешь?
- А ты против?
- Да нет... Может, угостишь?
- Перебьешься.
Мне не было жалко чая. Да и ему он был ни к чему. Просто шло взаимное прощупывание: он хотел убедиться, что я по-прежнему нуждаюсь в его услугах, а я намеревался внушить, что стремление к контакту с моей стороны не столь уж велико.
- Перебьешься, - повторил я.
- Что-то ты сегодня больно суровый, - насторожился он. - К чему бы это?
- Все к тому же. Давай ближе к делу. А нет - проваливай. Нечего из себя козырного туза корчить.
В компании мальчиков, которыми верховодил на толчке, Герась, понятное дело, привык к более почтительному обращению и теперь, обескураженный холодным приемом, перебирал в уме инструкции, полученные от хозяина. То, что он всего лишь марионетка, действиями которой управляют на расстоянии, уже не вызывало у меня сомнений. Доказательством тому был вчерашний обыск.
- Слушай, - выдавил он после глубокого раздумья, - да ты никак нашел, что искал?
- Не твоя забота. - Важно было не перегнуть палку, она и без того угрожающе потрескивала. - С вами найдешь, только языками трепать умеете.
У него внутри что-то сработало, точно кассовый аппарат выдал чек на покупку, и он малость приободрился:
- Не нашел?
- Я этого не говорил.
Однако Герась предпочитал обходиться без дипломатических тонкостей:
- Не финти, отвечай прямо: нужен тебе покупатель или нет?
- Ну, допустим, нужен.
- А без "допустим"?
- Нужен.
- Тогда собирайся, - тоном, не допускающим возражений, сказал он. Да поживей. Там разберемся.
* * *
- Одну минуточку, молодые люди! - Давешняя старушка, дремавшая у медицинских весов, завидев нас, встрепенулась и помахала зажатыми в кулачке лотерейными билетами. - Не желаете приобрести? Через неделю тираж!
Герась на ходу выудил из кармана горсть мелочи и остановился, отсчитывая монеты:
- Давай, бабка, авось у тебя рука легкая.
- Легкая, легкая, - согласно закивала старушка, протягивая сложенные веером билеты.
Герась, зажмурившись, вытянул наугад три штуки.
- А ты ж чего, сынок? - спросила она и посмотрела поверх допотопных очков молодыми не по возрасту глазами. - Бери. Или снова торопишься?
- Тороплюсь, бабушка, - сказал я. - В другой раз непременно возьму.
- Пошли, пошли, кончай трепаться. - Герась спрятал билеты в карман. Опаздываем.
Мы в темпе отмахали три квартала и свернули в безлюдный переулок, полого спускающийся к набережной. Он был нешироким, почти лишенным растительности. В просвете между крайними домами виднелась пепельно-серая полоска моря.
- Далеко еще? - спросил я.
- Уже пришли, - сказал Герась и направился к бару "Страус", вывеска которого висела поперек тротуара.
Он уверенно распахнул тяжелую дверь с медными поперечными полосами, с висевшей на гвозде трафареткой "Закрыто" и пропустил меня вперед.
В прохладном помещении мягко жужжал вентилятор. День стоял пасмурный, и внутри было сумрачно. Даже темно. Свет горел лишь в противоположном от входа углу. Там, на расположенных позади стойки полках, красовались сигаретные блоки, всевозможные вымпелы, пластинки, портреты эстрадных звезд - короче, целый иконостас для молящихся на подобные культовые причиндалы, а вместо лампадки горел розовый фонарь, освещавший многоярусную батарею разнокалиберных бутылок.
Под Герасем взвизгнуло обтянутое кожей сиденье. На этот звук, раздвинув бамбуковую занавеску, вышел худощавый парень в полосатой майке и широченных, усыпанных звездами подтяжках.
- Как дела, Витек? - приветствовал его Герась.
- О'кэй, - односложно ответил тот, пережевывая жевательную резинку.
- Клиента вот привел - наш кадр. Знакомься...
Витек бросил мимолетный взгляд, и я понял, что с этой секунды моя долговязая фигура, лицо, включая форму носа и разрез глаз, прочно отпечатались в его памяти. Что ж, будем считать, знакомство состоялось - я ведь тоже на память не жалуюсь.
- Мы не опоздали?
Бармен вопросу не удивился - надо полагать, знал, зачем мы пришли и кто нам нужен.
- Придется подождать, - сказал он, жестом приглашая меня сесть на высокий, обитый красной кожей табурет. - Вам кофе?
- Да, покрепче, - сказал Герась. - Чтоб с пенкой.
- И бутерброд с ветчиной, - добавил я, различив в полутьме поднос с едой. - Можно два.
Витек, не переставая двигать челюстями, поколдовал над кофеваркой, поставил перед нами чашечки величиной с наперсток, два стакана с водой и блюдце с бутербродами, после чего удалился, прошелестев бамбуковой занавеской.
- Музыку вруби! - крикнул вдогонку Герась.
Витек не откликнулся, но немного погодя из невидимых колонок заструился высокий медоточивый голос Демиса Русоса. Он, как водится, пел о солнце, о море, о неземной любви к красавице Афродите.
- Годится, - одобрил мой спутник и небрежно кинул на стойку пачку с золотым тиснением. - Кури.
Я отказался.
- Это же "Данхил", чудик! - поднял он брови. - Такие в магазине не купишь.
- Не имеет значения. Бросил. - Я принялся за декорированный петрушкой ломтик ветчины.
- Ну как знаешь... - Он спрятал пачку в нагрудный карман. Отхлебнул из чашки. - А погода сегодня ничтяк, не жарко.
Ох уж эти мне светские разговоры! Я попробовал кофе и запил его глотком холодной воды. Получилось очень недурно.
- Так откуда ты, говоришь, приехал? - спросил Герась.
- Говорю, что издалека. А что?
- Да так, любопытно.
- Про летающие тарелки слышал?
- Ну?
- Так вот я оттуда. Прибыл для налаживания контактов с братьями по разуму.
Он осклабился:
- С тобой не соскучишься.
- Очень этому рад, - сказал я, польщенный.
- Надолго к нам?
- Надолго.
- Дело или так, проветриться?
- Дело. Или так, проветриться. Выбирай, что больше нравится.
- Нет, я серьезно.
- Ах, серьезно. Ну, если серьезно, на работу вот думаю устраиваться.
- На работу? - заинтересовался он. - И куда?
За последние дни приходилось столько врать, что для разнообразия я позволил себе сказать правду:
- В милицию.
Он поперхнулся. По-моему, первым его побуждением было бежать сломя голову, однако встроенный в тесную черепную коробку механизм вновь сработал и выдал шпаргалку. Герась тупо уставился в чашку, потом на мой недоеденный бутерброд и наконец вымолвил:
- Ну шуточки у тебя! Меня аж в пот бросило. - Посидел в раздумье. Черт с тобой, не хочешь - не говори. Мне лично наплевать.
"А кому не наплевать?" - чуть было не спросил я.
- Давай так, - продолжал он, желая, по-видимому, обрести твердую почву под ногами, - давай по существу. Ты говорил, что у тебя есть валюта?
- Говорил.
- Я нашел покупателя, правильно?
- Пока я его не вижу.
- Он подойдет. - Герась посмотрел на "сейку", скрепленную на запястье необъятным по длине браслетом. - Должен подойти. Обещал. Но наперед нам с тобой надо кое-что обсудить.
- Что именно ты хочешь обсудить?
- Я о своей доле. Сколько ты мне отвалишь?
Да, изящным такой подход не назовешь!
- За что? - спросил я.
- Как за что? - оскорбился он. - Ты что ж, воображаешь, что я за красивые глаза стараюсь?
- А ты стараешься?
- Не морочь голову! Гони монету! Иначе...
- Что иначе? - Я облокотился о стойку. - Ты меня за кого принимаешь? За благотворительный комитет? Я даром деньги не плачу.
- Как это даром?
- А так. Где твой покупатель?
- Я же сказал, придет.
- Вот когда придет, тогда и обсуждать будем. Кстати, на который час вы с ним условились?
- На двенадцать.
- На двенадцать?! - искренне возмутился я. - Ты что, издеваешься? Уже час дня!
- Не час, а без четверти, - поправил он. - А если и час. Сказано ждать, значит, будем ждать.
- И до каких пор?
- Хоть до вечера.
Не зная, пригодится мне это или нет, я решил воспользоваться случаем, чтобы набить себе цену. К тому же опоздание вполне могло быть подстроено специально, как и вчерашняя слежка. Если не самим Герасем, то его хозяином.
- Ну нет, ребята, играйте в эти игры без меня. - Я встал.
- Ты куда? - Он встал тоже.
- Неважно. Так серьезные дела не делаются. Заруби себе это на носу и дружку своему передай. А мне здесь больше делать нечего. Пока. Привет семье.
И с чувством оскорбленного достоинства я направился к выходу из бара. По моим расчетам, Герась должен был не мешкая ринуться следом. Но он этого не сделал, во всяком случае, не торопился. Я успел дойти до угла, прежде чем услышал за спиной его учащенное дыхание.
Знать бы, на что ушли эти минуты! На совещание с барменом? С самим хозяином, который все время находился где-то рядом, за бамбуковой занавеской, и подслушивал наш разговор - недаром в помещении была этакая темень. А может, Витек и есть хозяин и ему не понравился наш спор с Герасем?
"Ну-ну, не сгущай краски, - осадил я себя. - Вспомни Русоса. Если бы вас подслушивали, то наверняка выключили бы музыку. Какое ж подслушивание при таком шуме!"
- Слышь, как тебя, подожди... - Герась догнал меня и дернул за рукав рубашки. Физиономия у него при этом была просительная и вроде как виноватая.
- Ну, что еще?
- Дай передохнуть... - Его грудь вздымалась, усиленно поглощая кислород, а глаза в узких, как бойницы, прорезях были беспокойны и трусоваты. - Сейчас... сейчас мы с тобой на тропу пойдем...
- На какую еще тропу?
- На обыкновенную... Маршрут есть такой. Стас по нему курсирует...
2
- Ох, засекут меня, ох, засекут... - бубнил Герась не переставая.
Он крепко приуныл, мой покровитель, и, думается, не без причины: позволив мне уйти из бара, он таки нарушил данные свыше инструкции. А тут еще гонорар за посредничество уплывал из-под пальцев. Есть от чего прийти в отчаяние.
- Чует мое сердце, влипну, ох, влипну...
Сопровождаемые его негромкими жалобными стенаниями, мы дошли до драматического театра и остановились под аркой у главного входа.
Даже отдаленно не представляя, как выглядит человек, которого караулим, не зная, предстанет ли он перед нами в бескозырке или, скажем, проедет мимо в кресле на колесиках, я тем не менее подверг ревностному осмотру всех, кто находился на площади перед театром. Их было немного на этом голом и пустынном в дневные часы пятачке: ватага мальчишек-велосипедистов, две-три парочки, спутавшие день с ночью и страстно обнимающиеся на виду у впавших в полудрему пенсионеров, да женщина с коляской - в Стасы никто из них явно не годился.
"Неужто снова облапошили? - подумал я, зараженный пессимизмом своего спутника. - Неужто опять, сам того не желая, я лью воду на чужую мельницу?"
- Засекут, как пить дать, засекут, - продолжал тянуть свою грустную арию Герась. - Я ж на учете. Меня в милиции как облупленного знают. А тут иностранцев полно...
- Где ты видишь иностранцев? - не выдержал я.
- Где-где, - передразнил он. - "Интурист" рядом. До "тропы" рукой подать. Мне б за километр обходить, а я суюсь прямо в пекло...
- Ладно, не скули.
- Конечно, тебе-то что, тебя здесь никто не знает. И карточки твоей в милиции нет...
- Нет, так будет. Связался на свою голову. Ну где она, "тропа" твоя хваленая? Идем, что ли?
- Подождем еще немного, а? - предложил он неуверенно и тут же, себе противореча, махнул рукой: - А, была не была, не век же здесь торчать. Пошли... - И двинулся через мощенную брусчаткой площадь.
В рощице, неподалеку от театра, действительно было помноголюдней. И тропа была. Да не одна, а с полдюжины. Тенистые, уложенные дерном, они петляли в душистых зарослях рододендрона, между увешанных мелкой листвой эвкалиптов и вели вдоль берега в лощину, где располагался гостиничный комплекс "Интуриста". Оттуда и валила сюда иностранная публика в поисках тишины и прохлады.
Не успели мы сделать и четырех десятков шагов по этому утопавшему в зелени Эдему, как идущий впереди Герась резко тормознул и шарахнулся вправо, совершив одновременно разворот на полных сто восемьдесят градусов.
- Стой! - скомандовал он.
По инерции я сделал шаг-другой в том же направлении.
- Стой, говорю! - прошипел он свирепо. - И не таращься в ту сторону! Не видишь, Стас клиента обрабатывает.
Навстречу нам по одной из боковых тропинок шел высокий пожилой мужчина в белой тенниске, подрезанных до колен хлопчатобумажных брюках и шлепанцах на босу ногу. Рядом с ним семенил среднего роста малый с круглым румяным лицом и, энергично помогая себе руками, что-то ему втолковывал. Это и был, как я понял, "Стас, обрабатывающий клиента".
Они прошли совсем близко, однако ничего, кроме обрывка фразы, произнесенной на скверном, искаженном до неузнаваемости немецком, я не разобрал.
- Он что, языки знает, твой приятель?
- Заткнись! - Герась дождался, пока оба скрылись за деревьями, и лишь затем сообщил: - Самоучка он. И по-немецки, и по-английски шпарит, будь здоров! - И уж совсем по-свойски поделился: - Во работает, гад! Который сезон на "тропе", а ни разу не попался. А спроси, почему?
- Почему? - откликнулся я.
- Нюх собачий. Он иностранцев этих за версту как рентгеном схватывает, знает, кто чем дышит: кто позагорать приехал, а кто чемодан порастрясти. Глаз у него наметанный. Ну и языки, конечно. Светлая голова! "Ладу" на этом деле поимел последней модели - уметь надо! Железный кадр! За ним не пропадешь! - Истощив запас комплиментов, он бухнулся на стоявшую поблизости скамью. - Хорошо, что не разминулись. Я ж говорю, ты везунчик.
Хотел бы и я так считать, только вот оснований пока не имелось. Мы прождали десять минут, и еще столько же. Герась пообмяк, растекся по скамейке своими могучими телесами, вроде вздремнул даже. А я вернулся к тому месту из немановского "Энигматика", на котором застрял во вторник, сидя на набережной. Но и теперь ничего путного не получалось, больно заковыристая была вещица.
Наконец Стас вынырнул из-за дальнего поворота дорожки.
Он приостановился, будто принюхиваясь, покрутил головой и направился к нам ленивой походкой человека, которому некуда и незачем спешить.
Герася со скамейки как ветром сдуло.
- Ну что, Стасик, с уловом? - заискивающе осведомился он, когда расстояние сократилось до пределов слышимости.
- А ты почему здесь? - Стас был недоволен и не скрывал этого. - Я тебе где велел находиться?
Герась указал на меня глазами: мол, не при постороннем же выяснять этот сугубо частный вопрос, подхватил его под локоть и отвел в сторонку. Он был значительно выше ростом и, чтобы вещать в снисходительно подставленное ухо, вынужден был согнуться в три погибели.
Стас слушал не прерывая. Потом задал ряд вопросов. И, заручившись исчерпывающей информацией о моей особе, вернулся, чтобы проверить ее по первоисточнику.
- Тебя как зовут? - начал он с азов.
- Владимир.
- Фамилия?
- Миклухо-Маклай, - не сморгнув, ответил я.
Стас скользнул по мне тусклым, ничего не выражающим взглядом.
- У тебя ко мне дело?
- Поговорим, там видно будет. - Я решил держаться прежнего курса на сдержанность - чем несговорчивей партнер, тем меньше подозрений он вызывает, тем больше к нему доверия. Прием, известный со времен строительства египетских пирамид.
- Что ж, поговорим. - Стас подал Герасю знак, и тот крупной рысью удалился в противоположную от моря сторону. - У меня пятнадцать минут. Свободных. Думаю, нам хватит.
Он присел рядом, закинул ногу на ногу, и я заметил маленькую аккуратную штопку на его безукоризненно выглаженных брюках. Очевидно, к одежде, как и ко времени, он относился предельно экономно.
- Ну давай, Вальдемар, выкладывай.
- Собственно, я думал, ты в курсе. Твой ассистент поднял меня из постели, сказал, что в двенадцать...
- Я не о том, - остановил он меня.
- О чем же?
- Кто ты? Что ты? Откуда?
В любом разговоре рано или поздно определяется лидер, тем более в таком, как наш. Последние полчаса инициативой владел я. Теперь функции нападающего взял на себя Стас, и мне пришлось перейти к активной обороне. Но я был не в претензии.
- Автобиографию, значит? Так бы и сказал. Тебе как, с подробностями или в сокращенном виде? Устно? Или, может, письменно? Характеристику представить, справку с места жительства?
Он растянул губы в улыбке, отчего лицо сделалось совсем круглым - не лицо, а лучащийся простодушием шар. Ну вылитый колобок из финальной сцены с лисицей!
- Герась предупредил, что ты парень с юмором. Это неплохо. Но... Улыбка сползла с его лица, будто ее там и не было. - ...Но я не Герась. Ты не клоун. И мы не в цирке. Не так ли? - Стас выдержал паузу, ожидая возражений, но таковых не последовало, и он тронулся дальше. - Я задал вопрос. Ты на него не ответил. Почему? - Еще одна многозначительная пауза. - Уточним для начала. Чтобы потом не путаться. Кто кому нужен? Я тебе или ты мне?
- Я считал, что взаимно. А иначе не к чему и огород городить.
- Согласен. И все же я тебя совсем не знаю.
Похоже, игра в "а ты кто такой?" была особенно популярной в их компании. И я не стал отступать от ее несложных правил.
- Но и я тебя тоже не знаю.
- Не уверен, - как бы между прочим обронил Стас.
В это время мимо нас неторопливой походкой продефилировала женщина со скучающим, ярко накрашенным лицом. Я дождался, пока она исчезнет в конце тропинки, и лишь тогда сказал:
- Тебе не кажется, что было бы намного лучше, если бы мы приступили прямо к делу? Сколько можно ходить вокруг да около?
Он кивнул, давая понять, что согласен и что ему тоже досадно тратить драгоценные минуты на пустячные препирательства, да что поделаешь - надо.
- Ну хорошо, а валюта у тебя откуда?
- Нашел, украл - какая разница?
- Разница есть. И большая, - возразил он.
- Не усложняй. По мне: встретились и разбежались - куда проще. Разве не так?
- Так-то оно так. Но почему я должен тебе верить?
- Верить, между прочим, легче, чем не верить, - изрек я подходящую к случаю истину. - Не так хлопотно.
- Да ты, Вальдемар, философ. А поконкретней можно?
- Можно и поконкретней: тебе придется мне поверить - у тебя просто нет другого выхода.
- Это в каком смысле? - Реакция у него была отменная. Совсем как у зверька, мгновенно фиксирующего малейший намек на опасность. Даже если опасность мнимая.
- В прямом. Я, например, сказал, что меня зовут Владимир. А мог сказать, что герцог Бекингем. И в том и в другом случае ты будешь сомневаться. Выходит, я прав: тебе нужна справка. Дай тебе справку, ты характеристику потребуешь, рекомендации, а у меня их нет. Какой же выход? Вот ты спрашиваешь, где я взял валюту? Я говорю, нашел. Тебя это не устраивает, но ничего другого я тебе не скажу. Поверишь - будем говорить дальше, не поверишь - распростимся до новых встреч, я ведь ни на чем не настаиваю.
- Интересно рассуждаешь. - Его выпуклые, не то серые, не то бледно-зеленые глаза, смотревшие до сих пор вяло и безразлично, на миг стали жесткими, злыми, и вновь проступило сходство со зверьком, хитрым и осторожным.
Он хотел что-то добавить, но тут на тропинке вновь появилась женщина. Она поравнялась с нами и, уперев руки в бока, глуховатым голосом спросила:
- Который час, мальчики?
Стас поднялся с лавки, подошел к ней вплотную и шепнул что-то на ухо.
- Скотина! - взвизгнула она и как ужаленная с крейсерской скоростью понеслась по дорожке к "Интуристу".
- Я слушаю. - Стас вернулся на скамейку и как ни в чем не бывало принял прежнюю позу.
- А чего слушать, я все сказал. Выводы делай сам, не маленький.
Могло показаться, что я избрал слишком крутую, рискованную линию. По сути же, я не рисковал совсем. Либо Стас замешан в историю с "Лотосом", и тогда в силу неизвестных мне причин сам во мне заинтересован и не выпустит прежде, чем не попытается использовать в своих целях. Либо я ошибся, и никакого отношения к смерти Кузнецова он не имеет, а может, и вообще его не знает. Тогда и подавно незачем с ним миндальничать: чем раньше мы расстанемся, тем лучше. В ближайшие дни им займутся другие люди и по другому поводу, уж я об этом позабочусь.
А пока требовалось создать видимость, что меня занимает исключительно сделка, о которой говорил Герасю, одна только сделка, и ничего больше. Это единственный способ заставить Стаса раскрыть карты.
- Мне не доверие твое нужно, а дело сделать. И как можно скорей. У меня времени в обрез, а вы второй день резину тянете, родословную мою выясняете, будто я спаниель с подмоченной репутацией. Что ты, что помощничек твой. Как не надоест? Я же у вас документы не спрашиваю!
- И напрасно, - желчно заметил Стас. - А вдруг я из милиции, что тогда?
- Это ты-то?
- А что, не похож?
Мне вспомнился вчерашний обыск, сомнения, которыми так и не поделился с Симаковым.
- Не хотелось затевать этот разговор, да ты сам напрашиваешься. Из милиции, говоришь? А кто устроил за мной слежку? Кто приставил ко мне этого ублюдка? Кто влез в чужую квартиру и перевернул в ней все вверх дном?! Да ты сам милиции боишься больше, чем я. Думаешь, не знаю, что вы искали на Приморской?
Признаться, я не рассчитывал, что застану его врасплох, но, кажется, именно так оно и случилось.
- Это не я! - выпалил он быстро, но как бы в опровержение слов на его круглых мучнистых щеках выступили розовые пятна. - Не был я у Кузи. Не был, и точка.
Если у меня и были сомнения, они исчезли раньше, чем он закончил фразу. После короткого "не был я у Кузи" я понял: мне действительно крупно повезло. Стас участвовал в обыске, по крайней мере о нем знал. И как ни быстротечна была последовавшая за его репликой секунда, я успел отметить и выделить главное: он назвал Сергея не по имени, не по фамилии, а уменьшительным Кузя. Одно это с лихвой окупало и дежурство на "сходняке", и неудачу с Тофиком, и малоприятное общение с Герасем. Сидевший рядом со мной человек не только был знаком с покойным - он находился с ним в достаточно близких отношениях. Что и требовалось доказать.
Неизвестно, о чем думал Стас. Создавшаяся ситуация вряд ли его устраивала. Он понимал, что дал маху, и стремился исправить свою оплошность:
- Повторяю, я там не был. Но, предположим, ты прав. Подчеркиваю предположим. Что же, по-твоему, мы там искали?
Версия, возникшая вчера во время уборки квартиры, как говорится, приказала долго жить, но Стас ожидал ответа, и мне пришлось к ней возвратиться.
- Валюту вы там искали. Валюту! Я сказал Герасю, что приехал с большой суммой. Он передал тебе. Ты и соблазнился. Весь дом перерыл, думал, что я ее на Приморской прячу. Нашел дурака...
- У тебя все? - Пятна исчезли. Щеки приобрели прежний мучнистый оттенок. Взгляд Стаса подернулся дымкой, что свидетельствовало о вновь обретенном душевном равновесии. - Что-то мы отвлеклись. Может, нам и говорить-то не о чем, а, Вальдемар?
- Может, и не о чем, - не стал спорить я.
- Много у тебя валюты?
- Немало.
- А точнее? - спросил он.
- Сначала скажи, какой суммой ты располагаешь?
- Тебя купить хватит. - Вопрос ему явно не понравился. Он постучал по циферблату часов. - В нашем распоряжении осталось семь минут. Ни секундой больше.
Речь шла о дутых величинах, и мне в конечном счете было безразлично, с какой цифры открывать торги.
- Скажем так: есть у тебя в обороте десять тысяч?
- Десять? - переспросил он.
- Десять-двенадцать.
Он нервно почесал переносицу.
- А ты не мог бы назвать более точную цифру? Сколько у тебя всего?
- Всего тысяч пятнадцать.
- Пятнадцать, - как эхо отозвался Стас.
Он опустил голову и погрузился в задумчивость, а я подумал, что это могло означать конец удачи и начало той самой дорожки, что ведет никуда.
- Все в марках? - спросил он минутой позже.
Я не сразу сообразил, о чем он.
- Я спрашиваю, все в марках? - В его голосе появились новые нотки, которых раньше не было.
- Нет, фунты, кроны, доллары.
Стас поднял голову. Он улыбался. Если бы существовала в природе сказка о колобке, пообедавшем лисицей, то я мог бы похвастать, что видел его живьем - до того сытая и самодовольная была у него физиономия.
- Слушай внимательно, Вальдемар, - сказал он, придвинувшись вплотную и впервые открыто посмотрев мне в лицо. - Ты парень неглупый. Многое понимаешь. Но не все. Это естественно. Всего не знаю даже я. Хотя, должен бы знать. Не так ли? - Он выставил перед собой ладонь, как бы упреждая мой протест. - Впрочем, это ваши с Кузей дела. Я в них не вмешиваюсь. Не буду тебя пугать, ты, вижу, не из пугливых. И торопить не буду. Просто предупреждаю: пути назад у тебя нет. Кузя свернул шею. Но я, как видишь, жив. И с этим тебе придется считаться. Отныне мы связаны одной веревочкой. Мне не обойтись без тебя. А тебе без меня. Ты обязан это понять. Понять и смириться. Вот все, что от тебя требуется. Детали мы еще обсудим. Позже. А пока подумай. Взвесь. И жди. Я дам о себе знать.
Выплеснув на меня всю эту абракадабру, он встал и, не оглядываясь, пошел по тропинке.
Ошеломленный, сбитый с толку, я смотрел ему вслед и не знал, радоваться мне или огорчаться.
Едва Стас скрылся за поворотом, как из растущих неподалеку кустов рододендрона, обламывая ветки, вывалился Герась. Только его-то мне и недоставало.
- Ну что, приятель, заждался? - спросил я, но он не был создан для сантиментов, его волновал чисто меркантильный вопрос.
- Рассчитываться будем или как? - промычал он, стряхивая с себя розовые лепестки.
- А что у нас сегодня?
- Четверг.
- Но вчера не было дождичка. Так что приходи в следующий. А сейчас, извини, мне некогда.
- Ты же обещал! - застонал Герась, оскорбленный, и вдруг припал к моему уху, как сделал это ровно четверть часа назад со Стасом. - Слушай, ты же Кузей интересовался. Я тебе о нем такое скажу, чего тебе о нем никто не скажет.